«Свет!» Последнее слово служит тем рычагом, который вырывает меня из пучины забытья, жесткий кафель пола, заставляет задуматься о том, где я сплю, и открыть глаза. Я озираюсь по сторонам, пытаясь каким-то усилием вырвать себя из затянувшегося безумия. Открыв глаза, узнаю, что крепкий сон, вызванный потоком слёз, забрал-таки ужасную бесконечность ночи. Наступил новый день, но вся нестандартность ситуации не оставляет надежды на чудесное избавление от вчерашнего кошмара наяву.
Итак, я по-прежнему одна. Мои осторожные шаги, единственный звук оживляющий этот нарядный зал, украшенный рекламой самых вкусных и полезных сосисок в мире. Ах, нет, теперь шагам уже вторит мой желудок, настойчиво обещая, что с ещё одним днем без пищи он будет не согласен, и, пророча приступ гастрита, уговаривает меня попробовать любое реальное воплощение того, что красуется на баннерах продуктового отдела. Мне повезло: предусмотрительные оформители не стали занимать рекламой более восьмидесяти процентов окон, иначе было бы темно, и мне оставалось бы только гадать о качестве товара.
Голод не отступает, но притупляется до почти не различимой потребности - потрясение, переживаемое мной, тормозит все процессы организма. С безразличием расхаживаю мимо полок с продуктами, отбрасывающих на запад чёткие тени. Паника, страх и неизвестность, боль от потери близких людей создают невыносимую тяжесть в груди и голове. Не стоит ожидать, что я смогу получить удовольствие от многообразия предоставленного мне продуктового ассортимента.
Заставляю себя сделать выбор, чтобы унять спазмы в желудке. Методично определяю свой рацион: икра, пара кусочков нарезанного хлеба, масло и немного фруктов.
Насытившись, испытываю некоторое успокоение, дневной свет внушает некую уверенность, что я выйду из супермаркета и увижу наполненные людьми улицы, найду маму, поплачу, наверно, или просто проснусь, вырвавшись из этого нового для меня и такого непонятного сна. Простор вокруг и отсутствие временных ограничений только усиливает ощущение нереальности, которое, довольный поступившим питанием, услужливо приукрашивает мой отдохнувший за ночь мозг.
- Пора просыпаться! Ну же, просыпайся! - шепчу я, оставляя синяк на руке, в попытке ущипнуть себя посильнее. В бессилии откидываюсь в удобном кресле, такого негостеприимного ночью мебельного салона. Даже стараюсь снова убедить себя, что всё будет хорошо.
- Может быть, мне повезло, что я выжила. И кто-то наверняка ещё есть кроме меня в этом огромном городе, стране, мире, мне просто надо выйти и поискать как следует!
Сказано – сделано!
Улицы по-прежнему пусты. Тихое спокойствие нарушает потревоженная мной стайка птиц, они тут же спешат улететь прочь от меня. Как же быстро эти маленькие жители города забыли своих суетливых, любезно оставляющих крошки и роняющих зёрна семечек на своем пути соседей. Мне их уже не догнать, но я и не ищу их компании. У меня появилась цель: я найду тех, кто также одиноко, в панике провёл эту ночь. И тогда, можно будет подумать, как жить дальше.
- Эй, я здесь! Люди! Люди! - моя спасательная миссия и дневной свет придают мне смелости настолько, что я начинаю заглядывать в подъезды домов и кричать о своём присутствии. Каждый раз, на несколько минут я замираю, с надеждой услышать хотя бы недовольное ворчание. Несколько часов спустя тщетность моих действий заставляет меня мечтать, даже о грубом бранном слове.
Уставшие голосовые связки отказываются издавать что-то кроме хрипа, и я просто стучу по трубам очередного многоэтажного дома потерянным кем-то костылём. Я хочу получить любой отклик в ответ на моё безобразное поведение. Тщетность попыток только усиливает моё стремление обойти как можно больше домов, но горло и даже ладони болят от усилий привлечь к себе внимание.
При выходе из серой панельной пятиэтажки я устремляюсь к ближайшему автомобилю и резко, чтобы не передумать, жму на клаксон звукового сигнала. Машина издаёт протяжный резкий сигнал, после которого тишина становится почти осязаемой, моя рука тянется для последней попытки, когда сквозь стук пульсирующей в висках крови я различаю звук. Ещё мгновение, и мой разум идентифицирует его, как лай собаки. Я разочарованно прислушиваюсь, готовая отступить от своих поисков, и вдруг осознаю, откуда исходит этот лай: второй этаж дома, четвёртое окно справа, а значит, если на мой сигнал отозвался только один житель, то именно ему и нужна моя помощь.
На нужный этаж я поднимаюсь бегом. Усталость позабыта, пусть даже на время. Знакомый лай услужливо приводит меня к нужной двери, но она заперта. Металл двери надёжно спрятал от меня своего единственного хозяина, и эта необходимая когда-то надёжность двери сейчас стала непреодолимым препятствием к его спасению. Моё стремление открыть дверь как можно скорее подогревает жалобное завывание с обратной стороны двери, а попыткам открыть её костылём вторят слабые постукивания когтистой лапы.
Я ловлю себя на мысли, что эти бесполезные попытки выполнить общую с псом задачу уже нас сблизили, несмотря на разделяющую дверь. Поэтому, когда с наступлением сумерек я ласково уговариваю своего нового обретённого друга подождать, то слышу спокойное сопение как обещание обязательно дождаться.
Ночь наступает мгновенно, быстро сметая границы осеннего вечера, а я пытаюсь запомнить расположение дома с собакой. Проспект Космонавтов шестьдесят пять. Нельзя уходить далеко. Адрес бесполезен в темноте. Эта ограниченность видимости направляет мои мысли на необходимость иметь элементарное оборудование. Отметая навязчивые страхи, устремляюсь в открытую дверь строительного магазина. Появившаяся луна кажется мне более дружелюбной, и в её свете я выбираю себе фонарь.
Дальше все происходит быстрее, зубило, выдерга, и я шарю лучом желтого света в поисках того, что помогло бы мне взломать злополучную дверь. Луч скользит по огромному молоту, кувалда услужливо подсказывает мне мои познания в истории о жизни рабочего люда. Пробую поднять. Нет, слишком тяжело - даже не размахнуться. Осторожно кладу её на пол и замечаю ещё одну, поменьше. Кажется, то, что нужно. Спешу назад. Свет фонаря привлекает кошку, которая, вероятно, уже устала гулять сама по себе и спешит завязать со мной знакомство, ходит передо мной, прогнув спинку и вытянув голову, и я глажу её по голове, не сбавляя шаг.
Уже вдвоем мы входим в подъезд знакомого дома и поднимаемся на второй этаж. Через несколько минут становится ясно: зубило и выдергу могла взять только настоящая блондинка. Мой цвет волос служит слабым оправданием, однако железки в моих руках оказываются настолько бесполезными.
С отчаяньем я берусь за кувалду. Предупреждение, которое я дала своим лохматым приятелям, помогло мало. Кошка с недовольным «Хррр» умчалась вниз при первом ударе. Звуки из-за двери тоже стихли. Я продолжаю настойчиво долбить дверь кувалдой. Когда руки уже отказываются слушать, в дрожащем свете фонаря осматриваю результаты моих усилий – большую вмятину в районе замка; поднимаю выдергу и вставляю в прорез стали. Упираю край в механизм замка и со всей силы давлю вниз. Свет лежащего на полу фонаря освещает, осыпающиеся куски штукатурки. Результата - ноль. Только жалобный вой придаёт мне сил для дальнейших ударов кувалдой в темноте лестничной клетки.
Вторая попытка оказывается успешной. Крепления замка сломаны, дверь уже свободно поддаётся рывку. Луч света шарит по полу коридора. Наконец, останавливается, словно растерявшись, освещая черный нос и два умных глаза под сдвинутыми в размышлении бровями, и это оказывается мордой пса, размером с телёнка, покрытого черной длинной шерстью. Собака растерянно переминается на месте, прижимая хвост. Я теряюсь не меньше. Минуты бегут в молчании, вздохнув, я осторожно присаживаюсь рядом на корточки. Присмотревшись, пёс не находит во мне угрозы и вильнув хвостом тоже приседает.
- Будем знакомы! - говорю я робкому гиганту, пожимая огромную мохнатую лапу. – Долго же я к тебе пробивалась! – А такой умный вид тебе бонусом к размерам выдали? Большая, Очень Надёжная, Умная Собака! Точно! Ты мой бонус за вечер трудов – Бонусом и звать тебя буду!
Язык набок, и задорный блеск черных глаз, и два поворота головой, словно попытка определить, каким глазом на меня удобнее смотреть – вот и весь ответ на моё предложение о его имени. Большего мне ожидать не приходится. Общий кошмар длиной в два дня мы делим на троих. По-моему становится легче, и я наконец уступаю глубинам тревожного сна.
Следующее утро встречаю увереннее. Компания кота и собаки, как в народной примете, обеспечивают уют в нашем трёхкомнатном убежище. Квартира, где я нашла Бонуса, несмотря на искореженную дверь, подарила полноценный ночной сон, а шум, сопровождающий спасательную операцию, помог загнать подальше реальные и надуманные страхи.
Сорокакилограммовый пёсик спешит выразить мне своё приветствие: голова влево - голова вправо, сосредоточенный взгляд и резкий рывок ко мне с целью облизать с ног до головы. Он, по-видимому, проснулся уже давно и терпеливо сидел у кровати, ожидая моего пробуждения. В пользу этой догадки говорит приготовленный им поводок – стоило мне скинуть ноги с кровати, как он по - хозяйски, сунул его мне в руки.
- Запомнил нашу вчерашнюю прогулку? – спрашиваю у собаки, хотя и без этого очевидно- необходимость переполняет с утра каждого.
На улице, словно учуяв собрата, к нам торопится целая компания четвероногих. Они, в отличие от птиц, с радостью показывают свою зависимость от человека. На удивление быстро, всего за сутки, они объединились в стаю. Я насчитала шесть собак, непохожих друг на друга, как ростом, так и окрасом. Все они дружелюбны по отношению ко мне, но между собой то и дело «делят пальму первенства», проверяют силы и терпение друг друга. Только Бонус идёт на поводке. Я с опаской смотрю на вожака нашей разношерстной стаи, бегущего впереди. Он, или она, сразу не определишь, крупнее других и держится особняком от остальных, не пропуская никого впереди себя, старается предугадать мой маршрут. Если я поворачиваю в сторону от выскочки, та немедленно меняет своё направление, пробегает мимо нас, непременно обгоняя каждого. Другие собаки то огрызаются, то просто не обращают на неё внимания, а двое, видимо, окончательно признав эту собаку лидером, следуют за ней хвостиками.
Большой компанией мы заходим в первый попавшийся продуктовый магазин. Неосознанно завожу с ними разговор о пользе натуральных продуктов, предлагая всей компании мясо с полок, и размышляю, как поступить с мёрзлыми продуктами в морозильных камерах. Готового ответа у меня пока нет, и эта проблема - не проблема только пока, на день или два.
Бонусу стараюсь угодить особенно. Быстро выясняю, что он предпочитает овощи, несу ему говяжью вырезку и килограмм моркови. Распробовать деликатесы не получается, так как зависимость, которую так добродушно показывают мои нынешние сотрапезники, раскрывает передо мной первоочередную задачу на ближайшие несколько дней. На ходу съедаю холодную пиццу с колбасой и запиваю её колой. Мерзость та ещё, но срабатывает естественный порыв вседозволенности от вдруг обретённой самостоятельности и протест на запреты взрослых о неправильном питании. Думаю, завтра от рези в желудке дурь сама спадёт - как говорит мой папочка. «Завтра» становится страшным словом. Каждый раз, обдумывая своё будущее, я испытываю волну жуткой паники. Безопасней вращаться вокруг мыслей о пользе, которую я могу принести, и, следуя им, тороплюсь в соседние жилища с заключенными в них голодными обитателями.
В нескольких расположенных поблизости магазинах подготавливаюсь к предстоящим действиям и возможным трудностям. Гружу в двухколёсную тачку немного продуктов, воду, раздвижную лестницу, молоток, гвозди, дюбели, выдергу, в отделе спорттоваров прихватываю верёвочную лестницу (благодаря этикеткам теперь я знаю много новых слов), и привязываю Бонуса к тачке.
Размеры моей поклажи впечатляют, с грохотом выкатываю нагруженную тачку на улицу и качу вдоль застывших пятиэтажек. Надеясь, что шум привлечёт внимание, всматриваюсь в окна. Может, шума недостаточно, ставлю тачку и просунув руку в открытое окно, нажимаю клаксон автомобиля слева от дороги, прислушиваюсь к ответному зову, захожу в подъезд и дёргаю за ручки каждой двери. Примерно половина из них оказывается незапертой. Иногда за ними меня ожидает кошка или собака, я выпускаю их на улицы там же кладу перед ними куски мяса из моей тачки, наливаю воду в посуду, прихваченную из ближайших квартир.
Этот процесс представляется мне бесконечным, сползающее за блоки домов солнце вызывает сожаление о краткости осеннего дня. Наспех перекусываю печеньем, запиваю его «Нести», снова спешу за чуть слышным мяуканьем или тявканьем вверх по ступенькам обветшалых подъездов.
Снаружи меня ожидают те, у кого недостает смелости сделать шаг к самостоятельной жизни. С наступлением темноты их оказывается семеро: кот, котёнок и пять собак. Мирясь с таким неприятным соседством, словно боятся меня разочаровать плохим поведением, все они (даже сверхактивный лидер) послушно плетутся вслед за мной. За день я обследовала не больше трёх десятков многоэтажек. До магазина, откуда я начала свой путь, возвращаться несколько кварталов. Подавляя признаки желания вернуться, я решаю, что это не имеет смысла. Планируя продолжить дело, понимаю, что нужно последовательно двигаться дальше, тем более, что магазин, который привлекает сейчас мои мечты как место отдыха, ничем не отличается от других.
Несмотря на усталость, приподнятое настроение делает мои шаги бодрыми. Наполненный деятельностью день не позволяет тревожным мыслям о неизвестном будущем вернуться в мою голову. Изредка я оборачиваюсь в сторону сопровождающих меня животных, вслух делюсь своими сомнениями, как лучше им поступить, найти ночлег самостоятельно или довериться мне.
Котёнок стал заметно отставать, всё чаще останавливаясь и взвешивая каждый шаг, он уже готов повернуть назад, но именно его молодой возраст заставляет меня взять заботы о его жизни на себя. Я останавливаюсь и делаю несколько шагов назад, когда мой взгляд падает немного дальше, и в темноте, скопившейся за фасадом кирпичного дома, случайно ловлю неясные очертания лёгкого свечения на уровне четвёртого этажа, метров в двадцати от нас. Это не просто свет, излучение похожее на туман из лилово-синих бликов, оно словно обтекает левый угол отвесной стены. Не анализируя свою реакцию, замираю на мгновение и продолжаю всматриваться.
Удивление накрывает волной, подобного явления раньше я нигде не видела. Это не просто облако - светящееся тело имеет четкие формы, моё стопроцентное зрение привносит в мозг новые подробности, я различаю изменяющиеся контуры, движение светящихся частиц, похожих на миллионы микроскопических звёзд. Проверяя себя на реальность происходящего, моргаю и вглядываюсь вновь. Дивного вида туман не распространяет свет на окружающие предметы, нет отблесков на стене и деревьях, как будто нарушая законы физики, лучи не распространяются вокруг, а на определённой высоте закручиваются в спираль. Я бы назвала это явление красивым, если бы не страх перед неизвестным. Контрастные границы объекта вырисовываются чуть ярче, его тело заполнено жидкой энергией, не могу поверить, но она действительно вращается в определённом направлении. Я различаю вихри частиц, движущихся по часовой стрелке. Проходит несколько секунд, и, меняя контуры, потревоженный моим вниманием, светящийся сгусток энергии, перетекая, скрывается за стеной.
Разум подаёт новый сигнал тревоги, ни один написанный в школьных учебниках параграф не рассказывал о виде энергии, способной спрятаться. Мгновение нашей общей растерянности и поспешное исчезновение объекта с поля моего зрения могут быть свидетельством либо первой в моей жизни галлюцинации, либо наличия у неизвестного мне объекта собственной воли.
Мне становится по-настоящему страшно. Резким движением поднимаю котёнка на руки и, призывая свою свору идти быстрее, срываюсь на бег. Я бегу, не оборачиваясь, надеясь только на одно, чтобы никто не отстал, не стал жертвой светящегося в ночи тумана.
Заметно, что из всех собравшихся страшно только мне и зажатому котёнку в моих руках. Тем не менее они не отстают от меня и минутой позже фонарь выхватывает очертания фасада магазина, я хватаюсь за дверную ручку. Не заперто, ещё минута и я вталкиваю внутрь последнего нерешительного гостя. Дверь небольшого магазина под надписью (лучше - под вывеской) «Мишель» служит мне достаточной защитой от любого животного, о более нереальной угрозе, я старалась забыть.
Осмотревшись, я понимаю, что мне крупно повезло, паника неожиданно привела нас в небольшой уютный магазинчик со стальной дверью и решетками на окнах. За запертой дверью, наконец, могу перевести дыхание. Днём я мало думала о том, где меня застигнет ночь, а сейчас искренне верила, что эта дверь спасёт нас даже при ядерном взрыве. Глубокий вздох облегчения сопровождает единственное движение, на которое оказываюсь способной - просто оседаю вниз у входа, и застываю неподвижно на несколько минут.
Один, случайно брошенный в темноту взгляд, разрушил спасительное чувство спокойствия, с таким трудом обретённое мной в последние дни. Кто или что смотрело на меня из темноты? Почему чуткое кошачье зрение не заприметило странный светящийся объект раньше меня? Почему не заволновались собаки?
Рой вопросов, сомнений и страхов был прерван потасовкой между собаками. Собака - лидер требовала постоянного внимания и сейчас опять маневрировала между прилавком и дверью, задевая всех и каждого лохматым хвостом. Однако Бонус, по-видимому, просёк, что он любимый питомец и теперь всем своим видом показывал превосходство, по- хозяйски взяв на себя охрану моего покоя.
- Пора о вас позаботиться, - с этими словами угощаю животных мясным содержимым холодильников, лакомлюсь йогуртом и фруктами, устроившись на диване. Шумное соседство несколько снимает напряжение ночи. Собаки свободно разгуливают по залу магазина, складскому помещению и комнате, где я расположилась на ночь. Я определила её как подсобку (помещение для отдыха персонала, вероятно, охраны), здесь обнаружился стол, два стула, шкаф и диван. Помещение полностью меня устраивало, не только наличием необходимой мебели, но и отсутствием в нём окна.
Созерцание скупой, непривычной обстановки в фокусе света от фонарика, конечно слабо успокаивало. Четыре сотовых телефона показывали два часа ночи. Я выбрала их из десятков возможных, никому не нужных вариантов, оставленных людьми в домах и на улицах, исключительно по наличию у них хорошо заряженных аккумуляторов.
Сон так и не пришел ко мне этой ночью. Сил и желания считать слонов не нашлось. Вместо этого, как за спасительную нить, я ухватилась за мысль о необходимости принимать срочные меры: «Верные друзья человека», «братья наши меньшие» - вот общепринятые определения для больших и маленьких узников, нуждающихся в моём вмешательстве и я должна предотвратить их гибель.
Эта задача реальная, необходимая и срочная, она наполнит моё существование значимостью. Мысли о ней увлекают меня на длительное время. Я осознаю, что завтра, возможно, потребуется ещё больше сил, и если я справлюсь с поставленной задачей, то само моё пребывание в этом мире не будет напрасным. В мыслях я сильно осмелела, поэтому когда Бонус приносит мне поводок, я не раздумывая веду его во дворик прогуляться.
День за днём проходит в монотонном ритме. Подъем в шесть, завтрак для всех «лишенных желания стать самостоятельными». Надо заметить их количество не бывает одинаковым каждый раз, но и меньше, как мне кажется, не становится. Мы обходим магазин за магазином. Сохранение скоропортящихся продуктов, сводится к укутыванию холодильников всеми возможными способами и дальнейшему их опустошению после полного таяния льда. Едим до отвала, проблем с количеством продуктов пока нет.
Все дни я посвящаю поиску и освобождению животных. В моём временном пристанище с красивым именем, кроме Бонуса, семи крупных и средних и пяти крошечных собачек, есть и нескольких котят, а теперь и клетка с хомяком.
«Мама, как я теперь понимаю твоё нежелание завести этого грызуна!» Он всю ночь что-то грыз, катался в колесе и веселился, за что и был удалён из подсобки в торговый зал. Там свёл с ума моих котят, те в свою очередь переполошили всех собак. Громкий лай, фырканье и топот лап вынудили меня вмешаться.
С приходом «хозяйки» тревоги прекратились. «Они считают, я одна должна все проблемы устранять! Не иначе!» - заподозрила я по недовольным движениям хвостов, усов и лап. Виновника переполоха нахожу в перевёрнутой клетке. Он, конечно, искренне удивлён моим вниманием, «А я то что? - Я ничего», - показывает испуганный вид притихшего грызуна.
Полная решимости отдохнуть оставшиеся четыре часа до сигнала будильника, я оставляю клетку за дверью туалета и проверяю время, выставленное на будильнике одного из телефонов. Всё верно, проснусь в шесть часов утра. Используя весь запас самоконтроля, минут десять стараюсь призывать сон, способный вернуть мне силы. Наконец, незаметно погружаюсь в желанное, сонное состояние.
Ночь для меня в свою очередь является лишь нечётким отражением дня за одним исключением – там так легко. Процессы мозга после неясных образов и впечатлений от посещения квартир, вдруг выдают неясные проекты следующего дня: вот я сажусь в комфортный автомобиль, легко завожу мотор, ровно набираю скорость и плыву навстречу чему-то радостному, наполненному счастьем и нет ничего важнее и интереснее.
***
На следующее утро, выполняя первое задуманное мною ночью, я убеждаюсь, как сон резко отличается от реальности. Даже на то, чтобы заставить себя сесть в водительское кресло чужого автомобиля , потребовались все те немногие силы, которые я пыталась скопить за часы отдыха. Руки дрожат, мозг отказывается управлять не только машиной, но и моим телом. Я могу вспомнить в какой последовательности, какие педали нажимать просто потому, что я видела, как это делали другие. И почему меня мало интересовало вождение!
Делая огромное усилие, я пробую обе педали: левая нога, правая нога. Стоп, а где сцепление. У папы в машине было три педали, значит, вспоминая его слова, можно сделать вывод, что эта ужасного цвета иномарка имеет автоматическую коробку передач. Знания не то чтобы поверхностные, сказать правду - нулевые, ну хоть что-то. Ещё пять минут назад, мои способности к анализу средства передвижения, могли идентифицировать исключительно только цвет автомобиля.
Правая рука неуверенно поворачивает ключ зажигания, ногами определяю газ и тормоз, осторожно пробуя педали. Так, разобралась! Теперь несколько раз нажимаю на тормоз, приучая себя к этому движению, не трогаясь с места, кручу руль влево - вправо. Колёса неподвижного автомобиля только слегка поворачиваются, несмотря на то, что я прилагаю все усилия. Теперь газ. Только бы не растеряться, когда машина тронется с места.
Всё, пора! Поворачиваю ключ зажигания и … Ничего!? Опять и опять - ничего. Сломанная попалась что ли? С досадой дергаю рычаг коробки-автомата, добавляя, как все водители крепкое словцо, и вдруг движение ключа приводит к легкому урчанию двигателя. «Ух ты, коробка-автомат, а без мата - не заводится! - пытаюсь я оправдать свою новую манеру изъясняться на русском. На самом деле просто оттягиваю момент продиктованный необходимостью двигаться дальше. Вот, ещё минут десять, ну ещё пусть прогреется, но всё - таки решаюсь нажать на педаль газа.
Мотор спокойно урчит, словно хочет меня успокоить. Я выбрала бордовую машину, никогда не любила этот цвет, и определила, быть ей слегка помятой сегодня. Только бы получить уверенность, что это действительно будет слегка. Движение ноги и машина рывком прыгает с места, в сопровождении с моим «Ой» и резко останавливается. Снова рывок, остановка и так понемногу, увеличивая рывки, я скачу железной квакушкой вдоль застывших улиц. Конечная точка моего путешествия мне неизвестна, так как я плохо знаю город. В перерывах между рывками, мне приходится делать пометки на странице тетради с указанием поворотов, названий улиц и номеров приметных зданий. Мой пёсик - именно так я отзываюсь на воспоминания о Бонусе - единственная собака, которую я не смогу отпустить гулять на улицу без сопровождения. Теперь у меня нет дома, кроме того места, где находится это жизнерадостное существо. Мне кажется, что если я потеряю его, то лишусь последней капельки любви. А я так хочу вернуть любимых родителей и благодарить их за ту заботу, в которую, как в мягкий кокон, я была завёрнута с детства.
- Мамочка, как мне тебя не хватает! Вы с папой так всегда меня «бережно» наказывали, даже журили бережно и с любовью. Я видела, как из-за моих проделок, вы страдали даже больше, чем я. Мамочка, признаюсь, я не сразу правильно расценила причину твоих слёз, когда ты в наказание за двойку поставила меня в угол, а сама тихо плакала в своей спальне. Некоторое время я была уверена: ты стыдишься своей ленивой дочери, досадуешь, что я вовремя не могла написать то злосчастное сочинение. Оно так мало бы значило в моей жизни, я бы даже не запомнила его темы если бы не твои слёзы. «Забавное происшествие с моим домашним питомцем» - название, которое казалось мне хорошим поводом для шантажа, нет питомца – нет сочинения. Замысел был ошибочный изначально.
- Сочинение - может быть способом выражения своих неосуществлённых желаний, не всегда необходимо наличие фактов, - услышала я мнение учителя при выставлении двойки.
Дома мои аргументы тоже не учли, а за «свободу слова» меня поставили в угол. Как хочу я забрать каждое слово, сказанное мной тогда, и что вы меня не любите и вам жаль денег даже на хомяка для меня.
Мечты и вправду сбываются, только вот способы у них пока какие-то искаженные с намёком на иронию. Теперь у меня может быть много питомцев, а я только хочу очутиться в своей уютной квартире, рядом с родителями. Слушать советы как прекрасную музыку, целовать мамины щёки пока не высохнут все слезинки. Я давно осознала, что плачут мамы не из-за разочарования в своих детях, а потому, что наказание детей они делят с ними на равных.
И вот теперь родные люди, которые так привычно опекали меня, чьими заботами без бед я прожила свою маленькую жизнь, куда-то ушли. А я еду по пустым улицам города, и даже город, который я считала своим, повернулся ко мне другой одиноко-тусклой своей стороной.
За окном автомобиля многоэтажные дома сменились частным сектором. Моей первоочередной задачей было обнаружить в ограде наличие сена, сараев, клеток. Автомобиль был необходим, мне не пройти такого расстояния пешком. Понимаю, что не смогу помочь всем, но я хочу успеть как можно больше: напоить и отпустить. Большего я даже в уме не могла им пообещать. Коровы, бычки, гуси, куры, кролики – всё живое, что содержалось в неволе, теперь было оставлено для вымирания. Животные реагировали неожиданно, я была уверенна, что единственное, о чём мечтает кролик или курица –это много травы и свобода, а теперь, переходя из одного двора в другой, я оставляю несколько пар глаз, выражающих не то недоумение, не то сожаление. Ясно одно – ответственности у меня прибавляется, чувствуя себя Ноем с его ковчегом, гружу в машину клетку для большого серого кролика.
Страх, что я только отсрочила их гибель, сжимает сердце. В каждом третьем дворе я нахожу собак, их я тоже отпускаю, но как могут мирно существовать хищники и травоядные? Ответ очевиден – не могут. Сегодня они получили доступ к запасам одного из магазинчиков, а через неделю, они либо погибнут - либо начнут охоту. Решаю завтра действовать более продумано.
На улицу Горького сто сорок пять возвращаюсь с началом сумерек. К моей радости во дворе «нашего» дома меня приветствуют несколько освобожденных в первые дни собак.
- Ах, ты Ванька – Встанька! Опять свою стаю привела, ну заходите, будем кушать! - Оставшиеся до наступления полной темноты полчаса использую, чтобы погулять с Бонусом и приготовить нам всем, что-то вроде ужина.
Сегодня уже четырнадцать собак ночует под одной крышей. С рассветом я выпущу их на улицу, вновь оставляя самых беззащитных. Размеры магазина через некоторое время перестанут отвечать моим растущим потребностям. Вероятно, каждый день я буду привозить животных, которых не смогу оставить без опеки. Срочно надо присматривать что-то вроде фермы.
Тьма ночи длится более двенадцати часов, но тратить время на сон мне представляется варварски нерациональным, поэтому ещё до рассвета, при помощи фонариков я готовлюсь к своей миссии, кормлю обитателей «Мишель» и кушаю сама; светлая часть суток всецело посвящена поиску и подкармливанию животных, а вечером, вновь посадив аккумуляторы очередного фонарика, занимаюсь расселением и благоустройством всех и каждого, затем кормление, и всё по кругу. В этой круговерти на сон мне выпадает не более пяти часов. Время явно не на моей стороне.
С утра следующего дня и до самого вечера объезжаю квартал за кварталом, затем опять частный сектор. По дороге домой обнаруживаю, что совсем перестала бояться темноты, только вот вызвано это не отвагой, а апатией и усталостью.
Кажется, что усталость вырубает меня, но времени на тайм аут в заданном темпе жестокой игры для меня не предусмотрено. И я не сбавляя темп следую её правилам. Стараюсь из всех сил. Изо дня в день совершаю поездки, но стоит только закрыть глаза, как картины мучительной голодной смерти заполняют мои сны. Я пытаюсь, что-то исправить, открываю бесконечное число дверей и клеток… И вдруг я слышу удар смешавшийся со скрежетом металла, и боль обрывает сон.
Разбитое лобовое стекло удерживает готовые прорваться ветки огромной махины дерева, выросшей на моём пути. Наверное, не будь они такими ломкими, то пробили бы толстое стекло и добрались -таки до нерадивого водителя. Дыхание остановилось от невыносимой боли в груди. Не знаю, сколько времени я катаюсь по спинке сидения в попытке унять эту боль. Слёзы не помогают, я словно забыла как сделать вдох. Отражение в зеркале на лобовом стекле смотрит на меня неестественно выпученными глазами, лицо в слезах, но без паники, словно дышать и не нужно.
Так, успокоиться. Боль пройдёт. Сейчас уже легче. Вдох робкий и не- глубокий. То, что нужно для начала.
Я озираюсь по сторонам, но в свете задних фар не вижу признаков дороги. Одна уцелевшая передняя фара освещает темноту и серый узор коры. «Кажется, приехала!» - выдыхаю я после осторожного вдоха. Не могу вспомнить момент, когда я отключилась, возможно, в момент «открытия первой из приснившихся дверей». Выбираясь из машины, понимаю, что ущерб непоправим - капот автомобиля искорежен, что ниже и говорить нечего - просто масса метала, краски и серой коры осины.
Оказывается, дорога осталась справа от оврага, в метрах пятидесяти, и только то, что я умудрилась въехать в одиноко стоящее дерево позволило моим костям остаться целыми. Сколько же веков росла такая громадина? Я думаю с уважением о его возрасте и стойкости, ведь не сломали его не ветра, не трактора, и оно растёт на самом конце поля и не даёт огромному оврагу ползти дальше. Извиняясь за неудобство, а может в порыве благодарности, я глажу шершавую поверхность деревянного исполина и, разворачивая свет фонаря в обратную сторону, иду по следам от шин. Смысла выключать в машине фары не видела, я её не отремонтирую, просто оставлю как ориентир.
Иду пешком несколько километров в направлении города, я здесь бывала раньше, я выберусь, вот только пешком уйдёт не меньше трёх часов. Нравится мне это или нет (конечно, нет!), но нужно искать новый транспорт. Найти замену разбитой машине не проблема, они хоть и не так часто, но встречаются через каждые сто - двести метров, суть моего душевного дискомфорта в том, что я их боюсь. Выбрав в первый раз одну самую немодную и невзрачную, я и не думала её менять почти три недели и заметно прониклась к ней чувством собственницы. Пару раз даже ловила себя на мысли назвать её своей, а сегодня угробила! И вот иду теперь как, иду опять обездоленная и борюсь с очередным приступом самобичевания.
Хватит раскисать, пора решаться и делать новый выбор. Днём было бы проще, но что поделать, если до утра мы с машинкой не дотянули. За размышлениями я обошла вокруг грузовичка - хороший такой, небольшой, но вместительный, он может мне быть очень полезен. Привстаю на ступеньку и свечу фонариком в салон автомобиля. Иконка на лобовом стекле и мордочка собачки (мне всегда такие нравились- они головой машут на каждой кочке), а вот и ключи на сидении водителя.
Открываю дверь, усаживаюсь за руль, но справлюсь ли я с новой и такой большой машиной? Внутренне соглашаясь, что пострадавшее дерево, возможно, будет не единственным за ночь, выжимаю сцепление и поворачиваю ключ зажигания. Ровный, приглушенный рокот мотора обещает скорое окончание ночного приключения. «Я справлюсь,» - убеждаю я себя. Собираясь с духом, переключаю скорость по указателю у рычага и через несколько минут выкатываю на середину улицы. «Пешком, по-моему, быстрее шла!» - констатирует внутреннее язвительное я. «Можешь выйти да пройтись!» - вторит ей другая, вечно оппонирующая сторона.
Так, понижая сожаления о потере прежней машины до уровня иронии, я продолжаю путь до дома на улице Горького.
***
Последующие дни я была похожа на одержимую, спать я уже не могла, жесткая борьба за жизнь отнимала все мои силы. В «Мишель» я возвращалась через день, просила прощение у «домашних» и компенсировала своё отсутствие плотным совместным ужином, каждый раз пополняя не только продовольственные запасы, но и видовой состав обитателей. Но всё чаще смерть обгоняет меня. Сегодня счёт стал один к одному. Я заприметила зоомагазин, корм в большом ассортименте благоухает на весь отдел, но тонкие решетки без шансов сделали его недосягаемым для котят и щенков. Не тратя времени, беру на руки двух персидских котят, затем переношу в машину трёх щенков, там насыпаю им корм, и отмечаю в преломленной от слёз картине, что кушать могут уже не все.
Впервые за всё время поисков, я заметила в воде погибших рыбок. Крупные красавцы с яркими красными полосками, лежали на дне аквариума. У них наступающей зимой не было бы шансов, но так сильно давит в груди сожаление: «Почему я не заглянула сюда раньше?» В поисках любого объяснения, чем они отличались, от тех, чьи аквариумы абсолютно пусты, запоминаю название на бирке: «Крылатки. Цена три тысячи двести рублей», но мне это ничего не говорит.
Каждый день превращается в мучительное прощание с жизнью и борьбу за её сохранение. Накормить тех, кто есть, найти и накормить других, ещё более изголодавшихся.
Пытаюсь быть практичной по максимуму: кормлю собак и кошек мясной продукцией с магазинных полок (спасибо морозам) и между делом читаю: «Натуральные продукты Фоминской птицефабрики». Вывеска над отделом довольно большая, не оставишь без внимания. Название мне знакомо, я знаю, где это находиться и примерно помню дорогу (тётя Света жила на главной улице этого посёлка). Решение созревает за долю секунды, и оно мне кажется логичным. Двадцатью минутами позже покидая городские кварталы, минуя парки и площади, направляюсь к соседнему посёлку.
Издали определяю наличие сараев - как назло, они есть почти в каждом дворе. Корм привезённый с собой уже заканчивается, я пытаюсь напомнить себе основную цель, но как пройти мимо, бросить тех, кто остаётся за заборами по обе стороны дороги? Практичность вновь берёт верх: на птицефабрике много зерна, я привезу его сюда и раздам, а сколько там может быть цыплят! Просто страшно представить, что меня ожидает.
Последний поворот дороги ведёт к воротам с нужной надписью. Несколько зданий вдали невысокими переходами соединены в комплекс. «Тут хватило бы места для всех моих питомцев». - идея вроде разумная. Но уже за первой дверью в нос ударяет запах разложения. Я оказалась в цехе, заполненном непонятной техникой, крючками и конвейерами. Дойдя до конца зала, увидев подвешенные за шею посиневшие тушки, я узнаю, что ошиблась дверью и почти бегу к противоположному выходу. Ещё один цех. Запах становится менее резким, но находиться здесь также противно. Всюду полки заполненные яйцами и коробками.
За следующей дверью меня квохтаньем встречают изголодавшиеся курицы, одни вышли из открытых клеток, другие всё ещё были заперты, но несмотря на измождённый вид, все оживились, некоторые пытаются встать, другим и голову – то поднять сложно. Раздавать еду по клеткам я не стала. Прохожу по рядам, открываю клетки, вытаскиваю куриц и сажу на кучу насыпанной мной кормосмеси. Худые скелеты живых птиц чередуются с застывшими трупами. Я не знаю, как поступить, но ясно одно: в этом склепе, ни я, ни птицы не должны находиться дольше, чем это необходимо.
Склад с кормом находится за дверью, а вот воды в кранах или в каком-нибудь резервуаре нет, это сильно усложняет задачу. Я беру пустой мешок, насыпаю в него корм до половины, теперь я смогу отнести его в машину. Затем я высыпаю содержимое мешка в кузов привезшего меня грузовичка и повторяю эту манипуляцию несколько раз, добавляю несколько упаковок с витаминами и принимаюсь за куриц. Просто складываю их в пустые мешки по несколько штук, завязываю мешок его же концами на два узла и кладу в кузов сверху зерна. Из четырех залов с клетками живыми осталось не больше двадцатой части птиц. Довольна тем, что хоть цех для молодняка и инкубации мне удалось миновать благодаря табличкам на дверях и запаху.
За окнами фабрики опять так не вовремя гаснет дневной свет, а я в растерянности думаю, где напоить обессиливших птиц и спешу покинуть пределы этой большой фабрики смерти.
Наступающий вечер забирает краски деревьев на обочине дороги. Дома посёлка поредели и закончились, сменяясь широкими полями с холмами из кустарничков и редких деревьев. Ближе к городу красуются нарядные особняки за высокими заборами; заборы это хорошо, это защита от непрошеных гостей, но как вселиться в чужой дом, как позволить себе кушать за столом, где возможно счастливая семья, хранила уют и благополучие, и вдруг тут я с сотней куриц.
До въезда в город не больше километра. Моё внимание привлекает нарядная дача, вероятнее, жилой дом с причудливым фасадом. Не могу отвести взгляд от белых колонн массивного крыльца, они выделяются светлым пятном на фоне ярких стен, выложенных не то плиткой, не то кирпичом, но весь ансамбль декоративной отделки составлен просто идеально. А подсветка двери главного входа очень современная, из светодиодной ленты.
- Стоп! - я жму на тормоза, машина встаёт колом, я, не отрывая глаз, высматриваю доказательства игры моего воображения. Может, это отблески света от фар? Маловероятно, я уже проехала десять метров к следующей усадьбе и теперь смотрю на светящуюся дверь в пол-оборота. Свет не меняется, его источник постоянный.
Выпрыгнув из машины, прохожу в распахнутые ворота, крыльцо с подсветкой обещает несбыточные надежды на чудесную встречу с Человеком, который выжил и включил вечером свет. Кто-то смог обустроиться так, что использует электричество. На полминуты позже, учитывая незапертые двери и тишину, я разочарованно понимаю несостоятельность своих надежд.
Внутри дома темно, как и в любом другом месте, вокруг него, или в городе. Это до сих пор нагоняет жути по вечерам, я привыкла к ночной иллюминации, все-таки я жила в технологически развитом обществе. Возможно, свет - результат присутствия очередного чуда техники в виде светодиодной ленты с присоединенной к ней солнечной батареей.
Вытягиваю руку в попытке нащупать выключатель и без всякого оптимизма нажимаю кнопку. Комната освещается ярким электрическим светом, часто моргаю от неожиданности и рези в глазах. Я не хочу закрывать их ни на минуту, любуясь на люстру с видом пещерного человека.
Дальше несколько минут изучаю дом, комнату за комнатой, на обратном пути захожу в кухню и с верой в чудо поворачиваю водопроводный кран. Тихим триумфом наполняет струя воды мои дальнейшие планы. Теперь быстрей! За окном ночь. Не дам холоду ночи закончить убийство, начатое голодом, я в спешке переношу мешки в дом. Решаю: мучиться угрызениями совести за испорченную ухоженность дома буду позже, когда появится время, а сейчас вываливаю птиц на пол одной из комнат, кажется, бильярдная (определяю по наличию большого зелёного стола).
Найдя на кухне кастрюлю, приношу в ней зерно. В другой кастрюле, с краями пониже, растворяю витамины и ставлю в середину комнаты. Большинство куриц заинтересовались кормом и начинают клевать. Тех, что просто лежат без сил, я макаю головой в кастрюлю с витаминным раствором в надежде хоть как-то помочь. Экран телефона отвечает на прикосновение к кнопкам, показывает одиннадцать вечера. Будет лучше, если я заночую здесь, а утром осмотрюсь и постараюсь разгадать загадку «Удивительного дома».
Сплю как убитая до утра - ортопедический матрас всё же лекарство для истерзанных мышц. Утром после звонка будильника нежусь ещё несколько минут и почти погружаюсь в сон, однако список дел на день вворачивается в задремавший разум в сопровождении дозы адреналина.
Сонную негу снимает как рукой, даже немного скучаю о потери состояния истомы. Она напомнила об утраченной возможности наплевать на будильник и поваляться перед уроками в кровати, в надежде на мамино напоминание и оттянуть пробуждение до максимума. Сладостные мгновения! «Доченька, не проспи!» - скучаю по простоте тех слов. Что-то с думами о повседневной суете совсем не спится. Стоя у кровати потягиваюсь, распрямляя не успевшие восстановиться мышцы. Я ведь как устаю, а выспаться как следует не могу - даже обидно. Но роптать на то, чтобы это поскорее закончилось, даже в самом измотанном виде не стану. Конец моих ежедневных мучений будет означать, что я не успела, не спасла и не справилась с тем, что считаю самой важной своей миссией.
Вот они, источники моей энергии, поели при свете люстры ночью и теперь с опаской поглядывают на нежданного посетителя: «Корм у нас есть и вода, уходи, не пугай», - предупреждают их подвижные головы с пёстрыми перьями.
Приглядевшись, понимаю, что потеряла двоих из них, но веду себя подобно тем самым «безмозглым курицам» (с кем поведешься!) - несколько шагов, четыре движения, две курицы уже в ведре и без всяких слёз и прощальных речей выношу их за пределы дома.
Я становлюсь бесчувственной. Плохо. Но эта мысль не допекает, я даже в данный момент довольна тем, что нет сил на бесполезные стенания. Заканчиваю разгрузку корма для птиц, с первыми лучами солнца осматриваю территорию особняка. Секрет присутствия электричества прост, с южной стороны крыши дома темнеют пять прямоугольных плит – солнечные батареи.
– Спасибо предусмотрительным владельцам такого прекрасного дома! – кричу я (вдруг услышат).
Всё ещё вознося слова благодарности всем и всякому, возвращаюсь на грузовике в село. Как и обещала себе вчера, я предусмотрительно оставила в кузове два мешка зерна. «Сколько бы ни оставляла, всё мало», - досадую я уже через пару часов. Поборов неприятное чувство, вновь еду на птицефабрику.
Загружая зерно, решаю проверить, не забыла ли я вчера кого. Называю себя «мазохистка» и хожу, стреляя глазами из стороны в сторону по цеху с погибшей птицей. Если учесть одну полуживую курицу, то я приехала не зря, но осадок от разочарования, которое здесь вновь переживаю, остаётся надолго.
Через некоторое время груженый зерном и одной птицей грузовик, ползёт по ухабистым сельским дорогам. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я представляю себя бригадой скорой помощи.
Через час начинается другая игра –в «спасателей». Злая цепная собака не принимает моих объяснений и не верит, что я ей не враг. Она не привыкла иметь дело не с врачами скорой помощи, не со спасателями, тем более с двинутой девчонкой. Она хочет косточку из рук своих кормильцев и не признаёт причины их отсутствия, приведённые мной тихим, спокойным голосом.
Ну что ж теперь поиграем в «Охотников на привидений». Для этого захожу в дом исчезнувших хозяев несговорчивой собаки и надеваю на себя всё, что только могу найти: четверо штанов, шапку, три куртки с капюшонами, в одном капюшоне делаю продолговатую горизонтальную прорезь и надеваю её задом наперёд капюшоном на лицо, а потом ещё одну «более распространённым образом».
Теперь я не то охотник, не то приведение. Вредная собака тоже не сразу сообразила, но присела на всякий случай, надеюсь, не от страха. Запах хозяйских вещей помог её успокоить и отстегнуть карабин с ошейника. Притихшая псина ошалело наблюдает, как я выкатываюсь в распахнутые ворота. Не торопясь прощаться с нарядом, я бросаю несколько кусков мяса в голодную пасть и закрываю дверь грузовика. Пот градом, руль не даёт снять лишнюю одежду. Потное и пыхтящее выползающее из сотни шкур чудище, вот что видят глаза, оставленной мной на пассажирском сидении, испуганной курицы.
- И не говори, а мне то как страшно было, – издаю я со вздохом в ответ на её «кудах-тах-тах». – Ладно, потерпи ещё пять домов и покушаем.
Пятью домами мы не ограничились; несмотря на жесткий регламент, я всё же отстаю от своего же графика и в «Мишель» приезжаю позже, чем планировала.
Открываю дверь, собаки бегут навстречу, кошки поодаль сохраняют важность, но кушать хочется нам всем, о чем напоминает их многоголосое «Мяу - Увау». Еда у меня с собой, целых два пакета, но сначала гулять.
- Все на выход! - объявляю я. Вслед за Встанькой и Бонусом выкатываемся из дверей магазина, свобода их сейчас мало привлекает, переминаясь и приседая, они выслуживаются за кусочек хлеба, кошки мяукают, трутся у ног и постоянно курсируют к двери, явно приглашая домой.
Не имея достаточной твёрдости характера, не могу и дальше противиться их натиску, веду свору по ступенькам в двери и прямиком к мискам. Раздаю продукты: мясо, колбасу, хлеб, курицу… Стоп, курицу надо в клетку! В общем, всё опять второпях. Некогда учитывать чьи-то предпочтения, к счастью, моя компания на аппетит не жалуется. А открытая входная дверь обеспечит каждому из желающих возможность неотложного манёвра.
Смотрю на них и испытываю противоречивые чувства: прежде всего я рада, что с ними всё в порядке, что их так много и они как-то по-своему привязались ко мне, но с другой стороны память рисует образы выжившей из ума старушки, которая подбирает на улице собачек, приводит их в свою квартиру и, раздражая шумом и запахом проклинающих её соседей. пытается не уморить себя и своих квартирантов голодом.
На моей памяти в таких случаях специалисты ставят сердобольным бабушкам диагноз, а «серьёзные» люди обсуждают насколько это плохо и как решить проблему.
Меня не радует роль молодой выжившей из ума «добрячки», и я не знаю, как решать мою!!! проблему, и пусть меня простят хозяева особняка, но поскольку помочь мне больше некому, сегодня моя большая семья переедет портить новый дом.
***
Утром следующего дня едва соскребаю себя с кровати. Вчера я проехала по дороге из магазина к «Новому дому» четыре раза. Я забрала всех, оставив напоследок только трёх крупных собак. Дело было не только в их больших размерах. Встаньку, например, я нашла в одном из дворов, и если честно, купилась на её глаза, такие добрые, карие. Псина была очень дружелюбной и сама увязалась за мной, но пустив её в «Мишель», я пожалела об этом сразу. Эта собака во всём показывала своё превосходство, с первых минут устраивала суету и шум по любому поводу, соскакивала, бегала, цокая когтями по кафелю, царапала дверь. Утром просыпалась раньше будильника и отсюда и кличка Ванька - Встанька. Позже я поняла, что это девочка, поэтому первое слово я убрала и стала нередко журить её, «Ах, ты Встанька, опять ссору затеяла!» Встанька бросала все свои дела и бежала ко мне, становилась самой послушной прямо на глазах; уверена, если бы я посвящала ей больше времени, она бы только радовала меня, но такой роскоши. как время, у меня как раз и нет.
В её внешности и стати угадывается примесь немецкой овчарки, но она создаёт такой беспорядок вокруг себя, что быстро начинаешь сомневаться в чистокровности её предков. Не скрою, я не один раз думала отпустить её на вольные хлеба, но не решалась, а вчера она опять разгрызла часть обшивки дивана, успела нарваться на рык Бонуса и обидеть пару кошек. Ну куда её в Новый Дом? В итоге, когда пришел её черед грузиться в кабину машины, я малодушно предложила ей и двум её товарищам погулять и уехала с последней партией продуктовых запасов.
Я заметно вымоталась с переездом, хотя была довольна его результатами. Собаки и кошки заселились в гостиной, те, кто проявлял излишний норов, получили отдельную комнату, хомячьи и кроличьи клетки установлены отдельно, они не будут беспокоить кошек, продукты заняли свои места на бесчисленных полках кухни.
Меня же всё больше беспокоил результат принятого мной недальновидного решения. Мои собаки остались ночью на улице, они жили со мной с первых дней этого бесконечного «сумасшествия», привыкли ко мне и к другим. «Да, у Встаньки самый скверный характер из всех, но она была одной из Моих собак, а я оставила её, потому, что она мне не нравилась. Я просто предала её!» - ругала я себя всё сильней.
Собрав остатки сил после бессонной ночи, угощаю животных завтраком, хотя сердцем уже там, на улице Горького дом сто сорок пять. Закончив необходимые дела, спешу исправить свою ошибку. За несколько кварталов от «Мишель» всматриваюсь в замёрзшие дворы домов, пытаюсь представить, как хорошо Встаньке на воле, но ничего не помогает. Раскаяние сильно подрывает мою нервную систему, лучше сказать обрывки, которые от неё остались.
Двери нашего общего дома с красивым названием для меня теперь не отличаются от любой другой. Я не хочу быть здесь и тороплюсь во двор. Там озираюсь по сторонам, зову Встаньку на все лады, но она не приходит на мой зов. В надежде найти более гуманных хозяев она за несколько часов могла пробежать не один десяток километров.
- Прости меня, Встанька, – вот и все слова, которыми я пытаюсь выразить немую клятву. Я никого больше не брошу.
Наличие всех питомцев в одном месте позволяет сэкономить немного времени. Каждый вечер клетки пополняются всё новыми и новыми обитателями.
Некоторые из найденных мной животных были настолько обессиленные, что требовали экстренных мер, аптеки стали постоянным источником витаминов и антибиотиков.
Сегодня поездка на окраину города закончилась потоком слёз, счёт со смертью стал пять к одному.
- Они не дождались помощи. Я опоздала! – ревела я в голос, увидев погибших животных. Желание всё прекратить росло в ответ на головокружение и общую слабость. Было бы легче закончить это самоистязание, но я не могла найти покой, если теплилась хоть слабая надежда дать живому существу шанс на спасение. Лишенные привычной опеки, животные жестоко погибали в сараях и клетках.
- Как такое случилось, как вы все оказались беззащитными, заключенными в западне из металла и досок? - мои слова летят, не находя ответа, а руки с трудом справляются с засовом, слезы выедают глаза, поэтому я не сразу замечаю слабое движение. Белая рогатая голова судорожно поднимается и опускается над безвольным телом. Схватив воду с растворёнными витаминами, я склоняюсь над ней. Пить сама она уже не может, я буквально вливаю жидкость, разжав её зубы горлышком бутылки. И тут мои глаза замечают ещё одну голову, точнее крошечную головку. Первые секунды я не могу разобрать, что именно приковало мой взор. Лишь приглядевшись, понимаю – это голова маленького козлёнка с открытыми глазами держит во рту сосок матери.
С головной болью и дрожью в коленях я остановила машину у дверей «Усадьбы»; мой единственный приз за день трудов - истощенная коза с крошечным козлёнком - лежали, едва дыша на соседнем сидении. Думаю, в машине пахло ужасно, это не было обусловлено только их присутствием. Тридцать дней мотаний по дорогам, квартирам, домам и фермам оставили на мне несколько слоёв пота.
Нужно отвести им комнату. Только не сейчас. По-моему, я добралась до предела своих физических возможностей. Как игрушечный маленький робот после грубого обращения ребёнка, делаю корявые движения: ногами, чтоб дойти, руками, чтобы открыть двери, накормить всех, кого вижу. По всему помещению раздаётся чавканье, урчание, грозное предупреждение и сопение.
Свет даёт возможность вопреки ночной тьме увидеть, как коза в углу спальни ест печенье, лёжа на боку.
Несколько печений получает хомяк. Он с деловым видом, тащит одну из них в свой в домик. У зверька не возникает досады, когда лакомство не входит в его жилище. Он, не прекращая попытки, отходит назад и снова атакует круглый вход в свой домик, все суетится и суетится, не меняя тактики. «Вот так и я туда, сюда по городу, а пользы как от хомяка», - досадую я, поворачивая добычу хомяка под нужным для очередного штурма углом.
Шмыг - и добыча в домике вместе с довольным владельцем. Он спокоен теперь и сыт, а для тысяч домашних животных моя помощь уже опоздала.
Перемещаюсь по комнатам, проверяя, все ли получили ужин, и натыкаюсь на стеклянные напольные весы. Программа поведения, навязанная прогрессивным обществом со специфическим видением женской красоты, не требует подтверждения для обязательных в моём возрасте действий. Шаг- и обе ноги на гладкой поверхности. Электронный циферблат пускается в пляс, и застывает через секунду, показывая «сорок два». «Десять килограммов долой», - констатирую я факт без всяких эмоций. Будь у меня немного сил, моя женская суть, так культивируемая мною в подростковом периоде, кричала бы шокированная моим равнодушием. Четыре года экспериментов с диетами, изнуряющие тренировки по фитнесу, а крепкий организм мечтал покушать и выспаться, при этом округлялся и креп. А теперь такой результат, а я не рада. Да я себя с таким весом вообще не помню. Уверена, когда я последний раз весила сорок килограммов, мне в голову не приходило идеи взвешиваться.
Испытав головную боль при подсчёте килограммов, делаю шаг, два и протягиваю руку в коробку с аптечными товарами. На пределе своих сил читаю на детской смеси «от рождения до пяти месяцев» и развожу её бутылированной водой. Пытаюсь накормить козлёнка из горлышка пластиковой бутылки. Не уверенна, что десятая часть смеси попала по назначению, рукава куртки и шерсть малыша измазаны молоком. Нас качает влево, я без сил приваливаюсь к изголовью кровати. Размышляю: даже с шестью ногами на двоих стоя мы бы не поели.
Утро начинается с топота копыт. Я открываю глаза и закрываю их от резкой головной боли. Коза ищет, что бы съесть. Нужно вставать! Несколько движений отдаются нытьём каждой мышцы. Не знаю в чем причина, только понимаю, мне стало хуже и я погружаюсь в жар по мере его осознания. Горит буквально всё: голова, ноги, руки, шея, даже кожа.
Со второй попыткой открыть глаза я знакомлюсь с состоянием, которое принято называть «в глазах двоится». Сфокусироваться на конкретном предмете не получается, и я опять проваливаюсь в темноту, которая не даёт мне успокоения. Тело по-прежнему ломит. Периодически к этой физической боли притекает тревога за питомцев, отчаяние от беспомощности и злость от безвыходности ситуации. Силы открыть глаза, совсем нет. Я продолжаю часами бороться с паникой и слезами в этом больном полубреду.
Следующее пробуждение проходит легче. Дневной свет квадратным пятном уползает с каждым пробуждением всё выше по стене и уступает место тьме, в комнатах непривычно тихо и спокойно. Это наблюдение вызывает недобрые предчувствия, волной где-то в животе зарождается тревога, заставляя истерзанное тело двигаться, смотреть, видеть и осознавать.
Козлёнок слабо зашевелился у меня в руках, опускаю его на пол, и по стенке выхожу в гостиную. Мои шаги пробуждают её обитателей, несколько десятков пар глаз внимательно смотрят на меня. Бонус с разбегу шлёпается передо мной на пол не то, присаживаясь, не то ложась. Я не могу управлять мышцами лица, вымученная улыбка держится на губах, когда я выдыхаю:
- Я тоже вам рада!
Несколько шагов до кухонных полок с соками, даются мне с трудом. Руки не слушаются и настолько больно пальцы, что отвернуть крышечку с бутылки сока удаётся, только обернув её тканью футболки. Выпиваю сок полностью. Стою неподвижно, унимаю тошноту. Головокружение не проходит, еду для животных роняю с полок на пол. Не поднимая головы, беру банку детского питания и бутылку воды и также медленно, из последних сил возвращаюсь в спальню.
Смесь в бутылке оказывается ненужной. В тщетной попытке я прикладываю её ко рту козлёнка, словно это сможет удержать жизнь когда его глаза уже теряют искру света, а грудь заметно западает.
В этот момент остатки самообладания покидают меня. Ноги подкосились, от бессилия я падаю на колени и вою воем зверя, не имеющего слов для выражения протеста о жестокости своей доли. Протягиваю руки и прижимаю безвольное тельце к себе в бесплодной попытке что-то изменить.
Боль меня окружает, давит кольцом на лоб и виски, жар пронизывает всё тело, попеременно сменяясь ознобом. Сил нет сделать любое привычное движение. Дышать становиться всё труднее и труднее. Ломит левую руку - я её отлежала, хотя нет - я лежу скрюченная, с неподвижным тельцем в руках, завалившись на правый бок. Боль и жар как будто сосредоточились в одной руке, вдох даётся с трудом или просто недостаточно того воздуха, что наполняет мои лёгкие; слышится стон.
Стон принадлежит мне : я знаю, но звучит как чужой, издаваемый каким-то незнакомым, истерзанным существом. Не могу дышать, несмотря на полные лёгкие воздуха. Я пытаюсь сесть и начинаю раскачиваться из стороны в сторону, словно в трансе. Не знаю, открылась ли дверь и почему тени меняют своё направление так неестественно быстро, слева направо и затем вниз и застывают прямо передо мной. Это солнце так быстро движется к закату. Нет, не может быть! Да что ты?! Ай, какая разница. Что бы я ни чувствовала, понимаю одно - воздух вокруг становится каким-то нереально лёгким, мозг отключается и взахлёб впитывает облегчение от прикосновения проникающего тепла к моей голове, плечам, спине. Последний зрительный образ, застывший перед моим взором, запечатлел плотный поток светящихся частиц зелёного цвета, вращающийся с неимоверной скоростью и окружающий меня со всех сторон. Веки опускаются, но за ними не темнота. Весь мой мир ограничивается вихрями изумрудного света с ощущениями тепла и покоя. Эта энергия медленно формируется в волну и струится вниз по плечам к кистям и пальцам.
Какое-то время все процессы мозга были отключены до тех пор, пока в моих руках тельце похожее на тряпочку вдруг не становится плотнее, округлее, и в тоже самое время мягче и легче. Доведённое до отчаяния сознание с трудом воспринимает происходящее. Может, нужно заговорить? С растущим волнением открываю глаза и сразу тону в случайно пойманном бездонном встречном взгляде. Яркий зелёный свет заставляет закрыть глаза, но он не обжигает, а наполняет их свинцом сна – мамины руки нежным прикосновением забирают жар, туловище перемещается в более удобном положении. Неясное едва различимое живительное тепло рук, они поддерживают меня за спину и отпускают, задевая подмышки, мне щекотно, но я так счастлива, что просто хихикаю. Успокоение вытесняет боль дальше, дальше, делает её неприятным воспоминанием. Погружаясь, в приятный сон, лёгкой улыбкой я благодарю кого-то за это блаженство, от отсутствия боли и горя пережитых потрясений.