Рафик Надеев
СУДЬЯ И СВАХА
Одноактная пьеса — быль
Рассчитанная на широкий круг читателей, пьеса «Судья и сваха» повествует об уникальном случае в истории современного судопроизводства: уголовное преследование подсудимого было прекращено по причине его женитьбы на потерпевшей...
Автор выражает благодарность сыну, Надееву Т.Р., за идею во всех деталях вспомнить одно давнее дело из своей судебной практики и положить его в основу драматургического произведения.
© Р.К. Надеев, 2013
***
Действующие лица:
Найденов Николай Емельянович, член военного трибунала Степного гарнизона, майор юстиции
Гордеев Владимир Егорович, Председатель военного трибунала Степного гарнизона, подполковник юстиции
Лихой Анатолий Константинович, военный прокурор Степного гарнизона, подполковник юстиции
Командир учебного авиационного полка, подполковник
Паршута Алексей Иванович, подсудимый, капитан, авиационный техник
Валентина Федоровна Семёнова, потерпевшая, вдова погибшего прапорщика Семенова
Татьяна, заведующая канцелярией военного трибунала
Сцена первая
В кабинет председателя военного трибунала входит военный прокурор гарнизона с томом уголовного дела. Председатель военного трибунала выходит навстречу военному прокурору.
Гордеев: Привет прокуратуре. Что-то давненько не захаживал, Анатолий Константинович. С чем пришел? Располагайся...
Лихой (садясь на стул): Все с тем же — с делом.
Посоветоваться надо.
Гордеев: С каких это пор прокуратура с трибуналом посоветоваться решила? Наверняка какую-ни- будь подлянку подсунуть хотите.
Лихой: Да что ты, Владимир Егорович! Дело-то пустячное — автопроисшествие.
Гордеев: Так и сдали бы дело в канцелярию, как обычно, а мы разберемся.
Лихой: Это, конечно, так. Но тут установка сверху пришла: в связи с надвигающимися на Москву летними Олимпийскими играми велено все дела подчисть, шелуху прекратить, серьезные — в суд.
Гордеев: Не темни, Анатолий Константинович! Так просто ты не зайдешь. Олимпиада — это там, в Москве, а здесь — далекая казахстанская степь. Давай начистоту.
Лихой: Затянули тут мои помощники, вовремя у Генерального не продлили срок следствия. Полгода тянули-тянули, замотались, ну и забыли про всякие там формальности.
Гордеев: А я было подумал, что что-то каверзное. Ладно, ты нам дело передал и будь спокоен. Теперь за это дело с тебя никто не спросит. У нас сроков рассмотрения нет. Отдавай дело в канцелярию Татьяне, она сейчас как раз на месте.
Лихой: Ну спасибо, выручил. Так я пошел. До свидания. Да, поручи это дело тому, кто пошустрее. Ничего сложного там нет, я сам обвинение поддерживать буду.
Гордеев: Всего доброго. Привет жене, Розалии.
Сцена вторая
Председатель военного трибунала заходит в кабинет судей — членов военного трибунала.Там находится судья, майор юстиции Найденов.
Гордеев: Николай Емельянович, тут дело по- ступило из прокуратуры. Зайди в канцелярию, по- лучи и изучи его. Перед преданием суду доложи мне суть и обстоятельства дела. Заодно обговорим меру наказания.
Найденов: Будет исполнено. А что за дело?
Гордеев: На этот раз автопроисшествие. Обвиняемый — офицер, капитан, за рулем был пьян.
Сцена третья
В кабинет председателя военного трибунала заходит Найденов с докладом об обстоятельствах дела. По предложению (жестом) Гордеева Найденов садится и докладывает.
Найденов: Дело в общем-то простое, Владимир Егорович. В октябре прошлого года, ранним утром в воскресенье, после затяжной вечерней попойки капитан Паршута, авиационный техник эскадрильи самолетов учебного полка, вместе со своим другом, соседом прапорщиком Семеновым (это с ним он пьянствовал) на своем мотоцикле с коляской поехали на рыбалку. Выехали на трассу из города Славгорода, что в Алтайском крае, под Барнаулом. Позвольте, я для наглядно- сти покажу ситуацию на схеме*. Несмотря на трагизм происшествия, оно в своем роде уникально и в некотором роде даже комично.
Мотоцикл под управлением пьяного Паршуты на большой скорости, виляя по дороге, приближался к Т-образному перекрестку с трассой Барнаул — Алма-Ата. В это время по трассе также на большой скорости двигался грузовик ЗИЛ-150, порожняком. Водитель грузовика, увидев, что слева наперерез ему, виляя по дороге, мчится мотоцикл с коляской, решил от греха подальше сойти с трассы вправо в поле, благо кювета там почти не было.
Паршута в свою очередь пояснил, что много раз ездил этим маршрутом, и движение грузовика в поле принял за истинное, то есть как если бы он приближался к перекрестку, двигаясь по трассе. Подумав, что они разъедутся на перекрестке, он поехал прямо, ориентируясь на грузовик, проскочил перекресток и, не сбавляя скорости, продолжил движение в прямом направлении, выехав в поле.
Водитель грузовика, видя, что мотоцикл, не снижая скорости, приближается к перекрестку, чтобы избежать возможного столкновения, стал забирать в степь еще правее. Паршута говорит, что планировал выехать на перекресток в том месте, куда подъедет грузовик, но прямо перед ним попал в яму, мотоцикл опрокинулся и ударился в колесо и кабину грузовика. Место столкновения — в 150 метрах от перекрестка в степи. Вот и вся фабула дела, Владимир Егорович. От услуг адвоката подсудимый отказался.
Гордеев: Последствия?
Найденов: Прапорщик погиб, сам Паршута получил множественные тяжкие повреждения и долго находился на излечении.
Гордеев: Каково семейное положение капитана и погибшего прапорщика?
Найденов: Капитан Паршута разведен, детей нет, 31 год. Прапорщик Семенов женат, был женат, двое детей, девочки трех и четыре лет, погодки. Жена — Валентина, работает в детском саду няней.
Гордеев: Мерзавец! Что пили-то, небось спирт слили из противообледенительной системы самолета?
Найденов: Точно так, товарищ подполковник. Литра три слили, как установило следствие. В канистре после попойки осталось не больше двух литров. А сколько выпили, Паршута не помнит.
Гордеев: Ну, как обычно. Это я по своему опыту знаю, сам в прошлом авиатехником был в эскадрильи, где на учебном самолете курсантом учился летать Гагарин Юрий Алексеевич. Это было в Оренбургском летном училище. Сколько людей теряем по глупости.
Найденов: Представление командованию от прокуратуры о нарушении правил использования спирта на самолете в деле имеется.
Гордеев: Стало быть, смягчающих обстоятельств у Паршуты нет. Только отягчающие.
Найденов: Командованием Паршута характеризуется положительно. Общественный обвинитель от офицерского состава части уже избран.
Гордеев: Всё?
Найденов: Вроде бы всё. Можно предавать суду. Только вот...
Гордеев: Что «только»?
Найденов: Перед обвинительным заключением в деле имеется справка о том, что капитан Паршута находится на излечении в медсанчасти полка.
Гордеев (рассуждая): С момента происшествия прошел почти год. Если у него были серьезные травмы, то должен был уже вылечиться в госпитале. А в медсанчасти? Наверное, на амбулаторном лечении. Как-никак последствия травмы еще долго будут сказываться. Не мог же прокурор подсунуть нам лежачего больного? На месте посмотрите внимательнее, Николай Емельянович, что к чему.
Найденов: Как накажем?
Гордеев: Так, у нас по закону за такое до десяти лет колонии-поселения полагается. Как обычно, узнайте мнение командования, прислушайтесь к позиции вдовы–потерпевшей и общественного обвинителя. С учетом предложения прокурора, думаю, где-то в районе пяти лет, не меньше. Реального. Чтоб не повадно было.
Найденов уходит.
Сцена четвертая
Кабинет командира воинской части — учебного летного полка. В кабинете сидят командир полка, военный прокурор Лихой и член военного трибунала Найденов.
Командир: Как доехали, устроились?
Лихой: Далековато до вас. До Павлодара самолетом, потом автобусом, «пазиком», почти пять часов по щебенке. Но нам не привыкать. Пару дней у вас поработаем и домой. Надеюсь, к процессу все готово?
Командир: Да, конечно. Офицерский состав оповещен, соберем по максимуму. Общественный обвинитель, тоже капитан, не подведет.
Найденов: Где судить будем?
Командир: В клубе. Вот только где кровать ставить будем?
Найденов: Какую кровать? Для кого? Если стульев не хватает, то кровать, где и мы — на сцене. На ней разместятся секретарь суда и, если понадобится, адвокат. Разумеется, за столом. Напротив них, за другим столом, сядут прокурор и общественный обвинитель.
Командир: Так ведь кровать нужна для подсудимого. Только куда растяжки крепить будем, не пойму. Ну да что-нибудь придумаем...
Найденов: Не понял, подсудимый — лежачий? Анатолий Константинович (обращается к прокурору), это как понимать? Паршута лежит на кровати, на растяжках до потолка, а мы его при всем честном народе судить будем по всей строгости закона?
Лихой: Так и понимать. «Преступник должен сидеть в тюрьме», помните? Нельзя затягивать возмездие, год прошел со дня происшествия. Люди ждут реакции государства. Он будет отлеживаться, а мы ждать? Так не пойдет. Пусть отвечает по закону.
Найденов: Да, но закон предусматривает в таких случаях отложение расследования до выздоровления обвиняемого, а не сбагривать его в суд.
Лихой: Верно, но Паршута сам настаивает на скорейшем правосудии, и мы должны учитывать его пожелание. Короче, мы вам дело отдали, вы и решайте его по существу. Не будем миндальничать. Вот и адвокат завтра приедет.
Найденов: Товарищ командир, а Ваше мнение? Командир: В общем-то по-людски это выглядит нехорошо. Я и следователю об этом говорил. С другой стороны, вдове с ребятишками платить нечем. Мы ведь почти год удерживали с Паршуты по его заявлению 50 процентов денежного содержания по случаю потери кормильца. Теперь только за воинское звание выплачиваем, а этого, сами понимаете, явно недостаточно. Вдова в детском садике получает всего-то девяносто рублей, и это на троих.
Лихой: Вот видите, Николай Емельянович (обращаясь к Найденову), ускоряя процесс, мы делаем доброе дело для всех: и командованию, и потерпевшей с детьми, и Паршуте, наконец. Он ведь понимает, что в колонии будет зарабатывать, и часть денег пойдет на выплату детям потерпевшей.
Найденов: Если он на растяжках, и неизвестно, сколько еще времени будет находиться на излечении, то как его перевозить в колонию? Как и когда он сможет работать так, чтобы и на детей хватило?
Лихой: А вот это уже не наша забота.
Найденов: Командир, что будем делать?
Командир: Судить-то надо, но как-то надо это по-людски сделать. Я тут уже ни при чем.
Найденов: Командир всегда «при чем». Это ваш офицер и ваши люди ждут строгого и справедливого суда. О том, как мы его осудим, будут и о нас с вами судить.
Лихой: Николай Емельянович, давайте не будем устраивать разборку, кто, почему да как. Важно, что мы все за то, чтобы дело решить завтра и по закону.
Найденов: Суд над лежачим уголовно-процессуальный закон не предусматривает. Более того, обязывает нас отложить рассмотрение дела до выздоровления подследственного или подсудимого, и вы это, Анатолий Константинович, хорошо знаете. Не понимаю вашей настойчивости. Товарищ командир, в деле есть ваша положительная характеристика на подсудимого. Как накажем капитана Паршуту?
Командир: Наказание — это по вашей части, тут я плохой подсказчик.
Лихой: В этом деле важна неотвратимость наказания, а не его строгость.
Найденов: Товарищ командир, если бы у вас была возможность оставить Паршуту и дальше служить в вашем полку, вы бы оставили его у себя?
Командир: Пожалуй, оставил бы его. Но таких обстоятельств я не вижу. Техник он отличный. Сбоев в работе по подготовке самолетов к полетам у него никогда не было. И это за десять лет его службы в нашем полку. Да и выплаты на содержание детей были бы приличные и стабильные.
Найденов: Такое обстоятельство может по- явиться в том случае, если мы, например, чисто гипотетически, осудим его условно. Это вас не смутит?
Лихой: Николай Емельянович, давайте здесь не предрешать. Не вы один в составе суда будете определять меру наказания, тем более по такому общественно значимому делу. Мы еще не в суде.
Командир: Преступление ведь совершено по неосторожности. Человек он очень порядочный, ранее в пьянстве замечен не был. Мог бы и послужить. Но как вы, товарищ майор (обращается к Найденову), выйдете из этого щекотливого положения?
Найденов: Давайте поступим так. Прошу командира дополнительных указаний по организации судебного процесса не давать, а мы с прокурором сходим в медсанчасть и определимся с возможностью проведения суда именно завтра. Ведь лежачего не бьют, как говорят в народе. Не так ли, товарищ прокурор?
Сцена пятая
Лихой и Найденов выходят из кабинета командира части и направляются в медсанчасть авиаполка.
Лихой: Что ж ты делаешь, Николай Емельянович? Кто же это тебе позволяет обсуждать и предрешать наказание с командиром части? Ты преступаешь свои полномочия. Смотри у меня.
Найденов: Как вы могли отдать в руки правосудия беспомощного человека? На растяжках! Как его повезут в автозаке в колонию? Вы об этом подумали?
Лихой: Не горячись! Не откладывай дело рассмотрением. Выноси обвинительный приговор, реальный срок или условный — не важно. Нам дело закрыть надо. Я приговор обжаловать не буду. Только ты шум не поднимай, а то ведь и вправду засмеют. Твой председатель в курсе. Это вам в трибунале хорошо, чистенькие, незамотанные, порассуждать любите. А у нас в прокуратуре — круговерть. Прими во внимание, осуди — и дело с концом. Жалобы от потерпевшей не будет, гарантирую.
Найденов: Суд — от слова рассудить, Анатолий Константинович, тоже прими во внимание.
Лихой: Так что ты хочешь от подсудимого?
Найденов: Хочу посмотреть, можно ли как-ни- будь посадить его или хотя бы прислонить к стене, чтобы не позориться с лежачим на сцене.
Сцена шестая
В одноместной палате медсанчасти на растяжках лежит подсудимый Паршута. Две растяжки тянутся к потолку в разные стороны.
Найденов: Здравствуйте, Алексей Иванович! Как самочувствие? А накурено-то как! «Примой» балуетесь? Я — член военного трибунала, майор юстиции Найденов Николай Емельянович. Судить вас завтра будем. А это (показывает на прокурора)...
Паршута: Да понял я, понял... С вашим постановлением о предании меня суду военного трибунала я ознакомился и полностью согласен. Скорее бы... Надоело тут лежать. Надо менять обстановку.
Найденов: Жалобы на состояние здоровья у вас имеются?
Паршута: Да какие там жалобы! Сами видите... В последнее время по ночам не сплю, все думаю, как там Валентина с дочками перебиваются. Девочки ко мне так привязались, а я их отца...
Лихой: Да, трудненько им приходится жить на одну зарплату. Потому мы и здесь, чтобы ускорить...
Паршута: Мое выздоровление? Спасибо за заботу, мне бы побыстрее на ноги встать, а там я весь свой заработок им переводить буду. Руки целы, голова на месте.
Найденов: Это ж какая работа в колонии в вашем-то положении? Да и самолетов там нет.
Паршута: Так я и электрик, и по связи, и токарем могу, и радио починить.
Найденов: Может, все-таки отложим суд на потом, когда на ноги встанете? Начальник медсанчасти говорит, что еще месяца два, два с половиной, а там побежите.
Паршута: Нет уж, стыдно людям в глаза смотреть: кругом виноват, а прохлаждаюсь здесь.
Найденов: Закон обязывает отложить рас- смотрение дела до выздоровления от тяжкого заболевания.
Паршута: Да разве ж это болезнь? Переломан сдуру, да и друга погубил. Мне-то легче: ни жены, ни детей, даже родных нет. Детдомовский я.
Лихой: Ну, всё, вроде, ясно. Мы тут посовещаемся еще, а вы выздоравливайте и курите поменьше.
Найденов: До завтра. От услуг адвоката вы отказались. Так?
Паршута: Да, именно так.
Сцена седьмая
Найденов и Лихой выходят из медсанчасти.
Лихой: Ну вот видишь, как все хорошо складывается. Эту шероховатость сгладим наказанием. Жаловаться он не будет, а потерпевшая, со слов следователя, просила его строго не наказывать.
Найденов: Вашими устами, да...
Лихой: Не мучайся. Давай, устраивайся в гостинице, а я пока в штаб, посмотрю приказы и другие материалы на предмет законности, коль сюда приехал. Только ты больше никуда не ходи, особенно к потерпевшей. Не положено, сам знаешь.
Лихой уходит. Найденов медленно идет по тропинке и вслух размышляет.
Найденов: Как же так? Все «за», а я мучаюсь между людьми и УПК: судить — не судить. Надо искать выход, а он всегда есть. Так, он холост, погибший — его друг, сосед. Кроме того, вхож в семью, дети его полюбили. И как их потерпевшая растить одна будет? Если красивая, то, возможно, опять замуж выйдет, а если нет... Все же надо познакомиться с ней, узнать ее мнение обо всем этом. Схожу-ка я в детсад, пока прокурора нет, и через заведующую попрошу ее переговорить со мной.
Сцена восьмая
Дворик детского сада. Найденов сидит на лавочке. К нему выходит потерпевшая — Валентина Федоровна Семенова, низкорослая алтайского типа молодая женщина.
Валентина Федоровна: Здравствуйте, вызывали?
Найденов: Здравствуйте, как можно? Просто хотел задать вам пару вопросов. Ведь завтра суд.
Валентина Федоровна: Да, знаю, повестку получила.
Найденов: Командир части сказал, что на ваших детей прекращена выплата из денежного содержания Паршуты. Почти год выплачивали, больше нельзя. Ему сейчас только за воинское звание будут платить. Сама пенсия по случаю потери кормильца будет назначена вам позже, но она будет гораздо меньше. Как жить думаете?
Валентина Федоровна: Да, Алексей Иванович почти все свое денежное содержание нам отдавал, а как жить дальше — ума не приложу. Другой работы у меня нет. Я, как и Алексей Иванович, детдомовская, и деваться мне некуда.
Найденов: Вы молодая, у вас все еще впереди, замуж еще выйдете...
Валентина Федоровна: Да кто ж меня замуж возьмет? Ни лицом, ни ростом не вышла, ноги, вон, и те кривые. Да еще двое детей... В общем, не будет у меня теперь личной жизни. Всё, отжила свое.
Найденов: Печально вы смотрите на свое будущее, так нельзя. Надо надеяться.
Валентина Федоровна: На что? Кому мы теперь нужны? Государству? Советской Армии?
Найденов: Мне пришла в голову шальная мысль (долго и внимательно смотрит на Валентину Федоровну). Можно?
Валентина Федоровна: Чтобы вы не сказали, а жизнь моя сломана.
Найденов: Алексей Иванович сказал, что ваши дочки хорошо к нему относятся, приняли его как родного дядю.
Валентина Федоровна: Да, ведь он наш сосед по лестничной площадке. Он дружил с моим мужем, часто заходил к нам, все праздники отмечали вместе. Вы ведь, наверное, знаете, что ни семьи, ни детей у него нет, жена ушла лет пять назад. Ну вот мы с Василием и принимали его, стараясь как-то сгладить его одиночество.
Найденов: А сами вы лично как к Алексею Ивановичу относитесь?
Валентина Федоровна: Нормально отношусь, хороший человек. А почему вы спрашиваете?
Найденов: Скажу вам откровенно, не нравится мне завтрашний суд, вижу в нем какую-то несправедливость по отношению и к вам, и к Паршуте. Скажите прямо, как мужчина Алексей Иванович вам нравится?
Валентина Федоровна: Как вы можете о таком спрашивать? Ничего у нас с ним не было и быть не могло. Я была верна своему мужу.
Найденов: Не обижайтесь, не было у меня зад- ней мысли, извините. Но тут такое дело... Мы можем осудить Паршуту к лишению свободы, а можем осудить и условно, если для этого появятся веские основания.
Валентина Федоровна: Не понимаю, куда вы клоните.
Найденов: Вот если бы он вам нравился не только по-человечески, но и как мужчина, и предложил бы вам выйти за него замуж, и вы бы согласились, то мы могли бы дать ему условный срок или вовсе прекратить дело вследствие изменения обстановки. Закон позволяет нам поступить так.
Валентина Федоровна (молчит, потом начинает плакать и сквозь слезы произносит): Неужели это возможно? Выйти замуж за... Даже произнести это слово страшно. С другой стороны, мужа не вернуть, детям нужен отец, мне муж, а семье — достаток... Вы разыгрываете меня или издеваетесь надо мной? Побойтесь Бога!
Найденов: Бог здесь ни при чем. Это дела людские и житейские. Не спешите, подумайте над тем, что я вам сказал.
Валентина Федоровна: Я-то согласна, а вот Алексей?
Найденов: Я поговорю с ним. Сейчас же.
Валентина Федоровна: Но завтра же суд!
Найденов: Суда не будет! Мы отложим его, как к тому нас обязывает закон, а вы за время излечения Алексея Ивановича присмотритесь друг к другу. Вдруг и вправду поженитесь. Ваша судьба — в ваших руках.
Валентина Федоровна: А если он откажется?
Найденов: Тогда все пойдет своим чередом, будет суд, приговор и колония.
Валентина Федоровна: И вы сейчас пойдете к...?
Найденов: Да, к Алексею Ивановичу, и сообщу ему, с вашего позволения, о нашем разговоре.
Валентина Федоровна: Неужели такое может случиться?
Найденов: Так, я пошел и вернусь с ответом.
Сцена девятая
В палату медсанчасти заходит Найденов. Паршута опять курит дешевые сигареты и смотрит в потолок.
Найденов: А я опять к вам. На этот раз по деликатному и щепетильному вопросу.
Паршута: Я вас слушаю. Что нового вы мне скажете в моем незавидном положении?
Найденов: Ваше положение действительно незавидное в прямом и в переносном смысле. Я о Валентине Федоровне. Скажите, пожалуйста, как вы к ней относитесь? Поверьте, это — за рамками вашего уголовного дела.
Паршута: Вам ли не знать, что она — потерпевшая по моему делу, а я — убийца ее мужа.
Найденов: Не горячитесь, Алексей Иванович. Убил — это когда умышленно, а про вас правильнее будет сказать — погубил по неосторожности. И все-таки?
Паршута: Она — хороший человек, и этим все сказано.
Найденов: Я уточню. Если бы вы посмотрели на нее как на женщину, могла бы она вам понравиться?
Паршута: На что вы намекаете, товарищ майор?.. У нас были нормальные соседские отношения, дружили.
Найденов: Не сомневаюсь в ваших чистых отношениях. Речь идет о другом. Вы молодой, интересный мужчина. Она тоже молодая женщина. Вас объединяет одно горе, причиной которого являетесь вы. Но надо жить дальше. Как вы собираетесь жить дальше?
Паршута: Это вы меня спрашиваете, товарищ майор? Сначала отсидеть, а там видно будет.
Найденов: А виды на семью?
Паршута: Да кому я буду нужен — калека или инвалид, у которого всю жизнь ползарплаты будет уходить на Васиных девочек.
Найденов: А если бы вам с Валентиной как-то объединиться для пользы детей, да и для своей тоже?
Паршута: А что я могу? Покаяться в который раз? Могу. Но как объединиться-то? Да, Валентина заходит ко мне, приносит кое-что, овощи-фрукты, но за что? Не понимаю...
Найденов: Например, вы можете создать с ней семью.
Паршута (ошарашено): Вы хоть и товарищ майор, судья, но говорить мне такое...
Найденов: В случившемся — ваша вина, но в ваших возможностях максимально загладить ее перед семьей погибшего друга. В колонии-поселении толку от вас для них будет мало, по сути — ноль.
Паршута: Вы думаете, это возможно?
Найденов: Более чем. Пили-то вы с ее мужем, и на нем часть вашей вины лежит. И на ней. Вас, еще не протрезвевших, кто отпустил на рыбалку? Она. Значит, вам с ней свою вину и заглаживать.
Паршута: Как?
Найденов: Так я и говорю, если бы она вам как женщина нравилась, то вы могли бы предложить ей руку и сердце.
Паршута: Что вы себе позволяете! Этого не может быть, даже если бы она мне и нравилась. Допустим, даже так. Представляете, я — погубитель — подхожу к Валентине и говорю: «Валентина, ты мне нравишься! Выходи за меня замуж!» Кому это надо?
Найденов: Надо не только вам и Валентине, нужно ее дочерям. Вы уже и так надолго связаны с ними материальными обязательствами. И командир может оставить вас в полку. Вы же хороший специалист, государство потратилось на ваше обучение. Подумайте... В горе надо объединяться.
Паршута: А что тут думать — завтра суд, и по этапу автозаком.
Найденов: Не спешите. По закону мы не можем вас, лежачего больного, осудить. Только после вашего выздоровления. Так что время есть.
Паршута: Что-то не дает мне думать о вас как о провокаторе. Неужели, военный трибунал озабочен судьбой не только безвинных, но и виноватых?
Найденов: И все-таки?
Паршута: В вашем предложении есть логика: мне — жена и смягчение наказания, Валентине — муж, детям — отец, полку — авиатехник... А вам — что?
Найденов: Нам — решить дело по закону и по человеческой совести.
Паршута: Допустим, я согласен. Но согласится ли она?
Найденов: Она согласна.
Паршута (плача): Но так не бывает.
Найденов: Бывает, как видите.
Сцена десятая
Прошло три месяца. Найденов заходит в канцелярию военного трибунала. Обращается к заведующей канцелярией.
Найденов: Татьяна, мне пришло назначение на научно-исследовательскую работу в Москву. Меня интересует одно дело, которое я отложил рассмотрением и которое «висит» на мне — дело капитана Паршуты. Боюсь, как бы его не отдали в другие руки. Хочу посмотреть, поступили ли по нему какие-нибудь новые документы.
Татьяна: Как же, Николай Емельянович, я хорошо помню это дело. Мы вернули его недели две назад обратно в прокуратуру, по их запросу.
Найденов: По какому праву, ведь оно числится за нами? Никто не может отменить моих постановлений по этому делу.
Татьяна: Вопрос был согласован с Владимиром Егоровичем. Все вопросы — к нему.
Сцена одиннадцатая
В кабинет Гордеева входит Найденов.
Найденов: Добрый день, Владимир Егорович!
Гордеев: Здравствуйте, Николай Емельянович!
Найденов: Татьяна мне сказала, что вы вернули дело капитана Паршуты в прокуратуру. На каком основании? Мне надо довести это дело до конца.
Гордеев: Да, было у нас такое дело. Пару месяцев назад в нашу прокуратуру пришла телеграмма о том, что наш подсудимый и потерпевшая поженились. При таких обстоятельствах выносить обвинительный приговор в принципе уже нельзя, и наш прокурор, чтобы не сесть в лужу перед своим начальством, истребовал это дело и прекратил его вследствие изменения обстановки. Истребование дела из суда в прокуратуру закону не противоречит.
Найденов: Но такое решение должны были вынести мы в суде, а не прокурор, которому лишь бы посадить виновного нашими руками.
Гордеев: Какая разница, кто это сделал? Решение благородное и правильное. Мы бы тоже так поступили.
Найденов: Но всю эту кашу житейскую заварил я, когда отложил дело рассмотрением ввиду тяжкой болезни Паршуты. Я бегал от прокурора, с челночной дипломатией носился от потерпевшей к подсудимому и обратно, склонял их к браку как единственному справедливому варианту решения этого дела, можно сказать, поженил их, и что? Все лавры — прокурору?
Гордеев: Получается, что так. Не будем гнаться за лаврами. Люди, причастные к этому делу, все равно знают и, уверен, на всю жизнь запомнят того, кто помог им решить его таким необычным способом.
Найденов: Тогда, кем же я был во всей этой истории?
Гордеев: Как кем? Судьей. Судьей и (подумав)... свахой.
Занавес.
* Схематический рисунок аварии см. на иллюстрации:
http://yadi.sk/d/Tv1ykeW_HkcjQ
ОБ АВТОРЕ
Рафик Каюмович Надеев
Родился в 1946 году в семье военнослужащего. Окончил военное радиотехническое училище, военно-юридический факультет Военного института.
Работал военным судьей, военным социологом, полковник юстиции в отставке. После увольнения из Вооруженных Сил с января 1993 года работал в юридическом отделе аппарата Верховного Совета Российской Федерации, затем — в Правовом управлении Аппарата Государственной Думы на должностях главного специалиста, консультанта, заместителя начальника отдела, начальника отдела конституционного законодательства.
Государственный советник Российской Федерации 1 класса, заслуженный юрист Российской Федерации. Автор многочисленных публикаций по юридической тематике. Автор научно-фантастической пьесы «Алмазная карусель» (2003).
Соавтор нескольких изданий справочников по российскому и региональному законодательствам, брошюры «Спасение России — в ее самодостаточности» (2003), монографии «О природе нефти» (рукопись), естественнонаучного исследования «Эфир Вселенной» (2009).
Рафик Каюмович Надеев,
заслуженный юрист Российской Федерации
СУДЬЯ И СВАХА
Одноактная пьеса — быль
Е-mail: kosmosrk@mail.ru