Некоторые осознанно или неосознанно ставят знак равенства между правами человека и свободой. Это либо заблуждение, либо спекуляция. Свобода предполагает в равной степени и права человека, и его обязанности. Поэтому когда говорят о нарушении прав человека, то это не означает автоматически ущемление свободы человека. В книге "Либерализм и свобода" я писал:
"СВОБОДЫ, ЛЮБОЙ СВОБОДЫ НЕ БЫВАЕТ БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ. Поэтому с самого начала несостоятелен и просто не имеет смысла вопрос о том, ограничивать свободу или не ограничивать. Правильнее ставить вопрос о качестве и количестве ограничений, как они влияют на свободу и в каком отношении они находятся к прямо противоположным действиям — допущениям разного рода.
Ведь свобода каждого из нас не только ограничивается в обществе, но и допускается. Иными словами, имеет место не только взаимоограничение свободы, но и ее взаимодопущение. В этом суть правопорядка. И в этом также регулирующая роль государства. Из взаимоограничения свободы вытекают многообразные обязанности человека; из взаимодопущения свободы вытекают не менее многообразные права человека.
Гегель, споря с Кантом, выступает против представления о неограниченности свободы (что она может быть неограниченной). Он справедливо полагает, что имеются ограничения, внутренне присущие свободе. Свобода без внутренних ограничений — не свобода, а произвол".
В связи с этим я приводил слова Ф. Р. Ламенэ: «Обязанность без права есть рабство; право без обязанности — анархия». Выступающие за права человека и правозащитники именно в силу односторонней ориентации на права человека постоянно сбиваются в сторону абсолютизации прав отдельных людей или отдельных меньшинств.
НЕЛЬЗЯ ПРАВА ЛЮДЕЙ РАССМАТРИВАТЬ ВНЕ СВЯЗИ С ИХ ОБЯЗАННОСТЯМИ.
Во-первых, надо иметь в виду, что свобода одного человека естественно ограничивается свободой другого. И соблюдение прав одного человека может вести к нарушению прав другого (например, право курильщика, если оно не ограничивается, вступает, как правило, в противоречие с правом некурящего не быть пассивным курильщиком).
Во-вторых, всякое право человека СОПРЯГАЕТСЯ с аналогичной обязанностью. Например, право на жизнь сопрягается с обязанностью никого, в том числе себя, не убивать. И с обязанностью продолжать жизнь, род. Тебе дали жизнь, предоставили право жить и ты ДОЛЖЕН дать жизнь другим, т.е. предоставить право жить другим!
В-третьих, правозащитники часто делают такую весьма грубую ошибку в отстаивании прав тех или иных людей (или групп людей): они фактически относятся к этим людям как к страдальцам, к пассивно страдающим, т. е. говоря более широко, не как к субъектам (личностям, индивидуумам, деятелям, обладающим волей и разумом), а как к объектам-жертвам, права которых надо защищать.
Правозащитники оказались, в сущности, теми же народниками или социалистами. Они видят в людях, в народе только слабое-страждущее (объект воздействий). А спросили они у людей, народа — нужна ли им такая помощь, которая унижает, оскорбляет их достоинство, которая превращает их в иждивенцев-инвалидов?!
Правозащитники часто воспроизводят поведение разного рода непрошенных спасителей.
Я ДУМАЮ, НАМ НУЖНЫ НЕ ПРАВОЗАЩИТНИКИ, А КОНФЛИКТОЛОГИ - ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПО ДОЛГУ СЕРДЦА И ПРОФЕССИОНАЛЬНО РАЗБИРАЮТ КОНФЛИКТЫ РАЗНОГО РОДА, ВОЗНИКАЮЩИЕ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ, В ТОМ ЧИСЛЕ МЕЖДУ ОБЫЧНЫМИ ЛЮДЬМИ И ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ. НЕЛЬЗЯ ЗАГОДЯ, НЕ РАЗОБРАВШИСЬ ТОЛКОМ В СИТУАЦИИ СТАНОВИТЬСЯ НА СТОРОНУ ТОЛЬКО ОДНОЙ СТОРОНЫ КОНФЛИКТА. САМО СЛОВО «ПРАВОЗАЩИТНИК» ЛЬЕТ ВОДУ НА МЕЛЬНИЦУ ЭТОЙ ОДНОСТОРОННОСТИ.