Туман

Анна Боднарук
                Т У М А Н

     Боже мой, как же это было давно!  Словно в другой жизни и вроде бы и не я это была, а та, которая была до меня теперешней, застенчивая, мечтательная девочка лет десяти, совсем не похожая на нынешних  своих ровесниц. И среди многих непохожестей – любовь к таинственной и такой загадочной природе. Мне всегда хотелось подсмотреть: как речка «отпускает на волю» туманы и куда они потом улетают; как выглядит волшебница, та самая, которая приходит на заре и сеет в траве за нашим огородом землянику; почему соседи на коромыслах воду из колодца носят-носят, а вода всё не кончается; почему кроны дерев после захода солнца похожи на головы бородатых стариков, а днём этих «стариков» почему-то не видно; что там, за лесом, куда уходит солнце и почему солнце не из этого же леса утром выходит, а из колхозного сада? Может именно поэтому яблоки в этом саду такие вкусные…
     Нет и нет, никакая наука не способна разложить по полочкам детскую фантазию, да и жестоко было бы тёплую, таинственную сказку переложить на язык цифр и неоспоримых формул. Даже сейчас, пятьдесят с лишним лет спустя, я точно знаю, что в моём воображении вмещается три мира: обыденный, повседневный мир; мир учебников и прочих чрезвычайно «умных» книг; и мир снов, сказок, фантазии и полёта в страну добра и света.
     Обыденный мир с кошкой, курочками, рябой свиньёй, козой и вечно чем-то недовольной бабушкой. Этот мир я вижу каждый день и каждый час. Во втором мире умные книги открывать свои тайны девчушке не очень-то хотели. В третий мир дверь для меня всегда открыта. Мечтать я готова была везде и всюду, во сне и когда бабушка меня за чем-то посылала. Дорога длинная, а мыслей в голове ещё больше. Ноги сами вели куда надо было, лишь бы не забыть – зачем шла. Но самую большую тайну хранила речка, живая, беспокойная. Мне тогда казалось, что если тихонечко сидеть на берегу, то можно подслушать, о чём говорит река с камушками, с вербами, с камышами – по пояс вошедшими в воду. Но послушать речной говорок днём – бабушка не даст. У неё всегда наготове какое-то дело на мои «быстрые ноги». Но вот, однажды, шла я вечером домой и с открытого, не заслонённого деревьями и заборами места, откуда хорошо видна была речка наша, Мурафа, размышляла над тем: где и в каком месте можно речку послушать?
     Ох, как я завидовала тем хозяевам, чей огород доходит до самой речки. Мне же, чтоб подняться от речки по каменистому склону, хотя бы к этой дороге – не раз дух перехватит. И вниз бежать тоже не безопасно по той самой причине, что сандалии по траве, по камушкам скользят, А босиком идти – обязательно на шип перекатиполя наткнёшься. (Я всегда вспоминаю эту тропинку, когда иду по разбитому асфальту. Дескать, горожане – избалованный народ…) А в тот день я так и не решила – где и на каком камушке лучше посидеть, воду послушать. С мыслью о предстоящем чуде я так и уснула.
     Ранним утром, как только забрезжил рассвет, ровно в четыре часа прозвенел будильник. Поворочавшись и горестно вздыхая, мама отбросила на сторону одеяло и обречённо стала собираться на ферму. Бабушка тоже проснулась и, приподняв голову над подушкой, вполголоса переговаривалась с мамой. Наконец скрипнула дверь – мама ушла. Бабушка сухеньким кулачком подбила снизу подушку, поудобнее легла и затихла.
     «Пора», - подумала я. Потихоньку спустила ноги с кровати и в сорочке на лямочках, накинув на плечи мамин большой клетчатый платок, сунув босые ноги в сандалии, выскользнула за дверь. В сенях прислушалась. Тихо. Бабушка спит. На крыльце застегнула сандалии и, пройдя на цыпочках мимо окна, выбежала за калитку. Не чувствуя ног бежала по тропинке вниз, только концы тёмно-синего платка, словно крылья развевались за спиной. Запыхавшись, добежала до речки и уже спокойным шагом пошла вдоль берега. Ни одна плита, на которой стирали бельё женщины из нашей улицы, мне не приглянулась. Так и дошла до огорода тёти Ани и дяди Василия. Они нам не были роднёй, но люди хорошие. Кого я боялась, так это – бабушку, дядька Василия маму. Но я в ту минуту подумала, что она, как и моя бабушка, ещё спит. Собаки в их дворе не было. Привлекало меня то, что с их огорода прямо к чистой воде был построен мосток из нестроганных брёвен белой акации. «Вот где бы посидеть… Всё ж теплее, чем на камне сидеть. Но в чужой двор боязно заходить, а вдруг ругать будут?.. Но я ж не воровать иду. Посижу тихонечко и уйду», - подумала я и осторожно открыла калитку. Прошла вдоль окон хаты и тропинкой, через огород – пошла к реке. Проходя мимо напиленных чурок, взяла одну под мышку и унесла с собой. Ступила на мосток и дошла до самого края. В ямочку между брёвен положила чурочку, села на неё. Платок шалашиком накинула на голову, укуталась им, концами укрыла ступни ног. Сижу. Прислушиваюсь.
     Светает. Река живёт своей непонятной мне жизнью. Я тогда ещё подумала: «Бежит, а сама на месте стоит, только столбцы слегка подрагивают. А вдруг сломаются?.. Ничего, выплыву. Я умею плавать…»
     Камыши дружной толпой растут вдоль берега, тихонько перешёптываясь, вброд подступаются к самому мостку. С другой стороны мостка надломанная ветка вербы бороздила спокойно текущую воду. Дуплистая верба ещё по-стариковски дремала, ни один листик на ней не шелохнулся. И вода в реке какая-то полусонная, покойная, будто ей и торопиться некуда. Поверхность воды вдоль берега чистая, только чуть поодаль мостка, подобно кудлатой непричёсанной кудели, огромной шевелящейся шкурой, аж до другого берега разлапился туман.
     Лес на другом берегу, сам берег, огород, река и вербы, склонённые над водой, досыпали последние самые сладкие минутки. Только некое таинственное Нечто беспокойно ворочалось прикрытое волглой серой шубой тумана.
     «А может в этой шубе вши с молью дерутся? Глупые, упадут в воду, утонут…» - опасливо подумала я, поглядывая на речку.
     Вытянув шею, я стала прислушиваться к доносящимся непонятным звукам. Немного погодя, возле вербной ветки плеснула хвостом рыбёшка, другая. Пошли круги по воде. Пока смотрела на круги, не заметила, как туман подступил к самому краю мостка. Я выпростала из-под платка руку, попробовала прогнать его. Даже кишкнула, как на курицу.
     - Не прогоняй, сам уйдёт.
     Я испуганно оглянулась. На берегу, у самой воды, на камушке стояла бабушка Варвара. У меня даже похолодело всё внутри, испуганно сжалась в комочек.
     - Что не спишь? Спала бы ещё… самый сон.
     - Я речку пришла послушать, - непослушным языком оправдывалась я.
     - Я её, родимую, сколь живу – слушаю. Река, она как человек. Бывает ничего, а порой – характер свой показывает… Ты зачем на самый край мостка пошла? На бережку бы на чурбачке посидела?..
     - Тут лучше слышно, только туман…
     - Уйдёт скоро. Солнце взойдёт и уйдёт. А ты домой беги, поди – ищут уже тебя… На, вот, сухарик. Пока на свою гору взберёшься – обсосёшь.
     - Спасибо, бабушка.
     - Ага, иди дитятко, иди с Богом.
     Во двор вошла я, тихо. Бабушка козу в хлеву доила. Я прошмыгнула в хату, скорей через голову платье надевать стала. Тут и бабушка вошла.
     - Ты там гляди, по дороге козу на выгон гони. Что-то росно сегодня, - зевая, наставляла бабушка. – Опять дождя не жди. Жара всё уже высушила… А ты смотри мне, выгонишь и домой. Живо, живо! Я в твои-то годы…
     «Не заметила бабушка… и бабушка Варвара тоже худого слова мне не сказала. А ну, как моей бабушке расскажет… Бабушка, как пить дать, крапивой отстегает…»
     Не каждое утро, а как уж там придётся, мама – на ферму, а я – на речку убегала. Сяду на чурбачок, смотрю, слушаю.
     - Во, ранняя птаха! Уже сидишь, - удивлялась бабушка Варвара. – На кось, вчерашний блинок. Чулочки надела бы, у воды так и простыть не долго…
     Принесённая чурочка так и лежала на бережку. Бывало, тётя Аня с дядькой Василием меня видели сидящей у реки. Похохатывали, спрашивали: «Много ли сказок мне речка рассказала?» Но не они, а соседка наша, Наталка меня выследила, ведь тётя Аня ей старшей дочерью приходилась.
     Однажды пришла Наталка к нам в дом и без обиняков, прямо с порога, говорит мне, при бабушке, протягивая узелок, завязанный на два узла.
     - Пойдёшь на речку, отнеси гостинец дочке моей, тёте Ане и на словах передай…
     - Какую речку? – насторожилась бабушка. А как узнала, что и как дело было, заоглядывалась: что бы такое в руки схватить, чтоб сподручнее было им меня «уму-разуму поучить». Замешкалась, я и успела за дверь выскользнуть. Мама с фермы пришла и ну меня вместе в бабушкой в два горла вразумлять да водяным стращать. А толку? Меня к реке, как магнитом тянуло. Бывало, что и среди дня сбегаю, хоть на короткое время на чурбачке посидеть.
     Но однажды, ранним утром, отгоняла я козу в стадо, обратно шла и кем-то обронённый прутик нашла. Подняла, пришла на моё излюбленное место, села и в задумчивости стала тем прутиком по мостку постукивать. Потом слышу, вроде как вода плеснула. Глядь, а от мостка вдоль берега змея поплыла. Видать та змея под мостком пряталась, а я её спугнула. Со страху меня холодный пот прошиб. После этого случая охоту на речку бегать, как рукой отвело. Попросит соседка что-то её дочке отнести – отнесу. А на речку – ни-ни. На шевелящийся туман уже с горы смотрела и до сих пор считаю, что в тумане много загадочного таится.
                12.12.13 г.