Стол у меня и вправду новогодний получился: колбаса двух сортов, красная и черная икра, вместо сухарей по случаю праздника золотистые диски блинов. Приготовленный к вечеру не то суп, не то гуляш, тоже является праздничным, я варила для себя впервые за долгое время, если не сказать первый раз. Хрустальная чашка салата «Оливье» занимает центральное место, по моему собственному рецепту не содержит лука, но вмещает в два раза больше нормы зелёного горошка. Рядом бутылка шампанского, перекочевавшая сюда из запасов хозяев дома, символ алкогольной традиции, десятилетиями существовавшей в обществе, к которому я так рьяно хочу вернуться. Сомнения, открывать её или нет, были отброшены по сигналу будильника, ознаменовавшего полночь. Из традиций ушедшего человеческого общества осталось очень мало, если только салат и шампанское - ни поздравлений, ни праздничного настроения.
Напротив меня за столом сидит верный друг Бонус. Ему неудобно сидеть на мягком кресле, от общения при помощи движений хвоста, то одна, то вторая нога свисают вниз, но он не жалуется. С любопытством наблюдает за моими манипуляциями: вот я орудую половником в кастрюле, потом ложкой, вилкой в тарелках и чашках. Только когда я, выпив фужер вина, накладываю полную тарелку салата для своего компаньона, он от нетерпения вскакивает на ноги и возвышается над столом, высовывая язык, скалится в попытке изобразить не то улыбку, не то просто выражает желание отведать кушаний.
Ой, это уже совсем некультурно получается! Я призадумалась, как мне поступить, сидеть за столом одной, как обычно, или сидеть напротив собаки, устраивающей полное безобразие на столе.
- Нужно было с первых дней тебя к столу приучать, сейчас, как я, вилкой салат бы ел. Да ладно, что сожалеть о невозможном, мне беспричинная грусть вообще не свойственна. «С Новым Годом тебя, Бонус!» – улыбаюсь я лохматому, молчаливому собрату, поднимая в руке второй бокал шампанского. Кушать совсем не хочется, горький вкус вина отражает моё ощущение праздника. После третьего бокала я перехожу на «собачью высоту» - просто кладу две диванные подушки на пол и переношу наши тарелки. И конечно, бутылку, заполненную жидкостью уже меньше, чем наполовину.
- За взаимопонимание! Распитие следующей порции алкоголя, сопровождается смешными мыслями, я уже просто готова прыснуть со смеху, представив себя абсолютно пьяной, карабкающейся по ступенькам, как это делают актёры, изображающие в комедиях подобный эффект. Смех так и прорывается сквозь сомкнутые для очередного глотка алкоголя губы.
- Ну, чё? Не поймёшь, что сс…ссо мной? Давай и тебе налью! Ну, за тебя!
Поднимаю я бокал, стараясь не придавать значения тому, что моя собственная собака встревожено наблюдает за моим неправильным поведением. Ещё бы раньше я не ела с ним на полу, не говорила того, чего и человеку понять - то трудно, не то, что собаке, но главное он ни разу не слышал, как я смеюсь. Я, кажется, вечность не смеялась.
- Дай лапу, друг! Не, левую давай! Молодец! А теперь правую! Не, заднюю правую! Слабо? Ну ни чё, ни чё! Научишься.
Собака всё больше выпячивает глаза, смотрит, как я наливаю нам с ним ещё шампанского.
- Ну, пей же! – Невкусно, а кто тебе говорил, что я мёд пью! Вспомнила я бородатый анекдот и засмеялась от души.
Бонус аж вздрогнул от неожиданных переливов моего смеха. Хохочу до слёз и тут замечаю в собачьем взгляде что-то похожее на осуждение и растерянность.
- Да ну тебя! – Занудствовать завтра будешь! Сегодня я познакомилась с зелёным змеем, а вот утром надеюсь по полной от похмелья в постели проваляться. Уж больно хорошо это у Вики - соседки получалось. Я к ней как – то воскресным утром за солью зашла, а она открывает мне дверь такая страдающая, неумытая, с мокрым полотенцем на лбу. Но даже с осыпавшейся тушью она оставалась «красивой девкой» - как бабушка её называла, «только ума нет».
- Вика, кто пить-то заставлял? – попыталась я казаться ответственной перед старшей приятельницей.
- А кому какое до меня дело! – ответила она, отмахнувшись от меня как от надоедливой мухи.
- А кому какое до меня дело! – повторила я её слова и тут же была сбита с ног и прижата к полу большими мохнатыми лапами. Попытка налить себе ещё алкоголя потерпела неудачу, а длинный мокрый язык без всяких слов сказал мне о том, как я нужна тому, кто сейчас, прижав меня к полу, лижет мне лицо и скулит, отодвинув настороженно голову: «Эй, ты, пьяное чудовище, верни мне подругу!»
- Ладно, мой хороший, тебе есть дело. Я поняла. Поняла-ааа! – пытаюсь встать, но плечи так и остаются прижатыми к деревянному паркету. – Я больше не буду! – Честно! – я почти кричу, а пёс, не позволяя мне отвести взгляд в сторону, всматривается, точно желая удостовериться в серьёзности моего обещания.
Волна стыда наваливается и накрывает меня так же ощутимо, как и отсутствие покинувшего меня веселья. Только что было так весело, и вдруг вместо этого лёгкого состояния какое - то глубокое сожаление, и стыдно как-то перед собакой что ли или перед собой. Всё достало, не могу больше здесь находиться, срочно на улицу. Наспех запихнув ноги и руки в зимний комбинезон, подгоняемая приступами тошноты, бегу к двери. Не глядя на собаку, бросаю команду «Жди» и хлопаю дверью. «Потом извинюсь» - решаю я на ходу.
Метель швыряет мне в лицо снежные хлопья. Больших хлопот она не доставит. Слава фирме «ADIDAS» за его одежду! Словно прочитав мои мысли, ветер швыряет колючие снежинки мне в лицо и толкает меня назад к крыльцу. Шаги даются мне с трудом, чтобы открыть ворота, я, кажется, брела по пояс в снегу десять метров в час. Вот это скорость!»
Ночь и луна раскрывают мне оттенки серого, тихого спокойствия вокруг, но покоя нет внутри меня, и, ухватившись за руль снегохода, что - бы не свалил ветер, завожу мотор и усаживаюсь на сидение. Рёв мотора заглушает все мысли кроме одной: «Скорость – это то, что мне нужно!» Не копаясь в себе, почему я так этого хочу, просто подчиняюсь этому желанию и с места выворачиваю газ до максимума.
Рёз мотора оглушает, и железный конь рвётся с места, делая рывок вперёд и вверх. Руль вырывается из моих рук, и снегоход скидывает меня в сугроб. Приземлившись на спину, я оказываюсь заваленной снегом со всех сторон, сажусь на колени, силюсь встать, понимая, сугроб глубокий. Снег облепляет мне лицо, и как бы я ни старалась убрать его, он наваливается снова, давит на ноги, залепляет нос и рот при вдохе.
В голову врываются ядовитые мысли: «Мои слёзы и простуда не остались без ответа, а теперь, когда моя жизнь немного устоялась, только Бонусу стало не наплевать!»
Желание проверить это предположение завладевает мной полностью. С закрытыми глазами продолжаю ползти вперёд и вверх и, наконец, делаю глубокий вдох, пока ветер сдувает с лица подтаявшую корку снега. Холодно, метель меня просто достала! Прикрываю лицо руками, обтираю рукавом остатки холодной влаги с раздраженной кожи лица. Слышу, как ворчит мотор снегохода, но не иду на этот звук. Он вскоре меняется, слабеет, кашляет и затихает.
Моя голова заполняется новыми идеями, их несколько, они приходят как-то сразу и не требуют анализа, просто подчиняют отравленное алкоголем тело. Отсутствие тропы меня не останавливает, ветер теперь на моей стороне, он подхватывает меня сзади, даже сдувает снег с моего пути, и я иду так быстро, как только могу. Вдоль забора, минуя коттеджи, бреду к самому краю каменного уступа. Каждый шаг даётся мне всё легче, бабушка как-то комментировала репортаж о суициде: «Только задумай, и бесы сами в петлю затащат». Сейчас я, кажется, начинаю их чувствовать - меня действительно тащат. Стыд смешивается с паникой: стыдно, что я собиралась сделать то, что осуждала вместе с бабушкой, а паника потому, что даже когда я оступаюсь, я почему – то не могу остановиться - тело выравнивается и делает усилие продолжить путь. Внизу чернеет полынья на белом фоне замерзающей реки, хлопья снега гибнут в перекатах темной воды, бессильные победить её сегодня.
Моё сознание ныряет в пучину страха, побуждая замедлить движение, из горла со вздохом вырывается вымученное «Нет!», но я, как воздушный шарик в руках ветра, и невозможно повернуть назад или остановиться. Мои попытки слишком слабы в сравнении с тем притяжением, которое захватило меня. Собрав последние силы в попытке вырваться, я с ужасом понимаю, что правая нога, не находя опоры, уже делает неестественно длинный шаг.
Кровь холодеет в венах и омывает меня с головы до ног, и я готова подчиниться ветру, как вдруг что-то перехватывает моё туловище посередине, предотвращая моё падение. Оцепенение не проходит, и тело застывает, подобно камню, какое - то непривычно тяжелое, оно давит на трясущиеся ноги, подчиняясь приступу всепоглощающего тяготения: каждая его клетка стремится сползти вниз с моих костей, и только одна преграда в районе талии отделяет меня от падения.
Сквозь боль я слышу громкий голос и различаю слова:
- Фос, отпусти её, она сказала «Нет!», ты не должен злиться.
Резким разворотом на сто восемьдесят градусов меня вырывают из болезненных тисков. Я затихаю, опускаю голову вниз, стараюсь выровнять дыхание, глаза различают очертания тени того, кто держит меня. И только после того, как к зрительному исследованию добавлены мои руки, я убеждаюсь, что у меня на поясе действительно человеческая рука. Вернувшиеся мысли в смятении мечутся в голове, мои мышцы ещё помнят давление со всех сторон.
Не понимая, что происходит, я сосредоточилась на том, чтобы удержаться на ногах и стою в кольце рук, ощущая поддержку сильного плеча у меня за спиной. Ветер стих, я тоже затихла. Снег засыпает сверху мою непокрытую голову, я где-то давно потеряла шапку, так давно, что события последнего часа кажутся мне нереальным ночным кошмаром. Этот кошмар возвращает страх и чувство самосохранения.
Резким движением я пытаюсь освободиться, но ещё в начале этого манёвра понимаю, что меня уже отпустили, и, отступая на несколько шагов в сторону, сажусь в изнеможении в снег. На фоне белых сугробов выделяется тёмная мужская фигура.
- Кто Вы? – только и смогла я вымолвить.
- Что именно ты хочешь услышать в ответ? – слышу я голос вызволившего меня из плена ветра человека. - Твой вопрос предполагает много ответов.
- Кто Вы есть? Я хочу знать… человек ли вы?
- Нет необходимости отвечать, ты и так знаешь ответ. - Его спокойный голос отозвался спазмом в моём горле и воздух с шумом покинул мои лёгкие. Язык словно прирос с острого конца. Его ответ не удивил меня, в душе я признавала, что больше была бы рада встретить чужого человека с плохими намерениями, чем нечто в виде человека, пусть и спасшее меня от меня самой.
- Не мучай себя. Ты продержалась очень долго, – слышу я ответ на ещё не сформулированный в голове вопрос. Значит, так и должно было случиться? Я всё – таки сошла с ума. Он подходит ко мне походкой уверенного в себе «Человека!!!», наклоняется и одним движением, взяв меня за плечи, ставит на ноги.
- Иди домой, – я тряхнула головой в попытке возразить, а он опять, опережая мой вопрос, заглянул мне в глаза и сказал:
- Я приду через час, если ты этого захочешь.
В тот момент мне казалось странным услышать это предположение: «Конечно, хочу!». Но вернувшись в своё жилище, я испытала целую гамму чувств от дикого любопытства до ужаса предположений, чем может оказаться тот, кто так запросто велел мне идти домой, а я, забросив свою «поперечность», не стала спорить, а побрела, куда сказано как можно скорее. Да и от ответа он увернулся, я так и не знаю, кто он. Поэтому через час, сменив пропитанную потом одежду на лёгкий спортивный костюм, я спустилась в столовую в сопровождении Бонуса и, сделав попытку утвердится в своём решении, стала гонять заезженную мысль по кругу: «Я хочу, чтобы Вы пришли!»
Часов в этой комнате нет, но я уверена, что ровно через час статная фигура за долю секунды проявилась перед моими глазами. Зрение, не привыкшее к такого рода явлениям, дало сбой, и мозг отреагировал с опозданием. Опять вместо приветствия я смогла лишь хрипло вздохнуть.
- И тебе добрый вечер, - услышала я в ответ. Мощное тело, одетое в джинсу и кожу, помахало мне рукой, разрядив немного обстановку. Улыбающемуся лицу не дашь и двадцати лет, но я понимала, что оно не может принадлежать тому, кого я сейчас вижу, потому что я точно знала, чьё оно.
Тейлор Лотнер подошел ко мне ещё на несколько шагов и, ухмыльнувшись правым уголком губ, пожал плечами, выражая расслабленность в свойственной только ему манере.
- Ты хотела столько узнать, что я ожидал целого потока вопросов. Хватит дрожать «храбрый портняжка», ты же знаешь я не враг тебе.
Тут мои мысли стали вырываться, выражая самые отчаянные эмоции, вызванные недавними событиями.
- Это как ещё посмотреть! Если вы один из тех, кто устроил этот тихий «апокалипсис», то простите, назвать Вас другом я не смогу. Я знаю также, что тот другой, которого вы назвали Фос, не желал отпускать меня так запросто, у меня до сих пор тело ломит от ваших медвежьих объятий. И ещё, если вы не знали, Лотнер - американец и не говорит на русском, тем более даже без акцента.
Я открыла рот в попытке завалить его вопросами, как вдруг его глаза оказались совсем рядом с моим лицом, а я даже не заметила, как он преодолел два метра, разделявшие нас секундой ранее. Он прикрыл мои губы указательным пальцем, прекратив одним жестом неиссякаемый поток моих вопросов. Карие глаза искрятся весельем, они не таят никакой опасности, а от рук исходит тепло - тепло живого человеческого тела.
- Ты позволишь мне ответить хоть на часть твоих обвинений? – молча кивнув, я притихла в немом изумлении.
- То, что ты назвала концом света, случилось без моего участия. Только я вижу это по другому – «спасение планеты». Только три года отделяло её от гибели. Пойми это не просто уничтожение всего живого, а взрыв мощностью в несколько мегатонн в тротиловом эквиваленте, смещение оси вращения, приводящее к гибели не только Земли и ближайших планет Солнечной системы, но и угроза галактическому равновесию.
- Почему они не позаботились о животных, если так «милосердны»?
- Позаботились, ты же видела пустые клетки в зоомагазинах, их узники давно рыщут по джунглям и прериям в поисках пищи. И растения перенесены из тесных кашпо в природные зоны, где и была их родина.
- Коровы, кролики и козы, почему они должны были погибнуть?
- Они зависели от человека и теперь просто лишние для природы этой планеты. Разве ты не поняла, все, созданное человеком, исчезнет? Это лишь вопрос времени.
Его слова вызывают дрожь негодования во всём моём маленьком теле. Теперь становится понятным, что массовая голодная смерть животных, которую я безуспешно пыталась победить осенью, была запланирована.
- Просто замечательно, - вопреки словам, происходящее мне нравилось всё меньше и меньше: - Страшно представить, как вы забавлялись за мой счёт. Вы, всемогущие и всезнающие, просто смотрели, как неуклюжая зверушка делает тщетные попытки привести в порядок сломанную вами жизнь.
Ответом служит, подавленный вздох, ему ещё и неприятно! Ну, получите!
- Меня поместили в нестандартную ситуацию как подопытную, потом заскучав, добавили экстрима, а теперь ещё оказывается, что я вашим планам не соответствую! Предполагается, что я обрадоваться должна?! – последний вопрос так и остаётся только моим, возмущение сбивает дыхание, не позволяя мне закончить эмоциональную тираду.
Уверена: моё негодование ему понятно, и он не торопится реагировать на мои резкие выпады, вероятно, надеется, что и я смогу за это время правильно переоценить ситуацию.
Мои мысли сбиваются, мнение о дружественном контакте с инопланетянами не выдерживает внутренней критики, я смотрю в лицо собеседнику, силюсь найти невербальные признаки симпатии, но оно не отражает никаких эмоций. Красивая маска китайского артиста, исполняющего отведенную ему роль, и никакого признака души в бездонной глубине наполненных разумом карих глаз. Это безликое равнодушие невозможно не заметить, и долгое ожидание встречи с «моим другом» не заглушают страх и горечь разочарования от сказанных им слов.
- Странно, что Вы вмешались и не дали мне погибнуть? - продолжила я, так как он молчал. Он странным образом догадывается, чтобы я не услышала – это только распалит мой гнев ещё больше.
- Ты передумала в последний момент, - произносит он спокойным голосом.
Пытается сгладить обстановку?
- Это вопрос доброй воли, – отвечает он совсем запросто, как при разговоре о книге или фильме, а не о моей попытке упасть со скалы. Это бесит меня ещё сильнее.
Я начинаю ходить перед ним туда - сюда, пытаюсь совладать с расшатавшимися нервами и наблюдаю, пытаясь предугадать, что же будет дальше.
Он не отводит глаз, не моргает даже, что-то жуткое содержится в этом проникающем взгляде. Я думаю о том, что он какой – то… ненастоящий, а он вдруг хмурится и напускает на себя задумчивый вид. Подозрение возникает, когда я, подумав, не сесть ли нам на диван, резко передумала: есть вероятность замарать его одежду собачьей шерстью. А он необычно доверчиво поспешил отреагировать и сразу оказался сидящим на покрытом серым пледом диване. И вдруг узнаёт, что я передумала, и тоже, слегка замявшись, возвращается на прежнее место. Доказательства больше не нужны, он видит все мои мысли, как только они окончательно сформируются в голове, но сам при этом остаётся полностью закрыт от всего происходящего.
- Вас хоть немного беспокоит, что происходит вокруг?
Он мастерски изображает удивление, вскидывает бровь, прямо как я это только что себе представила, и от этого моё негодование только возрастает.
Он понимает и это, видимо соглашается со мной, так как перестаёт изображать фальшивые эмоции.
-Я хотел как лучше…
- А вышло как всегда, - перебиваю я.
«Может и голосовые связки утруждать не стоило?» – слышу я голос у себя в голове, он входит не через уши, а рождается изнутри.
«Быстро учишься, даже смотришь теперь, как я, запрокинув голову. Только я это делаю в силу невысокого роста, просёк?»
Конечно, просёк, опустил подбородок и ещё пристальнее уставился на меня, как ребёнок, который никак не усвоит, чего от него требуют.
- Опять в голову ко мне лезть? Не выйдет! Я запрещаю! Как Вы там упоминали про неприкосновенность воли. Не смейте даже думать о том, чтобы читать мои мысли», – это я почти кричу, Кажется, наша беседа, не задалась с самого начала.
Уголок его рта опускается, тень задумчивости намечается между бровями, он опять застывает с «постной миной» на лице, и на этот раз я была уверена - эмоция неподдельна, только она ему была странно чужой. Неужели сработает? Замечательно! Тут меня уже несёт неудержимо.
- Я также запрещаю Вам появляться в моём доме и вообще попадаться мне на глаза.
Еще до того, как я заканчиваю говорить, горло сжимает спазм сожаления от сказанных фраз, но от дополнительных усилий слова звучат только твёрже. Я вжимаю голову в плечи, словно ожидая удара - сейчас он уйдет - из-за глупого приступа страха и непонятной злости, и моё одиночество навалится на меня с новой силой. Я замолкаю, удерживаю на нём свой взгляд и задерживаю дыхание от усилий спрятать и не показывать истинные чувства.
Лицо парня тоже меняется, сдвинутые брови в сочетании с грустными глазами выражают растерянность, теперь он опускает голову и выглядит расстроенным мальчиком, которого родители лишили Интернета, причем, судя по глубокой печали, не на один вечер. Наконец он говорит:
- Твоя голова и дом, - потом продолжает, поясняя свои слова жестами. - Мое появление здесь, – прикасается указательным пальцем к моему лбу - и здесь…- указывает жестом на всё вокруг нас – будет требовать твоего разрешения. Последнее только потому, что я следую канонам твоего этикета. Всё остальное под нашим контролем, и тебе этого не изменить резкими словами.
Что наш разговор окончен, я поняла только тогда, когда его фигура растаяла в мгновение ока у меня перед глазами. Сожаление от сказанных мною слов, уже зародившееся в моём сознании проявилось болью в глазах и последующими слезами. «Можешь и дальше разговаривать монологами!» Рукавом вытираю солёные слёзы. «Ну что раскисла, грубиянка, он же упомянул о разрешении – значит, может вернуться». Мои внутренние утешения всегда срабатывают.
Немного успокоившись, поднимаюсь по ступенькам на второй этаж, «Стыдно, что из нас двоих именно какой-то инопланетянин оказался более вежливым. Но за, то теперь я могу спать спокойно наедине со своими мыслями.
- А ты ведь не видел его, так? – обратилась я к идущему рядом со мной Бонусу. - Ты совсем не реагировал на приход чужака, сидел и смотрел на меня всё время, даже когда я ругалась, не волновался. Странно это, только удивляться этим странностям становится обычным делом.
Пёс в ответ машет хвостом, тычется в руку носом. Он так мне доверяет, что заранее согласен со всем, что бы я ни утверждала.
- Ладно, давай смотреть DVD, уснуть всё равно не получится. Оказывается, и тут я ошибалась. Засыпая, я отключила телевизор на кадре, где героиня моего любимого фильма, прочитав прощальное письмо мистера Дарси , застывает в растерянности и сожалении.
Звонок будильника возвращает меня в реальность. Восемь утра, и за окном краски неба ещё размыты сизым светом, но мириады затухающих звёзд дают надежду на солнечный день. Сейчас мне хочется обратить внимание на свой гардероб, и я непривычно дольше думаю о сочетании цветов, нежели о сохранении тепла. Поэтому животные видят меня не только на полчаса позднее обычного, но и наряженную в новый лыжный костюм, в котором в целях экономии я ездила только «на охоту».
Расчищаю дорожки Усадьбы, подношу корм ближе к кормушкам, играю с собаками, и кажется, что всё, как обычно, но в душе, я уже не согласна с этой жизнью. Я узнала о существовании чего-то нового, и теперь мне необходимо проникнуть за кулисы того театра. который составляет «мой мир».
Каждое действие сопровождается ожиданием тихого оклика, внезапного появления, я то и дело оглядываюсь по сторонам, то с надеждой на великодушное прощение за резкость, то с опаской от нежелательного появления чего-то нового и опасного.
Продуктов у нас в запасе ещё на месяц, моё такое долгожданное свободное время, теперь вспоминается с опаской, уж не праздность ли последних дней послужила причиной моей глупой выходки, и чтобы занять себя я начинаю дрессировать собак. Эти семь малышек не избалованны моим вниманием, с большой вероятностью можно утверждать, что данный факт снижает их послушание и интеллект. Плохо даже то, что я так и не удосужилась дать им имена. Кусочки корма в моём кармане, конечно хороший стимул для тренировки, но всё-таки они устают от меня уже через час.
Прогулка по свежему воздуху пошла мне на пользу: сытно покушав, я борюсь с желанием уставиться в экран телевизора. Вместо этого снова сажусь за руль снегоуборочной машины и выезжаю за ворота усадьбы. Рано или поздно мне всё равно придется расчищать дорогу в город, так почему не этим ясным днём. Работа движется медленно, дважды я добавляю в бак топливо и к вечеру продвигаюсь не больше, чем на пять километров. Этого достаточно, чтобы попасть в несколько магазинов, но моя мечта – библиотека. Я не посещала её уже долго, почти все книги, привезённые с собой - прочитаны или отложены под ярлыком «не очень». А пальцы четко помнят трепет от прикосновения отзывчивых клавиш, а звучание мелодий в моих ушах и памяти требует выхода.
Несколько дней продуктивного труда, и я смогу вернуться в пустующие, скованные холодом залы, а что же дальше? Сяду на стул и буду играть, пока не простыну настолько, что придёт время доктора вызывать. В последний момент прибудет «добрый доктор с зелёными глазами» и вылечит меня во сне. Мы это всё уже проходили и необычное лечение и мысли о вызове «Друга». Может кто-то влияет на меня ментально?» Одиночество, заполняющее мою голову, отвечало мне категорично: «Рядом никого нет». Более того я верила слову данному мне тем кто напомнил мне Тейлора Лотнера - «требует твоего разрешения» и была уверена, что он его не нарушит.
Это доверие придавало мне какой-то значимости. В моём понимании было важным осознать, что новые соседи считаются с моим мнением, даже пусть это касается только моего разума.
К вечеру, закончив все необходимые дела и переделав кучу дел второстепенных, начинаю откровенно скучать. Динамик телевизора орёт на отметке тридцать, не знаю единиц измерения звука на этом ящике, может тоже в децибелах, но орёт он громко. DVD играет сборник зарубежной музыки, но не способен перекрыть мои мысли, а они кружат и кружат вокруг одного желания: «Позови, и тебе не будет одиноко».
«Ну и размазня же ты! Ну, позовёшь ты его, а он не придёт, и ты добавишь к своему одиночеству, чувство растоптанной гордости. А если отзовется? Что? Чаем его поить будешь? Живи как жила, и о большем не мечтай!»
Третий день «глубокого нового одиночества» отличается от предшествующих, только лишь ещё большим натиском внутренней борьбы: «Позвать или не звать- that is a question! » И чем больше моё любопытство взывало к общению, тем больше я старалась противостоять самой себе и не потакать этой слабости.
Возможно, появись он передо мной под видом милой старушки, я бы реагировала иначе, и уж точно моя гордыня не восстала бы. Но если вдуматься, этого актёра я видела в разных образах, и было проще воспринять его как ещё один странный персонаж. Но как бы я отреагировала на старушку с застывшими глазами. Опыта общения со старушками у меня было куда больше, чем с кинозвездами и такая подмена уж точно нагнала бы на меня ужаса.
Не выключая телевизор, берусь за книгу, читаю об Игнатьиче Виктора Астафьева, пытаюсь, подобно критикам, проникнуться в переживания его непростых отношений с братом и понять двоякость его добрых поступков, но вчитаться не получается.
Взять бы да прихватить гламурных журналов или женских романов! Вот как расчищу снег, поеду в библиотеку, так наберу их целую кучу. «Ну уж нет!» - вторит мне моя совесть задремавшая лишь на какой-то миг, «Маме бы это не понравилось, а значит это нехорошо!» - и я опять возвращаюсь со вниманием к длинным строчкам.- А ежли у вас, робяты, за душой што есть, тяжкий грех, срам какой, варначество – не вяжитесь с царью-рыбой, попадётся коды – отпущайте сразу».
Сон так и не пришел ко мне этой ночью. К утру я понимаю главную мысль книги: человек всегда будет наказан не только за варварское отношение к природе, но и за жестокость к людям.
Час самокопаний заканчивается мыслями о маме и папе, и я превращаюсь в поток из слёз. Истерзанная внутренними переживаниями и бессонной ночью, я больше не могу бороться с собой, поэтому сквозь всхлипывания я шепчу, глядя в пустоту двери:
- Приди, пожалуйста, приди! Я не могу больше так! Я затаила дыхание, но в наступившей тишине не слышно даже шороха. Встревоженный моими рыданиями, Бонус стоит рядом с кроватью и силится понять, что со мной. Я без слов знаю, он готов для меня на всё, его заботливые глаза следят за каждым моим движением.
- Теперь ты понимаешь, что слова бывают лишними? – слышу я тихий голос.
Высокая фигура занимала всё пространство справа от окна. На этот раз он выглядел по-другому, точнее был в другом теле, метр восемьдесят рост, темные вьющиеся волосы, спортсмен, я даже его имя хорошо помнила: Сергей Керн. Ещё бы! По нему все девочки старших классов сохли, а я силилась убедить себя, что исключение. Видимо, нет – даже сейчас, зная, что он не настоящий, растерялась и почувствовала необходимость причесаться.
- Вы точно умеете удивить – попыталась я выдавить из себя хоть какое-то приветствие.
- Поверь, я даже не начал – сказал он с лёгкой улыбкой, на которую мог быть способен только баскетболист Сергей.
- Спасибо, что пришли, – с попыткой улыбнуться возвращается чувство такта и гостеприимство, и мне хочется быть с ним любезной. «Он не человек и наплевать на выбор его «выходного костюмчика» - сосредоточься на разговоре. Не будь дурой набитой, в конце концов»
- Как ваши дела по спасению нашей планеты? – продолжила я для продолжения диалога.
С ответом он не спешит, и выглядит растерянным, словно плохо понимает мои слова. Долго взвешивает услышанное, и наконец, говорит
- Да ты ёрничаешь, не иначе?
- Верно, – согласилась я не без раскаяния, – простите. Я, правда, не хотела вас обидеть. Садитесь на стул, если у вас есть время, конечно. Ой! Вновь ловлю в своей речи нотки ехидства.
- Почему у тебя слёзы на лице?
- Я вспоминала родителей и то время, когда они были рядом.
- Это было так ужасно? – по-моему, он говорит несерьёзно, но реакция на его слова не заставила себя ждать.
- Нет, что вы! – выстреливаю я и пытаюсь пояснить. - Я плакала от того, что не могу быть с ними сейчас. В спешке за словами трудно понять, что хотел услышать собеседник, но выглядит довольным полученным ответом.
- Скажите, а если бы я три дня назад утонула в реке, я оказалась бы … ну… не знаю в каком там месте?
- Нет. Они продолжают жить, а ты бы умерла, – оцепенение доходит до головы и я уже с трудом выговариваю:
- А я могу… что-то сделать, чтобы… оказаться там,… где они?
- Нет – опять последовал категоричный ответ, - процесс завершен, его невозможно воспроизвести по твоему желанию.
- Им там хорошо?
- Да, они довольны.
- А как же они счастливы без меня?
- Они тебя не помнят.
Слёзы с новой силой хлынули, найдя брешь в осколках моего самообладания. Мои родители даже не помнят обо мне, я не только потеряла их, но даже слабая связь со мной в виде общих воспоминаний была разорвана раз и навсегда. Потом приходит новая волна раскаяния, с родными всё в порядке, а ты тут истерики закатываешь из жалости к себе. Эгоистка ты безнадёжная. И я опять реву, но уже от стыда. Мне неважно, если я выгляжу ужасно, с опухшими бровями и покрасневшими веками, стыдно, что я не могу порадоваться за других, думая только о собственной доле. Моё лицо то и дело сводит новая судорога душевной муки, и мне, скажем так, становится «не до приличий».
Молча наблюдая за моими стенаниями, с видом полного безразличия, он даже ни одним из взятых напрокат мускулов не пошевелил. Это точно, потому что когда я поднимаю глаза от мокрой подушки, он так и стоит, застыв как изваяние у края стола.
Поток слёз, наконец, понемногу иссякает, несколько всхлипываний, потом опять приступ слёз, но я не отвожу больше от Керна глаз. Я привстала на диване и подползла к самому краю, всматриваясь в его лицо. Он стоит как истукан, смотрит на меня, не моргая.
- Значит, люди не наказаны за «унижение и покорение» Природы?
- Их не наказывали, – эта фраза была произнесена не с целью утешить или успокоить, а потому, что я спросила, значит нужно ответить… и тут он протянул руку и дотронулся до моей мокрой щеки. На кончиках его пальцев остались мои слёзы,
- Кожа лица воспалится, – продолжил он размышлять безучастно. Но меня не волновало состояние моей кожи или мой вид вообще. В мозгу пульсировал другой вопрос, он ощущался как какой- то ненужный рудимент, и он словно мешал мне в данный момент, поэтому я говорю, взвешивая каждое слово:
- А я наказана?
- Ты входишь в число, составившее математическое ожидание, - наблюдая за растерянностью и волнением на моём лице, он спешно продолжает:
- Когда совершается такой масштабный процесс, как переход в иную форму существования, то число одинаковых и независимых случайных факторов приводит к результату, в пределе не зависящему от случая. Наблюдая мою растерянность, он продолжил:
- Я хочу сказать, что по теории вероятностей, ничтожный процент людей не смогут пройти в открытый портал.
Услышав такое, я показалась себе ещё глупее, а он в попытке найти слова для более простого толкования, начинает рассказывать:
- Процесс преобразования занимал не больше минуты, и переход, как ты понимаешь, строился на согласии его участников. Больше времени было потрачено на установку программы: отключить всё доступные технические объекты, открыть все двери и выйти. Мы дали возможность познакомиться с новой формой инобытия человека, получили согласие людей и открыли портал между Мирами, - сказав это, он будто выходит из задумчивости. - Ты потеряла сознание ещё в самом начале, не ответила на призыв. Не только ты, еще 6 человек не смогли сделать выбор в тот решающий момент. Они все остались на Земле и продолжили жить, в привычной им, форме.
- Ааа… Я не одна такая неудачница?
- Да. Было ещё шестеро. Точнее, ожидалось всего пять человек, и ты не входила в их число.
- Подожди, что значит было? Их больше нет? А их перенесли в Ваш Эдем!
- Не заводись, они сами себя перевели, из органического состояния в неорганическое, причем процесс только в самом начале.
Я вздрогнула, картина разложения мёртвых тел напугала меня, но ещё страшнее было хладнокровие в его голосе. Он знает о гибели тех людей, а рассказывает только то, о чем я, наоборот, старалась не думать.
- Над ними тот, другой (тут я припомнила имя) Фос потрудился? Ну, что молчишь? - я от волнения перешла на «ты». – Так?
Молчание становится тягостным как для меня, так и для него.
- Пытался пощадить твои чувства. Первой умерла женщина, тяжелая черепно-мозговая травма не позволила пробудить её сознание, и она скончалась, так и не приходя в себя через сутки, в момент, когда последние электроны прекратили движение от запасного источника электропитания к системе, поддерживающей её жизнь.
На какой-то миг он прервал своё повествование и глянул на меня, думаю, проверил мою реакцию, затем продолжил:
- Вторым погиб парень, ему было двадцать семь, он осуществил свою мечту. Не хватило скорости реакции для управления Бугатти на трассе. Затем мужчина тридцати пяти лет. Он хотел найти семью. Его родные жили в Америке. Самолёт утонул в Атлантическом океане. Не был рассчитан на столь длительный перелёт. Не учёл расход топлива и только. И еще женщина в Конго - лихорадка началась после укуса кровососущего насекомого. Недостаток образования, и она не смогла выбрать правильные медикаменты и только усугубила процесс, поставив себе испорченную от жары инъекцию. Пятый был старше других. Он испытывал приступы депрессии и просто доводил себя до отчаяния мыслями о своей горькой доле, три дня назад он спрыгнул в море со скалы.
Я обомлела от услышанного.
- А когда погиб тот парень, на машине?
- На шестой день.
Я почувствовала озноб. Это день, когда непреодолимое желание водить машину пришло ко мне впервые. Затем меня посещали сны о полёте на самолёте, я ездила в аэропорт и сожалела, что нет ни одного самолёта.
- А женщина? Она заболела через тридцать дней?
- Ты правильно нашла связь. Вы, все оставшиеся, испытывали одно и то же, но реагировали по-разному. Ты все эти дни посвящала заботам о животных, другие разрушали себя, накапливая в себе жадность, отчаяние, безответственность или жалость. Гипертрофированность столь разных по своим проявлениям качеств и привела их к одному концу.
- Значит, это не я спасала кошек, гусей и уток, а они спасли меня.
- Совершенно верно, и не только в эмоциональном плане. Ты стала нашей находкой. Мы наблюдали за тобой, и каждый раз ты чувствовала и реагировала на наше присутствие.
- Да, я несколько раз видела светящийся туман, это были вы?
- Я не имел в виду зрительный контакт с концентрированной энергией. Эта концентрация обеспечивает мне возможность видеть твой облик и действия, я говорил о наблюдении за импульсами мозговой деятельности. Твои способности отвечать на присутствие любого из нас, оно необычно для твоего юного возраста.
- Я никого кроме вас двоих не видела и не чувствовала. Погоди, ты рассказал о гибели пятерых людей, что стало с шестым?
- Это мужчина. Ему сорок лет он живёт в Европе, в несколько других условиях, чем ты: тепло, нет необходимости думать о том, как согреться зимой, или обеспечить выживание десяти собакам, двенадцати кошкам, ста трём курицам и семи петухам, барану, овце, двум козам, двадцати одному кролику, хомяку, - кстати, а почему ты его не отпустила – он приспособлен выжить в условиях местного климата. Убедившись в моём хорошем настроении, он продолжил:
- Семь уток и пять селезней, пятнадцать гусей… Мышей в доме перечислить? – на его губах как в зеркальном отражении я ловлю изгиб моей собственной улыбки, и сразу отвожу взгляд.
- Ух ты, мне и с переписью населения не надо напрягаться! – И всё же, что с шестым человеком?
- Леон Вайнич окружил себя любой доступной ему роскошью и пребывает в неге неведения относительно судьбы всего Мира. Но его замкнутость на материальных ценностях и собственном понимании благополучия уже творит своё разрушительное действо. Всё чаще приходят мысли о возможной голодной смерти, и он начинает поглощать пищу в объеме, превышающем размеры его желудка. Он боится, что вернутся люди, и он потеряет сокровища. Однако больший страх возникает из – за того, что и сами сокровища, которые он привёз в своё жилище, обесцениваются в его глазах, и он не может понять тому причину - восхищаться ими некому, они никому не нужны, а он начинает дрожать от жадности всякий раз, когда думает, что кто-нибудь мог выжить, кроме него. Он потерял в себе добро и теперь заполнен злобой, он никогда никого не любил, и ненависть сжигает его, отгоняя силы духа и разума – вот почему он переполнен глупостью и страхом.
Пауза, последовавшая за рассказом, позволяет сделать мне некоторые выводы: они не помогают выжившим, если те не выполняют какие-то определённые условия. Подозревая о возникновении у меня «неудобных» для него мыслей, он с издёвкой спрашивает:
- Ты хочешь познакомиться с таким человеком?
Видимо, он ожидал услышать другой ответ, поэтому открыл рот от удивления, когда я тихо ответила:
- Да хотела бы, он всё равно человек, просто перепутал ценности и ему нужна помощь, - я сама начинаю верить в то, что я могу помочь. Мне кажется, что нужно просто объяснить, что его выбор был ошибкой.
- Но ведь ты тоже имеешь возможность пойти в ювелирный салон или галерею и выбрать то, что стоило полгода назад целое состояние.
- А вот и нет, - заявила я категорично, - В моём городе нет «таких» магазинов и музеев. Картины в нашей галерее действительно прекрасные, но стоить состояние они могут разве что лет так, через пятьсот, а полгода назад их авторы довольствовались десятью тысячами рублей за штуку. А наши ближайшие соседи из тёплых дружественных стран так мастерски напыляют золото на более дешевый металл, что едва ли самое замысловатое колье оказалось бы ценнее кольца моей бабушки. Так что мы изначально были в неравном положении, почему-то мне стало важным приуменьшить приписанные мне заслуги, сообщив, что у меня просто нет условий «испортиться»!
- У тебя для этого и времени нет, - вновь уловил он ход моих размышлений.
Наконец-то его лицо окрасилось искренней улыбкой. Лёгкая и несмелая, как будто мышцы сократились непроизвольно, а их хозяин этого ещё не понял.
Я собиралась отшутиться в ответ, но тут противный звук будильника возвестил о начале утренних забот.
- Тебе помочь? – предложил он совсем по-человечески. Моей радости не было предела. Он хочет помочь, ему тоже интересно общаться.
- Я сейчас. Оденусь теплее.
Открывая дверь в бывшую бильярдную, я знаю, что увижу его. Но он не просто находился в условленном месте, он насыпает корм курочкам, а с животными происходит что-то невообразимое: все они собрались у входа в комнату, кошки сидят в два ряда и все как одна умывают правые лапы, собаки, кружась, прыгают на задних лапках, приветствуя меня таким неожиданным способом.
- Не мучай их.
- Да они вроде как, и не против - отвечает тот, кто прячется под личиной красавчика Керна.
- Ты и их мысли можешь узнать?
- Какие там мысли? Мыслишки! - отозвался он, набирая из мешка очередную порцию зерна. – Вот любовь к тебе у них точно есть.
- У нас это взаимно, – отзываюсь я, играя с внезапно выдрессированными озорниками.
Мы очень скоро управляемся со всеми работами, причем мне остаётся только наблюдать, как ловко он успел сменить воду и положить корм, не позволяя никому ускользнуть из клеток.
Я боялась быть навязчивой, но мне очень не хотелось расставаться, в конце концов, суток не прошло, как я обрела друга.
- У меня есть второй снегоход, он за крыльцом, нужно только откинуть снег и скинуть покрывало.
- Не нужно, встретимся на заправочной станции, – сказал и исчез внезапно, оставив в глазах тёмный след как от яркой лампы. Раз - будто и не было его. Глазам даже больно стало.
После, переливая канистры с топливом в бак, я без заминки, запросто заявляю, что пора возвращаться в дом, он соглашается сразу, словно ждал этого приглашения.
Я не рассчитывала на совместное чаепитие, но всё-таки поставила второй стул у стола. Он сел, но к еде оставался полностью равнодушным.
- Ладно, я представлю, что ты уже покушал, только не рассказывай, что у тебя было на завтрак, мне заранее страшно.
- Это твоя углеродная организация требует питания извне.
- Дай угадаю, ты просто энергия, и прикрываешься симпатичным парнем, чтобы мой примитивный взгляд порадовать.
- Можно и так сказать, что правда, упрощает суть, сводя её практически к нулю.
- О, полный ноль это моё второе имя уже три месяца.
- Не прибедняйся, ты сама так не думаешь. Тебя зовут Дарья. У тебя нет второго имени, – он, что всё воспринимает так буквально - просто жесть!
- Ладно, видимо при знакомстве мне удивить тебя нечем, - сразу добавляю, давая понять, что на комплимент я вовсе не напрашиваюсь. - А у тебя есть имя? – отмечаю его задумчивость, с ответом он как – то не торопится, а по сути для людей этот вопрос самый дежурный. Может ему нельзя представляться? Хотя…
- Ты же называл, того… другого по имени. Я думаю, у тебя оно тоже есть, но если его нельзя называть, что ж я не буду настаивать. Имей ввиду, назову тебя сама… как-нибудь.
- Не надо – «как-нибудь!» Звуки моего имени трудно воспроизвести человеческим языком. Меня зовут, – и он произносит что-то невообразимо длинное и непонятное.
- Ух ты, а второй раз слабо, – подначиваю я.
Повторив звуки своего неземного имени два раза, он посмотрел на меня (никак не забудет, что читал меня как открытую книгу). В вопрошающем взгляде заметна темнота раздражения, каждый раз выполняя табу, в ответ ожидает проявления немедленной реакции.
- Совсем не сложно, - продолжила я веселиться, прихлёбывая чай и глядя на него лукаво. – Кхадингтутаиганмадингпалмахг.
Услышав такое, его аж передёрнуло, а я не сводя с него глаз, откровенно забавляюсь его замешательству. Весь день он провел в напряжении, я понимала, как трудно ему понимать мою речь в сравнении с тем, насколько всё предельно ясно внутри моей черепной коробки (а моя примитивность, которую я не собираюсь скрывать или приукрашивать, вывела бы из себя даже святого). Он же сидит напротив меня, только вглядывается в глаза пристальнее и напоминает мне своим видом наблюдающего из-за его спины Бонуса.
- Можешь называть меня Силведид.
- Во как, это что сильно уменьшительно-ласкательное от Кхадин…
- Ну, прекрати уже. У меня сейчас голова от тебя взорвётся, - лукаво прищурив один глаз, он в шутку продолжает - Я могу устроить это в прямом смысле!!!
Я, правда и сразу, беру себя в руки, становлюсь благовоспитанной девочкой. Сосредоточенно подношу чашку с недопитым чаем ко рту, проверяю, не оттопыривается ли мизинчик, и слышу его спокойный голос.
- Так назвала меня одна женщина, она могла различать нас, будучи абсолютно слепой от рождения. Она лишь сказала: « Силведид, ты пришел не к тому человеку». Она имела в виду «Просветитель», если перевести её слова на твой язык.
- Как давно это было? – я задаю вопрос и готова определить хотя бы приблизительно его возраст.
- Четыре тысячи лет назад.
- А сколько тебе лет, - задаю я второй по распространённости среди людей вопрос.
- Я не имею возраста. Мы есть всегда и не время управляет нами.
По его задумчивости можно было отбросить все сомнения, подобные вопросы явно не приходили ему в голову или что там у него вместо неё могло быть, и вот теперь он и сам задумался.
- Я ухожу, а ты не растягивай вечерние хлопоты и ложись спать пораньше, обещаю тебе сладких снов, - он опять так обворожительно улыбается.
«Запретить бы ему так на меня действовать!» - возмущаюсь я про себя, борясь с дрожью в коленях.
- Силведид, – торопливо отступаю на два шага, но это не мешает мне насладиться звуками его необычного имени, наверное, про этот случай можно сказать «произнесла, пробуя на вкус». Ужас какой! Что бы со мной не происходило, меня это смущает до паники. Нужно с этим завязывать, и я торопливо прошу:
- А ты мог бы остановиться на каком-то одном … стиле «одежды»? Не хочу каждый раз убеждать себя, что это снова ты, а не кто-то ещё.
- Ладно, - соглашается он, делая резкое движение плечами, которое, на его взгляд, показывает, что ему это ничего не стоит и исчезает, как по волшебству. Впрочем, почему «как»?
***
Дни пролетают за днями в непривычно легком ритме; я смирилась с непривычной реакцией своего тела на присутствие странного знакомого, не просто смирилась, всё чаще мне нравится испытывать волнение и восторг, от которых я словно оживаю, и хочется петь. Наши беседы касаются разных тем, Силведид с удовольствием рассказывает о событиях, составляющих Великую историю моей страны, может легко и понятно объяснить решение любого задания из моих брошюр для подготовки к ЕГЭ. Короче, академики бы плакали от умиления, заполучи они такого собеседника.
Через две недели я с уверенностью профессионала собрала электросеть с фотоэлементом, растопила «чудо-печь» на жидком топливе и знала все особенности дрессировки Тувинских овчарок, представителем коих оказался мой Бонус.
Но о том, что касается Силведида лично, он рассказывает с неохотой, как и прежде. Всё то немногое, что мне удалось из него выжать, я могла бы написать на одном тетрадном листе. Он почему-то назвал себя частью Сияния или Света, и он такой не один. Есть и другие, но я знакома только с Фосом, который является ему кем-то типа брата. Он уверял, что Фос не злодей и даже признался, что знает это наверняка, так как у них общая абсолютная память, причем одна на всех. До более полной картины его жизни я, видимо, ещё не доросла, да и не очень и надо было, у меня и так мозг плавился от запредельного обаяния парня, который готов был тратить на меня все свои дни. Ну, или почти все, так как несколько раз, прерывая разговор на самом интересном месте, он заявлял, что ему пора.
Свою внешность, правда, он выбрал не сразу, так что красавчиков на любой вкус я насмотрелась до скрежета зубов. Когда он только наиграется, ведь просила определиться с «костюмчиком».
- Ты не замерзнешь, будет тепло, просто играй. Не думай ни о чем, кроме музыки, - слышу я приятный голос за спиной.
Огромная площадь зала библиотеки создаёт эхо. Я действительно, приехав сюда, сомневалась, смогу ли я из-за холода развлечься игрой на пианино. Мороз уверенно поселился всюду, проникнув в каждое помещение. «Сосредоточиться и играть!»
Это было легче сказать, чем сделать. Когда я посмотрела в направлении двери, то поняла: Силведид на «отлично» выполнил мою просьбу. Этого парня я точно ни с кем не перепутаю. Русые волосы с модной короткой стрижкой и зачёсанной вверх чёлкой обрамляют безупречной красоты мужское лицо. Ярко-голубые глаза за черными ресницами, смотрят только на меня. Он стоит в черном костюме и выражает такое невозмутимое спокойствие, как будто его обычным делом всегда было согревать помещения, в которых я нахожусь. А я в своей серости чувствую себя тыквой на грядке.
- Ну, ты даёшь! Долго, небось… наряжался?
- Думаешь, перестарался чуток? – отвечает он, подражая моей манере общения.
- Определённо! – уверяю я, покачивая головой.
Ему явно становится не по себе, он понимает, что смутил меня своим новым обликом ещё больше, чем прежними, и решает извиниться за свой растушеванный вид, но делает это совершенно неординарно.
- А как тебе такой вариант? - он закрывает нос рукой, а когда убирает её от лица, то на месте носа оказывается огромный, крючковатый шнобель, как у Бабы – Яги из сказки.
- Ай! - пугаюсь, я в первый момент, а потом щёлкаю его по огромному носищу.
- Может, свиное рыло лучше будет смотреться? – он тут же подносит руки к носу. В нём нет никакого жеманства, он просто разряжает обстановку, демонстрируя, разные варианты своего облика - от орлиного клюва до змееподобной морды Волан-де- Морта . И чем больше я веселюсь, тем больше он старается мне угодить.
Наконец, мне становиться жаль того идеального парня, чьё лицо мы так нещадно портим, и я прошу его вернуть ему его первоначальный вид. Он тут же превращается в писаного красавчика. А я с трудом прячу в памяти смешные образы, силясь сдержать не вовремя вернувшийся смех.
- Всё, больше не отвлеку, – обещает он мне.
Развернувшись к инструменту, я, как послушная ученица, сосредоточенно готовлюсь к исполнению: ласкаю взглядом холодные клавиши, словно согревая, и ещё немного помедлив, начинаю привычными лёгкими движениями извлекать из них звуки. «Сегодня я буду играть то, что приходит мне на ум, - решаю я вдруг, не глядя в ноты. - Я не буду думать о ритме и аккордах». И я окончательно доверяюсь этому решению. Незаметно я превращаюсь просто в слух, и мои пальцы сами парят над мелодией, я даже не силюсь её запомнить, я просто знаю, что она придет снова, когда настанет время. Звуки уносят меня прочь из зала, теперь я свободная птица. Я чувствую направление ветра, и легко взмывая вверх, парю над снежными пиками гор. Простор и свобода - это самое важное, и чтобы не прекращалась эта красота, заполняющая всё пространство орлиного взора!
Моё тело расслабляется, я объята теплом и блаженством. Мелодия, которая унесла меня на вершину восторга завораживает, укрепляет мой хрупкий внутренний мир и дарит надежду на счастье. Это он её автор, я знаю, что она продиктована его влиянием. Таким образом, он хотел объяснить, как важно спасти этот красивый Мир от разрушения. И я готова разделить его мнение.
Минорные оттенки навеваются мыслями о том, что мой человеческий организм вскоре потребует отдыха, я «проснусь», покидая этот сладостный сон наяву. «Продолжить… только бы не прекращать играть», - мысленно уговариваю я руки играть, несмотря на боль в каждом пальце.
Тёплые ладони касаются моих рук и снимают их с четвертой октавы, обрывая звуки музыки. Внезапно очнувшись, я закрываю глаза, чтобы проверить реальность происходящего: спина затекла и болит неимоверно, ноги не держат тело при попытке встать. Силведид помогает мне сделать несколько шагов. За окном наступают сумерки, прошло более пяти часов, хотя я не ощущала влияния времени, мышцы спины и рук непривычно ноют.
- Вечер? Как такое может быть, мне казалось, что прошло не больше часа.
- Тебя увлёк поток Силы.
Я не понимаю его слов, и он опять вынужден объяснять:
- Влияние Ноосферы, понимаешь?
- О-о-о! Ты разделяешь теорию Вернадского?
В ответ он тряхнул головой, поборов желание сказать мне что-то заумное, и миролюбиво продолжает:
- Я лишь пытаюсь подбирать понятные тебе слова. Но я чувствую, недосказанность в его голосе.
- Ясно, спасибо. Не парься, я правда оценила.
Подавляя глупую обиду, я пытаюсь представить, как трудно порой выражать его вселенское образование словами из моего лексикона. А он, сгорбившись, растирает мне руки, без всякого колдовства, совсем по-земному. В эти минуты мне кажется, что это самая высокая магия: когда сердце замирает от восторга и в душе бушует тихая радость, затем набирает тайные обороты и заходится вместе с частыми ударами сердца. Я стою и боюсь показать свою реакцию от его прикосновений, и даже боюсь сделать выдох.
Он тоже встревожено застывает и поднимает глаза:
- Я хочу понять, что ты чувствуешь сейчас, можно? – он смотрит на мой лоб.
На меня как ушат воды холодной вылили, я вырываю руку, отступаю от него на шаг:
- Только посмей, и я проверю, насколько ты неуязвим в этом твоём совершенном теле.
На его лице отражается тень улыбки, и тут же гаснет. Он подходит ещё ближе, пристально вглядывается и удивлённо сдвигает брови.
- Я знаю, что ты чувствуешь, но я хотел бы знать, как это - чувствовать подобное.
Я уткнулась подбородком в ямочку между ключицами, скрывая улыбку.
- Ничего особенного, просто ноги затекли, – нашлась я тут же, чтобы сгладить обстановку. Он уже готов был признать, что ошибся, пусть и впервые в жизни. И тут я. как мне казалось, с серьёзным выражением лица решилась выдержать его взгляд, и мой задорный вид «выдал меня с потрохами».
- Ну ладно ликуй, маленькая плутовка.
- Завидуй молча! Делиться с тобой никто не собирается! – и я показываю ему язык.
Смущение проходит окончательно! Мне хочется прыгать от радости, ведь в данный момент я намного богаче всех, мои руки хранят тепло его заботливых пальцев, а сердце - пережитое восхищение и эти воспоминания будут принадлежать мне всецело. Я не позволю ему раскидать их по просторам галактики посредством своей суперпамяти, так что «один – ноль в мою пользу».
***
Весь день побаливает голова и саднит горло. Это результат переохлаждения. Вчера мы долго гуляли по берегу застывшей реки и даже держались за руки. У него всегда тёплые руки. Это странно: ведь он на самом деле не как обычный человек. Он сообщил, что создаёт это тело из части себя и даже совершенствует постепенно его системы, ну чтобы лучше чувствовать, как человек. Он не рассказывает мне про других, даже про Фоса, но подтвердил, что принимать человеческие формы может каждый из них, сказав, что иногда нашему обществу были просто необходимы суперлюди и гении извне. Как болит голова, даже «налгезин» не помогает.
- Признаешься что заболела?
- Я не умею жаловаться. Это моё личное.
- Фос может вылечить.
- Если так, то могли бы помочь, не задавая вопросов, - негодуя, замечаю, как меня бросает в краску ( не обсуждала я такие темы ни с кем, кроме врача и мамы).
- Ты запретила мне считывать информацию напрямую, а теперь заявляешь, что мы должны не учитывать твою волю. Пойми, имей ты в работе квантовый, нановолоконный компьютер, он всё равно не станет равной тебе в эмоциональном плане, ты так непредсказуемо меняешься.
И вдруг я понимаю причину отсутствия у него эмоций при нашей первой встрече.
- Ты не чувствуешь!? - У тебя нет эмоций?
- Теперь в этом теле эмоции просто зашкаливают. Но я только учусь их распознавать. Они- то мне и мешают больше всего, запутывают, раздражают.
- Но ведь раздражение и есть одна из эмоций.
- Вот это и пугает меня, да запиши сюда ещё и панику. Моя родня считает, что это из-за тебя. Ты моя ахиллесова пята.
- Родня? – я замираю, предвкушая завораживающую тему для беседы, и осторожно интересуюсь:
- Скажешь, сколько у тебя родственников?
- Ты, как человек, открыта семерым из нас: Силам Любви, Воли, Духа, Мысли, Добра, Природы и Жизни.
Он замялся, словно раскрывая чужой секрет в попытке быть искренним со мной до конца.
И вследствие этого в луче белого света на Земле семь спектральных слоёв. Животные и растения способны воспринимать некоторые из ваших Сил, точнее скажу, что Сила Жизни и Природы у вас общая, но другие Силы проникают только в малую часть видов живых существ. Твой Бонус, например, просто заполнен Любовью и Добром, а также Природой, конечно, то, что ты знаешь как инстинкты, и Жизнью.
- Но ведь животные, не имеют зрения или видят предметы черно – белыми, - он понимающе кивает головой и продолжает:
- Цвет, который ты воспринимаешь как красный или желтый, в данном случае необходимо воспринимать иначе, так как первое зависит только от устройства зрительной системы, а второе является Силами проникающими в организм не посредством зрения.
Я честно пытаюсь проникнуть в смысл сказанных предложений, но как-то трудновато выходит.
– Тут важен не цвет, а количество воспринимаемых Лучей.
- А сколько всего Сил, ну, скажем, в масштабах вселенной?
- Много. Миров бесконечное множество, но я могу находиться далеко не во всех, поэтому лично знаком не со всеми Силами. Наверное, мне это знать не полагается, иначе бы знал. Но все мы составляем Сияние.
Он уже смирился в беседах со мной, что я тормоз с выпученными от удивления глазами, и поэтому продолжает доходчиво объяснять.
- О нашем присутствии у людей были и письменные свидетельства. Самое близкое к сути – то, которое появилось более трёх тысяч лет назад. Ты и сама помнишь слова из этой книги: «Да будет свет!» Ты же не думаешь, что в то время было создано Солнце? Эти слова означают, что на недавно сотворённую планету было послано Сияние. Я появился здесь позже остальных.
- Ты хочешь сказать, что ты находишься здесь не по собственному выбору, ты вообще не можешь делать так, как сам хочешь?
Он посмотрел мне в глаза, видимо, хотел проверить, я готова ли я выслушать то, что он собирается сказать. Но, видимо, решил, что не готова и решает отвлечь:
- Ваши эмоции меня никто изучать не заставлял, это точно.
- Значит, элективные курсы посещаешь?
Он даже позеленел от досады, что не может подобрать слова подобные тому, что он сейчас чувствует, а я ему не помогаю. Мой папа, когда мне удавалось сильно нашалить, порой так смотрел, перед тем как приступить к нравоучениям, а этот бедненький не знает, как со мной совладать, да я и сама порой не знаю.
- Ладно, не закипай, лучше скажи, а среди вас девушки есть? – моё любопытство наличием явного подтекста смутило нас обоих.
- О чем это ты? Ну и вопрос. Не берусь анализировать его причину. Говоря слово «родня», я использовал его, чтобы тебе было понятней. Это не буквально, вникаешь?
Я понимала то, что мне хотелось в данный момент: он, избегая прямых слов, обходит тему принадлежности к полу, поэтому я, споря с очевидным, не унималась.
- Но ты всякий раз появляешься в мужских обличиях, и я думала…
- И что же ты думала? … Признайся, ты ведь сразу догадалась, в чьём простимулированном гормонами мозгу я набирался образов.
Да, – думаю я немного пристыжено, - утёр мне нос: один – один.
***
Январь подходит к концу, а морозы только усиливаются день ото дня. Я с опаской заглядываю в бочку с дизельным топливом, день или два, но поездка за новой партией солярки неминуема. Дороги закрыты толстым слоем снега, мой единственный транспорт - это снегоход. Но, как у запасливого хомяка, у меня их два, а я всё сожалею, что не придумала что-нибудь попрактичнее и потеплее. Вот, например, о горных очках я не подумала и сейчас сажусь на замершую кожу, прикрываю прорези для глаз солнцезащитными очками и закрепляю бельевую резинку соединяющую дужки поверх вязаной шапки. Шапка у меня тоже не специальная, а обычная, только я развернула её по всей длине и вырезала место под глаза на лицевой стороне. Кожа лица ощущает остывающее влажное дыхание, и меня от этого просто коробит. Я ненавижу холод, хочу домой, спрятаться от стужи в тёпло комнат, но, подавив вздох, я завожу мотор. Свет от фар меркнет в сравнении с синим заревом позади меня, не поворачивая головы, я уже знаю, что это свет Силведида.
- Впечатляет, – он сделал паузу в ожидании понимания его глубокомысленного замечания, а я опять туплю.
- И это заметно - влияние Силы Воли на тебя, - поясняет он.
- У тебя она тоже есть, ты ведь не лазишь в мою голову? – спрашиваю я с подозрением, и, выключая двигатель, готовлюсь услышать ответ.
- Предназначение, для которого любой из нас существует, сильнее его воли. Но я дал тебе слово, – заверение не оставляло не тени сомнения, что мои мысли, действительно являются только моими, - и я его держу.
После этих слов вздох облегчения уже готов вырваться из горла, и всё же я уточняю:
- Твоё слово распространяется на всех вас?
- Оно только моё. Фос в курсе того, о чём ты думаешь, если ты об этом хотела узнать.
Выражение моего лица непроизвольно меняется, мне нужно время, чтобы побороть разочарование. «Не хотела я этого знать, зачем спросила, жила б да жила в неведении».
По большому счёту мне было наплевать, что там читает этот наглец - плохо, что Силведид через Фоса узнаёт всё, о чем я мечтаю, и какой прок от его обещания.
Мой собеседник легко читает, то что отражается на моём лице, при таких способностях, зачем ему мои мысли.
- Не думай, - продолжает он, и смущенно ухмыляется, - он не делится ими ни с кем, я даже не знаю как такое возможно, только называет меня словом, означающим что-то типа вашего Лоха.
- Не может быть! Ты рассказывал о единой базе данных или как её там?
- Не всё так просто, если дело касается... – он замолкает, будто подбирая слова, но резко обрывает себя, даже прикрывает рот рукой, словно сама возможность признания немыслима.
- Силведид я боюсь. Вдруг он тоже захочет прийти, – признание, давно засевшее внутри, вырвалось вместе с дыханием и мне тут же стало стыдно за своё малодушие и жалобы на его брата. Я пытаюсь смягчить своё заявление, но он опять заговорил, предотвращая мои объяснения
- Не бойся его, просто помни, что он чувствует тоже, что и я, - он опять замолчал, подарив мне время на размышления, но вера в то, что Фос может чувствовать желание позаботиться обо мне так и не приходила.
- Он хотел убить меня.
- Это ты хотела себя убить. И Фос разозлился. Он таким образом наказывает людей, не ценивших свою жизнь, помогая им с ней расстаться. Это самый глупый из твоих поступков.
- Правда? Мог бы сказать единственный глупый.
Он улыбается, доброта глаз заверяет лучше слов, он не хочет меня обидеть, я бесценна для него, и это несомненно.
- Я буду здесь завтра, - пообещал он и, взяв меня за руку, пожелал. - Не скучай!
Моя рука, потеряв опору, просто опустилась вниз, словно плеть без мышц и костей, а он опять растаял, озаряя кирпичные стены забора тёплыми светлыми бликами, и исчез совсем. «Как жить без его участия? - я мысленно переношусь к двум месяцам одиночества и печали. Сейчас мне кажется, что это не природа гибла от холода, а моя душа. «Хорошо, что он завтра придёт, и ты, Фос, приходи, я не буду тебя бояться, обещаю, добавила я мысленно и улыбнулась.- А скучать буду».
На следующий день я уговариваю Силведида поехать кататься на снегоходах. Морозно, конечно, но солнце ярко светит, играя лучами на полу в гостиной, трудно поверить, что за окном минус восемнадцать.
- Силведид, а ты мог бы температуру на улице немного подправить? -
зима никогда не являлась мои любимым временем года, а сейчас я откровенно стала уставать от её однообразия — Градусов так на пятнадцать повыше.
- Без проблем. Только подснежники не проси!
Мы одновременно прыснули со смеху, мои воспоминания о сказке, в которой, месяцы сменяли друг друга, передавая посох, были довольно не однозначными, но положительными.
Так, весело переговариваясь, мы выезжаем за ворота. В отличие от меня и моих первых поездок на снегоходе, Силведид словно сам стал частью этой машины. Вот что значит быть сильным! Я переживаю не то восторг, не то зависть, когда вижу, как он плавно входил в поворот, даже не сбрасывая скорость.
Вчера шел снег. Ночью температура опускалась до двадцати трёх градусов мороза, я надевала шубу поверх комбинезона и то боялась выйти во двор за сеном для коз и кроликов. И вот приятный, теплый ветерок гладит открытую кожу лица. Снег становится по-весеннему мягким и комками вырывается из-под гусениц мчащихся снегоходов. Как я скучала по теплу! Стоило только повысить температуру вокруг, как солнечные лучи начинают усиливать влияние Силведида, и мою спину сразу согревает солнышко, а лицо краснеет от соприкосновения с прогретым воздухом. И вот, наслаждаясь теплом, я мчусь по заснеженным полям, которые соединились в бескрайнее белое панно и манят своей свежестью и простором. Я точно фантазёрка, но мне кажется, что нетронутая белизна, словно кисти художника, ждёт рисунка из наших следов. Я делаю дугу, и, притормозив на середине поля, начинаю ездить кругами, соединяя их в простой рисунок цветка лютика и почти закончив его, обнаруживаю, что Силведид уже успел пририсовать к нему стебель с двумя листочками.
Я благодарно смотрю на него, нам не нужны слова, когда его ответная улыбка просто светится счастьем, и опять, почувствовав приступ смущения, я уношусь прочь от него на максимальной скорости.
Так, не замечая ничего вокруг, я миновала поле и, обогнув лесок, вновь приближаюсь к дороге другим путём. То, что это дорога, я поняла не сразу, под толстым покрывалом снега её отыскать практически не возможно, но вот брошенную мной машину нелюбимого цвета я узнала сразу, как только увидела, не доехав до неё несколько метров. Я не знаю, что именно, но что – то мне явно кажется странным.
Я смотрю на автомобиль, стоящий неподвижно над самым краем оврага и не могу отвести взор. Гул движка второго снегохода приближается и затихает за спиной, а я, не отрываясь, скольжу взглядом по заваленной снегом крыше, по колёсам, остановленным в полуметре от неизбежного... Я не смогла бы пройти спереди, даже при большом желании, так как своими вмятинами автомобиль словно уставился прямо в белую даль полей, покрытых синеющим где-то далеко внизу снегом. Мне кажется, что глаза округлились от напряжения, так я всматриваюсь в изгибы искорёженного метала и даже вытягиваю руку и делаю горизонтальные махи рукой, вправо – влево, и ничего! Ну как здесь могло быть дерево, если и расти ему было… негде?
Ведь я помню, как свет фонаря осветил склон. Да, склон был крутым, но не обрывался отвесно. Я помню! Я не смогу никогда забыть боль и страх, те, что тогда испытала, только заглянув за край обрыва. И снова тот же страх, но с примесью смятения и жуткой неуверенности в своём разуме.
Я поворачиваю голову, и весь мой вид выражает один не высказанный вопрос «Как это может быть?» Я вытрясу из него ответ, хватит загадок и неожиданностей, я просто с ума сойду, я своим глазам уже не доверяю. И новое потрясение приходит сразу, как только я читаю на лице друга, всё тот немой вопрос «Как это может быть?»
Мы так и застыли, вопросительно глядя друг на друга, пока Силведид с усилием не снял с себя внезапное оцепенение, на смену которому сразу пришло волнение. Оно тоже продлилось лишь мгновение, но внесло ещё большую неразбериху в моё сознание.
- Прости, мне нужно уйти. Не волнуйся, всё будет в порядке, – шепчет он, уже растворяясь в воздухе так быстро, что последние звуки мне пришлось додумывать самой.
«Какой уж тут порядок, нет никакого порядка. Всё разрушили! Во что мне верить? Как жить?» – размышляла я под мерное рычание движка снегохода. Мороз пробирал буквально до костей, словно собираясь отыграться на виновнице за вынужденное отступление. Он пробирался под шапку и воротник сразу после исчезновения Сильведида. Да, антипатия у нас с морозом взаимная. Ирония – хороший способ казаться себе выше сложившейся ситуации.
Второй снегоход так и остался рядом с разбитой машиной. Была идея привязать его к лебёдке моего «тракторёнка», но руль никак не захотел фиксироваться, а с вихляющей передней лыжей, привязанной к сидению моей гусеничной машины, я рисковала второй раз уйти с того места, оставаясь на своих двоих.
Несмотря на тревогу, бушевавшую сотней демонов где-то внутри, у ворот дома обнаруживаю, что внешне я непроницаема и спокойна. «Жива, и ладно» - решаю я, въезжая во двор.
«Силведид так и не появился» - начинаю я тревожиться ближе к вечеру. Старалась отгонять от себя ненужные мысли, когда раздавала корм моим домочадцам и когда заливала солярку в бочок, подающий топливо. Но теперь, сидя в гостиной в окружении только моих собак, в череде попыток отвлечься я терплю неудачу.
Простое признание друга, что это сделал он, вызвало бы очередную волну благодарности, и жизнь казалась бы мне привычно неправильной, но не больше. Если же происшествие произошло без ведома Силведида, это сразу исключало из списка участников любого из его Семьи. Они имеют общую память, если я правильно запомнила его откровения. Мой друг имел возможность быть одновременно всюду, и вот тут опять появлялась неувязочка: как он не обратил внимание на мою аварию? Возникает одно логичное объяснение: авария произошла во время его очередной отлучки. И почему я ни разу не упомянула об этом событии, а ведь вспомнила о нём ещё при первой встрече?! Я начинала за него серьёзно тревожиться.
- Где ты, мой добрый защитник? – тихо, не ожидая ответа, размышляю я вслух.
Он появляется, точнее, проявляется внезапно, точно как изображение на рабочем столе планшета. Вот я стою с застывшим взором в неизведанную воображением даль, и вдруг эта даль закрылась от меня тёмным силуэтом. Чужое лицо так близко от меня, что только в попытке отодвинуться, максимально выгнув спину, я смогла всмотреться в него. Обычное человеческое лицо, с тёмными бровями и чёткой линией подбородка, мужественное, с крупным носом и ртом. Лицо взрослого парня, которые меня никогда не интересовали, поэтому я не могла бы оценить его по достоинству и найти черты привлекательности. Симпатичный – возможно, но о большем не мне судить и присуждать баллы и места по красоте.
Вот лицо Силведида, то к которому я успела привыкнуть в течение последнего месяца, показалось мне самым красивым из всех, которые я видела, включая и лица знаменитостей.
Фоса точно не назовёшь милашкой. Нос крупноватый, пожалуй, но в сочетании с бровями, подбородком и губами, огромным он точно не кажется. При выборе фигуры он наверняка также не утруждался, лишь бы понадёжнее и посильнее для удобства, как стальной робот-терминатор из одноименного фильма, только помоложе.
- Как там в сказке «Двенадцать месяцев», много цветов набрали? – начинает он, не дождавшись слов приветствия.
- Я не такая безответственная, если ты это имел ввиду, - отмахнулась я, не меняя выражения лица. У меня и вправду неприятный осадок остался, когда я видела в мультике, как лесные обитатели, едва попрыгав по зелёной травке, и даже откушать не успели, как снова вымокли под дождём и встретили мокрыми резкое похолодание, затем заморозки, зима, метель. Ну разве можно устраивать такие аномалии по просьбе одной только девочки!
- Ты считаешь, что простая девчонка не достойна таких усилий?
Вопрос, конечно, интересный, наконец-то до меня, стал доходить его двойной смысл. Да, я по-прежнему считала, что Братья- месяцы «жестили» по отношению к растениям и зверью, но с другой стороны, я сама оказалась на месте сироты и не в воображении …, а на самом деле и что сейчас я должна ему ответить? Включить благородство или подумать о своём благополучии?
- Я считаю, что двенадцать взрослых людей могли бы придумать более безопасный способ решения проблемы, чем идти на поводу у избалованной принцессы.
- Ну а если они выбрали то, что будет иметь наименьшие последствия и воздействовали только на определённую территорию?
- То им было безразлично, что почувствует червячок, которому на определённой ими конкретной территории, вдруг стало тепло, и он полез погреться выше к поверхности, а там опять зима. Не успел червячок!…
Парень просто зашелся заливистым смехом, кажется, сейчас он согнётся пополам, на глазах даже слёзы выступили.
- Как ты поняла, что это я?
- Никак, знаю и всё, - а в мыслях, восстанавливая события новогоднего вечера, пронеслось «Я таких засранцев за версту теперь обходить буду», и вновь последовал взрыв хохота.
«А я милого узнаю по походке» - продолжал ржать Фос теперь и у меня в голове. Но в отличие от «милого» Силведида Фос не ждёт от меня положительных эмоций. Ему сойдут эмоции любой природы и чем ярче я их проявляю, тем довольнее становится его вид.
- Обещай, что не будешь сканировать мой мозг.
- И как прикажешь тебя запечатать, смотреть на тебя через зрительные каналы этого человеческого тела? Да я вообще-то насчёт зрения только что воплотившись, ещё не побеспокоился. Дай-ка мне немного времени, - и человек передо мной вдруг замирает, как марионетка, с пуговицами по обеим сторонам от носа. Молчание длится не более десяти секунд, и вид молодого человека опять изменяется, лицо выражает не то недоумение, не то разочарование.
- Примитивно до противного. Знаешь, как мир воспринимать только через маленький экран видеокамеры, вместо того, чтобы отвести от него взор и посмотреть вокруг. Силведид обладает просто ангельским терпением выдерживать такое долго. Ну, довольна? – он изобразил на лице злость, а губы непослушно растянулись в улыбку.
- Не делай меня виноватой, ладно? Противно – не смотри, только слово дай, что мозги мои, мне принадлежат, и можешь поступать как хочешь.
- Хочешь слово, я тебе его дам. Ты просто не знаешь, как красиво выглядишь, когда я вижу твою суть, ты переливаешься нежным цветом, такой аурой обладают только чистые, неиспорченные души.
Я не видела перед собой того бунтаря и негодяя, каким я представляла Фоса до этого момента, что-то неуловимо изменилось в моём восприятии его. Неужели простое признание моей внутренней, якобы только ему ведомой какой-то там красоты заставляет мою кровь окрасить щёки в алый цвет? Ну и что здесь за телячьи нежности?
Фос понимает это раньше меня и, спрятав улыбку за непроницаемой маской равнодушия, спокойно выслушивает мой упрёк.
- Зубы не заговаривай!
- Даю слово!
- И сдержать его собираешься?
- Где уж Смерти играть в благородство.
Опять начинаю закипать, мне флакона «валерьянки» не хватит, чтобы успокоиться после беседы с этим типом. Ну что за басурманин, одни общие фразы и никакой конкретики для прямолинейно мыслящей личности.
- И не строй из себя милашку, понял?
- Ладно, оставим это прерогативой младшего братца.
- Он младше тебя?
- А твоей женской натуре будет приятнее узнать, что он на несколько миллиардов лет младше других Сил? Вот глупая девчонка, ну сама подумай, что в каком порядке могло появиться Смерть или Знание? Конечно, на этой планете он у нас буквально подросток, но на других он зрелый муж, а на каких-то его можно считать древним стариком. Но он всегда будет моим младшим братом, как и большая часть моей Сиятельной Семьи.
- Как ты сделал так, что твой брат не узнал о моём спасении, - после его появления, на мой неосознанный призыв спасителя, не смотря на то, что мне хотелось увидеть другое лицо, я уже не сомневаюсь, что это был Фос.
- Да вы сейчас одновременно мне этот вопрос задаёте. Эй, братец, выключай своё благородство, можешь слушать наш разговор, - он переводит взгляд куда-то поверх моей головы, а потом опять на моё лицо
- Всё ужасно просто. Как ты думаешь, Силведид, будете ли вы такими чистыми как прежде, если начнёте разделять день за днём память того, чья судьба каждый раз видеть угасание жизни только для того, чтобы обеспечить место для появления нового эфемерного по продолжительности существования создания? Я ведь прощаюсь с каждым рожденным мной когда-то. Ты понимаешь, что ваша память должна быть такой же светлой, как вы сами?
Он помолчал немного, и я впервые видела как одухотворённый переживаниями лик становится невероятно прекрасным, погружаясь в глубину только ему ведомой вселенской печали.
- У меня есть то, что вам не может понадобиться, своя память и свои секреты. Что Знание трудно признать, что можешь многого не знать, но так задумано Творцом, смирись и не прекословь его Воле.
- На твою долю не должно было всё это выпадать, - продолжает он совсем другим тоном, и я понимаю, что это он мне. Он протягивает руку и гладит меня по щеке. И нежность мимолётной тенью сглаживает грубоватые черты, и вдруг его уже нет.
***
События трехдневной давности не дают мне покоя ни днём ни ночью. Сколько раз я могу убеждаться в своём невежестве. Как можно было не вычислить, кто такой Фос, ведь мне назвали всех, кого я способна увидеть. И он несправедливо считает себя Смертью! Только тот, кто дарит жизнь может так глубоко переживать момент, когда эта жизнь угасает. Фос является Силой Жизни, и вторая встреча с ним напугала, но ещё больше растревожила моё сердце. Картины ужасной смерти от голода и жажды вернулись в мои сны после недолгого перерыва и мучили меня ночи напролёт. Что же приходится прятать в своей памяти этому измученному собственной долей существу, и сколько сил ему требуется, чтобы следовать самому Воле Творца так, как он велел младшему брату. Нет такой силы, которая бы приносила смерть, существует момент, когда жизнь покидает тело. Сияние из семи Сил, - значит нет Зла и ненависть, также как злость, появляется в человеке закрытом от любви и добра. Как жаль, что человечество лишено возможности понять это так, как вижу это я. Нужно было открыть себя Свету, и не было бы желания приносить вред кому- либо, как не было бы и угрозы существованию нашей планеты.
Силведид не появился и сегодня. Я мирюсь с неизбежностью и готовлюсь прожить ещё один день без него: «Только приходи сразу, как только сможешь»
Хлопоты с моим не маленьким хозяйством отвлекают меня на всё утро, затем я старательно пишу эссе на тему, заявленную в Демоверсии экзамена по русскому языку и уверенно прихожу к выводу: «Любая традиционная религия богата своими обычаями, законами, которые помогают личности достойно нести в себе генетическую память о культурном развитии всего человечества. Я согласна со словами Д.С. Лихачева , что память – чрезвычайно важное свойство человеческого разума, души и допускаю - генетической памятью мироздания во многом обладают окружающие человека предметы – растения, камни, вода, стекло, лист бумаги и т.д». Но для верности спросить бы у Силведида…
С чувством выполненного долга, выработанным годами отличной учёбы, я выхожу во двор. Когда же закончатся морозы? За эти дни я опять завалила себя работой и опять стала забывать, что значит радоваться новому дню. Надо склеивать свою жизнь по кусочкам, как я сделала это, когда меня покинули мои мама и папа. Теперь Силведид. От того, что я не знала причин его отсутствия, было только хуже. Я перебирала причину за причиной и готова была во всём обвинить себя.
Мои грустные мысли прерывают слова, произнесённые высоким фальцетом
- Не занята? Может поболтаем?,- девчонка лет десяти, примерно моего роста, глядит на меня исподлобья и щерится в довольной ухмылке.
- Вот ещё подружка нашёлся! Не буду я с тобой разговаривать, сначала пафос свой сбрось и вежливости научись.
- Да кому она нужна Ваша хвалёная вежливость!
- Да мне возможно. Ты кого-то здесь ещё видишь?
- Ради тебя всё, что угодно, дорогая! - сказанув это неуместно низким мужским голосом, девочка состряпала улыбку и состроила мне глазки. Моё дыхание прервалось на несколько секунд, так как те мысли, на которых я себя поймала, тут же окрасили мою кожу в яркий цвет, и, уверена, не только на лице. А что, мы блондинки, у нас бывает! Ужас какой! Поймать себя на мысли, что я безумно хочу, прижаться к этому ребёнку и почувствовать его всем телом!
- Фос, прекрати цирк, ладно, а то вообще уйду от тебя.
- И это куда ещё? - преобразование произошло у меня на глазах, тем не менее сам процесс оказался недоступен моему зрению. Раз - и вместо девочки уже примелькавшееся мне, за эти ночи лицо.
- А вот договорилась с одним типом, пока ты отсутствовал, он меня на свою планету пообещал забрать. Что, съел? Думал, вы здесь одни с Силведидом бываете?
- Кто пообещал тебя забрать? Когда? - тревога на его лице сменила насмешливость и пофигизм.
- Ну, он не представился. Сказал, что он с планеты Плутон. Он высокий, красивый такой, с длинными щупальцами, зелёными рожками и присосками вместо губ. Ууумп! - я вытянула губы, словно хочу поцеловать обрисованный мной образ. - Уверена: он и есть принц, о котором любая девушка мечтает.
Лицо моего собеседника постепенно принимает привычное для него выражение, но удовольствие, вызванное моими словами, он скрывает не сразу, словно смакуя каждое слово, он произносит.
- Ладно, подловила, - ну точно меня скопировал. - Чем ещё удивишь? Да, кстати, я конечно, чуть не купился, но чтоб ты знала: Плутон не планета, и он полностью необитаем. Если тебя и вправду туда какой-то хмырь с присосками позовет — гони его в шею.
Говоря это, он приближается ко мне с равнодушным видом, но блеск его глаз ещё хранит те чувства, которые он скрывает за внешним спокойствием.
- Собирайся и садись в машину, да и купальник надеть не забудь.
Просьба звучит полным бредом. Зачем мне садится в машину, когда на дорогах снега по пояс, да ещё при этом напялив купальник.
- Ну, сверху купальника ты, конечно, не забудь тоже что-нибудь надеть.
- А ты что подумал? Не скажи ты мне это, я к тебе прямо так в одном купальнике и выскочу?
Он довольно заулыбался, всем видом показывая, как он представляет эту картину.
«С ума меня сведут эти два красавчика» - ворчу я про себя, но всё – таки иду выполнять распоряжение.
Как только после непродолжительной перепалки в кабине машины и отказа в любых объяснениях я завожу мотор, ворота перед нами неторопливо раздвигаются, и снег начинает сползать с дороги, как при дуновении ветра, оголяя ровную тёмную поверхность.
Я выезжаю за ворота, не проявляя ни грамма удивления, сосредотачиваюсь на дороге. Пусть Фос сам себя развлекает, хочешь игру в молчанку - получи.
Он сдаётся почти сразу
- Я хотел, чтобы ты узнала о тех красивых рыбках, которые в отличие от многих были оставлены в магазине.
- Крылатки? – сразу оживилась я.
- Это рыбы, способные к быстрому воспроизведению, увеличение их числа уже плохо сказывается для Атлантики. Несмотря на их красоту, они способны уничтожить девяносто процентов коралловых рифов, плюс рыбы, у которых не выработался инстинкт защиты от этих красавцев.
«Точная аллегория, одна из подобных «рыбёшек» сейчас рядом с тобой, ну никакого инстинкта самосохранения. Подумать, куда еду? Зачем? «Не понятно, только бы на красавчика пялится!» - критикую я своё поведение, радуясь, что вовремя запретила им читать меня как книжку с картинками.
Рассердившись на реакцию своего организма, я не успеваю вовремя среагировать на поворот дороги, но тут руль сам удачно крутанулся, и мой грузовичок поворачивает, идеально вписываясь в поворот.
«Так ну ладно, веди тогда сам» - и я просто складываю руки на груди, а машина, словно и не замечая этого, продолжает движение, совершая манёвры легко и непринуждённо.
- Бери руль, за следующим поворотом конечная цель, мимо не проедешь. И с Днём Рождения, тебя Дашенька, - он улыбнулся, прикоснулся кончиками пальцев к моему лбу и по- братски чмокнув меня в щёку опять испарился без следа.
«Ё - моё! Тридцатое Января! Мне сегодня исполнилось восемнадцать!» - не могу прийти в себя и удивляюсь как Фос – то узнал. Но это удивление меркнет перед тем чувством, которое ожидало меня за поворотом дороги. Машина с брошенной педалью газа, остановилась перед миражом, создающим прекрасную сказку. Поверх нетронутого снежного ковра, нарушая все законы физики, лежит прогретый солнцем песчаный берег. За ним, простираясь на десятки метров, колышется мелкой рябью морская синева и кажется прозрачной до самого неглубокого дна у берега. Я могу любоваться стайками диковинных рыб, которые, как только я подплываю к ним, спешат спрятаться за яркими зарослями кораллов и водных растений.
Экзотический остров ограничивает кусочек моря справа, а впереди и слева границы видения размыты и невозможно определить, где заканчивается тёплая вода и начинается снег.
Мне кажется, я утону от счастья в этом море восторга. Через час плескания в воде я чувствую, как кожа реально покрывается загаром, а мышцы просят пощады. Я выбираюсь на песчаный пляж островка не более десяти метров в диаметре и ищу глазами фигуру того, чьё присутствие обеспечивает эти чудеса вокруг. Он появляется в метрах пяти от меня, я преодолеваю это расстояние в один миг и, слегка подпрыгнув, буквально висну в кольце сильных рук. Ноги ещё болтаются в воздухе, а меня уже захватывает водоворот чувств небывалой силы. Я замираю в новом состоянии, и оно восхищает меня несмотря на слабость во всём теле, а может именно благодаря ей, но это не важно – главное, что душа поёт и плавится как воск.
Силведид тоже стоит неподвижно, мы унеслись в неведомые дали счастья и я в своём невежестве боюсь пошевелиться, чтобы не испортить созданную им сказку.
- Меня не будет рядом, не шали тут сильно, – его слова доходят до меня с большим опозданием, только спустя несколько минут я отталкиваю его от себя. Попытка напустить браваду срывается, и его лицо теряет напускную беззаботность. Молчание опять говорит громче слов.
- То есть вот так ты решил сообщить мне, что твоя миссия выполнена?
- Мне действительно пора.
- Не уходи, пожалуйста, - начинаю уговаривать, не надеясь на положительный результат. – Ты можешь не послушаться?
- Я выполняю своё предназначение.
Он берёт мою руку, другая его рука, всё ещё обнимает меня за плечи.
- Ты можешь представить, что твоя рука перестала тебе подчиняться. Будет ли она жить своей жизнью? Она повиснет ненужной плетью. Я не принадлежу себе, хотя я не так просто устроен, как твоя рука. Мне жаль, но я должен покинуть эту планету.
- Почему? Это из-за меня?
Ах, ты маленький Пуп Земли! – он отпустил мою руку и нежно придвинул меня к себе. - Я должен уйти потому, что животные уже начали откликаться на моё присутствие, а мы не можем допустить нового всплеска интеллектуального развития на Земле – её экология слишком уязвима.
- Опять обезьянки умнеют, - не сдерживаю сарказм, и вообще я не хочу слышать никаких уважительных причин, его не будет рядом, что меня может тогда интересовать!
- Собаки, именно они оказались в новых условиях, и их мозг изменяется в попытке обеспечить им выживание.
Силведид гладит меня по плечам и спине, его руки успокаивают, я, уже проглотив остатки возмущения, готова слушать дальше. И он, словно ожидая этого состояния, продолжает:
- Выслушай и запомни всё, что я тебе сейчас скажу.
Минуту спустя он опять притягивает меня к себе и обнимает, но только для того, чтобы пристальнее вглядеться в мои глаза и убедиться, что я его действительно слушаю.
- Ты осталась единственной. Собаки меняют порядок вещей вокруг себя.
Я откинула назад голову, чтобы убедиться, что я правильно расслышала его речь. «Вайнич? Собаки?» - читает он в ответ и утвердительно кивает головой и продолжает говорить, не отводя взгляд.
- С четырёхцветным Сиянием твой мир изменится до неузнаваемости. Но ты сильная, и ты можешь справиться. Я попросил Фоса усовершенствовать твою память, так что она не пострадает. Доверяй своим воспоминаниям, ориентируйся на них. Продолжай заниматься привычными делами каждый день, заботься о тех, кто в тебе нуждается, несмотря на то, что желание делать это пройдёт. Прояви собственную волю и заставляй себя следовать привычному ходу вещей.
- Я изменюсь?
Я вижу застывшее выражение горя на его лице, в том, что метаморфоза будет тяжелой можно не сомневаться.
- Обещай, что меня не будут спасать в таком состоянии.
- Никто из нас не даст тебе такого обещания. Мы не имеем власти изменить твою судьбу, но это не значит, что каждый из нас не пытается это сделать. Попытки - это единственное, что нам осталось.
- Я доставляю вам столько лишних хлопот!
Что это? Попытка кокетничать, я и впрямь захлопала ресницами. А Силведид лишь улыбнулся своей самой искренней улыбкой и произнёс, вновь прижимая меня к себе:
- Ты - наше самое любимое Дитя и вовсе не потому, что других людей здесь нет - расстояние для Сил не имеет значения.
- Расскажи мне всё, что мне можно знать, я чувствую, что тебе сейчас труднее, чем мне.
Это он впервые столкнулся с проблемой, с которой не знает, как справиться, а я привыкла жить с разочарованием. Но он молчит, только сбивает меня с мысли нежностью своих рук.
- Да, - продолжаю я, - зато, теперь ты можешь понять людей. Сравни и признайся - своя маленькая боль бьет сильнее космической?
Он ослабляет объятия
- Это ещё одна наша проблема, которая не имеет решения.
- Ааа! Так я всё - таки создала твоей семейке геморрой в ответ на их планетарное лечение! Мне не жаль! Поживите с разочарованием от недосягаемости счастья, и может быть вы поймёте, какой вид Вы посчитали лишним, поймете почему люди, судорожно стремящиеся к прогрессу не заметили повсеместного разрушения.
Он ещё отодвинулся, позволяя мне вырваться из его плена. Я вся была сплошной протест.
- А как бы жили Вы, когда во сне испытываешь наивысшее блаженство, а проснувшись, оказываешься в мире несбыточных желаний, главная из которых приблизить то, что ощущал во сне. Нам сон дарит ощущение рая, чтобы проснувшись, одни из нас тихо страдали от сравнения, а другие из кожи вон лезли, стремясь создать его для себя.
- Но ты ведь не думаешь о себе? – заключил он, удивляясь.
- Я?! Да у меня сил на то, чтобы себя жалеть, не остаётся. Поток моих слов прекратился, я смутилась от того, что столько наговорила, и тут же подумала, что это последний раз в жизни, когда мою речь слушают и понимают. Мне захотелось продолжить, но гнев уже прошел.
Силведид подходит ко мне и, развернув от себя, бережно подталкивает за плечи, побуждая двигаться в сторону одежды. Я мельком отмечаю, что миража больше нет: море, берег, пальмы и рыбки - всё ушло не знаю когда. Не будет сказки про то, как они жили долго и счастливо.
В машине я не выдерживаю, понимая, что это наш последний вечер, задаю очень важный для нас вопрос
- Они могут сделать так, чтобы ты меня забыл?
- Мне жаль, но это невозможно. Наша общая память - это источник истины в первой инстанции, невосприимчивый к корректировкам.
- Но они что-нибудь придумают, чтобы избавиться от твоей недавно обретённой «примитивности».
- Определённо что-нибудь предпримут.
- Значит, со стопроцентной вероятностью можно утверждать, что это наша последняя встреча?
Вместо ответа он кладёт руку мне на плечо и опять крепко обнимает, а машина, теперь уже по обыкновению скользит по изгибам дороги, не нуждаясь в моём умении.
- Значит, нам надо попрощаться, – шепчу я застывая в его объятиях на первой ступеньке в гостиной. Он останавливается у лестницы. Без слов становится понятно, что наш совместный путь подходит к концу. С ещё большим трепетом я вслушиваюсь в стук его сердца. Мне не нужно большего счастья. «Только не отнимайте его у меня» - умоляю я неведомые Силы, все которые существуют, и мне всё равно, кому они там предназначены - растениям, животным или грибам. Я неистово мысленно произношу эту просьбу, как молитву, прижимаясь щекой к его груди: «Не отнимайте его у меня!».
Немой протест ставшей вдруг чужой нам Воли звучит стуком двух сердец, я испытываю целую гамму чувств, в которых начинает преобладать и крепнуть благодарность. «Я должна быть благодарной за то, что я испытала это мимолётное счастье», - слышу я новую мысль в своей одуревшей от горя «черепушке». Что это? Неужели Воля пытается вмешаться в моё сознание, и я безоговорочно вновь доверяюсь Силе. В сгустившихся сумерках недолгого вечера ощущается безысходная тоска, но теперь я уже взяла себя в руки и готова продолжить жить воспоминаниями. Я прислушиваюсь к себе, но различаю лишь шум за окном.
- Дождь в Сибири тридцатого января? Это твои проделки.
- Это грустит сама Природа, - мы отчетливо понимаем, что превышаем лимит, отпущенный нам на прощание. Капли дождя, как слёзы, омывают оконное стекло. Бонус и другие собаки неестественно обеспокоены, жмутся к нам и жалобно скулят. А где-то за мокрым окном этой тихой грусти вторит диким воем голодная свора не то волчья, не то собачья, грани между ними почти стёрты.
- Я хочу запомнить тебя, – говорю я, закрывая глаза. Мне не нужно зрение, которое приносит памяти яркие образы самых красивых парней мира. Нет, он не они – он - это торжество покоя в каждой клетке тела, это ласковое золото живого тепла обволакивающего меня, манящий Свет обретённого смысла для моего ограниченного разума.
Его подбородок накрывает мою макушку, когда он наклоняет голову. Его представления о мужчинах всегда были неотделимы от наличия красоты и высокого роста, он ошибался, утверждая, что это только мои образы.
- Может тебе превратиться в безобразного монстра? – предлагаю я, улыбаясь в ответ на всплывающий образ существа с жабьим лицом и горбатой спиной.
- Ну, уж нет! – он смеётся в ответ, проследив за выражением моего лица. Мне приятно, что ты считаешь меня красивым. Пусть это так и останется.
Я подозреваю, что Силведид начал различать в себе мужское начало, или может культивировал его под моим влиянием. Ох, не навредить бы ещё больше, - чувствую, как говорится, без вины себя виноватой.
- Мне пора, - выдыхает он мне в затылок. Я замираю, изо всех сил продлевая мгновение, и мы продолжаем стоять неподвижно, запоминая как можно тщательнее тепло друг друга.
- Мне пора, – повторяет он, отражая в голосе мою тоску.- Береги себя, обещаешь?
- Да, – я отвечаю не задумываясь. Я пообещала бы ему луну с неба и всё что он попросит, а он только коснулся губами моей щеки и безвозвратно растворился неясной синей тенью в моих руках.
Зазвучавшая во мне боль готовила упрёк: «Мог бы уйти по-человечески». Но я подавила его, не дав ему оформиться в сознании, скрывая недостойные слова больше от себя, чем от него. Я понимаю, как бы он ни ушел, мне будет одинаково горько.