Лицо обдувал ветер, пахнущий морем. Нагретые солнцем камни охотно делились теплом с израненным телом. В ладони ощущалась привычная тяжесть ксифоса. Издалека доносился знакомый шум - так звучит многотысячная армия.
Ахилл слабо улыбнулся, не открывая глаз.
Не хотел их открывать.
Ему нравилось это предсмертное забытье, в котором были морской бриз, горячие камни и запах родного мира - прощальный подарок богов, сделанный ему перед смертью.
Да, он умирает.
Умирает совсем не там и не так, как когда-то себе представлял - но это ничего, он ни о чём не жалеет. Смерть не страшит его, он к ней готов, и уже давно - ведь без готовности умереть в любую минуту никогда не совершить подвигов.
Что-то тихо звякнуло, что-то слабо, но болезненно ткнуло в колено.
Ахилл раздражённо нахмурился. Ему не хотелось открывать глаза, не хотелось, чтобы она исчезла - эта приятная иллюзия возвращения в свой мир. Не хотелось, чтобы его снова ослепила ледяная белизна снега, и холод впился в кожу, чтобы зазвучала чужая речь и зарычали железные колесницы. Чтобы люди, сильные молниями Зевса, показали слабость там, где являли силу люди беспомощные и безоружные...
Не было ни снега, ни ледяного леса. Над головой возвышались полуразрушенные колонны храма Аполлона. В колено упирался край круглого щита. Ступени высокого основания уходили вниз, к пляжу, к двум вражеским армиям, готовым вот-вот схлестнуться в битве...
Ахилл прикрыл глаза, пытаясь осознать, что он - дома. Боги разгневались на него и вышвырнули вон из родного мира - но он вернулся. Он смог.
Стиснув зубы, Ахилл попытался встать. Боли не было - только одуряющая слабость. Он чувствовал, как жизнь вытекает из него вместе с кровью, сочившейся из ран, но не собирался спокойно ждать смерти - или допускать, чтобы битва прошла без него. Он должен спуститься к войску!
Ахилл не помнил, сколько раз пытался подняться на ноги. Он пришёл в себя, когда уже стоял, привалившись повреждённым плечом к колонне. Одна ладонь стискивала рукоять ксифоса, другая сжимала круглый щит. Кровь по-прежнему сочилась из ран, слабые ноги держала непонятно какая сила.
Он сделал шаг вперёд.
И ещё один.
И ещё.
Вся воля уходила на то, чтобы спуститься на следующую ступень. И на ступень за ней. И так - до последней ступени, на которой Ахилл замер, сжимая ксифос.
Видимо, его заметили. Воины обеих армий опускали оружие и поворачивались к нему. Тихий ропот постепенно разросся, превратился в оглушающий рёв.
- Ахилл! Ахилл! Он встретился с гневом богов и выжил!
Ахилл окинул взглядом пляж. Греческое войско, ощетинившееся копьями и мечами, - справа, в пятистах шагах. Закрывшиеся щитами троянцы - слева, всего в двухстах шагах. А между ними - пустая песчаная полоса, упирающаяся в ступени храма. И он - на самой нижней ступени - между своими и врагами.
Каждое движение по-прежнему требовало неимоверных сил - сил, которые неумолимо покидали тело вместе с каждым толчком сердца. Но шатающийся от слабости Ахилл всё-таки сделал шаг.
И ещё один.
И ещё.
И замер между двух армий. Левая рука плетью висела вдоль тела и еле удерживала щит. Тело само клонилось вправо, оберегая сломанные рёбра.
Ахилл стоял посередине пустой песчаной полосы, разделяющей армии - так близко к своим, но куда ближе - к врагам, и смотрел на горячее ярко-красное солнце, садившееся за горизонт.
А потом повернулся к троянцам, неожиданно резко, с неизвестно откуда взявшейся силой выбросил руку с мечом вперёд и выкрикнул:
- Отважится ли кто?
Увидел, как от рядов троянцев отделился какой-то воин - Гектор! - и счастливо улыбнулся.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...