В город отправлялись всей честной компанией: Лапушка, Каблучок, и Мора. Вслед за ними увязался Лукашка, но его быстро отправили обратно. Что толку от него в городе, только лишь обуза. Мора шла с кошёлкой полной ягод. Накануне сбор клюквы был хорош. Потеплело, снег подтаял, и из-под него показалась ярко-красная клюква. Сначала шли молча, потом Лапушка первая подала голос:
- А что все такие кислые, словно клюквы недоспелой налопались?
- А тебя так и распирает улыбаться, - Мора показала ей язык.
- Сколько же можно плакать-то? Плач не плач, а горя от этого меньше не будет! - сказала Лапушка.
- Я бы не смогла так как ты, - вдруг сказала Мора.
- А я бы как ты - ни за что! - Лапушка вздохнула. - Меня жизнь толкнула этим заниматься. Братику всё время деньги то на лекарства, то на продукты нужны. Хиленький он у нас. Того гляди помрёт. А если он помрёт, то и маманька вслед за ним. Так что, хочешь или не хочешь, а тащи Лапушка деньги в дом, да побольше. Ну, если не хочу одна остаться.
- Ведь можно было и другую работу найти.
- Клюкву что ли собирать? - рассмеялась Лапушка, - Много ты с неё заработаешь? А так нам на всё хватает. Вот если бы Его Величество захомутать.
- Помечтай, - улыбнулась Мора.
- А что? Вот возьму и прорвусь штурмом в Башню. Он увидит меня и упадёт к моим ногам. И...гори всё синим пламенем...
С такими разговорами незаметно подошли к городским воротам. Возле них и расстались. Каблучок разом затерялся в кустах, чтобы переодеться в попрошайку. Лапушка пошла на окраину города, а Мора двинулась в сторону ярмарки.
Ярмарка гудела, как встревоженный улей. Мора с трудом нашла свободное местечко в торговых рядах. Только успела поставить кошёлку с клюквой на покосившийся прилавок, как перед ней выросла фигура.
- Почём ягоду отдашь?
- Недорого, - Мора вынырнула из-под прилавка и остолбенела. Перед ней стояла Ядвига. Ядвига замешкалась, хотела уйти, но Мора нашла в себе силы её остановить, - Бери так, мама. Не надо денег.
- Это храмы строят на пожертвования, а мы в подачках не нуждаемся, - только и смогла произнести жена священника и быстро пошла прочь.
Вечером за ужином царила тишина. Матьяс искоса поглядывал на жену, пытаясь понять, что её тревожит. Решившись начать разговор первой, Ядвига заговорила:
- На ярмарке нынче видела Морику. Она клюкву продавала.
- Клюква - это хорошо.
- Наша бедная девочка, она так изменилась, - Ядвига всхлипнула, - Я обидела её, Матьяс.
- Полезная ягода клюква.
- Ты не хочешь услышать меня, Матьяс. Я рассказываю тебе о нашей девочке, о твоей дочери. Она назвала меня мамой, а я оттолкнула её.
- У меня нет дочери, Ядви, - ответил священник резко, - Или ты до сих пор называешь "своей девочкой" ту, которая бросила тебя и ушла жить к болотному сброду? Ту, которая давно уже на стороне бродяг и жулья. Она уже давно перестала быть твоей Морикой. Честные люди рассказывали мне о том, как она обманула охранника на рынке, только ради того, чтобы спасти от правосудия вора. По этой ли девочке ты тоскуешь?
- Господи, мы все больны, Матьяс. Мы все очень больны. Дракон овладел каждым из нас.
- Прекрати, Ядвига. Читай молитву и ешь. Благодари Бога за то, что послал нам пищу.
- Хорошо, - Ядвига замолчала. В наступившей, режущей ухо тишине, было слышно только учащенное дыхание Матьяса. Вскоре матушка заговорила снова, - Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Ответь честно, и, я клянусь, я больше никогда не произнесу при тебе имени Морики. Что произошло в твоей церкви накануне поджога? Что должен быть очистить огонь?