ВОЗВРАЩЕНИЕ. (часть 12 романа "Зечка").
Колёса вагона равномерно отстукивали путь домой… Забравшись на верхнюю полку и повернувшись спиной, Екатерина старалась не привлекать к себе внимания попутчиков. Перед глазами у неё стояла жуткая картина… Двое патрульных, заломив руки за спину, ведут к зданию вокзала мужчину. Он напряжённо поворачивает голову к уходящему поезду, и в этот момент их взгляды встречаются… Никогда ей не забыть этого взгляда. Взгляда, который мог бы изменить её жизнь. Мог бы…
Наступило утро. Екатерина отрешённо продолжала лежать на полке. Она не отреагировала на предложение проводницы насчёт чая и приглашение попутчиков поесть вместе с ними. Только к вечеру, женщина обеспокоенно зашевелилась, услышав громкий голос проводницы:
- Приготовиться к погранконтролю!
С каждым километром приближения к границе, плохое предчувствие Екатерины нарастало. Поезд, дёргая вагонами, остановился на припограничной станции. Глядя с верхней полки в окно, Екатерина увидела на перроне наряд пограничников, которые входили в вагон. Она с ужасом понимала, что на этом её поездка закончится, в лучшем случае её высадят с поезда, а в худшем, ей могут «приписать» найденный в вагоне контрабандный товар или другие запрещённые вещи. Тем временем наряд дошёл и до их купе. Двое пограничников, старший прапорщик и сержант стояли в проёме двери. Небрежно козырнув, сержант проговорил:
- Предъявить документы!..
Держа в руках паспорта и сверяя фотографии в них с личностями пассажиров, он вернул их владельцам. Её справку об освобождении передал прапорщику со словами:
- А с этой птицей что будем делать?
Они вышли в коридор и стоя у окна, напротив купе, не обращая ни на кого внимания, начали совещаться:
- Ну что, оформляем?
- И охота тебе с ней возится? С тощей доходягой…
- Хоть задержание будем иметь, всё какой-то показатель.
- Если хочешь с ней возиться, ничего не имею против. Проводи медосмотр, санобработку, доставляй в приёмник… Только я - пас.
- И тебе, Семёныч, не жаль отпускать показатель?!
- Ну, ты и жлоб, Колян. Второй год со мной служишь и никак не можешь понять, где надо напрягаться, а где нет.
- Семёныч, может подбросить ей что-нибудь?
- Зачем тебе, дураку, зубная боль? Ты забыл, как в прошлый раз нам за таджика влетело?
- Да ладно, Семёныч, не ворчи. Пропускаем?
- Конечно, пропускаем! Пускай там хохлы, на той стороне, с ней возятся… Нам тут своих б… хватает.
Сержант вернулся в купе, ткнул справку Екатерине в руки и скомандовал:
- Всем выйти в коридор.
Натренированным движением, одновременно, двумя руками рванул нижние полки, бегло осмотрел сумки пассажиров в нишах. Потом таким же натренированным движением подтянулся за края верхних полок и осмотрел багажные полки. Увидев сумку Екатерины, стащил её в проход и спросил:
- Это чьё добро?
Она подошла и молча расстегнула плохо поддававшуюся «змейку». Осмотрев её нехитрые пожитки, недовольно проворчал:
- Ну и запах! Бомжатником за версту несёт!..
Покинув их купе, он проследовал далее за прапорщиком к следующему.
Екатерина облегчённо вздохнула и снова забравшись на свою полку, скрутившись калачиком, глотала то ли слёзы радости, то ли слёзы горечи… Наконец, поезд двинулся и через несколько минут остановился на родной ей территории. На этот раз погранконтроль был не таким унизительным и носил, скорее всего, формальный характер. Возможно, потому, что в состав пограннаряда входили женщины, прапорщик и курсантка. Пожелав пассажирам счастливого пути, они прошли в следующее купе.
Когда все волнения остались позади, Екатерина успокоилась. Сон её не брал и всю ночь она простояла в тамбуре вагона, выкуривая одну сигарету за другой. Светало, поезд подходил к её станции. Отсюда, до родного посёлка рукой подать, каких-то тридцать километров…
Взяв свою сумку, Екатерина вышла в тамбур, поезд замедлял ход. Стервозная проводница, которая едва не испортила ей поездку, молча, со злостью глянув на пассажирку, открыла дверь, когда поезд остановился. Откинув подножку, проводница спустилась на перрон и посторонилась, уступая дорогу Екатерине. Спрыгнув с подножки и надев ручку сумки на плечо, женщина, не оглядываясь, бодро зашагала мимо вокзала в сторону трассы. Проезжающие мимо машины, на её «голосование» не останавливались, вид женщины, действительно, желал лучшего. Убедившись, что только зря тратит время, Екатерина зашагала вдоль обочины к направлению своего населённого пункта. Дойдя до развилки, она прочла на указателе «25 км» и горько произнесла:
- Не так уж и много…
Это расстояние она преодолела за пять часов. То ли от того, что уже была глубокая ночь, то ли по другой причине, но ни одна из обогнавших её за это время машин, не остановилась. Наконец-то, за очередным поворотом показались огоньки её посёлка. В её душе не было никаких чувств, женщина подходила к своему отчему дому уставшая и опустошенная…
Она увидела всё ту же перекошенную и не закрывающуюся калитку, облупленные, давно не крашеные стены, окна и дверь ещё не старого родительского дома. Часть деревянного забора отсутствовала, а две берёзы, когда-то растущие у веранды, спилены. Тут же лежали несколько расколотых чурок, и было ясно, что их использовали на топку. Екатерина несмело постучала в дверь, но в ответ ей была тишина. Она подошла к окну, и постучавшись, опять не заметила никакой реакции. И только после того, как стукнула в окно более настойчиво, в доме послышалась возня, сонный голос и через несколько секунд загорелся свет. В проёме распахнутой двери показалась мужская фигура и раздался неприветливо - раздражённый голос с явно кавказским акцентом:
- Это кого так поздно носит!? Нельзя ли до утра подождать!?
Увидев, едва стоявшую на ногах Екатерину, собрался закрыть дверь, сказав:
- Мы бомжам и нищим не подаём!
Чувствуя, что земля уходит из - под ног, Екатерина проговорила:
- Я не бомжиха, я здесь раньше жила…
Последние слова остановили мужчину. Раскрыв дверь на всю ширину он проговорил:
- Ну, тогда заходи…
Шатаясь, словно пьяная, Екатерина вошла в знакомый коридор, прислонилась к стене и в этот миг услышала из комнаты такой знакомый и родной голос дочери:
- Карен, кто там пришёл?
- По - моему, твоя блудная мать вернулась…
В соседней комнате послышался скрип старенького дивана и шлёпанье босых ног. В вышедшей к ним женщине, Екатерина с трудом узнавала свою дочь. Высокая, как она сама в молодости, с густой копной чёрных волос, но самое главное, что не могло укрыться от материнского взгляда, это большой округлый живот, который говорил сам за себя и за Машу - не менее семи месяцев… Сладко зевнув и протерев сонные глаза, она сказала:
- Уже поздно, мам, а у нас тут повернуться негде. Иди, ложись спать в летней кухне, а завтра обо всём поговорим.
Развернувшись, дочь ушла в комнату. Послышался знакомый скрип дивана и вскоре раздался её капризный голос:
- Каренчик, ну где ты там, милый? Иди ко мне…
Екатерина, молча развернулась и вышла во двор. Она даже не обернулась на закрывающего за ней дверь Карена. Перейдя двор, она подошла к летней кухне и с силой дёрнула старую, перекошенную дверь. Переступив порог, женщина чуть не упала, наткнувшись на какой-то предмет. Нащупав в темноте знакомый выключатель, попыталась включить свет, но перегоревшая лампочка не зажглась. В пламени зажигалки она осмотрела комнату, которую за время её отсутствия, превратили в кладовку для старых вещей. Её взгляду предстали старая кровать, сломанный стол, безногие стулья, старые вёдра, ржавое корыто, кастрюли и прочая утварь. Всё это складывалось в проходе между печкой и дверью. Здесь же стояла сетка с картошкой. Стараясь найти свободное пространство для ног, Екатерина пробралась к печке, и за ней нашла огарок старой парафиновой свечи, поднесла к её фитилю зажигалку, взяла на столе пустую бутылку из под пива и закрепила в её горлышке свечу. Поставив импровизированный подсвечник со свечой на стол, ещё раз осмотрелась. Сняв с вешалки старые пальто и куртку, кое-как расположилась на старенькой кровати, прикрывшись ими.
Утром, едва за окном начался рассвет, Екатерина проснулась. Кое-как пригладив волосы, осторожно пробралась среди громоздившихся вещей во двор. Старая колонка, давно требовавшая ремонта, пропускала воду, которая текла небольшим ручейком и где-то терялась в огороде. Подойдя к колонке, Екатерина подставила свои ладони под холодную струю. С удовольствием помыла руки и умылась. Вернувшись в летнюю кухню, взяла старое, но ещё целое ведро. Набрав в него воды, вернулась в кухню. Сначала вынесла во двор громоздившиеся в проходе вещи. Найдя кусок хозяйственного мыла и набрав в битый таз воды, постирала старые наволочку и простыню, которые были на кровати. Развесив всё это сушиться на верёвке, принялась за уборку комнаты. Екатерина переставила стол, вынесла во двор безногие стулья, тщательно вымела пол и взялась за мойку окна. Увлёкшись уборкой, женщина и не заметила, что солнце поднялось довольно высоко. В доме никто не подавал признаков жизни. Только теперь она почувствовала приступ голода и боли в желудке. Ведь за прошедшие сутки она совсем не ела. Покопавшись в сумке, подаренной ей Павлом Андреевичем, Екатерина нашла только единственную банку кильки в томате. Усевшись на пороге, женщина вскрыла банку ножом и принялась жадно, без хлеба, поглощать её содержимое.
В это время открылась дверь дома и в одной ночнушке, во двор вышла её Маша. Увидев с каким аппетитом мать ест консервы, она бегом кинулась к берёзе и, схватившись рукой за её ствол, её тут же вырвало. Отдышавшись, дочь шатаясь, подошла к Екатерине. Присев поблизости на одну из не расколотых чурок, она, почувствовав внимательный взгляд матери, раздражённо произнесла:
- Чего вылупилась?! Никогда беременной бабы не видела?! Думаешь, мне без тебя жизнь мёдом была?! Если ты рассчитываешь, что мы с Кареном будем тебя содержать, то хрен тебе!
Немного успокоившись, начала свой рассказ …
… Закончив в интернате восьмилетку, вернулась домой. Опекунство над ней оформил брат Екатерины, Василий, проживающий в соседнем районе. Племянницу он никогда не навещал, его не интересовало, что она ест или пьёт. Первое время перебивалась подаяниями соседей. И если с нищей пищей она как-то терпела, то носить обноски с кого-то хронически не могла. На красавицу-малолетку не раз заглядывались мужчины-соседи, даже начинали делать недвусмысленные намёки, но Маша эту «школу» прошла ещё в интернате.
В первый раз это произошло с учителем физкультуры в раздевалке, потом с местными ребятами, что постарше. И хорошо помнила, что всегда говорили ей «ухажёры» на прощанье:
- Только кому пикни, сука! Всё равно тебе, малолетке, никто не поверит!
Может, потому и потянулась к намного старше её, Карену. Познакомились они, до банальности, очень просто. Прошлым летом, на их улице, бригада кавказцев укладывала асфальт. Хорошо загоревший, чуть более тридцати лет, машинист асфальтоукладчика, попросил попить воды. Возвращая пустую кружку, засмотревшись на шестнадцатилетнюю молодую девушку, спросил:
- Красавица, а можно вечером к тебе придти?
- Зачем?..
- Попить водицы. Уж очень она хороша… из твоих рук.
- Ну, приходи…
Вечером Карен пришёл, да так и остался… Конечно, проблемы с едой сразу исчезли. Карен любил сам поесть и денег на продукты не жалел. Изредка дарил ей что-нибудь из вещей. Часть денег ежемесячно отправлял домой, где у него была семья. Да он и не скрывал этого. Но он никогда не выделял ей денег на карманные расходы. Всё, что считал нужным, покупал сам. К её беременности отнёсся не с восторгом, но спокойно. При этом сказав:
- Ты же сама прекрасно понимаешь, что жениться на тебе я не могу, да и не буду игнорировать наши обычаи. Хочешь, оплачу аборт, а хочешь, рожай. Но знай, что в следующем году я уеду домой…
Подумав, Маша решила рожать, предположив, что пособие на ребёнка будет её единственным средством существования, после отъезда Карена…
Выслушав рассказ дочери, Екатерина спросила:
- А где же твой брат Миша? Ведь вы с ним были в одном интернате…
- Миша? А Миша - в тюрьме…
Екатерина молча слушала второй рассказ дочери. Теперь о сыне …
… Вернувшись, после интернатовской восьмилетки, Михаил сдружился со своим сверстником, соседом Максимом. Видно, насмотревшись фильмов, типа «Бригада», сколотили вдвоём группу и решили таким образом подзаработать. Несколько недель следили за одной старушкой из посёлка, которая приторговывала коноплёй. Достали старое ружьё, ножовкой отпилили у него часть ствола и приклада, зарядили два патрона и подготовились идти на промысел. Вечером, положив в сумку обрез, направились к старушке. Чисто случайно, навстречу им двигался милицейский патруль. Нервишки Максима не выдержали, и он бросился бежать, а Михаила задержали. Пока он в отделении пытался наврать, что нашёл сумку с обрезом и нёс в милицию сдавать, отыскали Максима, который и выложил всю правду… На суде ребятам, по совокупности преступлений, присудили по пять лет. Вот и отбывают срок, попутно получая рабочую специальность и среднее образование…
Затянувшееся молчание прервал скрип двери. На порог дома вышел, сладко потягиваясь, Карен. Взглянув на пригорюнившихся мать и дочь, сказал:
- А вы чего сидите такие грустные?! Жизнь хороша и жить хорошо! Бери от неё всё, что можно, сегодня, ничего не оставляй на завтра!
Маша поднялась с чурки и направилась в дом. А Карен, обратив внимание на ноги Екатерины, сказал:
- А тёща у меня ещё ничего! Второй сорт - не брак! И нагло ухмыльнувшись, ушёл за дочерью.
Остальная часть дня Екатерины была занята постановкой на учёт в райотделе милиции, подачей заявления на получение паспорта. Возвращаясь домой, она зашла на рынок. Прогуливаясь между торговыми рядами, женщина жадно глядела на изобилие продуктов. В это время её кто-то окликнул. В неопрятно одетой, с сильным запахом алкоголя женщине, Екатерина узнала свою бывшую школьную подругу Светку. Та, возле продуктовой палатки разгружала товар. Улыбаясь беззубым ртом, картавя, спросила:
- Катька! Никак откинулась? Поди, жрать нечего! Подожди, я сейчас!
И подойдя к хозяйке палатки, начала ей что-то говорить, показывая в сторону Екатерины. Та, выслушав, кивнула головой. Через минуту Светка сунула ей в руки картонную коробку, при этом сказав:
- На! На первое время тебе хватит! А завтра, если не брезгуешь дружбой со мной, приходи на рынок, пристрою тебя где-нибудь…
Схватив коробку, Екатерина, забыв даже поблагодарить, направилась домой. Войдя в летнюю кухню и поставив коробку на стол, открыла её. Товара там было немного, но на первый случай достаточно - батон, кусок дешёвой колбасы, банка пива, сигареты, макароны, пачка чая, несколько одноразовых пакетиков кофе, кулёк развесного печенья и, вместо сахара, пакетик сахарной пудры.
Хоть чувство голода при взгляде на продукты и обострилось, но Екатерина решила приготовить что-то горячее. На старенькую электроплитку поставила кастрюлю с водой и. когда та закипела, бросила туда колбасу. Проварив её несколько минут, высыпала в кастрюлю макароны. Не найдя миски, она решила поесть из кастрюли. В это время дверь открылась настежь и в кухню вошёл Карен. Ехидно и довольно ухмыльнувшись проговорил:
- Никак, тёща моя собралась ужинать?! И даже любимого зятя не зовёт!
Подойдя к Екатерине вплотную, жарко задышал в лицо:
- Держись за меня, жалеть не будешь!
И после этих слов сразу перешёл к делу, пытаясь завалить Екатерину на кровать. Женщина сопротивлялась, хоть Карен был мужиком не слабым, но с прошедшей зоновскую школу Екатериной, он так и не справился. Борьба длилась несколько минут, и за это время они оба выбились из сил. Часто дыша и растирая руками царапины и синяки, они хищнически смотрели гневным взглядом друг на друга. Уходя, Карен бросил:
- Напрасно ты так со мной! Не жалеешь себя, как баба, так хоть дочь свою пожалей…
Она не придала значения его словам и, прикрыв за ушедшим дверь, села к столу ужинать. Ела она остывший ужин уже без аппетита, просто проглатывала пищу, понимая, что надо поесть…
Ночью Екатерина проснулась от того, что кто-то вошёл к ней в комнату. Сжавшись в комок, женщина приготовилась к сопротивлению, но голос дочери из темноты, успокоил её:
- Это я, мам! Мне нужно с тобой поговорить… Мне Карен всё рассказал. Зачем ты ему отказала? Он ведь мужчина, как раз то, что надо. Заниматься любовью не прочь по несколько раз в сутки, а я сейчас не могу, сама знаешь. Тем более, у меня угроза выкидыша, но его это не волнует… Только ляжет в постель и начинает приставать… Поверь, мам, я уже так устала от него… А ты так давно не была с мужчиной… Ведь тебе, в первую очередь, секс нужен для здоровья…
От услышанного Екатерина оторопела, она ничего не могла понять. Как родная дочь может говорить такое, матери! Усевшись на кровати, молча и укоризненно смотрела она на Марию. У Екатерины не было слов…
Подойдя к кровати, Маша присела рядом с матерью. Впервые, после долгой разлуки, обняв её за плечи, промолвила:
- Да не парься ты так, мам! Сейчас многие так делают, сама получишь удовольствие и меня выручишь! Знала бы ты, какой у него «аппарат»! Да и по возрасту вы с ним почти ровесники… Давай, не ломайся, как целка!..
С этими словами она вытолкнула мать за дверь… От услышанного Екатерина была обескуражена… Стоя во дворе, между домом и летней кухней, никак не могла привести свои мысли в порядок…
Возможно, она ещё долго так стояла бы в растерянности, но тут на пороге, в одних трусах, появился Карен. Подойдя к Екатерине и взяв её под руку он, направляясь с ней к дому, успокаивающе говорил:
- И стоило тебе ломаться? Я же тебя добром просил, чтобы пожалела свою дочь, а ты меня, как мужчину, очень сильно обидела. Сейчас будешь искупать свою вину…и не один раз…
От услышанных слов, от дочери и Карена, Екатерина пребывала, словно, в трансе. Она послушно, как под гипнозом, ему подчинялась. Раздев её догола и уложив на диване на место дочери, он начал получать удовольствие… Затем, откинулся на подушке… Немного отдохнув, повернулся лицом к Екатерине и проговорил:
- Ну, это не в счёт! Сачковать я и сам умею! Если тебе и вправду жаль Машку, тогда работай!
Чисто машинально, будто в каком - то страшном кошмаре, Екатерина исполняла все прихоти Карена, а в её мыслях, словно, проплывали все мужчины, с которыми сводила её жизнь … Под утро у неё даже промелькнула мысль:
- И стоило так этому противиться…
Утром Карен ушёл на работу. Не выспавшаяся Екатерина, молча стирала его и Машины вещи, убирала в доме. За весь день они с дочерью почти не разговаривали. Правда, Маша попыталась завязать разговор с матерью, подколов её:
- Ну как? Я ведь говорила тебе, если не будешь сопротивляться - получишь максимум удовольствия!..
Вечером пришёл с работы Карен. В присутствии Маши он подошёл к Екатерине и, схватив рукой ниже спины, нежно проговорил:
- Пошли! Я по тебе очень соскучился! Машке до тебя ещё расти и расти!
Пропуская её в дом, на пороге он повернулся и бросил растерянной дочери:
- Маш! Ты, пока, поживи в летней кухне…