Ю. В. Центалович
Как это было.
Метеоролог звучит прозаично и копеечно. Вероятно, вам приходилось видеть огороженную редким забором площадку, на которой стоит на высоких столбиках небольшая белая будка, стенки которой напоминают полуоткрытые жалюзи, для свободного доступа воздуха к термометрам и высится металлический полый цилиндр с конусообразной защитой – осадкомер и ещё несколько специальных приспособлений. Над всем возвышается высокий столб с флюгером. Неподалёку строение – рабочее помещение вахтенному метеорологу и место расположения ряда важных метеорологических приборов. Это типовая метеорологическая станция, где определяют состояние атмосферы и следят за явлениями погоды. Работают там тихие старательные люди, в основном женщины, с низкими зарплатами. Но по существу метеорология, как наука о земной атмосфере и происходящих в ней процессах, увлекательна и масштабна. Она необходима в жизнедеятельности всего человечества, а так же при освоении космоса.
В метеорологической и гидрологической службе страны для проведения более полных и масштабных исследований задействован научно-исследовательский флот.
Главнейшими объектами научных исследований ДВНИГМИ (Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института) стали огромнейшие акватории дальневосточных морей, Тихого и Индийского океанов. Естественно, что такие масштабы исследовательских работ требовали соответствующего обеспечения, в первую очередь, обеспечить научно-исследовательским флотом с необходимым техническим лабораторным оборудованием и квалифицированными кадрами. Из серии научно- исследовательских судов ДВНИГМИ, больших и малых, выделялись два судна, широко известные в мире это НИС «Ю.М. Шокальский» и НИС «А.Н. Воейков» водоизмещением 3,2 тыс. тонн, прибывших во Владивосток в 1959-1960 годах. Корпус их ледового класса, экипаж сто человек. Суда оказались самыми всепогодными, надёжными, приспособленными для гидрологических, метеорологических работ и наблюдений, а так же пуска метео ракет на высоту до ста километров даже при значительном волнении океана в девятибалльный шторм проводят гидрологические станции. Три долгих месяца велись на НИС «А.Н. Воейков» плановые ремонтные работы. Оставались буквально последние дни до завершения их в Дальзаводе во Владивостоке. Судно прошло докование в огромном сухом доке, полтора месяца стояли в нём вместе с другими судами. На возведённых лесах, вдоль бортов от самого днища, трудились женщины в грубых брезентовых спецовках – штанах, куртках, защитных касках на головах, в марлевых респираторах на лицах. Воздушными турбинками с быстровращающимися металлическими щётками, издававшими ужасные воющие звуки, в облаках рыжей, вонючей, ядовитой пыли, обдирали всю подводную часть корпуса от проржавевшей защитной краски, наросших ракушек, въевшихся в корпус водорослей, до металлического блеска и так весь рабочий день, день за днём. Зачищенный металл корпуса покрывали ядовитой защитной краской, препятствующей обрастанию водорослями, появлению ракушек. Краску наносили вручную, катками. Неподалёку, в доках Японии, мы наблюдали как обрабатывалась подводная часть корпуса судна от старой краски, до блеска металла, пескоструйной пушкой, быстро и здорово. Буквально следом наносилось воздушной струёй антикоррозийное покрытие. Три, четыре дня и подводная часть судна была очищена и окрашена, при этом никаких лесов вокруг судна не нагораживали, лишь редкими деревянными брусьями подпирали борт. И это у «загнивающих» капиталистов. Открутили швартовые испытания главного двигателя, для чего «Воейков» надёжно закрепляли кормой к стенке стальными канатами за береговые палы и работал главный двигатель на заданных режимах хода от малого до полного. Наконец, наступила пора завершения запланированных работ. На судне оживлённо. Рабочие из заводских цехов по морозу и утоптанному снежному насту несут, кто длинные изогнутые под нужным углом медные трубы, кто кипы теплоизоляционного материала; разгружают с кар батареи щелочных аккумуляторов, бочонки с суриком, краской, каустиком. Грузят краном в трюм ящики с провизией, мешки с сахаром, мукой, замороженное мясо, картофель в сетках. Наконец-то после долгой спячки взялись за работу монтажники предприятия ЭРА, ведут монтаж и подключение вновь установленной на палубе лебёдки, прыгают, согреваясь на холодном ветре.
Три дня назад, поздно вечером, к борту подошёл, освещенный огнями плавкран, доставив новенький дизель для генератора № 4. Стальные тросы, туго натянутые многотонной тяжестью дизеля, проникнув через раскрытый освещённый капот над машинным отделением, медленно, бережно, опустили ценный груз на металлический настил, возле главного двигателя. Немало трудились монтажники, перемещая дизель в дизельное отделение, устанавливая его на металлическом фундаменте.
Сегодня, с утра, бригада заводских мотористов готовит к пуску дизель, сегодня же его нужно обкатать и сдать в рабочем состоянии машинной команде судна.
Обед, по всей территории завода запорошенной снегом, над затихшими огромными цехами, в морозном воздухе, из радиопродукторов разливаются звуки музыки, разносится весенняя яркая песня «миллион, миллион, миллион алых роз» - в исполнении молодой певицы Аллы Пугачёвой.
Чудесное время: час отдыха, перекура, общения. Заводские рабочие и моряки неспешно покидают судно, направляясь в просторную светлую заводскую столовую.
Но вскоре звуки музыки прервались и диктор громко объявляет: «внимание, внимание, производится выплата заработной платы».
Услышав эту приятную новость, главный строитель на судне Пётр Михайлович охнул и схватился за голову – «всё конец, плакали наши сроки, премиальные». И действительно обед затянулся. Появляются, отобедав рабочие, иные задержались часа на полтора. Ну, Бог с ними, работами, многие дела как-то улягутся, но где бригада мотористов, сегодня крайний срок сдачи дизеля в работе.
Наконец, по трапу, придерживаясь за поручни, покачиваясь, идут с разрумянившимися лицами мотористы.
«Вы что делаете?» – кричит Пётр Михайлович. «Ми…Ми… халыч, всё бу…будь нормально» - и застучали ботинками по металлическому трапу в машинное отделение. Стармех Виктор Петрович обращается к третьему механику, в чьё заведывание входит обслуживание дизелей генераторов, – «проследи, обязательно проследи за заводскими.» Заводские после недолгих манипуляций на дизеле, выкручивают пробку из горловины для залива машинного масла, вставляют воронку и льют в неё масло из канистры. Вылив в дизель положенное количество масла, один из мотористов ищет щуп и замеряет наличие масла в двигателе, долго кряхтит, поругиваясь, смотрит на деления щупа, масляного следа нет. Где масло? Моторист недолго думая берёт вторую канистру с машинным маслом и выливает его в дизель. Теперь со щупом колдуют оба моториста, долго ощупывают его, ищут след масла. Следа масла на щупе нет. «Куда оно девалось?» - удивляются мотористы, икая и поглядывая друг на друга. «Давай ещё, ещё одну»… советует один из них
«Стоп, стоп» – взорвался третий механик, – «а ну смотрите под дизелем» – и сам полез под него. Под фундаментом, под паёлами растекалось большое озеро масла. «Вы что? Кто сливное отверстие закрывать будет?» – орёт механик.
Но это не всё, когда вопрос с наличием масла в дизеле был решён, наступил момент пуска дизеля.
К этому времени в дизельное отделение пришли стармех и главный строитель. Заводские неуверенно, непослушными руками подали топливо и пустили сжатый воздух. Дизель чихнул, а затем взревел и словно подпрыгнул на фундаменте. Казалось, что он вот- вот разорвётся на части, заводские мотористы попадали от него в разные стороны. Нас электриков, наблюдавших эту сцену, как сдуло из дизельного отделения. Стармех же отчаянно кинулся к взбесившемуся чудовищу и заткнул ему чем-то воздухозаборник. Чудовище дёрнулось раз, другой и задохнулось. «Пошли отсюда вон» – заорал стармех на «заводских» и поставил к дизелю своих, наших судовых мотористов и механиков. К полуночи дизель был сдан в рабочем состоянии.
Ледовый поход.
Ремонт судна завершили в срок, но поджимает время выхода в рейс. Погода не балует – ветер, мороз и лёд. В бухте Золотой Рог лёд разбивается на куски постоянно движущимися судами. В Амурском заливе, куда нам возможно и предстоит идти за бункером, дело серьёзное, почти сплошное ледяное поле. Всё светлое время наступившего дня стоим у причала, поджидая танкер с топливом. Капитан Альпер Григоьевич, предугадывая ситуацию, посылает на нефтебазу, она недалеко за перевалом, в районе Первой речки, молоденького третьего штурмана из подменного экипажа. «Узнай, к какому пирсу поставят наше судно в случае самостоятельной бункировки. Да посмотри какая ледовая обстановка у пирса, много ли наросло льда», - напутствовал капитан. Через пару часов штурман вернулся и доложил, что всё нормально, можно швартоваться. Обещанного танкера с топливом так и не дождались, и к двадцати часам поступила команда зам директора по флоту идти за бункером своим ходом.
Капитан не возразил, приказ есть приказ, хотя явно встревожился. Мы, я и стармех переглянулись «Капитан явно прогнулся перед начальством, даже не возразил, не пытался защитить свое судно». Отдали швартовы, выбрали якорь и неполным составом машинной и палубной команды двинулись в путь, надеясь пройти к нефтебазе, по битому льду, по следу танкера. Идём малым ходом по бухте Золотой Рог. На её гористых берегах раскинулся город, из тьмы сияет, как звёзды, множество городских огней, отражаясь в тёмной встревоженной, словно маслянистой воде.
У причалов и пирсов притихли десятки судов больших и малых. Нечастые белеющие в ночи льдины почти бесшумно отталкиваются корпусом. Ожило судно, ритмично, приглушённо постукивает главный двигатель. Из капота машинного отделения веет теплом, и исходят запахи солярки, краски.
В темноте рулевой светится экран радиолокатора и картушка магнитного компаса перед вахтенным рулевым, гирокомпас ещё не запускали. Двигаемся мимо ярко освещённых огнями причалов торгового и лесного портов, работающих кранов.
Капитан и штурман негромко переговариваются – какая знакомая мирная обстановка. По рации ответили Голдобину (посту слежения за перемещением судов) на его запрос – «кто мы и куда идём». Вскоре в проливе Босфор Восточный вошли в мешанину из битого льда и торосов, уплотнённых ветром. Нам поворачивать направо в неширокую часть пролива Босфора Восточного, отделяющего скалы острова Русский от высокого берега материка – мыса Шмидта. И как только миновали мыс, ход судна резко убавился. Ледяная масса битого льда стала явной преградой, глухо стучат о борт льдины полуметровой толщины, усилился колючий ветер. Медленно продвигаемся сквозь лёд, оставляя на льдинах яркие следы краски со свежевыкрашенных бортов.
Сотрясается корпус судна, ударяясь форштевнем во встречные льдины. Бурлит водоворотом за кормой вода, выкидывая из-под винта куски льда. Винт у нас бронзовый новёхонький, не дай бог погнуть его о крупную льдину. Судно ещё легкое, сидит на воде высоко, нет тяжести бункера, нет еще в танках питьевой воды. Воду будем набирать позже в бухте Успения из реки, там устроен водозабор, это севернее порта Находка, за мысом Поворотный. Пресной питьевой воды во Владивостоке не хватает. Водохранилища в сопках, на реках Седанка и Лянчиха, уже не обеспечивали нужду растущего населения города и его промышленные объекты. Недостающую воду во Владивосток возили танкерами из того же Успения. Методом народной стройки проложили водовод через высокие сопки, леса вдоль всего полуострова Муравьева-Амурского, это около 70км, на материк. Позже добавят вторую ветку водовода. Просеку прокладывали через отроги девственной Уссурийской тайги. Валили огромные корейские кедры, живописные клёны, липы, дикие груши, маньчжурский орех, могучие дубы, берёзы, амурский бархат (пробковое дерево), ясени. Расчищали от зарослей дикого амурского винограда, лимонника – китайского. По осени плотные кисточки спелых ягод его полны приятно-кислого тонизирующего сока и лиан актинидии, с удивительными плодами на вкус приятными, сладкими с очень высоким содержанием витамина С, зарослей элеутерококка. По перечисленному вкратце наименованию деревьев и кустарников, лиан можно понять насколько необычна, уникальная флора дальневосточной Уссурийской тайги.
По лесным зарослям, случалось нередко, подходили тигры к самой окраине Владивостока в поисках пищи. В неурожайные годы на желуди и орехи и когда мало было в тайге дикого кабана, главной добычи тигров.
Вскоре масса битого льда перешла в ледяное поле, простирающееся в зимнюю темноту ночи на весь Амурский залив. Сильный ветер теснит, движет понемногу лёд на выход в открытое море, где его поджидают кекуры – узкие пикообразные высокие скалы. Лёд раскалывается об них, нагромождая высокие торосы. По чистой воде ходу судну до нефтебазы не больше часа, а сегодня….. Мы колотимся об огромные льдины, втискиваемся в трещины и безуспешно. Внезапно судно обесточилось, остановился дизель-генератор, встал и главный двигатель, дело не новое, прекратилась подача забортной воды охлаждающей дизель, забились льдом фильтры «кармана». В полумраке аварийного освещения моторист и механик перекрыв кингстон забортной воды очищают фильтр от мелкого битого льда. Дизель-генератор запустили, электропитание на судне восстановлено, пустили главный двигатель. Капитан встревожен, по радиотелефону докладывает обстановку зам директора. «Евгений Ефимович, стоим, застряли в ледяном поле». Голос капитана полон горечи и досады. Голос в трубке ответил что-то неопределённое, откуда начальнику знать из своей теплой квартиры, да еще заполночь, какая обстановка возникла в ночи во льдах Амурского залива. Пробивались же как то танкеры к нефтебазе сквозь лед. Появилась темнеющая широкая трещина, возможно, это придрейфовал след от ранее прошедшего танкера. «Малый вперед», звучит машинный телеграф. Форштевень судна протискивается в эту щель. Бух, бух, напряженно работает главный двигатель, сотрясая мелкой дрожью весь корпус судна. Медленно продвигаемся вперёд. Неутихающий ветер принёс снегопад, колючий снег залепил стекла в рулевой, с ветром врывается в открытую дверь. Штурман и капитан, в шубах и шапках-ушанках, по очереди выходят на крыло рулевой, разглядывая сквозь вихри снега темнеющую трещину. Трещина заканчивается, судно заклинило. «Стоп машина» – и в этот момент вновь гаснет электроосвещение, заглох дизель-генератор. Механик и моторист стуча прогарами по стальному настилу бегут к борту к «карману» – заборнику очищать фильтр от вновь набившегося льда. Минут через десять запустили дизель-генератор, и вновь всюду стало светло и привычно. На светящемся экране радиолокатора штурман определил расстояние до пройденных кекуров за кормой. «Альпер Григорьевич» ; обращается штурман к капитану – «смотрите от кекуров мы оторваться так и не сможем, лёд явно дрейфует. Капитан молча взял трубку радиотелефона, в тишине рулевой слышно как идёт вызов на береговой городской телефон. «Да»… - сонным голосом отвечают в трубку. «Евгений Ефимович, схвачены льдом, движение невозможно, по корме кекуры, закажите ледокол». «Хорошо» ; уже виновато хриплым голосом ответили в трубку. Капитан явно сознает не только себя виноватым в создавшейся обстановке, но и дает понять это начальнику резкой, недовольной интонацией в своём голосе. До берега не больше мили, но его не видно, ночь, снежная пурга скрывают поздние огни прибрежных строений. Неожиданно бесшумно из ветреной мглы появился ледокол «Илья Муромец», он как сказочное новогоднее привидение, весь в ярких огнях, проходит вдоль нашего борта. Негромко слышится шум его работающих двигателей и дробящегося льда. Легко без всяких усилий скользит он по ледяному полю, оставляя за кормой широкую темнеющую водную гладь, чистую ото льда. Ледокол прошел вперед, пересекая наш курс и как-то быстро исчез в ночи, только мерцание огней на его мачтах отмечали его присутствие.
«Малый вперед» - командует капитан. Заработал главный двигатель, затрясся, задрожал корпус судна, заваливаясь то на левый, то на правый борт, делая потуги продвинуться к водяной дороге. Крутит водоворотами винт воду за кормой, глухо стучат куски льда, выныривая из под винта. Нет, ничего не выходит – бились, колотились во льду, словно курица в полынье с намокшими перьями. И вновь появляется ледокол, он плавно и легко движется совсем близко у нашего борта, прошёл вперёд и встал, поджидая. Наконец, мы выбрались на чистую воду и двинулись вслед за ледоколом. Медленно час за часом продвигались вперёд. «В копеечку обойдётся нашей управе топливо» ; замечает механик – «с таким эскортом». К началу позднего серого рассвета ветер утих. Наконец-то, мы вошли в акваторию чистой свободной от льда воды у нефтебазы. На фоне огромных металлических резервуаров и заснеженных сопок, у пирсов стояли танкеры. Заиндевелый, припорошенный снегом пирс, предназначенный для швартовки нашего судна свободен, но ликование наше скоро оборвалось. Подходим ближе. Капитан уже собирался отдать команду – «отдать якорь», а боцман в тёплой стёганке стоит у брашпиля на «товсь». Но что это, капитан энергично командует «стоп машина, боцману в рулевую». Капитан и штурман не веря своим глазам, смотрят в бинокли на пирс, от его уреза выдвинулась в море массивная наледь. Крупным танкерам она не помеха, но мы подойти к пирсу не сможем, никаких трапов, никаких шлангов под дизтопливо не хватит, чтобы дотянуться до фланца топливопровода. «Куда смотрел посыльный?!» ; возмущался капитан, ; «он кто, штурман, или кто?». Капитан, затем старпом повели переговоры по радиотелефону с администрацией нефтебазы, но кто и когда будет обкалывать наледь так и осталось неясным. Капитан, держа в руке трубку радиотелефона помедлил немного и решительно заказал номер городского телефона зам. начальника по флоту. «Евгений Ефимович». «Слушаю» ; ответил тот хриплым голосом после бессонной ночи. «Прибыли на нефтебазу, но взять бункер не сможем, препятствует массивная наледь». В трубке часто, часто задышали, и разнеслось; «Вы что натворили, немедленно возвращайтесь к своему причалу». Возвращались в светлое время. Выйдя изо льда Босфора Восточного, поняли, что что-то случилось с винтом. Судно ритмично вздрагивало, ритмичные толчки очень явственно ощущались по всему судну. Во второй половине дня пришвартовались к родному причалу в бухте Золотой Рог. На причале нас уже поджидали зам. начальника по флоту, групповые механики и спецмашина с водолазным снаряжением. Водолаза – коренастого молодого парня облачили в водолазный прорезиненный скафандр, закрепили на широкие плечи медный сверкающий на солнце шлем. Заработала помпа, подавая по шлангам воздух. Водолаз уходил под воду, стравливая излишки воздуха. Так и есть, лопасть винта загнута. По этому случаю заседают групповые механики нашего управление и представители Дальзавода. В итоге решили: разрешить судну выйти в море, на срок в пределах ста дней, с условием не давать излишнюю нагрузку на винт в надежде на то, что вибрации гребневого вала не разобьют капролановую втулку в дейдвуде и забортная вода не затопит машинное отделение. После окончания рейса поставить судно в плавучий док для замены винта. Тем временем все члены экипажа, идущие в экспедиционный рейс, активно «заселяют» судно. Из баталерки в каюты несут постельные принадлежности, по рундукам развешивают одежду, укладывают вещи, как же, давно не виделись.
К борту пришвартовался рейдовый танкер-бункеровщик, доставил дизтопливо. Давно бы так. В 22 часа судно отойдёт от причала на рейд Босфора Восточного для досмотра таможенниками, пограничниками и оформления властями выхода в море.
За бортом штормовое зимнее Японское море, качает. Холодный ветер заносит на палубу холодные брызги. На судне налаживается ходовой распорядок дня. После долгих дней стоянки в заводском ремонте работы хватает всем, устранять заводские недоделки, хватает и текущих дел.
В машинной команде затеяли покраску машинного отделения, котельной, румпельного отделения, пока не жарко. Вахта за вахтой мотористы моют и красят белой эмалью воздушными пульвелизаторами переборку за переборкой. На лицах респираторы, головы повязаны бельевой ветошью. Среди шума и грохота двигателей шипят струи сжатого воздуха и краски. Лица, рабочая одежда мотористов запорошены белым, всюду запах растворителя, солярки. Главный двигатель будут красить ярко зелёной эмалью, а множество механизмов, трубопроводов согласно требованиям, то в жёлтый, то в синий цвет, то в зелёный. Электрикам тоже предоставлена возможность полностью «насладиться» покрасочными работами, красить электрощиты, электродвигатели, светильники, кожуха трансформаторов и прочее. Суетятся в лаборатории и «научники», распаковывают и устанавливают приборы, роются в папках, совещаются поотрядно, усердно готовясь к своим очень важным делам. Но судно кто-то довольно сильно ритмично подталкивает. Подрагивают настольные лампы. Лёжа в койке, ощущаешь тряску, как на полке в пассажирском вагоне на ходу. Все уже знают, трясёт из-за погнутого винта.
Пока на верхней палубе мокро и ветрено, матросы заняты во внутренних помещениях. В трюме укладывают, крепят барабаны стального троса, бидоны с краской, какие-то металлические конструкции, сосновые доски, брусья. При стоянки в заводе все это «добро» завозили и майнали в трюм. В палубном помещении, на корме, чего только нет и спасательные жилеты, бухты растительного и капронового троса, фалини, рулоны парусины и брезента, плащи, швабры, кранцы, брезентовые рукавицы, хозяйственное мыло, веники, спасательные плоты ПСН, изготовленные из тонкой крепчайшей прорезиненной материи и уложенные в бочонкоподобные двухстворчатые пластиковые контейнеры.
В случае необходимости ПСН сбрасывают за борт, в воду и сильно дёргают за длинный линь идущий к клапану баллончика со сжатым воздухом , встроенного в плот. Заполняясь воздухом, плот стремительно разворачивается, минута, две и он готов принять людей. Всё это в художественном беспорядке, чего боцман не терпит.
Прошли Корейский пролив, погода наладилась, стало теплее и суше. Используя благоприятное время боцман Коля вывел своих матросов на свежий воздух. Матросы щётками мыльной, пенной водой отмывают от заводской копоти все надстройки, мачты, спасательные боты, подкрашивают, красят белой краской.
В синем море наш «параход» должен быть чистым и белым, как на картинке – говорит Николай, отправляя матросов драить и лопатить деревянный настил кормовой палубы, обильно поливая её забортной водой.
На следующий день на чистую, светлую кормовую палубу матросы рассыпали тонким слоем всю картошку из продовольственной кладовой, просушить, проветрить, чтобы окончательно не сгнила.
Завезённая из городских овощехранилищ, их в народе прозвали овощегноилищами, она имела печальный вид: сморщенная, дряблая, заплесневелая и вонючая.
Старпом Николай Виноградов обеспокоен – «хотя бы хватило до Сингапура дотянуть» - сетует он. В Сингапуре всегда покупаем отличный, целёхонький, голландский картофель в сетках и овощи.
Сегодня после обеда пересекли северный тропик Рака, погода как в долгожданной сказке – всё голубое и тихая беспредельная гладь воды, и высокое небо. Солнце струит мягкое блаженное тепло. После обеда кто мог, надев плавки, попадали на деревянный настил на верхнем мостике, а кто и на баке за брашпилем. Тишина, все блаженно дремлют, подставив спину ласковым солнечным лучам. Лёгкие прикосновения тёплого ветра по коже приятно щекочут. Какое блаженство! К полднику, к чаю, народ зашевелился, подставляя солнцу кто грудь, кто бока. К концу первого для пребывания в тропиках куда у всех подевались хворь и недомогание, которыми были подвержены в январские студёные ветреные дни во Владивостоке. Сейчас ни у кого нет насморка, нет кашля, все как «огурчики». Ближе к ужину вахтенный штурман объявляет по судовой радиотрансляции ожидаемую весть. «Ввиду того, что наше cудно сегодня пересекло тропик производится выдача «тропического» вина. Весть восприняли с оживлением и шутками. «После ужина на кормовой палубе состоится вечер отдыха», ; добавляет штурман.
Подошел черед вводить в эксплуатацию четвертый дизельгенератор, тот с которым в Дальзоводе были неприятности. Мотористы обкатали его в холостую на нескольких режимах.
«Электрики» ; кричит, сквозь гул работающего двигателя, вахтенный механик, мокрый от пота, в одних шортах и косынкой на шее, ; «вводите в работу четвертый генератор». Я-электоромеханик и вахтенный электрик Женя Вагнер привычно набираем схему возбуждения генератора на ГРЩ (главном распределительном электрощите), а генератор не возбуждается. Стрелка амперметра стоит на нуле – тока возбуждения генератора нет! В голове пронеслось, что случилось! К ГРЩ подоспели остальные электрики. Быстро спускаемся по трапу в дизельгенераторное помещение. Всё тело охватывает горячий влажный воздух, глушит грохот работающих дизелей. Измеряем показание напряжения возбуждения на щётках и кольцах генератора – нет его. «Обрыв в цепи возбуждения?» - первое что пришло в голову. Дружно снимаем металлические панели на секции четвёртого генератора на ГРЩ, меряем напряжение возбуждения, нет его! И тут мелькнула догадка – сам генератор, обмотки, ведь его так зверски крутило! «Почему не проверил работу генератора тогда, в заводе, после диких экспериментов с дизелем!» От этой догадки защемило сердце. В дизельгенераторном помещении, под грохот работающего соседнего дизельгенератора в пятидесятиградусной жаре, электрики, в мокрых от пота майках, снимают торцевые крышки генератора. Так и есть, прямо перед глазами, на широкой медной шине, соединяющей тяжёлые электрокатушки, насаженные на металлические полюса (выступы) ротора, разрыв. Вот это да! Исследуем генератор дальше, посвечивая фонариками. Там внутри генератора, в узком пространстве между теми же электрокатушками на роторе, на дальней шине разрыв! Как добраться до этой шины, до этого разрыва? Выходит, что дизель с такой силой и вибрациями крутил ротор генератора, что сорвались с места закреплённые на нём электрокатушки. От бесчисленных сдвигов и вибраций электрокатушек переломились соединяющие их шины. Что делать? В жаркое, в гулком грохоте, дизельное отделение, в который раз спускается стармех. «Ну что ребята, что там» ; встревожено спрашивает он. «Нашли, Виктор Петрович, шины лопнули», ; почти радостно кричим ему. «Эту крайнюю бандажом срастить не проблема. А ту, между катушками…., будем думать». «Ну, хорошо», ; сквозь грохот кричит стармех облегчённо, ; «забирайте ремонтного механика в помощь». Ближнюю шину мы срастили накладкой в тот же день, а ту, что в глубине…., как до нее добраться? Электрики то садятся, то ложатся на металлические поёлы, свисают с корпуса генератора, заглядывая в дальнюю внутреннюю полость генератора, высвечивая фонариками. Изучив обстановку, электромеханик Егошин Гена предлагает изготовить небольшой металлический захват, наложить его на шину и стянуть болтами. Но как ввести захват в узкую щель, как осветить место перелома шины и вообще донести туда болтики и гаечки. Стали придумывать всякие приспособления. Важно, чтобы ни один болтик, ни одна гаечка не упали и не закатились в щель между электрообмотками генератора. Все щели, пазы в генераторе позатыкали чистой бельевой ветощью, в мастерской парни изготовили щупы из проволоки, насадив на концы их кусочки магнита, отпиленные от мощного электромагнита, применяемого в передающем устройстве радиолокационной станции «Дон». Мало ли что, только магнитом можно притянуть упавшую в щель гаечку или болтик. Время бежит очень быстро, пора на ужин. Полуоглохшие, одуревшие от жары, дружно идём на ужин, толком не отмывшись в душе. На палубе у нас сочувственно спрашивают – как там у нас дела?»
Долгих три дня от подъёма до отбоя работаем у злополучного генератора, изготовляя то одни, то другие приспособления и длинные щупы с крохотными зеркальцами. Со временем пришло понимание, как ввести в узкую щель захват, как доставить болтики и гаечки, как осветить место разрыва шины.
Наконец Женя Вагнер, потный и чумазый, напрягаясь, в неудобной позе, осторожно начал шевелить руками, по локоть скрытых внутри генератора. На металлическом настиле (паёлах) с противоположной стороны, со стороны дизеля. Электрик Щур, изогнувшись, удерживает болтик в отверстии захвата. «Есть, наживил» – радостно выдохнул Евгений и, оба, довольные, мокрые от пота, отвалились от генератора. Теперь дело пойдёт. «Пошли все наверх» – зовет на палубу Егошин – «перекур».
На кормовой просторной палубе оказалось удивительно тихо, солнце в зените в голубом небе, ослепительно белые, редкие облака и синий, густо синий океан. Температура наружного воздуха + 300, на лёгком ветерке от хода судна казалось даже холодновато – это после «нашей бани». Старательно с неподдельным упорством работаем все эти дни. Часами на корточках, лёжа, изловчившись, вводили болтики в отверстия на захвате, закручивали гаечки. Если не подходили приспособления, делали другие. И так потихоньку, потихоньку стало получаться. Крохотное зеркальце на штыре вводили между катушками, смотрели, туда ли направляется подаваемый болтик. «Жаль, что на руках нет еще пары суставов, вот тогда бы всё получилось» ; смеются парни. Наконец зацеп надёжно закрепили на шине. Убираем все приспособления из генератора, инструменты, вытащили из пазов, щелей всю ветошь. Еще раз осмотрели внутреннюю полость генератора, провернули вручную ротор, и ставим на место торцевые крышки, обжимаем болты.
Неужели всё? «О, какой чистый стал», ; шутит электрик Дима, похлопывая по генератору – «аж блестит», ; и смеётся, показывая на наши чумазые животы, все веселы и улыбаются шутке. Мотористы уже здесь – «Ну что запускать дизель?» «Давай», ; шумно загремел, заработал дизель. Электрики собрались возле четвёртой генераторной секции. Плавно поворачиваю штурвальчик реостата возбуждения генератора и, о радость, стрелка на вольтметре уверенно пошла вверх, есть напряжение, ура! И досталось же всей электрогруппе за эти дни, все понимали – судьба предстоящего экспедиционного рейса зависела только от них и работали, словно боролись за свою жизнь! Нам везло, океан был тихим, ласковым и это в «Чертовом море». Но тишина его обманчива, оно очень быстро может стать страшным чудовищем, уничтожающим всё живое.
«Чертово море».
Все наслышаны об опасной зоне мореплавания в Бермудском треугольнике в районе знаменитых Бермудских островов в Атлантическом океане, у восточных берегов США, где якобы бесследно исчезают корабли и самолёты. Но мало кто знает о «Чёртовом море», находящегося на противоположной стороне северного полушария земли, в Тихом океане, между южными берегами Японии, островами Бонин, что юговосточнее Японии и островом Тайвань. Оно гораздо опаснее вод Бермудского треугольника. Правительство Японии эту часть океана объявило районом чрезвычайно опасным для мореплавания. Быстрое перемещение частых, жестоких тайфунов, мощные водовороты морских течений, такие, что суда, попавшие в них, становятся практически неуправляемыми, не слушаются руля. Высоко вздымаются хаотически, волны убийцы то тут, то там. В 1974 году советское судно «Тавричанка» водоизмещением 4000 тонн, с грузом прутковой стали и металлоконструкций, шло из Японии на Манилу (Филиппины). По выходу из Восточно-Китайского моря затонуло в этом опасном районе, погибли все 28 человек экипажа. В 1977 году в июне месяце оно было обнаружено на дне океана с помощью гидроакустической станции поискового судна. В 1977 году сухогруз «Тикси» водоизмещением 12 тысяч тонн шел из Австралии в Японию с грузом талька, очень подвижным минералом. В «Чёртовом» море при шторме произошло, как предполагают, смещение груза, и «Тикси» быстро затонул, погибли все 45 членов экипажа. Указом правительства и начальником дальневосточного пароходства было запрещено капитанам всех судов ходить через «Чертово море». В ноябре месяце 1976 года научно исследовательское судно гидрометеослужбы «Ю.М. Шокальский» с экипажем 100 человек, следуя из Владивостока на юг, приближалось к острову Тайвань. Радист принял предупреждение о скором приближении тайфуна и передал его капитану. Поднятая тайфуном крупная зыбь уже раскачивала судно. Капитан Геннадий Чубуков, посоветовавшись с заместителем по науке Нестером Дурасовым и синоптиком, принял решение изменить курс, взять западнее и обойти остров Тайвань со стороны Тайваньского пролива. В душной темноте ночи мерцали огни города Синьчжу на западном берегу острова. На довольно спокойной воде судов рыбаков не было видно, видимо получили предупреждение о приближении тайфуна. Всю ночь шел «Шокальский» за островом по спокойной воде. Восточнее же острова, в «Чёртовом море», налетевший тайфун бушевал и крушил всё. Радист принял сигнал SOS с какого-то погибающего судна.
Прошло время и мы на НИС «Ю.М. Шокальский» возвращались домой во Владивосток из 120 дневного экспедиционного рейса в Индийский океан.
Все скучали по дому, родным и везли подарки, купленные в Сингапуре. Везли и экзотические тропические фрукты: огромные с ведро сочные ананасы, источающие аромат земляники, папаи – диковинные дыни, растущие на пальме, крупные кокосы, толстые стебли сахарного тростника, бананы, не виданные в те времена в наших краях. «Ю.М. Шокальский» подходил к островам Бабуян, что севернее филиппинского острова Луссон, впереди Тайвань. Неподалёку в нескольких десятках миль северовосточнее уже гремел, набирал силу тайфун «Дора». Судовой радист Григорий Белан связывался по рации с японскими рыболовными судами, работавшими в этом районе, пытаясь получить информацию о погоде. Рыбаки покидали опасный район океана и толком ничего не сообщали. Опыт и синоптическая карта подсказывали, что тайфун пойдет по традиционному маршруту на север, через «Чёртово море» на Японию. Но коварное «Чёртово море» решило припомнить нам, что прошлый раз мы ускользнули от его цепких лап, и направило тайфун на юг, прямо на «Шокальский». Всю ночь ураганный ветер и чудовищные удары волн били, топили «Шокальский», валили на борт, оголяя днище. Пушечным ударом волны вогнуло стальной борт судна. В грохоте и шуме трещали, ломаясь переборки, с подволока сыпались крошки теплоизоляции, сухой краски. На палубе, в полутёмных коридорах, появилась вода, испуганно закричали женщины. Заглохни главный двигатель или пропади электричество исчез бы «Шокальский» среди волн «Чёртова моря». Нет, нам просто повезло!
И другое.
Уже которую неделю «Воейков» в океане. Движемся на юг, совершая меридиональный разрез. Изучается водная среда, течения океана и явления, происходящие в атмосфере: тропосфере и стратосфере.
Привычно день за днём гидрологи проводят гидрологические станции. Через каждые четыре часа судно ложится в дрейф и в воду, с помощью лебёдки, опускают батомеры (приборы для забора воды), подвешиваемые на тонком стальном тросе. В океанской глубине каждый из них займёт свой горизонт, начиная от 25 метровой отметки глубины, до 2000 метровой отметки, где заполнятся водой и герметично закроются под воздействием удара грузика пущенного сверху по тросику. Поднятые на поверхность пробы воды исследуются в химлаборатории на щелочные режимы Ph, солёность, биогенные элементы, температуру и другое. Без химических исследований воды, не определить наличия морских течений в глубинах, не разобраться в них. Спокойнее управлять лебёдкой, подвешивать и снимать батометры, когда хорошая погода, когда солнечные лучи пронизывают голубую толщу воды, уходя далеко в глубь и даже в густой тьме ночи, полной ярких звёзд. Успевай внимательней поглядывать за борт, где в кругу света прожектора неосязаемо, неуловимо перекатывается вода, поднимаясь и опускаясь, не прозевай быстрого появления из глубины батометра. И совсем иначе всё происходило в прошедшие штормовые дни. Судно трясло и раскачивало, словно качели и холодный пронизывающий ветер, и потоки воды, обрушивались на людей, одетых по штормовому. По соседству с гидрологами на мокрой, уходящей из под ног палубе, аэрологи выпускали метеозону. Тонкая, латексная оболочка шара, наполненная гелием находилась под защитой внутри шарообразного бокса из пластика. Эту габаритную боксзащиту аэрологи волокли то к борту, то к центру палубы, то вновь как бы ближе к борту, определяя, где же надёжнее выпустить метеозонд. Наконец дождавшись послабления в порывах ветра быстро откинули полусферу бокса.
Оголённая оболочка шара выкатилась из защитной среды и, дёргаясь под порывами ветра, понеслась вверх, увлекая за строп легкий контейнер с миниатюрными метеоприборами. Внезапный вихрь закружил метеозонд, и прижимая его к пенным волнам. Аэрологи бросились к фальшборту, смотрят намок или не намок – переживали. Метеозонд набирал высоту. Ему предстоял нелёгкий подъём. Пробиться через облака и не намокнуть, преодолеть зону сильных ветров и не оледенеть и подниматься всё выше и выше, в стратосферу, где очень холодно и температура среды достигает –50; С. И там в стратосфере, конечно, произойдет разрушение латексной оболочки шара раздутого до предела. Возможно, это произойдёт на двадцать пятом километре высоты, возможно на 27 километре, а возможно только на тридцатом километре высоты – что очень здорово. Полёт метеозонда отслеживала подвижная антенна радиолокатора «Метеор». На запрос радиолокатора с метеозонда поступала информация об атмосферном давлении, температуре, влажности в заоблачных высотах. Проводятся на НИС «Войков» и высотные зондирования атмосферы, до 100 километров, с применением мощных метеорологических ракет. Результаты круглосуточных наблюдений за погодой метеорологов судна передают во Владивосток, а в случае ненадёжной связи в Токио, для последующего нанесения на синоптическую карту данного района. Всем давно привычна среда нашего обитания, распорядок дня, наши мастерские, лаборатории, каюты, просторная убранная столовая, где не только едим, но и собираемся в свободное время, проводим вечера музыки, литературные чтения, смотрим кинофильмы, устраиваем торжества. Но всегда ощущается присутствие океана. Он повсюду и за бортом до самого горизонта, и в шуме волн, ветра и в нашей работе, и даже во сне. Какое прекрасное творение природы – океаны и моря. Они, то нежно голубые, то пронзительно синие, необъятные, приветливые, ласковые. То хмурые, сердитые вздымая тёмные пенные волны, нагоняя страх и тоску на всё живое. Прекрасное творение рук человеческих – корабли, они белокрылые, под парусами, то под машинным ходом идут в бескрайних просторах океана, роднятся с ним и немыслим океан без корабля, а корабль без океана. Сроднились чары океанов с судьбами людей и неотделимы. И кажется так было всегда и будет день за днём. Но берег скалистый или в зелени трав, как зов предков, неотвратимо зовет, манит. Он нужен всем, даже постоянно странствующему альбатросу, хоть раз в году на несколько недель. Над мачтами кружиться стали птицы. И берег, что неясною грядою гор на горизонте был, становится всё ближе. Впервые приближались к островам Новозеландии в южных широтах Тихого океана. Обнаружили их голландские моряки в далёком 1642 году. Капитан судна Абел Янсзон Тасман назвал неизвестный берег «Новой Зеландией» в честь одной из провинций своей Родины, Зеландии – берега тюленей. Свое открытие голландцы долго держали в секрете. Новая Зеландия, прекрасны её зелёные холмы и скалистые горы, на склонах которых и седловинах растут хвойные деревья,тёмно, тёмно зелёная хвоя их кажется почти чёрной. В подножия холмов упирается океан, вода молочно бирюзовая, вспенённая ветром. Ветров здесь хватает. Моряки все на палубе, разглядывают диковинную страну, пролив Кука, разъединяющий живописный берег Северного острова от Южного, силуэты гор, которого хорошо видны в отдалении. Пересекая пролив, в нашу сторону, движутся парусники. Мачты кренятся под напором ветра и надутых парусов. Их часто окатывает пенной волной от самого форшевня, через всю палубу. «Отчаянные моряки» с уважением отзываются наши. Зелёные холмы расступаются и за ними видна спокойная бухта, ряды светлых невысоких зданий у самой воды. Это и есть город и порт Веллингтон – столица Новозеландии. Новозеландский лоцман определил нам хорошее место, поставил «Воейков» к пирсу почти в центре города, у морвокзала. Сойдя на берег мы поняли, что здесь что то происходит. Под навесами и в здании морвокзала встревоженные группы людей, небрежно сложенные вещи. Вокруг витает атмосфера тревоги. Оказывается сюда на морвокзал доставили последнюю группу пассажиров – туристов погибшего, неподалёку, нашего советского круизного лайнера «Михаил Лермонтов».
Трагедия произошла по ту сторону пролива Кука, в одном из живописнейших фиордов южного острова. 16 февраля днём «М.Лермонтов» с полным составом туристов-иностранцев повстречался с подводной скалой. Корпус проломился, и судно начало медленно тонуть. Всех пассажиров и обслугу моряки «Лермонтова» всеми доступными плав средствами: ботами, плотами высаживали на дикий берег, неподалеку от судна.
Спасли всех, кроме одного, нашего парня рефмеханика, работавшего в тот трагический момент в рефотсеке у днища судна. Местные жители,узнавая что мы русские моряки, подходили и что-то говорили участливо, соболезнуя. Как всегда была организована экскурсия. Все увольняемые на берег разместились в двух навесных автобусах. Шоферы, владельцы автобусов, пожилые люди, русские, приветливо здоровались, улыбались. «Господи, какое счастье побыть среди своих русских» – с нескрываемой радостью говорили они, - поговорить на родном человеческом языке. В Веллингтоне небольшой колонией живут русские. И молодые, их отцы, деды прибыли сюда из Харбина, что в Маньчжурии, в Китае, убегая от бесчинств и репрессий китайских маодзедуновских хунвэйбинов. Харбин был второй родиной для остатков уцелевших солдат и офицеров армии Колчака, казаков атамана Семёнова, семей дворян и просто русским людям, изгнанным из России, Сибири в годы Гражданской войны. Эти двое –пожилые русские люди, Пётр и Иван с удовольствием провезли нас по ухоженному чистому городу, повезли на смотровые площадки на высоких холмах, откуда открывался чудесный вид на синий океан и на живописные лесистые окрестности. Посетили ботанический сад, розарий и надолго задержались в музее. В прекрасном здании музея, в просторных светлых залах вся история Новой Зеландии: быта маори – коренного населения, быта первых поселенцев-европейцев. Эффектны, внушительны подлинные пироги маори в полной готовности выйти в океан и воины маори, мощные, мускулистые в полный высокий рост с шапкой густых чёрных волос, с ужасающими разрисованными лицами и боевыми дубинками в руках. Кажется, что они живы и сверкают их глаза. Такими впервые увидели их английские моряки с корабля «Индевор» под командованием капитана Джеймса Кука, исследовавших эти острова в 1768 году. Порт и город Веллингтон обосновали в 1840 году поселенцы из Англии, год за годом заселявшие земли Новой Зеландии. Маори упорно, годами сражались с пришельцами, не покоряясь насилию. Немало отрубленных голов и черепов английских солдат торчали на кольях в селениях маори.
В отделе фауны удивили чучела и скелеты невиданных птиц Моа, высотою в три метра, истребленных человеком в начале 19 века. Как жаль. Вход в этот замечательный музей всем бесплатный. На неширокой спокойной улице в центре, ближе к порту, неброские двух, трёх, четырёхэтажные здания. Встречаются и высокие красивые строения старинной архитектуры, тщательно отреставрированные, никаких небоскрёбов. Довольно многолюдно. Неторопливо идут жители, в основном молодые люди – светловолосые женщины и мужчины, одетые просто, не броско. У девушек и женщин чистые свежие лица. «Неужели умываются молоком» - удивляются наши морячки. Молока и всевозможных молочных продуктов здесь изобилие, в каждом магазине, так же как и парного мяса, украшенного зеленью, в сверкающих витринах. Каждого из нас удивило, затронуло разнообразие, обилие свежих продуктов и вспоминалось, как дома подолгу стояли в очередях за куском перемороженного синего мяса. «Куда же они девают непроданное мясо – озабоченно гадают моряки. «Мясо, мясо, у них 50 миллионов овец круглый год пасутся на зеленых холмах, да более 10 миллионов крупного рогатого скота – куда мясо девать?» – разъясняет помполит. Веллингтон покидали поздно вечером, удалялись и гасли огни порта.
Там в темноте ночи, в водах пролива Кука, на дне оставался погибший вместе с судном наш земляк – молодой русский парень. По злой иронии, в этом же 1986 году уже в другой части света на Черном море 31 августа утонул другой советский пассажирский лайнер «Адмирал Нахимов». На выходе из Цемесской бухты у города-порта Новороссийск, двигавшиеся навстречу друг другу суда, лайнер «Адмирал Нахимов» и сухогруз «Петр Васев» не смогли разойтись, в результате сухогруз протаранил борт пассажирского лайнера и тот очень быстро затонул, погибло 423 человека.
Стоит добавить, что несколько ранее в 1982 году во Владивостоке, в центре города, в бухте «Золотой Рог», кормой к берегу стояло огромное океанское судно – плавзавод по переработке рыбы и морепродуктов на промысле в океане «Александр Обухов», водоизмещением пятнадцать тысяч тонн, длиною корпуса 162 метра, шириною палубы 20 метров, высотою борта над водой 12,5 метра. В многочисленных каютах его обитало немало членов экипажа – работниц рыбозавода и их гостей. В вечерних сумерках вахтенный штурман и матросы из подменного экипажа смотрели кинофильмы. Кинопроектор, установленный на столе вскоре стал крениться, кто то подложил книжку под него, устраняя крен. Прошло несколько минут, и огромное судно вмиг опрокинулось с грохотом и шумом, вздымая волны, и бортом вниз ушло на глубокое дно бухты. Перепуганные вахтенные с соседних судов бросились на помощь барахтающимся в воде людям с «Обухова» и ползущим по его нависшему над водой противоположному борту. Почему опрокинулось судно? Позже установили, его огромное машинное отделение заливалось забортной водой из открытого кингстона. Почему так часто случались на флоте Ч.П.: всеобщее разгильдяйство по принципу – «и всё вокруг колхозное, и всё вокруг моё»? Или сторублевые зарплаты, обезличивающие отношение к работе, к службе, – «абы день прошел».
Моряки между собой говорили по поводу случившейся гибели судов – «это всё «блатники», где получше туда начальство своих суют, может, не может не важно, отсюда и итог плачевный.