Это уже третий рассказик, который я выкладываю :-) здесь.
И в этом, и в предыдущих двух не отражаются зачёркнутые слова. В тексте их немного, пять-шесть. Так как в тексте они не зачёркнуты, наверное, читателю непонятно, зачем они в тексте? Удалить их - тоже как-то жалко, вдруг научусь здесь на этом портале зачёркивать слова. Так что не обессудьте:-)
В самом конце 70-х мы с Ленкой решили пожениться.
(Хм, это она тогда решилась. Я же это решение принял еще год назад.)
Да, да. Никогда до этого не возникало желания жениться, ни разу. Когда же увидел Ленку, сразу понял: - пи…ц, надо жениться.
Год мы еще с Ленкой женихались, тем более, что я заканчивал пятый курс института в Москве, а она заканчивала институт совершенно в другом городе. Этот год мы постоянно мотались друг к другу на самолетах, тем более, что тогда студенты платили всего половину стоимости билета. Не знаю, как сейчас.
Свадьбу решили сыграть в самом конце августа («сыграть свадьбу» - громко сказано, человек 30 друзей, одна молодежь, тогда это называлось: «комсомольская свадьба», хотя мы отношение к комсомолу имели постольку-поскольку, по-моему, только членские взносы платили и всё).
В июне у нас обоих начиналась жаркая пора защиты дипломов, после этого я должен был отдать свой воинский долг Родине на двухмесячных сборах в лагерях.
Защитился.
Уехал на сборы.
В армии мне не понравилось. Причем, сильно не понравилось. Даже до злости на офицеров. Здоровые бугаи, а занимаются какой-то херней. В то время среди офицеров начинало расцветать пьянство и казнокрадство. Каждого из нашего выпуска приглашали остаться в армии офицерами. И хотя зарплата была значительно выше, чем у простого инженера, из нашего выпуска согласился остаться в армии только один.
Сборы наши проходили в обыкновенной воинской части. Казарма у нас была только летняя, не отапливаемая. А так, все остальное, так же как у двухгодичников, служивших рядом, за одним забором. И столовка, и плац, и «чипок», и учебка. Занять нас в общем- то было нечем. Поэтому львиную долю этих двухмесячных сборов занимали муштра, строевая. Офицеры в учебке попались какие-то… Ну ладно, не буду обижать Армию. Но я думаю развал в Советской Армии начался уже тогда, в конце 70-х. И дедовщина, я думаю, началась в армии в первую очередь из-за офицеров. Не захотели они работать, отдали все на откуп сержантам и старшинам, короче тем же солдатикам. Ну и тут же внутри содатской братии появились свои законы, дедовщина. Нет, у нас-то во взводе дедовщины не было. Да и как она могла быть, если взвод – это та же студенческая группа. Как было нас в группе 30 пацанов, этим же составом сформировали из нас взвод. Старосту нашей группы, служившего до института в армии, назначили замкомвзвода.
Сразу же объявили, что отъезд в два этапа. Провинившиеся уезжают 1-го сентября, те, кто без нарушений - 27-го августа. Так как на свадьбе мне одному делать было нечего, сразу же договорились: два месяца не пьем, в самоволку не бегаем, девок не водим... не!, раньше такого в Армии не было. Я во-всяком случае такого не видел и не слышал. Ну так как девок не водим, все свободное время гоняли футбол, «качались» на турнике, брусьях, штанге. Я чего-то сдуру решил после свадьбы начать новую жизнь. Не пить, не курить, не е…ться. Начал готовить себя к новой жизни. Ну про первое и третье в армии я уже писал. А вот про второе: - да, да даже бросил курить (это было первый раз в моей жизни. Но… не последний). Короче, через два месяца должен был предстать пред очами, ланитами, устами своей избранницы во всей красе, накачанный, со свежим дыханием, с мощной дыхалкой, готовый на подвиги на любовном фронте.
Про бром в армии, по-моему пи…ят (зачёркн) врут. Во всяком случае, нам либо не подсыпали в компот, либо на нас он не действовал. Как-то утром проснулся до подъема по малой нужде, спрыгнул со второго яруса, запрыгнул в сапоги без портянок, шкондыляю к выходу в одних солдатских трусах и сапогах, а тут Дима Кабанов с другого крыла казармы по той же нужде навстречу. Встретились двумя выпирающими, готовыми разорвать сатиновые солдатские трусы файлосами. Оба прыснули (не брызнули! а прыснули от смеха, все же остальные спят, не погогочешь). Оба сошлись во мнении: О какие мы мужики, даже бром нас не берет!
27-го августа загрузились в поезд и отчалили в Москву.
Прибытие рано утром 28-го. По дороге состоялось заседание штаба взвода (теперь уж опять группы). С бумагой и карандашом помечтали, как будем отмечать исполнение своего воинского долга, (заодно и мальчишник перед свадьбой).
- Так, возьмем два ящика водки.
- Нет, давайте возьмем десять ящиков пива.
- Нет, возьмем два ящика водки и десять ящиков пива.
- Хорошо.
- Так, нажарим яичницы с салом, лучком и сверху польем кетчупом (в Москве тогда уже был кетчуп, назывался как-то по другому).
- Да.
- О! Слушайте, картошечки, картошечки пожарить на сливочном масле.
- Да, конечно, конечно.
- Так, ты бежишь за помидорами, огурцами и всем остальным.
- Хорошо.
- Так, что ещё?
- Ммм… Пельменей, пельменей купить! (Не помню, продавались тогда в Москве пельмени или нет? А, продавались. Фуу, х….ые безвкусные такие, их даже и жарили на сковородке, а всё равно, херня безвкусная получалась). Нет, про пельмени мы тогда не говорили.
Ну вот, примерно так мы мечтали о том, что будем делать сразу же, как приедем в Москву.
Сбор в общаге в 14-00. (Москвичам нужно было появиться дома, бросить вещи, отмыться ну и т.д.).
Общаговские разбежались по магазам, рынкам, притащили ящики с водкой, пивом, тоже отмылись в родной общаговской душевой, в подвале здания (Эх, пять лет прожили. Общага стала родным домом).
Общежитие было пустым.
28-е августа. Кто же в такую рань приезжает. Первокурсники (зеленка, блин) числа 30-го начинают съезжаться. Остальные после 1-го сентября начинают подтягиваться. Главное, чтоб не было «войны». Все уж, наверное, знают эту историю с телеграммой про «войну». Ну, ладно, расскажу. Может молодые «россияне» (блин, не было ведь тогда такого слова. Ельцин придумал.) не знают.
- Москвичам на каникулах давали задание: - ближе к концу августа сходить в институт и посмотреть расписание занятий. После этого отправить телеграммы общаговским по разным городам (сотовых-то тогда не было), и сообщить: - в какой день по расписанию будет «война».
«Войной» назывался день недели, в который были занятия по военной подготовке. Тяжелый был день. Во первых занятия начинались на 20 минут раньше (ох как тяжело давался этот утренний подъем на 20 минут раньше неокрепшему ребятенку после бурно проведенной ночи в общаге), и заканчивались они ближе к 6-ти вечера. И так каждую неделю, все четыре года (со 2-го по 5-й курс).
Девченки в этот день вообще в институт не приходили (да их и было то в институте всего-то, в нашей группе вообще ни одной).
Именно поэтому мы и не служили в армии, а только два месяца в лагерях. Пропустить эти занятия было нельзя. НИКОГДА. НИ ЗА ЧТО. Только если справку о болезни принесешь. Поэтому все общаговские после летних каникул подъезжали к этому дню недели.
Москвичи писали в телеграммах: - война будет в четверг, например. Естественно, такие телеграммы на почте не принимали, поэтому приходилось как-то шифровать. Однажды, молодая неопытная почтальонша отправила такую телеграмму. В том городишке случился переполох. Якобы студентика вызывали в местное отделение ФСБ (зачёркн) КГБ.
Врут, наверное. А может, правда.
Ну да, ладно. Вернемся к повествованию.
Общежитие было пустым.
Да, если бы кто и был. Пятикурсник, вернувшийся с лагерей, был хозяином в общаге. Он и так-то в последний год обучения был для перво и второкурсников чем – то таким недостижимым. А тут всё! П…ец конец! Диплом получен, долг Родине отдан. Отмучились. Впереди новая жизнь. Через три дня разлетимся по далеким просторам необъятной Родины. И только лет через 20 начнем искать друг друга. Ну, как ты, жив? А Толстый? Жив-здоров? Как у него дела? Да ты что! А Чирка посадили? А Длинного бандиты…? А Рыжего на войне? Погоди, на какой войне? В Приднестровье? Е.…ь - колотить! Во жизня-я!
Пока мы этого еще не знали.
В два часа все: и Рыжий, и Толстый, и Чирок, и Прохор, и Длинный, и Пузо, и Хип, и Рык, и Глыба, и Ремез, и Пуля, и Фуршуал, и Ваня, и Земеля, и Синица, и… короче, все сели за стол. (Все кликухи не вымышлены, истинные. Не назвал здесь своего Друга. Уж слишком много я рассказывал Жоре о тебе. Он знает твоё имя. Извини Друг).
Первый тост – за диплом.
Второй – за звёздочки (ну как же – мы теперь лейтенанты запаса).
Третий - … ну и т.д.
Не забыли и про меня. Ну, это мы уже пья-я-ные бы-ыли.
- Эх, Санек, Санек, ну как же ты так? А? Может одумаешься? Не поздно.
Чирок: - Да ты чё? Ленка – клёвая чувиха! Наша! Не слушай его, Санек. Давай выпьем.
- Давай!
- А где она?
В пьяной медленной карусели расплывающихся образов долго вспоминал: - где Ленка.
- А, завтра прилетает. В семь вечера должен встретить в Домодедово.
- Погоди, а где свадьба – то? И когда?
- Ммм… Кажется в Славянском Базаре. Завтра. Нее – послезавтра. Не-е-т, послепослепосле….
(У Ленки родной дядька работал в Кремле, где-то в обслуживающем персонале. Ну, вот он и организовал нам за эти два месяца и свадьбу в Славянском Базаре, и первую брачную ночь на неделю в гостинице «Россия», ну и всё, всё, всё).
В девять вечера вышли на улицу.
И тут меня заклинило. Какая – то неведомая сила потянула меня в сторону любимого моего кабака, с которым связаны самые теплые воспоминания четырехлетнего времяпрепровождения в кругу милых, теплых, мягких, упругих, душистых, пахучих, пушистых, колючих, красивых, некрасивых (а все равно желанных), умных, неумных (а все равно красивых) и т.д. прекрасных дам. Я не был в этом кабаке уже год.
Полгода назад я узнал, почему меня тогда заклинило.
Полгода назад завели собаку Василия (жизнь заставила). Рядом лес. И Ленка каждый день выгоняла со двора собаку и меня в лес. Чтоб не срал во дворе (не я, собака – кобель).
До леса метров сто нужно пройти по нашей улице, а тут чисто прибранные газоны, розочки х….зочки. По улице собака Василий тащит меня на поводке. На опушке леса поводок отстегиваю, и собака гоняет по лесу без поводка. Как то убежала довольно далеко, затерялась в кустах и не отзывается сука (кобель). Потом прибежала, правда.
Как то волнительно стало. А вдруг убежит с концами. Спросил у бывалых собачников: - может убежать – то? Да не, не может. Знает ведь, где ее кормят. Погоди, а собака сука или кобель? Кобель – говорю. Ну, тогда ты, когда время настанет, сучку лучше во двор приводи. В лесу ему не давай. (Хе-хе. Я – не давай). Они то место до смерти не забывают. Бывали случаи, прибегут на то место, нюхают, нюхают, а потом лягут на то место и воют, воют.
П…..ят, конечно.
Однако, я вспомнил в этот момент тот случай, что произошел со мной накануне свадьбы.
Вот так вот, год хранил верность своей любимой, два месяца из которого уже даже и не курил, накачивал мышцами свое молодое тело для нее, для любимой, освежал дыхание для ее уст (опять же, в смысле, не курил). И нет же, куда – то потянуло. Кобель сука.
Похоже, я тогда нажрался до истинного своего состояния, до истинного своего лица. Никогда больше в жизни я не напивался до такого состояния. Никогда.
Короче отбился я тогда от шумной ватаги пьяных своих собутыльников (фу, как плохо сказал) сокурсников по группе, или сослуживцев по взводу. Их тоже куда – то повлекло, на поиски приключений. Но они, как броуновское движение, шныряли с одной стороны улицы на другую, приставая к девушкам, однако держались одним клубком, одним роем возбужденных алкоголем самцов. И только меня одного оторвало от этого роя и относило все дальше и дальше от спасительного клубка моих друзей, готовых в эту минуту за меня и пасть порвать, и жизнь отдать, в огонь и воду. Тем более, они думали, что через день будут гулять на моей свадьбе. Они не заметили, как меня оторвало от их компании, они не учуяли ту неведомую силу, что проскользнула мимо них и уцепилась в меня одного.
Господи, как же мы тогда напились.
Я медленно, но упорно, качаясь из стороны в сторону, приближался к тому приключению на свою жопу задницу, которое долгое время оставалось тайной для некоторых близких мне людей.
Я вошел в кабак. За ближайшим ко входу столиком сидели двое. Господи, ну почему это были не девушки, не женщины. Я все равно остался бы чист перед Ленкой. В таком состоянии от меня как от козла молока. Дои, не дои. Ну почему это были не два каких-нибудь инженеришка.
За столом весело разговаривали и выпивали, озорно стреляя глазами на хорошеньких девушек, в предвкушении приятного продолжения вечера двое молоденьких, стройных, красивых, с иголочки одетых в новенькую блестящую форму лейтенантишка.
Дальше я ничего не помню. Хоть убей.
…
…
…
Я проснулся от невыносимого желания пить. Пить. Пить. Воды.
Приподнял голову. В голове, тупой болью… (в литературе уже тысячу раз лучше меня описывали что было в этот момент в голове, роте, рте, во рту). Рядом со мной, вплотную лежало штук пятнадцать тел. Совершенно незнакомых. Ни одного женского тела. В окно пробивались лучи солнца.
Утро.
Некоторые тела шевелились. Справа от меня донеслось: - пи-и-ть, пи-и-ть, воды-ы. Теперь слева: - пи-и-ть, пи-и-ть, воды-ы. Ух, ёп-тыть. Мы все, что-ли одинаковые? Лязгнула дверь. Посмотрел на нее. Ух, ёп-тыть. Металлическая. Дверь со скрежетом отворилась. На пороге стоит вчерашний лейтенантишко. Ух, ёп-тыть. Ехидно улыбается. Что-то поширше стал лейтенантишко. О, и не лейтенант ни х…я, ни хера. А старшина. Да и форма другая. Ухх, значит показалось.
- Подъём. Всем на выход. По очереди. Пить из крана в туалете. Там же и поссыте.
Ёпана! КПЗ!
Только сейчас обратил внимание, что окно зарешечено, а то на чем мы спали вповалку, было каким-то деревянным настилом от стены до стены.
Тела начали медленно вставать, кряхтеть, приподниматься. Встал и я. Прошел в туалет, наклонился к крану, в голове… (дальше лучше у классиков).
Потихоньку народ начал медленно приходить в себя. Начали рассказывать кто, за что. Стал раздаваться смех. Начались подъе…ки приколы. Больше прикалывались над теми, кто вообще ни хера не помнил. И я начал похихикивать. Несмело так. Неуверенно. Среди нас был один ну уж в очень дорогом костюме. В черном, блестящем, велюровом. Сейчас это, наверное, смешно. А тогда, это был ну просто писк. Он тоже дружно хохотал со всеми, но про себя ничего не рассказывал. Я также ничего не рассказывал. Потому что не помнил. Начали вызывать по одному. Первым пошел тот, который в костюме. Кстати, всех вызывали по фамилии: -старшина открывал дверь, - Иванов! и выжидательно пробегал по лицам (кто тут Иванов), а того, первого вызвали: - кто тут из Елисеевского? Тот с улыбкой на лице, встал, попрощался с нами, пожелал удачи.
Прошло часа три. Ряды наши медленно, но уверенно редели.
Осталось пятеро. И все. Застопорилось. Трое из нас, оказалось уже не первый день тут «живут». Они были спокойны.
- Да не ссыте вы, сейчас пожрать принесут. Мы тут пятнадцатисуточники. Вас скорее всего, тоже оставят вместе с нами. Впятером все веселее, чем втроем.
Эмоций и чувств не осталось. Я затарабанил в дверь.
- Чего тебе?
- А меня почему не вызывают?
- Как фамилия?
- Прохоров (с этого поста я стану Прохоровым. Не понравилось мне в прошлом посте быть Такой-товым. Прохоров, Александр Владимирович.)
- У, ёё… И закрыл дверь.
Я снова затарабанил.
- Я тебе сейчас постучу. Вызовут.
Прошло еще полчаса.
Дверь открывается.
- Прохоров! На выход.
Заводят в кабинет. За столом майор.
Короче, устроил я вчера драку с двумя лейтенантами, разбил витражное стекло в ресторане. «Шьют» мне 15 суток.
С кончика языка чуть не срывается: - А можно я послезавтра приду, завтра свадьба, вчера мальчишник был? А? Можно?
А в это время…
…
В это время народ в общаге уже проснулся. Как всегда, в таких случаях со смехом начали вспоминать вчерашние приключения. Чего-то в этих воспоминаниях не хватает.
- А где Прохор?...
…
- Где Прохор?
- Потеряли…
- Где потеряли? Как потеряли?
…
Нашли они меня часа через два.
Переговоры с майором вёл не я. Я в это время сидел в КПЗ. Сошлись на 70-ти рублях. По тем временам это были большие деньги. В общаге в это время продолжала отмечать диплом и звездочки пятая часть населения общежития (пятый курс). Да москвичи еще не расходились по домам, да и не собирались. Одногруппники пробежали по этажам с шапкой: - выкупать Прохора.
Собрали быстро. В семь вечера я был в Домодедово. Встречал Ленку.
Лет через двенадцать встретились мы случайно с хорошим моим приятелем Стасом на одном из курортов Крыма. Он был на два курса младше. Но жили мы в общаге, в одной комнате. Он тоже учавствовал в том мальчишнике. (Приехал пораньше с каникул, чтобы проводить нас). Я не видел его все эти двенадцать лет. Я был с Ленкой, он был с женой. Сидим вечером в ресторане. Он говорит: - А помнишь как мы выкупали тебя из КПЗ?
Пришлось рассказать Ленке. Не все, конечно.
Был прощен за давностью лет.