В конце июля 44 года боевые порядки нашей дивизии преследуя отступающие части немецкие вступили на территорию Польши. При этом во всех подразделениях проводилась усиленная пропаганда с целью предотвращения конфликтов с местным населением. Тем более, что немцы именно в этот период использовали для контрпропаганды факты обнаружения множественных захоронений расстрелянных польских офицеров, привлекая для этой цели представителей нейтральных стран. Разъяснения нашей пропаганды, что эти расстрелы дело самых немцев воспринимались местным населением с большим недоверием.
И надо же так случиться 28.07 1944 года подразделения и части нашей дивизии вели уже бои на территории Польши. Все они получили строжайшие предупреждения о необходимости соблюдения максимальных мер в отношении дружественных отношений с местными властями и населением. Ведь именно в этот период вся Польша бурлила от известий о массовых расстрелах польских офицеров. Под Смоленском немецкая пропаганда раздувала эти сообщения, привлекая в помощь всяческие делегации из всевозможных стран. Советским разъяснениям население не доверяло и вообще с подозрением относилось к нашей Армии. Тем не менее, вблизи нашего расположения случилось серьезное чрезвычайное происшествие: выстрелом нашего часового был тяжело ранен молодой польский парень, к тому же сын местного вуйта, то есть старосты. Он было шел с веселой сельской вечеринки в группе парней и девчат, и не обратил внимание на предупреждающий оклик, а затем и выстрел нашего часового, продолжая двигаться в том же направлении. Часовой выстрелил вторично, заставив парня остановиться и даже упасть. Однако гонора своего парень отнюдь не терял и убедил ребят-спутников разойтись, хотя острая боль в правой ноге, возникшая в момент выстрела продолжалась и на ногу встать он не мог. Сам же он присел возле калитки своего двора, а затем и прилег там же, поскольку по мере выветривания выпитого он приходил в сознание, но стал ощущать огромную слабость и даже беспомощность: он не мог приподнять голову и даже позвать на помощь он оказался не в силах. Наваливалась дремота, которой трудно было сопротивляться, он постепенно уснул с нарастающим ощущением страха.
Поутру его обнаружил пастух, собиравший скот у местных селян. С дороги он обратил внимание на лежавшего во дворе знакомого ему парня, неестественно бледного. Когда он приблизился к нему, оказалось, что парень не реагирует на обращения и даже прикосновения и вообще подобен мертвому. Разумеется, пастух поднял тревогу, появились родители вскоре так же многочисленные родственники, собралась толпа вокруг этого парня. Толпа вместе с парнем прибыла в медсанбат, который только начинал развертываться.
Шум был изрядный. И тогда, опасаясь беспорядков, я решил позвать местного ксёнза. Сельские ксёнзы обычно обычно очень популярны в сельской местности. Они, как правило образованные люди, многие из них имеют университетское образование. Я из предыдущего опыта знал, что с ними проще всего налаживать отношения с местным населением.
Ксёнзу я, разумеется, объяснил, что ранение очень серьезное, повреждены сосуды питающие ногу, и вероятнее всего, придется делать ампутацию. И, разумеется, после того, как удастся вывести его из коматозного состояния, которое угрожает его жизни.
Я обратился к толпе с просьбой, кто согласен дать кровь этому парню, ведь требуется много крови. И тогда толпа стала рассасываться.
Ксёнз спросил меня: «А это опасно?» Тогда я повернулся к нашим девушкам архангелогородкам, все они были примерно 24 года рождения и спросил их: «Нам удастся спасти этого парня? Нам удастся собрать для него кровь?» И тогда эти девочки, которым было около 20 лет, стали уверять меня, что конечно мы спасём его, мы все сдадим для него кровь.
Но парня надо оперировать срочно, не дожидаясь крови со станции переливания. Мы сами сдадим для него кровь.
Ксёнза очень вдохновила реакция наших девчат. Он пошел к родителям и завязал разговор с ними насчет необходимости срочной операции именно здесь в этом русском медсанбате.
И родители дали согласие на операцию.
А я между тем, задумался не слишком поспешно ли я обещал ксёнзу, что мы поставим этого парня на ноги. Ведь я знал, как опасны большие кровопотери, ведь, судя по состоянию, парень потерял около 2 литров крови. Невозможно взять такое количество крови от одного донора. Придется смешивать кровь нескольких, а это опасно. Ведь, по сути, кровь каждого человека совершенно индивидуальна. Но у нас не было другого выхода. Мы не могли заниматься теоретическими изысканиями, парень, в сущности, уже погиб. Его мозг уже пару часов работал без крови, или скорее, не работал. Я распорядился немедленно начинать забирать кровь у доноров и готовить прямое переливание крови или переливание свежецитратной крови.
Здесь у меня тоже зародились сомнения имею ли я право смешивать кровь, ведь это тоже опасно. Но у нас не было другого выхода.
К счастью, всё закончилось благополучно. Кровь мы взяли у трех вологжанок по 450 кубиков и переливали ее, примешивая физиологический раствор и цитрат натрия.
Я не буду указывать фамилии этих девушек, все хотели сдавать кровь. И парень постепенно ожил.
Разумеется, я не знаю дальнейший исход этой трагедии, помню только, что у нас в медсанбате мы решили ногу не ампутировать, а выждать, если определится уровень недостаточного кровообращения. Мне известно, что некоторые из наших девушек даже переписывались с этим парнем, но были ли браки между ними, тоже не ведаю. В тот период еще решалось будет ли этот человек с двумя ногами и это усложняло отношения. В обще же командование было довольно тем, как мы разрешили эту проблему.