1
Я смотрю на человека напротив меня, покачивающегося в такт поезду.
У него небольшие серые глаза, низкий лоб, коротко стриженые волосы. Тяжелый подбородок.
Этот человек мне не нравится.
От его вида внутренности сворачиваются в болезненный ком.
Я бы никогда согласился на такого попутчика, если бы мог выбирать.
К сожалению, выбирать я не могу.
- Ты хочешь чаю? - он кивает в сторону заглянувшей в купе проводницы.
Я отрицательно мотаю головой, хотя дико хочу пить.
Сам он прихлебывает минеральную воду.
Я перевожу взгляд на бутылку, и он молча наполняет мне стакан.
Он вообще больше молчит, я тоже.
Его зовут Александр Леопольдович, и до позавчерашнего дня я не подозревал о его существовании.
Я, все так же молча, выхожу из купе.
- В туалет, - поясняю я в ответ на его чуть приподнятые брови.
На самом деле я иду в тамбур. Там открыто окно и тянет гарью и пронизывающей сыростью с болот, которые мы проезжаем.
Я прислоняюсь к стеклу, чтобы остудить жар в голове.
В кармане у меня сигареты, но я не знаю, как он к этому отнесется.
Бабушка умерла неделю назад. Она лежала в гробу, строго поджав губы, а вокруг толпились люди, которых я никогда прежде не видел.
Они равнодушно переговаривались, обсуждая дела, связанные с похоронами, а я стоял в отдалении от всех, сжимая в онемевших пальцах гвоздики, и зажимал пальцами нос, чтобы не заплакать.
Мне хотелось плакать из-за того, что все происшедшее не укладывалось у меня в голове. Вот бабушка, бодрая, относительно здоровая, оттаскивает меня от компьютера, а через секунду она уже лежит на старом ковре, а пульс у нее не прощупывается.
С моей точки зрения, так быть решительно не должно было.
Люди иногда окидывали меня взглядами, но потом вновь отводили глаза, словно наличие меня на похоронах причиняло им непонятный мне дискомфорт.
Всех этих людей нашла тетя Зоя, соседка, к которой я прибежал, когда бабушка начала оседать на пол, и я понял, что «скорая помощь», которую я, три раза ошибившись, чужим деревянным голосом вызывал по телефону, уже не понадобится.
- Ты отпевание-то будешь заказывать? - спросила тетя Зоя, к которой сразу почему-то перекочевали все негустые сбережения в нашей квартире.
Я пожал плечами.
Я понятия не имел, была ли бабушка верующей, Бога с ней мы никогда не обсуждали.
- Нашла, кого спрашивать, что он понимает! - досадливо отмахнулась Нина, ее дочка. - Да, ну, баловство одно, только деньги переводить!.. Ты лучше скажи: ты Саше звонить будешь?..
- Почему баловство? - обиделась тетя Зоя. - Все бы, как у людей, было, а так... Саше?.. Саши-то телефон я не знаю.
- Ну, я знаю... - Нина почему-то смутилась.
- Когда же выспросить успела? - усмехнулась тетя Зоя. - Все надеешься?..
- Да у него, говорят, жена умерла...
- Проснулась!.. Жена-то у него давно умерла, годков восемь мальчику было...
«Какому еще мальчику?» - удивился я, пребывая в глубоком недоумении по поводу этих загадочных персонажей, неведомым образом связанных с моей скромной персоной.
И эта информация, как я догадывался, не сулила мне ничего хорошего...
Я нащупываю пальцами в кармане сигареты.
Минуту я раздумываю, потом прошу у появившегося в тамбуре парня в военной форме прикурить и с наслаждением делаю первую затяжку.
Вторую я, впрочем, не успеваю сделать.
В тамбур заходит Александр Леопольдович.
Он смотрит на меня, потом на сигарету.
Наконец, забрав ее у меня, выкидывает в окно и делает знак, чтобы я отдал ему всю пачку.
Под его тяжелым взглядом я невольно подчиняюсь.
- Детишки совсем от рук отбились? - усмехается парень, давший мне прикурить.
Александр Леопольдович смотрит на него. Парень замолкает и отворачивается.
В купе он ложится к стенке, и вскоре помещение начинает сотрясать его мощный храп. Попутчиков у нас нет, летом люди обычно едут из города, отдыхать, а не в него.
Так мне объяснил Александр Леопольдович.
Я смотрю на огни, проносящиеся за окном. Я никогда раньше никуда не ездил в поезде, мы с бабушкой были в Севастополе, но туда мы летели самолетом, и меня мутит, а в голове, словно все переворачивается.
Я снова выхожу из купе, и иду по составу.
Когда мне было шесть лет, приезжала мама и подарила мне игрушечную железную дорогу. Она вскоре разломалась, но я запретил бабушке ее выбрасывать.
Иногда я доставал ее, разглядывал и вспоминал мамину улыбку.
И еще аттракцион, на который она меня водила, бабушка к нему даже близко запрещала подходить, боясь, что я сверну себе башку.
В аттракционе такие же, как в железной дороге, вагончики взлетали под самые небеса...
Я возвращаюсь с купе, смотрю на спящего человека и недоумеваю, что мама могла в нем найти.
Утром мы приезжаем в большой город. Я выхожу на станцию, купить поесть. Через окно я вижу Александра Леопольдовича, он разворачивает газету.
Я захожу за будку информационной службы и считаю деньги. Их вполне хватает, чтобы вернуться в Москву...
Поезд начинает загружаться, люди торопятся, стоянка заканчивается. Я присаживаюсь на корточки, чтобы меня не заметили. Вдруг я получаю сильный удар по затылку. Александр Леопольдович стоит почему-то сзади меня.
- Обманул? - спокойно интересуется он.
К вечеру мы приезжаем в место назначения.
Александра Леопольдовича встречает машина, он садится на переднее сидение, а мне кивает назад.
В своем городе он более оживлен, шутит с водителем в форме, а я смотрю по сторонам и не понимаю, как тут можно жить.
Серые унылые улицы, дома, все больше двухэтажные, кирпичные строения, похожие на казармы.
Дом Александра Леопольдовича на самой окраине.
Нам открывает мальчик моего возраста, только пышущий здоровьем, с такими же серыми, как у Александра Леопольдовича, глазами, веселыми и нахальными.
Я чувствую, что уже ненавижу этого мальчика.
- А это мой Петька, - говорит Александр Леопольдович. - Думаю, вы подружитесь.
На слове «мой» тому человеку, который мусолил мамину железную дорогу, наверное, стало бы больно.
Мне же все равно.
2
- Ксенофонт, - я постарался поклониться как можно изящнее.
Петька засмеялся.
- Его Юра зовут, - холодно сообщил Александр Леопольдович, - это он стесняется, наверное, - словно меня не было рядом с ними. - Послушай, - обратился он к сыну, - покажи ему там все... Устал я что-то с дороги...
Петька провел меня в комнату, которая явно была мала ему одному, но в которой стояло две одинаковые кровати, одна рядом с окном, вторая, перекрывая собой доступ к шкафу.
- Ксенофонт... - не отказал он себе в удовольствии поглумиться, закрывая дверь. - Надо же такое придумать... Это ты так в чатах себя называешь?..
- Я в чатах не сижу, вот еще... - разозлился я, недовольный его фамильярностью: этот Петька явно считал, что может очаровать вокруг все, включая папину машину. - А Ксенофонт — это старинное имя...
Пока мы ехали в поезде, Александр Леопольдович изволил поинтересоваться моими предпочтениями.
Я сказал, что люблю слушать музыку и читать книжки.
- Книжки? - задумался он. - Это хорошо, у нас их много, руки все не доходят почитать...
Сейчас я подумал, что, судя по Петькиному лицу, у него руки не доходили тоже.
Он флегматично ткнул пальцем в кровати.
- Ты какую выбираешь?
- А что, есть варианты? - невольно заинтересовался я.
- Ну, - Петька пожал плечами, - отец сказал, чтобы я предоставил тебе свободу выбора…
- А ты не хочешь предоставлять? - с надеждой спросил я.
Меня так и подмывало с ним поссориться.
- Да мне, в общем, параллельно... - протянул Петька.
- Тогда я выбираю у окна, - недовольно сказал я.
Еще мне не хватало, чтобы меня сдвигали, пытаясь пролезть за вещами...
- Ну, по рукам... - сказал Петька, садясь на вторую кровать. - Только... - он насмешливо улыбнулся. - Я на ночь окно открываю. И зимой тоже. Не замерзнешь?..
Я почувствовал себя неуютно в теплом свитере: бабушка всегда меня кутала.
- А у вас холодно? - я предпочел сделать вид, что не понял его иронии.
- Ну, так... - Петька даже оторопел. - А ты как думал? Север ведь...
- Медведи по улицам ходят... - подхватил я.
- Правильно вам, москвичам, у нас в торец дают... - мрачно сообщил Петька.
- А ты дай! - предложил я.
- Связываться с такими неохота...
Я начал разбирать сумки. Делать это под его пристальным взглядом было не очень приятно, тем более, среди вещей присутствовали те, необходимость в хранении которых невозможно было разъяснить стороннему наблюдателю.
- Ну, как тебе отец? - довольно миролюбиво поинтересовался через некоторое время Петька.
Я неопределенно пожал плечами, затылок, по которому он стукнул, отозвался при этом тупой болью, вызывающей тоскливое отвращение к этому месту.
Дома меня никогда не били.
- А где он работает? - я вспомнил машину с подчиненным.
- Начальником охраны, - мне показалось, что в Петькином голосе прозвучала гордость за родителя.
- Какой охраны? - не понял я.
- Ну, охраны... - Петька посмотрел на меня, как на умалишенного. - Зэков которая охраняет...
Он показал в окно, где в темном вечернем небе все же ясно просматривались очертания смотровых вышек.
Я перестал раскладывать вещи.
- Да тут далеко, - Петька неверно истолковал мое оцепенение. - Он засветло выезжает... Не хотел, говорил, жилье ближе иметь, из-за детей, мало ли что...
- Из-за детей? - недоуменно переспросил я.
- Ну, у меня же еще брат был... Близнец... Их с мамкой в заложники взяли... Ты на его кровати спать будешь.
Я поежился.
3
Петька, несмотря на свой цветущий вид, спал достаточно плохо, периодически вскрикивая.
Я так и вовсе не спал.
Мысль о том, что все это навсегда, а возраст 18 лет, когда я смогу, наконец, жить так, как мне хочется, казался мне дальше смотровых вышек, уже четко выделяющихся в розовом прохладном небе, приводила меня в состояние унылого ужаса, постепенно переходящего в смертную тоску.
С окна немилосердно несло, и, покосившись на спящего Петьку, я защелкнул доисторический шпингалет, ободрав при этом палец на руке.
Я начал думать о детском доме.
Наверное, мне повезло.
В детском доме бьют.
«Тут тоже», - усмехнулся внутренний голос, всегда активно проявляющий себя в минуты душевного кризиса.
Меня до сих пор передергивало, когда я вспоминал, с каким выражением лица Александр Леопольдович меня ударил.
Словно это было для него столь же привычным действием, как для бабушки размешивать в чае сахар. Или протирать очки.
Там плохо кормят.
«Как кормят тут, ты еще не знаешь», - ехидно напомнил мне внутренний голос. Поужинать мне не предложили.
В детском доме, отчаянно сопротивлялся я, по 30 человек в одной комнате. А тут один Петька, хотя это и неприятно.
И он, вроде бы, не такой уж плохой…
«Ключевое слово «вроде»…
Перед самым рассветом я заснул, и мне привиделась бабушка. Она сидела на краю моей кровати, положив руку на лоб, как всегда бывало, когда я болел.
«Вот и все, - подумал я во сне, - вот и все кончилось, теперь все опять будет по-прежнему…»
Над моим ухом раздался резкий хлопок, и я сел на кровати, лихорадочно протирая глаза.
Петька ухмылялся.
- Мне тебя разбудить велели. Галина Ивановна не может по 20 раз завтрак греть…
- Галина Ивановна – это кто? – я начал одеваться.
- Галина Ивановна, - веско произнес Петька.
Под пронизывающим Петькиным взглядом я нацепил на себя одну футболку, хотя в доме, казалось, дуло из всех возможных щелей.
- Ты зачем окно закрыл? – поинтересовался Петька. – Околел?.. А что дальше будет?.. Когда зима придет…
- Кто такая Галина Ивановна? – я не счел нужным реагировать на его выпады. – Твоя новая мама?..
В свое время я прочитал, что причинять другим боль совсем не сложно. Не нужна ни особая сила характера, ни особая злость.
Ты просто собираешь всю боль, которую глотаешь изо дня в день, а потом делаешь из нее пику. Или стрелу.
И втыкаешь ее под ребра тому, кто оказался рядом в неурочный час.
Мне показалось, что Петькины серые глаза стали черными.
Но выдержка у него явно была фамильная.
- Она училка из нашей школы, - пояснил он. – Отец с ней недавно. Ничего так… Добрая… Тебе понравится, - съехидничал он, - с ней книжки обсудить можно…
Галина Ивановна, худенькая женщина неопределенного возраста, положила мне на тарелку кусок омлета.
- Юра… Тебя ведь Юра зовут? – уточнила она.
- На самом деле его зовут Ксенофонт, - хмыкнул в тарелку Петька.
- Да, - подтвердил я, глядя прямо на нее.
- Так вот, Юра… Я хотела попросить тебя вставать пораньше, хотя сейчас и каникулы… Видишь ли, мне нужно уже уходить на работу.
- Я сам в состоянии поесть, - огрызнулся я, чувствуя невыносимое смущение, - мне прислуга не нужна…
- Я знаю, как вы, мальчишки, едите, - спокойно отозвалась Галина Ивановна. – У Пети уже гастрит…
Петька заерзал на стуле, а я несколько воодушевился, наблюдая его поражение.
У меня гастрита не было. Наверное: к такому врачу бабушка меня отвести не успела…
- Юра, - продолжала Галина Ивановна, - когда ты позавтракаешь, я хотела бы, чтобы ты проводил меня на остановку. Покажу тебе город…
- Да я ему сам покажу, - возмутился моим привилегированным положением Петька.
- Ты будешь готовиться к пересдаче по литературе, - отрезала Галина Ивановна. – Я не могу просить, чтобы тебе натягивали тройки.
- А я могу с ним позаниматься, - мстительно произнес я.
У меня по литературе была «пятерка».
Петька бросил на меня испепеляющий взгляд…
- Тебе не холодно, Юра? – спросила Галина Ивановна на улице, натягивая кофту. – Ветер до костей пробирает. Ты на Петю не смотри, - посоветовала она. – Ему всегда жарко. Он в детстве из воспалений легких не вылезал, и отцу посоветовали закаливание…
- Ну, и что, закалился? – поинтересовался я.
- Как видишь. Мне показалось, Юра, - она замялась, глядя на бетонную стену, окружающую несколько полуразрушенных зданий, - вы с ним не очень-то поладили. Это зря. Петя – хороший мальчик. Да и Александр Леопольдович – не такой сухарь, как тебе, наверное, показалось…
«Интересно, - подумал я, - ей что, больше не с кем поговорить?»
- Александр Леопольдович вовсе не был таким раньше, - продолжала Галина Ивановна. – Как ты, наверное, уже слышал, его жена и сын погибли при страшных обстоятельствах…
- Их убили как заложников? – поинтересовался я.
- Не совсем так. Их убили из-за работы Александра Леопольдовича. Ему предъявляли требования…
- И он отказался их выполнить, - мне все больше и больше не нравилась эта история.
Галина Ивановна вдруг замолчала.
Мы пришли на автобусную остановку, на которой древний «уазик» уже забивался под завязку.
- А куда Вы едите? – спросил я. – Летом-то школа не работает…
Вообще-то я не отличался разговорчивостью, но необычность ситуации, в которой я оказался, заставляла непрерывно изучать обстановку.
- Я летом работаю в библиотеке, - пояснила Галина Ивановна. – Вместо женщины, которая уезжает на большую землю, как мы говорим.
Где находится библиотека, я спрашивать поостерегся.
- Я все-таки надеюсь, что вы найдете общий язык с Петей, - сказала Галина Ивановна, загружаясь в «уазик». – Ему по большому счету не с кем общаться, в городе живут в основном бывшие заключенные, сам понимаешь…
4
- А у вас тут школа хорошая? – я решил попытаться навести мосты.
Правда, бабушка всегда говорила, что я навожу их так, что окружающим тут же хочется сжечь их до основания.
Петька пожал плечами:
- Школа как школа. Ты что, учиться очень любишь?..
- Нет, - честно сказал я.
Большинство предметов, на мой взгляд, преподавали из рук вон плохо.
- А почему она вас ужином не кормит? – недипломатично поинтересовался я, чтобы выдавить из себя что-то еще.
Петька определенно растратил все свое радушие накануне вечером. В принципе, я его понимал, но сидеть в одной комнате с человеком, погруженным в себя, и без компьютера, - это вообще было далеко за пределами моего воображения, - некоторым образом напрягало.
- Мы рано ужинаем, - усмехнулся Петька. – Тебе одному подавать было нужно? Отец сказал, вы в поезде хорошо поели…
Это было правдой, Александр Леопольдович действительно таскал меня в вагон-ресторан, только ел он там, по большому счету, один.
- Почему ты считаешь, что мне кто-то что-то когда-нибудь подавал? – озлился я. – У тебя какие-то тупые деревенские представления о столице…
- Да, ладно, - перебил Петька, - я много раз слышал, что бабуля вокруг тебя крыльями машет. Избаловали тебя, как не знаю, что…
- Это когда это ты слышал? – от неожиданности я даже не возмутился этой явной несправедливостью. – Тебе про меня, что, рассказывали?
Подобная информация простиралась за пределы моего воображения еще дальше, чем отсутствие в спальне компьютера.
- Ничего мне про тебя не рассказывали, - Петька уже явно не рад был, что проговорился. – Он Галине Ивановне про тебя говорил.
- А он откуда про меня знал? – продолжал изумляться я. – Да я про него несколько дней назад впервые услышал!..
- Ты-то про него, может, и не слышал, - Петька достал из-под кровати мяч и начал отрабатывать на нем удары. – А он про тебя знал. Он же посылал ей алименты…
- Никаких алиментов он не платил! – взвился я.
- Платил.
- Неправда!
- Правда, - Петька точным движением послал мяч в угол. – Мамка всегда говорила, что самим жрать нечего, а он еще в Москву переводит…
- Заткнись, - посоветовал я, - а то хуже будет.
Как я справлюсь с крепышом Петькой, я вообще представлял себе с трудом…
- А почему я должен заткнуться? – возмутился Петька. – Я-то тут причем?.. Я же не виноват, что твоя мама укатила в Америку, а тебя не взяла…
- Моя мама умерла! – задушенным, как всегда перед приступами ярости, голосом проговорил я.
- Да сейчас прямо, - усмехнулся Петька, - я слышал, отец говорил, что он ей письмо писал, вернее, он диктовал, он не умеет, а Галина Ивановна писала, и она добро дала…
- А что ты еще слышал?.. – я поднял над головой первое, что попалось мне под руку, учебник химии.
- Не ударишь, - Петька посмотрел на меня отцовским взглядом.
- Ударю, - сказал я неуверенно, уныло осознавая, что бешенство, еще секунду назад кружившее мне голову, уходит, словно воздух, просачивающийся наружу из некрепко завязанного воздушного шара.
- Не ударишь, - повторил Петька, демонстративно разворачиваясь к шкафу.
Я швырнул учебник на кровать, потом раскрыл его и начал читать текст на первой попавшейся странице, не понимая его смысла.
Смертная тоска заполняло все мое существо липкой холодной гадостью.
- Юрка, - через некоторое время подал голос Петька. – Ты обиделся?
Я прислушался к своим ощущениям.
- Нет, - сказал я, наконец.
Вряд ли желание уничтожить весь окружающий мир можно классифицировать как «обиду»…
- Я что тут сижу, - продолжал Петька, - сейчас Валерка зайдет, на речку пойдем, купаться. Можем тебя с собой взять, если строить из себя не будешь…
- Немного у вас развлечений, - усмехнулся я, преувеличенно внимательно читая учебник.
- Да брось ты эту чушь, сейчас лето!.. – воскликнул Петька. – По ходу, ты обиделся. Я бы обиделся, реально.
- Потому что ты – обычный человек, - сообщил я. – А я – сверхчеловек.
Я положил химию на подоконник.
- А ты пытался не строить из себя?.. – поинтересовался Петька. – Лучше было бы…
- Тебе? Вероятно… - согласился я.
- Ты как-то странно говоришь, - поморщился Петька. – Вообще понять невозможно…
- С «двойкой» по литературе-то оно, конечно… - заметил я.
Я засунул руку в карман брюк и тут же выдернул, вспомнив, что сигареты конфискованы начальником охраны местной зоны.
Пальцы при этом движении нащупали бумажку в 500 рублей.
- А где у вас тут можно сигареты купить? – спросил я Петьку.
5
- А ты его родственник? – поинтересовался Валерка, которого я угостил сигаретой.
Мы следили за Петькой, заплывшим так далеко, что он уже почти скрылся из виду.
- Ну, в общем… - сказал я. – Троюродный племянник четвероюродной тети.
Валерка захлопал глазами.
- Ты даешь! Ты футболку-то сними, - посоветовал он, - а то дымом пропитается, Александр Леопольдович дома шею свернет. Он Петьку как-то за это чуть не убил.
Я пожал плечами. Раздеваться на ледяном ветру мне совершенно не хотелось. Не говоря уж о том, что демонстрировать лишний раз свое неатлетическое сложение, особенно, перед девочками, сидящими неподалеку и уже бросавшими в нашу сторону неоднозначные взгляды, было, на мой взгляд, не очень продуктивно.
- А ты к ним надолго? – продолжал допрос Валерка.
- Не знаю, - стараясь говорить небрежно, сообщил я. – Как пойдет…
- Александр Леопольдович вообще гостей не любит, - осторожно заметил Валерка. – Петька даже к себе домой не зовет, говорит, отцу отдыхать нужно…
- А, - сказал я.
Здесь, на свежем воздухе, тоска чуть-чуть отступила. Вернее, она стала более контролируемой, что ли.
- Он там не утонет? – поинтересовался я, показывая глазами на Петьку. – Далеко. И вода холодная…
Я в нее даже не сподобился зайти.
- Он всегда надолго уплывает, - сказал Валерка. – Он вообще странный, - доверительно признался он. – То рот не заткнешь, то молчит, как пень. Ты не заметил?
- Нет, - сказал я.
Меня так тоже иногда характеризовали.
- А ты прямо вот из самой Москвы? – спросил Валерка.
Вероятно, ему не терпелось похвастать новостью, что он беседовал с живым москвичом, перед соседями или домочадцами.
- Вот прямо вот из самой, - подтвердил я.
Вернулся Петька, обдав меня каплями обжигающе-ледяной воды.
- Вы что, сдурели, целую пачку выкурили?.. Отец тебя убьет…
- Подумаешь! – передернул плечами я.
6
Александр Леопольдович медленно пережевывал мясо.
- Что вы сегодня делали? – спросил он у меня.
- Купались, - сообщил Петька.
- Я у Юры спрашиваю, - Александр Леопольдович посмотрел на него, и Петька уставился в тарелку.
- Он купался, - выдавил я. – А я просто сидел…
Я терпеть не мог, когда на мне было сконцентрировано все внимание коллектива.
- «Он» - это кто? – поинтересовался Александр Леопольдович.
- Петя…
Я резал мясо ножом на маленькие квадратики.
- Ты никогда не называешь людей по именам? – поинтересовался Александр Леопольдович.
- Никогда, - начал закипать я.
- Почему?
- Саша, может, не стоит? – попросила испуганная Галина Ивановна. – Мальчик еще не адаптировался…
- Мальчик адаптировался достаточно, - одернул ее Александр Леопольдович. – И то, что я замечаю в нем, мне не нравится.
- А что Вы во мне замечаете? – я положил нож поперек тарелки.
- Твои барские замашки, - отрезал Александр Леопольдович. – И нечистоплотность в денежных вопросах.
- Что?! – я почувствовал, что у меня начинают гореть уши: Галина Ивановна и Петька в упор смотрели на меня.
- Ты хотел украсть у меня деньги, и на них, вероятно, вернуться обратно. К твоему большому сожалению, тебе это не удалось, - я молчал, придавленный его неоспоримой правотой. - Сегодня ты курил. При том, что я выбросил твою заначку. Где ты взял деньги на сигареты, мне бы очень хотелось узнать?
- Тоже украл, - сказал я.
- Где?
- В секретере, - подумав, сказал я.
Других мест для хранения сбережений в этой квартире не просматривалось.
- А где ты взял ключ от секретера? – продолжал Александр Леопольдович.
- Саша! – воскликнула Галина Ивановна. – Ты что, не понимаешь, что он говорит все это тебе назло?
- У вас, - сказал я.
- А где я его прячу?
Мы зашли в тупик.
- Итак, - повторил Александр Леопольдович, - где ты взял деньги на курево?
- Украл, - сказал я. – У Пети.
Петька перестал жевать.
- Я не даю Пете денег.
- Саша, - воскликнула Галина Ивановна. – Ты не мог бы хотя бы дать ему поесть? Он же подавится…
- Ты прекрасно знаешь, что я почти не вижу своих сыновей. И мне некогда в другое время заниматься их воспитанием, - прервал ее Александр Леопольдович.
- В этой фразе есть явное несоответствие, - мне уже все равно не лез кусок в глотку. – Вы сказали: «Сыновей». Казалось бы, при чем здесь я?..
- Выйди из-за стола, - сказал Александр Леопольдович.
- Да запросто…
Я прошел в спальню и лег на кровать, уткнувшись носом в подушку. Память услужливо подсунула мне все события этих последних дней, включая Петькину злорадность по поводу Америки.
Я и вправду думал, что мама умерла. Бабушка последние несколько лет ни разу не заводила о ней раз разговор, а я тоже молчал, чтобы не спугнуть хрупкое очарование наших редких, но столь памятных, встреч.
Мама жива.
Мама переписывалась с этим мастодонтом.
Мама «дала ему добро».
Это означало, что железная дорога, наконец, рассыпалась на мелкие кусочки.
Да, собственно, она прогнила до основания уже много лет назад…
Слезы текли у меня по щекам, и я в удрученном раздражении прикидывал, сколько они там еще будут жрать, и, когда второй мастодонт появится на пороге комнаты.
Скрипнула дверь, раньше, чем я предполагал, и, наспех вытерев глаза, я сдернул с подоконника многострадальную химию.
- Я же говорил, что он унюхает, - сообщил Петька в районе моего уха. – У него нюх, как у борзой…
Я счел правильным промолчать.
- Ты чего, ревел? – заинтересовался в высшей степени деликатный Петька.
- Сейчас прямо. У меня насморк, - я демонстративно высморкался в бумажку, обнаруженную в химии, и швырнул ее в корзину с мусором.
Меня действительно немного познабливало.
- А ты реально деньги с…л? – Петька был определенно заинтересован.
- Ага, - я оторвался от химии и начал искать в тумбочке носовой платок, который мне уже оказался действительно необходимым. – Ты это… того… за вещами лучше следи… Знаешь, есть такая болезнь «клептомания»?..
Петька покачал головой.
- Все равно он из тебя сделает, что захочет. Он любого человека сломать может. Или прогибаешься, или…
- Или что? – с большим интересом спросил я.
- Не знаю… Все прогибаются…
Петька прошелся по комнате взад-вперед.
- Блин, вот тоска… Отец комп забрал, - пояснил он.
- Много в стрелялки играл? – усмехнулся я.
- На самом деле… - не обратил внимания Петька. – Я там их переписку нашел.
- Кого с кем? – я закашлялся и испугался этого ощущения, ибо в моем сознании укреплялась мысль, что стоит мне здесь заболеть, это закончится летальным исходом.
- Отца и твоей мамы. Они тебя обсуждали…
- Ну, и чего они писали? – у меня уже основательно скребло в груди.
- Да так… - Петька подошел к окну и посмотрел вдаль. – Разное… Он спрашивал, не хочет ли она забрать тебя в Штаты… Иначе он заберет тебя сюда. Потому что, как он писал, у твоей бабушки с сердцем что-то было… Уже давно…
- Так он давно писал?! – я вернул химию на подоконник.
- Ну, не знаю. Я подумал, вот прикольно, у меня еще один брат есть… - признался Петька.
- Брат, которому отходила часть ваших денег? – уточнил я.
- Я не знал, куда отец деньги переводит. Они говорили: в Москву… Я уже потом догадался…
- И радость твоя уменьшилась… - я откинулся на подушку и закрыл глаза.
Петька, перегнувшись через меня, потянул окно за створку.
- Ты его что, намертво законопатил?.. Ну, ты даешь…
«Сегодня ночью я умру», - подумал я.
К моему удивлению, эта мысль не вызвала у меня ровным счетом никакой тревоги.
7
Снилась какая-то тягостная муть, словно в окно, которое я, дождавшись Петькиного отключения, снова захлопнул, тянулись бледные мертвецы с длиннющими пальцами.
Утром я не смог встать, температура, измеренная добросердечной Галиной Ивановной, превышала 38 градусов.
Меня оставили в покое, и я уснул.
Проснулся я от переливчатого визга сигнализации. Солнце садилось, и комната была заполнена золотистым таинственным светом.
В квартире царила гулкая тишина. Впервые я почувствовал, что все не так уж плохо.
Температура вроде упала, кашля и насморка почти не было.
Я лениво подумал о том, что можно покопаться в их книжном шкафу и что-нибудь выдернуть. Тем более, мне вроде разрешили.
В коридоре с лязгом, опускающимся надгробной плитой на мою душу, повернулся замок…
- Ты живой? – завопил Петька на всю квартиру.
- Нет, - поморщившись, ответил я.
Мир был бы вовсе не так ужасен, если бы не был столь густо перенаселен.
- А с кем я разговариваю? – чувство юмора явно не принадлежало к числу его достоинств.
- С голограммой, - огрызнулся я.
- Тебе Галина Ивановна жрать оставила… - Петька материализовался на пороге спальне. – Если до кухни дойти сможешь… У нас слуг нет…
Я оделся, с удовольствием отметив, что сигаретная пачка лежала на прежнем месте, в кармане, видимо, до нее еще не дотянулась карающая рука правосудия.
- У тебя серьезное психическое заболевание, - сообщил я Петьке, ковыряя остывшую картошку, - тебе все время кажется, что все живут лучше тебя…
- Не все, а ты, - он почему-то считал совершенно необходимым оттираться на кухне. – У тебя мобильник навороченный…
- Как же ты успел в этом убедиться? – сощурился я. – Мобильник в тумбочке лежит…
- А мы с Галиной Ивановной в ней таблетки искали, жаропонижающие… - спокойно парировал Петька. – У нас таблеток нет, мы не болеем…
- Сразу умираете?.. – поинтересовался я, составляя посуду в мойку и открывая кран.
Вопреки укоренившемуся мнению, делать я умел все. Бабушка вовсе не обкладывала меня пуховыми одеялами, ее по большей части вообще не было дома. Сидела она со мной лишь до школы, пока мы сдавали мамину квартиру. Потом она ее продала, дела ее мужа в США шли не очень…
- Чего? – не понял Петька.
- Ну, я говорю: вы не болеете, сразу умираете, что ли? – усмехнулся я, домывая посуду и демонстративно доставая остатки «Парламента».
Дома я курил мало и редко, бабушка поднимала крик, не меньший, чем Александр Леопольдович, но здесь я чувствовал постоянную тревожную потребность, кроме того, сигареты были хорошим поводом сделать их физиономии вытянувшимися.
- Ты б здесь хоть не дымил, - попросил Петька. – Галина Ивановна табачный дым не переносит…
Подумав, я убрал пачку обратно.
- Галина Ивановна говорит: сейчас в Европе курить не модно… - заметил Петька, внимательно наблюдая, куда я ставлю чистые тарелки.
- Ага, - отозвался я. – В Европе сейчас модно выглядеть в гробу так, чтобы не пришлось прибегать к услугам бальзамировщика.
Петька сплюнул.
- У тебя в Москве много друзей было?
- А то! – покривил душой я.
- А почему они тебе тогда не звонят? – ухмыльнулся Петька.
- А откуда ты знаешь, что они мне не звонят? – удивился я. – Может быть, сегодня они мне целый день звонили.
- Ну, конечно, - Петькины глаза засияли, видимо, в ожидании потехи. – Ни одного вызова, я твой мобильник в руках крутил…
- По роже не хочешь схлопотать? – осведомился я.
- Испугал! – Петька ненавязчиво продемонстрировал нехилые бицепсы. – Я б тебе сам двинул, только ты ж больной…
- Ты сам больной! – я на всякий случай отступил, упершись спиной в столешницу.
- Нет, это ты больной!.. Во всех отношениях!..
- Мальчики, - раздался голос Галины Ивановны, - почему вы ссоритесь?..
Она подошла ко мне и положила руку на лоб.
- Тебе, я вижу, лучше? Температуры нет?
- Скажите, - я сделал вид, что не заметил ее навязчивую заботу. – А это нормально в вашем доме, когда копаются в чужих вещах?..
- Я не копался в твоих вещах!.. – взвился Петька. – Я этот… Как его… Парацетамол искал…
- В мобильнике? – я иронически поднял брови.
- Тебе за «поглядеть» деньги платить было нужно?..
- Мальчики! – возмутилась Галина Ивановна. – Прекратите немедленно! Юра, я смотрю, ты уже совсем поправился.
Я с натугой закашлялся.
- Юра, не надо валять дурака, - она подала Петьке пакеты с продуктами. – Поставь в холодильник. Видимо, Юра, - она снова повернулась ко мне, - это у тебя на нервной почве… Ты, как я уже поняла, мальчик довольно впечатлительный…
- А вам когда-нибудь говорили, – взорвался я, - что это вообще-то неприлично… - я задохнулся злостью и продолжил гораздо менее патетично. – Короче, шли бы вы все темным лесом... И широким полем. И вообще… - я махнул рукой и вышел из кухни.
Петька, к моему удивлению, потащился за мной.
- Да не копался я в твоем мобильнике… - признался он. – Я тебя позлить хотел…
- Отвали, - сказал я.
- Да ладно тебе… - он попытался изобразить на физиономии искреннее раскаяние.
- Я тебе сказал: отвали… Хуже сказать? – я подошел к книжному шкафу в гостиной.
- Скажи, - заинтересовался Петька.
- Я тебе не дрессированный заяц!.. Что тут можно взять? – я кивнул на шкаф.
- Да все можно… - удивился Петька. – Кому это надо все…
- А кто это все покупал? – я выдернул наугад пару книжек с незнакомыми названиями. – Со шкафом продавалось?
- Отец много читал в молодости, - ухмыльнулся Петька. – Он три курса института в Москве окончил…
- Да что ты говоришь! – восхитился я.
Речь Александра Леопольдовича, впрочем, с самого начала показалось мне удивительно правильной.
- Ты все это будешь читать? – удивленно спросил Петька, когда я сложил книги на подоконник, рядом с учебниками.
- Нет, - отозвался я. – Под ножку кровати подкладывать. Шатается она…
- Она старая, - грустно сказал Петька. – Вовка давно погиб…
- А почему ты вместе с ним не погиб? – не нашел ничего лучшего, что можно было бы сказать, я.
- Я дома болел… - Петька лег на кровать и закинул руки за спину. – А они с мамкой на рынок пошли.
- Какие ему предъявляли требования? – этот вопрос меня чрезвычайно интересовал.
- Поспособствовать побегу… Тем, кто за тяжкие сидел… А он сказал, что он поспособствует, а мамку с Вовкой все равно убьют… Тогда он еще начальником не был… - Петька замолчал, потом закончил. – Ну, и прав он был, они уже сутки мертвые были, а те все на переговоры выходили…
Петька потянулся к выключателю и погасил свет.
- Я вообще-то почитать хотел… - начал я.
- Завтра почитаешь… - отрезал Петька.
8
У Александра Леопольдовича был выходной, и я решил не выходить к столу.
Я штудировал одно из своих недавних приобретений, когда он неожиданно возник в спальне.
- Юра, - спросил он. – Тебе нужно отдельное приглашение?
От его голоса, в котором, казалось, завывали все студеные ветры этой части нашей бескрайней родины, у меня непроизвольно похолодело в животе.
- Я потом, - ответил я.
- У нас так не принято, - сообщил Александр Леопольдович.
- Как принято у вас, - я перевернул страницу, - я уже понял. Лезть не в свое дело…
Последнюю фразу я произнес предательски упавшим до шепота тоном.
- Юра, - сказал Александр Леопольдович, - я с тобой разговариваю. Подними на меня голову.
Я продолжал читать.
- Честно говоря, - Александр Леопольдович сел на Петькину кровать, - мне уже надоели твои попытки строить из себя несчастного страдальца. Другой бы радовался, будучи на твоем месте, что его взяли в семью…
- В семью?.. – я отложил книгу, потому что руки у меня начали трястись. – В семью?.. А я что, собака, чтобы меня куда-нибудь брать?.. Вы меня, что, на перроне подобрали?.. Да вы думаете, я не понимаю, что вы моей квартирой завладеть хотели…
Александр Леопольдович ударил меня по щеке с такой силой, что в голове, словно разорвалась бомба.
- Закончил? – равнодушно поинтересовался он.
- Нет, - я в ужасе ожидал второго удара, но остановиться уже не мог. – Вы думаете, я не в курсе, сколько стоит квартира в Москве… Вы давно это задумали…
Я замолчал, понимая, что сейчас сдам информацию, полученную от Пети…
- Что же ты замолчал? – Александр Львович быстро просмотрел корешки книг, отобранных мною в его шкафу. – Это все не для твоего возраста, будь добр, поставить на место, - заметил он.
- Спешу и падаю… - я вжал голову в плечи, но Александр Леопольдович вдруг повернулся к выходу.
- Петька! – крикнул он. – Принеси то, что ты мне напечатал…
Петька в нерешительности встал в дверях.
- Зачем, пап?..
- Я сказал тебе: принеси! – громыхнул Александр Леопольдович, и Петька, сбегав куда-то, явился с фотографией, которую он, не глядя на меня, протянул отцу.
- Посмотри сюда, Юра…
Я воззрился на фотографию, поначалу не понимая, что в ней такого необычного: улыбающаяся женщина лет 35 позировала на берегу океана, положив руки на плечи мальчику младшего школьного возраста. Мальчик сжимал в руках доску для серфинга.
Я уже начал пожимать плечами, и вдруг меня осенило. Женщина на фотографии была моей мамой. Которую я не видел уже больше 7 лет и, положа руку на сердце, уже начал забывать, как забывают любимые когда-то книги: что-то вертится в голове, что цепляет и будоражит сердце, но остальное теряется в густой пелене…
- Ну, и что вы хотите… - начал я.
Александр Леопольдович сделал Петьке знак, чтобы он вышел.
- Откуда это у тебя? – с ненавистью спросил я. – Опять по компу шарился?..
- Как ты разговариваешь с братом? – поинтересовался Александр Леопольдович.
- Он мне не брат!.. – выкрикнул я.
Александр Леопольдович врезал мне по второй щеке.
Петька испуганно захлопал глазами и счел за благо удалиться.
- Посмотри сюда, Юра… - повторил Александр Леопольдович. – Это, Юра, твоя мать. А этот мальчик – твой брат. Такой же, как Петька. Им весело, не правда ли? Они счастливы… Эту фотографию она прислала мне, поздравляя с Новым годом. Она все еще уверена, что я в нее влюблен… - они усмехнулся. - Мы переписываемся, ты удивлен, Юра, не так ли?
- Вам Галина Ивановна печатает, - прошептал я, опустив голову.
Щеки горели от его затрещин, но это было не самое страшное…
- Сначала мне действительно печатала Галя… - согласился Александр Львович. – С Петькой я поговорю отдельно, - добавил он. – Но потом я и сам справлялся… Это не так уж трудно, хотя вы, современное поколение, и считаете нас выжившими из ума… Почему же ты не смотришь на фотографию, Юра? – он взял меня за подбородок. – Это же твоя мама, твоя любимая мама… Мама, которая спихнула тебя на больную старуху с диабетом и умотала за океан… Ты считаешь меня монстром, выродком, чудовищем… Ты ненавидишь меня. Ты ненавидишь все мою семью, вместо того, чтобы попытаться поладить с ними…
Я вырвался из его рук.
- А твоя мама, - продолжал Александр Леопольдович, - сказала, что не может забрать тебя к себе, потому что у Юрочки, как сообщила ей твоя бабушка, пусть земля ей будет пухом, очень тяжелый характер, и она боится, как бы Юрочка не поцапался с ее творческим мужем…
- Сдайте меня в детский дом, - предложил я, вставая с кровати. – Мне там будет самое место... Я не хочу жить ни в вашей семье, ни в ее семье… Я вообще не хочу жить. Нигде…
Я хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
9
По реке медленно ползла баржа, груженная лесом.
Я кинул камешек. Он несколько раз подпрыгнул на водной глади и, наконец, скрылся в темной глубине, оставив широкий круг.
Смеркалось.
Возможно, они меня ищут. В этой мысли была полная обреченность.
Я докурил сигареты и закопал пачку в прибрежный песок. Потом пошел на пирс. Я не очень любил реки, мне нравилось наблюдать их со скамейки прогулочного теплохода, стартующего весной от станции Киевской, но вблизи они казались живущими отдельной жизнью и затягивающими на свое дно.
Я прошел мимо приземистых деревянных домиков. Часть их них была разрушена, и вокруг в изобилии валялись битые кирпичи и осколки стекла.
Сзади на меня упали четкие тени.
Их было трое, они задумчиво смотрели на меня, словно на диковинное животное.
- Ты из города? – спросил один парень, постарше.
Я пытался прикинуть, куда здесь можно убежать.
Убежать было некуда, река, поворачивая, отрезала нас от цивилизации.
Я промямлил что-то невнятное.
- Глухонемой? – поинтересовался тот же парень, а остальные заржали. – Сейчас на пальцах объясню…
Он вынул руку из кармана.
- Подожди, - схватил его за рукав второй. – Это Гурова племянник, Гуров за него башку свинтит и на жопу насадит…
- Ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил первый парень.
- Да точно говорю! Он с Гуровым из «козла» вываливался, с вещами, а я в палатку шел…
- Будет Гурова племянник вечерами по урманам шнырять, - подал голос третий.
Я прижался к стене одного из домиков. Под ногами хрустнули стекла…
«Сейчас будут бить, - лихорадочно подумал я, - возможно, убьют…»
Я быстро поднял с земли один из осколков и сжал его так крепко, что по руке потекла кровь.
- Не подходите, - сказал я.
В пятом классе с меня сорвали шапку и кидали ее по кругу. Я пытался отнять ее, чувствуя, что слезы уже начинаю щипать мне глаза, и вдруг в голове у меня, словно что-то переключилось, и я, развернувшись к крайнему мучителю, со всего размаха врезал ему кулаком по голове.
Я до сих пор помнил ощущение глухого стука по кости, звериный рев пострадавшего и настороженный возглас одного из одноклассников: «Да отдайте вы ему, видите же, он совсем двинутый…»
Теперь я испытывал схожие чувства.
Я выставил осколок вперед, целясь в лицо заводилы.
- Ну, что, рискнешь здоровьем?
В то же мгновение я получил сильный удар, сбивший меня с ног, но, даже падая, я не выпустил осколок, и умудрился с размаху резануть одного из них по бедру.
Хлынула кровь.
- Да он, сука, мне вену проткнул! – завопил раненный, словно несказанно удивляясь сему факту.
Они уже вдвоем били меня ботинками, пытаясь заставить разжать руку, но, превозмогая боль, я раз за разом втыкал осколок во что-то мягкое.
- Я кровью истеку, - верещала первая жертва, - пока вы с этим бакланом возиться будете… Гурова племянник, не видите, что ли, звереныш…
Они вдруг исчезли, так же резко, как и появились.
Я поднялся на ноги. Мутило, и дергали глубокие порезы на ладони, болели ребра, и кружилась голова.
Ярость схлынула, оставив место тупому опустошению.
Брюки и рубашка были залиты кровью, на зубах скрипел песок. Нужно было умыться и переодеться, обработать раны. Все это можно было сделать только в том месте, откуда я так сильно хотел сбежать.
«Если ты туда вернешься, он опять будет тебя бить, - грустно отозвался внутренний голос. – Скорее всего, он тебя изобьет до полусмерти… Он ведь, наверняка, искал тебя с собаками…»
И что же мне делать?
«Сидеть здесь, пока тебя не отправят в детскую комнату милиции, а потом в детдом…»
Да, да, конечно, особенно, если учесть, что этого товарища весь город знает…
«Ты предлагаешь вернуться? А как же твоя независимость, она что-то куда-то улетучилась?..» - ухмыльнулся внутренний голос.
В детдоме будут тысячи таких существ, как сегодняшние…
«У тебя всегда будет с собой кусок стекляшки…»
Когда-нибудь тебя там убьют…
«Тут тоже полностью не исключена эта возможность. Только это будет происходить медленно. Он тебя ненавидит…»
Там тоже будут ненавидеть…
«Ему доставляет удовольствие причинять тебе боль…»
Всегда найдутся люди, которым этого захочется…
«Но ты не будешь зависеть от них…»
Не факт…
- Впрочем, есть еще один выход, - сказал я вслух.
Я посмотрел на реку. Река несла в своих темных водах все городские тайны…
10
Мне было так плохо, что далеко не с первого раза удалось попасть галькой в окно второго этажа.
Наконец, высунулся заспанный Петька.
- Дверь открой, - бросил я.
Узрев, в каком я виде, Петька засуетился, зажигая везде свет.
- Иди в ванну, отец утром вернется, скажешь, пришел вечером, спать лег…
- А сейчас он где? – я засунул руку под струю ледяной воды и взвыл от пронзившей, казалось все тело, адской боли.
Петька испугался.
- Ты где это так?
- Да с одними тут на реке схлестнулся, - небрежным, насколько позволяла рука, тоном, сообщил я.
- Ты на реку ночью ходил? – Петька округлил глаза. – Вот больной… Отца срочно вызвали, - продолжал он, - ЧП какое-то, он сказал, чтобы мы не парились, скоро придешь… Но тебя все нет, и нет, и мобильник дома валяется, Галина Ивановна к себе поехала, у нее ребенок заболел… Я уж подумал…
- У нее ребенок? – перебил я.
- Ну, да… Дочка… Она не каждый день здесь бывает, дочку отец забирает на большую землю, тогда она с ночевкой приходит… А тут она заболела, он ее и отдал… - рот у Петьки не закрывался ни на секунду, и от его болтовни звенело в ушах.
- Почему он был уверен, что я вернусь? – с отвращением к своему малодушию спросил я.
Петька удивился.
- А куда тебе еще идти?..
В спальне я рухнул на кровать и накрыл голову подушкой.
- Погаси свет, - попросил я Петьку.
Он и не подумал выполнить мою просьбу.
- Юрка, - он замялся, - а все-таки, правда, что ты у нашего отца деньги спер?
- Ничего я у вашего отца не брал, - больше всего мне хотелось сесть на машину времени и вернуться в то время, когда мамина жизнь пересеклась с жизнью этого человека.
В книжке Кинга один человек хотел убить другого и предотвратить катастрофу. Только он его вроде бы не убил. Но катастрофа все равно было предотвращена…
«Гурова племянник, не видите, что ли, звереныш…», - вспомнилось мне.
Я глухо зарыдал. Время остановилось, на каком-то этапе я осознал, что Петька куда-то подевался, а на его месте образовалась невесть откуда взявшаяся Галина Ивановна…
- Юра, - сказала она, - ты не понимаешь…
Возможно, она говорила уже достаточно долгое время, но мое сознание, погруженное в пучину отчаяния, упорно вытесняло ее вон, и, вот, наконец, ей удалось прорваться…
- Я ничего не хочу понимать… - всхлипнул я. – Хватит. Я и так слишком долго понимал…
- Юра, послушай меня… - она отбросила подушку в сторону.
- Не хочу я вас слушать… - я попытался вернуть ее на место.
- Нет, ты послушай… - она куда-то перекинула подушку, видимо, на Петькину кровать. – Ты сам не понимаешь, чего ты хочешь… Это пройдет… Все наладится… Я уверена, все еще будет хорошо… - Галина Ивановна, казалось, разговаривала сама с собой, и я невольно начал прислушиваться. – Саша… Он был очень хорошим человеком… Он и сейчас хороший человек, - поправилась она. – Но после смерти Оли и Вовы он изменился… Он винил себя в их смерти…
- Собственно, он прав, - вставил я.
- Юра… Ты категоричен, как все дети… - сказала Галина Ивановна.
- Я не ребенок, - возразил я.
- Вы все не дети, когда нужно казаться взрослыми… Видишь ли, Саша очень любил твою маму. У него была девушка, она дождалась его из армии, они хотели пожениться, но он решил окончить институт, поехал в Москву и там встретил ее… Оля сразу почувствовала, по звонкам, по письмам… Она уже была беременна… Хотела сделать аборт, я ее отговорила… Родились Вова и Петя… И ты… Только ты в законном браке…
- Да?! – спросил я.
- Ты же ничего не знаешь, Юра… - Галина Ивановна покачала головой. – Он очень хотел ребенка, он ее на руках был готов носить… Белое платье, фата… А Оля все время плакала… Я понимаю, она очень красивая женщина, эффектная, не то, что мы, замухрышки… Он переводил деньги, Оле, он ни отказывался ни от одного сына… Но ему пришлось бросить институт… Он работал охранником… Твоя бабушка была очень недовольна… Такая работа и еще два ребенка на стороне… Вскоре твоя мама встретила этого человека, и Саша вернулся сюда… Женился на Оле. Тебе тогда был год. Денег совсем не было, и он пошел работать в зону. Тогда платили очень хорошо…
- Откуда вы знаете все это? – перебил я.
- Я была близкой подругой Оли… Саша… - она посмотрела в окно, где занималась заря. – Он был веселый, возил детей на рыбалку. Он их пальцем никогда не тронул…
Меня всегда поражала удивительная способность людей видеть вместо реальных субъектов тех, кто сохранился в глубинах их памяти. Так бабушка, пригласив в гости какую-нибудь подагрическую старушенцию, любила представлять ее своей напарницей по отжигу в студенческом общежитии.
- На самом деле, - Галина Ивановна оторвалась от созерцания пейзажа, - это только кажется, что Саша ненавидит весь мир. Я знаю, он любит Петю… Он и тебя полюбит, со временем, если ты не будешь постоянно накалять обстановку… Видишь ли, ему очень сложно тебя полюбить, ты постоянно напоминаешь ему ее. Ты невероятно на нее похож…
- А, может, мне подохнуть, - предложил я, - чтобы перестать ее напоминать? Я не нужен ни ей, ни ему… - «Да и бабушке я был не нужен, - подумал я, - она любила повторять, что я ее крест». – Так, может, им нужно было… того… убить меня в младенчестве? Или еще лучше было бы, если бы она потеряла ребенка при родах, - фантазировал я. – И почетно – несчастные родители – и проблем никаких…
- Юра… - Галина Ивановна снова покачала головой. – Да что ты говоришь?.. Ты мне иногда напоминаешь Сашу, - подумав, сказала она. – Своей непримиримостью…
- Вы мне можете объяснить, – я сел на кровати, - как вы так живете? Вы все? Ну, блин, ошиблись? Ну, не подумали? Ну, мало ли, что в жизни бывает? Когда-нибудь, в тридцать третьей пятилетке, все будет хорошо… Да и сейчас все круто… Нужно лишь притвориться… Прикинуться шлангом… Перестать сопротивляться… Понять других, почему им так хочется вытереть об тебя ноги…
- Тебе будет сложно жить, Юра, - вздохнула Галина Ивановна. – Очень сложно…
11
Утром Александр Леопольдович и Петька уехали на кладбище. Я не выходил к завтраку, и меня, к моему удивлению, никто не трогал.
«Интересно, сильно ли я его порезал?..» - подумал я.
Кружившая голову радость от расправы больше не присутствовала, только дурнота, от которой хотелось удавиться…
Книжек, которые я оставил на подоконнике, больше там не было. В шкафу они тоже не просматривались, видимо, их засунули вторым рядом.
Я начал выгребать весь первый ряд, и на меня посыпались убранные наверх пухлые альбомы с фотографиями…
Из одного вывалился целый ворох фоток, видимо, неразобранных.
Я наспех засовывал их обратно, но вдруг остановился, начав разглядывать.
Вот Александр Леопольдович, практически не изменившийся, держит на руках двух мальчишек лет 2-3, а к ее плечу прислонилась невысокая девушка…
Вот та же девушка стоит рядом с табличкой с надписью «первый «Б», а мальчишки недовольно хмурятся рядом.
Вот они загорают на берегу реки, Александр Леопольдович, смеясь, показывает рыбу, которую он вытащил…
Вот полупустая квартира, видимо, новоселье, Александр Леопольдович и девушка за столом, еще одна девушка, в которой я узнал Галину Ивановну, поднимает бокал…
Вот профессиональная фотография, с координатами ателье, Александр Леопольдович и кто-то рядом с ним, лицо отрезано…
«На памятник», - подумал я, открывая альбом.
Чужая жизнь, - жизнь, которой у меня никогда не было, мои фотографии состояли из школьных и сделанных чужими родителями на днях рождения одноклассников, да и туда меня с годами перестали приглашать, - завораживала, как экспонаты в Палеонтологическом музее.
Мальчишки, в которых уже отчетливо проглядывали черты Петьки и, видимо, Вовы, в тире: я бы тоже не отказался пострелять в такую винтовку, но бабушку подобные мероприятия вгоняли в дрожь…
Девушка в праздничном платье, рядом Галина Ивановна, лица у обоих одновременно торжественные и лукавые: выпускной вечер в школе…
Последней фотографией была сделанная в прошлом году: Петька и какая-то девчонка, помладше, которую он, смущенно улыбаясь, обнимает за плечи, на заднем плане Галина Ивановна режет торт…
За нее была засунута еще одна, я потянул за край…
Точно такую же фотку Александр Леопольдович совал мне под нос: мама, руки которой на плечах небольшого мальчишки. Сзади аттракционы…
Фотография была слегка покороблена от надписи, сделанной на обороте уверенной рукой: «Парк культуры и отдыха».
И дата. Старая дата.
Я посмотрел на маму, она выглядела немного не так, волосы были распущены, а не заколоты наверх.
Мальчик на фотографии был я.
Слабо соображая, что я творю, я щелкнул зажигалкой, - рука при этом полыхнула болью, - и поднес к краю фотографии.
Она сразу занялась, пепел падал на ковер, и я прошел на кухню и кинул ее в банку для сгоревших спичек. Когда от фотографии остался только пепел, я залил банку водой.
Оставалось еще немного денег, хватило бы на какую-нибудь отраву или пожрать, у меня уже второй день маковой росинки не было во рту…
Только мне не оставили ключа.
Я заглянул в холодильник, там стоял какой-то суп.
«Хорош выпендриваться, - сказал внутренний голос, - тебе все равно придется есть их еду…»
Или не придется.
Я вспомнил, что на ковре все еще в беспорядке валяются альбомы, и, вернувшись в комнату, аккуратно вернул все на место.
Взгляд у меня упал на компьютер, и я вспомнил Петькины блуждания.
«Это неприлично!» - взвился под потолок внутренний голос.
Да, ладно, сказал я себе, в этом доме все прилично…
В почту, словно специально для меня, был введен пароль. Я очень быстро нашел их переписку, кроме нее, в ящике присутствовал разве что спам.
Писала в основном мама, он ограничивался короткими скованными ответами.
«… мама мне говорит, что он совсем перестал слушаться… Курит, слушает какую-то музыку странную…»
«Как он учится?»
«Хорошо… Очень хорошо… Но только там, где ему интересно… На историю он не ходит, с учителем поругался…»
«Ты не пыталась сама с ним общаться?»
«Мама говорит, что это будет лишнее… Он очень переживает… Из него слова не выбьешь… Твои гены, Саша, Марк совсем не такой…»
Дальше примерно на 5 строчках шло обсуждение этого Марка, не оставляющее никаких сомнений в его явном надо мной превосходстве.
«Что ты хочешь от меня?»
«Может быть… Саша, я понимаю, что сейчас очень сложно… Но, может быть, ты попытался бы? Ты ведь ни разу не так и не захотел…»
«Я знал, что с ним все в порядке, мне этого было достаточно».
«У мальчика переходный возраст…»
«Повторяю: что ты хочешь от меня? Я плачу достаточно, если она не засовывает эти деньги в жопу, должно хватать».
«Саша…»
«До свидания, Аля».
В 10 следующих письмах было все то же самое…
А вот…
«… Саша, ты несправедлив ко мне, ты же должен понимать, как мне сейчас тяжело… Гриша потерял работу, у него снова начались запои… Это не так просто, как ты думаешь…»
«У меня тоже есть жена, она ждет ребенка, почему мы должны иметь проблемы, а не ты?»
Я обалдело уставился на экран компьютера.
Галина Ивановна беременна? Вот же племенной бык-производитель…
«Ты просто не любишь Юру…»
«Да, я не люблю Юру, я его не помню. Ты выдаешь мне дозированную информацию. Я приезжал 3 года назад в командировку, твоя мама не пустила меня на порог. Я изверг, из-за которого ты вынуждена была уйти к другому…»
«Ты бил меня… Ты разбил мне нос…»
«А ты крутила хвостом у меня на глазах, а с ребенком сидела твоя мама. До свидания, Аля».
Последнее письмо поразило меня, как громом.
«… за последний месяц он не принес в дом не копейки, только пьет… Марк начал его бояться… Я хожу к психоаналитику…»
«Это твои проблемы, Аля».
«Я понимаю, ты очень зол на меня… Иногда я жалею, что от тебя ушла… Ты был таким надежным…»
Судя по дальнейшей невнятице, она тоже была не понаслышке знакома с зеленым змием.
«Если бы можно было вернуть все вспять…»
Ответ состоял из двух слов и, несмотря на всю мою ненависть к Александру Леопольдовичу, я готов был под ними подписаться.
«Я не прощаю».
12
- Юра, - Александр Леопольдович лежал на тахте, прикрыв глаза, а Галина Ивановна растирала ему поясницу. – Ты снова курил?
- Нет, - честно сказал я.
- Почему в комнате пахнет дымом?
Окна я открыть не дотумкал.
- Не знаю, - ответил я.
- Ты в холодильник заглянуть догадался? – Галина Ивановна явно хотела перевести разговор. – Нет, небось… Скоро светиться будешь…
- Судя по вчерашнему, - первый раз за все время, сколько я был знаком с Александром Леопольдовичем, в его глазах появилось подобие усмешки, - он прекрасно умеет постоять за себя. Сколько их было?
- Трое, - неохотно произнес я.
- Ты отдаешь себе отчет, что мог бы кого-нибудь убить? – продолжал Александр Леопольдович. – Честно говоря, я удивлен, я и не подозревал, что бабушка учила тебя размахивать острыми предметами…
- Они бы тоже меня убили, - выдавил из себя я.
- Нет, - отрезал Александр Леопольдович. – Не убили бы. А, чтобы не быть избитым, нужно думать головой, а не жопой, и не таскаться в позднее время, где не надо. И это очень хорошо, что ты не умеешь наносить серьезные увечья. Потому что, если бы ты действительно кому-нибудь что-нибудь повредил, ко мне бы уже пришли. Местные никогда не откажут себе в удовольствии на мне отыграться, за то, что я чморил их родных. А ты им, видимо, решил немного помочь…
Я молчал.
Помогать местным, даже в деле борьбы с Александром Леопольдовичем, я вовсе не собирался.
- Чтобы отучить тебя курить, мне придется жестко контролировать деньги в доме, - задумчиво произнес Александр Леопольдович.
- Это были мои деньги, - сквозь зубы процедил я. – Мне бабушка давала…
- А ты в курсе, Юра, - сказал Александр Леопольдович, - что последние месяцы твоя бабушка переводила всю свою пенсию в Америку? Потому что твоя мама и твой братик голодали?
- Юра, может, ты поужинаешь? – начала Галина Ивановна.
- Да зачем, Галя? – удивился Александр Леопольдович. – Не хочет, пусть не ест. Инстинкт самосохранения обычно оказывается сильнее гонора.
Я вернулся в спальню, где Петька, к моему удивлению, что-то читал.
- Литература поганая, - он показал мне учебник. – А у тебя, правда, «пятерка»? – с надеждой спросил он. – Будешь тогда за меня сочинения писать…
- Сто баксов, - сказал я.
- Что «сто баксов»? – не понял Петька.
- Сто баксов за сочинение, - пояснил я.
Петька задумался.
- Жлоб ты… Вовка мне бы так написал…
- Только он умер, - напомнил я.
- Да… - Петька с отвращением швырнул литературу в ноги кровати. – Я, знаешь, как по нему скучаю… И по мамке, - тихо признался он.
Я, стиснув зубы, поменял повязку на руке.
- А ты реальный псих, - сообщил Петька, наблюдая за мной. – Тебя, получается, подкалывать и нельзя…
- Даже не думай, - предупредил я. – Сразу голову отпилю…
Петька усмехнулся.
- Зря ты с отцом собачишься. Все равно, как он хочет, будет. Ему к горлу заточку приставляли, он даже не поморщился, дядя Гена рассказывал…
Я подошел к окну и раскрыл его сам.
Мне казалось, что воздух в комнате, вместо того, чтобы давать кислород, забивает легкие, словно ватой.
- А, правда, что у Галины Ивановны будет ребенок? – вырвалось у меня.
Петька внимательно посмотрел на меня, но я надеялся, что мое лицо ничего не выражало.
- Уже не будет, - сказал он. – У нее какие-то проблемы, женские… Не знаю, что это… У нее первый-то случайно родился…
Вдали неясными пятнами темнели смотровые вышки.
Я подумал о незнакомом мне Марке, который боится своего отца-алкоголика…
О незнакомом мне Вовке, чья фотография, такая же, как у сидящего в одном комнате со мной человека, наверное, украшает теперь надгробную стелу.
О милой девушке Оле с ямочками на щеках, которая сказала: «Самим жрать нечего…»
И которой тоже больше нет…
О маме, которая хотела бы вернуться к этому человеку…
У всех них были какие-то люди, которые думали о них, живых или мертвых. И только я в этом раскладе совершенно не значился…
- Ты чего в окошко уставился? – тревожно спросил Петька. – Не вывались, смотри…
В фильмах иногда показывали, как после суицида главного героя, его родные, проливая слезы над его дохлым организмом, осознают все черствость, проявляемую по отношению к оному.
Тут же хрена с два…
Александр Львович перекрестится, Петьке комната освободится. Я прикрыл окно до половины.
- Юрка! – снова подал голос Петька. – А что ты хочешь на день рождения?..
- На чей? - удивился я.
- На твой… - усмехнулся Петька. – Мне Галина Ивановна сказала, чтобы я выведал…
- Автомат «узи», - я в принципе забыл, что у меня есть день рождения, бабушка последние годы ограничивалась деньгами на карманные расходы.
Петька заржал.
- А серьезно?
- Пистолет с одним патроном. И парочку ракет «земля-воздух»…
- А если серьезно? – Петька, казалось бы, совершенно не думал глумиться.
- А, если серьезно, - сказал я, - оставьте меня в покое. Вы все. Навсегда.
- Ну, ладно… - Петька щелкнул выключателем, и комната погрузилась в кромешный мрак.