Глава 1. Случайный свидетель

Людмила Ударцева
Вот вляпалась! Ну почему я???  Упасть со ступенек, прямо в пыль… Ну как было можно? Невезуха! Вот тебе каблучки повыше! Ну, ёлки… Теперь точно на урок опоздаю, ещё и месяца не проучилась и вот опоздание».
Возможно мысли работают быстрее, чем они звучат, облечённые в слова. Я сразу и не сообразила, что из возникшего в моей голове относилось к негодованию, а что прозвучало, как слабое утешение. Одно было ясно – сменить одежду, значит, ещё минус полчаса.
«Влетит от Классной по полной»,  - было моим неутешительным выводом.
Осмотрелась по сторонам – ни одного зрителя. Хорошо, что моё падение не привлекло внимания. Я бы сама на это со стороны посмотрела! Видимо, каблук- шпилька высотой пятнадцать сантиметров при моём росте метр пятьдесят два - это перебор. А хотелось быть во всеоружии. Специально на час раньше встала, наводила лоск: распрямила непослушные кудри, подкрасила глаза да так удачно, что макияж не вызвал бы порицания от преподавателей. Новая белая блузка и черная юбочка по случаю выступления на ежегодном «Фестивале талантов» придавали строгости, а вот туфли, на взгляд мамы. просто не подходили к школьному наряду.   
Моё видение предмета спора было крайне противоположенным. Я бредила именно о них. Яркие, элегантные, они так необычно вытягивали мои полненькие лодыжки, что никакие мысли о несоответствие этой прелести возрасту или случаю в мою семнадцатилетнюю голову просто не умещались. Там в этой самой светловолосой голове было столько эмоций о предстоящем «туфельном» фуроре! Пусть подружки любопытствуют о бренде и стоимости, а завистницы вытирают слёзки, услышав и то и другое, к тому же важные гости, весть о прибытии которых на фестиваль вызвала панику у администрации, заметят меня  или, в крайнем случае, мои туфли.
И вот утренние мечты перечеркнуты подбитой коленкой. С ощущением полного фиаско я спешу домой, соглашаясь в итоге с маминым мнением.
- Обую что-нибудь из старого, видимо триумф красоты откладывается, - вздыхаю я, приходя к неутешительному выводу.
Со скоростью, которую выдерживает рана на колене, поднимаюсь по ступенькам, пролёт за пролётом. Открытую входную дверь отмечаю ещё с лестничной клетки.
- Повезло не тратить минуты на поиск ключа в кармане портфеля, - подсказывает мне мой рациональный ум.
- Мам я тут вынуждена была вернуться. Ты не ругайся, я сама себя наказала.
Тишина непривычно проглотила моё предупреждение. Не хотелось появляться на глаза рассерженного родителя, но ощущение чего - то ненормального уже пробирается за ворот блузки. Открытая дверь логично свидетельствует о присутствии хозяйки – отсутствие её ответа в эту логику пока не вписывается. Секунды потребовались на обход нашей трехкомнатной квартиры, на языке всё ещё держатся оправдания моего возвращения.
Постепенно, пропорционально уменьшению недосмотренной площади, растет в моём сознании тревога от непонятного, пока ещё едва уловимого подозрения. Не могу до конца осознать, причину этого беспокойства, а разум уже подсказывает десятки возможных объяснений: «Папа ухал на работу раньше меня, мама забыла закрыть дверь. Нет, она зашла на минутку к соседке. Вышла на балкон. Может, грабители притаились у выхода?»
Настороженно крадусь к выходу и замечаю движение в холле. Сердце сначала сжимается, как напуганная птица, а затем с грохотом, начинает качать кровь на предельной скорости, будто уже устремилось бегом от опасности. Эй! Сердечко, я- то здесь, всё ещё в коридоре квартиры!
Всматриваюсь в замеченное мною движение и вижу, как в немом изумлении на меня из зеркала уставилось нечто невообразимое. Лицо перепачкано, шлица юбки сбилась набок, пыль покрывает правую сторону головы и…
- Ой! Какая огромная шишка, вот это я приземлилась.
Не надо мне этих туфель. Как голову не свернула! Да, кстати, а что это след от ботинка делает на моей белой блузке? По мне, что ходили? Я помнила, как грациозно вышагивала к выходу, представляя себя высокой моделью на подиуме, пока на нижних ступеньках моего подъезда эта высокая шпилька, застрявшая в ямке, не привела меня к «полёту». Именно так я ощущала своё плачевное падение, как полёт в отсутствие, на какое-то время. Помню последний свой вопрос: «Ну как же так?» - и пустота.
Сколько эта пустота длилась, я не знаю. Первое, что я почувствовала, выбираясь из этого состояния, была прохлада ветра на ногах и мысли: «Там ведь вроде должна быть юбка, почему она не мешает ветру?». А потом нахлынуло осознание реальности, которое можно было свести к двум словам: «Вот вляпалась!»
- Так, шпильки долой, туда же юбку и блузку как свидетельство падения, брюки и водолазку, а на ноги туфли-лодочки. Потом умыться и пять минут на дальнейшее восстановление внешнего вида.
- Стоп! Не может быть! Где же вода? – изумление настолько велико, что последние слова уже свободно слетают с моих губ. Я напрочь забываю о возможных грабителях и кручу бесполезные краны: горячая вода, холодная, краны душа. На кухне до меня наконец доходит, что общая труба ванной комнаты третьего этажа нашей квартиры  не способна подавать воду только к одной конкретной раковине. Но, может, от дальнейших попыток подтвердить это меня остановили не познания в гидропонике, а строгое «тик - так» в абсолютной тишине? Часы показывали возможность получасового опоздания на информатику. Ощущая растущее возмущение, ищу какую-то ёмкость с наличием воды. Пустое кашпо, а где цветок? Странно. Графин с питьевой водой - вот, что может спасти ситуацию. Вернуться к раковине надо уже бегом. Странно, но так тихо в нашем доме не бывало даже ночью.
Маме позвоню по пути в школу, дверь захлопну. Наконец, я замечаю, что нет электричества, поэтому дверь подъезда оставалась открытой. Ноги в удобных лодочках несут меня прочь, мозги не отпускают мысли о маме, а руки машинально нащупали мобильный  и поднесли его для выбора абонента. Пальцы уже готовы выполнить ряд привычных операций, когда зрение подаёт перегруженному мозгу новый сигнал тревоги. Пристально всматриваюсь, даже останавливаюсь. Связи нет! Не верю, теряюсь в смятении ещё больше. Осознание вины за опоздание придает скорости моим мыслям: назад в квартиру, записку на дверь: «Мамочка, я в школу» и бегом к цели, указанной в записке, в попытке номер три.
И вот уже главная улица впереди. То, что я вижу, подобно удару молнии: застывший строй машин, они просто заполняют всё пространство проспекта, безмятежно протягивая друг другу открытые двери. Я вижу автобус, мне только показалось, что он приближается, я плыву к нему, как к спасительному кругу сквозь транспортную запруду, хотя уже понимаю, мне очень страшно, и этот ужас во мне подпитывает оглушающая тишина.
Минут десять я прихожу в себя, определяя план дальнейших действий. «Найти моих родителей, но где искать?» - пульсирует вопрос как подтверждение самых страшных догадок, наполняющих мой нетвёрдый разум до краёв. Идти в школу заставляет старая привычка не допускать пропусков занятий. На это пешком уходит почти час, и за это время моё стопроцентное зрение всего два раза позволяло мозгу заподозрить что-то живое. Ну, вот опять показалось… там, на карнизе дома какое-то едва уловимое движение.
Нет! Я не ошиблась! Наконец-то, это… Не может быть! Воробей! Никогда бы не подумала, что вид этой серой малютки вызовет у меня такую бурю чувств. Живое существо, я не одна. Можно надеется, что есть ещё стайки таких птах, а где они, там и другие животные. И я уже воображаю весь поток жизни, приближающийся ко мне,  подобно схеме эволюционного развития, с человеком, идущим позади всех. Мой пыл подогревает  бездомный пёс, деловито высматривающий оставленный случайно вкусный приз. Замираю, не спешу радоваться, собаки меня никогда не обижали, но это можно отнести только в счет моей осторожности, считать моим везением, судя по положению дел, можно не обольщается.
Как только объект моего внимания скрылся за поворотом многоэтажного дома, с неприятным предвкушением я направляюсь к дверям гимназии. Я не желаю убеждаться, что являюсь единственным посетителем – эта мысль преследует меня всё время, мне почему — то важно знать наверняка, и я заставляю себя пройти по пустым коридорам первого этажа.
Ничего не нарушает моего печального исследования, и эта пустота начинает растворять остатки самообладания, давая повод панике и страху сковать мои мысли. Мне хочется кричать, позвать кого-то, внутри меня ещё пытается возродиться надежда, не позволяя ужасу вырваться наружу в беспомощном крике. И даже сдерживаемые рыдания кажутся невыносимо громкими, неуместными звуками, усиленными эхом опустевших классов в царстве полного безмолвия.
Остаток дня без всякой цели, провожу на улицах опустевшего города, никого не выискивая, просто упиваясь случившимся горем. Любой намёк на инициативу закончился после попытки найти здание с офисом папы. Безлюдный город оказался лабиринтом, и я заблудилась, так как,  видимо, зря не интересовалась маршрутом, когда папа возил меня к себе на работу. Пустота домов меня пугает, мне приходят на ум различные бредни из фильмов о мутантах и зомби, населяющих опустевшие жилища и прячущихся там до наступления ночи. К вечеру  паника только усиливается. До меня доходит, что ночь наступит своим чередом, а вот я не успею вернуться домой до наступления темноты. Я даже не знаю, куда идти.
Тени домов удлиняются в заметном глазу движении,  как в монтаже фильма. На самом деле с ними-то как раз такое происходит каждый вечер, а вот мне наблюдать за обычными явлениями солнечного заката дела не было. Зато сейчас, полузадушенная паникой в поисках притаившихся чудовищ,  я озираюсь по сторонам. Чужие квартиры, магазины и конторы, всё как обычно, только я не была в этой части города раньше и признаю тот факт, что спросить направление мне абсолютно не у кого. Предзакатное небо смотрит мне в спину, иду в одном направлении, припоминая, что живу в восточной части города. Неспешно солнце прощаясь, ласкает моё тело  и тихие улицы слабеющими лучами, словно в попытке успокоить. Но как быть спокойной,  если ещё вчера родной для меня город все сильнее пугает чужими кварталами и незнакомыми мне улицами. Меня пугает каждый пройденный поворот позади, и я срываюсь на бег.
- Ой, мамочки! Ой, мамочки! – мой шепот подобен выдоху, торопливые шаги и громкое дыхание, учащенное бегом, ломают молчание застывшего воздуха. Мысли в отчаяние хватаются за любую утешительную идею: «Найти уголок, в котором не так страшно».
Не сбавляя темп, не то бегу, не то шагаю очень быстро, а сама обдумываю варианты предоставленные мозгом и зрением. С наступлением сумерек, хватаюсь за мысль, что обычный супермаркет справа от меня, возможно,  лучшая перспектива для неминуемой ночевки. Сама мысль зайти  в чьё-то жилище кажется мне преступлением, и только убеждение, что магазин может посетить любой желающий, подгоняет меня к цели.
Внутри уже темно. Как сильно сократился день с приходом осени! Стараясь выдержать твёрдую поступь  и сжавшись от звуков собственных шагов, иду по вестибюлю, силясь принять важное решение: «Где устроиться на ночь?» Ответ очевиден, но от этого не менее неприятен - придется спать в отделе мебели, только бы в этой темноте суметь определить кровать подешевле. Привитое с детства чувство ответственности диктует мысли о возможных последствиях такого позднего посещения.
Проснусь завтра, а вокруг меня покупатели, а продавец заставит купить кровать. Смешанное чувство - радоваться надежде на встречу с людьми или бояться быть осмеянной -  пробирается оформленной мыслью, вселяя еще больший дискомфорт. «Поверят ли моим рассказам завтра?» - размышляю я, неуверенно присаживаясь на матрас.
Несколько невероятных попыток заставить себя уснуть приводят лишь к приступу головной боли. Огромный павильон окружает меня своей показной роскошью, которую так любезно демонстрирует мне луна.
А кому ещё - посетителей больше нет! Как же так произошло, что привело к тому, что я одна, а мамы с папой рядом нет? И когда мне ожидать того, что я в отличие от остальных людей пропустила изначально. Мои мысли работают в сторону самых невероятных объяснений, выставляя свидетельство того, как вредно - пусть и легально -  увлекаться фантастикой и ужастиками под логотипом шестнадцать с плюсом.
Размеры помещения только подчеркивают мою уязвимость. Попытка пошевелиться приводит к пугающему шороху пружин матраса, и судорожный вздох звучит сдавленным криком невысказанного ужаса, который гонит меня прочь из павильона.
Без дальнейших раздумий я оказываюсь в туалетной комнате. И моментально пользуюсь тем самым, что привлекло меня именно сюда - дверь с задвижкой в маленькой комнате, самая разумная защита от опустевшей темноты. Щелчок замка, служит сигналом к потоку слёз; ими я пытаюсь выразить то, что я пережила за этот день: потерю семьи и горечь осознания, одиночество и исчезновение привычного мира. Все впечатления прошедшего дня кажутся невероятно злой сказкой. Слёзы помогают сгладить боль от невысказанного страха за безрадостное завтра.
«Завтра» - слово звучит во мне многократно, наполняясь различными оттенками, и по мере того как иссякают слёзы, оно приобретает очертания надежды. Все скоро закончится, и я проснусь в своей комнате и услышу привычные для моего слуха свидетельства соседства сотен людей, а папина привычка открывать с утра шторы в моей комнате покажется мне самой милой на свете.