Из Афганского дневника

Леонид Кранцевич
               
                Посвящаю светлой памяти Рафика Каримова,
                Слава Тебе Русский Воин, Помним и будем
                Всегда Помнить.


                "Все умирать будем, отчего же не потрудиться?"
                (Л.Н.Толстой "Смерть Ивана Ильича")


    Стояла прекрасная ночь, тёплая ночь для засад - с лунным светом и мягкими тенями, достаточно тёмная, чтобы в неё погрузиться, и достаточно светлая, чтобы различать все неровности и ухабы на сохранившей дневной июльский зной земле.
    Эта ночь готовила нам очередной урок. Ночью сон обволакивает уставшего человека так, что он этого даже не замечает, движения и поведение замедляются, притупляется внимание, организм требует отдыха.
    Всё произошло молниеносно, я даже не успел опомниться. На скорости шестьдесят километров мы нарвались на шквальный огонь со всех сторон, и это при том, что по обеим сторонам трассы возвышались сплошные отвесные горы на высоту до двух километров.
    Очередь прошла прямо перед моим носом по броне бронетранспортёра, меня просто сбросило, или я сам слетел, даже не могу вспомнить, но очухался я в канаве с автоматом в сжатой руке.
    Повезло - отделался ссадинами и царапинами. Сделав пару очередей по горным хребтам, остановил подошедший броник разведчиков, и вскочив на броню догнал свой БТР. Надо было видеть выражение начальника штаба Каримова, когда я ему сказал, что меня сбросило. Он удивлённо посмотрел на меня и произнёс: - А я думал, что ты сиганул в задний отсек.
    В целом он остался равнодушен к моему удачному приземлению, да ещё с автоматом в руке.
    Чтобы выжить в Афгане, человек должен вооружиться ангельским терпением. В этом отношении я был уже выдрессирован, но порой беспокойство всё же охватывало меня. Каримов - другое дело, он относился ко всему происходящему с ним так, словно это была не его жизнь, а лишь её репетиция. Казалось, что он просто накапливает получаемые им навыки, чтобы воспользоваться ими однажды, когда наступит время жить по-настоящему.
    Падение с БТРа было для меня не самым страшным испытанием. За шесть месяцев, которые я провёл в разведке, мне, конечно, пришлось пережить всякое.
    Три фактора всегда помогали мне: везение, случай и нюх. Сейчас этот нюх нашёптывал: "Спокойно, всё будет хорошо!"
    Сегодня мы попали в западню, просто совершенно не предполагая, что в Ташкурганском ущелье можно вообще вести бой, потому что там вдоль трассы отвесные скалы.
    Получив приказ, наша группа, в составе двух неполных полков, покинула район боевых действий и должна была ускоренным маршем выйти в район Мазари-Шариф. Марш совершали в ускоренном темпе, поэтому наша развед группа не заметила засаду, и прошла мимо. А точнее будет, духи её пропустили и ударили по идущим БэТэРам и танкам.
    Как только наш БТР подошёл к уступающему нам дорогу танку, справа из ближайшей трещины в горах ударил гранатомёт. Огненная струя пронзила броню между катками танка. Мгновенно сдетонировал боекомплект. Многотонная махина словно подпрыгнула на месте. Башня дёрнулась и медленно съехала набок. Столб пламени вырвался из открытого верхнего люка-пулемётчика, сидевшего в нём за установленным на башне ДШКа, выбросило на бетонку. Тут же по нему, охваченному огнём, из правого холма в упор ударила автоматная очередь.
    Мне показалось, что полёт танкиста длился бесконечно долго и в абсолютной тишине. Мир замер, наблюдая за торжеством смерти. Время перестало существовать. Возможно, из-за мощного притока в кровь адреналина, от количества которого и зависит наша объективная оценка времени, оно для нас словно остановилось. Всё, что происходило вокруг, вдруг наполнилось собственным ритмом и начало жить своей жизнью. Фактически мир распался на множество осколков-событий, в каждом была пауза, чтобы тело успевало среагировать, а мозг - осознать происходящее...
    ...Из-за скалы поднимается бородач в жилетке и спокойно даёт короткую очередь по корчащемуся, объятому пламенем танкисту.
    Справа, метрах в ста от нас, пользуясь нашим замешательством, четверо духов несут по склону безоткатное орудие. Слева от меня заработал крупнокалиберный пулемёт, пытаясь своим огнём дотянуться до бородатых, огонь с автоматов мало эффективен, потому что большое расстояние, да и к тому же вести огонь приходится практически лёжа на броне. Сам в растерянности, или точнее в испуге, спрятался за бронёй нашего БэТээРа,- танк взорвался в считанных метрах от него. Я был на броне, когда взрывная волна качнула корпус машины, и этого оказалось достаточно для того, чтобы нас сдуло с неё, как ветром. И это уже второй раз за каких-то полчаса боя. И снова только лёгкие ушибы, которых ты абсолютно не чувствуешь, потому что стремишься выжить, да к тому же ещё надо руководить боем и оценивать обстановку.
    Почему-то вдруг стало абсолютно тихо, я даже сразу не смог понять, что бой не прекратился, а меня просто-напросто оглушило, и я временно потерял слух.
    Только, когда, возле моей ноги, из пробитого пулей колеса со свистом ударила тугая струя воздуха, мой мир ожил, проснулся, наполнившись хаосом знакомых звуков, и события снова закрутились с невероятной быстротой.
    Наша машина получила два гранатомётных попадания с интервалом в несколько минут. Первый выстрел попал в контейнер из пустого ящика на броне, контузив пулемётчика и водителя. Пулемётчик вывалился из машины через боковой люк. Водитель же, пытаясь развернуть машину и объехать подбитый танк, принялся разворачиваться на узкой полосе бетонки, разумно не заезжая на заминированную бровку. Духи подошли так близко, что могли спокойно бросать гранаты сверху вниз, а мы только отстреливались, ручная артиллерия молчала, потому что бросать вверх смерти подобно при самой попытке это сделать, да и расстояние.
    Напряжение боя было столь велико, что частенько с той стороны летели не взведённые гранаты: их подбирали, но не бросали. Почему это делали? Сказать трудно, словно у нас свои уже были израсходованы.
    Единственной защитой от пуль и осколков были неподвижные БТРы, покинутые нами и застывшие на бетонке. Близость позиций противника делала крупнокалиберные пулемёты бесполезными, да и вести огонь по вершинам не позволяли углы наводки. В этом коктейле криков, выстрелов и разрывов гранат кто-то из офицеров предпринял попытку залезть в машину и остановить контуженного водителя, лишающего нас возможности укрыться за его бронёй,- все попытки остановить судорожные движения тяжелого восьмиколёсного корпуса ударами прикладов по броне и криком результата не дали. Офицер-пехотинец успел только положить руку на скобу у бокового люка, как прозвучал второй, роковой выстрел из гранатомёта.
    Я был рядом - услышал только громкий хлопок. Затем пятиметровое туловище бронетранспортёра дёрнулось, и почти одновременно с этим рывком броня лопнула, словно скорлупа, и уже сама болванка гранаты с оперением, как тонкое острое жало, ударила в голову офицера. Его мощное, мускулистое тело отбросило в кювет, прямо к ногам Каримова.
    Офицер метался по земле, мотал головой, превращённой ударом болванки в сплошной сгусток волос и крови. Мне показалось, что он просит оказать ему помощь, я даже видел его молящие глаза. Это было ужасно и страшно одновременно! В такие минуты человек действует, больше повинуясь инстинкту, чем разуму,- я кинулся в направлении упавшего офицера. Нам, потому что рядом оказался мой разведчик, всё же удалось перевязать ему голову, как? - я и сам не знаю. Вместе с разведчиком решили отнести тело ближе к броне, но вдруг я услышал: - Командир, у офицера нет правой руки по самое плечо, что делать? - Несём, там посмотрят медики. Подхватив тело, мы обнаружили, что нести уже не нужно, офицер был мёртв. Кого-то рядом рвало. Бой продолжался. Рядом горела машина, в салоне, окутанном едким дымом, находился раненный водитель. До детонации боекомплекта оставалось совсем немного времени. Пока мы, занятые офицером, а это оказался командир роты разведки, бегали между машинами и переползали по кювету, разведчики вытащили посечённого осколками водителя и, не обращая внимания на обстрел, затушили огонь в машине.
    Подмогу ждать нам было не откуда, просто нужно было, как можно быстрее, оставить это ущелье и уйти на равнину. Для этого, не обращая внимания на шквальный  огонь, уцелевшими танками начали стаскивать горящие машины на обочину.
    Шаткий перевес сил не в нашу сторону, нарушили неожиданно заработавшие с левого фланга ДШК и ЗэУШКа, заставив духов спрятаться в свои норы. Этого времени нам хватило, что бы освободить дорогу от подбитой техники, и колонна тронулась.
    Выйдя из ущелья, заняли круговую оборону, и как говорится, начали зализывать свои раны. Первое, что сделали, подсчитали свои потери. Погибло семь человек, двенадцать раненных. Потеряли два БТРа и один танк. Глупые потери, но они неизбежны, как на любой войне. Доложили командиру дивизии, в ответ услышали, кто мы и .....
    Ротному посмертно дали орден "Боевого Красного Знамени", хотя он был представлен к Герою.
    "Красную Звезду" за этот бой получили пять человек, раненый водитель был в их числе. Ещё семь человек получили "За Отвагу".


                (В качестве извинения: - прошу не судить строго,
                эти записи делались Там, а сейчас я попытаюсь,
                просто в знак уважения к Нашим Ребятам, кое что
                напечатать без изменения стиля и орфографии)
                (июль 1987 года)