- Надо покидать минор. Мне уже самому обрыдли эти унылые тональности в разговорах и атмосфере, - проговорил я. - На смерти возлюбленных, как бы этого не хотели они сами, мир для нас - не заканчивается. Любовь превратилась в падаль, мы - тоже мертвы-мертвёхоньки, а жизнь, сука такая, летит вперед! Наша задача - вскочить на подножки этой электрички.
- Я-то воскрес уже, - улыбнулся Сархан, - Это ты... по Голгофе Пхукета таскаешь свой крест.
- Пора пустить его на дрова. Хотя, не стоит меня сравнивать с Джизесом. Скорее я - разрубленный на четырнадцать частей Осирис. Но, в отличии от него, у меня есть небольшое преимущество - мой член не съели рыбы. И этим следует воспользоваться. Дело за малым: найти свою Изиду. Ведь, если верить мифам, - а мифам надо верить всегда, - она любила меня еще до своего рождения.
- Любила до рождения? Интересная мысль.
- Обаятельно-бредовая.
Мы отправились на вечерний рынок, мимоходом обсуждая грядущее посещение "крокодильего" ресторана.
- Я не хочу туда ехать. Может ты найдешь кого-нибудь? - заявил Сархан.
- Да не проблема. Сейчас первую попавшуюся самку подхвачу под локти, и буду сватать в этот крестовый поход. Ты так это, наверное, себе представляешь?
- Ну, пойми меня! Я брезгую! Крокодил....такая противная тварь.
- Противные твари, как правило, и являются самыми вкусными. Сомнения? Поразмысли о женщинах.
Пока мой друг переваривал сказанное, меня неожиданно унесло прочь и эта узкая, запруженная людьми и автомобилями, магазинами и кафе, азиатская улочка почти исчезла из моего поля зрения.
Я ощутил некий внутренний прорыв, какое-то мощное и тайное внутри себя движение.
Моя любовь, словно бумеранг, возвращалась ко мне.
Возвращалась, как посланная в мир, но так и не нашедшая конечного адресата, голубка.
Это хмельное чувство собственной единичности и неповторимости, трехкратно увеличившись, будучи отраженным от поверхности души другого существа, теперь нагнало меня, угрожая изменить то, что я считал в себе незыблимым.
Закралось предчувствие, что раз и навсегда, отныне и безвозвратно, я стану сложнее и глубже, чем был до сих пор, чуть эгоистичнее, но, вместе с тем, и гораздо щедрее.
Это было настоящее и внезапное самоопьянение.
Какая-то аутонаркотизация.
Ненароком рожденная когда-то любовь, как собака, ласково заглядывая в мои глаза, вылизывая мне руки, жалась теперь к моим ногам, вдоволь наблудившись и вывалявшись в угодьях чужого сердца с псами сходной породы, на которых я ее натравил, некогда спустив с цепи и шепнув на ухо "фас!".
Она была всё еще голодна, но всё так же по животному серьезна и, вместе с тем, игрива, а я, в свою очередь, понимал теперь, что выгуливать ее будет сложнее - для удачного инбридинга понадобятся еще более тонкие и изысканные партнеры.
- Моя сука! Сучка ты моя, ненаглядная! - мысленно шептал я ей, не идентифицируя больше этих слов с личностью, от меня оторвавшейся и сделавшей выбор в пользу одиночного эротического слалома между разнокалиберными шива-лингамами, торчащими из-под почерневшего наста.
Моя онирваненность достигла такой степени, что когда со мной заговорила прохожая, я ничего не услышал, а завороженно следил, как по-рыбьи безмолвно открывается и закрывается рот молодой женщины, верхней губе которой силикон придал искусственную чувственность.
Я извинился и попросил повторить сказанное.
- Я услышала русскую речь и поняла, что вы из России. Извините, но я слышала, что где-то недалеко должен быть вечерний рынок. Вы не знаете случайно, как к нему пройти?
- Мы как раз туда и идем. Можете составить нам компанию.
- Прекрасно, - устало произнесла она и тут же добавила: - Это моя подруга - Светлана. Меня зовут Евгения.
- Очень приятно, Евгения. Моего друга зовут Сархан. А я - Сергей.
И тут мне меня осенило: я вспомнил, что уже видел это лицо, причем, не далее, как сегодня.
Эту высокую, симпатичную женщину выделяли из толпы не столько силиконовые бонусы в ее теле, - губах и груди, - сколько совершенно особенное выражение лица, открытое, но вместе с тем, несколько капризное, излучавшее не то чтобы недовольство жизнью, а так...некоторое в ней сомнение.
При всем при этом, в каждом ее движении присутствовала такая теплая, плавная грация, что делала ее персону крайне притягательной для лиц противоположного, - а вероятно, и не только для противоположного, - пола.
Однако, в память врезалось не это, - в противном случае я бы тут же ее узнал, - а джинсовые шорты, каковые так плотно прилегали к низу ее живота, что позволяли удостовериться любому, кто, по тем или иным причинам еще не успел расстаться со зрением, в том, что внешняя часть ее полового органа прекрасно развита и имеет красивую форму.
Теперь же, Евгения была в легком, но не прозрачном, скрывающем ее гибкую фигуру, сарафане, а это обстоятельство во многом и объясняло тот факт, что она была узнана мною не сразу:
- Кажется, мы уже виделись сегодня.
- Да. Вместе ездили на Симиланы.
Я подумал про себя:
- Зачем тогда был нужен этот финт: "я услышала русскую речь"... и так далее? - но проговорил вслух совсем другое.
- На вас еще были такие замечательные шорты...
- Шорты? Вам они врезались в память?
- Не то чтобы врезались или впились, конечно, но запомнились, - улыбнулся я.
- Вы, наверное, из Москвы? - нисколько не смутившись, продолжила Евгения.
- Да. Но я не москвич.
- А выглядите, как москвич.
- То есть? - я был близок к тому, чтобы рассмеяться.
- На протяжении всей поездки у вас было такое выражение лица...Снисходительно-пренебрежительное, что ли.
- Сейчас такое же?
- Нет. Как только вы заговорили, эта маска слетела с вас.
- Забавно, но я о вас думал примерно тоже самое.
- Что же именно? - она лукаво улыбнулась.
- Что вы, скорее всего, этакая избалованная мужским вниманием столичная штучка.
- Похоже, мы оба ошиблись.
- Да. И это меня радует.
Евгения промолчала, но одарила меня таким взглядом, что я сию же минуту понял, с кем, скорее всего, поеду вечером в ресторан.
- Откуда вы, Женя?
- Из Новосибирска.
- В принципе, не так уж и далеко отсюда.
Она рассмеялась.
- Странная манера у вас шутить.
- Что же в ней странного?
- На лице нет и тени улыбки.
- Если бы я сначала заливался смехом, а потом острил, то эффект был бы абсолютно противоположный. Вы согласны со мной?
- Пожалуй, вы правы.
У меня возникло такое ощущение, как будто я, после некоторого перерыва, опять засел за шахматы.
Снова традиционное выдвижение вперед второстепенных фигур, жертвоприношение коней, рокировки, обманные маневры, шахи, блокировки, комбинированные нападения и всё ради того, чтобы, нейтрализовав неуступчивого и стервозного ферзя, подобраться к нежному и беззащитному королю.
Лицо моей спутницы больше не транслировало вовне разочарование действительностью, его выражение изменилось и, улыбаясь одними глазами, она с научной тщательностью изучала мою внешность, медленно и беззастенчиво сканируя мое лицо, плечи, руки.
- Откуда вы?
- Из Таганрога.
- Недалеко от Москвы, наверное?
- Практически рядом. В одной тысяче ста шестидесяти четырех километрах.
- Вы смеетесь надо мной?
- Нет. Таганрог - второй по величине город в Ростовской области.
- Ну, извините, я не сильна в географии.
- Надеюсь, что вы сильны в чем-то другом.
- В чём же вы хотели чтобы я была сильна?
- В чём-либо прямо противоположном географии.
- Например? - не унималась Евгения.
- В том, что даже отдаленно не связано с географией.
- Мне кажется, что вы собираетесь сделать намек на какую-то скабрезность.
- Нет, Женя. Это вы хотите из меня его выудить.
- А вот, собственно, и рынок, - проговорил я, указывая на ворота храмового комплекса, на территории какового и располагались бесконечные торговые лотки.
- Вы пойдете с нами?
- Нет. Мы бегло пробежимся вдоль прилавков, кое-что купим и вернемся в гостиницу. А вам, Женя, я хотел бы сделать предложение.
- Какое?
- Какие у вас планы на этот вечер?
- У меня мелькала мысль съездить на Патонг. А что хотите предложить вы?
- Я предлагаю сегодня, в качестве компенсации, отправить туда крупного эксперта по Бангла-Роад - моего друга Сархана. А нам - отправиться в некий ресторан, который специализируется на стряпне из крокодила.
Евгения задумалась.
- Соглашайтесь. На Бангла-Роад народ накачивается спиртным, кочуя из клуба в клуб, с благой целью самозабвения и самоутраты, а мы, вместо того, чтобы сорить собой в пьяном угаре, напротив, постараемся запомнить этот вечер, хотя бы благодаря совместно съеденной рептилии.
- Ну, хорошо. Уговорили.
Я указал наименование отеля и время, заранее оговоренное с гидом.
Галантно раскланявшись с соотечественницами, мы рванули скупать манго и маракуйю, а я весьма неосмотрительно купил еще и дуриан, каковой нельзя было проносить в гостиницу, но, забегая вперед, сообщу, что всё-таки это сделал, хотя и никаких дивидендов из этого не извлек.
- Круто! Красавчик! Ведь можешь, когда захочешь! - Сархан радовался, как ребенок, не скрывая своего восторга тем, как легла карта сегодняшнего вечера.
- Чего не сделаешь ради тебя, - улыбнулся я.
- Да ладно! Козырная телка! Я тебе даже завидую.
- Вот! Вот по-настоящему козырная телка! - заметив свернувшуюся в клубок прямо у моих ног крупную тысяченожку, я аккуратно поднял ее и быстро бросил в пакет, опасаясь, как бы она не успела выделить опасный для кожи ядовитый секрет.
- Блин! Ты сумасшедший! - отпрыгнул от меня в сторону Сархан, - Что это за тварь?!
- Тысяченожка. В длину, примерно, сантиметров пятнадцать.
Я проверил удачно ли разместилось насекомое в моей сумке поверх фруктов и неизвестно зачем купленного жемчуга:
- Надеюсь, довезу ее до Москвы.
- Вот у тебя крышу рвет от всей этой дребедени!
- К несчастью, уже не так, как ты думаешь. Даже в этом заскоке - произошло смещение. Коллекционирование утратило свою прелесть. Я - другой. И это так неожиданно: умереть посреди жизни и стать кем-то еще. Никогда я еще не был так свободен от самого себя. Со мной рассталась не только любимая женщина, но и сам я куда-то ушел. Ушел от себя. Ни меня, ни ее - теперь нет. Зато, есть иной я, который способен на всё. На всё, что угодно. Возможно, честнее и гуманнее было бы утопиться на Симиланах, но у меня есть предчувствие, что монстр, в которого я переродился, будет востребован, и я еще потанцую. Потанцую, блятть!
- Сергей, у нас еще есть минут десять, но не больше, - очень спокойно и неторопливо проговорил Георгий, влажно блеснув темно-карими глазами в электрическом свете люстр ресепшен.
Я мысленно отругал себя за то, что не взял телефон у своей новой и опаздывающей сейчас знакомой, каковая, возможно, в данную минуту была озабочена розысками моего отеля.
Однако, не успел открыть рот, чтобы поделиться своими соображениями по этому поводу с флегматично-меланхоличным гидом, как увидел Евгению, вплывающую в холл гостиницы в облегающем бирюзовом платье.
Уловив направление моего взгляда, Георгий склонил голову набок и, разведя руки в стороны, сверкнул зубной эмалью:
- А ждать определенно стоило! - с видом глубокого знатока, вполголоса промолвил он так, чтобы женщина не могла слышать его слов.
Мы ехали уже полчаса в довольно просторном автомобиле, с некоторой претензией на роскошь в убранстве салона, и моя спутница, начала проявлять признаки нетерпения, беспокойно ерзая на месте и поминутно с некоторой тревогой поглядывая на водителя.
- Вы не знаете, сколько нам еще ехать? - спросила она наконец.
- Понятия не имею. Но нам ведь некуда спешить, не так ли?
- С одной стороны, вы правы.
- А с другой?
- Мне кажется, что мы едем слишком уж долго.
- Да вы не беспокойтесь. Это нормальная практика для Таиланда - завезти куда-нибудь туристов, убить, а затем, грамотно расчленив, покормить томящихся на фермах голодных крокодилов.
- Очень остроумно.
- Я такой.
- Вы очень себя любите, Сергей?
- Да так...Я же один у себя. Понимаете?
- Вы души в себе не чаете, по-моему!
- Немного, всё же, чаю. А вы любите чай, Женя?
- Предпочитаю кофе, - улыбнулась она, давая понять, что мое ёрничанье не наносит урон эстетике ее мировосприятия.
В конце концов, мы зашли в ресторан, всё убранство которого состояло из двух роскошных столов из сердолика, чучела крокодилы Гены на стене и двух тайских Чебурашек женского пола, по-солдатски стоявших по обе стороны от входа, в состоянии полной боевой готовности бог знает к чему.
- Это ведь камень? - спросила Евгения, поглаживая отполированную оранжево-красную поверхность стола.
- Боюсь, что да.
- Интересно, какой?
- Разновидность оксида кремния. Сердолик. Считается, что он усиливает энергетику человека, привлекает любовь лиц противоположного пола и так далее.
- Вы меня пугаете, Сергей.
- Со стороны это почти незаметно. У вас завидное самообладание, Женя.
Она довольно мило рассыпалась в серебристом смехе и в глазах появилось какое-то новое, беззащитно-робкое выражение.
Это так не вязалось со всей ее внешностью, что я, забывшись, полностью ушел в его созерцание, беззастенчиво считывая с ее лица водяные знаки бессознательного и маркеры тех едва заметных колебаний души, с которых в жизни этой молодой женщины, - как, впрочем, и каждого человека, - вероятно, и начиналось зарождение каждого увлечения.
- Вы производите впечатление весьма умного, эрудированного человека.
- Такое часто случается с дураками. Мои знания не имеют никакой практической пользы.
- Прекратите кокетничать, - улыбаясь, она прострелила меня насквозь дымчато-серым взглядом, неожиданно вспыхнувших глаз.
- Культурный багаж, как правило, не приносит никаких дивидендов. Если хотите, я вас буду развлекать, наполняя ваш мозг любопытными, но совершенно бесполезными знаниями, которыми сам - забит под завязку. Это всё равно, что пускать сигаретный дым кольцами изо рта. Сами решайте, что с этим делать - запоминать или забывать.
- Мне интересно с вами, - и она, потупив взор, зачем-то начала складывать в квадрат, одну из лежавших на столе салфеток.
Тем временем нам подали первое блюдо - крокодил в кляре.
- Что скажете? На что похож вкус этого мяса?
- Думаю, что это нечто среднее между судаком и курицей, - ответил я.
- Очень точно! - и ее, бывшие в тот раз, когда я впервые увидел Евгению, а она - заговорила со мной, такими строгими и, как-будто чуть сонными, серые глаза, неожиданно потемнели.
И погружаясь в густой дым этого взгляда, я вдруг резко и до последней своей глубины осознал, что между нами неминуемо произойдет нечто такое, что оставит в той или иной степени заметный след в обоих.
Там, в этих глазах, неожиданно пробудившихся от хандры и спячки уже в моем присутствии, - ибо я четко уловил разницу между той женственной, но несколько апатичной дамой, каковой она предстала в первые минуты знакомства, и тем таинственным, что-то прячущим в глубине своей темной души, алчным существом, в которое она преображалась, - разрасталось нечто такое, что мне было почти не под силу описать, и что я мог сравнить, пожалуй, только с тем ощущением, когда, стоя под свинцовым небом в вялом предчувствии дождя, вдруг всё же слышишь оглушительный удар грома и, почти тут же, вслед за этим вздрагиваешь от хлынувшего на тебя обжигающе холодного ливня.
Мы ели салат из крокодила, а на нашем столе, прямо по центру, на открытом огне горелки, доводилось до кондиции последнее блюдо - рагу из разнесчастного земноводного.
Обмениваясь репликами и продолжая играть в этот своеобразный теннис, мы уже не придавали никакого значения словам, - безотчетно осознавая, что ни они, ни темы разговора уже не важны, - а сосредоточились на той странной и диковинной музыке, которая возникает между двумя и плавно увлекает куда-то вглубь, в дебри инстинктивного, где интонации и тон служат обещаниями, а паузы и взоры являются единственно возможным гарантом того неотвратимого, что уже притаилось за дверьми и ждет только легкого толчка, дабы быть впущенным в настоящее.
- Как вам виски, настоянный на желчном пузыре питона?
- Очень мягкий. Но я так много съела, что совсем не опьянела.
- Это скверно.
- Почему же?
- Я хотел бы видеть вас пьяной.
- Всё зависит лишь от того, насколько сильно это ваше желание, - когда она произносила эту фразу, пристально глядя не столько мне в лицо, сколько куда-то внутрь меня, то ее глаза смеялись.
- Заказать еще виски?
- Не сегодня. Если, конечно, не хотите, чтобы меня разорвало от съеденного и выпитого.
- Что вы! Было бы жаль портить такое красивое платье!
- Платье?! А меня - вам не жалко?
- Жалко, но не до такой степени, как его.
- Я заставлю вас раскаяться в этих словах!
- Каким же образом? Что вы мне сделаете?
- Увидите. В дальнейшем.
- Когда же последует это "дальнейшее"? Надеюсь, после нашего возвращения отсюда?
- После нашего возвращения будет уже слишком поздний час, а у нас со Светой на завтрашнее утро - запланирована экскурсия.
- Не стоит откладывать месть на потом.
- А я слышала, что это блюдо следует подавать холодным.
- Возможно. Но не в нашем случае. Так как, уже послезавтра утром, я и Сархан - уезжаем в Бангкок. Мы там пробудем две ночи.
- Да?! Мы тоже едем в Бангкок. Только на следующий после вашего отъезда день, - глаза ее ртутно и счастливо засияли.
- Получается, что у нас будут еще целые сутки в Бангкоке?
И она медленно кивнула, заглядывая опять куда-то запазуху моей душе своими улыбающимися, но прячущими на дне своем грусть, сизыми глазами.
Внезапно я увидел свою ладонь, лежавшей поверх руки Евгении и ощутил, как в ответ ее пальцы легко сжали мои.
- У тебя кисть одной температуры с этим замечательным столом.
- Какой изящный переход на "ты", - она кратко, но светло рассмеялась, а в мельхиоре этого смеха не было и грана той вульгарной натянутости, которую мне так часто приходилось встречать.
Выходя из машины, она бегло коснулась моей руки и почти прошептала:
- Запомнил, где находится мой отель?
Я кивнул.
- Через полчаса жду тебя в фойе. Купаться будем?
- Будем.
- Только посмей заблудиться или опоздать! - с улыбкой пригрозила она, закрывая дверь автомобиля.
У дверей номера я столкнулся с весьма нетрезвым Сарханом в обществе двух раскосоглазых особ довольно высокого роста.
- Серега! Какая встреча! А я думал, что ты уже на огневом рубеже! - почти прокричал он.
Обменявшись приветствиями с экскортом, я заметил:
- По моему, это не совсем дамы.
Мой друг беспечно пожал плечами:
- Задницы - что надо. И ноги - от плеч.
- Ты не забывай, хотя бы, о докторе Кондоме.
- Кто это? - но тут же сообразив, что я имею в виду, благодушно рассмеялся: - Да, конечно. Как же без резины?! У меня еще на вооружении миромистин имеется.
- Я душ приму и исчезну. Приглядывай, чтобы ничего не стащили у нас!
- Подожди! А как же ты....В смысле, где вы будете это...
Я пожал плечами и скрылся в ванной комнате.
- Герой! Ты - мой герой! Спасибо! - сквозь шум воды долетали до моего слуха крики Сархана.
Когда я шел вдоль рядов бесконечных отелей и ярких огней кафе, с подозрением поглядывая через дорогу направо, в сторону совершенно темного, неосвещенного пляжа, то у меня совершенно не было ощущения, что я иду на свидание.
Что-то во мне противилось тому, что должно было произойти и, вероятно, тот редкий и странный механизм моего духа, который запустил охранную сигнализацию верности, - теперь уже не нужную, но всё еще тревожно мигающую и не желающую отключаться, - не хотел прекращать своей нелепой деятельности.
Мы расстались, ее больше не было со мной, но даже получив вольную, какая-то часть меня продолжала рассматривать мое поведение, как нечто недопустимое, квалифицировать его, как измену.
- Какая глупость! Какой идиотизм! - бубнил я себе под нос, поглядывая на беззаботных и расслабленных прохожих.
Я был поразительно и безжизненно спокоен.
Но когда я увидел Евгению в короткой майке и тех самых, провокационных шортах, то пульс мой всё же участился.
- Почему ты молчишь? - спросила она, с излишней внимательностью смотря себе под ноги.
- Не знаю. Какая-то тишина внутри.
- Можно задать нетактичный и личный вопрос?
- Задавай.
- Когда ты в последний раз был с женщиной?
- Полтора месяца назад.
- У тебя с ней были постоянные отношения?
- Да. Почти весь этот год мы были вместе. Но давай оставим эту тему, ладно? Я венерически и физически здоров. И свободен.
- А я - давно свободна. У меня полгода никого не было.
- Странно.
- Почему? - удивилась она, но я уже не мог различить во мраке пляжа ни ее мимики, ни улыбки, которая так мне нравилась.
- Ты очень эффектна. От тебя, что называется, исходит секс. Мне кажется, что ты должна быть окружена постоянным прессингом со стороны мужского пола.
- Прессинг имеет место быть. Но он довольно тухлый.
- Не понял, - улыбнулся я.
- Клюет та категория мужчин, от которых у меня уже изжога. А всё из-за чертовых губ и сисек.
- Да перестань! Губы смотрятся довольно гармонично. Да и с грудью промаха никакого нет.
- Не знаю. Мне так не кажется.
- А к какой категории мужчин отношусь я?
- Я не знаю. Но мне наплевать на это. Когда я увидела тебя впервые, то подумала, что ты, наверное, ужасный сноб и хам. Затем, чуть позднее, я полностью переменила свое мнение.
- И какое оно теперь?
- Ты очень странный. Но ты притягиваешь. Я даже не могу это объяснить.
Лежаки в этой части пляжа, насколько позволял это разглядеть царивший здесь полумрак, были пусты, и кое-какой люд, если и последовал нашему примеру, то находился на почтительном от нас расстоянии.
Евгения полулегла на один из них и, опершись на локти, чуть склонила голову на бок, молча меня рассматривая.
Я снял майку.
- Красивый. Ты - красивый.
- Так ведь не видно же ничего из-за темноты.
- Мне всё видно. Луна, своим светом, разжижает мрак. Или я уже превратилась в кошку...Ничего не пойму.
Оставшись в одних плавках, я сел на корточки.
Эмблема ее лица в великолепной оправе волос, была на расстоянии вытянутой от меня руки.
Из ниоткуда вдруг возникло странное представление, что эта женщина - амбразура, которую мне надлежит закрыть своим телом.
- Мы тут разглагольствовали о свободе, а между тем, она никакого значения применительно к нам не имеет. Какая разница, свободны мы или нет, если мы больше никогда не увидимся? У нас есть только настоящее, - озвучил я свою мысль.
- И слава богу. Нет времени на выстраивание глупых планов. Я так устала от осмысливания происходящего со мной...От боязни ошибиться и промахнуться. Поможешь мне забыть себя?
Целуя ее, я старался не обращать внимание на всплывший из тьмы призрак, который стремился вклиниться между нами, вплоть до того, что начало казаться, будто к рукам Евгении, нежно скользящим от лопаток в направлении поясницы, присоединялась еще одна пара, до боли знакомых и любимых рук, плющеобразно обвивающих мой затылок.
Я не столько ласкал эту прекрасную, смелую женщину, сколько боролся с собственным наваждением и навязчивыми галлюцинациями, пытаясь вытравить из своей чувственной памяти яркие пятна полученного наслаждения с той, которую уже никогда не вернуть.
Яды былых удовольствий, особенности прикосновений, которые некогда приносили столько радости, теперь угрожали отравить и обесценить настоящее, играя роль агрессивных спойлеров.
Чем эмоциональнее была ее реакция на мои ласки, чем более непредсказуемыми, изысканными были ее ответные поцелуи, тем слабее, беспомощнее и бесцветнее становился дух той, которая, возможно, сама того не осознавая, еще совсем недавно так всецело и тотально владела, как моим телом, так и помыслами.
Подталкиваемый отнюдь не страстью, а трезубцами отчаяния, я стремился превзойти самого себя в безудержности и изощренности, инстинктивно стремясь предоставить своей любовнице максимум из того, на что только был способен.
И то, что Евгения оказалась мне подстать, было большой и несомненной удачей.
Словно два бесстрашных и искушенных бойца, мы наносили друг другу такие блистательные по совершенству и точности удары, от которых вряд ли оправились бы люди малоопытные и непосвященные.
Возникла мысль о том, что будь я какой-то иной породы, вроде бизнесмена средней руки с женой, небольшим брюшком и счетом в банке, то вполне мог бы сделаться рабом этой женщины всего лишь из-за двух-трех вещей, которые она со мною проделывала.
Мне было хорошо известно, как, вроде бы незначительные нюансы, их роковая новизна, в рискованных и весьма спорных ласках, вполне были способны довести не только до исступления, но и буквально поработить другого человека.
- Да ты сумасшедший! Как я рада, что не ошиблась в тебе! - слышал я ее восхищенный шепот сквозь всхлипывания и утробные постанывания, почти теряя себя в темном водовороте объятий.
Не знаю надолго ли, но мое недавнее прошлое, казалось, было растоптано и с высоты этих минут выглядело полуразложившимся.
Другое и другие просто не смогли бы выжить в этой атмосфере и, по прошествии некоторого времени никаких фантомов и привидений уже не наблюдалось.
Мы были вдвоем настолько, насколько это вообще представлялось возможным.
Эта глубокая эротическая конфиденциальность, возможно, была только действием, но всё то, что Евгения передавала мне через свои руки, пальцы, губы и язык, через всю свою блистательную плоть, несло с собой такой несомненный и неповторимый отпечаток ее индивидуальности, было пропитано таким искренним желанием, что приобретало эффективность и мощь магии.
Подумалось, что с желания заглянуть за кулисы тела такого существа, с интереса к его душе, привычкам, прошлому, с идеи внутреннего родства и начинается, похоже, та тяжелая наркотизация чужой личностью, которую именуют "любовью".
Потом, после, мы всё-таки искупались в море и, обнимая ее сделавшееся совершенно невесомым в воде гибкое, сильное тело, я медленно целовал посеребренное лунным светом счастливое лицо, чувствуя, как смыкаются в плотное кольцо змеиные объятия длинных ног вокруг моей спины...