Мы шли по Иерусалиму: я и мой спутник, который жил в Святом Городе не один год. Высокие стены, построенные турецким шахом Омаром пятьсот лет назад, стрела Башни Давида неподалеку от Яффских ворот, и всюду – теплый иерусалимский камень. Тот самый, который делает город золотым в лучах заходящего солнца. И вдруг…
- Ты читала в Евангелии фразу о верблюде и игольных ушах?
- Конечно, читала!
Мой спутник тепло улыбнулся:
- Ну, и что ты себе представляешь?
Я подумала – и честно призналась, что представляю верблюда, который тщетно пытается втиснуться в игольное ушко. Он засмеялся. И на несколько чудных мгновений перенес меня далеко, в то прошлое, где все было немного иначе: и сами люди, и их быт, и речь.
…На закате солнца ворота города закрывались. Сделанные из железа, мощные створки, защищающие Иерусалим от нападений. Навешивались скобы, охрана удваивалась. Но иногда в темноте из пустыни подходили путники: крестьяне на своих осликах, пешие путешественники, или небольшой караван. Оставаться за стенами города на ночь – опасно, их нужно впустить, но не открывать же каждый раз тяжелых ворот! Для этой цели сбоку была предусмотрена небольшая калитка, столь узкая, что втиснуться в неё мог лишь один человек, да его маленький ослик. Верблюду через неё уже не пройти. А называлась эта калиточка… «игольные уши»! Потому что сделана сбоку от ворот.
Мой спутник улыбнулся, я – тоже: еще одна загадка древнего города! Теперь я понимаю, почему Господь построил фразу именно так: «И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». (Мф 19:24) Верблюд всё же мог втиснуться сквозь эту калитку, но только для этого ему нужно было очень, очень постараться!
С тех пор, проходя мимо ворот Старого города, я представляю вечер, древний Иерусалим, и то, как стражи открывают «игольные уши», чтобы впустить опоздавшего путника…