Во дворе у него не было друзей среди мальчишек. Так повелось с тех пор как мальчик, играя за домом со своим другом, кинул в его сторону камень. Он хотел перекинуть камень через глубокую, длинную лужу, но случайно попал в висок стоявшего на том берегу Вадика. Бабушка Вадика накричала на мальчика, а потом рассказала всем какой жестокий и бессердечный это был мальчик. "Ни за что не пускайте своих детей играть с ним", приговаривала она.
На старую, колючую алычу они лазали вместе с рыжей девочкой. Её тонкие ноги, торчавшие из под цветной юбочки, были все в царапинах. Они сидели на дереве молча, наблюдая за тем, что происходит во дворе. Мальчик изредка протягивал руку к ветке, срывал неспелую алычу, предлагал сидевшей напротив девочке, та быстро-быстро мотала головой и отворачивалась. Морщась, он съедал кислый плод. Косточку он выплёвывал на землю. Именно это доставляло ему наибольшее удовольствие. Наблюдать за тем, как косточка летела вниз. Иногда он зажимал её двумя пальцами и выпускал в сторону заасфальтированной площадки. Попадая на асфальт, она подпрыгивала как лягушка и останавливалась в нерешительности. Их самым любимым деревом был высокий абрикос, раскинувший ветви прямо над баскетбольным щитом. Когда на площадку выходили взрослые дяди, старшеклассники, и начиналась игра, они замирали на ветвях, боясь пошевелиться чтобы не оказаться замеченными. Мяч летел в щит, ударял в него, тот угрожающе сотрясался. Девочка, сидевшая на толстой ветке всего в одном метре, не удерживалась и громко вскрикивала.
- Эй, спускайтесь вниз! Чего там расселись? - доносилось с площадки.
- Неет, мы здесь будем сидеть, - отвечал мальчик.
- Ну как хотите, наше дело предложить, - говорили они, и продолжали играть.
Ближе к обеду во двор выходили обе мамы и кричали:
- Света! Света! Детка, где ты? Пора домой на обед!
- Вова, куда ты запропастился! А ну марш домой, всё остывает уже!
Махнув друг другу рукой на прощанье, - они знали что сегодня больше не увидятся, - мальчик и девочка расходились по разным подъездам одного и того же дома. После обеда их укладывали спать. "Нечего вам на солнцепёке делать". Зной наступал на город, и спрятаться от жары можно было либо в море, либо внутри прохладных белых домов, построенных из инкерманского камня. Обе мамы устраивали детям тихий час. Они закрывали форточки, чтобы оттуда не проникал горячий воздух, и задёргивали шторы. Перед уходом из комнаты мама Светы гладила её густые рыжие волосы, целовала в лоб, желала сладких снов и плотно закрывала за собой дверь. Ни мальчик, ни девочка не засыпали. Ворочались на своих маленьких кроватках с бортиками, зажмуривались, и смотрели на стены, покрытые одинаковыми моющимися обоями. Им было скучно лежать. Они грезили о том, как завтра после завтрака снова встретятся и полезут вместе на дерево. Завтра наступало очень медленно. После полдника их вели на море. Свету -- на ближний мелководный пляж, Вову -- на дальний, галечный. Вечером они возвращались, ужинали, читали, и ложились спать. Так проходили жаркие июльские будни во время каникул после окончания второго класса средней школы. Мальчик и девочка успели привыкнуть друг к другу, летняя рутина им начинала нравиться, это было намного лучше чем ходить в школу. Одним утром эта рутина неожиданно разрушилось. Всему виной оказался кипарис.
- Мальчик, ты не поможешь пересадить дерево? - Обратился к вышедшему из подъезда Вове улыбающийся тракторист в белой майке. - Тут совсем недалеко. Мне яму вырыть надо, а в том месте растёт молодой кипарис. Нельзя, чтобы он погиб, а куда его пересадить, ума не приложу. Ну так как, поможешь?
Вова задумался. Мама говорила не ходить никуда с незнакомыми дядями, но этому он отчего-то доверял, и хотел пойти спасать кипарис. Он с деловитой важностью засунул руки в карманы тёмно-синих шорт и сказал:
- Ладно, помогу. Пересадить можно в наш палисадник. Там, за домом.
- Вот спасибо тебе мальчик. Как тебя хоть зовут?
- Володя.
- А меня дядя Лёня. Будем знакомы, - и он протянул мальчику свою шершавую, как наждачная бумага, огромную пятерню.
Они подошли к молодому кипарису. Он рос рядом с облепиховыми деревьями, за углом их дома. Под деревом как назло проходила труба, докопаться к которой предстояло трактористу. Он взял большую лопату и стал с трудом раскалывать на части твёрдую, иссушенную почву вокруг кипариса. Земля плохо поддавалась. Он вспотел. Майка прилипла к смуглому, выгоревшему на солнце телу. Мальчик сопел за его спиной, не зная чем помочь.
- Ты бы сходил пока к палисаднику, присмотрел место для кипариса. - Обернулся дядя Лёня. - Только не в тени, он любит открытое пространство, подальше от других деревьев.
- Сейчас посмотрю и вернусь. Вы только не уходите.
Палисадник, располагавшийся на двух сотках возле дома, под их балконом, показался ему местом неподходящим для кипариса. Слишком уж там много было всякой растительности. Кусты крыжовника, смородины, высоченный абрикос, орех, и вишня. Зато полоска пожелтевшей травы между палисадником и тротуаром подходила как нельзя лучше. Вова даже наметил место для посадки, очертив правой сандалией круг в траве ломая сухие стебли. Когда он вернулся, дерево лежало на боку, с приставшими к корням кусками сухой красноватой земли.
- Пойдём, покажешь какое место ты для него нашёл. - Дяде Лёне понравился круг, очерченный сандалем мальчика. Он сразу принялся копать ямку. Почва здесь была твёрдой, но не такой каменной как за углом. Влага просачивалась под землей из палисадника, который каждый вечер поливали родители Вовы из шланга с балкона на третьем этаже. Поливать запрещала местная администрация, вода в городе была в дефиците. Но не поливать тоже было нельзя. С жарким, без дождя летом, все деревья и кустарники иначе бы погибли. Ямку для пересадки он выкопал быстро, и они вернулись к лежавшему на потрескавшейся земле, в тени облепихового дерева, кипарису. Они несли его вдвоём. Мальчик шёл первым и держал верхушку, тракторист, согнувшись, так чтобы мальчику было удобней нести, взялся за ствол у корней. Кипарис издавал сильный вяжущий запах, словно плакал от радости что его пересаживают, а не уничтожают.
Дядя Лёня поставил дерево в углубление в земле и сказал:
- Володя, ты засыпай пока туда землю. Только не торопись. А я его подержу, чтобы не наклонялся.
Мальчик сел на корточки и начал двумя руками скидывать с краёв вырытой ямки землю цвета поспевшей пшеницы. Он пыхтел от удовольствия. Ещё бы. Никогда ему не поручали такого важного дела. Просили сходить за молоком для младшей сестры, почистить картошку, застелить постель, убраться в комнате. Впервые в жизни он сажал дерево. Оно было красивым и пахло зелёной, несмотря на зной, хвоей. Вова засыпал ямку, поднялся, и отряхнул руки, громко ударяя в ладоши.
- Ну вот и отлично. Спасибо тебе за помощь. А теперь его надо полить. У меня в тракторе осталось немного воды, плесну туда конечно... Боюсь, что будет мало. У тебя дома нет небольшого ведёрка?
- Кажется, есть. Красное такое, пластмассовое, - ответил мальчик.
- Сможешь набрать туда воды? Кипарис хорошо бы обильно полить, чтобы прижился на новом месте.
- Я принесу воды, и ему станет лучше. Ведь так, да?
- Да, точно. Обязательно станет лучше, - подтвердил дядя Лёня. - Ладно, мне пора на работу. Назначаю теперь тебя главным по кипарису. Трёх-четырёх вёдер хватит. Если что, я в тракторе буду. Или здесь, за углом, или вон там, - он указал на площадку за бойлерной.
Возле подъезда стояла рыжая девочка. Она стояла между двумя скамейками, в тени винограда, перекинутого аркой над небольшой заасфальтированной площадкой перед подъездом. Она ждала его. Когда он от неожиданности остановился перед ней, Света сощурила зелёные глаза и спросила:
- Где ты был? Я тебя жду возле нашего дерева.
- Ааа... Кипарис пересаживать помогал. Сейчас иду домой за водой для него.
- Когда выйдешь во двор? Тебя подождать здесь?
- Нее... не жди. На абрикос можешь без меня залазить, - ответил мальчик.
- Без тебя не хочу, - сказала быстро она.
- Ладно, тогда подожди пока я не полью кипарис. - Согласился с ней Вова и зашёл в прохладный подъезд. Там всегда пахло сыростью, зато летом не было жарко. Он нажал на кнопку звонка. Открыла мама. Она удивилась появлению Вовы:
- Что-то случилось, сынок?
- Нет ма, ничего. Мы с дядей Лёней пересадили кипарис, а теперь его нужно полить.
- С каким это дядей Лёней?
- Ну с трактористом, он там за углом яму копает. Попросил меня помочь.
- Аааа, с дядей Лёней... - мама посмотрела в круглое зеркало, висевшее в коридоре и вспомнила как позапрошлым летом случился у них короткий роман. Он был таким сильным, мужественным, и честным, что она растаяла в его объятиях словно снежинка. Продолжения не получилось. У каждого из них были свои семьи, свои заботы, свои обязанности. Но воспоминания о том лете всегда радовали её. - Если с дядей Лёней, тогда можно... Как же ты поливать свой кипарис собираешься?
- У нас ведёрко где-то красное есть, в него наберу воду и буду носить на улицу. Мы посадили его туда, за палисадник. - Вова поднял руку и указал в сторону кухонного окна.
- Точно, есть у нас небольшое ведро. Сейчас тебе дам, - сказала мама и зашла в спальню, где сладко спала двухлетняя Оленька. Крепкое, маленькое тельце свернулось клубочком, а руку она подложила под подушку. Во сне она улыбалась и улыбка её напоминала маме добродушную, широкую улыбку дяди Лёни.
Ведёрко она опустила в наполненную заранее водой ванну, - днём холодную, горячую воду отключали, - и подала сыну:
- Одного наверно будет мало. Возвращайся поскорее, наберу для тебя воды ещё.
- Хорошо ма. Полью и сразу вернусь, - пообещал мальчик.
Выйдя из подъезда, он не увидел Светы в тени винограда. "Не выдержала, рыжая, - подумал он. - Убежала, сидит теперь одна на абрикосе". Он медленно, чтобы не разлить воду из ведра, зашагал к кипарису. Солнце уже сильно пекло. Ведёрко тяжелело с каждым шагом, но он дошёл до жаждущего дерева не останавливаясь. Сухая земля быстро впитала влагу и потемнела.
- Спасибо тебе, мальчик, - раздался тихий девичий голос. Он обернулся, но вокруг никого не было. Только вдалеке по тротуару медленно плыла в сторону моря семья отдыхающих. Вова провёл рукой по лбу, сказал "фуух" и хотел было возвращаться домой, как тот же голос послышался снова:
- Это я, кипарис. Не бойся меня.
- Я... я... я и не боюсь, - ответил он и поставил ведро на горячую землю. Мальчик не понимал, как могло разговаривать дерево, если у него не было рта. Он начал внимательно рассматривать ствол и ветки в надежде найти хоть какие-то признаки губ.
- Меня зовут Фиора, мне всего десять лет... - шептала она. - Ах... как я благодарна тебе за воду. Не дал мне засохнуть.
- Пойду... ещё тебе воду принесу, - он так и не нашёл признаков рта говорившей Фиоры ни на стволе, ни на зелёных ветках.
- Нет, не уходи. Мне хорошо с тобой. Не одиноко. Воды достаточно, много я не пью. А вечером из палисадника просочится влага.
- Не пойму, как говорить ты можешь? - спросил, не удержавшись, мальчик. - Ведь ты же дерево?
- Все деревья могут говорить. Разве ты не знал? Не все их просто слышат...
Расскажи теперь, откуда ты?
- Я? Я из этого дома рядом. С нашего балкона каждый вечер палисадник поливают.
- Так вот почему твой голос мне сразу показался знакомым. Я знаю как тебе одиноко и страшно. Нет в вашем доме любви, в сердце твоём печаль и тоска, рыжей девочке ты не нужен... Не плачь. Я слёз не переношу. Оставайся лучше здесь, со мной.
- Как же я останусь? - спросил он, уткнувшись носом в рукав футболки. - Меня мама будет искать.
- Не бойся, не будет. Обними меня. Обхвати мой ствол, мои ветки. Вот так.
И мальчик исчез. До сих пор его выцветшая фотография висит в районном управлении милиции, а поседевшая мама не теряет надежду найти сына. Она приходит поливать кипарис, но не догадывается что именно там, внутри так быстро растущего дерева, спрятан в вечно зелёных объятиях Фиоры её сын Вова.