Вместе вечером

Олег Аникиенко
    
         
      В стылом свете витрин лица прохожих серые. Снег заштриховывает им губы, сжимает слова в них, и, надвигаясь из снегопада, они проплывают в молчании.
    Холодно, тускло, тревожно…
    Люди торопятся, цепко вжимая подошвы в заснеженный скользкий
наст. Лоб и глаза их в тени.  У молодых и в тени глаза светятся. Но чаще встречаешь тех, у кого уже все случилось. Хорошо ли? Плохо?       
    Вот один – отделился от толпы, свернул в переулок. Дом с освещенными окнами, деревянный заборик в снегу… Смотрите!  Как  вбегает он  в массу детей, не замечая ни запаха, ни шума, как выискивает своего, похожего…Женщина с грубым лицом выносит ему уставшего за день ребенка. Человек хватает его, целует… А она, вразвалку, идет на своих толстых с разбухшими венами ногах, рассеянно оборачивается, словно вспоминая, где и чей ящик с бельем… И тогда он видит: ее ГЛАЗА – мутные, одуревшие от крика, от запаха хлорки и горшков, от постоянного, отупляющего детского плача. Потухшие, неживые глаза.
    Человек выходит под снег, под мерцающий свет витрин.  Поток промелькнувших лиц сдвигает в памяти то странное выражение женщины, и лишь ГЛАЗА ее – остаются.          
     И, возможно, через несколько лет они встречают эту  няньку из ясель. Она шутит: « А помнишь, как тетю зовут, помнишь?»...- и  сын молчит, а на лице человека улыбка.  Он не может подсказать. Глаза ее в тот день будут ясные, только старые очень глаза, израсходованные.       
     «Нелегка жизнь…» - подумает тогда человек. Но потом,   поглядев в себя глубже, честнее, он найдет в своем сердце и другие слова. Ему будет трудно их высказать. Они будут путаться, мешаться с желанием сделать  такое, чтобы глаза эти к вечеру не теряли  человеческого  блеска. Может, захочет он, чтобы кто-то большой и мудрый, протянул свою руку с небес, поглядел в глаза той  женщине и погладил ее по затылку: «Держись мол, я все знаю…»
      А пока – вечер. Он придет и сегодня, раскинув свой черный платок с блестящими искрами звезд. И шагнут вновь прохожие в вечернем свете. И от этого света будет трудно видеть их лица, и особенно трудно – ГЛАЗА: одинокие, ждущие, скрытые легкой полоской таинственной тени.