Он шел по дороге в потоке людей. И я вдруг поняла, что он смотрит на меня. Я сидела на лавочке, созерцая снующих туда-сюда людей. Я сделала вид, что не заметила его внимания ко мне. Он подошел и присел рядом. Секунды две он молчал. Я усиленно пыталась его не замечать: не обращать внимания.
– Чудесный денек, – ласково, вовсе не заискивающе сказал он.
Ну, уж раз он заговорил со мной, то я должна была отвечать.
В ответ я покачала головой, в знак согласия. Хотя, что подразумевать под «чудесным»? Чудесный – тот, который выдается из ряда других? Необычный? Тогда, пожалуй – да. Но вот уловить, в чем «чудо»…
Пока я рассуждала о чуде, прошло еще секунд пять.
– А можно узнать, как вас зовут?
Чистый прозрачный голос. Как горная река. Мягкий и твердый одновременно. И даже не только голос, а что-то более глубокое; сама речь… и то, что в нее вкладывалось, веяло добротой, спокойствием.
В ответ я покачала головой. Но теперь это означало «нет». Я сделала это, чуть поджав подбородок – в знак сожаления. И действительно: от сожаления в горле стало горьковато.
– Вы умеете говорить? – Пошутил он.
– Да. – На этот раз я открыла рот.
По-прежнему глядя перед собой, я пыталась его «не почувствовать». Я была ужасно зла, что мне приходится изображать из себя девушку-недотрогу; да, что ж поделать. Я встала. Со стороны это выглядело, как будто я отвергаю его притязания.
– Но мы еще увидимся?
Я медленно шла прочь, не оборачиваясь. «Наверное, не скоро».
Я тихо брела по аллее, жалея свою долю.
Такой красивый, приятный, приветливый юноша. Замечательное лицо, статное тело, гибкий ум. Мне же приходится иметь дело с иным материалом. Мои клиенты: в подавляющей массе, совсем другого вида люди. Молодых мало. Да и те, в основном, наркоманы, или иным способом криминализированные и социально ненадежные типы.
Впрочем, я сама пошла на эту… работу. На эту… голгофу. Нести этот… крест. Потому, что… любила. Больше жизни. И сама стала тем, что любила.
Начал накрапывать дождик. Кто-то из встречных поднимал воротники, кто-то инстинктивно втягивал голову в плечи. Иные, более «размокаемые» прикрывались журналами или папками. Я же шла, ничего не меняя. И вовсе не потому, что у меня был капюшон.
Да нет, не считаю их чудаками; понимаю. Они на меня не смотрят. Они не думают, что я иду им навстречу.
Сверившись со списком, и убедившись, что дел на сегодня нет, я вернулась в свою обитель.
Я поставила косу на место, разделась. Прошла на кухню, смахнула капельки дождя с лица. Собралась приготовит чашечку камры, как вдруг получила информацию – появилось имя. «Уф, опять идти в мир. Ведь я только что оттуда».
Но идти не пришлось. В дверь постучали. Удивленно хмыкнув, я отворила. На пороге стоял он, нынешний знакомец.
– Ты не ответила,… а я хотел увидится. – сказал смельчак. Глаза его «дышали» любовью. – Я знал, что без тебя не проживу и дня.
– Ты так сильно меня полюбил?
– Да.
Было видно, что он не обманывает. И тогда я впустила его.
Теперь я вспомнила, чье имя пришло в мой список. Моё. Я так долго не жила, что давно его позабыла.
Теперь я умру.
А он будет – смерть.
Он станет посещать поля боев, места катастроф. Города и деревни, дальние аулы и отдельные чумы,… да любой метр земли, на котором человеческое сердце делает последний толчок. Да, что там «земли» - и океан, и даже небо.
Хотел ли он этого? Он не знал, что его ждет. Но знал на что шел. Ведь он увидел и полюбил меня; а значит, и – разгадал. И захотел узнать меня. Раньше назначенного срока.
Я посмотрела на него, пытаясь запечатлеть этот прекрасный образ, стараясь ухватить всё, всё сразу, вобрать, «вполнить», не упустить ни единой черточки, ни точки. Когда я поняла, что это «вбирание в себя» изжило себя, достигло своего предела, всей полноты, я приблизилась к нему и поцеловала.
– Прощай. – Сказала я, и умерла. По настоящему. Последний раз удаляясь из своего обиталища.
И первый раз – без списка. Без ничего.
Без цели. Без своей цели.