Охламоны

Олег Седышев

Юмористические Эссе по мотивам студенческих воспоминаний

Охламоны

От автора
После окончания школы передо мной не стоял вопрос, куда пойти учиться. К этому времени у меня уже было твёрдое решение поступить на лечебный факультет Кемеровского мединститута — мечтал стать хирургом, хорошим. Я реализовал свои планы, поступив в КГМИ в 1966-м и окончив его в 1972 году. Говорят, что студенческие годы самые лучшие в жизни человека. Я не буду настаивать на этом утверждении и убеждать вас, дорогие читатели, что это именно так, каждый решит этот вопрос для себя сам. Лично мне кажется, что это соответствует действительности, потому что все яркие впечатления и эмоции, полученные за годы учёбы, неповторимы, и они надолго остаются в памяти. И вот в подтверждение этого я хочу предложить вниманию читателей несколько эссе о моей студенческой жизни.

Википедия даёт следующее трактование эссе:
Эссе (из фр. essai "попытка, проба, очерк", от лат. exagium "взвешивание") - литературный жанр прозаического сочинения небольшого объёма и свободной композиции. Эссе выражает индивидуальные впечатления и соображения автора по конкретному поводу или предмету и не претендует на исчерпывающую или определяющую трактовку темы (в пародийной русской традиции "взгляд и нечто"). В отношении объёма и функции граничит, с одной стороны, с научной статьей и литературным очерком (с которым эссе нередко путают), с другой - с философским трактатом. Эссеистическому стилю свойственны образность, подвижность ассоциаций, афористичность, нередко антитетичность мышления, установка на интимную откровенность и разговорную интонацию. Некоторыми теоретиками рассматривается как четвёртый, наряду с эпосом, лирикой и драмой, род художественной литературы.

Эссе имеют в своей основе достоверные факты. Все описанные случаи студенческой жизни имели место быть. Все герои эссе - это студенты разных лет Кемеровского государственного медицинского института. Это репортажи с ретрособытий. Для вашего удобства, уважаемый читатель, я построил повествование отдельными короткими самостоятельными историями.

Жизнь есть жизнь, все мы, увы, смертны. А уж сейчас, спустя сорок с лишним лет, мы навсегда попрощались со многими своими сокурсниками и нашими преподавателями. Царствие им небесное и вечная память. Я специально не говорил ни о ком из "ныне покойный". Для всех нас они вечно живые.

Ведь недаром говорят: "Человек жив, пока о нем помнят". Мне очень нравятся слова Конфуция: "Все умерли, кроме тех, кто жив, и тех, о ком помнят". Этот постулат особенно актуален теперь, более сорока лет спустя, и я взял его эпиграфом к собранию «Шутейных эссе» по мотивам студенческих воспоминаний.  В 2012 году вышел в свет первый сборник эссе «Охламоны», в который вошли сто первых эссе. «Охламоны» вышли тремя тиражами в 1000, 3000 и 5000 экземпляров, которые и разошлись в 2012 году. Я очень рад, что эссе были так приняты читателями.
Да, мы были отличными студентами и не менее отчаянными охламонами, из которых впоследствии выросли замечательные врачи.
Это мой первый литературный опыт. Ну а что получилось - судить вам. Я буду счастлив, если вы оставите свой отзыв (каким бы он ни был) в Гостевой книге на моем сайте по адресу ссылки: www.syedyshev.com.

Итак, читайте собрание ”Шутейных эссе” по мотивам студенческих воспоминаний.
С. Львова
"Шутейные эссе" о нешуточных делах
(по книге О.П. Седышева "Охламоны")

В сборнике воспоминаний о своих великих современниках А.М. Горький написал: "Русская литература - самая пессимистическая литература Европы; у нас все книги пишутся на одну и ту же тему о том, как мы страдаем, - в юности и зрелом возрасте {...}". Алексей Максимович изменил бы свое мнение, если бы смог ознакомиться с книгой Олега Петровича Седышева, изданной в 2012 году в городе Мариуполе Донецкой области. Не богата (материально), не безоблачна жизнь героев книги, но автор рассказывает в ней не о том, как страдал, а о том, как он радовался жизни.

С обложки на нас смотрит улыбающееся лицо. Первое, что мы читаем: "Шутейные Эссе по мотивам студенческих воспоминаний". А под фотографией - название "Охламоны" - просторечное бранное словцо, означающее "дураки" и "бездельники". Сразу появляются три причины улыбнуться: 1-я - ответить на улыбку автора, 2-я - на слово "Шутейные", 3-я - на "охламонов". С этой улыбкою ясной я осталась до конца чтения. Не все читатели реагируют так, как я. Например, Татьяна Ромашова, дочь сокурсника Седышева, пишет о впечатлении своей семьи: "Мы смеялись и плакали {...}". А Света Титова "хохотала от души, давно так весело не было...". Моя реакция оказалась более сдержанной. И все-таки я улыбалась, пока прочитала все 295 страниц.

Юмор – главное, ключевое слово. Им пронизано все повествование от названия книги до последней страницы: "Так закончился день, насыщенный событиями и приключениями. И фото с надписью: "Уголовное дело, которое миновало охламонов". С беспощадной правдивостью показав себя и своих друзей, автор окрасил свои воспоминания чувством юмора. Хочется верить, что, изображая дурные и порочные общественные явления смешными, люди расстаются с ними.

Книга написана на чисто русском народном языке. Настаиваю на слове "чисто": здесь нет варваризмов, нет книжных слов (даже причастных и деепричастных оборотов, с их неприятными суффиксами -вши-, -ши- (типа приобревший, взявши), фактически нет жаргона и ненормативной лексики. Сейчас тинейджеры нередко разговаривают так, что мимо них стыдно и страшно пройти. Как же они себя опустили! Автор показал, что уровень знаний, культуры и моральности молодых людей его юности был выше, чем современной молодежи.

Охламоны - это студенты Кемеровского государственного медицинского института 1966-1972 годов. Но какие же они бездельники и дураки? Главный труд студентов - учеба. Будущий автор читал всю предложенную преподавателями дополнительную литературу, окончил вуз с отличием. А как они готовились к экзаменам! Забывали и есть, и спать! Подготовка означала для них полную сосредоточенность, самоотдачу, предельное напряжение всех физических и духовных сил. Для экзамена по анатомии они запоминали "тысячи или даже десятки тысяч названий костей, косточек или бугорков на косточках". Фармакологию зубрили дни и ночи, но все-таки волновались так, что двое из группы наглотались стимуляторов нервной деятельности и без умолку повторяли названия препаратов и дозы приема. По оперативной подготовке преподаватель ставит только две оценки: "отлично" или "неудовлетворительно". И выпускники соглашаются с ним: знать этот предмет "удовлетворительно" - преступление.

Автор бесстрашно показывает, как студенты пытаются по возможности схитрить на экзамене: договариваются с ассистенткой, чтобы билеты были разложены в известном им порядке. Но это больше для душевного спокойствия: они знают весь материал.

Уходят из воспоминаний кошмарные ночи подготовки, а знания остаются. И труд окупается: они становятся лучшими специалистами. Под одной фотографией читаем: "Любовь Начева (Решетникова), доктор биологических наук, профессор, завкафедрой биологии Кемеровской государственной медицинской академии, академик Петровской академии наук и искусств, академик РАЕ, заслуженный работник высшей школы РФ. Под другой: Агаджанян Ваграм Ваганович, доктор медицинских наук, профессор, действительный член РАЕН, заслуженный врач РФ, член Американской академии хирургов-ортопедов. И так далее.
И физический труд не чужд студентам: они и троллейбусы мыли, и вагоны разгружали, и санитарами работали. От слова "труд" недаром образовано наречие "трудно". Студенты выполняют задания нередко на грани, а пытаются и за гранью своих физических возможностей. Помните, когда выгружали кубинский сахар и Олег Седышев кантовал мешки, ему захотелось самому принести мешок. Самый легкий был 80 кг, большие - 120. Олег весил тогда 50 кг. И хотя земля плыла под ногами, он делал попытки нести груз. Ребята прочувствовали, как тяжело простому человеку заработать на жизнь.
В книге описано главное, с моей точки зрения, приобретение студенческих лет: дружба, единение, память об ушедших навсегда, что делает их как бы живыми,  и взаимопомощь, и взаимовыручка, и сотрудничество, и способность прощать подшучивание и розыгрыши.
Но вот то, что последнее, как пишет мужественный автор, «имело место быть», озадачивает. Как мог Михаил положить товарищу в альбом, подготовленный к показу преподавателю, лист с матерным словом? Зачем было незаметно сыпать в Димкин суп соль ложками? Почему им понадобилось переносить спящего Жору вместе с кроватью в женский туалет? Для чего было класть в постель тяжеловесному студенту закрытую от глаз гирю? Стараюсь понять.
Подобные явления наблюдались даже в среде благородных дворянских отпрысков, даже в Царскосельском лицее, когда в нем учился Александр Сергеевич Пушкин. Перечитываю роман Ю. Тынянова "Кюхля". Позволю себе экскурс в произведение. Может быть, прошлое поможет понять настоящее. Автор описал, как травили Вильгельма Кюхельбекера, он пытался утопиться, и его успокаивал Пушкин, и лицеисты говорили, что все они его любят. Насмешки, травля, а потом дружба и любовь до самой смерти. Есть в романе эпизод, относящийся к тому периоду, когда они оканчивают Лицей. Виля слушает новую пушкинскую эпиграмму:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно,
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно.

Вильгельм тут же вызвал друга на дуэль. Сначала он целил Пушкину прямо в лоб, "но потом увидел его быстрые глаза" и выстрелил влево. А Пушкин бросил пистолет в снег. "Стреляй!" - кричал Кюхельбекер.
Виля, - сказал ему решительно Александр, - я в тебя стрелять не буду. "Кюхельбекерно" - это очень смешно! Счастье, что друг почувствовал неадекватность своей реакции.
Я привела все эти цитаты, чтобы мы рассматривали индивидуально каждый подобный случай, хотя в них есть нечто общее. Возможно, такова человеческая природа: для молодых потребность в смешном пересиливает сочувствие к человеку, над которым они смеются. Как это исправить? Думаю, что все поправимо: ведь от болезней, даже самых тяжелых, есть лекарства. Пусть книга Седышева послужит хорошей пилюлей, а ещё лучше прививкой от дедовщины, депрессии, склонности к суициду и других недугов нашего времени. Олег Петрович бесстрашно обнажил язвы своей эпохи. Пусть глупые умнеют! Пусть умные учатся на чужих ошибках!

Смешные картинки из быта студентов - правдивое и яркое изображение той или иной сферы общественной жизни. Подобно разноцветным стеклышкам в калейдоскопе, они складываются в социальное полотно, дающее полное представление о жизни общества.  Автор не делает выводов, не резонерствует: он верит, что читатель все поймет сам.

Например, система образования в вузах до 1990 года. Институт обеспечен кадрами, препаратами, пособиями и т.д.; студенты - общежитиями, спорткомплексами, инвентарем; стипендия не удовлетворяет полностью запросы молодых людей, но при их желании всем открывает доступ к высшему образованию. Главное - отношение к работе и студентам со стороны преподавателей и отношение к учебе и преподавателям со стороны студентов. В большинстве своем они находят взаимопонимание.

Автор рисует ярчайшие портреты и характеры со знаками плюс и минус. Каково, например, мастерство детали! Даже завязки на непомерно длинном и изумительно белом халате Т.Ф. Рыжкова, по прозвищу Фарадей, внушают страх. Он прикроет студента от любого обидчика и одновременно защитит свою науку от невежд и лентяев.

Не все преподаватели поняты студентами сразу. Так, К.Т. Сомова (требующая по очертанию зуба на ощупь узнать, с какой челюсти и с какой стороны зуб) только после практической работы с пациентами удостоилась земного поклона от бывших учеников за свою требовательность.

Не скрывает автор, что есть и такие "препы", на лекциях которых пишут письма знакомым и чинят чулки. По интонациям писателя понятно, что он хвалит своих друзей за то, что они не тратят время даром. Эти лекторы не стоят внимания.

Так же колоритны портреты студентов. В начале 1-го курса они только вышли из-под родительского крыла, мало что умели делать. Курицу Седышев варил с головой в перьях, с лапами и даже в оберточной бумаге. Постепенно они всему обучаются. В 98-м эссе исполняется настоящая ода плову. Повар - автор книги - знает каждую мельчайшую деталь этого процесса: и как выбирать продукты, и в какой последовательности опускать в котел, и как размешивать. В процессе приготовления скрыта беспредельная любовь к людям, для которых он готовит плов. Это его бесконечно дорогая семья: жена Наташа — Наталёк, "зам. по тылу", и дочь Катюша - Катенок, оканчивающая медицинский институт.

Но не только своя семья удостаивается священнодействия при приготовлении пищи. Кемеровские студенты ставят подлинный спектакль по приготовлению плова на берегу Иссык-Куля. Отдыхающие в пансионате аплодируют поварам. Нет, не аплодируют, а "награждают их овацией", затем восторженно поедают пищу. Теперь уже студенты учат соприкасающихся с ними людей наслаждаться жизнью, творить радость не только для себя, но и для окружающих.

Вот они не успевают добраться до дома к Новому году. Голодно. Холодно в трамвае. Что же? Они жалуются на жизнь? Ничуть не бывало. Они откупоривают бутылки, наливают в банку содержимое, подносят всем, кто в трамвае, смеются и поют все вместе. Что может быть лучше этого?

Автор беспощаден к своим и их грехам. Он пишет, что теперь у него волосы встают дыбом, когда он вспоминает об этом. Они воруют кур из сарая, картошку из погребов, шоколад на кондитерской фабрике во время экскурсии, сумки с продуктами из-за окон. Совместимо ли это со сказанным выше? Оказывается, совместимо. Почему это "имело место быть"? Олег Петрович пишет, что они не думали о возможных последствиях своих поступков.

Кроме того, свет на это проливает эссе № 99 "Вечно голодные". С голодным, как известно, не шути. Если один раз они благополучно разъедают чужие продукты, то рука тянется к ним снова и снова. А к социалистической собственности в то время многие относились как к своей. Слова: "Все вокруг советское, все вокруг моё!" были чуть ли не всеобщим лозунгом.

Теперь бывшие студенты из Кемерово совсем другие люди. В 93-м эссе автор пишет, с каким удовольствием он передал сто тысяч одноразовых шприцев детскому отделению мангушской больницы, что рядом с Мариуполем. "Люди, будьте счастливы!" называется это эссе.

Какой же рецепт выписал доктор Седышев в своей книге? Управляй лодкой, в которой плывешь. Не полагайся на волю течения. Сам строй свою судьбу, если хочешь, чтоб она сложилась. Кто-то скажет: "Какая банальность! Какой примитивизм!" А разве не то же самое говорили о второй части гётевского "Фауста"? Надеюсь, не найдется такой человечек, который бы сказал, что я ставлю в один ряд автора эссе с гениальным Гёте. Я только хочу подчеркнуть основную мысль "Охламонов": труд есть и спасение, и счастье для всего рода человеческого и для каждого отдельного Homo.

С. Львова

Эссе 1. Как я стал студентом

Расписание вступительных экзаменов в мединститут у меня было такое: химия, физика и сочинение. Химию я сдал на пятёрку, а вот на физике чуть было моя эпопея по поступлению в КГМИ не закончилась.

Утром к положенному часу я приехал в главный корпус института (тогда он был в Кировском районе города Кемерово) и занял очередь на экзамен одним из первых. И вот нужно входить в аудиторию, а я не нахожу экзаменационную книжку и с ужасом вспоминаю, что забыл её дома, в посёлке Кедровского карьера, где жил тогда с родителями. Трудно сейчас вспомнить всю ту гамму чувств и рой мыслей в голове, но все сводилось к одному: "Ну вот и все, отпоступался...".

Тем не менее я поехал домой, в Кедровку, взял экзаменационный лист и отправился обратно в институт. Нужно сказать, от Кедровки до Рудничного района города Кемерово минут тридцать-сорок на автобусе, затем пересадка в трамвай номер три и ещё полчаса езды. В общем, вся эта поездка туда и обратно у меня заняла около трёх часов. Не знаю, почему я не поехал на такси, наверное, не было денег. Иду от трамвая до института, не спешу, так как для себя я уже решил, что опоздал на экзамен и спешить незачем. Но каждое дело должно быть закончено, и я тупо шёл.

В институте у дверей аудитории, где принимали экзамен по физике, никого не было. И вдруг - о чудо! Дверь открывается - выходит девушка (наверное, секретарь) и спрашивает: есть ли ещё абитуриенты на экзамен по физике? Я обалдел и говорю, что я хочу на экзамен. Девушка буквально за руку затаскивает меня в аудиторию, объявляет, что нашла ещё одного. Помню, что главным на экзамене был мужчина, помню, что он меня ругал сильно и сказал, что он сам будет принимать у меня экзамен. Я вытянул билет и вот сейчас помню, что один из вопросов был закон Архимеда, потом ещё какой-то вопрос и задача.
От всех переживаний, а особенно от того, что меня буквально затащили на экзамен, я был в полнейшей прострации. По закону Архимеда я помнил только картинки из учебника физики, где были изображены ванны и другие ёмкости с водой, а в них - и человек, и какие-то предметы. И я все это нарисовал на двух листах бумаги. Второй вопрос не помню вообще, и ответа на него я в тот момент не знал или не помнил. А вот задачу решил и красиво изложил решение на бумаге. И вот, не знаю, почему, и, убейте меня, не знаю, зачем, я в конце листа нарисовал формулу дуста ДДТ (дихлордифенилтрихлорметилметан и т.д.). Сижу жду, совершенно спокоен; я чётко знал, что экзамен завалил, и просто ожидал, чем все это закончится. И вот председатель приглашает меня к себе за стол, забирает у меня экзаменационный билет и листки с ответами и спрашивает, в чем же дело, что я чуть не опоздал на экзамен. Я честно рассказываю ему все: и про гамму чувств, и про рой мыслей, и про путь, который я проделал. Его слова мне запали в голову: "А ведь он физику знает!". "А это зачем написал?" (Это про формулу ДДТ). Я честно: "Не знаю, сама как-то нарисовалась". Он что-то пишет в экзаменационном листе, отдаёт его мне и говорит: "До свидания". В листок я заглянул, только когда был уже в вестибюле, а там - пятёрка.

Сочинение по русскому языку я написал на тройку, но тем не менее меня в числе ещё нескольких абитуриентов пригласили к ректору и объявили, что с учётом пятёрок  по химии и физике, даже с тройкой по русскому, зачислили студентом первого курса Кемеровского государственного медицинского института.

Эссе 2. Мини-общага
Сразу после того, как меня досрочно зачислили в институт, мои родители озаботились тем, чтобы найти мне хорошее жилье, так как из Кедровки ездить каждый день было далеко и поездки занимали много времени. Я уже сейчас и не помню, как, но меня познакомили с четырьмя парнями, трое из которых были второкурсниками. Это Жора Чернобай, Коля Козлов и Вадим Северюхин, а один, Женя Ромашов, начинал учиться с первыми тремя, но по болезни брал академотпуск и должен был учиться со мной на одном курсе. И самое интересное, что мы оказались с Женей в одной группе 118. Эти парни снимали в частном доме две комнаты и согласились потесниться и приютить меня. Это позднее я решил, что лучше для студента жить одному, а тогда мне импонировало, что второкурсники будут говорить мне, что и как в институте.

Но я хотел бы написать вот о чем. У ребят была договорённость между собой, что питаются они все дома; и после того, как я к ним присоединился, мы разделили дни и оговорили сумму, на которую каждый должен закупать продукты. Мне досталась среда, а в субботу и воскресенье каждый питался,  где и как хочет. Я, к примеру, ездил в Кедровку к родителям. Самые вкусные дни были, когда дежурил Жора Чернобай. Он и сам любил поесть, и нас баловал. Он мог настряпать блинов на всю нашу компанию и часть сделать фаршированными. Или напечь пирожков с ливерной колбасой, или сварить настоящий борщ. Две или три среды я жарил гору картошки (что умел) на сале. И хоть меня хвалили ребята, я чувствовал, что повторяюсь.

Я очень любил и люблю чешского писателя Ярослава Гашека. Кто читал его, помнит, как Швейк решил доставить поручику Лукашу "горизонтальную" радость и сварить куриный суп.

Под впечатлением этого факта и я решил порадовать ребят куриным супом. Купил в магазине курицу. Выбрал побольше. Купил яичную вермишель - в те времена это был дефицит. В общем, я старался, как мог. Ну и результат был. Когда пришли ребята, из кухни - а она была в полуподвальном этаже - неслись такие ароматы куриного бульона, что они оживились, потирали руки, мол, давай угощай. Спустились в кухню, уселись за круглый стол. Все ели с аппетитом, просили добавки. Я был на седьмом небе. Рассказал ребятам про "горизонтальную" радость. В общем, все было хорошо.

И вот  пришло время - я достал из кастрюли курицу, и мы поручили Жоре разделать ее и разделить. Он был у нас самый справедливый. Жора, тоже довольный оказанным доверием, сытый, взялся рвать на части курицу. И здесь произошло то, что произошло. Из грудной клетки курицы выпал раскисший бумажный пакет. А бумага обёрточная, коричневая, такую сейчас и не увидишь. Я заподозрил неладное и незаметно, ведь все уставились на этот бумажный пакет, переместился ближе к лестнице, ведущей наверх. И я был прав, своевременно совершив этот маневр. Жора развернул пакет, и из него выпали куриная голова, вся в перьях, лапки с когтями и потроха (печень - счастье, что без желчного пузыря, - желудок куриный и сердце). Я не стал дальше ждать развития событий - пулей вылетел наверх, захлопнул дверь и на задвижку успел закрыть. Из кухни раздавались вопли и ругательства. Я, сидя наверху за закрытой дверью, увещевал ребят, просил успокоиться, напоминал, как они меня хвалили, как просили добавки, ведь было вкусно. Ну, подумаешь, голова и ноги! А если разобраться, ведь кур без головы не бывает. Зря я это им сказал: они было успокоились, когда мы говорили о добавке, но взвились опять!
И тут я сделал отличный ход. Я попросил у них прощения и сказал, что открываю дверь и спускаюсь к ним на их милость. Так и сделал. И ребята меня простили. Правда, Женька, паразит, предложил не давать мне курятины, а дать голову и лапы, ведь курицы без головы не бывает. Но его устыдили остальные, и ужин закончился в дружной и мирной атмосфере. О произошедшем говорили, но все изощрялись и пытались преподнести этот факт как можно смешнее.
Да, все закончилось благополучно, но через месяц я ушёл от ребят. Уж слишком много это - пять человек для совместной жизни.

Эссе 3. Аркаша

Я не знаю и даже очень сомневаюсь, что то, о чем я хочу сейчас рассказать, смешно. Но в те далёкие времена...

Аркаша Бляхер - рыжий парень из Кишинёва. Мы познакомились с ним на экзамене по русскому языку (сочинении), сидели за одним столом. Этот парень помог мне на экзамене, он научил меня, как проверять сочинение. Читая свою работу с конца (так советовал мне Аркадий), я нашёл около десяти ошибок. И это помогло мне получить тройку, две ошибки я все равно пропустил. После формирования групп я и Аркадий оказались в 118-й группе.

И вот, начиная с первой переклички - почему-то преподаватели стеснялись произнести фамилию Аркаши и говорили то Блюхер, то Блехер, то ещё как - всякий раз я выкрикивал: "Не Блюхер, а Бляхер и через чёрточку!". Мне это тогда казалось очень весело, и тем более группа поддерживала меня дружным хохотом. Аркадий злился, объяснял преподавателям, как правильно звучит его фамилия, но все равно это из его уст звучало как-то неубедительно.
В Одессе говорят, что хохма, повторенная дважды, уже не хохма. У нас же в группе это продолжалось все шесть лет. Конечно, со временем Аркадий перестал реагировать на мои потуги, но даже на шестом курсе группа смехом встречала моё постоянство.

P. S. Сейчас Бляхер Аркадий Александрович, такой же красивый и элегантный, как в молодости, живёт в Нью-Йорке и работает ортопедом.

Эссе 4.  Дито

Мхеидзе Димитрий.  Красавец- грузин, но голубоглазый и блондин. Он все время повторял, что истинные имеретины (регион Грузии с центром в Кутаиси) блондины и голубоглазые и что Мхеидзе - это старинная княжеская фамилия. Должен сказать, что Дито был истинный князь: щедрый, отзывчивый, добрый и верный в дружбе.

С Дито мы сдружились и даже жили вместе на первом курсе. Так вот, Димка (так я его называл) с первых дней нашего знакомства начал учить меня грузинскому языку, чему я был очень рад и был благодарным учеником. Мы тренировались везде: и в автобусах, и во время поездок в трамвае. Сам Димка говорил по-русски первое время с сильнейшим акцентом.

И вот однажды во время одной из поездок  мы с Димкой, как всегда, тренировались в произношении грузинских слов. Забылись, говорили громко, не обращая внимания на окружающих. И вдруг одна из девушек, сидевшая рядом с нами, обратилась к Дито и стала его громко стыдить, что он, русский парень, "картавит язык", "подделывается под грузина" и что ему должно быть стыдно. И, самое главное, привела меня в пример, мол, вот грузин (это я-то грузин!), а говорит по-русски хорошо, без акцента, и это достойно уважения. Я молчал. А вот на Димку было страшно смотреть - куда девалась вся его выдержка! Он достал паспорт, благо он оказался с ним, и совал той девушке под нос, мол, смотри:  "Я - грузын". И все повторял: "Олэг, скажи, Олэг, скажи".

Сейчас Мхеидзе Димитрий Димитриевич - очень уважаемый человек, живёт в Кутаиси и работает главным отоларингологом Имерети.

Эссе 5. Ваграм

Это сейчас Агаджанян Ваграм Ваганович - доктор медицинских наук, профессор, действительный член РАЕН, заслуженный врач РФ, член Американской академии хирургов-ортопедов, а в то время мы и троллейбусы вместе мыли, и вагоны на базе "Гастроном" разгружали. И устраивали на лекциях соревнования по крестикам-ноликам.

Эту грамоту изготовил Ваграм на листке, который вырвал из общей тетради в 96 листов (тогда лекции мы конспектировали в такие тетради).

А вот случай, о котором я хочу рассказать. Я уже не помню, откуда и куда мы с ним ехали, но на остановке "Драмтеатр" (а дело было зимой, и был гололёд) поскользнулась и упала женщина. Мы с Ваграмом, не сговариваясь, кинулись к ней, помогли подняться и даже в толпе посадили её в автобус маршрута № 51. И все бы так и закончилось, но у нас было хорошее настроение и на ближайшей курсовой лекции мы с Ваграмом подходили ко всем по очереди и рассказывали, что мы поставили на ноги падшую женщину и направили её на путь истинный. Мы несли полную ахинею, но почему-то эта ересь о падшей женщине разнеслась по институту. К нам подходили даже с других факультетов и просили рассказать, что за падшая женщина и как мы её направили на путь истинный.

Эссе 6. Евгений

Женя Ромашов был самым старшим в нашей группе: на первом курсе ему было 32 года. Он уже окончил медучилище и имел специальность рентгенлаборанта. Родился он в городе Кант, что в 20 км от столицы Киргизии Фрунзе, теперь это Бишкек. Мы с Женей подружились, и он был как папа мне, точнее, как старший брат. Мне ученье давалось легко, и я с удовольствием подсказывал ему на занятиях.

Из предыдущего опыта учёбы у него в голове намертво засело, что кумысотерапия - это панацея от всех болезней, и он на всех предметах не уставал это повторять.

Преподаватели - кто деликатно, а кто и более резко - пытались ему объяснить, что кумысотерапию нужно применять осторожно, после обследования и что назначать её можно с учётом региональных особенностей, там, где есть кумыс. В общем, эти замечания и смех группы, когда он в очередной раз начинал говорить о кумысотерапии, привели к тому, что Евгений не стал о ней вспоминать. И вот на занятиях по фтизиатрии Евгению довелось отвечать на вопрос о лечении туберкулёза лёгких.

Я добросовестно подсказывал Жене, перечисляя препараты и методики, а Женя так же добросовестно их повторял преподавателю. И вот я говорю ему (Жене): "Кумысотерапия" - а он молчит, не повторяет, решил, наверное, что я хочу посмеяться над ним. Я настойчивее и громче подсказываю: "Ку-мы-со-те-ра-пия". Женя молчит. И преподаватель не выдерживает и сам говорит ему, мол, Седышев правильно подсказывает - "к у м ы с о т е р а п и я".

И тут Женя вспылил и впервые пообещал побить меня после занятий. Ну а группа, как всегда, встретила эти сентенции громким смехом.

Хочу добавить два слова о нашей группе. Если на курсе в основном учились девушки, ну один - максимум два парня на всю группу, то 18-я группа была мужской. Нас, парней, было одиннадцать, а девушек всего три.

Эссе 7. Слава Сизиков

Слава Сизиков - хороший парень родом из одного маленького городка Кузбасса. Он обладал очень хорошей памятью, но использовал свой дар очень своеобразно. Он мог поймать кого-нибудь в вестибюле за пуговицу и рассказать все о карабине (оружие имеется в виду). Он знал автора карабина, его биографию, все детали карабина. Или ни с того ни с сего мог завести разговор про охоту и калибр охотничьего оружия.

Зачем это нужно было, к примеру, мне (а я был неоднократно пойманным за пуговицу), не знаю. Для завершения этой "интеллектуальной экзекуции" было два пути: или оставить в руках Славы пуговицу и убежать, или дать ему сигарету. Нет, я не хочу сказать, что Слава никогда не покупал сигареты - покупал, но один раз в месяц, со стипендии. И тогда  картина была противоположная: Славка вклинивался в любую группу, его не интересовало, о чем шёл разговор, он его перебивал и начинал навязывать всем сигареты. И проще было взять сигарету, чем объяснять Славе, что только что покурил и не хочешь больше. Славку это не интересовало.

Но это воспоминание далеко не о никотиновых приключениях Славы, а совсем наоборот - о другом. У Славы была привычка свой портфель класть под подушку. Наша вся группа об этом знала. И вот как-то в канун праздника седьмого ноября на занятиях (не буду врать, какой это был предмет, наверное, физиология) мы препарировали лягушку. И не помню, у кого первого возникло предложение положить эту препарированную лягушку Славке в портфель. Я и Женя Ромашов (он хоть и старший был в группе, но шкода страшная) приняли активнейшее участие в этом. Женька отвёл Славу в сторону, отвлёк его внимание вопросом то ли о микроскопе, то ли о ещё какой-то ерунде, а я в это время втихаря спёр с разделочного стола лягушку, завернул её в какую-то бумагу и положил в портфель Славке. О нашей проделке мы с Женей никому не сказали, чтобы до Славки не дошла информация раньше времени. Мы знали, что Слава сразу после этого урока бежал на квартиру, где снимал комнату, оставлял портфель (мы надеялись, что под подушкой), брал что-то с собой и на два или три дня уезжал домой то ли в Ленинск, то ли в Прокопьевск.

После праздников утром, придя в институт, мы с Женькой, конечно же, всем рассказали о лягушке в портфеле. Интерес у всех был бешеный. Все ждали, когда же придёт Слава. Но у Славки была и ещё одна особенность: несмотря на то, что он жил в двухстах метрах от института, он регулярно опаздывал на занятия минимум на десять минут. Он даже свои часы ставил на полчаса вперёд, чтобы не опаздывать, но это ему мало помогало.

Представьте себе, как вся группа маялась, как ругала отсутствующего Славу за привычку опаздывать. Это было, как нам тогда казалось, похлеще, чем пытки в застенках Мюллера.

В этот день Славка опоздал на целую пару. Нет, он пришёл ещё до ее окончания, но не решился зайти в аудиторию. Занятие закончилось, преподаватель ушёл, и в аудиторию вошёл Слава.

На него без слез нельзя было смотреть: на лице полнейшая растерянность и обречённость. Группа замерла, а Славка начал жаловаться: "Ребята, меня преследует неприятный запах. Дома не было, а как вернулся сегодня утром в Кемерово, у меня постоянно в носу запах тухлятины, не сильный, но постоянный".

Мы, конечно, стали интересоваться, как он провёл праздники, что пил, что ел, какое у него самочувствие, перебивает ли дым сигареты этот запах... Вопросов была масса. Мы чувствовали, что Славке такое внимание всей группы было очень приятно, он пытался обстоятельно отвечать и даже не обращал внимания, что никто не уходит на перерыв. И тут Женя не выдержал, спросил, откуда запах идёт, и дал наводку - может, из карманов или из портфеля. Вы знаете, Славка был со странностями, но соображал быстро. На его лице исчезли и растерянность, и обречённость, и он возопил: "Ах вы гады!.." Он метнулся к портфелю, раскрыл его и нашёл тот свёрток. Наверное, неделю Славка пытался выяснить, кто это ему устроил. Пока мы с Женькой не пригласили Славу в буфет и не угостили "Жигулёвским"  пивом и, когда он размяк душой, не покаялись в содеянном. Славка был доволен угощением и простил нас, сказав, что догадывался, что это мы, ведь другие на это не способны.

Эссе 8. Батя

Батей я называл своего отца Седышева Петра Андреевича, инвалида ВОВ 2-й группы и очень хорошего человека. Почему-то у моих родителей было убеждение, что все студенты голодают. И, разумеется, их единственный отпрыск тоже сидит голодный на лекциях и мечтает о куске хлеба. И вот, чтобы не дать мне умереть голодной, мученической смертью, мне из дому регулярно привозили и картошку мешками, и варенье банками, и сало свиное солёное, как сейчас помню, посылочными (фанерными) ящиками. Кроме этого мне выдавалась достаточная сумма на питание. А по отдельности и мама, и батя давали мне деньги втихаря друг от друга с просьбой не выдавать их, что я и делал: молчал, как рыба об лёд. В те далёкие времена, помню, я очень любил курники домашней выпечки. У Александры Михайловны (моей мамы) они получались на славу. Представьте себе: нижняя корка из дрожжевого теста, а на ней слоями картошка, нарезанная тонкими кружочками, затем курица или утка (лучше жирная), нарубленная небольшими кусочками, затем лук, нарезанный кольцами, но не тонкими. Разумеется, лавровый лист, перец черный обязательно, соль. Все это в довольно большом количестве, накрывается верхней коркой тоже из дрожжевого теста.

Корки тщательно защипываются между собой, чтобы предотвратить потерю сока, который образуется внутри курника. И в духовку. А вот сколько нужно держать в духовке, я не знаю, так как сам никогда не выпекал сие блюдо, а потреблял исключительно в готовом виде. Конечно, мои родители знали, что я люблю курники, и вот представьте следующую картину.

Я со своей 118-й группой сижу на занятиях. А в это время мой батя приехал из Кедровки и привёз мой любимый курник.
Он был огромный — по размерам противня из духовки. Батя положил его на лист фанеры, чтобы он не сломался, и завернул в полотенце или ещё во что-то, не помню уж, чтобы он не остыл. И вот батя сидит у главного корпуса (это в Кировском районе) и достаёт всех подряд проходящих мимо него и студентов, и преподавателей вопросом, как ему найти сына, Седышева Олега. Я думаю, вначале все, к кому он приставал, готовы были его послать куда подальше, невзирая даже на то, что выглядел батя довольно импозантно. Но не тут-то было. У них пропадало это желание, когда они улавливали ароматы, что пробивались из-под всех тряпок, в которые был завернут курник. А батя ещё и пояснял, что, мол, привёз сыну пирог и хотел бы, чтобы он (в смысле я) поел его, пока пирог не остыл совсем. Вы знаете, люди менялись сразу же. Всем хотелось помочь моему бате разыскать его голодающего сына. Возле института и в вестибюле первого этажа началось оживление, все спрашивали друг друга, кто такой Седышев Олег и как его найти. А помог бате, если я не ошибаюсь, наш декан Муросеев Лев, не помню отчества его, кажется, Петрович, а может, это был и не Муросеев, не знаю, да это и не так важно. Но кто-то из преподавателей заглянул в аудиторию, извинился перед лектором и попросил его отпустить Седышева, так как у входа его ждёт отец с пирогом. Я вышел, встретился и расцеловался с батей, принял у него пирог. А он деликатный был человек, сославшись на дальнюю дорогу, быстро ушёл.
Не помню, как это получилось, занятия закончились, что ли, но вокруг меня собралась вся наша группа и ещё знакомые, и мы пошли пробовать курник.

Я не буду описывать весь банкет, скажу только, что пирога каждому из присутствующих досталось по небольшому кусочку, а вина было выпито море. Курник понравился всем, меня просили передать родителям, что они у меня чудные, прекрасные люди и что следующий раз меня уже не придется долго разыскивать по институту.

И ведь так и было: батя ещё не раз привозил курники и все они были публично съедены на ура...

Эссе 9. Толик и Ваграм

Кемеровская база "Гастроном" расположена на полпути между Кемерово и шахтой “Ягуновская". А на Ягуновке у меня жила бабушка. И вот как-то ранней осенью, вернее всего в сентябре, я ехал от бабушки и проезжал на восьмом автобусе мимо базы "Гастроном". Я был уже опытный, подрабатывал там и поэтому, увидев несколько вагонов-холодильников у базы, догадался, что пришел какой-то груз на базу и будут набирать людей для разгрузки. Не долго думая, я вышел на остановке и выяснил, что есть три вагона с виноградом, его нужно перегрузить в другие вагоны для отправки по области и что грузчиков ещё не набирали. А делали это одинаково каждый раз: звонили в студенческие общежития и приглашали студентов. Я постарался убедить работников базы не звонить по общежитиям, сказав, что я съезжу за друзьями и мы перегрузим все три вагона. Не знаю, почему, но мне поверили.

В те времена не было мобильников, и я быстро, насколько позволял общественный транспорт, поехал собирать команду. Ещё в дороге я решил заехать к Толику Лопатину и Ваграму Агаджаняну, которые жили вместе. Оба были рослые и сильные парни.

Толик с Ваграмом оказались дома и согласились поехать поработать. Тем более что, как я узнал на базе, за каждый вагон обещали по 150 рублей. Это было ещё тогда, когда за 50 копеек можно было поесть в студенческой столовке! Мы знали, что нас все равно дурят, даже выплачивая такие деньги, поэтому захватили фанерный огромный чемодан Толика, чтобы набрать винограда с собой. Да, на языке юристов это называлось "расхищение социалистической собственности" и предусматривало соответствующую ответственность, как правило, уголовную. Но мы тогда об этом и не думали. Глупые были. Дальше стенографически: приехали, перегрузили, работали всю ночь, утром все тело дрожало от усталости, но мы были довольны. Пока кладовщица ночью отлучалась, мы выбрали отборных гроздей полный чемодан. А виноград был изумительный. Как мы прочитали, это был мускат какой-то. Утром каждый из нас получил обещанные 150 рублей. И с чемоданом, полным винограда, на автобусе номер восемь, а потом на трамвае номер три мы приехали в Кировский район на улицу Севастопольскую, где жили Толик с Ваграмом. Я тоже остался у ребят, хоть и жил рядом, -  сил идти домой не было.

Но этот рассказ не о том, как мы ударно трудились и встали на скользкий путь расхищения социалистической собственности. Самое интересное началось, когда мы проспались и увидели, какую гору винограда притащили с базы. Виноград был вкуснейший. Но что с ним делать? Съесть такое количество, даже втроем, было нереально. И мы решили его продать. Не заморачиваясь, мы решили продать виноград во дворе, выдав его за армянский, якобы присланный Ваграму. Торговля была бойкая, мы ведь давали, что называется, большой поход, а грозди были отборные. И часа не прошло, как мы распродали все и заработали ещё около 100 рублей. Разделили выручку и, довольные, забыли о своей торговле.

Дня через три в Кемерово на каждом углу продавали этот мускат по рублю пятьдесят. Мы же продавали по пять. Да, Толику с Ваграмом пришлось несладко - чего они только не наслушались от некогда благодарных покупателей!

Счастье наше было ещё в том, что наша коммерческая активность и инициатива прошли мимо компетентных органов. Но больше мы на базу "Гастроном" не ездили.

Эссе 10. Ильгам и Отари

Два моих друга - два ярчайших представителя своих народов. Как сейчас говорят, они "лица кавказской национальности". Но какие лица! Оба самобытные, красивые не только лицами, но и душой. Разные и узнаваемые.

Гасанов Ильгам Риза Оглы - худой, но стройный и высокий. Лицо классическое азербайджанское. Глаза чёрные, а нос... Ильгам мог быть и свирепым, и добрым. Родом из Баку, он очень этим гордился. А когда рассказывал о своём городе, лицо его просто светилось. Ильгам был, как и я, досрочно зачислен в институт, и нам предложили вместо колхоза в сентябре отработать пару недель на военной кафедре. Мы в тот момент не знали, что такое "колхоз" и  "военная кафедра", хотя подспудно понимали, что военная кафедра — это и приватные знакомства с преподавателями, которые могут пригодиться в будущей нашей студенческой жизни. Кстати, мне это пригодилось на пятом курсе, во время месячных сборов. Но о той истории позднее.

Тедорадзе Отар Рефикович родом из Батуми. Вот даже в то время, когда он был ещё молодым парнем, в нем ярко проступал мужчина. Отари - немногословный, но каждое слово его значимо, он выдержанный и, что называется, солидный. Лицо мужественное, и всегда ровно подстриженные, ухоженные чёрные усики. А его восточный жест при приветствии, когда мусульмане прикладывают руку ко лбу, сердцу и устам, был изящен и всем нравился.

Поведать я хотел вот о чем. На первом курсе  в мединституте в обязательном порядке преподают физкультуру. Студенты её не любили, но зачёт по ней был необходим. Те, кто посещал спортивные секции, получали зачёт автоматом, как ваш покорный слуга, к примеру. Я занимался в секции самбо у мастера спорта Кравченко и даже был чемпионом института в своём весе. Но и об этом в другом рассказе.

А вот Ильгам и Отари ни в какие секции не пошли. Когда наступила зима, они были вынуждены бежать на лыжах десять километров в берёзовой роще, там же, в Кировском районе.
 
Я был свидетелем лыжного старта этих ребят. Из главного корпуса, неся в охапке лыжи, вышли Отар и Ильгам. Спустившись со ступеней, они тут же начали надевать лыжи. И если Отар был в спортивном костюме, то Ильгам - в длинном демисезонном пальто. И вот представьте картину: высокий, в пальто нараспашку и на лыжах... Это нужно видеть! Тем не менее Ильгам делает первый шаг  и… наступает одной лыжей на носок другой и ломает его. Радостный Ильгам понёс сломанные лыжи на кафедру в надежде, что его прогонят и не будут мучить. Но он ошибся: преподаватель отругал его и выдал новую пару лыж. Отари в это время терпеливо ждал у входа. С мучениями Ильгам вновь встал на лыжи, и эта пара физкультурников начала путь к берёзовой роще, где была проложена накатанная лыжня. И вот здесь, на первых метрах, произошло то, ради чего я и затеял этот рассказ.
 
Отар (а вы помните, что один из Батуми, а второй из Баку. И там, и там со снегом не очень, мягко говоря) вырвался вперёд, а Ильгам, с трудом переставляя лыжи, крикнул ему: "Отари, ты, как птица, как вихрь, летишь. Не бросай меня одного". Ильгам пытается сделать рывок, чтобы догнать Отари, и ломает вторые лыжи. В этот раз Ильгаму лыжи не поменяли, и он таки получил зачёт по физ-ре.

Эссе 11. Петя Козлов и дудочка

О каждом моем однокашнике можно что-то написать. Но мне кажется, что все-таки нужно выбирать неординарные события (точнее, ретрособытия), вспоминать самые впечатляющие. Как мне кажется, то, что я собираюсь написать сейчас, отвечает обоим этим критериям.

Петя Козлов имел тот тип личности, о котором можно сказать: "Рубаха-парень, но на застёжках". В Кемерово приехал поступать в мединститут из Белово (город в Кемеровской области). Он поступил не только в мединститут. Параллельно был принят и в Кемеровское музыкальное училище по классу рояля.
Одарённый парень с прекрасным музыкальным слухом, он легко и непринуждённо вливался в любую компанию. В группе был симпатичен всем, но сказать "я его знаю от и до" вряд ли кто из нас мог. Да, все знали, что он играет в институтском духовом оркестре и на демонстрации на октябрьские праздники у него всегда водился спирт, который оркестранты получали, чтобы заливать в инструменты как антифриз. Но Петя и другие делили спирт и находили ему применение более разумное, как всем казалось.

Правда, однажды Пётр "расстегнул одну из своих застёжек" и признался мне, что хоть у него в паспорте стоит дата рождения 1 марта 1948 года, родился он 29 февраля. В то время Петя взял с меня слово, что я, пока мы учимся, никому не скажу об этом. Я думаю, что выполнил своё обещание. Я молчал об этом, пока учились, и ещё 39 лет.

В один из дней рождения Петра группа поздравила его: мы преподнесли ему какие-то безделушки в подарок, и одной из безделушек был детский игрушечный кларнет. И вот каково же было наше изумление, когда на следующий день, придя на занятия, Петя в перерыве достал этот кларнет и играл на нем любую мелодию по нашему заказу. Вся группа любила Петра, и его нам недоставало, когда он перевёлся в Томскую военно-медицинскую академию.

Эссе 12. Голубев и Саша Плохих

Голубев, не помню имя и отчество, кажется, Борис Фёдорович, но даю рупь за сто, что любой студент лечфака 1972 года выпуска помнит этого преподавателя кафедры общественных наук. Голубев запомнился не только тем, что читал лекции всему курсу, но и тем, как он это делал. А читал он лекции очень своеобразно, довольно-таки доходчиво и внятно давал учебный материал, приводил понятные всем жизненные примеры (и это по политэкономии).

Представьте себе следующее: невысокий, можно даже сказать маленького роста, щуплый преподаватель рассказывает материал, медленно расхаживая перед студенческой аудиторией. И вдруг  будто какая-то скрытая пружина подкидывает его, он взлетает на верхние ряды конференц-зала и ехидно интересуется у играющих в морской бой: "Ну что, попал?" Затем, не дожидаясь ответа, так же быстро оказывается вновь внизу зала. Такая манера его поведения впечатляла.

А посвятить эту историю я хочу широко известному случаю на экзамене по политэкономии. Я получил мех. экзамен, но не мог бросить на произвол судьбы любимую группу, тем более что у нас был разработан шикарный план.

Главным в исполнении задуманного был определён Саша Плохих. Два слова о Саше: он с нами проучился четыре года, а на пятый курс перевёлся в Томскую военно-медицинскую академию. Так вот, Саша - душа любой компании. У него был талант вызывать смех у окружающих, рассказывая не только смешную историю, но и грустную и даже трагическую. Все вокруг ухохатываются, а он стоит с такой нейтральной или даже грустной физиономией, что становилось ещё смешнее.

Теперь об экзамене. С утра мы раздобыли графин (если помните, в те далёкие времена были гранёные графины) и налили в него две бутылки водки.

И вот первая группа из пяти студентов - кажется, кроме Плохих это были Кардашов, Ромашов, Сизиков и Сальмайер - вошла в экзаменационную комнату, они взяли билеты и сели. Мы все, кто был осведомлён о происходящем, подглядывали в щёлку двери. И вот Саша Плохих громко говорит: "Жарко. А вам, имярек (простите, но я не помню имя и отчество Голубева), наверное, тоже жарко?". Тот в ответ, мол, не морочьте мне голову, готовьтесь. Но Саша развивает тему - мол, жарко и все тут - и просит: "А можно я из вашего графина попью?" Голубев обалдел и разрешил Саше попить. И здесь события стали развиваться стремительно: Саша встаёт, берёт графин, наливает чуть ли не полный стакан, суёт его в руки Голубева и со словами "Вам жарко" практически силой подносит стакан ко рту и носу Голубева. И вот здесь тоже нужно было видеть, как Голубев, вначале активно сопротивляясь, вдруг дёргает носом, шмыгает им и уже сам начинает пить, хотя и Саша не пускает процесс пития на самотёк и своей рукой направляет стакан. Первыми словами Голубева были: "Ух ты! Ну вы даете! Вот молодцы!".

Стоит ли рассказывать, что с этого момента экзамен превратился в формальность. Сдали все, практически все на "отлично", а графин к окончанию экзамена был пуст.

Эссе 13. Сережа Щербинин

Поступив в институт, я твёрдо решил, что буду серьёзно заниматься по всем предметам. И с первых дней учёбы стал постоянным посетителем читального зала библиотеки института. Я добросовестно брал в библиотеке всю дополнительную литературу, которую рекомендовали наши преподаватели. Я буквально дурел от количества книг, которые должен был как минимум просмотреть и хоть что-то запомнить.

Я писал в эссе "Мини-общага", что жил с ребятами на курс старше. Так вот, ребята просветили меня, что в институте можно по некоторым предметам получать так называемые мех. экзамены. Но те ребята сами мехов не получали и поэтому не могли научить, как это делать.

Серёжа Щербинин — спокойный и даже незаметный парень, в очках. Он держался как-то обособленно. Если и принимал участие в различных мероприятиях, в том числе и пирушках, то только пассивное. В общем, он был и вроде его не было.

Но вот когда на занятиях по истории КПСС Сергей выступил (причём его не спрашивал преподаватель, а он поднял руку и выступил), я был поражён формой выступления, а после второго его выступления я понял: все, теперь буду получать мехи, хотя бы по общественным наукам.

Историю КПСС во время осеннего семестра на первом курсе у нашей группы (а если точнее, у полутора групп — 117-я группа была разделена пополам, и одна половина занималась с нашей группой 118, а вторая половина - с группой 116) преподавала Шальнева Елена, по-моему, Степановна, человек очень добрый и обаятельный. Она, похоже, даже в те годы понимала, что студентам эта история КПСС до лампочки, однако, будучи коммунисткой, но не фанатичкой, она сквозь пальцы смотрела на различные хитрости студентов по увиливанию от изучения её предмета.

Серёжа Щербинин - а так получилось, что на том памятном для меня занятии он сидел рядом со мной - на какой-то вопрос бабы Лены (так студенты любовно между собой называли Шальневу Е.С.)  поднимает руку, не дожидаясь разрешения, встаёт и буквально так говорит: "Позвольте мне сказать, но, чтобы не испортить всю прелесть первоисточника, я зачитаю..." И он читает из учебника целый абзац какого-то текста, а закончив, говорит: "У меня все. Спасибо!" - и садится на место. Баба Лена какое-то время была в замешательстве, но быстро пришла в себя и поставила Сергею пятёрку. И так в различных несущественных вариациях повторялось все последующие занятия. В зимнюю сессию Серёжа Щербинин сдавал на один экзамен меньше. А я благодаря Сергею и его прекрасной фразе: "Чтобы не испортить всю прелесть первоисточника…" сделал для себя соответствующие выводы и до госэкзаменов получал мехи по общественным наукам.
 
Очень сожалею, но фото Сергея не нашёл в своём фотоархиве.
Эссе 14.  Быть или не быть

Как сейчас помню, экзамен по оперативной хирургии мы сдавали в зимнюю сессию.
В тот год сессия начиналась числа 10-го января и должна была закончиться к  1 февраля. Ну а потом - каникулы пару недель. Я так подробно расписываю эти временные ориентиры, потому что волей студенческой судьбы два из трёх экзаменов мне сдавать не нужно было - я получил по ним мехи.

Оставалась оперативная хирургия, которая по расписанию была где-то в середине января. Почему-то в тот раз мне очень хотелось побыстрее уехать домой во Фрунзе, куда переехали мои родители из Кедровки.

Преподавателем в нашей группе по оперативной хирургии был В.Г. Волков. Занятия я посещал добросовестно, готовился регулярно и считал, что я знаю предмет. Но ведь это была оперативная хирургия, и истории, которые передавались из поколения в поколение студентами, пугали. Так, ходили слухи, что сам Е.Н. Шерстенников на экзаменах ставил только две оценки: "отл. " и "неуд.", так как считал и заявлял всякий раз, что знать оперативную хирургию на тройку - это преступление.

И я решил пойти посоветоваться к В.Г. Волкову, стоит ли рискнуть и пойти на экзамен по оперативке досрочно; как раз в конце декабря у стомфака было несколько экзаменационных дней. Фантазия у меня разыгралась: я представлял себе, что если сдать экзамен досрочно и сразу улететь домой, то мои каникулы будут составлять больше полутора месяцев. Мне это так понравилось и так сильно этого хотелось, что я спросил у Волкова, не задействован ли он в приёме экзаменов у стомфака, как он смотрит на то, что я собираюсь сдавать экзамен по оперативке досрочно, и не смог бы он принять этот досрочный экзамен у меня. Нет, я не предлагал взятку, я объяснял это просто тем, что Волков меня знает по семинарам, он же вёл нашу группу.

Бедный Волков обалдел от такой наглости. Он сказал, что ещё никто на его памяти не приходил сдавать экзамен по оперативке досрочно, что он мне не советует рисковать, а лучше сдавать со своей группой, тогда он может на общих основаниях принять у меня экзамен. А если я решусь и приду на экзамен досрочно, то 100 процентов, что Шерстенников сам захочет принять у меня экзамен. Да, я был перед дилеммой: быть или не быть. Честно скажу, я рисковый человек с экстравертивным типом личности. Мне даже льстило, что я могу быть первым, сдававшим оперативку досрочно. И я пошёл в деканат за направлением на досрочный экзамен - такая была тогда процедура. Направление в деканате мне дали, но так многозначительно хмыкнули, что я ещё раз задумался: а правильно ли я поступаю.

Когда я пришёл на экзамен, то все происходило, как и предполагал Волков. Шерстенников удивился, похоже, прибалдел и наигранно вежливо, мол, проходите-проходите, ну-ну. Я уже начал очковать. Взял билет и сел за стол. И, поверьте мне на слово, успокоился. Глянул на билет и вижу, что все вопросы знаю. И расслабился окончательно. На кафедре оперативной хирургии было правило, что на экзамене можно пользоваться плакатами, которые могли быть хорошей подсказкой. Я встал и пошёл отбирать плакаты. Я даже не обратил внимания, что Шерстенников встал со своего места, взял на моем столе экзаменационный билет, стоял у меня за спиной и смотрел, какие плакаты я отбираю; когда же я нашёл необходимые мне плакаты, он показал на один из них и спросил, для какого вопроса этот плакат. Я ответил, что для проводниковой анестезии. И тут Шерстенников, обратившись почему-то к Шкловскому, сказал: "Вот так нужно сдавать экзамен досрочно!". И уже мне: "Поздравляю! "Отлично"!".

Я был счастлив. Я сдал экзамен досрочно самому Шерстенникову, который о себе говорил: "Захожу в туалет. На стене написано: Шерст - дурак. Пишут - значит популярен". Второе: я увеличил себе каникулы больше чем на месяц. И третье: я понял, что в следующем семестре буду получать повышенную стипендию.

Через пару дней я был уже во Фрунзе и Новый год встречал дома.
Эссе 15. Стриптиз
Уж так получается, что в этой истории опять упоминается Е. С. Шальнева.

Лида Сыркашева, симпатичная девчонка, одевалась достаточно модно, ну, скажем, она всегда держала свой носик по ветру моды. Жила Лида где-то в центре Кемерово, или, как тогда мы говорили, на Левом берегу, и на занятия в Кировский район она ездила на автобусе № 51 от драмтеатра.

В тот зимний день, о котором я пишу, Лида опоздала на занятие, а была как раз история КПСС. Неважно, сколько времени прошло с начала занятия. Но представьте картину: дверь в аудиторию открывается и буквально влетает Лида, щеки раскрасневшиеся (не мудрено - зима в тот год была очень морозная), и бабе Лене, мол, извините за опоздание, автобус перевернулся у церкви, и мы чуть ли не пешком добирались. А у всех в аудитории, и у бабы Лены в том числе, нижняя челюсть отвалилась, все в изумлении и в шоке, баба Лена молчит. Лида расценивает это как разрешение и проходит на своё место.

Я не могу не вернуться к той части истории, где я описываю появление Лиды, иначе вы и не поймёте, почему у нас челюсти отвисли. Итак, Лида буквально влетает в аудиторию, щеки раскрасневшиеся в морозном румянце, на Лиде шикарный серо-белый пуховый объёмный свитер, вместо юбки кружевная нежно-розовая сорочка, короткая, до середины бедра, чёрные гольфы и высокие чёрные сапожки. Ну вы понимаете, что челюсти у нас не могли не отвалиться. У бабы Лены глаза округлились, но, надо отдать ей должное, она, чтобы не смутить Лиду, промолчала. А вот другие девушки из группы пытались Лиде промаячить, мол, где юбка? Но тут уж мы, ребята, дружно не дали им этого сделать. В общем, Лида - а сидела она за партой с Женей Ромашовым - так и на перерыв вышла, ещё раз продемонстрировав себя. И только тогда ей сказали, вернее, спросили, где же все-таки юбка.

Оказывается автобус, в котором Лида ехала, перевернулся, но очень мягко, если можно так сказать - никто, во всяком случае, не пострадал. Лида была одета в очень узкую удлинённую юбку, не могла выбраться из автобуса и заправила юбку под свитер. А потом банально забыла о ней. В перерыв мы с Женей Ромашовым спустились в гардероб и спросили у дежурных, видели ли они, что Лида без юбки. Говорят: "Видели, но зачем мы лишали бы вас шанса увидеть это тоже?!". Вот она, настоящая мужская солидарность!
Эссе 16. Не врать — хорошо!

Это эссе я хотел бы посвятить ещё раз Аркаше Бляхеру. Так вот, после второго или третьего курса Аркаша будто проснулся ото сна, как тот Илья Муромец. Только Илья Муромец пошёл басурман громить и всяких там соловьёв-разбойников, а Аркаша стал напропалую знакомиться с девушками. Нет, что вы! Мы не осуждали его, иногда даже завидовали. Язык у Аркадия был подвешен хорошо, сам он симпатичный парень, то, что рыжий, сразу выделяло его. У него не было комплексов. Он начинал разговор на любую тему и забалтывал некоторых женщин окончательно. Аркаша знакомился с девушками на улице, в читальном зале, в трамвае, в автобусе, в кинотеатре.

И вот однажды на углу Весенней и набережной Томи, где раньше была пельменная, а позднее стало кафе-мороженое, вот в этом самом кафе Аркадию понравилась роскошная блондинка, которая ела огромную порцию мороженого со смородиновым вареньем. Аркаша и так, и эдак к ней, а блондинка и не прогоняет его (она сидела одна за столиком, Аркаша практически без разрешения подсел к ней), но и не идёт на контакт с ним. И вот здесь Аркадий допустил ошибку, он стал врать ей и выдавать себя не за того, кем он был на самом деле. А ложь, как известно, вещь наказуемая. И для Аркаши, как гром среди ясного неба, были слова блондинки: "Врёшь ты все, Бляхер". Как стало известно из достоверных источников, Аркашка быстро ушел, даже не доев мороженого.

А источники очень даже достоверные. Роскошная блондинка была моя родная тётушка Валентина. Разумеется, я рассказывал ей про свою учебу, про свою группу, показывал фотографии. Конечно, она знала Аркашу Бляхера с моих слов, и знала с хорошей стороны. Просто, когда он начал фантазировать в отношении себя, Валентина решила проучить его и поставить на место.
 
Я с удовольствием бы изложил версию и со слов Аркашки, но он на эту тему говорить не хотел. А я спрашивал не напрямую, а намеками.

Резюме: врать - плохо, не врать - хорошо!
Эссе 17. Мир тесен

Недаром говорят: "Мир тесен". В самом неожиданном месте можно встретить самого неожиданного человека. У меня, например, было много разных случайных встреч в жизни. Расскажу о трёх из них. Объединяет эти встречи то, что произошли они с известными людьми. Две в Дубае, в Джумейре: одна в отеле "Бурдж аль-Араб", другая в отеле "Эль Каср".  Третья - на острове Парадиз на Мальдивах. А разница у этих встреч в том, что эмоции они мне принесли противоположные.

Итак, первая встреча. В отеле "Бурдж аль-Араб", чтобы подняться из вестибюля первого этажа в главный лобби-зал на второй этаж  или cпуститься с него, есть два огромных эскалатора. И вот однажды я, поджидая жену, болтался по первому этажу, периодически посматривая на опускающийся эскалатор. Смотрю, а на эскалаторе спускается вниз  Ричард Гир.

Ну я не являюсь его поклонником, но фильм "Красотка" был одним из первых, который я посмотрел, когда упал железный занавес. Я непроизвольно делаю шаг навстречу Гиру, улыбаюсь, он подходит ко мне, протягивает руку и, тоже улыбаясь, спрашивает меня: "Are you ОК?" Я в ответ по-русски: "Все прекрасно!" - и мы расходимся. У меня на самом деле прекрасное настроение; я потом долго морочил голову Натальку, что практически покорешился с Гиром, что мы с ним теперь не разлей вода и все в таком духе. В общем, была прекрасная тема для трепа на отдыхе.

Вторая встреча там же, в Джумейре, - с Антоном Табаковым. В этом случае я как раз являюсь страстным поклонником таланта Олега Табакова, его отца.

Я тоже с улыбкой здороваюсь с Антоном и спрашиваю: "Как "Обломов"? Как папашка?" ("Обломов" - это ресторан в Москве, хозяин которого Антон Табаков). Я не знаю, что я сделал не так, но на лице Антона (да, природа на детях отдыхает) появилось такое высокомерное пренебрежение, что продолжать с ним общаться расхотелось напрочь.

А последняя встреча произошла в 2009 году на Мальдивах. В тот год мы с женой отдыхали в декабре на острове Парадиз.
Прошло три дня, и во время обеда в итальянском ресторане, который стоит на сваях в океане, официант, извиняясь, сообщил-попросил, чтобы мы приходили на обед чуть раньше, хотя бы в 15-30. Дело в том, что уже много лет мы едим два раза в день в 6-30 и в 16-00.
Я сначала хотел возмутиться, но вовремя вспомнил, что на отдыхе и отрицательным эмоциям здесь не место.
Но любопытство все равно заставило меня спросить: "А в чем дело?" Санью (это так официанта звали), ещё раз извинившись, поведал, что приезжает "русский Миха" завтра и его охрана в 18-00 будет начинать осмотр, а в 20-00 будет ужин у него с компанией.

Мы с женой, раздираемые любопытством, стали перебирать, кто же это мог быть? И тут Наташа, смеясь, сказала, что это, наверное, Прохоров приезжает, а компания - это девушки, как обычно. И ведь она угадала — это и в самом деле был Михаил Прохоров, ну а его компания... Угадайте с трех нот... конечно же, это человек двадцать девушек из тех, у которых ноги от ушей начинаются. Симпатяшки все, но две, те, которые поселились на вилле рядом с нашей, подрались уже в первый день, да так, что окна выбили на вилле. Темпераментные симпатяшки оказались. Но я не жёлтая пресса и не буду писать обо всем, что увидел. А скажу только, что сам Михаил нормальный мужик, похоже, усталый немного или, точнее сказать, выглядел утомленным, но деликатный и вежливый. И когда мы ему сказали: "Привет, Михаил", он улыбнулся и ответил. И в последующем был контактен, хотя, если не ошибаюсь, их яхта уплыла с пассажирами уже дня через четыре или пять. В общем, от контакта с Прохоровым у нас с Наташей остались самые благоприятные воспоминания. Правда, нас достает вопрос: "Зачем ему политика? " Наташа настаивает, что это проект Путина. Я не спорю, оно мне надо?
Эссе 18. Псевдосвадьба

У всех студентов наверняка возникают или возникали ситуации, когда им нужно было увильнуть от занятий. Вот именно не пропустить занятия тупо, а под каким-нибудь благовидным предлогом увильнуть. Как решают эти вопросы студенты сейчас? Я покопался в Интернете, но не нашёл того, что искал, а именно увиливания не одного конкретного студента, а целой группы.

Почему-то так получалось, что у нашей полуторной группы (я уже ранее говорил в какой-то истории, как возникали подобные объединения) мотивацией для таких увиливаний были банкеты, которые мы с удовольствием устраивали по любому поводу. Ну а ждать вечера или откладывать их на, допустим, выходные дни мы не хотели и не могли. У нас эти вопросы решались по типу короткого замыкания: решили - сделали.

Пропускать занятия ради банкета, хоть и в хорошей компании, - это было выше наших сил. Мы изощрялись недолго, и как-то идея свадьбы пришла сама собой. Ну какой преподаватель откажется перенести занятие или уплотнить его (два занятия  по времени как одно)? Конечно же, преподаватели понимали, что загсы работают днем и ещё необходимо время на различные ритуалы.

Итак, обоснование у нас было. Оставалось найти жениха и невесту. И тут у нас тоже не было долгих дебатов и сомнений. На роль жениха единогласно был выдвинут Саша Плохих, я ранее уже писал про его таланты. Но хочу сказать, что это был статный парень, не красавец, но чертовски обаятельный. Дублером Саши Плохих был предложен Володя Бобков. Тоже статный и кудрявый парень. Володя у нас был известен тем, что занимался парашютным спортом и имел в активе несколько прыжков. Он был горд этим. Так что гордый дублер тоже был. Сразу скажу, что роли своей он так и не сыграл.

В общем-то, и в отношении невесты дебатов тоже не было. Девушек в нашей группе было мало, но все они были своеобразны. Я думаю, они сейчас не обидятся на меня, но я скажу, что Татьяна Янчилина была наилучшим кандидатом на роль невесты.

Шикарная блондинка. Уверенная в себе. Татьяна постоянно улыбалась, она была неисправимым оптимистом и в то же время очень умной, за словом в карман не лезла. А ещё одно её неоспоримое достоинство было в том, что она жила у конечной остановки трамвая № 3 в большой сталинской квартире и не отказывала группе в территории для проведения банкетов.

Вот такая прекрасная пара: Саша и Таня, жених и невеста. А переговорщиком с преподавателями чаще всего был я, но мы брали с собой ещё и Женьку Ромашова. Он молчал, но то, что он старше нас на десять лет, было видно и придавало переговорам большей достоверности.

Сколько таких псевдосвадеб мы организовали, я уже и не помню, но то, что они проходили весело, подтверждаю. Жалко, конечно, что Володя Бобков своей роли дублера жениха так и не сыграл, он так и остался в нашей памяти как парашютист.

После отъезда Саши в Томск свадьбы прекратились - ну не было ему замены, дублер был, но вроде  как его и не было, да и идея уже себя изжила.
Эссе 19. Как я профоргом был...

Так уж получилось, что меня выбрали профоргом группы. Первые два курса профоргом у нас был Дима Мхеидзе, но, когда он ушел в академотпуск после второго курса, выбрали меня. Должность, не обремененная обязанностями, но тем не менее это моя первая должность. От меня требовалось немного, а именно: собирать профсоюзные взносы. С тех, кто не получал стипендию, - по две копейки, а с тех, кто получал, - по десять копеек. Раз в семестр в деканате собирались "треугольники"  групп - староста, профорг и комсорг – и вроде бы влияли на назначение стипендии нуждающимся студентам. Но я не помню ни одного подобного случая. Так что главное для меня было собрать взносы.

Ну здесь уж нужно отдать мне должное: взносы у меня сдавали все. Но как получалось, что я эти собранные взносы умудрялся не сдавать в профком,  это для меня загадка. По каким-то невероятным причинам собранные деньги расходовались на нужды группы. Да, на групповые нужды, и не просто так, а после голосования всей группы. Вот Аркашка Бляхер был комсоргом и тоже собирал по две копейки и по десять копеек, но комсомольские деньги сдавались в комитет ВЛКСМ, а собранные мной профсоюзные не сдавались.

А дальше всё нарастало, как снежный ком. Следующий месяц я собирал уже по четыре копейки, потом по шесть... по двадцать копеек... по рублю и т.д. И почему-то, как только я закончу собирать деньги, с боем выбивая их из всех, собиралось стихийное "профсоюзное собрание" группы и принималось решение потратить деньги, к примеру, на банкет по случаю свадьбы Татьяны Янчилиной и Сашки Плохих. Вы только не подумайте, что деньги буквально пропивались. Вот, к примеру, если была сессия, то деньги шли на покупку шоколада секретарю или лаборантке кафедры, где проходил экзамен. Назвать эти деньги пропитыми нельзя, они шли на святое: на то, чтобы билеты были разложены в определенной последовательности. Чтоб каждый не заморачивался, а брал свой крайний справа или крайний слева билет и спокойно отвечал.

Ну мне, наверное, можно и не напрягаться на окончание этой истории; вы, дорогие читатели, уже поняли, что после сдачи госэкзаменов все выпускники заполняли обходной листок (так называемый бегунок), и, когда студенты нашей на выпуске уже 614-й группы приходили за подписью и печатью в профком, им выставляли довольно внушительный счет за невыплаченные взносы. Оплачивал такой счет и я, профорг группы. И вот сейчас мне интересно: а почему меня с треском не выгнали из профоргов?
Нет, не группа, а профсоюзная организация института? Я считаю, что это безобразие и недоработка профорга института. Вот так, а что, он надеялся на добрые слова?..
Эссе 20. Анатомия

Анатомия! Да, это тот предмет, после первого посещения которого некоторые слабонервные студенты бросают учебу в медицинском институте. Это тот предмет, без которого нет медицины вообще. У меня до сих пор звучат в ушах те считалки и речитативы, которые помогали студентам запоминать те сотни, да какие сотни? - тысячи или даже десятки тысяч названий костей и косточек или бугорков на тех косточках. Вот пара из них:

Как на лямина криброза
Поселился криста гали,
Впереди форамен цекум,
Сзади ос сфеноидали.

Или вот про названия костей запястья:

На лодочке под луной трехгранный горошек катался,
На крючок головой мультангинум майос и минус попался.

Сколько легенд и различных историй про анатомию ходит между студентами! Я хочу познакомить своего читателя с несколькими историями, у которых есть свидетели.

Вот, к примеру, Толя Лопатин рассказал и побожился в достоверности того, что Валера Кофеев, отвечая на занятиях грудину, взял из лотка с препаратами крестец.

Причем нельзя сказать, что он в чем-то сомневался. Да вы и сами помните Кофеева — он мало когда в чем сомневался. И вот, отвечая анатомию грудины, он на крестце нашёл и показал все выемки и бугорки грудины и был немало удивлен недовольству преподавателя. Но на месте Валеры мог быть любой из нас.
 
А вот история, которая произошла в нашей 118-й группе. И опять главным героем ее будет Лида Сыркашева. Вы наверняка помните историю, которую я назвал "Стриптиз". Вот здесь Лида совсем другая. Ну, во-первых, на анатомию ходили все в халатах, так что тем, кто ждет ещё стриптиза, не повезло. Итак, Лида. На занятиях по анатомии вместо деревянных указок использовались указки из проволоки. Так вот Лида, когда отвечала по анатомии, если сомневалась в ответе, непроизвольно брала кончик указки в рот. Мы долго мучились, как сказать Лиде об этом, боялись, что реакция может быть самая непредсказуемая. Бедная Лида! Ее так тошнило и рвало после того, как преподаватель сделал ей замечание.

Героями другой истории по анатомии стали два друга: я и Женя Ромашов. История тоже банальная. Наверняка она не только в нашей группе имела место. Да и связывает эту историю с анатомией только то, что, когда после ответа на какой-то вопрос преподавателя Женя сел на стул, я подставил ему под попку лучевую кость. Я, конечно, был не прав. Нужно было взять другую кость. У лучевой кости на одном конце такой острый отросток. Жене было больно, и он так толкнул со злости меня, что я свалился со стула. А преподаватель выгнал с занятия и Женьку, и меня. Ну Женьку понятно, а меня за что? В коридоре мы с Женькой, уже вновь друзья, стали думать, как отомстить преподавателю. Вы только представьте себе: два студента-первокурсника вынашивают планы мести преподавателю!

А преподаватель (я, как всегда, не помню его имя и отчество, да и фамилию тоже не помню) - самый молодой ассистент кафедры нормальной анатомии. Это было в 1966-1967 учебном году. Если кто помнит, сообщите, пожалуйста. Помог Интернет - нашел список преподававших и преподающих в КГМИ. ФИО преподавателя - Золотухин Михаил Иванович. Так вот, наши головы с Евгением были заняты разработкой планов мести, даже когда после перерыва нам разрешили присутствовать на занятии. И ведь мы отомстили, правда, позднее, когда проходили внутренности. Мы привязали один конец тонкого кишечника за хлястик халата этого молодого преподавателя, а другой тянулся за ним по коридору, когда он шел в ассистентскую.

Я согласен, что это некрасиво. Но как быть с утверждением, что лучше сожалеть о содеянном, чем о несодеянном?
Эссе 21. Группа № 118
По логике вещей, именно с этой истории я и должен был начать свои воспоминания о студенческой жизни. По крайней мере, эта история должна быть второй после эссе "Как я стал студентом". Изначально были группы с изучением английского, немецкого и французского языков. По мере комплектования этих групп выяснилось, что есть студенты из отдалённых сел и другие, у кого по каким-то причинам в школе не преподавали иностранный язык. И было принято решение организовать группу № 118, половина которой будет изучать английский, а вторая половина французский язык, но их программа будет начинаться с изучения алфавита. Валя Тимошенко была как раз из села, где вообще не было преподавания иностранного языка. Женя Ромашов пятнадцать лет назад до поступления в институт окончил школу в небольшом посёлке при спиртзаводе в Киргизии. Они были в группе на, будем говорить, законных основаниях. А как в группе № 118 оказался Седышев Олег, который в аттестате по иностранному языку (английскому) имел пятёрку? Или тот же Бляхер Аркадий из Кишинёва? Или Агаджанян Ваграм? Татьяна Янчилина, которая жила и училась в центре Кемерово? Или Валера Кайгородов и Коля Ковальчук - оба тоже из Кемерово?
Да, пути Господни неисповедимы...

Мне думается, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, что практически всех из 118-й группы объединяла одна черта - авантюризм. Да, авантюризм. Ведь спроси меня сейчас, как я решился пойти в деканат и просить перевести меня в 118-ю группу? Я вряд ли смогу ответить. А я пошёл и не побоялся даже того, что копия аттестата есть в моем личном деле. Путём логических размышлений я прихожу к выводу, что группа № 118 была скоплением хитрованов. И я не скажу, что это плохо. Мышление у всех нас было неординарное, и соображали мы быстро. Ведь были и другие "хитрованы", которые хотели в ней учиться. Однако мы оказались проворнее. Я подчеркнул это слово, чтобы было понятно: нет, не умнее, а проворнее, шустрее, если хотите. И произошло как на вокзале: кто не успел, тот опоздал!

Ну как расценить слова Надежды Свечниковой: "...Прочитала твои зарисовки и пожалела, что училась не в вашей группе, так весело ты обо всем рассказываешь". Судите сами, дорогие читатели, как расценивать эти слова.

Подтверждением неординарности группового мышления является групповой фотоальбом, который был сделан перед весенней сессией второго курса для того, чтобы получить "отлично" за курс английского языка. Практически мы сделали этот альбом всей группой № 218. Кафедре иностранных языков он очень понравился, и все получили пятерки.

Но самое главное - этот альбом очень нравился мне: я вложил в него в то время душу и  банально спер его с кафедры! Каюсь!!!

Ссылка для желающих посмотреть фотоальбом полностью ; студенческий фотоальбом.
Эссе 22. RW

Так уж получилось, что одного из наших однокашников прямо на консультации перед государственными экзаменами забрали на лечение в кожно-венерологический диспансер. Конечно, это была новость для нас. Все, разумеется, сочувствовали пострадавшему однокашнику, но в основном это была его личная трагедия, и потому она быстро потеряла актуальность, ведь на носу были госэкзамены.

Подготовка к государственным экзаменам, если честно, только называлась подготовкой. Ну что можно было сделать? Мысли сами лезли в голову: "Тебя шесть лет учили и, ты думаешь, сейчас выгонят? Да никогда..." И мы с Ваграмом не сопротивлялись этим мыслям. У хозяйки квартиры, где жил Ваграм, была огромная библиотека детективов, и мы с ним взялись за их чтение. Каждый день брали новый и к ночи дочитывали его. Читали в транспорте, когда ехали на консультации, за обедом - в общем, везде.               
А вот как-то раз мы с Ваграмом оказались в центре Кемерово, на Весенней улице, между Островского и Советским проспектом, там, где был кожно-венерологический диспансер. Там как раз у нас проходили занятия, и преподавала Раиса Викторовна, которую студенты звали сокращено РВ. И вот, как с тем случаем, когда мы с Ваграмом подняли "падшую" женщину, мы, не сговариваясь, пошли в диспансер к Раисе Викторовне и попросили ее сделать нам RW. Мы не стали ей объяснять, что один наш однокашник... Мы сказали, что уезжаем из Кемерово и, мол, хотим уехать здоровыми. РВ смеялась от души, что, мол, очкуете, меньше кобелировать нужно было. РВ в выражениях не стеснялась, но кровь на анализ у нас взяли. Через какое-то время мы забрали готовые анализы, которые были отрицательными.

В принципе, мы не боялись бытового способа заражения, так как свято верили словам доцента Чикова В.В., который на лекции как-то рассказывал: "И он мне говорит, что заразился сифилисом в общественной бане. Это ж сколько ему, бедняге, нужно было по лавкам концом елозить, чтоб поймать ту спирохету?!".

И вот, вооружившись справками, вернее, результатом анализа, мы подходили к знакомым и ехидно так спрашивали: "А вы ещё не сдали RW? А мы уже давно сдали и вот - живем спокойно". И ведь несколько человек пошли тоже сдавать анализы.
 
А государственные экзамены мы с Ваграмом сдали нормально: по одной четверке и остальные пятерки.
Эссе 23. Этикет

Жена Ваграма, Галина, находилась в больнице на сохранении, поэтому  Ваграм предложил мне этот месяц пожить с ним. И готовиться к экзаменам вдвоём веселее, тем более что мы раньше уже занимались вместе и сдавали экзамены неплохо. Я согласился. В принципе, у нас с Ваграмом было полнейшее взаимопонимание, и нам было комфортно вдвоём. Питаться мы решили максимально дома и только экзамены обмывать в ресторане.

В те времена существовали магазины "Кулинария" или "Домовая кухня", и мы там брали полуфабрикаты: гуляш, бефстроганов, отбивные и т. д. А на гарнир, как правило, жарили большую сковороду картошки. Было очень вкусно. Тем более картошку мы жарили по-особому: почистив, заворачивали её в полотенце и сушили в нем, а в это время на раскалённой сковороде жарили свиное сало, нарезанное не очень крупными кусочками. Сало вытапливалось, и вот когда оно становилось практически прозрачным, в сковороду выкладывалась просушенная картошка. Ну а дальше дело техники: нужно следить, чтобы получались поджаренные румяные дольки картофеля, пять-десять минут - и сковородка картошки готова. Уже готовую картошку мы смешивали с отдельно пожаренным гуляшом или бефстроганов.

Да, должен сказать, что уже без пяти минут врач я не умел пользоваться одновременно ножом и вилкой. Ну не мог я вилку держать в левой руке! И вот Ваграм взялся научить меня этому делу, причем быстро. Я согласился.

А учение было простым: вилку в левую руку, нож в правую - и ешь. Первые разы я голодный выходил из-за стола, этот паразит-учитель, пока я копался, съедал все. Он объедался, но говорил: "Я тебя научу. Поголодаешь и будешь асом". В общем, так и получилось. Что ж, спасибо Ваграму за науку.
Эссе 24. Братья Ромашовы

После того, как Евгений закрепился в институте, а точнее, проучился уже два курса и перешёл на третий курс, в Кемерово приехал младший брат Жени, Константин. Костя был лет на двенадцать-пятнадцать младше Жени, такой же жилистый парень, как и старший брат. Но Женя не видел или не хотел видеть, что его брат - настоящий мужик. Наверное, здесь имело место чувство старшего брата. Женя любил Костю, это было видно невооружённым глазом, но и чихвостил безжалостно за малейшую провинность. Правда, и Косте нужно отдать должное - он особо не тушевался перед старшим братом. А история, которую я хотел рассказать, такая.

Так получилось, что мои родители переехали в Киргизию, а именно во Фрунзе, летом 1968 года, а Ромашовы жили в Киргизии задолго до переезда моих родителей. Мы с Женей и не знали, что стали земляками. И вот выяснилось, что родители Евгения живут в посёлке спиртзавода городка Кант, что в двадцати километрах от Фрунзе. Живут в частном доме, и у них большой сад. Женя пригласил меня приехать к нему в Кант в гости летом, когда мы будем на каникулах.

Я уже писал, что я Женю любил, он мне был как старший брат, и я, конечно же, приехал к Ромашовым, как мы и договорились. Встреча была тёплой. Вот тогда Женя и познакомил меня со своим младшим братом Костей.

И вот, скажите мне, пожалуйста, почему неистребимо стремление к халяве у русского человека? В то время все базары Фрунзе были завалены арбузами - и местными, и узбекскими, и из Ферганской долины, и из Оша. То есть выбор был на любой вкус и по цене пять - максимум десять копеек за килограмм, а в Канте они ещё дешевле были.

Но тем не менее Женька предложил, а я, не задумываясь, согласился пойти за арбузами на колхозную бахчу. Ну поскольку этот визит был принят только нами, а принимающая сторона даже и не догадывалась о том, что студенты-медики из Сибири решили нанести визит, выход был запланирован на то время, когда стемнеет. А время до вечера мы провели в легком трепе за лакомством. Кулинарные способности у матери Кости и Жени были невероятные, и она нас угощала разными изысками с местным колоритом.

И вот стемнело. "Возьми мешки", - бросил Женя Косте, и мы пошли. Близко было или далеко, трудно сказать, так как мы болтали всю дорогу. И вот бахча. Решили попробовать, спелые ли арбузы с "этого края бахчи". Женя выбрал арбуз в полметра в диаметре и изящно рукой, как саблей, ударил его по боку. Арбуз развалился на две половинки. Даже ночью было видно, что он багрово-красный. На вкус арбуз был изумительным. Сахаристым, сладким и с каким-то легким ароматом травы. Ну вы понимаете, что арбузы с "этого края бахчи" мы одобрили. Главным в нашей команде был, конечно же, Евгений. Я просто не знал, что и как делать, поскольку был на бахче первый раз, да еще и ночью, а Костя просто знал брата и отдал ему право первенства. И вот, получив от Жени указание, какие арбузы рвать, мы разошлись по сторонам. Минут через десять полсотни арбузов было уже снесено в одну кучу. Женя строго следил за этим, говоря, что мы даже делаем "доброе дело" для колхозников. Ведь после того, как мы набьем мешки, останется много арбузов и они будут в одной кучке. Так и получилось. Арбузы в мешки мы брали средние, по три-четыре килограмма весом, чтобы больше вошло в мешок.

Вот уже мешки полные, и Женя просит у Кости завязки для них. А Костя в ответ, мол, ты сказал взять только мешки, а про завязки ничего не говорил. И попросил меня подтвердить, что я и сделал. Да, бедные колхозники, им не досталась та куча арбузов, что осталась после того, как мы набили мешки. Женька брал их по одному и метал в Костю, который ловко уворачивался. Досталось и мне, чтобы не защищал Костю. Но ситуация была патовая: арбузов набрали, но, не завязав мешки, нести их было рискованно. Я не знаю, как так произошло, но мы прямо на бахче нашли небольшой кусок алюминиевой проволоки. Женя изловчился и завязал два мешка. Оставался еще один незавязанный мешок. И Женька не стал ломать голову. Он заставил Костю выдернуть резинку из трусов - вот клянусь, что так и было! - и завязал последний мешок.

Дорога обратно была не такая легкая. Ну во-первых, мешки были довольно тяжелые; во-вторых, Женька всю дорогу ругал Костю и обещал еще и расправиться с ним, когда придем домой. Так получилось, что мешки, которые были завязаны проволокой, достались нам с Костей, а мешок, завязанный резинкой от трусов, нес Женя. И вот  метрах в ста от дома резинка сползает с мешка, и арбузы из Женькиного мешка начинают падать на землю. А поскольку они все спелые, то лопаются при падении. Костя, зная характер Женьки, пока тот стоял в шоке, поставил на дорогу свой мешок и припустил бегом так быстро, что мы и глазом моргнуть не успели, как он скрылся в темноте. Вот если бы я изучал антологию русского мата, то в тот момент получил бы такой объем материала, что хватило бы на докторскую диссертацию и еще на десяток научно-популярных статей. С горем пополам я уговорил Женьку успокоиться и идти домой. А когда мы пришли, то мать Жени стала хлопотать за Костю. Он успел побывать дома и все рассказать. Общими усилиями мы все-таки успокоили Евгения, и он пообещал, что не тронет Костю, а тот вышел из соседней комнаты. Остатки ночи мы дружно провели за кондитерскими лакомствами матери братьев Ромашовых и дегустацией медовухи.

Поездкой в гости к Ромашовым я остался очень доволен.
Эссе 25. Фармакология

Если без знания анатомии не может быть медика, то без знания врачом фармакологии не может быть лечения.
 
А родилась фармакология давно. Ещё Гиппократ и Гален приложили руку к становлению фармакологии как науки. И от того, что Гиппократ лечил "неделимыми растениями", а Гален применял измельчённые либо сушёные растения либо отвары из них, от всего этого современным студентам-медикам не легче. И если в политехнических институтах говорят: "Сдал сопромат - можешь жениться", то в медицинском институте то же самое можно сказать о фармакологии. И нужно отдать должное студентам - в подавляющем своём большинстве к изучению фармакологии они относились серьёзно и могли объяснить, чем фармакокинетика и фармакодинамика отличаются от фармакогенетики и фармакогеномики. И уж, конечно, знают, что такое метаболизм и чем он отличается от абсорбции. Наша группа тоже усердно пыталась постичь азы фармакологии и для этого практически без прогулов посещала и лекции, и семинары по фарме. И вот - пришла пора экзамена.

Так уж сложилось, что к экзаменам мы с Ваграмом готовились вместе. Что интересно, мы жили по отдельности, но именно подготовка к экзамену у нас была какой-то слаженной. Мы мучили друг друга встречными вопросами, часто неожиданными, и вместе искали ответы. Короче, нам было очень комфортно вместе готовиться к экзаменам. У нас даже сложились некие ритуалы, и мы их свято соблюдали. Вот, к примеру, один из них: за два дня до экзамена мы обязательно шли в баню - ту, что в Кировском районе, возле главного тогда корпуса института. В баню мы шли, как правило, после обеда. Спокойно парились в своё удовольствие. После бани просто гуляли или заходили к кому-нибудь из однокашников и морочили ему голову. Вечером рано ложились спать, а утром вставали очень рано и начинали практически мозговой штурм предмета, по которому завтра будем сдавать экзамен.

Так было и в канун экзамена по фармакологии. В баню с нами увязался Гасанов Ильгам. Мы были не против. Напарившись и нахлюпавшись вдоволь, мы решили, не заходя домой, погулять. На Севастопольской у гастронома, куда мы зашли за сигаретами, нам встретился Аркадий Бляхер. Мы к Аркаше с "ля-ля-тополя", а он, мол, извините, спешу. Мы в ответ: "То есть как спешишь - мы же поболтать хотим". Аркашка знал наши привычки и ритуалы и, присмотревшись, спросил: "Вы что, в бане были?". Мы: "Да, были". И тут Аркашка стал смеяться: "Вы же перепутали даты, экзамен не послезавтра, а завтра". Время было уже позднее. Бляхер убежал, а мы стояли с Ваграмом словно в шоке. Хорошо, что с нами был Ильгам, который привёл нас в чувство и буквально потащил домой.

Я вряд ли смогу сейчас передать, что это была за ночь. Да, мы серьёзно занимались на занятиях, да,  мы посещали лекции и даже писали конспекты, но цейтнот, в который мы с Ваграмом сами себя загнали, давил. Утром мы одними из первых пришли на экзамен. Раньше нас пришли Валера Кайгородов и Славка Сизиков. Они тоже вместе готовились к экзамену. А в этот раз они где-то достали и наглотались каких-то стимуляторов нервной деятельности. Это было заметно, особенно по Славке, который без умолку болтал. Он сыпал названиями препаратов, дозами разовыми и суточными и т. д. В общем, было видно, что он знает предмет. Но нас беспокоило,  как преподаватели отнесутся к его активности. И ведь сдали оба: Валера получил "удочку" и был рад этому, а Слава "хор" отхватил. И вот мы с Ваграмом тоже на экзамене. Я не помню, какие у меня были вопросы. Смутно помню, что что-то я вроде знал, в чем-то сомневался. И тут судьба послала мне в виде соседки по парте на экзамене спасительницу - Крылову Татьяну из 5-й группы. Вот у кого было самообладание!
 
Она, мельком посмотрев на мои вопросы, буквально двумя-тремя фразами все разложила мне по полочкам, и я, не засиживаясь, пошёл и ответил на все вопросы самому Сапожкову А.В.
 
И получил "хорошо". Ещё в экзаменационной комнате я заметил, что Татьяна что-то и Ваграму втолковывала. Он тоже получил "хор".
После экзамена я подошёл к Татьяне со словами искренней благодарности и вручил ей плитку шоколада "Золотой якорь", тогда он считался одним из лучших. Татьяна засмущалась, но шоколад взяла. И, как оказалось, потом она помнила этот подарок всегда. Мне это очень приятно.
В завершение я хочу сказать, что соблюдение ритуалов - это прекрасно, но студенческая взаимовыручка - это основа основ!
Эссе 26. Самбо

Как ни смешно это будет казаться тем, кто меня знает, но сообщу, что в 1967 году я был чемпионом института по самбо в своей весовой категории. А это была, если я не ошибаюсь, лёгкая категория. Я себя никогда не считал спортивным человеком - у меня не было спортивных амбиций. В школе я, как и другие ребята, всячески пытался открутиться от физкультуры. Правда, я пытался играть в детской или, как она называлась, юношеской команде по хоккею с мячом Кедровского карьера. Но после того, как мне в лоб прилетел этот хоккейный так называемый мяч, я бросил и эти занятия. Это был не мяч, это была граната! Лёгкий сотряс я перенёс однозначно. В общем, в школе я спортом не занимался. Другое дело, если мы с моим другом Витей Бельковым смывались с занятий и с удочками шли ловить пескарей на дамбу в Кедровке...
Но спортивного рыболовства тогда не было. А уж поступив в мединститут, я тем более не планировал заниматься спортом. Я хотел учиться "на доктора".

Но институтская программа включала в себя и физвоспитание. И зачёт на этой кафедре, хотели этого студенты или не хотели, должен был стоять в зачётной книжке. А получить его можно было, если добросовестно ходить на все занятия и сдавать нормативы или посещать какую-либо спортивную секцию. Я выбрал второе.

Ваграм занимался волейболом, и это он меня склонял записаться в секцию. Почему самбо? А просто так получилось, что с Володей Кравченко я был знаком раньше, не зная даже, что он ведёт секцию самбо в институте. Скажу честно, я попытался уговорить Краву (так мы его звали) не мучить меня и написать на кафедру, что все "ОК". Но, всегда мягкий и добрый, Володя проявил такую жёсткость, что я прикусил язычок. Он сказал, что не позволит, зная мой характер, говорить, что я занимаюсь у Кравченко, а самому не владеть ни одним приёмом, и чтоб в первой же драке мне набили морду, а я не смог себя защитить.

Да, это была ситуация. Но уж сильно не хотелось ходить на физкультуру. А главное, я похвастался уже, что иду в секцию самбо. Аркашка, Ваграм и Женька Ромашов ехидно просили продемонстрировать ну хотя бы бросок через бедро. Это было выше моих сил - терпеть их подколки, и я пошёл. А Крава как с цепи сорвался - стал гонять меня по индивидуальной программе. Только разминка была не меньше двух часов. После разминки у меня мелко дрожали руки и ноги от усталости. А ведь только потом начинались занятия по изучению приёмов и тренировка по их проведению. Это позднее я узнал, что Женя Ромашов тоже хорошо знал Володю Кравченко и попросил гонять меня, как сидорову козу, чтобы я был не только забияка, но и боец. Но Крава, по-моему, перестарался.

Тем не менее от занятия к занятию я осваивал и подсечки, и захваты, и болевые приёмы. Тренироваться с усердием меня заставляло ещё и то, что на занятия ко мне приходили каждый раз друзья: Дато Иобидзе, Дито Мхеидзе и Ильгам Гасанов. Они могли прийти в любое время, и я старался, чтоб они не увидели меня сачкующим. На тренировках они каждый мой хорошо выполненный бросок или захват встречали бурным проявлением восторга. Конечно, они играли в восторг, но все равно  это меня очень стимулировало и приятно щекотало нервы.

И вот  Крава объявляет, что у нас будет чемпионат института. Конечно, чемпионат - это звучало чересчур громко; тем не менее так было. В моем весе было восемь человек, поэтому, чтобы стать чемпионом института, нужно было победить в четырёх встречах.

Володя подсказал мне несколько борцовских истин, которые помогают. Я запомнил почему-то только одну: надо всегда держаться в центре ковра, чтобы, если противник проведёт удачный приём, вылетать за ковёр, и тогда очки противнику не пишутся. Да, первые три встречи я регулярно вылетал за ковёр. Ох и больно же было, когда лицом - и в доски пола спортзала морфологического корпуса врезался. А ребята, мои болельщики, шумят и кричат на меня. Три первые встречи я все-таки выиграл по очкам - мои-то броски были в центр ковра. И вот - финальная встреча. Мой соперник был с сангига, не помню его фамилию, да я, наверное, и не знал её. Ох и жилистый и упорный был парень. Он, как столб, намертво стоял на ногах, и я не мог применить ни один приём - мне даже сделали предупреждение за пассивность. Противник уже пару раз бросил меня, правда, вновь за ковёр. Мои друзья неистовствовали, они требовали "порвать противника, как рвёт грелку сучка на помойке", или не называть их друзьями. И буквально за несколько секунд до окончания поединка я провёл приём: бросок через бедро с захватом руки на болевой приём на локтевой сустав. По правилам, если удерживаешь захват на болевой приём какое-то определённое время, присуждается победа. А если удерживаемый вскрикнул во время удержания, победа называется чистой. Так вот, я удерживаю руку противника и, чтоб он не вывернулся, пытаюсь фиксировать его корпус своей ногой. И, наверное, нечаянно задел его причинное место -  противник взвыл.
 
Я, конечно же, победил бы и просто болевым приёмом, но победить вчистую в финальном поединке - это особенно приятно, это был шик. Как мы с друзьями отмечали моё чемпионство - это совсем другая история. На следующий день меня пригласили на кафедру физвоспитания и поставили зачёт.
Эссе 27. Димка-винодел

Я уже писал, что мои родители были очень хлебосольные. И их непоколебимое убеждение в том, что все студенты голодают, было причиной того, что все мои друзья, которые приезжали ко мне на выходные, пока мои родители жили в Кедровке, объедались и просили меня защитить их. Ну а что я буду защищать? Я советовал есть впрок. Трудно было в те далёкие времена, да ещё в Кедровке, найти что-то особенное, но Александра Михайловна, моя мама, варила очень вкусные щи, пекла бесподобные курники, да и картошку со свининой жарила замечательно. В общем, все мои гости всё ели с удовольствием, и это было видно. Но больше всего родители любили, когда к нам приезжал Дито Мхеидзе. Уж вокруг него Александра Михайловна хлопотала особенно. А Пётр Андреевич любил поговорить с Димкой "за жизнь". Бате - так я звал своего отца - нравились рассуждения Димки, так как это были мысли не пацана, а мужчины. Все-таки восточное воспитание, уважение к старшим у Димитрия просматривались во всем.

Я не помню, в каком месяце, но осенью, наверное, это был октябрь, Димке пришла большая посылка с виноградом. И было очень обидно, что виноград подморожен. Ведь осень в Сибири отличалась от осени в Грузии. Димкины родители не подумали о том, что в октябре в Кемерово могут быть морозы. А в тот год они были.

Димка, получив посылку и вскрыв её, сначала расстроился. Но я же говорил, что Димка умный парень, и он предлагает мне: "Поедем к твоим родителям и сделаем из этого винограда вино". Сказано — сделано. И в ближайшие выходные мы с виноградом поехали в Кедровку.
 
Мои родители слегка удивились, но оказали нам полное содействие. Нам нужно было какое-то корыто, чтобы давить виноград. Димка категорически настаивал, чтобы делали это ногами, дабы не нарушать вековые традиции его предков, которые никогда не пользовались прессами. Не знаю, где, но батя раздобыл цинковое корыто, ну где было взять деревянную ёмкость? Долго спорили батя с Димкой, и все-таки батя убедил моего друга, что виноградный сок долго не будет в этом корыте и его перельют в стеклянные ёмкости: у бати была четверть - стеклянная бутыль на 25 литров.
 
И вот все готово к работе. Виноград вывалили в корыто, мы с Димкой помыли ноги и приступили. Мои родители ухохатывались, глядя, как мы, два балбеса, мешая друг другу, топчемся в том корыте. И вот процесс давления был закончен. Димка подробно, с деталями рассказал моему бате, что нужно делать дальше. Батя внимательно слушал.

Выходные закончились, и мы уехали с Димкой в Кемерово продолжать учёбу на докторов. Студенческие будни, занятия отвлекли нас, и мы забыли про то, что заложили основу виноделия в Кедровке. И вот какой же искренней была наша радость, когда в канун Нового года батя приехал и привёз янтарную жидкость! Это было вино. И не просто вино, а отличное вино.
 
И это не только наше с Димкой мнение. Это мнение всех, кто тогда на новогоднем институтском вечере пробовал его.
Эссе 28. Стройбат

Я уже писал, что был зачислен в институт досрочно в компании таких же, как я, "счастливчиков". Да, нас вызвал к себе проректор Копытин И.В. и объявил об этой "милости". Я не помню всех, кто тогда был в кабинете у Копытина И.В., но несколько человек мне запомнились. Один был высокий, крепко сбитый молодой человек с открытым, добрым лицом. Выдержанный и спокойный. Мы познакомились позднее, это был Лопатин Анатолий. Другой - стройный и высокий черноглазый красавец, явно кавказской национальности. Он был не просто стройный, но даже несколько худоватый. Лицо некрупное, но огромные чёрные глаза и нос, как ятаган турецкого янычара, делали его не просто красавцем, но и очень эффектным молодым человеком. Это был Гасанов Ильгам Риза Оглы. Нам предложили вместо колхоза отработать пару недель на военной кафедре. Вот здесь мы с Ильгамом и подружились. Да, он был горяч и вспыльчив, но не с друзьями. С ними был очень внимателен и заботлив. На военную кафедру на отработку был направлен и Аркадий Бляхер, с которым мы познакомились ещё на экзамене по русскому языку. Но Аркадию поручили клеить и ремонтировать плакаты (не мудрено: как нам хвастал сам Аркадий, полковник Пятов был другом семьи Бляхера), а нам с Ильгамом предложили соорудить крышу у гаражей кафедры, которые располагались между главным и морфологическим корпусами, как раз у забора воинской части. Вот эта задача была похлеще, чем всем известная "пойди туда, не знаю, куда...".

Вот и мы, стройбат КГМИ, ни я, ни Ильгам, не знали, что делать и как. Я никогда ничего не строил, Ильгам также. Я не буду морочить вам головы и скажу только, что работу в положенные сроки мы сдали. Ну а как мы этого добились, вы сами догадаетесь, если я скажу, что эта самая крыша рухнула в первую же зиму, после первого же снегопада. И ведь нас нашли преподы с военки и сказали, что, на наше счастье, в момент обрушения крыши машины полковника Фёдорова там не было. А то проблем бы нам не избежать. А что хотели эти тактики и стратеги медслужбы, когда поручили семнадцатилетним пацанам (это мне было семнадцать, а Ильгаму был двадцать один год) сооружать крышу гаража для заведующего военной кафедрой. Да Бог с ними, с вояками. Как сейчас видим, во всей стране подобный бардак был.
Эссе 29. Пивзавод

О том, насколько тяжел кусок хлеба у рабочего люда, я узнал ещё до начала занятий на первом курсе института. Но обо всем по порядку.
Какой должна была быть крыша гаража для начальника военной кафедры Фёдорова, если мы с Ильгамом умудрялись калымить на пивзаводе во время стройки? Уж очень мне запомнился один случай. Ильгам приходит и говорит: "На пивзавод пришёл вагон сахара, и его нужно разгрузить". И спросил, пойду ли я с ним. Ну какой мог быть разговор, если я, не задумываясь, согласился на авантюру с постройкой гаража. Мы ведь могли отказаться и поехать в колхоз копать картошку со всеми студентами. Итак, на следующее утро мы пришли на пивзавод, что в Кировском районе, на набережной. Нас встретили и проводили на склад. Задача была следующая: вагон кубинского сахара - это двадцать тонн, которые за четыре рейса грузовиком со станции доставляли на завод.

Так вот, мы должны были разгрузить машину, а мешки с сахаром уложить в закрытом складе. Но следовало взвешивать каждый десятый мешок. Кубинский сахар поступал в мешках нестандартных, весом от восьмидесяти до ста двадцати килограммов. И вот так определяли средний вес мешка. В отличие от стройки на военной кафедре, здесь у нас был старший - кладовщик. Он был хромой и полупьяный, так как постоянно пил мутное, бродящее пиво. Но он знал дело. Ильгама поставил на грузовик, чтобы он кантовал мешки и клал их ребятам на плечи. А меня в склад направил. Я должен был кантовать мешки и ставить их вдоль стены. Мы с Ильгамом с этой работой справлялись. Носили мешки студенты из химико-технологического техникума, что был рядом с сангиговским корпусом. Ребята, видать, не первый раз работали. Быстро разгрузили первую машину. Пока не пришла следующая, эти ребята сбегали в цех и принесли жбан литров на десять того же, что пил кладовщик, - мутного, ещё бродящего пива - и стали его с удовольствием пить. Пригласили и нас с Ильгамом. Мне эта бурда не понравилась сразу. А Ильгам выпил пол-литровую кружку, и его тошнило до конца дня: гадость это молодое пиво. Хоть ребята и кладовщик смеялись над нами и уговаривали, мол, очень полезно его пить, мы с Ильгамом больше не стали.

После второй разгруженной машины я вдруг захотел отличиться и принести в склад хоть один мешок. Меня отговаривали все: и ребята, и кладовщик. Они говорили, что тяжело это и надо знать, как брать, как нести. Но я настоял на своём. Ильгам выбрал для меня мешок поменьше и очень аккуратно положил мне на плечи. Как говорил потом Ильгам, я стоял на месте с мешком сахара на плечах и слегка покачивался. Дело в том, что я не мог пошевелить ногой. И в момент, когда попытался сделать шаг, я упал, а мешок упал рядом и лопнул. Половина мешка сахара высыпалась, кладовщик дал мне метёлку и ведро. Всем объявил перерыв, а я подмёл двор и унёс сахар в особый ларь на складе. И вот пришла последняя машина с сахаром. Мы уже прилично устали, но работы было ещё на час, не меньше. И я, не знаю, почему, вновь захотел самоутвердиться и все-таки занести мешок в склад. Я шумел и кричал, мол, мужик я или нет? Все смеялись, ведь я был весом пятьдесят килограммов, но, посоветовавшись, разрешили мне донести мешок до весов для контрольного взвешивания. А это было метра два от машины. И опять я встал у кузова, а Ильгам аккуратно опустил мне мешок на плечи.

Вы знаете, я сразу, не раздумывая, сделал два мелких шага и переместился на полметра к весам. Затем опять замер. Пытался не потерять равновесие. Подгоняемый смехом и криками зрителей, которые уже заключали пари, донесу я или нет, я сделал ещё три или четыре шага и вновь замер -  теперь уже в полуметре от весов. И вот последний бросок — я шагнул раз, два, и меня повело куда-то в другую сторону, я дёрнулся к весам и вновь упал. Я упал на землю, а мешок грохнулся на весы. Меня приветствовали как героя. Поднимали банки с мутной бурдой. А потом выяснилось, что весы сломались. Так что машину ребята заканчивали разгружать уже без взвешивания. Мы с Ильгамом ещё раз приходили на пивзавод, но меня больше не пускали носить мешки, да я и сам не рвался, так как на себе почувствовал, как тяжёл хлеб у работяг, и порадовался, что я буду учиться на доктора.
Эссе 30. Слюна — ручьём

Агаджанян Ваграм и Лопатин Анатолий. Вот настолько близкую амплитуду имели их биополя, что совместное длительное проживание было чем-то похоже на эпизод из фильма "Бриллиантовая рука", когда один персонаж говорит: "Может, стоит?..", а другой: "Нет, не стоит". Первый: "Тогда это...", второй: "А вот это попробуйте". Да, они понимали друг друга с полуслова, и это помогало им вместе жить спокойно и комфортно.

Один армянин, другой донской казак, один любитель вкусно поесть, но и второй любил полакомиться не меньше. У второго была ещё и склонность к кулинарии. Нет, часто у него не было времени что-нибудь приготовить, но иногда... Особенно ему удавалось лобио. Он никогда не начинал сразу варить фасоль, она должна была постоять у него в холодной воде, часто сменяемой, не менее двенадцати часов, и только тогда он начинал её варить.
 
Можно было посолить ту фасоль в начале варки, так нет, он её солил ближе к готовности, причем момент соления определял только по ему понятным признакам. Мне всегда хотелось назвать его виртуозом мутовки или, на край, кудесником половника. В момент готовки он был хорош! У меня подозрение, что Тамара в те моменты и прониклась к нему любовью, сохранённой до сих пор. Но вернёмся к лобио. Толик говорил: "Зелень лобио не испортит" - и использовал всё, что было под рукой. В те времена это были укроп, петрушка и зелёный лук. Сейчас он бы и реганчика самую малость добавил к фасоли вместе с укропом, петрушкой и зелёным некрупным луком. Затем наступал черёд грецких орехов. Он долго колдовал над ними, рассматривал, обнюхивал. На мой вопрос как-то ответил: "Один прелый грецкий орех может испортить все блюдо". Перенюхав все орехи, поджаривал их на растительном масле. Поджаренные орехи Толик делил пополам и одну часть измельчал, а другую практически толок. Добавлял к фасоли и перемешивал фасоль, зелень и орехи. Перемешивал он тоже по-особому: медленно, размеренными движениями. И последний продукт - это лук репчатый. Его можно было бы нарезать кольцами, но нет. Толик резал лук кубиками, обжаривал в масле до полной прозрачности и только тогда добавлял в лук сок лимона. Обязательно накрывал, буквально пару минут выдерживал. Ну а затем тоже перемешивал с фасолью.

У меня даже сейчас, когда я пишу эти строки, слюна - ручьём. Но Толик никогда не давал съесть лобио сразу по приготовлении. Полчаса - это минимум, который должен был пройти перед едой. Я почему так подробно пишу об этом? Да потому, что хочу деликатно перейти к основной части эпизода. Вы уже поняли, что Толик Лопатин был фанатом блюд из фасоли. И вот однажды, жили тогда Толик с Ваграмом уже не на Севастопольской, а на Мызо, 6, если мне не изменяет память, хозяйка их квартиры торжественно объявила, что хочет угостить ребят фасолевым супом. Меня не было в тот момент там, и я знаю это со слов Толика с Ваграмом. Ребята стали пытать хозяйку, что да почему. Та молчит и приносит им по тарелке фасолевого супа. Как сказали ребята, выглядел суп очень аппетитно, но когда они стали его есть, то ощутили какой-то неприятный запах от супа, да и вкус тоже был того. Толик, любитель фасоли, был в шоке. "Как можно испортить блюдо из фасоли?" - это Толик постоянно спрашивал у Ваграма. Разумеется, только хозяйка вышла из комнаты, они оба метнулись с тарелками в туалет и, мешая друг другу, вылили суп в унитаз. И вот о деликатности: возмущались и негодовали они между собой, а хозяйку деликатно хвалили, но также деликатно и категорически отказались от добавки.
Эссе 31. Деликатность

Зачем я взялся писать историю про деликатность, я понять не могу. Наверное, захотелось повыпендриваться. И что? Взялся за гуж - не говори, что не дюж. Для начала я решил покопаться в Интернете, чтобы чётко представлять то, о чем собираюсь писать.
 
Я нашёл кучу синонимов к слову "деликатность": это и "тактичность", и "вежливость", и "мягкость", и "обходительность", и "щекотливость". И всего два антонима: "грубость" и "хамство". Что же, вот вы и будете судить, о деликатности ли идёт разговор в следующей истории. Этот эпизод из нашей студенческой жизни именно о деликатности. Да и тема, которая раскрывается, тоже требует особой деликатности.

Все, что я буду описывать, произошло на кафедре судебной медицины. Цикл этого предмета вёл в нашей группе Шакуль В.А. Надо быть истинным судебным медиком, чтобы из года в год, изо дня в день заниматься этой работой. Вот только один эпизод, после которого я сказал себе, что судебным медиком я не буду никогда. В общем-то, я не брезгливый, но однажды на занятиях мы вскрывали труп мужчины. Дело было весной. Вся группа была в сборе. Вскрытие делал сам Шакуль, а мы стояли вокруг и пассивно глазели. И вот после вскрытия желудка по помещению разнёсся такой запах, что вся группа зашлась в рвоте. Простите мне эту неделикатность. Погибший перед смертью пил популярное тогда у алкашей вино "Солнцедар" и закусывал черемшой.

После этого случая больше половины группы перестали ходить на занятия. И мы договорились с Шакулем В.А., что он примет у нас экзамен досрочно. В общем-то, мы понимали, что все сдадим, и сдадим неплохо, но Шакуль решил устроить себе небольшую разрядку. Он практически каждого провоцировал на какую-нибудь хохму. Но вот вопрос, который достался Жене Ромашову, не требовал никакой провокации. Он сам по себе был провокационный. И Шакуль выжал из него все, что можно.
А вопрос, доставшийся Жене (честное деликатное слово, так и было), - это "Девственность и её судебно-медицинские признаки". Когда Женя сел к столу преподавателя отвечать и когда все, кто был в экзаменационной, услышали его вопрос (а Шакуль постарался: он прочитал вопрос громко), они отложили свою подготовку и стали слушать, что называется,  во все уши. Все понимали, что так просто это не закончится. Женька немного смущался экзаменационного вопроса и не знал, с чего начать. Шакуль помог Женьке, он задал ему всего два наводящих вопроса: "Ну а ты сам-то видел девственницу?" Женька не задумываясь: "Видел". Шакуль: "Где?" И тут, как гром, как взрыв бомбы, прозвучал ответ Женьки: "В роддоме".
Гоготали - именно гоготали! - все: Шакуль хлопал ладонями по столешнице и слегка подпрыгивал от смеха на стуле, Агаджанян Ваграм и Марик Голубков сползли со стульев, сидели на полу и тоже зашлись в хохоте, а Оля Птицына и Сашка Сальмайер обнялись и плакали от смеха, слёзы текли ручьём. Да, гелотология (наука о смехе) такого проявления хохота еще не знала! И только Женька не смеялся. Он, бедный, пытался всех перекричать и сообщить, что та девушка была на экспертизе у бабы Любы (Решетовой Л.А.). Но кто его слушал? Даже мы, стоявшие в коридоре за дверью, но все слышавшие, бились в истерике. Ну, в общем, после Жени экзамен закончился. Мы собрали зачётки, сказали, кому что нужно, и Шакуль так и поставил кому "отл.", а кому "хор.". Женя получил "отлично".

Обмывали мы этот экзамен в ресторане гостиницы "Кузбасс".

Эссе 32. 8 Марта

И последний деликатный эпизод. Все, кто жил в те годы в общежитии возле областной больницы, наверняка помнят, как общага отмечала один из дней 8 Марта.

На старших курсах я, хоть и жил на квартире, имел официальное место в том общежитии. В комнате на пятом этаже жили Женя Ромашов, Коля Козлов, Жора Чернобай и я. Ребята из той истории про мини-общагу - Женя, Коля и Жора - были очень довольны, так как я если и ночевал в общаге, то раз или два за семестр, а у Жени было много ночных дежурств. Он подрабатывал рентгенлаборантом в травмпункте в Кировском районе. И вот канун праздника 8 Марта. Его начинали отмечать в группах, потом многие переходили в рестораны и кафе. И уже потом на отмечавших и иногда еле передвигающихся ногах жильцы собирались в общежитии. И вот в тот раз я, не знаю, почему, тоже оказался в общежитии, в своей комнате. Общага продолжала отмечать праздник.
 
По коридору туда-сюда кто-то ходил, где-то даже пели. У нас в комнате собрались все четверо, но были в разной кондиции, а главное, Жора Чернобай напился и спал на своей кровати.

Нас распирало: каждый рассказывал, как он провел день. А Жора храпел, да так заливисто, что нам стало жалко других жильцов общежития, и мы втроём - я, Коля и Женька - с огромным трудом (Жора весил сто пятьдесят килограммов) вместе с кроватью перетащили Жору в женский туалет. А что, праздник ведь женский! Ну и тут, нужно нам отдать должное, мы были деликатны до конца. Мы не стали Жору раздевать догола, хотя от встречных и поступали такие предложения, когда мы тащили его по коридору в другой конец.

Единственное, что мы сделали, - это привязали Жору простыней к кровати, наверное, чтобы он не упал в туалете.

Но что Жоре простыня? Он порвал её после трех или четырех часов сна. Как говорили потом, посмотреть на Жору приходили со всех пяти этажей, и кто-то сердобольный разбудил его. Вот Жора, проснувшись, порвал простыню и чуть было не набил морду "сердобольному" (а надо было бы - такой прикол испортил), а затем ворвался в комнату, где мы мирно спали. Правда, тут нам пришлось проснуться и клясться Жоре, что это не мы. Что мы якобы думали, что его, Жоры, нет в общаге, что он где-то отмечает праздник. И он поверил, а может, и не поверил, но бить нас троих не стал. Однако месяц с нами не разговаривал. Чует мое сердце, что в этом эпизоде лучше бы употребить не синонимы слова "деликатность", а антонимы. Но что было, то было, и слов из песни не выкинешь.
Эссе 33. Сборы

После окончания медицинского института всем мужчинам присваивали воинское звание "Лейтенант медицинской службы запаса". Курс первичной военной подготовки мы прошли во время занятий на военной кафедре. Оставались лагерные сборы и экзамен. Сборы были летом, в июле, на пятом курсе. Что касается меня, то мне опять повезло. Экзамен по судебной медицине мы всей группой сдали досрочно. Пропедевтику детских болезней я тоже сдал досрочно, в мае, но уже индивидуально. И улетел во Фрунзе набираться сил перед сборами на целый месяц. Мой батя был человеком законопослушным. Во время войны дослужился от рядового до майора. Он проводил со мной беседы об уважении к старшим по званию и обо всех остальных армейских премудростях. Я слушал батю, но, не в обиду ему, не очень внимательно. В общем, к началу сборов я вернулся в Кемерово окрепшим на родительских хлебах физически и подкованным после бесед с батей политически.

Сборы были в деревне Плотниково на базе дивизии гражданской обороны. Территория воинской части была огорожена двухметровым забором. У ворот на проходной был постоянный пост.
 
Я не буду рассказывать, как нас повели сразу в баню и выдали по охапке обмундирования. Обмундирование было старого образца, и мы резко отличались от солдат части. Ещё до отправки на сборы офицеры военной кафедры объяснили нам, что нужно выполнять все требования устава на территории части, к примеру, отдавать честь встречным офицерам части, не нарушать режим и т. д. Всех студентов на сборах обозвали курсантами и всех нас вместе - ротой. После размещения в части нас разбили на взводы, а взводы - на отделения по девять-десять человек. Для каждого отделения была выделена палатка, где мы спали. Старшиной роты назначили Феликса Ана, который служил в армии и получил звание старшины ещё до поступления в институт. Командирами взводов были офицеры кафедры, а командирами отделений назначили ребят из наших, из курсантов и, чтобы они отличались от остальных, "кинули им по сопле на погоны". Это воинский жаргон, означающий, что им присвоили звание ефрейтора. Меня назначили ординарцем полковника Федорова (заведующего военной кафедрой) - того самого, машину которого мы с Гасановым Ильгамом чуть не угробили пять лет назад. Должность ординарца была хороша тем, что на проходной у меня был постоянный пропуск на вход-выход в любое время суток. А главное, Федоров появился на сборах всего раз. Так что я был вольной птицей. Но, конечно же, меня без нагрузки не оставили. Все офицеры, которые приехали с нами на сборы, жили в большом доме в ста метрах от части. Так вот, все офицеры брились электробритвами, и только майор Глебов брился станком с лезвиями. Моей главной и единственной обязанностью было в шесть тридцать, ещё до подъёма, принести майору с пищеблока чайник кипятку и разбудить офицеров. Что ж, я и с пищеблоком таким образом познакомился, а это, как оказалось, на сборах не лишнее. Я не буду вас мучить рассказом о тяготах военной службы, о тех невзгодах, что свалились на нас.

По приезде все студенты привезли с собой кто блок, а кто и два-три блока хороших сигарет. Непонятно почему, на свежем воздухе - а мы постоянно были на улице, потому что в палатке можно было находиться только во время сна - сигареты быстро закончились. И началось: сначала выкурили все бычки, потом (вот когда первый раз пригодилась моя ординарская должность) снабдили меня рюкзаком и деньгами, и я пошёл в деревню в магазин за дешёвым куревом. Благо я уже знал, где все магазины в деревне Плотниково: офицеры кафедры посчитали, что одной нагрузки (носить кипяток Глебову) для меня мало, и дали мне ещё одну нагрузку - в рюкзаке носить им вино из магазина. Так вот, принёс я в часть полный рюкзак махорки в пачках. Да, все научились делать козьи ножки или просто самокрутки, и у всех после возвращения в Кемерово пальцы были жёлтыми от махорки.
 
Ну как же я так! Чуть не забыл об ещё одной обязанности, которой меня нагрузили уже студенты. Мне это поручение очень нравилось, и выполнял я его со всем рвением и старанием. Тем более что в выполнении были элементы авантюры, детектива и реальной опасности - опасности попасть на губу (быть арестованным в наказание за что-то). Итак, мне поручили каждый день после отбоя выходить из палатки и громко, как только я смогу, крикнуть: "Первому (а дальше второму, третьему и т. д.) дню лагерных сборов ПИ...", а вся рота тоже громко, во всю глотку в ответ: "...ЗДЕЦ!", я: "ПИ..." – рота: "...ЗДЕЦ!". И так три раза. А детектив и опасность были в том, что офицеры части (и даже не все офицеры, а начальник штаба той части ГО) охотились за мной.
Он пообещал закрыть меня или кого другого, кого поймает за этим занятием, на месяц на губе. Так, с вечера кто-то из наших ходил следом за тем начальником штаба и следил, а как только он уходил на достаточное расстояние, прибегал и сообщал об этом, ну а там уж я со своим "ПИ..." выходил на арену. Как же он злился! Два слова о внешнем виде этого начальника штаба: ростом самое большое метр шестьдесят, щуплый, по званию капитан. Китель, видимо, не шил, а получил на складе размера на два-три больше, чем ему нужно было. Рукава длинные, полы чуть ли не до колен. Клоун, одним словом. Соревноваться с таким — удовольствие. Дело в том, что он не имел права самолично нас наказывать. Он мог после того, как мы прокричим, прибежать и приказать всем построиться, побегать перед строем, побрызгать слюной и все. Он мог просить наших офицеров объявить нам наказание. Зная это, Феликс Ан всегда минут через пять после того, как капитан нас построит, спрашивал его, не забыл ли он, что студентам после "напряжённого" дня нужен отдых; и он или распускает всех, или идёт к нашим офицерам для решения вопроса. Я не скажу, что кафедральные уж сильно нас защищали, но, когда этот чудик прибежал к ним с требованием наказать нас, его послали так далеко, что он больше к ним не ходил.

А что он хотел: в деревню завезли водку, и я как раз вечером принёс нашим кафедральным рюкзак не вина, а водки, и в самый разгар прибежал капитан. Похоже, он по жизни был не очень везучим. И так день за днем. Мы приняли присягу на плацу части. Я прокричал за 24-й день троекратное "ПИ...". И вот двадцать пятый день сборов, последний. Уже автобусы стоят, чтоб доставить нас в Кемерово к институту. Нас в последний раз построили на плацу. Кто-то из части, кто-то из наших офицеров говорили о священном долге защиты Родины и т. п. Речи закончились, и тут Феликс громко: "Рядовой Седышев, три шага вперёд шагом марш!". Я выхожу из строя, поворачиваюсь лицом к строю. А Феликс: "Командуй!" И я на плацу в присутствии и наших офицеров, и не наших, и того капитана громко, чётко и внятно: "Лагерным сборам "ПИ..." и все: "...ЗДЕЦ!" И так троекратно. И вся рота пошла к автобусам. Экзамен по военке был уже в институте на кафедре и был чистейшей формальностью. Я сдавал майору Глебову. Вместо ответа на билет я спросил его прямо, есть ли претензии (вернее, были ли) к кипятку. И прозрачно намекнул, что у меня светит повышенная стипендия в следующем семестре. Глебов посмотрел в зачётку и поставил "отл.". У других ребят было примерно так же. Это я вам говорю как майор медслужбы запаса. Выше не дослужился. "Какая жаль!"
Эссе 34. "Вечерний звон"

Уж как-то так сложилось, что практически все студенческие гулянки сопровождались пением. Нет, это было не хоровое пение. Точнее его назвать групповым пением. Пели всегда с удовольствием, что называется, с душой. И ведь пелось нам легко. Наверное, потому, что жизнь в те времена у нас была лёгкой, открытой, без интриг и двусмысленностей. А главное, что все группы жили между собой бесконфликтно, а лучше сказать - дружно. Но группы были разные, и поэтому у каждой группы был свой репертуар.

Мне проще будет рассказывать про свою группу. Начать стоит с того, что нам повезло изначально. В нашей группе был Петя Козлов. Как я уже писал раньше, приехав в Кемерово из Белово, он поступил не только в медицинский институт, но и в Кемеровское музыкальное училище и один семестр совмещал учёбу там и тут, но потом отдал предпочтение все-таки медицине. Однако в душе остался музыкантом. Он играл на любом, я отмечаю это особо, на любом доступном нам в то время музыкальном инструменте: на пианино, баяне, аккордеоне, гармошке, гитаре, балалайке. А как он играл на саксофоне! Это был восторг. Так вот, песенный репертуар у нашей группы зависел от степени кондиции, в которой находилась группа. Конечно же, начинали мы с "Калины красной". Как все старались, когда выводили рулады о том, как калина вызрела, особенно ту часть песни, в которой героиня признается, что у её милёнка ужасный характер и что он из-за такой мелочи, из-за пустяка практически, ушёл к другой. Она не уважила, понимаешь ли. Все-таки, наверное, выбор этой песни определило то, что группа была в большинстве своём мужская, и подсознательно всех возмущало её поведение: как это так - "она не уважила"? И он - правильно сделал! - в знак протеста "ушёл к другой". И каждый из ребят переживал этот момент: наверное, у каждого в жизни была ситуация, когда она его "не уважила" и он уходил к другой. Ну это была, так сказать, стартовая песня. Потом были "Рябина кудрявая" и "Ой, мороз, мороз", а ближе к окончанию гулянки, когда градус был уже довольно высок, все пели любимую песню Жени Ромашова про то, как "ходит одиноко под небом одиннадцатый мой маршрут". Что самое интересное, никто так и не узнал за шесть лет, почему у Женьки слезы были на глазах всегда, когда пели эту песню.

Вот потому, что мы были такими музыкальными, мы не очень-то и брыкались, когда кафедра иностранных языков предложила нашей группе спеть в мужском составе "Вечерний звон" на фестивале, который кафедра проводила каждой весной перед окончанием очередного курса программы иностранного языка.

Да и как не согласиться, когда исполнение этой песни оценивалось зачётом за семестр. А ещё мы хотели славы, и если бы не досадное недоразумение, то, кто знает, может, на этой фотографии вы увидели бы наши лица и подпись "Английский хор". Все было отлично. На репетициях мы дружно надували щеки перед тем, как произнести главные слова "Бом-бом". Нас совсем не расстраивало, что мы так и не научились правильно произносить по-английски слова "вечерний звон, бом-бом, вечерний зво-о-о-он, бом-бом". И ведь все было бы хорошо, мы в этом абсолютно уверены. Но устроители сделали нам подлянку, в прямом смысле подлянку. А как по-другому мы могли расценить, что нас поставили петь после "НАСНАНЕ"? Представьте: четыре девчонки, молодые, хорошенькие, а как они пели! Они были любимицами не только курса, но и института. И аншлаги на их выступлениях - лучшее тому подтверждение. Надя, Света, Наташа и Нелли выбрали для названия своего квартета аббревиатуру из своих имён - "НАСНАНЕ".

Вот и получилось, что "НАСНАНЕ" не только разогрел зрителей, но и показал хорошее исполнение, их долго не хотели отпускать. Но вот занавес опустился, и девчонки убежали. Тут стали выстраиваться мы, одиннадцать парней, готовых грохнуть наше "бом-бом". Занавес поднялся, мы ещё не успели начать петь, а зал уже, сначала легко, а потом по нарастающей, стал хохотать. Как потом мы выяснили у зрителей, когда поднялся занавес, у Саши Сальмайера и Ваграма Агаджаняна щеки уже были раздуты до предела, чтобы грохнуть "бом-бом". Мы запели: "This evening bell", и Саша с Ваграмом: "бом-бом", мы: "This evening bell", и уже все вместе почему-то три раза: "бом- бом- бом", когда нужно было всего два раза. Зал буквально лежал; хохот был даже больше, чем овации после выступления "НАСНАНЕ". И мы не выдержали и стали отступать за кулисы. Занавес опустился. Зал долго ещё грохотал. Наверное, радовался за нас. А ведь мы не спели даже первый куплет полностью. Со сцены можно было спуститься прямо в зрительный зал, а можно было спуститься по лестнице в спортзал и только потом зайти в зал через главный вход. Мы выбрали второй путь ухода со сцены.

Но надо отдать должное кафедре иностранных языков - зачёт мы получили

Эссе 35. Уж замуж (жениться) невтерпёж

После того как бывшие школьники, потом абитуриенты стали студентами, у них появилась некая личная свобода - вырвались из-под родительской опеки. И это так естественно. А вокруг столько представителей противоположного пола, да ещё и молодых и в большинстве своём красивых. Голова кружится!

Я не помню, в каком романе прочитал фразу, которая на период учёбы в институте стала моим жизненным кредо. Я не злоупотреблял этой фразой, но, если был повод и я её произносил, она нравилась всем. Ну, не буду больше интриговать, вот эта фраза: "Я не из тех интеллигентных хлюпиков, которые решают свои половые проблемы женитьбой". Эта фраза была хороша для употребления в институте. Дома, в своей семье, я вёл себя несколько по-другому. Я был одним ребёнком у родителей и, конечно же, избалованным. Не настолько, чтобы падать на пол, дрыгать ногами и кричать "Хочу!..". Но я привык добиваться своего любыми путями. Так вот, в семье я избрал тактику шантажа родителей. Подлец, не спорю, но так было, а слов из песни не выкинешь. И если мне что-то было нужно, а мне отказывали, я говорил: "Ну что ж, женюсь, буду самостоятельным и не буду просить, чтобы получить отказ". Похоже, говорил я это довольно убедительно, если даже батя (я не говорю про маму) так спокойно говорил, что не стоит торопиться, что жениться нужно один раз и на всю жизнь, что шаг этот ответственный. На этом разговоре тема закрывалась, но потом я видел, что просьба моя удовлетворена. Конечно же, я пользовался этой тактикой нечасто; я понимал, что из пушки по воробьям не стреляют, но пользовался. И пользовался удачно, где-то до середины пятого курса, когда я в очередной раз пригрозил родителям, что женюсь, и мама, как обычно, схватилась за голову, а батя так же спокойно, как раньше, произнёс совсем противоположное: "Что же, женись, давно пора". Это было как ушат холодной воды на голову. К чести моих родителей, они и в тот раз мою просьбу выполнили, но я больше уже не пугал их женитьбой.

Мои однокурсники, нет, не все, но многие, женились, ещё будучи студентами. Какие проблемы они решали женитьбой - это сугубо их личное дело. Среди моих близких знакомых студентами женились: Марик Голубков, Толик Лопатин, Ваграм Агаджанян.

На свадьбе у Ваграма я был и даже сказал тост, который понравился всем армянским родственникам. Поделюсь: "Сейчас, после банкета, молодые пойдут на брачное ложе и опустят свои головы на одну подушку. Так выпьем же за то, чтобы и состарились они, держа головы на одной подушке!" Помню, отец Ваграма подошёл и обнял меня, а мать расцеловала. Обидно, что я мало чувств вложил в тот тост - с недавнего времени на разные подушки они кладут свои головы.

Ну, что я об этом? Так вот, в те времена женитьба все-таки мешала. Нет, не бракосочетавшимся, а кой-кому из окружающих.

Вот как вы думаете, почему прекратил существование тот популярный квартет "НАСНАНЕ"? Банально - из-за женитьбы, ой, простите, из-за замужества Светы. Света вышла замуж и ушла с курса. Девчонки долго искали ей замену. Но как найти равнозначную? Они пели вместе четыре года! И, пока искали, Нелли Сашенко тоже вышла замуж.

И это был уже конец "НАСНАНЕ". Больше мы не слышали в их исполнении ни "Синенький скромный платочек", ни "Ты у меня одна, словно в степи сосна...", ни "Возвращайся, я без тебя столько дней", ну и коронную их "Ты гори, гори, моя лучина, догорю с тобой и я...". "НАСНАНЕ" ушел, но память о них и их песнях осталась, и хорошая память.

Эссе 36. Пиво на лекциях

Ну конечно же, не мы стали первооткрывателями такого способа делать лекции более быстротечными и интересными. Так уж по жизни получалось, что некоторые предметы и сами по себе были интересные, и лекторы читали их замечательные. А были предметы, по которым преподаватели, мягко сказать, не очень и даже интересный материал подавали нудно и скучно.

И что характерно, именно на этих предметах, у этих лекторов были самые драконовские наказания для пропускающих лекции студентов. Именно эти преподаватели брали табели посещения лекций на экзамены и задавали вопросы по темам, которые были пропущены студентом. Конечно же, таких преподавателей не любили. На их лекции ходили, но не за знаниями, а за плюсом против своей фамилии. Да, ещё именно эти преподы делали выборочные переклички на лекции. Народ на такие лекции ходил. Ну а на лекциях занимались кто во что горазд.
Так, Петя Козлов приносил на такие лекции пиво "Жигулёвское", а если повезёт, то и "Таёжное".

Благо ходить далеко не нужно было. Когда мы учились на первых курсах, пиво продавали в буфете главного корпуса, что был в подвале. Затем пиво из буфета исчезло. Но рядом с главным корпусом института, буквально в 100-150 метрах, была баня. И в буфете бани пиво было всегда. Так что затарить портфель двумя-тремя-четырьмя бутылками пива, для того чтоб лекция была интересней, труда не составляло. Петя снимал трубку с фонендоскопа и один её конец опускал в бутылку пива (бутылка в портфеле), второй конец трубки брал в рот, а трубку прикрывал рукой. Роденовского мыслителя помните? Ну очень похоже. Петя говорил, что лекции ему стали нравиться больше с пивом. У нас была мода заменять резиновые трубки фонендоскопа - вот те сине-чёрные или красные - на трубки от искусственной почки или разовых систем для переливания крови. И хоть и то, и другое было дефицитом, но студенты доставали их и меняли резиновые трубки на фонендоскопах на эти. Так вот, и Петя Козлов, когда заменил у себя трубки, сказал, что лекции стали интересней, поскольку исчез привкус резины, который появлялся от взаимодействия трубки с пивом. Надо сказать, у Пети быстро появились последователи. О других говорить не буду, а в нашей группе Володя Карташов тоже бегал в баню перед лекцией. Иногда к ним присоединялись Слава Сизиков и Женя Ромашов, но крайне редко, только когда ругались между собой. Когда не ругались, у них было тоже интересное занятие.

Женя со Славкой запоем играли в слова. Помните, была игра: брали бумагу в клеточку, рисовали квадрат — десять клеток на десять. В центре писали слово из четырёх букв, но чтобы две были согласные, а две гласные, "баня", например. Затем по очереди добавляли по одной букве, чтобы из получившегося комплекта букв составить слово. И чем больше в том слове букв удавалось написать, тем больше баллов получал игрок. Вроде бы банальная игра, но страсти она разжигала нешуточные. Однажды Женя, подставив очередную букву, радостно написал слово "расольник" и приплюсовал себе девять баллов. Слава спокойно стал объяснять Жене, что слово "рассольник" пишется с двумя "с". Но куда там! Как же Женя мог так потерять практическую победу, а играли они на обед в столовке (проигравший оплачивает обед победителю) - практически Лас-Вегас или Монте-Карло. Короче, Женя уступать не хотел ни в какую. Всем, кого Славка приглашал в качестве консультантов, Женя показывал кулак и грозно говорил: "Не лезь не в своё дело".

И когда Слава категорически отказался признать победу Евгения, потому что в слове "рассольник" именно две буквы "с", Женька не выдержал и как треснет Славку кулаком со словами: "Вот тебе две "с" в рассольнике". Слава даже со стула упал. Нет, Женя ударил Славку не в лицо, а в плечо, и, к счастью, уже наступил перерыв. Вот почему одну или две следующие лекции Женя со Славой перед занятием тоже бегали в баню, но сидели потом по разные стороны от Пети с Карташом.

Ну а я являлся представителем другого направления по использованию времени на лекциях. Наше направление делало что-либо впрок. Вот я разбаловал своих родителей тем, что отправлял им письма каждый день, и они практически ежедневно получали от меня письма. Так вот эти письма я писал впрок на лекциях.

Сколько успевал! Так что в портфеле у меня всегда был запас писем, чтобы опустить в почтовый ящик и порадовать родителей весточкой, а преподавателя-лектора своим присутствием на лекции.
Эссе 37. Экзамен по пропедевтике

Экзамены, экзамены... Что за пора! Сколько эмоций и адреналина она вызывает у экзаменующихся! Но вот экзамены сданы, ушла в прошлое предэкзаменационная суматоха. Человек расслабляется, успокаивается, и у него остаются только воспоминания. Ну, разумеется, воспоминания разные: у кого хорошие, у кого не очень. Те воспоминания, что относятся к разряду "не очень", всплывают в памяти нечасто. Это замечательное свойство памяти - больше и подробней хранить хорошее. Ну как не вспомнить экзамен по пропедевтике внутренних болезней, когда один из вопросов у меня был "Лечение хронического бронхита".

Помню, как я разложил все по полочкам, как я распинался перед преподом (по-моему, это был Хасис А.Г.) про лечение сульфаниламидами, про отвлекающую терапию, противокашлевую и т. д.

Сам преподаватель - точно, это был Хасис А.Г. - сказал: "Отлично". А потом спросил меня: "Ну а как ты сам лечишься, когда простываешь? Но без предыдущего". Он имел в виду без того, что я ему отвечал. Я осмелился и говорю, что беру в магазине перцовку, причём  с двумя перчиками на этикетке, и иду в баню на улице Весенней, в номер с паром. На два часа, не меньше.

Веник и перцовка творят чудеса, и через пару часов я, может, ещё и не полностью здоровый, иду домой и ложусь спать. Ну а уж утром я здоров на сто процентов. И тут он не выдерживает: "Прекрасный метод. А какого... ты мне столько времени голову морочил отвлекающей терапией и отхаркивающими препаратами?!"
Эссе 38. “Золотой якорь"

Воспоминания... и хорошие воспоминания...  Это ведь не что иное, как бальзам для нашей души.

Я раньше писал историю об экзамене по фармакологии, к которому мы готовились с Ваграмом. О той кошмарной ночи подготовки. Нет, мы тогда не паниковали и не истерили. Мы истерично учили, зубрили... да как хотите, так и называйте то наше состояние. Но мы сдали, и это главное. Сейчас все позади, и остались лишь воспоминания. У меня в воспоминаниях - растерянность вначале и молодая симпатичная спасительница, да что там симпатичная, она была миниатюрная и красивая, а главное, она дала мне возможность сдать экзамен. И вот этот образ спасительницы, Татьяны Крыловой, так и остался в памяти.

Уже сейчас, когда я стал писать свои "Шутейные эссе", я узнал, что и у Татьяны Крыловой, сейчас она уже Нестерова, остались воспоминания о том экзамене. И не о том, как она увидела вначале две растерянные физиономии, мою и Ваграма. И не о том, как она, подчиняясь чувству студенческой солидарности, разложила нам наши вопросы быстро и четко, так что мы сдали, и сдали хорошо. У нее остался в памяти этот экзамен в эмоциональной компоненте. С её слов, после экзамена я подошёл к ней и после слов благодарности презентовал ей плитку шоколада.

Она говорит: "Шоколад был вкусный и назывался "Золотой якорь". А главное, она помнит, что до этого ей никто и никогда не дарил шоколад. И как мне было приятно узнать, что мой поступок, о котором я и не помнил, оставил такие яркие эмоциональные воспоминания у Татьяны, что закон Рибо отдыхает! Какие впечатления от этого экзамена у третьего действующего лица, Ваграма, я не знаю.


 

Эссе 39. Баба Люба

Решетова Любовь Александровна. Кто из медиков в Кемерово не знал её? Это  гордость мединститута. Ровесница века, баба Люба - так звали её студенты.

Какими путями судьба свела на экзамене Толика Лопатина и Славу Сизикова,  не знает никто и объяснить внятно не может. И как протекал экзамен сначала, тоже не помнит. А вот концовка экзамена в воспоминаниях Толика выглядит так: Слава отвечает бабе Любе, и, похоже, отвечает хорошо. Последний вопрос, а именно противозачаточные средства, Слава доложил как песню, и баба Люба говорит: "Вот, последнее: скажи, на какой срок можно надевать колпачок Кафка? Ответишь - получишь "отлично"."
Славка неуверенно: "Ну на пять-шесть часов". Баба Люба: "Ну а если на двое-трое суток?" И тут Слава, вроде как с юмором: "А как она писать будет?" Что тут было! Выдержанная в общем-то баба Люба выгнала Славку и долго еще не могла успокоиться, так что даже у Толика (он отвечал сразу за Славкой) спросила, мол, каково? Как писать будет? Толик знал, как. И получил "отлично". Славка тоже получил по акушерству "отлично", но со второй попытки.
 
И в будущем стал прекрасным гинекологом.
А сейчас не в тему, но, мне кажется, интересно.
Я не анализировал, почему студенты разбивались на пары при подготовке к экзаменам. Если не учитывать фактор взаимной комфортности, можно сказать навскидку, что участники пары ищут поддержку. Как правило, такие пары однополые. Вот я и Ваграм - мужчины. Слава Сизиков и Валера Кайгородов аналогично. Света Титова и Марина Эмих - девушки. Но вот к экзамену по анатомии сложилась еще одна пара - это Димитрий Мхеидзе и Лариса Миркина. Поскольку Димка жил на квартире, а Лариса была кемеровчанкой, то готовились к экзамену они у нее дома. Все студенты, кто знал Ларису и Димку, а знали их практически все, считают, что подготовка к экзамену была хорошей, поскольку они оба сдали анатомию, но воспоминания об этом экзамене только в контексте подготовки к нему и остались. И ведь ничего тут не поделать, потому что воспоминания - это то, что хранится в памяти.
Эссе 40. Шила в мешке не утаишь

Есть такая поговорка: "Голь на выдумки хитра". Хочу её перефразировать: "Студент на выдумки горазд!" Причём невзирая на звания, должности и положение в будущей жизни. Конечно, права была моя бабушка Агафья, когда говорила, что знал бы, где упасть, соломки бы постелил. От какого количества недостойных поступков, о которых сейчас сожалеем, мы бы с вами могли избавиться, а точнее, не совершить их! А поступки эти были у каждого, даю рупь за сто. История, которую я сейчас хочу предоставить вашему вниманию, произошла с хорошими в общем-то ребятами, но, если бы они знали, кем будут через сорок лет, вряд ли бы совершали то, что они тогда делали весело, с огоньком и с гордостью за свои поступки. Я возьму на себя и на друга своего закадычного Женю Ромашова роли главных героев. Итак.

Любой, кто живёт или жил ранее в Кемерово, помнит это место на улице Весенней, возле драмтеатра. За моей спиной на фото находится столовая. Вот о ней и пойдёт речь. Расположение у этой столовой хорошее: центр города и рядом остановка автобуса номер 51, которым мы ездили к главному корпусу.

А ещё эта столовая была известна тем, что там очень вкусно готовили.

Сейчас я напомню вам о внутреннем расположении помещений в ней. Входишь в ту дверь, над которой надпись "Столовая", и попадаешь в гардеробную. Слева - дверь в первый зал. У дверей установлена касса, где посетители столовой, поев, рассчитываются. Этот зал был огромный. В нем стояло очень много столиков. Далее влево была арка и ещё один зал, поменьше. В нем была и раздача блюд.


Посетители подходили к центру раздачи и потом шли и влево, и вправо. Набирали блюда и подходили к одной из двух касс, где подсчитывалась стоимость обеда и выдавался чек. А если ты брал блюда в двойном количестве, по просьбе на чеке писали "двое".

А теперь угадайте с "трёх нот", на какие мысли студентов навело такое расположение касс? Нет, не с "семи нот", а именно с трёх. Правильно, так оно и было. Как-то раз мы с Женей вошли в эту столовую пообедать.

Не помню, что у Жени было с рукой, но она у него болела, и я пошёл набирать обед, посадив его в зале за столик. Я взял еду и для Жени, и для себя, а на кассе девушка меня спросила, один я или нас двое. Я показал на Женьку и сказал, что нас двое, и она написала на чеке "двое". Я принёс все на столик. Ох и вкусный же был обед! Тем более что он прошёл у нас в оживлённой беседе. Мы просчитали все варианты и не стали пускать дело на самотёк и оставлять на завтра то, что можно было съесть сегодня. Женька отчаянный был, невзирая на больную руку, пошёл выяснить, правильными ли были наши теоретические рассуждения.
Он подошёл к раздаче, взял два винегрета, два беляша и два компота и пошёл в другую кассу за чеком.

На кассе сказал, что взял все это на двоих, и кассирша без слов написала на чеке "двое". Честно вам скажу: и винегрет, и беляши, и компот были замечательные.

А как могло быть по-другому, ведь они подтвердили правильность наших мучительных рассуждений и расчётов - получится или нет?
Получилось! И как получилось! Когда мы вышли из столовой, рассчитавшись, разумеется, по чеку "двое", где были оценены винегрет и беляши, и сравнили, сколько мы заплатили и сколько должны были заплатить по чеку, который мы утаили, то разница оказалась пятикратная. После этого дня многие наши однокурсники были очень заинтригованы, почему мы с Женькой так полюбили эту столовую, что, даже если нам не по пути, ехали туда обедать. А нам нравилось. Столовая была отличная. Повара прекрасные - готовили наивкуснейше и, что самое для студента главное, - очень дёшево.

Но, как говорится, "шила в мешке не утаишь". Мы с Женькой ревниво заметили, что в нашу любимую столовую стали ходить наши студенты, причём парами. И их становилось все больше и больше. Уже пошли разговоры по институту, что кто-то принёс из этой столовой дюжину бифштексов, полученных именно тем способом, и объелся ими, съев все на ужин. И здесь я хочу отдать должное мудрости Евгения. Он как-то через полгода после первого нашего посещения той столовой говорит мне: "Все, Олег, пора завязывать. Больше сюда не ходим. Уж очень много стало наших ходить сюда. Рано или поздно они обратят внимание на большое количество чеков "двое" и на то, что суммы у половины чеков разнятся". Я прислушивался к Жене. В житейских делах он все-таки лучше разбирался. Мы перестали ходить в эту столовую, а ещё через неделю или две прошёл слух, что кого-то в той столовой задержали. Правда, конфликта не раздували.

Я честно рассказал вам то, что было, и сменил только имена главных героев, а все остальное описал, как было.
Эссе 41. Вендетта

Вендетта - кровная месть. Пусть говорят, что она распространена в Сицилии и на Кавказе. А я буду утверждать, что желание мести возникает у самых разных народов и социальных групп. Мне более симпатичен принцип равного возмездия, который в Ветхом Завете определяется как "зуб за зуб" или "око за око". Ну а если у мстящего ещё и аргументированно обоснованная мотивация мести, то трудно не встать на сторону мстящего. Вот судите сами, мог ли удержаться от мести мой герой или нет и праведной ли была его вендетта.

Саша Попович, ну кто его не знал на нашем курсе?
Балагур и душа компаний, у него было гипертрофировано чувство коллективизма и справедливости.

Ну пусть справедливость рассматривалась под своеобразным углом, но она была. А ситуация развивалась так: седьмая группа готовилась к экзамену по госпитальной хирургии. Сами понимаете: группа будущих терапевтов последний год занималась терапией, отдалилась от хирургии и, чтобы исключить сомнения, решила подстраховаться. Джентльмены группы взвалили на себя все хлопоты по переговорам с ассистенткой кафедры госпитальной хирургии института Крикановской Людмилой Александровной. В те времена вести подобные переговоры было много проще, чем сейчас. Мужское обаяние и конфеты с шампанским растопили сердце кафедральной красавицы, и она согласилась разложить экзаменационные билеты так, как хотела группа. В день экзамена в восемь утра, ещё за полчаса до начала экзамена, группа была уже в аудитории.

Все взяли свои, подчёркиваю, свои, билеты и в предчувствии блестящих ответов ждали прихода экзаменационной комиссии. И вот пришла комиссия. Что там произошло, никто не знает, я имею в виду в комиссии, но Людмила Александровна вдруг начинает отбирать билеты у студентов и раздавать другие. Не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг. Шаг назад группа любила Людмилу Александровну, а сейчас возненавидела. Но ситуация не располагала к выражению ненависти немедленно. Нужно было сдавать экзамен. И группа сдала его, и неплохо сдала. И не мудрено - группа ведь была одна из лучших на курсе. По традиции отметили сдачу экзамена. Разговоры все вертелись вокруг вероломного поступка Крикановской. Кости ей перемыли все. Экзамен сдан, и все пошли дальше. Но Саша не мог успокоиться. Его гипертрофия справедливости требовала отмщения. И Александр решил: вендетта! Только она успокоит мятущуюся душу. План мести созрел мгновенно. Не откладывая в долгий ящик, Саша тут же узнал номер домашнего телефона Людмилы Александровны и в два часа ночи позвонил ей. Похоже, Людмила Александровна спала крепко, поэтому долго не отвечала, но и Саша был настырный малый. Он терпеливо считал гудки и дождался сонного: "Алло?" Саша, изменив голос, спрашивает: "У вас все дома?"

В ответ, уже не сонно: "Что вы имеете в виду: дома ли мои родственники или что-то другое?"  "Другое", - отвечает Саша. Боже, что тут началось: и визг, и вопли, и отборная нецензурщина. Она кричала, что он не получит диплом, что она добьётся этого. Но её проблема была в том, что она не знала, кто это. А телефонов с АОН ещё не было. А вот мотоцикл у Шурки (как звали его в группе) был. Александр был осторожный, он сел на мотоцикл, поехал в Кировский район и оттуда из телефона-автомата вновь позвонил ей и вновь поинтересовался, "все ли у неё дома". И вновь выслушал все, что о нем думает абонент.

Вы не поверите, Саша оказался таким любопытным и настойчивым, что каждую ночь спрашивал её, "все ли у неё дома?". Но тут и Людмилу Александровну оправдывать нельзя. Ну ответила бы она ему честно на его прямо поставленный вопрос, и, возможно, инцидент был бы исчерпан. Так нет, Людмила Александровна никак не хотела сознаваться. Саша настаивал. И вот вручение дипломов. Все рады. Курсовой банкет. И Саша, как гром среди ясного неба: "Так она ещё и обманщица, обещала, что мне диплом не дадут, и обманула". И он в тот же день, вернее, в ту же ночь поинтересовался у неё, почему она его обманула. В ответ опять визг и матерщина. Саша опять не получил ответа на свой вопрос.

В течение последующего года нечасто, как правило, когда дежурил, Саша интересовался у Крикановской Л.А., "все ли у неё дома?" Нет, не думайте, Саша оставался верен себе и времени звонков не менял. А зачем менять привычное? Ночью - так ночью.

Но всему прекрасному приходит конец. Как-то весной уже следующего года, приехав на работу, Александр увидел, как все увлечённо читают газету "Известия", где напечатана была статья о том, как кемеровский врач Крикановская Л.А. занималась телефонным шантажом, как она звонила Пятаковичу Феликсу Андреевичу и рассказывала ему в красках, какая у него нехорошая и, она бы сказала, неверная жена, с кем она и где бывает. В статье той говорилось о том, что мужику это все надоело, он обратился в органы, и Крикановскую Людмилу Александровну вычислили и написали об этом в газете. Шура был в общем-то добрым человеком, он тут же набрал её номер и выразил ей своё сочувствие. Правда, он добавил, что она очень невезучая. Вот он ей год звонил - и хоть бы что, а она попалась сразу. Да ещё в газете прописали. Это ведь нужно умудриться! Больше он ей не звонил. А зачем? Вендетта свершилась ведь. Правда, не совсем "око за око", но все же.
Эссе 42. Несчастный случай

Вы, разумеется, сразу подумали про несчастный случай, который стоит человеку жизни или здоровья. Конечно же, то, что произошло с Айседорой Дункан, - несчастный случай. А как ещё расценить смерть от намотанного на ось колеса шарфа?

Я думаю, мне не стоит брать такие крайние случаи из жизни. Не буду я их брать. Я лучше предоставлю вам право оценить нижеописанный случай из студенческой жизни и сказать, несчастный случай это или нет.

Дело происходило весной, да нет, это было уже лето 1967 года, конечно, лето, так как физика была последним экзаменом сессии. Это была всего вторая моя сессия в институте. В общем-то, усталость от усердной подготовки брала своё, но проявлялась у всех по-разному.

У Марины Эмих эта самая усталость привела к тому, что у неё было ощущение полной отупелости и чувство отсутствия хоть каких-то знаний по физике, которую предстояло сдавать. Марина решила не противиться этому чувству и не ходить на экзамен, а отдохнув, осенью спокойно сдать и не рвать себе нервы.

И, наверное, так и было бы, но к ней неожиданно пришла её лучшая подруга Света Титова. Они не договаривались, Светка потом говорила, что её заставило зайти за Маринкой какое-то шестое чувство. И что она увидела? Маринка, вся в слезах и соплях, во всю истерит: "Не пойду, я ничего не помню. Я ничего не знаю, не буду позориться. Пойду осенью и сдам".

И вот никто бы не смог предположить в этой миниатюрной и худенькой девушке, какой была Светка, той внутренней силы. Спокойно, не повышая голоса, но чётко императивно произнесла: "Живо одевайся и пошли, а если не сдашь, то пойдёшь осенью". Марина обалдела, оделась и, как она рассказывала потом, заметила, что успокоилась. В Кировском районе у ДК была отличная берёзовая роща. Вы не поверите, но Светка повела Марину не на экзамен, а в тир, что был возле ДК в той роще, и предложила пострелять. И ведь они не просто стреляли, а поражали мишени каждым выстрелом.
 
И уже потом поехали на третий особый, где и сдали физику обе на "отлично". Вы спросите, где несчастный случай? Его в этот раз не было, и хорошо, что не было.
Эссе 43. Дама с басом? Оригинально

Надо отдать должное студентам-медикам КГМИ, они очень любили самодеятельность и охотно в ней участвовали. Разные истории случались, и вот одна история. В каком году она произошла, в общем-то неважно. Шла подготовка к фестивалю лечебного факультета. Программа фестиваля была обширной и насыщенной. В музыкальной её части, конечно же, участвовал Марик Менделенко, красавчик, в которого были влюблены все девчонки, знавшие его. Марик готовился спеть свой хит "Тёмная ночь..." Вадик Абросимов (он учился на курс старше нас) приготовил номер по Высоцкому. Помните: "...на полу валялись люди и шкуры..."? Там ещё было: "...лучше дайте портвейна бадью, а невесту мне даром не надо, чудо-юдо я и так победю...". И, конечно же, к фестивалю усердно готовились девчонки из "НАСНАНЕ".

Да так готовились, что однажды, накануне фестиваля, репетировали в зале уже до поздней ночи, а когда закончили, то выяснилось, что и трамваи, и автобусы не ходят, да и какие автобусы в два часа ночи? И что вы думаете? Они решили продолжить репетицию до утра. Девчонки это делали от усердия, конечно. И вот тут чуть не произошёл несчастный случай. Вернее, он все-таки произошёл, так как Надя Нагорнова охрипла.

Охрипла напрочь, что называется. Что делать? Фестиваль завтра. Яйца не помогли. Да и как они могли помочь, ведь даже когда их разбиваешь о нос бюста Моцарта, не всегда помогают, то уж что говорить, когда бюста нет. ЛОР-врачи из поликлиники тоже не помогли. Но девчонки все же выкрутились. Буквально на ходу переделали партитуру, а Наде пришлось петь басом,  басить то есть. Тем не менее, что называется, спасли ситуацию. Никто так ничего и не понял.
Эссе 44. Несчастный случай, нет, трагедия

Если вы, дорогие читатели, после истории "Пиво на лекциях" решили, что студенты на лекциях пили только пиво, то вы глубоко ошибаетесь. Пили не только пиво, но и то, что покрепче. 23 февраля. Конечно же, студенты его отмечали. И как же могли обойти этот всенародно любимый праздник в двадцатой группе? После практических занятий пустили шапку по кругу, скинулись и бросили жребий. Все пошли на лекцию в конференц-зал в главный корпус, а Толик Лопатин - в магазин. Это ему выпал тяжкий, ответственный жребий. Но Толик - оптимист, весело напевая по-грузински: "Инди минди перочинди, баки кония, рого руци гами принди, чеми шантвала" (это Отар Тедорадзе научил его песне из кинофильма "Куклы смеются") с двумя бутылками коньяку в портфеле шёл в главный корпус в предвкушении дегустации. Нет, не лекции, я не ошибся.

И уже на площадке перед ступенями крыльца главного корпуса он поскользнулся. Он не упал, Толик, спортивный парень, сгруппировался и резко присел. И вот здесь он услышал звук, который до сих пор называет несчастным случаем. Да, звуки "ДЗЫНЬ" и "ХРУМП", которые раздались из его портфеля, были для него именно НЕСЧАСТНЫМ СЛУЧАЕМ. Многие студенты тогда были немало удивлены, видя такую картину: перед ступенями главного корпуса на снегу сидит и плачет парень. Вокруг портфеля лужица коричневого цвета с до боли знакомым запахом. "Во как переживает праздник", - думали одни и шли мимо. Другие предлагали помощь и интересовались, в чем дело. Но Толик буквально онемел.

Когда он вошёл в конференц-зал, ребята из его группы по резкому коньячному запаху и по выражению заплаканного лица Толика все поняли и смотрели на него с жалостью. Но были и ехидные взгляды, которые как бы говорили: "Что, съел?" Ой, простите: "Что, выпил?"
А Толик долго ещё решал: то, что с ним произошло, - это несчастный случай или трагедия? До стипендии была ещё неделя, а ему после лекции опять идти в магазин и покупать коньяк, уже за свои кровные. «Это катастрофа», - решил Толик.  О чем была лекция, он и не понял.
Эссе 45. Урок на всю жизнь

Конечно же, эту историю я должен был изложить в рассказе про пиво на лекциях, где в концовке писал, что я являлся представителем другого направления по использованию времени на лекциях, что наше направление делало что-либо впрок. Вот я письма родителям писал впрок на лекциях.

А Оля Птицина из нашей уже ставшей четырнадцатой группы письма не писала, она на лекциях была занята другим. Причём это занятие поглощало её настолько, что она даже иногда не сразу реагировала на обращения к ней.

Оля была очень симпатичной, всегда элегантно одетой девушкой, спокойной и рассудительной, но при всем при том она с удовольствием участвовала во всех мероприятиях группы. Конечно же, трудно представить Олю, пьющей пиво через трубку фонендоскопа на лекции, хотя я и не исключаю, что наши ребята ей предлагали попробовать и она не отказалась. Были в ней авантюристические нотки, были. А как по-другому считать. Вот я на лекциях писал письма, но лекции переписывал дома. Я знал, кто очень подробно и быстро пишет лекции и к тому же имеет хороший почерк. А Оля была проще, она лекции не переписывала, она просто просила перед зачётами или экзаменами эти лекции, и ей давали их.
Так вот, на лекциях Оля не тратила время на игру в слова, она и в крестики-нолики, как мы с Ваграмом, не играла, потому что штопала на лекциях капроновые чулки. Да, у одних в портфеле на лекции было пиво, у других конверты, у третьих конспекты, а у Оли была полная сумка капроновых чулок.

Мы с удовольствием наблюдали за ней, как она задумчиво доставала из сумки чулок, долго рассматривала его, оценивая "стрелку", и начинала штопку или почему-то меняла чулок на другой, который тоже долго осматривала. Для штопки у Оли было специальное приспособление, небольшое такое. Мне трудно его сейчас описать, но девушки тех лет знали о нем, и все рачительные, к коим и наша Оля относилась, имели это приспособление.
Ещё одним представителем студентов, кто на лекциях не пил пиво, не играл в слова или крестики-нолики, был Лёша Лапенков. Конечно же, он любил пиво. Да и как боцман морского флота не любил бы пиво и вообще выпивку? Он бы и боцманом никогда не стал.

А Лёша Лапенков был боцманом, хотя и бывшим. Так вот, Лёша на лекции ходил регулярно, но на лекциях спал. Причём не дремал, а именно спал, да так сладко спал, что его пухлые щеки (Лёша был толстячок) раздувались и иногда даже издавали такой лёгкий, почти неслышный храп. Да его и храпом-то назвать нельзя, наверное, лучше сказать "сап".

И это на лекции. Мы, как могли, оберегали его. Лёшу любили все. Он был один из немногих, кто учился без какой-либо помощи, финансовой имеется в виду. И поэтому Лёша работал по ночам постоянно. А днем занятия. Мы любили бывать у Лёши дома. Он никогда не жил в общежитии, всегда снимал квартиру. Искал квартиры на окраинах без удобств. Главный критерий - чтоб дёшево было. Так вот, у Лёши была огромная бочка, и он в ней солил капусту. А брал её (разумеется, без спроса) во время осенних колхозных работ, на которые студентов посылали ежегодно. Так вот, если другие, как могли, пытались от этих работ отвертеться, то Лёша, наоборот, всегда первый. Ну и, разумеется, и капусту, и картошку - все запасал впрок на зиму. Вы будете смеяться, но один раз он даже поросёнка держал. И имел глупость, а может, из благодарности, что все помогали ему в обеспечении запасов на зиму, пригласить всю нашу группу помогать ему резать этого порося. Я не буду описывать мучения бедного животного, которого пьяные "садисты" пытались лишить жизни. Но вот когда все было закончено и поросёнок был разделан, начался период свежанины. Парное мясо жарили и под самодельную бражку поедали пятнадцать голодных ртов. Съели ровно половину, как потом сообщил Лёша. Он добавил, что и бражки выпили пол-лагушка (специальная деревянная ёмкость для приготовления бражки), лагушок был трёхведёрный.

А эту историю я должен был поведать в рассказе "Мир тесен".
Вот скажите, как могли встретиться в Кемерово Витя Бельков, мой одноклассник по школе (мы с ним десять лет проучились в одном классе, дружили), и Слава Сизиков, тоже мой однокашник, но уже по институту? Так вот, они были знакомы.

Витя в то время учился в Кемеровском политехе. Историю я припомнил потому, что Славка никогда о ней не вспоминал и говорить не хотел. Её мне рассказал Витя. Она, эта история, проста до безобразия и похожа на события из "Несчастного случая". Так вот, Витя со Славкой решили что-то отметить. Ну а как у нас что-то отмечали? Пошли в магазин и в кассе выбили чек 3,87 руб. (для тех, кто не знает: столько стоила водка "Московская особая"). Проходят в отдел, и Слава машинально говорит продавцу: "Две бутылки по три восемьдесят семь", а продавец, не глядя, накалывает чек и подаёт две бутылки.

Витя был обалдевший, а Славка радовался. Как же он гладил и целовал эту халявную бутылку и… уронил её. Вы знаете, по рассказам Вити, звук "дзынь!" был очень похож на звук, который поразил воображение Толика Лопатина. Но ступор был одинаков у обоих с той лишь разницей, что Толик сидел на снегу, а Славка на лавочке в горсаду. Витя, заканчивая эту историю, сказал: "А у меня остался урок на всю жизнь". Да, верно говорили в старину: "На чужой каравай рот не разевай!"
Эссе 46. Обручальное кольцо

Может, это и спорное утверждение, что наша Таня Янчилина была похожа на известную советскую киноактрису, свою тёзку Татьяну Доронину, но один из героев нашей истории утверждал это и в том 1968 году, и продолжает утверждать и сейчас. Довольно-таки крупная, с красивой фигурой и милым, открытым, озарённым улыбкой лицом, Татьяна, конечно же, была эффектной девушкой, да ещё и блондинкой. Причём блондинкой совсем не в том смысле, что употребляется сейчас, когда говорят о блондинках. Мой батя, когда говорил о женщинах, подобных Татьяне, всегда делал волнистый жест руками, показывая фигуру. В общем, Татьяна нравилась мужчинам. И не мудрено, что в неё влюбился и Костя Ромашов, младший брат Евгения Ромашова из нашей группы. Хорошо это или плохо, я судить не буду, но Костя был застенчивым. Он долго хранил своё чувство в себе, но не выдержал и рассказал "старшому", так по-родственному с ударением на "о" он называл Евгения. Ну а что касается амурных дел, то здесь можно было смело обращаться к Жене. Он всегда постарается помочь, если будет такая возможность, либо дать совет, и можно было быть уверенным на сто процентов, что он никому не скажет, не проболтается. Женя умел хранить тайну. Он выслушал "молодого" и стал думать, как же помочь Косте.


Ну, во-первых, мы уже были "деды" по отношению к Косте и по возрасту, и по понятиям. Он был осенью того 1968 года всего лишь на втором курсе, ну а мы уже на третьем! И во-вторых, Таня Янчилина была известна как человек, легко вступающий в товарищеские отношения и не более того. За два прошедших курса никто ничего не слышал о Татьяниных интрижках и похождениях. Правда, мы и не пытались влазить в личную жизнь Татьяны. Женя любил Костю и очень хотел ему помочь, но он ещё и Татьяну любил как товарища и не хотел быть вроде сводника какого-то. И тут Татьяна сама помогла Женьке.

В то время стало входить в моду золото. Ну не надо говорить, что золото всегда было в моде. Я ведь говорю про студентов-медиков. В общем, на студентках стали появляться золотые серёжки, золотые колечки с камешками. Но это все было дорого. А вот золотое обручальное колечко в те годы по приглашению из ЗАГСа (после подачи заявления там выдавали талончики для ювелирного магазина) можно было купить очень даже дёшево. И вы думаете, что студенты не воспользовались этой возможностью? Как же вы ошибаетесь, если так думаете! Сначала самые большие авантюристы шли, так сказать, в разведку, ну а потом это было уже как сходить в ресторан. Но разговор идёт о начале кампании по продаже обручальных колец по приглашению (талону) из ЗАГСа.

Как же Татьяна могла не отреагировать на этот крик моды? Что, где, когда? Как в популярной передаче, Таню мучили вопросы. Уж больно ей тоже хотелось носить золотое обручальное колечко на пальчике. Тем более что в группе у Пети Козлова оно уже было, ваш покорный слуга тоже носил колечко на безымянном пальце левой руки, и ей очень хотелось. Так ведь Таня не подошла ни ко мне, ни к Петьке Козлову, наверное, потому, что знала, что мы начнём ей морочить голову, врать бесцеремонно, что нам их (колечки) подарили и тому подобное. Таня подошла к Женьке как к самому старшему в группе и предложила ему пойти в ЗАГС и подать заявление, получить талончик и купить колечки - Женька себе, а Татьяна себе. А на заявление наплевать. До этого Женька смеялся над нами с Петькой, мол, зачем вам это нужно? А тут задумался. Ну не мог он отказать Татьяне. Вот и сам решил приобрести себе такое же кольцо. Но когда они с Татьяной заглянули в паспорт Женьки, то лучше бы и не заглядывали: у него там столько стояло штампов о браке и разводе, что ни в одном ЗАГСе талончик ему бы не дали. Талоны были положены брачующимся впервые.

И вот здесь Женьку и осенило: он предложил Татьяне, чтобы вместо него заявление в ЗАГС пошёл подавать с ней его брат Костя. Вот он случай: и Косте помочь познакомиться с Татьяной, и колечко приобрести. Женя хотел просто познакомить Костю с Татьяной и тем выполнить свой братский долг помощи, а там уж Костя пусть сам шустрит и очаровывает Татьяну, хотя заранее знал, чем это все закончится. Но опыт для Кости будет важен. Ох и хитрец был Евгений. Он Татьяне сказал, что вместо него пойдёт Костя, его брат, что он надёжен и трепаться не будет. Но его нужно уговорить. И поручил это Татьяне, мол, его, хоть он и старший брат, Костя не очень-то слушается. Таня хмыкнула, уж очень неправдоподобно было, что Костя не очень слушается Женьку, но колечко уж очень хотелось. Ну и надо ли тут говорить, что Татьяне стоило много трудов уговорить Костю? Нет, совсем не много, ведь Костя (и это с его слов) любил Татьяну. И эта любовь была платонической, ну как у школьника к учителке. И вот Костя, в то время примерный комсомолец, более того, комсорг группы, соглашается пойти в ЗАГС, соглашается на эту аферу. А ведь у него в то время понятие было, как у Кисы Воробьянинова, что "брак - это на всю оставшуюся жизнь!!!" Уже потом, когда они втроём, а точнее, Женя с Татьяной в его, Костином, присутствии обсуждали план действий, Костя сделал робкую попытку, спросив: "А насильно не заставят жениться?". Женя понял робость брата и как отрезал: "Пойдёшь". Ох как потели у Кости ладони, как дрожали его полные, чувственные губы, как горели щеки! Он боялся, ведь он, воспитанный на примере Павлика Морозова, шёл обманывать государство! Но уж больно ему хотелось сделать Татьяне приятное, совершить "подвиг". Уже на пороге ЗАГСа Евгений показал Косте кулак, а тот знал, что Женька дважды никогда не предупреждает.

В ЗАГСе, на удивление Кости, все прошло гладко. Инициативу сразу взяла на себя Татьяна, даже заведующая ЗАГСом сказала: "Ну всем ясно, кто будет в доме хозяин".

Из ЗАГСа Костя с Татьяной пошли в магазин для новобрачных, только уже без Женьки. Куда тот девался, Костя не знал. В магазине Татьяна опять была главной. Она перебирала кольца, выбирала и для себя, и для Кости, которому досталось тоненькое колечко 375-й пробы.

Из магазина Татьяна повела Костю в блинную, что была на улице Ленина, рядом с центральным книжным магазином. А в блинной их уже ждал Женька с бутылкой "Промонтора" (было тогда такое красное венгерское вино) и с двумя порциями блинов с припёком на каждого.
В той блинной блины с припёком делали так: на раскалённую сковороду наливают блинное тесто и сразу же в середину блина разбивают сырое яйцо. И когда блин переворачивают, яйцо оказывается в середине блина, под тестом.

Лично мне нравилось, когда желток не прожаривался до твёрдости, а был всмятку.

Так вот, Женька ждал Костю с Татьяной, чтобы обмыть это мероприятие. Выпили вино, съели блины и стали мерить кольца. Ну что Татьяне мерить? Она ведь их и выбирала, а вот Женька и так и эдак пытался надеть кольцо, но оно было ему мало. Попытку наехать Таня отмела моментально, мол, ты сказал, что у Вас с Костей пальцы одинаковые. Ошибка вышла - пальцы были разные. Но Женя, не будь Женей, - с барского плеча: "Носи, молодой, пусть это будет мой подарок" - и тут же добавил: "А восемнадцать рублей (столько стоило кольцо) отработаешь".

P. S. У Кости с Татьяной так ничего и не случилось, кроме дружбы. А это кольцо Костя носил до 1998 года. Оно не снималось с пальца, уже стало вызывать атрофию кожи, и его сняли, раскусив кусачками.
Эссе 47. Изделие № 2

Да, те сборы, что проводила военная кафедра летом 1971 года, как раз после окончания пятого курса, запомнились всем участникам, и надолго. И не мудрено, что я уже писал про сборы и вновь возвращаюсь к ним. Вспомнились ещё несколько эпизодов из той лагерной жизни, и я спешу поделиться с вами этими историями.

Сборы проходили в деревне Плотниково, что в шестидесяти километрах от Кемерово. Эта деревня и известна только тем, что в ней расположен пивзавод, выпускающий знаменитое пиво "Таёжное", что там дислоцирована дивизия гражданской обороны, да еще тем, что в ней родился и вырос студент Кемеровского мединститута Шмальц А.А.

Да, Лёша Шмальц родился и вырос в деревне, куда мы ехали на сборы. Шмальц - спокойный, выдержанный парень. В институте в авантюристических мероприятиях, как правило, не участвовал, но умудрился жениться за неделю до сборов. Конечно же, его молодая жена поехала за ним в эту тьмутаракань, как жена декабриста, и ждала его, простаивая дни напролёт у калитки в свекрухином дворе. Каково ей было, молодой, жаждущей мужниной ласки, ждать его! На счастье Шмальца, мы понимали его положение, сочувствовали ему и всячески помогали. И если честно, то Шмальц больше времени проводил дома, чем в части на сборах. Прикрывали его все. Наш старшина Феликс Ан был с ним из одной группы. Шмальц - парень благодарный и, когда возвращался к нам, приносил огромные сидоры, набитые дарами деревни. Там было и сало, свиное солёное, зелень всевозможная, с огорода редиска, огурцы, и свежие, и малосольные. А главное, он приносил практически каждый день трёхлитровую банку фруктовой эссенции.
 
Это такая алкогольная вещь. Крепостью 70 градусов и с очень насыщенным запахом и вкусом различных фруктов. Она использовалась при приготовлении фруктовой карамели в цеху хлебозавода в Плотниково. А кто-то из родственников Шмальца был там начальником. В общем, Шмальца в обиду мы не давали. Но от подлянки не удержались. В той истории, которую я назвал "Сборы", я подробно описал, как мы дружно, хором, всей ротой отсчитывали дни. Но у нас была ещё забава. Кто-то придумывал примитивную загадку и выкрикивал ее, а вся рота кричала ответ. Так вот про этого добрейшего парня Шмальца тоже кто-то буквально в первые дни пребывания придумал загадку: "Кто медовый месяц сладкий онанировал в палатке?" - и вечерами выкрикивал её. И вся рота дружно в ответ: "Шмальц!".

Следующий герой этой истории - Бадри Липартия. Красавец-мингрел.

Как он говорил,  потомок самого Дадиани. Все у него было хорошо, но одна проблема его мучила. Приехав в Кемерово, он стал катастрофически быстро лысеть. Это так сильно его угнетало, что он вечерами, пройдясь расчёской по причёске, потом пересчитывал, сколько волос осталось в расчёске. Мы убеждали его: Бадри, не пользуйся расчёской. А он упёртый - кто не знает мингрелов? - был, как тот хохол (только, ради Бога, не обвините меня в шовинизме или ещё в чем), все равно каждый вечер пересчитывал волосинки с расчёски, а потом делился своим горем со всеми, кто был рядом.

Процесс был довольно быстрый, и уже к сборам все темя у Бадри было свободно от каких бы то ни было волос. На голове была шикарная плешь. В один из дней сборов всю нашу роту повели на стрельбище.

Каждый должен был выполнить стрельбу из двух положений: стоя и лёжа. На выполнение этих упражнений выдали по двенадцать патронов, по шесть на упражнение. Стрелять можно было очередью по два выстрела. С горем пополам мы вогнали патроны в рожок калаша: уж очень тугая пружина была у рожка. Я удивляюсь, как солдаты вгоняют в рожок по 33 патрона. Ну, пропустим это, вернёмся к стрельбе. Мишени были метрах в ста от нас, и, если мы в какую мишень попадали, с помощью электромотора её поднимали, не подходя к мишени. И вот на позицию вызвали очередную группу студентов, в которой был и Бадри Липартия. Бадри ещё до начала стрельбы проделывал с автоматом такие кульбиты, что офицеры дважды всем командовали "Ложись!" и сами падали наземь. С горем пополам поставили правильно всех. Сказали, что и в какой последовательности делать, и предупредили, что можно стрелять строго по команде.

И пока майор Глебов это говорил, раздалась длинная очередь. Буквально в пяти метрах перед студентами земля от выстрелов поднялась фонтанчиками, и все пять мишеней, которые были гораздо дальше, упали сражёнными.

Мы разразились аплодисментами, а офицеры - криками возмущения. Выяснилось, что это Бадри Липартия, закрыв глаза, нажал на курок, не ожидая команды, и не отпускал его, пока все двенадцать патронов не выстрелили. Все удивлялись, как же он поразил все пять мишеней, он же стрелял практически себе под ноги. А когда стали поднимать мишени для следующей группы, выяснилось, что Бадри перебил очередью кабель электропитания моторов, поднимающих мишени. В тот день стрельбы были закончены. Нас отправили в часть, и надо же было такому случиться, что Бадри по дороге наступил на коровью лепёшку.

Это вызвало ещё больший всплеск разговоров.

То все Бадри поздравляли с удачной стрельбой, а тут стали ему объяснять, что это к деньгам и т.д. и т.п. Бадри отбивался, как мог, и от поздравлявших, и от объяснявших. А уже в этот же вечер кто-то придумал и прокричал загадку: "Кто плешивый, весь в га..е задом пятится ко мне?". И ведь никто не репетировал и не предупреждал, а вся рота в ответ: "Ли-пар-тия". Бадри, в отличие от Шмальца, не молчал, а вылетал из своей палатки и требовал признаться, кто это кричал. И тут же обещал его убить. Желающих сознаваться не было.

Вадик Почекутов тоже был, как и я, из Кедровского карьера.

Так получилось, что во время вступительных экзаменов мы с Вадиком не встречались. А увиделись, когда уже оказались в параллельных группах. В Кедровке мы не являлись друзьями: Вадик оканчивал одиннадцать классов, я в тот же 1966 год оканчивал десятилетку. Мы знали друг друга в школе ещё и только. В институте тоже дружить не начали. Сложилось так, что у Вадима была своя компания, а у меня своя. При встречах спрашивали формально: "Ну, как там, в Кедровке?" В институте Вадим был не бросающимся в глаза студентом. Зачёты получал, экзамены сдавал и вместе со всеми дошёл до сборов в Плотниково. И на сборах Вадим был незаметен. Но после первого выходного, когда у всей роты было свободное время, Вадик прославился. Ну если и не прославился, то стал известной личностью. Как я уже говорил, мы жили на сборах в палатках. Палатки были большие, шатром. Если было жарко, то бока поднимали и по палатке гулял сквозняк. Так вот и в то воскресенье было жарко. Наши офицеры отдыхали сами и нам дали отдых.

А какой отдых в воинской части? Кто-то слонялся без дела, кто-то бренчал на гитаре, кто-то подпевал бренчавшему. В общем, кто что хотел, тот то и делал. А вот Вадик Почекутов решил поспать. Его раскладушка стояла в углу, у края палатки. Днем жарко: июль ведь был, у палатки полы приподняли. Вадик спал так крепко, что разметался на той раскладушке, как на бабушкиной перине. И ведь надо так умудриться: спать на спине, левую руку положить под голову, а правую откинуть в сторону, да так, что она выпала за палатку и перегораживала проход. Причём рука свисала открытой ладонью.

Вадим был высокий, длинноногий и длиннорукий. Сначала на него не обращали внимания, потом кто-то положил в ладонь Вадику копейку, потом другую. И они лежали на ладони, потому что пальцы у Вадима были чуть согнуты. Потом кто-то положил в ладонь два кусочка сахара-рафинада.

Вадик продолжал спать крепко, не меняя позы. И тогда по лагерю пронеслась весть, что Почекутову в руку складывают кто что хочет. Фантазии разыгрались, кто-то предложил найти и положить в ладонь какашку какую-нибудь, но желающих искать не было. Кто-то предложил найти и положить презерватив, (изделие № 2, помните, в фильме "Окно в Париж" упоминается), и обязательно использованный. Идея понравилась всем и сразу. Но была большая проблема: мы ведь в Плотниково, а не в Кемерово. И тут пришёл Бадри Липартия и предложил изделие № 2, правда, новое. В то время они не были так красиво упакованы, как сейчас. Мы к Бадри: "Откуда он у тебя?".

И Бадри рассказал, что взял ещё из Кемерово на всякий случай. Ну, раз нет использованных, решили коллективом имитировать использование. Развернули и надели аккуратно на палец, как получилось. Вадик спал, несмотря на то, что вокруг все шептались и хихикали. Вы только представьте: из-под палатки свешивается рука, а в ладони уже несколько монет по одной и две копейки, кусочек сахара и на указательном пальце наполовину надето развёрнутое изделие № 2, часть презерватива свисала.

Много разных советов ещё поступило, приняли предложение опять от Бадри, но не полностью. Бадри принёс ещё пять штук изделий № 2 и лотерейный билет, мол, пусть потом проверит и чего-нибудь выиграет.

Лотерейный билет все дружно отвергли. Какой выигрыш? А то, что у него полная рука таких нужных вещей, - это что? Не выигрыш, что ли?

В последующее время в лагере уже не было просто так болтающихся, все ждали реакции Вадика, когда он проснётся. Даже пересели на скамейки, которые были рядом с палаткой Вадика. Но произошло непонятное: посмотрев очередной раз на палатку, никто не увидел руки, свисающей из-под палатки, но и на земле в том месте ничего не было. Реакция Вадика была никакая. Гораздо интересней было видеть, как Бадри приставал ко всем и возмущался, почему не захотели положить лотерейный билет.

И ещё Шура Попович убивался, что не сфотографировали руку. В тот же вечер появилась новая кричалка в лагере: "Кто набрал гандонов тут?" и ответ: "Это Вадик Почекут!" Дело в том, что все, что мы положили в руку Вадику, исчезло: он это не выкидывал, значит, забрал сам. Бадри несколько раз подходил к нему и требовал назад свои изделия, но Вадик ничего ему не отдал. Да и смешным выглядело бы такое благородство, в те времена прийти в аптеку и купить изделие № 2 было почему-то стыдным поступком.
Эссе 48. Гитара

Как же я ещё со школы хотел научиться играть на гитаре! И петь! Мне нравилось, когда собирается компания и кто-то с гитарой. Вокруг толпятся слушатели, а гитарист задушевно поёт романсы. Именно романсы - такие у меня были представления. "В позабытой пачке старых писем мне случайно встретилось одно, где строка, похожая на бисер, расплылась в лиловое пятно...". Родители отказались покупать мне гитару. Дело в том, что до гитары я очень сильно "заболел" баяном. Вот хочу баян, и все тут. И учиться в музыкальной школе буду, только "дайте мне баян, золотые планки". Ну что делать, если сын так сильно хочет баян и учиться обещает? (А зачем по-другому-то баян нужен?). Купили мне, баян "Ростов-Дон" назывался. Говорили, что хороший баян. И я пошёл в музыкальную школу в Кедровке учиться по классу баяна. Одновременно со мной в школу пошёл мой одноклассник Вадик Смоленко и из параллельного класса Володя Дусь. И началось у нас соперничество. Помню, после гамм выучил я песню "Одинокая гармонь" и играл её на экзамене за первый класс. Экзамен я сдал. Но Вадик с Володей уже во всю играли вальс к драме Лермонтова "Маскарад", и неплохо играли. А у меня пропал интерес и к учёбе, и к баяну в целом. И я решил найти выход... Батя спрашивает меня, почему я не хожу на занятия и не учу дома музыкальные уроки. А я в ответ, мол, баян сломался. Батя умел тоже на баяне играть репертуар гулянок тех времён. Попробовал, точно. И в ближайшие выходные поехал на Рудник (район Кемерово) в мастерскую. Через неделю баян был готов. Что делать? Я опять вскрываю его и отрываю половину прокладок у "кнопочек баянных". И батя опять на Рудник с ним. И в мастерской, когда второй раз починили баян, спрашивают батю: "У вас сын есть?" Батя: "Есть". - "Он ходит в музыкальную школу?" - "Ходил, когда баян функционировал". - "Если хотите, чтоб баян не ломался больше, не заставляйте сына в музыкалку ходить".

И после этого я прошу купить мне гитару, причём семиструнную. А семиструнные гитары были в дефиците. Шестиструнные лежали на прилавках, а семиструнных не было.

Вообще-то, батя у меня был добрый, любил меня и частенько повторял, что, чтобы узнать, нравится тебе это или нет, нужно попробовать. Если бы гитары были, наверное, мне бы её купили, но их не было. И вот в институте на втором курсе сбылась моя мечта: моя группа подарила мне семиструнную гитару на день рождения. Я был счастлив. В тот раз режиссировал эту процедуру (поздравление меня с днем рождения) Петя Козлов.

Все помнят магазин "Мелодия", что был на улице 40 лет Октября рядом с сангигкорпусом. И вот Пётр, а он был ловеласом и частенько заходил в этот магазин, познакомился с девчонками-продавщицами. Очаровал их и попросил достать гитару семиструнную, чтобы подарить мне. При социализме все это делалось легко и просто. Гитар не было на прилавке, но они были на складе. Продавщицы пошли к завмагу и попросили для себя якобы. И им дали её. И вот 26 сентября 1967 года Петька ведёт нас всех в "Мелодию", ему девчонки подают из-под прилавка гитару (она уже была им оплачена), и он произносит поздравление и вручает гитару мне; все хлопают и продавцы тоже. Я был счастлив и даже прослезился. Все надо мной подсмеивались, но ласково и не обидно. Петька гитару ещё утром настроил, до вручения её мне. Я всех пригласил в столовую на Леонова: там хорошо готовили, было относительно недорого и в буфете продавали вино "Рымникское" - и розовое, и белое, которое наша группа очень любила.

По дороге от "Мелодии" до столовой мы шли толпой по аллее, что была в центре улицы 40 лет Октября, и орали песни Высоцкого, у которого только появилась серия военных песен, к примеру: "Мне этот бой не забыть никогда..." После столовой, где мы пели под аккомпанемент Петра на гитаре, мы всей толпой пошли в берёзовую рощу, что была через дорогу от столовой, где тоже пели под гитару, но уже более громко. Было тепло, в общем, день рождения удался на славу.

Петя Козлов взял надо мной шефство и давал мне уроки игры на гитаре, и я уже мог взять три аккорда и прохрипеть: "В сон мне - жёлтые огни, и храплю во сне я...". На все гулянки, куда приглашали нашу группу, я брал гитару, хрипел там про сон, который, как жёлтые огни, а потом у меня гитару отбирали и отдавали Петьке. И вот месяца через два или три, но ещё до Нового года, как-то поздненько возвращались мы с Петром с очередного дня рождения, чьего, не помню. Ночь. Мы шли по той же аллее, и у ДК Кировского района, там, где портреты "Лучшие люди района", к нам с Петькой привязались трое пьяных со стандартным "Дай закурить", да очень агрессивно. Когда я ходил на самбо, наш тренер Крава (Кравченко Владимир) учил нас, что начинать лучше первым, чтоб инициатива была у тебя в руках. Я в тот момент вспомнил эти слова и, не долго думая, как тресну гитарой по башке самого наглого (это тоже он учил - вырубать главного, остальные разбегутся сами). Так и получилось: забияка хряснулся на снег, а двое других убежали. Чтобы вы не обозвали нас с Петькой трепачами, я не буду утаивать: попинали мы немного забияку, но объясняли ему при этом, что нельзя к порядочным ребятам приставать. И пошли по домам - я жил тогда на Леонова, 1, а Петька с Сашей Сальмайером на Леонова или 6, или 8, рядом в общем.

Наутро я прихожу в институт. Шёл мимо того места, где дрались накануне, и ничего не заметил. А в институте мне все выражают сочувствие в связи с утратой гитары и поздравляют с победой над тремя хулиганами. Оказывается, Петя раньше меня шёл в институт и на одно из пустых мест "Лучшие люди района" приклеил объявление: "Вчера на этом месте Олег Седышев разбил свою любимую гитару о голову хулигана". Конечно, мало кто утром прочитал это объявление, но Петька добросовестно обходил всех тех, кого знал, рассказывал про драку, а уже после занятий многие шли и специально останавливались, чтоб прочитать Петькину писанину.

А у меня с тех пор и до этих дней больше никаких музыкальных инструментов не было, нет и вряд ли будут.
Эссе 49. Какие они все разные

Преподаватель в вузе - должность, занимающая промежуточное положение между ассистентом и старшим преподавателем. На преподавателей возлагается проведение семинарских и лабораторных занятий и помощь лектору в приёме зачётов или экзаменов у студентов. Как правило, на данную должность назначаются педагоги без учёной степени с опытом работы. Вот такое определение преподавателю вуза я нашёл в Википедии.

Я даже не знаю, как начать историю о наших преподавателях. Ведь мы их и любили, и ненавидели. Одних любили, других ненавидели. Причём одного и того же преподавателя кто-то любил, а кто-то ненавидел. Но это крайние степени проявления чувств. Была и нелюбовь, было и простое неуважение, чего там говорить, даже на грани хамства со стороны студентов по отношению к преподавателю. Ну а что вы хотели бы от максималистов, какими мы были в семнадцать лет? Вот я был зачислен в институт, когда мне не было ещё и семнадцати лет. И таких было большинство.

Итак, наши преподаватели. Но не все, а только те, кто оставил след в моей памяти. Я абсолютно не считаю своё мнение правильным и объективным. Я поделюсь воспоминаниями и только.
 
Михаил Иванович Золотухин - преподаватель кафедры анатомии. Он окончил стоматологический факультет нашего же института и стал преподавателем кафедры анатомии. Вот, честно скажу, я не знаю, какой он человек. Может быть, он умница, может, он открыл неизвестное до того отверстие на лямина криброза, а может, новый бугорок на криста гали.

Известно, что Михаил Иванович защитил кандидатскую и заведовал патоморфологическим отделом ЦНИЛ КГМА. Но мы его не уважали, ну, наверное, потому что он молодой. Наверное, ревновали к его положению - мы одногодки почти, он преподаватель, а мы его ученики, и он нам оценки ставит. И вот это наше предвзятое отношение к нему и привело к той безобразной выходке. А как ещё расценить наше с Женей поведение, когда мы привязали Михаилу Ивановичу к хлястику халата препарат тонкого кишечника? И над ним хохотали все, кто был в тот перерыв в коридоре морфологического корпуса. Впрочем, я и сейчас не жалею о том, что было.

Ну а кто не помнит преподавателя кафедры гистологии
Владимира Александровича Попонникова?

Впрочем, вот в этом случае где-то и как-то можно его понять. И, может быть, даже простить его поведение, которое тоже ангельским не назовёшь. Ведь над кем-то подшутили товарищи, а кто-то сам по незнанию неправильно написал его фамилию в зачётке. Вот и летели эти зачётки и в угол аудитории, и в форточку, как моя, например. Ну, я сам виноват, сидел в коридоре на кафедре гистологии, не спросил у лаборантов, как правильно писать фамилию доцента, и написал "Попойников". Сдал зачёт, Владимир Александрович просит зачётку, и я подаю, довольный. И вот здесь происходит интересное: Попонников В.А. берет зачётку, пишет слово "зачёт", ставит подпись и тут читает, как я его провеличал, и с воплем: "Я тебе покажу Попойников" бросает зачётку в форточку, благо она была рядом. Хорошо, что в тот день не было дождя. Я пулей из кабинета, ещё не поняв, что натворил, но уже понимая, что натворил серьёзное, если такая реакция у человека. Лечу на улицу. Окно, из которого вылетела моя зачётка, было с фасада главного корпуса, справа от входа. Подбегаю, зачётка лежит на земле, рядом с лужей. Ещё чуть-чуть - и мне пришлось бы менять зачётку, а это была морока. Иду с зачёткой назад в корпус - у меня ведь на кафедре остался портфель. А навстречу Жора Чернобай идёт, кстати, тоже будущий преподаватель кафедры патологической анатомии, но во время нашей учёбы он был на курс старше. Я ему рассказал, что случилось. Он посмотрел в зачётку и расхохотался. И вот он-то меня и просветил, что некоторые писали в зачётках фамилию "Покойников"; "Попойников" я тоже не первый написал. Что делать? Я не придумал ничего лучше, как исправить аккуратно букву "Й" на букву "Н", чем вернуть законную фамилию. Получилось неплохо. И я пошёл на кафедру. Заглядываю в аудиторию, там никого нет, ну я шмыг за портфелем, и тут заходит Попонников. Я не дал ему и слова сказать, стал извиняться, что, мол, я не знал, что звучит похоже, что прошу простить меня... и всю песню с припевом, как полагается. И вы знаете, Владимир Александрович уже спокойно спрашивает, мол, честно не знал? Я в ответ: "Клянусь!"  Он мне, что, мол, устал и обидно, студенты не могут запомнить фамилию своего преподавателя, которому идут сдавать зачёт. Говорил он так искренне, что мне вот в этот момент и стало стыдно, и я вновь начал извиняться. И тут он опять рявкнул на меня: "Иди отсюда!.." Ну поскольку зачёт стоял в зачётке, подпись была поставлена ещё до броска, то я не дал себя долго уговаривать и быстро ушёл.

В подобной ситуации, как и я, оказался Тигран Петросян, родственник Ваграма Агаджаняна со стомфака. А мы с Ваграмом были свидетелями этого случая, так как в одно время с Тиграном сдавали отработки по латыни у Прониной Галины Петровны.

Два слова про Тиграна. Ну, во-первых, он был уже лет тридцати. Имел свой стоматологический кабинет, вероятно, подпольный. На занятия приезжал на "Волге", причём на двадцать четвёрке. А ведь она в то время только появилась. Ну, в общем, такой вальяжный барин, полный, но довольно симпатичный. В институт поступил не за знаниями, а для получения диплома. Только не подумайте, что я хочу его обидеть. Он сам мне и другим так говорил и не стеснялся этого.

Теперь о Галине Петровне Прониной тоже два слова. Опытный преподаватель с большим стажем, любила свой предмет беззаветно. Но у Галины Петровны был один физический недостаток — бельмо на правом глазу. И студенты прозвали её Обликва, что в переводе с латинского языка, который она преподавала, означает "косая".

И вот пришли мы на отработку: я, Ваграм и Тигран. Если быть точным, то на отработку пришли мы с Ваграмом, а Тигран по пути нам встретился и, когда узнал, что мы на отработку, и вспомнил, что у него тоже отработка у Обликвы, пошёл с нами, но взял с нас слово, что мы будем ему подсказывать. По дороге он спросил у нас, как отчество у Обликвы, ну мы сказали, что Петровна, но значения этому не придали. Вошли в аудиторию, уселись рядком, Тигран в середине, чтобы мы с двух сторон ему шептали. Напротив - Галина Петровна. Те, кто знал её, помнят также, что у неё лицо всегда было хмурое, будто она постоянно чем-то недовольна. Я сейчас уж не помню тему отработки, помню лишь, что я учил упражнение 65-е, а Ваграм 66-е. Мы, как всегда, и к отработке готовились вместе, и потому упражнения друг друга знали худо-бедно. Галина Петровна почему-то начала спрашивать с Тиграна. И тут выяснилось, что у него совсем другая тема, и она попросила его ответить упражнение 67-е, которое начинало как раз новую тему. И вот тут нужно было присутствовать там, в аудитории. Тигран в ответ ей говорит, да ещё и с акцентом кавказским, в общем, здорово так: "Нэт, лутшэ я шездесат пят отвэчу". Пронина: "Но, позвольте, у вас отработка совсем по другой теме, так что, пожалуйста, 67-е".

Тигран: "Э, какая разныца, эта тэма, ны эта тэма, ну, харашо, ни тэбэ, ни мнэ, давай 66-е". Галина Петровна пресекла дальнейший торг, сказав: "Мы не на базаре, придёте в другой раз". И тут произошло: "Почэму, Обликва Петровна? А?" Тигран был искренне удивлён. "Как, как вы меня назвали?" "Обликва Петровна", - повторил Тигран, причём он был совершенно спокоен. Он ведь не знал значение слова "обликва", а все вокруг Обликва да Обликва. У нас же он спросил только отчество, мы ему сказали. "Вон отсюда!" - жёстко сказала Обликва и после того, как Тигран вышел из кабинета, обратилась к нам: "А у вас что?". Мы в ответ, мол, упражнения 65-е и 66-е. "Теперь понятно, почему он хотел эти упражнения. Считайте, что отработку сдали"; - и она обвела кружочком наши с Ваграмом прогулы в ведомости. Тигран ждал нас в коридоре и сразу накинулся на Ваграма, зачем тот его обманул? Почему сказал, что её звать Обликва Петровна? Пока мы были в кабинете, Тиграна уже просветили, что Обликва - это прозвище. Мы, конечно, претензий не приняли. Спросил, как отчество, мы сказали, а уж дальше... Да Тигран и сам не сердился, это так, для порядка. Когда мы расходились, Тигран одно сказал: "Что жэ тэпэрь дэлат?" и задумчиво ушёл. Выход Тигран нашёл, институт закончил. Потом на свадьбе у Ваграма вспоминали с ним этот случай, хохотали все, кто был рядом и слышал историю.
Конечно же, неизгладимый след в моей памяти оставил и Голубев.

Ростом метр с кепкой, щуплый, ну не больше сорока-пятидесяти килограммов, но ужасно шустрый. Его жена работала у нас же в институте уборщицей. Ещё помню, что у него было четверо детей. Вот не помню его имя и отчество. И все, к кому я обращался, тоже без уверенности говорят: "Вроде, Фёдорович". Другие:  "Кажись, Игорь Викторович". Никто конкретно не назвал его. Но все помнят Голубева. В Интернете нашёл список преподавателей, которые работали или работают в КемГМА, опубликован в 2005 году, к 50-летию института. Там сказано, что Голубев Игорь Викторович, кафедра гистологии. А второго Голубева там нет!!! Это как понимать? Вот он, на нижнем фото из моего студенческого альбома с Вадиком Осетровым запечатлён.

Если кто-то ещё не прочитал мою историю "Голубев и Саша Плохих", прочтите, и вы все поймёте. Поймёте, почему он не может быть забыт.

Наших преподавателей Шерстенникова Евгения Николаевича и Шкловского Ариэля Менделеевича я упоминал в истории "Экзамен по оперативной хирургии". И пишу я о них в паре, потому что они так мне в память и запали. Помните: о том, что я досрочно сдал экзамен по оперативке на "отлично", Евгений Николаевич почему-то первому сообщил Ариэлю Менделеевичу, который тоже мне сказал тогда, что отличный ответ. Странно, я ведь тогда вроде как и не отвечал совсем. Студенческое сарафанное радио из поколения в поколение передавало множество самых разнообразных историй. Ну вот пара из них про эту пару, смотрите, какая красивая тафтология получилась. Рассказывали, что Шерстенников регулярно, каждый год поздравлял Ариэля Менделеевича с 8 Марта, и тот серьёзно благодарил его за поздравление. Шерстенников сам потом на лекциях рассказывал об этом. Или вот ещё. Идет очередной плановый экзамен по оперативке. Шерстенников принимает экзамен у одной группы, а Шкловский у другой. Шерстенником ставил две оценки: либо "отл.", либо "неуд.", он говорил, что врач, знающий оперативку на тройку, - преступник. Ни больше, ни меньше. Может, он и прав, не буду судить.

А вот Ариэль Менделеевич ставил любые оценки, правда, "отл." были крайне редко. И вот идёт экзамен, Евгений Николаевич неожиданно входит в аудиторию, где принимает экзамен Шкловский, заглядывает в экзаменационную ведомость и заявляет: "Ариэль Менделеевич, это что же у вас одни "хоры" в оценках? Неужели все так хорошо знают предмет?" И вы представляете, человека три-четыре после этого получают "неуды". Пока опять в аудиторию не влетит Шерстенников и не шикнет на Шкловского: "Вы что, хотите, чтобы я переэкзаменовки до лета принимал? Неужели все такие безграмотные?" и опять убежал. И тогда партия из нескольких студентов получала хорошие оценки.

Вот и скажите, как не запомнить на всю жизнь эту парочку? Ходили также слухи, что на преподавательских междусобойчиках Евгений Николаевич был балагуром,  острословом и прекрасным трибуном на собраниях. Ну а какой Шерстенников Е.Н.  непримиримый борец с невежеством в зоне ответственности своей кафедры студенты знали не понаслышке.

Ну вот последний герой моей истории. Ещё в ту пору, о которой я писал в истории "Мини-общага", то есть в 1966 году, когда я только поступил в институт, старшие товарищи Жора Чернобай и Коля Козлов пугали меня анатомией. Тем, какая она сложная и трудная наука. А главное, пугали Фарадеем.

Мол, не дай Бог, попадёшь в группу, которую он ведёт, или на экзамене будешь ему отвечать, это все — труба... Я до сих пор не могу понять, почему они употребляли это выражение - "Труба". Наверное, потому что можно вылететь в трубу из института, не знаю. В последующем я встречался с Фарадеем в коридорах института. Да, это была личность. Почему-то мне запомнилось, что он был большого роста. Одет несколько небрежно. Вот если на Шерстенникове пиджак сидел как влитой, то на Фарадее он был слегка мешковат, но это все такие мелочи. Вы вспомните его облик! Взгляд пронизывающий до поперечных отростков позвоночника, а брови!!!... покруче, чем у Леонида Ильича, причём они были каким-то немыслимым образом спутаны, что сами по себе вызывали страх. А если опустить взгляд ниже по лицу, то, увидев его нос, вообще задрожишь. Нос крупный, но не мясистый, а страшный оттого, что из него торчали будённовские усы. Нет, вы неправильно подумали, что усы были на положенном для них месте - под носом. Эти огромные усы торчали у него из ноздрей, и это делало его лицо свирепым. А если учесть, что не только меня запугивали им ещё до того, как я его увидел, но и других студентов, то понятно, почему при виде Фарадея, всем хотелось прижаться к стене и шептать: "Чур меня, чур меня!.."

Ещё в начале этой истории я сказал, что практические занятия у нашей группы вел Золотухин Михаил Иванович, а экзамены я сдавал Ремнёвой Лидии Викторовне.

Так что мне познакомиться с Фарадеем, а в быту Тимофеем Фадеевичем Рыжковым, не довелось, чему я не расстроен нисколечко. Ну кто много потеряет, если не услышит раскатистого "В шахту..." - это, как правило, было реакцией на неверный ответ мужчин, или "В пивной ларёк... пивом торговать... на базар...", если ошибалась девушка. Хотя, если верить студенческому сарафанному радио, была у Фарадея и ещё одна страсть. Только не подумайте, что я буду осуждать его. За любовь к женщинам ни один нормальный мужчина не осудит другого мужчину.

Вот не довелось мне быть близко знакомым с Фарадеем, зато у студентов группы 41 стомфака такое удовольствие было в течение трёх лет. Три курса Рыжков Т.Ф. был их куратором, но он ещё и преподавал анатомию у них и принимал экзамены. Со слов студента этой группы Кости Ромашова я и знаю то, что пишу ниже. Описывать все случаи из жизни группы 41 я не буду, пусть это делают их историографы, а один случай очень характерен для Фарадея. Читайте.

Заканчивается первый курс. Все студенты сдают зачёты и экзамены. Вот и у 41-й группы зачёт по нормальной анатомии принимает Тимофей Фадеевич лично.

А в их группе училась Лена Дубровская из Прокопьевска. Голубоглазая, светлорусая, красавица с прекрасной точёной фигуркой, короче, все ребята не только 41-й группы, но и всего стомфака были влюблены в неё. А если добавить, что уже тогда Лена носила предельно короткие юбки, то ясно, что без внимания Леночка не была.
И вот зачёт. Все демократично: аудитория на кафедре нормальной анатомии, посредине железный стол, на столе лежит "препарат" и жутко смердит формалином. Фарадей и студенты сидят вокруг стола. Отвечать Фарадей разрешал, в отличие от того же Золотухина М.И., сидя.

И вот отвечает Лена Дубровская. Отвечает чётко, энергично, бойко. Фарадей прерывает её ответ и просит: "Ну-ка, Дубровская, снимите-ка мне во-о-о-н тот плакат, и мы поближе картинку рассмотрим". А плакаты висят в три ряда, и верхний под потолком. Тут же объявились помощники. Но Фарадей: "Любезнейше прошу Елену Батьковну..." И пришлось Алёне взбираться на стол, в изголовье "препарата" и тянуться специальной рейкой с рогатиной на конце к верёвочке под потолок, чтобы достать этот злосчастный плакат. Юбка - мини, халат короче юбки, Лена на цыпочках практически, халат и юбочка поднялись вверх и представили взору группы и Фарадея прекрасные ножки, а на бёдрах под капроном белые квадратики бумаги, исписанные аккуратным бисерным почерком. Минут пятнадцать после этого Фарадей объяснял группе, какие халаты должны носить медики, в чем разница халата врача и торговки на рынке. В конце предложил всем, кто не хочет учиться, идти в шахту... или в пивной ларёк. На зачёт всем пришлось собираться ещё раз.


Самодур - это человек, который действует по своей прихоти, по своему произволу, унижая достоинство других.

Я не собираюсь развешивать ярлыки. Просто представил вам определение самодура из Википедии, а уж вы сами смотрите и думайте. Жизнь - сложная штука. После лагерных армейских сборов, когда автобусы доставили нас к главному корпусу, к студентам обратился ректор Ткачёв А.А.
с просьбой по очереди постоять в почётном карауле у гроба Тимофея Фадеевича Рыжкова. И мы стояли, простив ему обиды, которые он, возможно, кому-то нанёс. Я просто стоял и думал о бренности жизни и желал царствия небесного Рыжкову Тимофею Фадеевичу.
Эссе 50. Случайный человек в медицине

Случайные люди в медицине бывают? Да сколько угодно! И в советские времена можно было увидеть доктора с отсутствующим взглядом, а теперь... Мне трудно об этом говорить: я сам бывший доктор с 25-летним стажем психиатра, и хотя Владимир Файнзильберг говорит, что бывших психиатров не бывает, я сам себя считаю бывшим. Меня столько раз предлагали прооперировать, узнав, что я занимаюсь бизнесом, а некоторые врачи даже не включались, когда я им намекал, что я тоже врач с более чем 25-летним стажем. Так вот, один врач из киевской клиники "Евролаб" настойчиво рекомендовал мне удалить липому размером с просяное зерно, которая у меня была за правым ухом. Я ему, мол, я тоже бывший врач, а он ещё напористее: тем более, вы можете себе представить, что будет, если она начнёт расти. Я ему робко, что она (липома) уже лет десять такая, а он: "Ну и что? Никто не знает, когда она может начать прогрессировать и какие последствия это повлечёт". Он говорил уверенно, старался быть убедительным, делал ссылки на врачей из Канады и Америки почему-то, но я не смог ни разу поймать его взгляд. Не буду вступать в дискуссии - для себя я однозначно решил, что это случайный человек в медицине. С ним я тоже не спорил, а молча слушал. Мне было интересно, на сколько же его хватит и как он будет завершать разговор и своё предложение. Ненадолго его хватило, он скомкал беседу и так же напористо спросил, что я решил. Я в душе послал его по известному адресу, вслух же сказал, что подумаю. Это было лет пять-шесть назад, прогресса с липомой я не вижу, Но все время думаю, правильно ли я сделал, что послал того доктора в душе, или нужно было вслух?

Так вот, Коля Ковальчук, ещё даже не став врачом, уже решил, что он будет лишним в медицине. Но об этом чуть позже, сначала о Коле.

Вы только посмотрите на его фото и поймёте, что я искренен, когда говорю, что это красавец-парень, высокий, стройный. По характеру он был очень спокойный и выдержанный. Я не помню ни одного случая, чтобы он с кем-то конфликтовал за те три года, что учился с нами. И ведь как учился! Если бы он продолжил учёбу до окончания института, то вполне мог получить красный диплом. И в то же время он обязательный участник всех вечеринок и пирушек, после которых у него всегда и независимо от дозы была жутчайшая посталкогольная интоксикация. Коля даже говорил про себя: "Я пью не для того, чтобы быть пьяным, а чтобы поболеть с похмелья". Также Коля был активный участник всяческих шкод. Вот на фото у нас занятия по гражданской обороне. Так на тех занятиях Славка Сизиков изображал раненного в правую руку и был якобы с поломанной голенью. Мы с Женькой предложили Коле затянуть потуже узлы на бинтах у Славки. Так Коля не только выполнил, но ещё и перевыполнил это поручение. Он предложил преподавателю себя, чтобы бинтовать Славку, затянул все узлы намертво и в дополнение полил их пивом. Славка лежал с закрытыми глазами (по легенде он был без сознания), но, когда Коля стал поливать узлы на бинтах пивом, Славка учуял пиво и открыл глаза. А Коля проявил себя ещё и хорошим актёром, он громко закричал: "Я привёл его в чувство, я привёл его в чувство" и дал ему хлебнуть пива из горлышка.

Подошёл майор Глебов, поругался для порядка, потом объявил, что хоть до конца занятий ещё сорок минут, но мы работали активно и все выполнили и он всех отпускает, но предупредил, что если у нас ещё потом будут занятия, то пивом увлекаться не стоит. И ушёл. Мы знали, что сценарий будет такой от других групп, и пивом запаслись заранее. И вот тут началось. Часть студентов ушла, но самые активные остались. Веселились от души. Была поздняя весна, тепло, и уже начинали пробиваться зеленые листочки на березах. И тут заспорили Коля и Валера Кайгородов, староста нашей группы,  можно ли вверх ногами забраться на берёзу. Коля Ковальчук утверждал, что нельзя, а Валера Кайгородов, что можно.

Нас, всех остальных, тоже захватил этот спор, особенно когда Славка Сизиков, захмелевший к тому времени (он вообще быстро хмелел), заявил, что Валерка его лучший друг и он вместо него полезет на берёзу. Мы делали ставки: ставили пиво против коньяка, что не залезет, подняться нужно было на высоту роста. Коля Ковальчук требовал, чтобы его рост брали за ориентир, Славка протестовал. Порешили за ориентир брать один метр пятьдесят сантиметров. Рулетки не было, и Славка начал мерить спичечным коробком, нужно было взять тридцать размеров коробка. Славка мерил, а все его обвиняли в жульничестве и раза три-четыре заставляли начинать сначала. Веселились вовсю, я говорю. У меня в фотоархиве где-то была эта фотка, Славка на берёзе вверх ногами, но не могу найти. В общем, Славка проиграл, вернее, Валера проиграл спор Коле. Мы потом ещё долго всем рассказывали, как Славка пытался лезть на дерево вперёд ногами, и даже показывали это.

А ещё Коля Ковальчук отлично стрелял из Марголина (марка мелкокалиберного пистолета), у него даже был постоянный пропуск от военной кафедры в тир воинской части, что была рядом с морфологическим корпусом.

Так вот, Коля считал, что он будет случайным человеком в медицине и не хотел поступать в медицинский институт, но его родители очень сильно настаивали. Коля любил родителей и согласился на компромисс: он поступает в медицинский институт и учится три курса; и если у него не изменится мнение о своём месте в медицине, то он будет поступать, как захочет. Родители втайне надеялись, что Коле будет жалко трёх лет, но они, видать, не знали своего сына. После окончания третьего курса Коля пригласил всю группу в ресторан "Кузбасс", причём банкет оплатил сам (обычно мы ходили в ресторан только в складчину) и объявил, что он выполнил волю родителей и уходит из института. Нам было его искренне жалко, не хотелось с ним расставаться, но жизнь есть жизнь. Коля ушёл. По слухам, он окончил Кемеровский педагогический институт и защитил кандидатскую диссертацию.
Эссе 51. Canalis nasolacrimalis

Чем хороши студенческие воспоминания, так это тем, что если покопаться в памяти своей или напрячь друзей, то можно отыскать самые невероятные случаи. То, что произошло с Любой Кернер (девичья фамилия) на экзамене по глазным болезням, я тоже отношу к разряду невероятных, но в то же время очевидных случаев. Ну а как вы оцените ситуацию, когда человек не хочет идти на экзамен, а его силой заставляют и он получает "отлично"? Но все по порядку.
 
Сессия. Экзамен по глазным болезням. В экзамен четвёртым вопросом включили раздел "Отравления". Все, кто помнят Любу по институту, знают, как усердно она училась, как хотела стать хорошим доктором. И не просто хорошим, а чтобы все её любили.

Люба чётко понимала, что для этого нужно следить за собой тщательно и не дать никому никакого, даже малейшего, повода усомниться в ней, и самой чтоб никого не подвести. И вот завтра экзамен, сегодня уже вечер, а сил на эти чёртовы "Отравления" нет нисколечко. Люба, не заморачиваясь, решила не подводить своего препода Дроздову, не говоря уже о том, чтоб себя дискредитировать, и пойти на экзамен в другой день, с другой группой, выучив "Отравления", в конце концов. И, приняв решение, Люба спокойно легла спать, а утром понежилась в кровати и пришла поболеть за свою группу часам эдак к двенадцати, а что? Ей же не сдавать. Но вот момент, внимание!.. Зачётку-то она взяла!.. Охо-хо, женская логика! О ней столько говорят и ещё сто лет, тыщу лет говорить будут, а понять её, логику то бишь, - это вряд ли. Так, Люба пришла на кафедру, напомню, с захваченной зачем-то и непонятно каким образом зачёткой, надела халат небрежно, не застёгиваясь. А зачем? Пусть застёгиваются те, кто сдаёт. По коридору болтались Володя Робинсторг и Толя Ломов и делились друг с другом впечатлениями о сданном экзамене.

А Галя Волкова сидела на столе, который почему-то вынесли в коридор, и устало откинулась к стене. Когда Люба присела рядом, Галя оживилась и стала настаивать, чтоб Люба шла на экзамен. Доводы, что Люба не все выучила, Галя отмела со смехом: "Ты покажи мне хоть одного, кто идёт на экзамен со 100-процентной подготовкой?" Да, этот довод не перешибёшь ничем. Женское любопытство заставило Любу подойти к двери и заглянуть в экзаменационную. И тут произошло невероятное: кто-то буквально втолкнул Любу в аудиторию. И вот Люба в распахнутом халате, слегка взлохмаченная и с вытаращенными от неожиданности глазами буквально остолбенела. Она не могла двигаться даже, но смотрела на доцента Хатминского Ю.Ф., который от такой её наглости начал недовольно ворчать, мол, где была до сих пор, мол, экзамен заканчивается, а ей ещё время на подготовку нужно давать... и т. д., и т. п. А Люба в ступоре.

И тогда Хатминский слегка рявкнул, мол, что стоишь, живо бери больного. И тут Люба наконец-то ожила. Подходит к больному, а тот тоже злой, как черт, у него обед, а тут эти студенты, понимаешь ли. Осмотрела больного и выдаёт ему его диоптрии со словом "Да", больной зло в ответ "Не знаю". "Да Бог с ним", - подумала Люба и выписала рецепт. А дальше начались просчёты ситуации, студенческая тактика и стратегия, если готовиться по билету, то как раз освободится Хатминский, а он зол на Любу. А если не готовиться, то как раз освободилась доцент Кобзева В.И., которая читала им лекции. Рискнула и без подготовки пошла к Кобзевой. Надо сказать, преподаватели любят такие случаи и более благосклонны к отчаянным студентам. Люба сдала больного, сдала рецепт, и чётко, без заминки по вопросам. "Достаточно", - говорит экзаменатор и спрашивает, что нужно делать при постоянном слезотечении. Люба отвечает. А как канал называется? (ох и любопытная оказалась эта Кобзева). Всю жизнь Люба помнила и будет помнить до конца дней своих этот канал: сanalis nasolacrimalis.

Кобзева берет зачётку, пишет в ней "от...", а сама спрашивает: "Три основные симптома отравления?" Люба в ответ с растяжкой: "Слабость, недо... - не успевает договорить, Кобзева сама заканчивает: ...могание", быстро расписывается, подаёт зачётку и говорит: "Идите".

И что вы думаете? Люба, которая не хотела сдавать, но пришла на экзамен и случайно захватила зачётку, которая с помощью "потусторонних" сил попала в экзаменационную, без подготовки сдала на "отлично" предмет! Так вот, Люба была недовольна. Её разозлил Хатминский, ей было не по себе за пятёрку перед Галиной.

Но уже через полчаса, да куда там полчаса, через пять минут Люба доставала Володю с Толей, требуя сознаться, кто же её затолкнул на экзамен.
Эссе 52. Комсомол

"Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым..." - эти слова из песни были точно не про меня. Честно скажу, не помню, как получилось, что я в школе не вступил в комсомол. Ведь тогда это была обязаловка для всех. Но получилось так, как получилось. И когда я приехал в институт подавать документы, я честно в графе "Членство в ВЛКСМ" поставил прочерк. Девушка, которая принимала документы, мне сказала, что с поступлением у меня будут 100% проблемы. И посоветовала срочно вступить в комсомол.

Я не стал откладывать это дело в долгий ящик и по пути из Кировского района домой на Кедровку решил заехать в райком ВЛКСМ по Рудничному району, который находился рядом с ДК шахтёров. Искать райком не пришлось. Захожу - а там шаром покати: все кабинеты закрыты. А я так и шёл по кругу сначала на первом этаже, потом поднялся на второй этаж, а там уборщица как раз пол в одном крыле мыла. Она мне и сказала: "Все в отпуске, милок". Я, ошарашенный, замер. Когда шёл, думал, что вступить в комсомол будет простой формальностью, ан нет, вот и появились трудности. Уборщица - женщина, видать, сердобольная - увидела, как я слинял в лице и замер, говорит мне: "Что, милок, очень надо? Так, кажись, "третий" на месте сейчас, может, он решит твою нужду". И показала мне, где его кабинет. Я даже не сказал "спасибо", сразу пошёл, а практически побежал к "третьему". Это потом я узнал, что третий секретарь отвечает за идеологическую работу в районе. А за приём отвечает "второй". Когда я вошёл в кабинет в сопровождении секретарши, я обалдел: кабинет был чуть меньше, чем актовый зал в институте. И где-то далеко-далеко сидел такой щуплый и субтильный человек. Вот есть мужики молодые, есть зрелые, а есть без определённого возраста. Так вот, этот "третий" как раз и был из таких. Он сначала выслушал меня и сказал, что сожалеет, но все в отпуске и он ничего поделать не может. Но не успел я подняться, чтобы уйти, он воскликнул: "А я знаю, как тебе помочь". У комсомольцев демократия была уже тогда и выражалась тем, что и "третий" попросил меня обращаться к нему на "ты" и сам так же обращался. Так вот, он сказал, что продиктует мне текст заявления, и я слово в слово его напишу, а он постарается в срочном порядке принять меня в комсомол. И добавил, что заседание райкома как раз завтра, и он добавит вопрос о приёме в повестку дня. И прямо при мне дописал в повестке, которая лежала перед ним: "3. приём в ВЛКСМ Седышева О.П.". И начал диктовать, а я, как диктант, писал: "...а когда проходила кампания по приёму в члены ВЛКСМ в нашей школе, никто со мной не проводил никакой работы. И я не понимал, зачем нужно вступать в комсомол. Но этот вопрос постоянно беспокоил меня, и я приехал на приём к секретарю Рудничного райкома ВЛКСМ тов. Ф. И. О. (ну не помню его Ф. И. О.), и только после беседы с ним я осознал, что такое "Всесоюз...".

Этот товарищ попросил меня и завтра на заседании райкома буквально повторить заявление. А что? Я обещал. Заседание было назначено на следующий день, на 11-00. Я приехал в 10-00 и слонялся по коридору райкома и на улице, у входа. Тоска, сомнения, злость на себя - это те чувства, что раздирали меня в тот час. Где-то за пять-десять минут пришли две девушки и приехала "Волга" с одним пассажиром. Это из "самого обкома", сообщила мне вчерашняя уборщица. Я ей уже теперь сказал "спасибо", и она прониклась ко мне. "Это наши инструктора", - сказала она про двух девушек. Заседание райкома проходило уже на первом этаже, в комнате такой же огромной, как кабинет "третьего", а на дверях написано "Зал заседаний". Как я помнил, мой вопрос был третьим, и я был настроен на длительное ожидание, да ещё и уборщица сказала, что заседают подолгу, и здорово добавила: "Им же делать нечего".

Но получилось не так: буквально минут через десять после начала вышла одна из девушек и позвала меня: "Ты  Седышев? Идём". В зале огромный длинный стол; с одного конца сидят четверо заседавших, а я стою у другого конца, метрах в десяти от них. Та девушка, что выходила за мной, прочитала моё заявление, а приезжий задал вопрос: "Что, совсем никто не беседовал с тобой?" Я в ответ: "Нет, никто".  "Так у вас тут проблемы, будем решать в сентябре, поставьте в повестку, - это приезжий "третьему". - Голосуем? Единогласно!" И мне: "Поздравляю", а "третий" добавил, чтобы я подождал его в коридоре. Ещё минут через десять "третий" вышел, и мы пошли в его кабинет на второй этаж, где он взял со стола уже готовый, и подписанный, и с печатью красный комсомольский билет.

Сказал мне, что я молодец, и выпроводил деликатно из райкома, проводив до входа.
У меня уже в то время мелькнуло в голове, что у них там гадюшник, но размышлять об этом было некогда, я торопился в Кировский район в приёмную. Позднее я узнал, что в Рудничном райкоме ВЛКСМ сменился "второй".

Та девушка, что накануне предупредила меня и отправила пытаться решить проблему, была немало удивлена, увидев у меня в руках комсомольский билет с сегодняшней датой выдачи!!!

Теперь я в анкете заполнил все графы и документы сдал. И никто не обратил внимания, что дата заполнения анкеты и дата вступления в комсомол у меня одинаковые. И знаете почему? Да потому что никому, по сути, это было неинтересно.

Наверное, история будет неполной, если я в двух словах не расскажу, как я вышел из комсомола. А было это просто. Приехав в село Чаши Каргопольского района Курганской области, я получил в пользование огромный купеческий дом с шикарной печью. Так вот в эту печку я и бросил свой комсомольский билет, но не проследил, как он сгорел. И произошло кошмарное по тем временам. Я задерживался на операции в больнице и попросил фельдшера со "скорой" больничной затопить мне печь, чтоб было тепло, когда я приду домой. И тот гад, Останин Володя звали эту тварь, увидел в печке сгоревший билет, ну буквально уголок от билета, там не было ни фамилии, ничего, но можно догадываться, что это такое. И вот эта сволочь пошла в райком комсомола Каргопольский уже и отдала свою находку.

Мне он не сказал ни слова. Я узнал, что и кто, уже в райкоме. Короче, я выкрутился, но проблема могла быть огромной. Как я выкрутился, "это уже совсем другая история", как говорит известный актёр Леонид Каневский.
Эссе 53. О спорт, ты - жизнь!

Что ни говори, а спорт занимал в институте достойное место. Вот парадокс: физкультуру никто не любил, но спортом занимались многие, а остальные болели за них. Возьмите меня. Я страшно не хотел ходить на физкультуру, а если считать потраченное время, то на занятия в секции самбо тратил раза в два больше времени. Но зато я мог сказать между делом, что освобождён от физкультуры. А ещё в нашей группе, кроме меня, был освобождён от физкультуры Володя Бобков, он принёс справку с аэродрома, где занимался парашютным спортом. Володя любил повторять: "Если с первого раза у вас ничего не получилось - парашютный спорт не для вас". Он любит чёрный юмор. Колю Ковальчука освободила военная кафедра, он стрелял хорошо. Ваграм Агаджанян и Володя Кардашов были в сборной института по волейболу. Итого пять человек из пятнадцати. Но, кроме этого, ещё многие мои друзья занимались спортом, и поэтому я помню или мне рассказывали много интересных историй. Если разобраться, то в спорте, кроме результатов, есть ещё и околоспортивные события. Вот, к примеру, в сборной института по тяжёлой атлетике, в которой выступал мой знакомый, богатырь с Дона Толик Лопатин, произошёл такой случай. Но все по порядку. Тренер команды КГМИ Валентин Михайлович Калинин, преподаватель с кафедры физкультуры, был "играющим" тренером, так как выступал и в команде. Его девиз - изречение: "Учение штангистов всесильно!".

В команде выступал и один из первых моих знакомых по институту — Жора Чернобай с Кубани, вы помните его по моим другим эссе. Я не писал об этом в той истории "Мини-общага", но было вот что: всякий раз, когда Жора выходил из туалета, Коля Козлов или Женька Ромашов спрашивали его: "Что, штангист, поставил рекорд в толчке? Как там сантехника, выдержала?" Все смеялись, а Жора добродушно отвечал всем сразу: "Дураки..." Я сначала стеснялся, а потом тоже стал интересоваться рекордами Жоры в толчке. Ещё в команде было несколько человек, которых я плохо знал: Степан Куценко, Роман Хан, Серёжа Марков и Володя Терехов. Так вот, поехала команда КГМИ на чемпионат Сибири и Урала по тяжёлой атлетике среди медвузов. Жора Чернобай был во 2-м тяжёлом весе, в полутяжёлом двое: Терехов Володя и Толик Лопатин, а в 1-м тяже никого не было. И вот здесь начинаются те самые околоспортивные движения. Команде выгодно, чтобы она была представлена во всех весовых категориях, и Калинин В.М. указывает на Толика Лопатина: "Тебе нужно наесть за три дня пять кг, чтобы попасть в первый тяж".

Бедный Толик, он оказался на один кг тяжелее, чем Терехов. И вот началось. До Челябинска на поезде ехали двое суток, и Толика кормили, как на убой. И ещё три дня в Челябинске перед выступлением закармливали.
 
Я, когда приехал в Украину, научился выкармливать индеек перед забоем. Ну во-первых, их сажают в клетку, чтобы крыльями не махали и жир не сгоняли. Затем принудительно в горло индейке вкладывают душистый горошек, лавровый лист и пару дней — хлеб, смоченный в молоке; и, когда индейку забьёшь, у неё мясо душистое, ароматное и сочное. Так то индейка! А Толик на индейку и не похож совсем, он много симпатичнее и знакомец мне как-никак. Так вот, его, как ту индейку, набивали едой и даже за три часа до соревнований заставили съесть два первых, три вторых и три стакана компота сверху. А когда они пошли на взвешивание, Толик (зря, что ли, донской казак?) захватил с собой трёхлитровую банку любимого абрикосового компота, нет, не для того, чтобы с ней, а не со штангой, выполнять все упражнения и не чтобы с ней встать на весы, а чтобы было чем поднять вес, если не будет хватать. И ведь так и получилось: весы показали 87 кг! Не хватает трех кг, а до взвешивания официального остаётся сорок минут, и тут Толик одерживает первую победу, он медленно, глоток за глотком выпивает абрикосовый компот. Если раньше он кайфовал, когда пил этот компот, то сейчас буквально утрамбовывал последние глотки. Медленно, плавно переставляя ноги, Толик пошёл на взвешивание. Он боялся, что от резких движений любимый компот может побежать назад. Вот правду говорят, что все судьи сволочи - и в судах, и на соревнованиях. А Толику попался не только сволочь, но и садюга - он заставил его снять ботинки! Ну как вам этот финт? Не иначе происки противников. Вот вы скажите, как он мог снять ботинки, если пошевелиться боялся? И тут помог Жора. Я всегда любил Жору и всем говорил, что у него добрая душа. Чернобай усадил Толика в положение полулёжа, чтоб избежать малейшего давления на живот, и сам снял с Толика ботинки. Толик встаёт на весы и… представьте себе, ровно девяносто, а нужно хоть граммом, но больше. И тут опять Жора отличился: он взял и вылил на Толика стакан воды, и судья зафиксировал нужный всей команде КГМИ вес!!! Ура!!!

Ну а дальше дело техники, в чем наши ребята преуспевали и заняли в своих весовых категориях, соответственно: Толик - первое место, Жора - второе место и Терехов - третье, что вывело команду КГМИ на почётное третье место среди медвузов Сибири и Урала. Знай наших!

Но ведь у нас могло быть два первых места и итоговое командное второе место. И тут отличился наш Жора Чернобай.

Он проиграл первое место сопернику по количеству подходов к штанге. Вот о том самом первом подходе в рывке я и хочу рассказать. После всех перипетий с Толиком Жора был слегка возбуждённым и своей сообразительностью, и благодарностью Толика, и похвалой от Калинина. И вот эта возбуждённость сыграла с Жорой злую шутку. Рывок. Жора в нем особенно силен. Технику знает и владеет ею отлично - и приёмом "ножницы", и приёмом "низкий сед", но не в этот раз. Вот вам последовательность действий Жоры. Вес детский - 115 кг для старта. Жора красиво, даже несколько театрально делает техническое движение "низкий сед". Калинин аж расцвёл, как красиво все сделал Жора. И тут происходит невероятное: Жора цепляется носками ботинок за неровность досок помоста и падает вперёд, на живот. В зале раздаётся "Ах! " Штанга от рывка уходит назад, падает ему на спину и придавливает поясницу. Жорин животик расплющился чуть не на весь помост. И что главное, Жоре не больно, но сам встать он не может. Гриф штанги оказался между мощной спиной и ещё более мощными ягодицами. Когда в зале увидели, как Жора шеборшится и что ему не больно, стали хохотать, а когда ассистенты освободили его из плена, зал проводил Жору бурными аплодисментами.
Эссе 54. Пружина в попе...

Толик Лопатин с молодости, точнее, с того момента, как я его узнал, производил впечатление спокойного, выдержанного, лишённого авантюризма парня, но, как говорят, и на старуху бывает проруха. Вдруг Толик показал себя и с другой стороны. А дело было перед летней сессией за первый курс. Сборная КГМИ поехала на чемпионат области среди вузов. В этот раз Толик выступал в прыжках в высоту. В своём, так сказать, коронном виде спорта. Он рассказывал, что его классная руководительница ещё в школе говорила: "У всех детей шило в попе, а у Лопатина - пружина". И так получилось, что в команде КГМИ не было шестовика. Тренер предложил Толику прыгнуть и с шестом. Наверное, от полного неведения, что это такое, Толик согласился и вышел на старт. Представляете, человек первый раз взял в руки шест и пошёл прыгать. Смело вышел на старт, взял в руки шест, разбег, толчок... - и шест замирает в строго вертикальном положении, а наверху, на высоте четырёх или четырёх с половиной метров, этот "малыш" ростом под метр девяносто и весом чуть меньше ста кг. На трибунах хохот. Толик дёрнулся от обиды за себя, шест чуток наклонился, Толик разжал руки и приземлился за планкой. И судьи засчитали взятие первой высоты в три метра. Друзья поздравляли, жали руки, тренер хвалил. Следующая высота была 3,5 метра, но Толик твёрдо сказал: "Нет!" И никакие уговоры тренера не помогли. Кто знаком с Толиком, тот знает, что Лопатин - кремень. Сказал - и как отрубил.

Если вам нужно составить команду, которая выиграла бы прыжки в высоту, вы ищете одного парня, который может прыгнуть на семь футов, а не семерых, которые могут прыгнуть по футу каждый. Так сказал кто-то мудрый. Мне это выражение вспомнилось, понравилось, и я взял его эпиграфом к последнему сюжету.

Вы будете смеяться, но именно таким парнем и был Толик Лопатин. Да, он мог. А главное, он хотел. Хотел прыгать, хотел побеждать. Тезис "главное - участие, а не победа" он считал меньшевистской пропагандой бессилия и неумением доводить начатое до конца.

Толик умел доводить дело до победного конца. А как он хотел победы! Он жаждал победы, несмотря ни на что. Судите сами. Студент второго курса лечфака Лопатин накануне сдачи экзамена по анатомии, а у его группы знаменитый Фарадей должен был принимать экзамен. Так вот, Толик пошёл в магазин за хлебом, ну так выпал жребий, Толик жил с Ваграмом, и они бросали жребий, кому что-либо делать. За хлебом выпало идти Толику. И надо же такому случиться, что он встретил Володю Кардашова, у того тоже была сессия, но его больше интересовали всякие соревнования, и он был ходячей афишей. Володя-то и посвятил Толика, что в спортзале школы № 54 проводится День прыгуна, а точнее, открытое первенство Кузбасса по прыжкам в высоту. "Здорово! Вот это я сходил за хлебушком", - подумал Толик. (Вот от него и пошло, наверное, это выражение.) Сегодня вечером разомнусь немного, а до экзамена ещё три дня целых останется. Домой Толик не бежал, он летел на крыльях. Но перед входом успокоился. Ваграм ждал хлеба, он уже нарезал колбасу на бутерброды, вскипятил чайник. А когда они лопали за обе щеки бутерброды с "Докторской" колбасой, Толик, как бы между прочим, спрашивает совета у Ваграма: "А что, Ваграмчик, не размяться ли мне?" и рассказывает ему про День прыгуна. Ваграм и сам перед экзаменами в баню любил сходить со мной  и Толику, не задумываясь: "Валяй, но без победы лучше не приходи". А Толик даже жевать перестаёт: нельзя перегружаться перед прыжками, по-быстрому собирает в сумку майку красную, а Ваграм подшучивает: "А трусы бери желтые", Толик: "Почему желтые? У меня трусы и носки белые". Ваграм ухохатывается и обещает сказать после соревнований. Толик берет кеды и тренировочный костюм и быстренько идёт. Идти недалеко. Толик и не заметил, как дошёл. Он не впервой на таких соревнованиях собирается выступать и знает всех предполагаемых соперников.

Пришёл вовремя, Юра Лобастов и Коля Тепляков из Новокузнецкого политеха уже разминались. Кардаш с пивом сидел на лавочке болельщиков и приветливо махал руками, мол, пива хватит - подходи. Кардаш есть Кардаш, он неисправим.
Юра с Колей хорошие ребята, доброжелательные, и Толик признался им, что "забодала" его эта анатомия и он решил размяться и отвлечься. И вот начались соревнования. Толик был в ударе и первые три высоты - 170, 175 и 180 - взял с первых попыток, играючи и с большим запасом. Кардаш на скамейке неистовствовал, было похоже, что у него, кроме пива, ещё что-то было. Ставят высоту 185, а это лучший результат Толика, так он и ее с первой попытки берёт. Юра Лобастов и Коля Тепляков тоже взяли 185, но со второй и третьей попыток. И вот планка на 190 установлена. Как сказал мне потом Толик, он даже не задумался о том, что это на семь сантиметров больше, чем его рост, и что это его личный рекорд. И вообще, он пришёл размяться, а не соревноваться. Разбежался, прыгнул и услышал восторженный вопль Кардаша "Взяяяял!!!". Коля тоже со второй попытки взял 190, а вот Юра сплоховал. И вот тут поджилки затряслись, 195 ни Толик, ни Николай не взяли. По лучшим попыткам Толик победил. Я ж вам говорил - казак, донской казак, лихой казак. "Ну что, размялся?" - только и спросили ребята. Что добавить? А добавить и нечего. Не забывайте, что в те времена ещё не была разработана технология прыжка способом "фобюри-флоп", прыгали обычным "перекидным". С трудом отбившись от Кардашова Володи, который требовал продолжения банкета в честь Толиковой победы, и придя домой, Толик объявил Ваграму, что он его требование победы выполнил, пусть теперь и Ваграм объяснит, зачем советовал ему жёлтые трусы. Ваграм опять долго смеялся и рассказал Толику анекдот про Чапаева и Петьку, про красную рубаху Чапая и его жёлтые галифе. Теперь хохотали оба.
Эссе 55. Unus – единица

Конечно, Пронина Галина Петровна, а в студенческом народе Обликва - косая, вызывала уважение у студентов, но даже она не могла добиться, чтобы на её занятиях все сидели тихо и дружно хором повторяли "In nomine patris, et filii, et spiritus sancti..." или "Otium reficit vires".

Студенты шалили, шалили по-разному и безобидно, иногда и зло. Но юношеский максимализм большинства из них не позволял им критически оценивать и отбрасывать злые шутки. Вот вспомните физиологию в институте, помните: мы все изучали рефлексы Павлова и проводили на себе те опыты с лампочкой и ударом тока. Вы помните, там стоял реостат, и ток пускался минимальный. Но в нашей группе подопытным посадили Славку Сизикова и пустили ток 220! Ну согласен, что балбесы, согласен, что у людей бывает индивидуальная непереносимость к электрическому току. Но для этого и нужно было шесть лет учиться, а потом ещё и сорок лет практики иметь. А тогда кто об этом думал? Славка со стула упал, а все довольны - хохотали до упада. И никто не спросил Славку, как он себя чувствует. Шалили ребята.
Так, возвращаемся к Обликве. И у неё на занятиях, при всей её строгости, студенты изощрялись.

В 41-й группе у стоматологов был парень из Украины по фамилии Гудис. Никто не помнил, как его имя, все его так и звали - Гудис. Отличный парень, он никогда и ни с кем не ругался, благосклонно терпел шутки, причём самые разные. Он вроде даже, как будто сам он виноватый, улыбался. Ну, в самом крайнем случае он говорил, причём спокойно, не повышая голоса: "Да, да, я вас где-то тоже видел...". Так он отвечал, и даже преподавателям. Ребята всячески пытали его по поводу этой поговорки из его уст. И только однажды, когда Гудис сказал эту фразу преподавателю с кафедры физвоспитания Кононцеву В.И., в ответ на замечание ему, когда он пришёл на занятие без формы, Костя Ромашов буквально насел на Гудиса, ну где он мог его, то есть Кононцева видеть?

И тут Гудис не выдержал и раскололся: "В гробу". У Кости челюсть отвалилась. Но впредь он постарался не быть объектом для таких ответов Гудиса.

А ещё в той же 41-й группе был другой парень, я не буду его называть, если кто из читателей узнает его, то это уже будут не мои проблемы. Так вот, парень, который лез в глаза всем преподавателям, лебезил перед ними. Даже со стороны было видно, что и преподавателям такое поведение неприятно, но тот ничего не замечал, а может, и не хотел замечать. И вот однажды Костя Ромашов (а он, то есть Костя, сидел на занятиях у Обликвы именно с тем неприятным типом) прицепил на халат Гудиса, который сидел перед ними, листок - вроде бы со шпорой для себя.

А у Обликвы была традиция начинать занятия с повторения крылатых выражений на латыни. И в тот раз Обликва, как всегда, предложила повторить, кто что помнит. И Костин сосед клюнул на удочку, для него и приготовленную. Он начал очень активно тянуть руку и даже слегка подпрыгивать от нетерпения.

Всегда угрюмое лицо Обликвы с непонятно куда направленным взглядом кивнуло ему и сказало: "Да". И этот выскочка встаёт и, как поэт, нараспев (он считал, что Обликва именно так любит) читает написанное на спине у Гудиса. Разумеется, Гудис не знал о шпоре. "Gudis, Gudis - femeninum..." в аудитории лёгкий смешок прошелестел, а Обликва в упор уставилась на отвечающего. Гудис, в своей манере, практически не оборачиваясь: "Да, да, я тебя тоже где-то видел...". Отвечающий ничего не замечает и продолжает читать с листка: "Fortuna non penis - in manus non recipe". (Прошу покорно извинить меня, я не мог выкинуть слова из песни)

Отвечающий замолчал, а Обликва невозмутимо: "Unus, единица". И тут группа не выдержала и захохотала. Причём хохот был истерический, и Обликва объявила пятиминутный перерыв для успокоения.
Эссе 56. 3 таблетки аминазина

Вообще-то, писать истории, где фигурируют представительницы прекрасной половины выпускников КГМИ 1972 года, как лечебного факультета, так и санитарно-гигиенического, сложно и рискованно. Вот в этой связи вспомнился каламбур дяди Коли Фоменко, услышанный мной на "Русском радио": "Слабая половина человечества сильнее сильной половины именно из-за слабости сильной половины к слабой". Здорово, правда? Вот именно из-за своей слабости к слабой половине очень опасаюсь обидеть слабую половину. Но "взялся за гуж - не говори, что не дюж!". Коротенькое эссе об экзаменах. Экзамены — это неисчерпаемый колодец тем и сюжетов. И вот ещё один из них.

Ровно половина известной среди студентов того времени группы "НАСНАНЕ", а именно Нагорнова Надя и Андроханова Наташа  и ещё одна их подруга с сангига, тоже Наташа (с вашего позволения, я не буду называть её фамилию), готовились к экзамену по фармакологии. Готовились серьёзно,  даже с инновациями, как сейчас любят говорить.

Они все стены в квартире на Арочной, где снимали комнату, обвешали листочками с трудно запоминающимися формулами препаратов. Вместо "Доброе утро!" они друг другу называли высшие разовые дозы различных препаратов. Например, Надя приветствует проснувшуюся Наташу: "Наташа, в. р. д. 0,1% атропина у детей от 4 до 7 лет?" и в ответ звучало: "Наденька, если мне не изменяет память, то 0,1 мл на год жизни. А ты мне скажи, какая в. р. д. менадиона натрия бисульфита 1% р-р?". И в ответ весело: "Наташа, ну спроси чего-нибудь посложнее, а здесь будут те же 0,1 мл на год жизни". И подруги шли дальше учиться на докторов. Зря вы смеётесь, каждый придумывает свои инновации, если считает, что это ему поможет. В этом трио «НАСНАНЕ» + Наташа именно «+ Наташа» была слабым звеном. И она сама это чувствовала, да что там чувствовала, она знала. В голове у Наташи с сангига все перепуталось, она добросовестно пыталась запомнить все, о чем говорили Надя и Наташа, но в голове все перемешалось и вроде как бы слегка звенело, а может, это песня звучала "Слышен звон бубенцов издалека..." Наташа была расстроена и взвинчена одновременно.

Так получилось, что экзамен у Нади и Наташи (из "НАСНАНЕ") и Наташи с сангига был в один день, но у Наташи с сангига раньше начинался. Девчонки, как могли, подбадривали и пытались развлечь и отвлечь Наташу с сангига, но она так и в дверях сказала: "Ничего не помню. Дура дурой". И ушла. Девчонки попричитали слегка, но время дорого, они тоже намарафетились и пошли сдавать. И сдали экзамен успешно. Вы сейчас ждёте, что я скажу, мол, Надя получила то-то, а Наташа то-то. Но нет. Пусть будет интрига. Сдали успешно! И все тут. Довольные, весело болтая между собой, они вернулись на Арочную, домой. А Наташа с сангига уже дома и спит. Девчонки к ней, попытались разбудить — не просыпается, принюхались, нет, не пахнет. Переутомилась, решили они, пусть спит.

К вечеру к ним прибегает однокурсница Наташи и спрашивает, не случилось ли чего с Наташей, она не пришла на банкет по случаю сдачи экзамена по фармакологии. И от неё девчонки узнали, что Наташа получила "удочку", что вся её группа тоже сдала и все весело отмечали это знаменательное в жизни студента событие — сдачу фармы. Тут и Надя с Наташей забеспокоились всерьёз. Трясли, тормошили, били по щекам Наташу и разбудили все-таки. Заставили поесть, напоили чаем.

Но Наташа практически была неконтактна и сразу вновь уснула. И только на следующее утро девчонки, сгоравшие от любопытства, узнали историю сдачи экзамена Наташей.

На экзамен Наташа пошла голодная, это её традиция. Мы помним, как она убивалась, что ничего не помнит, до звона в ушах и голове. На кафедре, когда она пришла, все студенты заметили, как она волнуется. И кто-то, но она не помнит кто, предложил ей принять три таблетки аминазина, а вы помните, что на экзамены Наталья ходила голодная.

Экзамен-то по фармакологии был, и нужно было бы знать, что таблетка или драже аминазина бывают 10 мг, 25 мг, 50 мг и 100 мг. Вот и считайте, сколько она в купе приняла: 30 мг или 300 мг. Надо было бы найти того доброхота и, как Бадри Липартия любил выражаться: "Убью эту б...ь!" Может, и не убить, но морду лица набить непременно. Наталья ведь выпила эти таблетки, чтобы не волноваться, и буквально сразу пошла на экзамен.

Ну все, как обычно: вошла, взяла билет и села готовиться. Пока вертела головой, вроде чувствовала себя нормально. Потом начала пытаться прочитать билет, а строчки-то поплыли перед глазами. Дальше Наташа вспоминала отрывисто: пошла отвечать, но её качало. Когда начала говорить, язык стал заплетаться. Вокруг неё забегали. Поняли, что ей плохо, и решили поставить "удовлетворительно" и отпустить домой с Богом от греха. Наталья чётко и внятно вспомнить этот период не могла. Как шла домой, как легла спать, как девчонки вечером её разбудили, и кормили, и поили, она не помнила.

Да, могла быть трагедия. Эхе-хе, знал бы Алеутский о причине "недомогания" Натальи, вряд ли бы разрешил поставить ей "удочку". Как видите, не зря Надя с Наташей приветствовали друг друга по утрам высшими разовыми дозами препаратов!!!
Эссе 57. Три буквы

Студенческую пору все, практически все, бывшие студенты называют лучшим временем в их жизни. Ещё бы! Бывшие школьники вырвались на свободу из-под родительской опеки! А ведь известно, что студенты - это на восемьдесят процентов, а то и больше, бывшие школяры. И даже самые отъявленные школьные хулиганы всё равно не способны на те выкрутасы, на те подколки и подначки, которые вытворяют студенты. А вытворяют они... И все их проделки не из подлости, не из пакости, хотя часто такими и являются, а от избытка чувств и бурлящей энергии. И сам шкодник, и окружающие от души веселятся над проделками, ну а тому, кто попал под прицел шутника, иногда не до смеха. И часто приходится решать кучу проблем, чтобы безобидную шутку и последствия её минимизировать. Очень большая проблема, если студент становится объектом шуток.

Василий (он просил не называть его фамилию) не был в числе тех, над кем постоянно подтрунивают, подшучивают и разыгрывают. Он был серьёзным парнем. В медицину пришёл по призванию. И уже на первом курсе подрабатывал на "скорой помощи" санитаром.

Когда была свободная минута и не было вызовов, когда врач и медсестра отдыхали, Василий не терял времени и готовился к занятиям в институте. Он любил повторять, что даже если всего страницу выучит, то будет её знать. В общем, на "скорой" Василия любили, угощали кто котлетой, кто "Докторской" колбасой. Студент Василий не отказывался ни от чего. Это на "скорой" его любили. Но и в группе в институте он был не очень заметен. Вася был не то чтобы отличник, но занимался ровно и усердно. Уж так получилось, что у Василия открылся талант к рисованию.

На первом курсе, как известно, студенты изучают биологию. Я так и не понял, когда учился, зачем на биологии нас заставляли, лучше скажем, обязывали рисовать в альбоме тараканов, клопов, клещей. Разные там клетки с ядром и протоплазмой. Да что я вам перечисляю, вы сами помните. Честно скажу, что у меня не было с этим никаких проблем. Рисовать получалось, и преподаватели хвалили. Более того, на первом курсе мы жили с Ильгамом Гасановым в Кировском районе у РОВД. Нам повезло - мы снимали однокомнатную квартиру вдвоём. Так у нас с Ильгамом было распределение обязанностей. Ильгам учился на сангиге. Так вот я рисовал букашек, таракашек и себе, и Ильгаму. А он за это жарил картошку либо убирал квартиру, когда была моя очередь. Так вот и у Василька проблем с рисованием не было. Клетки были просто загляденье. Конечно, не "Девятый вал" Айвазовского, но нарисовано красиво. А главное, с душой. И вот Василий попал в переплёт. Жил он с Михаилом, хорошим парнем, но шкодой неимоверным.

В институте Миша постоянно над кем-то подшучивал, от кого-то прятался после очередной шутки, но своего занятия не бросал. Василию он всегда рассказывал, как и над кем подшутил. Смеялся до слёз сам, даже когда рассказывал, как его поколотили за непонравившуюся шутку. Васю Михаил не трогал. Но вот случилось. Василий заканчивал приводить в порядок свой альбом перед завтрашним зачётом, а когда на минутку вышел по нужде, Михаил не удержался; все-таки правильно говорят, что горбатого могила исправит.

И как только Василий вышел, Мишка схватил общую тетрадь, вырвал из неё листок, крупно, во весь листок написал короткое матерное слово из трёх букв и быстренько вложил его в середину альбома Василия. Утром Вася спокойно собрался, чуть было не забыв, правда, этот злополучный альбом, и отправился на зачёт к Соловьёвой Татьяне Кузьминичне. Ничто не предвещало плохого, пока Соловьёва не стала листать альбом. И вот как оно бывает: буквально перед Василием его однокашник сдавал зачёт, так Татьяна Кузьминична глянула у него три или четыре страницы и подписала зачетку. У Василия же она планомерно переворачивала лист за листом, будто чего искала. А ведь, как известно, кто ищет, тот всегда найдёт.

И где-то в середине альбома Соловьёва вдруг вся вспыхнула, и щёки её залил румянец. Вася даже грешным делом подумал, что с румянцем Татьяна Кузьминична ещё красивее. Но Соловьёва Васькиных мыслей не прочла, она резко закрыла альбом, протянула Василию и как отрезала: "Перерисовать всё, и завтра утром ко мне." На Васькины "что, как да почему" она не среагировала. Если на зачёт утром Василий шел бойко, то обратно еле плёлся. Он никак не мог понять, что случилось с Соловьёвой. Ведь она ему всегда симпатизировала, по крайней мере, так ему казалось. Дома Василий просмотрел альбом и нашел тот листок с теми буквами. "Это стервец Мишка", - подумал Василий и решил набить ему морду, но и здесь его ждало разочарование  - Мишка ушёл на ночное дежурство, но ушёл задолго до начала, так как предполагал, что у Василия появится желание взять его за грудки.

Всю ночь Василий перерисовывал альбом, а наутро пошёл к Соловьёвой Т.К. Нашёл её в ассистентской и вручил альбом. Когда он только вошёл, то заметил, что все преподаватели внимательно на него смотрят. Татьяна Кузьминична перелистала весь альбом и так безобидно спрашивает: "Вася, а где вкладыш? Потерял?" Теперь уже Василий стал как варёный рак, а все, кто был в ассистентской, хохотали в голос. В себя он пришёл, только когда Татьяна Кузьминична попросила у него зачётку, чтобы расписаться.
Эссе 58. Имеретинский князь

"Пуд соли съесть" - это же целых шестнадцать килограммов. А в то время я уже знал, что человек за год в нормальных условиях, и если сам человек нормальный, съедает около пяти килограммов соли. Правда, встречаются экземпляры особые. Вот, к примеру, Михаил Иванович, муж моей родной тётки, так тот один, наверное, съедал за год этот самый пуд. Он приходил на обед домой, перед ним ставили тарелку первого и он, не пробуя, брал солонку и усердно тряс её над супом. Затем брал перец и тоже сыпал, пока цвет еды не становился чёрным, и ел с удовольствием. Нужно отметить, что все это он проделывал не глядя, так сказать вслепую, потому что в это время читал газету.

То же самое он проделывал и со вторым. Спроси его потом: "Ну, как обед?", он скажет: "Вкуснятина". А есть и другая категория людей, которые в общем-то употребляют обычное количество соли, но их понимание дружбы не позволит им сказать, что блюдо пересолённое, если окружающие будут это же пересоленное блюдо хвалить. Вот таким в молодости был Дима Мхеидзе. Сейчас хочу покаяться, правда, нам стоило бы каяться вместе с Ильгамом Гасановым. Дело в том, что мы иногда шкодили и пакостили, по-другому я сказать не могу. Зная это свойство или, правильно сказать, зная эту черту Димкиного характера, мы иногда сыпали в суп или во второе Димке соль ложками, когда втроём обедали где-нибудь в столовой или даже в ресторане, разумеется так, чтобы он не видел, и начинали есть. Едим и хвалим, едим и хвалим. И Дито поддакивает. Конечно, мы не всё время так шкодили, ну может раз в неделю - это точно. У нас с Ильгамом была традиция: раз в месяц, в день получения стипендии, мы ездили обедать в ресторан "Сибирь", причём ездили на такси и туда, и обратно. А это рубль в один конец, от ДК Кировского района до драмтеатра. И вот однажды к нам присоединился Димитрий. Мы с Ильгамом были против, ведь нарушалась наша традиция, в которой всё было определено раз и навсегда. Раз в месяц мы обедаем вдвоём, заказ тоже постоянный: винегрет с селёдкой, солянка сборная мясная и сибирское фирменное с картофельным пюре, запотевшая бутылка "Столичной" и бутылка "Боржоми". Хоть Димка и был нам другом, но ломалась традиция. Димка настаивал, и мы с Ильгамом согласились, а сами решили, что приедем завтра, как и принято у нас было. Ну, отступать от традиции не стали, хотя бы в части меню, уж больно вкусной была солянка именно в "Сибири", и сибирское фирменное было изумительное. Мы любили этот ресторан с его плюшевыми занавесями с кистями, кабинами с этим духом старины.

Представляете, там были и пальма, и фикус. В общем, в ресторан мы приехали уже возбуждённые предстоящей трапезой. Когда принесли закуску, винегрет с селёдкой иваси, нас не насторожило, что уже и водку разлили по рюмкам, и тут Дито вдруг стал нас звать в туалет руки мыть. И пошли мыть руки, а как так получилось, что мы вернулись в зал позднее Димки, понять не могли, а Димка ещё и наезжал на нас, где, мол, вы застряли. А на столе уже стояли и тарелки с солянкой. Решили начать, как и советовал профессор Преображенский, с солянки. После "Столичной" мы сразу и не разобрали, что солянка - голимая соль. Мы положили ложки, и Ильгам сказал: "Правильно, что мы не хотели нарушать традицию" - и поинтересовался у меня, как лучше будет: сразу его побить или после еды, хотя какая это теперь еда! А Дито ухохатывался, аж слёзы из глаз ручьем бежали. Веселился и совсем нас не боялся. Он только просил одно вспомнить: что он ни разу нам не показал, что у него еда пересолённая, и он специально устроил нам месть в значимый для нас день. Я всегда говорил, что Димка - истинный князь. Оказывается, он заранее договорился с официантом и, когда насладился местью вдоволь, позвал официанта и попросил принести новую солянку, чтобы мы все-таки получили удовольствие от еды и этого обеда. Выпили за дружбу, поклялись друг другу помогать и быть рядом и в горе, и в радости. В тот раз традиция была нарушена. Обычно мы приезжали в ресторан в два, а в четыре уезжали, насытившись, в этот раз мы ушли с закрытием. Мы с Ильгамом уже не обговаривали планы битья, а каялись Димке и винились, что были такими подлецами.
Димка был доволен. И за весь вечер в ресторане даже оплатил счет. Одно слово - имеретинский князь.
Эссе 59. Фото-Граф

Женя Ромашов был из тех студентов, которые не получали финансовой помощи из дома. Он сам обеспечивал себя и ещё умудрялся помочь брату, который учился на стомфаке, на курс младше нас. Я не скажу, что Костя был как у Христа за пазухой, но Женина опека ему здорово помогала. Во всяком случае, у Кости хлеб с маслом был всегда.

А Женя работал. Помню, он работал рентгенлаборантом в травмпункте МСЧ-9 в Кировском районе. Дежурства брал, как правило, по ночам и в выходные и праздничные дни.

Штатные сотрудники травмпункта любили Женю, они знали, что Женя всегда подменит ночью, и часто просили его об этом. Причём в ведомости выход на работу ставили сотруднику, а он уже наличными рассчитывался с Женей. Вот уже когда стал появляться чёрный нал! Кроме того, Женя использовал в личных целях рентгенлабораторию.

Там он проявлял фотоплёнки, проявлял и печатал сотни, если не тысячи фотографий. Женя ходил по детским садам района и по договоренности с сотрудниками детского сада фотографировал детей в разных ситуациях: и спящих, и за столом, и играющих, и по отдельности, и группами. В общем, вариантов была масса. Затем Женя делал по одному экземпляру фотографий и шёл в садик в то время, когда родители забирают детей. Показывал мамам фотки их чад ненаглядных и записывал, кто сколько каких фоток заказывал. Я точно не помню, но цены у Жени были очень доступные. Кажется, 10 и 20 копеек за фотку в зависимости от размера. И родители десятками заказывали фотки. А расходы у Жени были только за фотопленку и фотобумагу. Все реактивы он использовал в рентгенлаборатории, практически не принося вреда бюджету травмпункта.

И время не тратил, так как делал все в свою рабочую смену. Разве что когда в саду сидел и с родителями общался. Женя говорил, что лучше было для него, когда он предлагал фотки мамам, они готовы были набрать кучу фоток. А вот когда за детьми приходили папаши, они, как правило, были очень недовольны тем, что жены их заставили идти за чадом, и, главное, не хотели тратить даже копейки - лучше они выпьют кружку пива где-нибудь в пивной.

Правда, был случай, Женя рассказывал, один папа взял фоток рублей на десять и Женьке же говорит, мол, жене скажет, что взял на пятьдесят рублей. И ведь так и сделал, а его жёнушка пришла в сад разбираться. Так Женю спасла нянечка сада - она слышала, как тот папа планировал семейный обман. Женька был благодарным, и он бесплатно оформлял в садах различные стенды фотками. Евгений говорил, что в дни, когда он ходил в сады, он еще и объедался манной или рисовой кашей - это нянечки так любили Женьку. И вот эта индивидуальная предпринимательская деятельность давала Жене, с его слов, в пять-шесть раз больше, чем зарплата в травмпункте.

Женя частенько рассказывал нам различные истории, которые происходили во время его дежурств. Хочу поделиться с вами, дорогие читатели, одной из них.

Как-то накануне Международного женского дня 8 марта в травмпункт своими ногами пришел житель одного из близлежащих домов. Посмотреть на него сбежались все, кто был в тот вечер в смене в больнице. Дело в том, что вид у того больного был впечатляющий: он был в тапочках (начало марта в Сибири), без штанов, в фуфайке-телогрейке и замотан в белую простыню, как Джавахарлал Неру, до самых пят.
А поведал он дежурному травматологу, тоже совместителю, ассистенту кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии КГМИ Волкову В.Г., и ассистировавшему ему рентгенлаборанту, студенту КГМИ Ромашову Е.Д. личную трагедию на почве любви к жене и предпраздничному подарочному ажиотажу. По случаю с рук купил он женскую комбинацию жене, хоть и б/у, но в очень приличном состоянии и красивую, правда, вискозную. И сам был очень рад, и сюрприз дорогой и горячо любимой жене хотел сделать сногсшибательный. Бабулька, которая продавала комбинацию, хотела получить за нее 15 рублей. Нашему мужику это показалось очень дорого, и он долго торговался, пока не уболтал бабульку на 11 рублей, так что еще и на "беленькую" оставалось. Пришел домой и нашёл-таки брачок - маленькое чернильное пятнышко посредине подола. А даритель уже пригубил чуток, и настроение у него было превосходное: и подарок есть, и "беленькая" - вот она, и руки, слава Богу, растут, откуда надо. "Выведу", - решил он про пятнышко, хлебнул еще "беленькой" и замыл водой с мылом пятнышко. И, вы представьте себе, пятнышко стало более блеклое, но не исчезло, а наоборот, стало значительно больше. Да, без еще одного глотка "беленькой" дело не решить. Глотнул и вспомнил, что в кладовой у него бутылка ацетона стоит. Замыл пятно ацетоном, а оно ещё больше, практически на полподола стало. Эх, была не была, и он вылил в тазик весь ацетон и замочил в нем комбинацию. А сам позвал соседа и предложил ему прикончить за здоровье жён "беленькую". Тот с радостью согласился. Выпили, поговорили "за жизнь, чисто по-человечески" и пошли посмотреть, как ведёт себя пятно в ацетоне. И тут жизнь им показала, что "знания - сила" и наоборот. Вискозная (читай - синтетическая) комбинашка практически растворилась в ацетоне, в тазике плавали какие-то лохмотья. Как же собутыльники расстроились. Нет, не потере подарка, а потере одиннадцати рублей. Но делать нечего, вылил все из тазика в унитаз. Сосед ушел. А даритель несостоявшийся так разволновался, что метался по квартире. Захотелось курить, но жена дома курить запрещала, - или в туалете, или на лестничную клетку. Людей видеть с расстройства не хотелось, и он пошел в туалет.
 
Ну а в туалете сидеть на унитазе, не спустив штаны, не принято, он снял и сел. Размял "Приму", не спеша достал спички и прикурил, спичку по привычке бросил в унитаз между ног. "Дальше помню взрыв и удар снизу в попку и ноги. Удар был сильный, аж упал с унитаза на пол в туалете и какое-то время был в беспамятстве, вырубился. И вот результат". Он скинул простыню. То, что предстало взору Волкова и Жени, впечатляло. То, что называлось попкой, было все в черных волдырях, яички вывалились из разорванной мошонки, которая слиплась с пенисом. И все это в черной сажистой жирной копоти.

Волков В.Г. был молодым ассистентом, но как хирург был виртуоз. Он заштопал мошонку, что мог, очистил и отмыл пациенту, обработал ожоги.

Как же мы завидовали Женьке, что он ассистировал на операции Волкову. Это же был только второй курс у нас.
Эссе 60. Чувство гордости

В Кемерово запустили троллейбус. Первая машина начала свой путь с площади Советов 25 августа 1970 года. Весь город радовался. И мы с Ваграмом тоже радовались. А как же, ведь теперь хоть с транспортом меньше проблем будет. А их в Кемерово было пруд пруди. Но, если честно, мы в те времена на подобном не зацикливались, да и вообще об этом не думали, учёба и студенческие будни - вот ареал наших забот. А главная студенческая проблема - это деньги. Сказать, что мы с Ваграмом нуждались уж очень, было нельзя, но деньги никогда лишними не бывают. И пошёл я в разведку. Как сейчас говорят - мониторинг. И вызнал следующее: троллейбусное депо было расположено на окраине Кемерово, но начальство располагалось в трамвайном депо, что было у "Карболита", и называлось то начальство "Управление электротранспорта". А главное, я узнал, что требуются в троллейбусное депо мойщики троллейбусов. Зарплата сдельная, зависит от количества вымытых троллейбусов. И стоимость ручной мойки была довольно-таки высокая. Рабочий день для нас мог быть с 18-00 до 1-30. В 1-30 дежурный троллейбус развозил водителей и всю обслугу по домам. В кадрах мне сказали, что если десять-пятнадцать выходов в месяц, то до двухсот рублей на руки получить можно.

Результатами разведки я поделился с Ваграмом. Долго обсуждать было нечего. Мы решили попробовать, а там видно будет. Когда мы пошли устраиваться, нас ждал еще и сюрприз, о котором мы и не подозревали. Еще когда я в разведку приходил в отдел кадров, мне сказали, что нужно принести по три фотографии. Так вот, одна фотка нужна была для оформления удостоверения сотрудника Кемеровского трамвайно-троллейбусного депо, которое давало право ездить бесплатно в трамвае и в троллейбусе. Мы уже были довольны, и даже не той экономии, которую давало то удостоверение, а ещё и моральному удовлетворению, которое мы получали, входя со своей группой в трамвай или троллейбус и говоря кондуктору: "Служебное". Ну а когда нас просили предъявить удостоверение, мы солидно так доставали его из кармана и, наподобие ментов, раскрывали книжечку, показывали ее кондуктору или контролеру. Одно было немного огорчительно: книжки удостоверений были не красные, а темно-серые, машины такого цвета сейчас называют "мокрый асфальт". А если б были красные... Я даже и не знаю, пошли бы мы тогда мыть троллейбусы или удовлетворились бы удостоверениями. Дети мы были, большие дети. Да, чуть не забыл, ещё нам, кроме удостоверений, выдали по мешку спецодежды: сапоги резиновые, костюмы х/б, костюмы брезентовые, фартуки прорезиненные, рукавицы брезентовые, по швабре и по десять метров мешковины. Причем предупредили, что сразу списывается только мешковина, а все остальное нужно будет сдать при увольнении. Моя бабушка жила на Ягуновке в своем доме, и я, раз мешковина сразу списывается, увез ей и свою, и Ваграмову. Ох она и хвалила и меня, и Ваграма! Говорила, что мешковиной полы мыть лучше, чем любой другой тряпкой. Она даже презентовала нам трехлитровую бутыль домашней бражки, но мы ее не выпили сразу, нет. Мы ее растянули на шесть раз - разлили по поллитровкам, брали с собой на работу в депо по одной и во время перекуса выпивали. Нужно сказать, что перекусы во время работы у нас были обставлены по высшему классу. Во-первых, для этой цели мы нашли в одном из ангаров высоченную передвижную вышку метров пять-шесть высотой, вот там, на самом верху, мы и накрывали "поляну" для себя. У нас была шикарная скатерка (в каком-то отделении облбольницы выпросили марлю), на которую мы все выкладывали из принесенного с собой, как могли, все это сервировали. Больше всего мороки было со складными стаканчиками: бражку из них пить было можно, а чай пластмассой вонял, и после третьего или четвертого раза пластмассу повело и жидкость стала выливаться. И мы заменили стаканчики на эмалированные кружки. Точного времени для начала перекуса на работе не было. Сами смотрели: как выкраивалось окно в возвращении троллейбусов с маршрутов, так и устраивали перерыв в мытье. Обычно это было часов в десять или одиннадцать вечера.

Но вернусь к самой работе. В первый день мы пришли на работу на час раньше. Нам нужно было знать, как и сколько времени мы будем добираться до депо. Мы должны были получить свои ящики для переодевания, а их каждому давали по два - для рабочей и своей одежды отдельные. Ну, раз пришли раньше, мастер смены устроила нам экскурсию по депо на внутреннем троллейбусе. Зря она это сделала. Мы с Ваграмом стояли у нее за спиной и смотрели, как управлять троллейбусом, а потом по ночам устраивали гонки по депо, за что получали регулярные нагоняи от мастеров. Но мастера все почему-то были женщинами в возрасте, и они нас принимали как детей, журили, строжились, пугали начальством и не более, ну а мы шкодили.

В первый день мы вдвоём с Ваграмом помыли всего десять машин. Это было мало, как сказала нам мастер, подписывая наряд, документ, в котором мы перечисляли номера помытых троллейбусов и указывали дату, время и свои фамилии для бухгалтерии. Мастеру было мало, а мы упластались с Ваграмом, ведь троллейбус, как оказалось, имеет огромную площадь снаружи для мытья, а нам еще и внутри нужно было хотя бы подмести. А вот внутренняя уборка нам нравилась, практически каждый день мы что-нибудь находили. Это были и деньги мелочью, рассыпанной под сиденьями, попадались и бумажные деньги по рублю или трояки, а один раз нашли кошелек со ста с лишним рублями. Как-то нашли даже папку с какими-то бумагами и паспортом. Их мы отвезли на следующий день в РОВД. И, представляете, этот ротозей приезжал нас благодарить с Ваграмом в депо. В милиции ему сказали, кто нашел и где. Коньяк привез, как Ваграм сказал: "Хоть и грузинский, но все же". Вот она - извечная ревность армян и грузин.

Но не зря нам мастер провела экскурсию и научила управлять троллейбусом. Уже дома, отоспавшись и отдохнув, мы вспомнили, что мастер показывала нам моечный цех для троллейбусов. Она им очень гордилась и сказала даже, что он готов, но работать нельзя, потому что еще приемная комиссия его не приняла. В первый месяц смены нам поставили через день - мойщиков не хватало. Мы решили опять прийти пораньше и проверить, что это за мойка такая, не принятая. Решили - сделали. Мастер, когда мы пришли раньше, начала хвалить нас, она думала, что в нас чувство ответственности говорит и мы пришли, чтобы больше вымыть троллейбусов. Правда, она думала, что мы хотим больше вымыть вручную, а мы искали возможность мыть больше, а работать меньше. Права была мастер, когда во время экскурсии сказала, что мойка полностью готова. Вот это был класс: загоняешь троллейбус в мойку, и он проходит сквозь огромные такие щетки, которые сразу моют и перед, и бока троллейбуса, и заднюю стенку. На задней стенке, правда, оставались огрехи, но их убрать труда не составляло. В эту смену мы помыли уже двадцать один троллейбус. Ваграм так и сказал мастеру на вопрос, сколько: "Очко". Бедная мастер не поняла, и мне пришлось ей объяснять, что "очко" - это двадцать один означает, что мы так и в наряде написали. Правда, мастер, прежде чем подписать, пошла смотреть качество мытья (прошлую смену не проверяла), ее смутило двукратное увеличение числа вымытых машин. Проверкой она осталась довольна и похвалила нас. Ну а мы - "хвост трубой" от похвальбы, и ей повышенные обязательства свои сообщаем, мол, обязуемся полста троллейбусов мыть за смену со временем. Мастер хохотнула, мол, дерзайте, чем нас и раззадорила окончательно. Теперь мы уже так не уставали, как в первый раз,  в среднем за стартовый месяц мыли двадцать пять троллейбусов за смену и заработали приличные деньги, получив по двести пятьдесят рублей на руки каждый. Мы были довольны. У нас уже вырабатывался определенный алгоритм действий. Если вначале мы старались вымыть полностью троллейбус, а уж потом брались за следующий, то позднее мы изменили тактику. Мы ведь понимали, что рано или поздно нас застукают и поймут, что мы используем автоматическую мойку. А тактика у нас была такая: вернулись с линии несколько машин, по-быстрому прогоняли их через автоматическую мойку, пригоняли в цех ручной мойки и уже потом убирали все внутри и замывали непромытые участки на задней стенке. У нас стало появляться больше свободного времени во время смены, и вот тут мы и стали устраивать гонки по территории депо, а она была огромная. Было несколько путей, по которым мы ездили с Ваграмом, сначала потихоньку, а потом и гонять стали. И просто чудо, что мы не разбили ни одной машины. Ну а в общем за второй месяц мы заработали уже по триста пятьдесят рублей на руки, а за третий - без малого четыреста. И ведь нам эти деньги выплачивали.

Но когда мы пришли получать зарплату за четвертый месяц и думали, что получим рублей по пятьсот, так как мыли по сорок машин в среднем в смену, то получили по двести пятьдесят. Мы забузили, конечно, и нас отправили в отдел труда и заработной платы, где нам легко и просто объяснили, что физически невозможно вымыть вручную такое количество машин. Нам показали методички министерства, называли какие-то нагрузки, а под конец заявили, что мы пользуемся автомойкой, а там совсем другие расценки, вот по ним мы и получили зарплату. Мы с Ваграмом почувствовали себя обворованными и уволились, но когда подписывали обходной лист и сдавали спецодежду, выяснилось, что у Ваграма потерялся прорезиненный фартук, а у меня брезентовые рукавицы, и их стоимость с нас удержали при выплате расчета. Мы опять обиделись и не стали сдавать удостоверения, дававшие нам право бесплатного проезда. Сказали, что потеряли. За них с нас ничего не удерживали, просто попросили написать заявления об утере.

Мы продолжили с Ваграмом учиться на докторов с чувством гордости за то, что благодаря нам была принята в эксплуатацию автоматическая мойка в троллейбусном депо города Кемерово и мыть троллейбусы нашим последователям стало гораздо легче, а они, троллейбусы, радовали чистотой глаз пассажиров - как кемеровчан, так и гостей города.
Эссе 60. Экскурсия

Шестой курс института. Все студенты уже уверены в себе, в том, что у них всё будет хорошо. Каждый точно для себя решил, кем он будет. А многие даже знали, где они будут работать после окончания института. И вот последние месяцы совместной учёбы каждая группа проводила, как могла.

В нашей четырнадцатой группе проблемы досуга вообще не было. А постоянная нехватка времени на различные развлечения была. Ну ещё бы, ведь практически все подрабатывали, кто где мог. Марик Голубков, например, подрабатывал в областном онкодиспансере. А жил Марик на улице Дзержинского, на "Швейке", рядом с кондитерской фабрикой.

Кемеровская кондитерская фабрика в те времена славилась. Конфеты были вкуснейшие. Это и "Мишка на севере", и "Ананасные" с вафельной начинкой. А какое вкусное было "Птичье молоко" или "Мишка косолапый"! Мы группой часто наведывались к Марику или чтобы устроить какой-нибудь  мальчишник, или ещё за какой-нибудь обязательной и неотложной надобностью. И вот однажды, как раз во время очередной такой неотложной надобности, собрались у Марика практически всей группой за исключением девчонок. Были Женя Ромашов, Ваграм Агаджанян, Саша Сальмайер, Юра Сологуб, Аркадий Бляхер, ваш покорный слуга и Марик Голубков, разумеется, он же хозяин квартиры был. Накрыли стол. Вино было типичное для того времени - портвейн "777", но закуску забыли взять и послали Аркашку Бляхера в магазин на "Швейке". А это буквально через дорогу, наискосок от Марикова дома. И вот минут через десять возвращается Аркашка и приносит две булки хлеба, аж горячего, и, наверное, целый килограмм "Дунькиной радости". Тем, кто не знает, что это такое, объясняю, что это такие конфеты-карамельки без обертки, очень дешёвые.

Ну что ты будешь с ним делать? Убить его надо было, что ли? Мы обсуждали разные варианты расправы над Аркашкой. Особо грозно настроенным был Женя. Он категорически требовал побить Аркашку и предлагал его, Женю, назначить исполнителем сего приговора. Аркашка вяло отбрехивался. В общем-то, все осудили Аркашку: где это видано, чтобы пить "Три семерки", а закусывать хлебом с "Дунькиной радостью". Но учитывая, что хлеб он купил горячий, ароматный, с хрустящей корочкой, решили его пожалеть и не отдавать Женьке на растерзание. И тут спонтанно родилась идея. А не сходить ли на экскурсию группой на кондитерскую фабрику? Идея была хороша. И, не откладывая дело в долгий ящик, мы с Аркашей пошли на фабрику - узнавать и договариваться.

На удивление, на проходной нас встретили приветливо, когда мы сказали, что без пяти минут врачи, что любим кемеровские конфеты, что скоро разъезжаемся по разным городам и что хотим на экскурсию на кондитерскую фабрику сходить, чтоб было что вспомнить потом. Поразительно, но после звонка вахтерши, которая пересказала всё в телефонную трубку, за нами пришла секретарь директора фабрики и проводила к начальству. Директор фабрики - добрейшая женщина - от души смеялась над всей нашей тирадой, но дала "добро" при условии, что мы принесем ходатайство от института на проведение экскурсии с перечислением пофамильно всех предполагаемых экскурсантов. Мы с Аркашкой поклялись, что завтра принесём бумагу, а послезавтра придём группой.

Когда мы вернулись к Марику, оценили геройство остававшихся дома - все вино было цело. Наш с Аркашкой рассказ был встречен на ура. Мы, не сговариваясь, врали, как трудно нам было и как пришлось уговаривать директора. Я пел дифирамбы Аркашке о том, как он изощрялся, как классно уговаривал всех, как заверял всех в нашем искреннем любопытстве. В общем, Аркашку простили все и даже Евгений. Разумеется, выпили за дружбу. За ходатайством об организации экскурсии на кондитерскую фабрику в деканат решили направить Евгения Ромашова, коллективно решили, потому что лучше чем он никто другой не охмурит сотрудников деканата. Меня снарядили с Женей для поддержки и прикрытия в случае чего. Не зря снарядили, оказывается. Мы пошли в деканат с утра, вместо лекции, и первый вопрос к Жене был: "А почему вы не на лекции?". После вчерашних "Трёх семёрок" и такого бесстыдного вопроса Женя впал в ступор, наверное, от возмущения праздным любопытством деканатовских дам. Ну вот я и пригодился. Не теряя времени, я тут же включился и, не моргнув глазом, заявил, что мы у пана Краковского отпросились, так как регулярно ассистируем ему на операциях и часто дежурим в хирургии третьей городской больницы. Мой напор удовлетворил деканатовских, и они начали интересоваться, что за экскурсия, почему она будет, кто инициатор и не подведем ли мы институт, так как ещё никто на такую экскурсию не ходил, а мы, похоже, ребята шустрые и можем там нахулиганить как-нибудь. Вот это последнее вывело Евгения из ступора, и он принялся объяснять, насколько мы порядочные и что если и «свистнем» шоколадку, то принесем ее в деканат. Дамам такой оборот понравился, и одна из них на печатной машинке "Москва", была тогда такая в деканате лечфака, напечатала ходатайство, указав поименно всю нашу группу. Подпись и печать, все как полагается. Мы вернулись в группу как герои. И не просто вернулись, а с документом.

К экскурсии мы готовились. Может, кто-то думает, что сходить на экскурсию легко и просто. Так вот - он ошибается. Мы шли на экскурсию, как на спецзадание. Расскажу, как экипировался я, все остальные собирались так же, ну, может быть, с небольшими отклонениями. Итак, я надел плотную водолазку, а поверх нее рубаху поплоше, которую и испортить не жалко. Причем рубаху поверх водолазки я надел так, чтобы она пузырилась на теле. И сверху планировался белый халат. Когда договаривались на фабрике, мы сказали, что придем в своих халатах. Так вот, халат я выбрал самый большой.

На следующий день, после занятий в третьей городской, мы на трамвае поехали на "Швейку". Ехать на трамвае группу подбили мы с Ваграмом, ведь у нас были служебные удостоверения, дающие право бесплатного проезда на электротранспорте в Кемерово. Эти удостоверения мы с Ваграмом зажилили и не сдали после увольнения из трамвайного депо, где мы мыли троллейбусы.

На фабрике нас уже ждали, Аркашка позвонил из больницы, что ходатайство мы оформили, как того просили на фабрике. В отдельной комнате мы разделись в присутствии сопровождающей и под ее строгим взором надели халаты. Смотреть на нашу группу без смеха было нельзя. Только Оля Птицина была в элегантном халате, а мужская половина, как на подбор, была в халатах на пять-шесть размеров больше. Клоуны, а не студенты мединститута.

Сотрудники фабрики подготовились к экскурсии основательно. И маршрут был продуман до мелочей. Нам разрешили есть продукцию в неограниченных количествах, но убедительно просили не брать ничего с собой из цехов. Куда там! Первый цех, куда нас привели, выпускал вафли.

В тот раз, помню, были лимонные. Вот как вы думаете, сколько вафель может съесть простой советский студент? Пусть даже и накануне выпуска? Много может съесть, а ещё больше напихать за пазуху. Ведь не зря я надел, как и другие, рубаху парусом. Не помню, сколько пачек вафель я напрятал за пазухой, много, это точно. И вот пришли в другой цех, а там заварные потоком на конвейере идут, а мы уже вафель налопались. Перед экскурсией никто не обедал. Но в грязь лицом мы не ударили и честь родного института не уронили, я думаю, штук по пять заварных проглотили. А вот за пазуху заварное не положишь. В следующем цеху, куда нас привели, делали карамель. Каких только сортов там не было! И "Раковые шейки", и барбариски, и еще каких-то разных множество.

Мы дружно выгрузили вафли, которыми объелись и на которые смотреть уже не могли. Потом были ириски "Золотой ключик", потом пошли шоколадные конфеты в обертке, потом те, которые расфасовывали по коробкам. И у каждого очередного конвейера мы выгружали набранное ранее и загружались новой продукцией. Нам казалось, что мы делаем все незаметно, но все было как на ладони. А горы готовой продукции, которую мы,якобы незаметно выкладывали из-за пазух, были немым укором нашему неуемному желанию что-нибудь свистнуть. Предпоследним был склад орехов и шоколада технического, в таких огромных брусках по килограмму, а то и больше. Признаюсь, я спер такой брусок шоколада.

Я смотрел, и вроде больше никто не брал такой шоколад, а загружались арахисом, фисташками и фундуком. Но потом уже, когда мы пришли к Марику, оказалось, что по такому же бруску прихватили Аркашка и Женька. А на фабрике напоследок мы пришли в цех, где делали шоколад в плитках и штамповали медали шоколадные. Мы и их набрали. Есть мы уже не то чтобы не хотели, мы ненавидели сладости, нас воротило от них. Но оставался еще один нюанс. Мы же с Евгением пообещали в деканат принести шоколад. И мы обратились к нашей сопровождающей, мол, так и так, можно, мол, взять плитку шоколада для женщин из деканата.

И сопровождающая сама нам предложила огромную коробку ассорти. Ну а мы её тут же попросили позвонить на проходную, чтоб нас с той коробкой пропустили. В деканате на следующий день были очень довольны и благодарили нас за хорошо проведённую экскурсию. А после экскурсии по пути к Марику на квартиру, прихватив батарею портвейна "777",  мы, возбуждённые, обсуждали итоги экскурсии. Дружно решили поделить все, что было за пазухами, поровну на всех. Ведь во время экскурсии, к примеру, Оля Птицина и Галя Винник отвлекали внимание сопровождавшей разными вопросами и в расхищении социалистической собственности не участвовали.

Вместо резюме скажу, что конфеты после той экскурсии я долго не мог есть.
Эссе 62. За ошибки надо платить!

Вот говорят: "Голь на выдумки хитра...". А я смело бы перефразировал это выражение на "Студент на выдумки горазд". Особенно когда эти выдумки касаются возможности отлынивать от таких предметов, как физкультура. В своих эссе, более ранних, я писал, как это делали мы в свое время. Мы записывались в разные спортивные секции и так получали зачеты по физкультуре. А чтобы не ходить на физкультуру вообще!.. Это нам даже в голову не приходило. Я ходил на самбо, участвовал в институтских соревнованиях, был освобожден от физкультуры и гордился этим. Толик Лопатин ездил на различные соревнования среди медвузов и занимал там призовые места. Но студенты более поздних лет учебы были продвинутее нас и вообще уклонялись от этой нелюбимой всеми физкультуры.

Роман Жук в девяностых годах учился на педиатрическом факультете в Кемеровском мединституте, а жил в Кировском районе. Учился Роман хорошо. Он не был сачком и практически всегда был готов отвечать на занятиях. Конечно, и всему кругу студенческих увлечений он уделял время, но старался, чтобы это не влияло на учебу, и это ему удавалось. У него был хороший пример, его матушка тоже училась в этом институте и много ему рассказывала о традициях, порядках в институте.

О преподавателях тоже рассказывала, об их характерах и особенностях. Это здорово помогало Роману. И все у него было нормально, но вот, хоть убей, ему было до слез жалко времени, которое приходилось тратить на поездки на занятия по физкультуре. В те годы главный корпус института уже переехал в Ленинский район Кемерово, причем в самую отдаленную от центра города часть. И чтобы добраться из Кировского района в главный корпус, где была кафедра и проходили занятия, требовалось не меньше двух часов времени. И это в одну сторону, но ведь надо было еще и возвращаться назад после занятий. Итого четыре-пять часов. Ездить на маршрутках было накладно для студенческого кармана. Что-что, а время и деньги Роман считать умел и всегда считал. Он сумел убедить и других ребят, что им дешевле будет в конце семестра скинуться, купить кафедре какой-нибудь подарок и получить за это зачет, чем ездить по несколько раз в неделю на занятия по физ-ре. И это выигрыш в деньгах, а сэкономленное время на поездки и на само занятие было таким, что его друзья без колебаний согласились с Ромой. Это была еще одна отличительная черта студента Романа Жука - говорить убедительно, уверенно, с элементами рациональной психотерапии в голосе и словах так, что собеседники практически всегда принимали его предложения. Ну, если иногда и не полностью, то за основу это точно.

Вся эта компания прогульщиков, приняв на ура предложение о подарках, с удовольствием сачковала во время занятий по физ-ре и даже бахвалилась этим среди однокурсников, но ближе к зачету стали появляться коварные мысли: "А вдруг?.." Подходили к Роме с сомнениями, но Роман держался уверенно и не давал сомневающимся повода усилить свои сомнения. Однако если быть честным до конца, то и у Романа нет-нет, да появлялись подобные подленькие мысли: "А вдруг?..". Подошло время зачетов, и все прошло отлично. Ребята купили краску для косметического ремонта и цветочные горшки, и у всей компании в зачетках появилась отметка: физкультура - зачтено и подпись.

И так продолжалось три семестра. Ребята довольны, на физкультуру не ходят, поэтому и новостей кафедры не знают. Шалопаи, как назвала их мама одного из студентов. Новости на кафедре их касались напрямую. На кафедре появился новый преподаватель, очень принципиальный. И когда обозначенные выше шалопаи пришли за очередным зачетом, их ждала не совсем приятная новость: пропуски нужно было отрабатывать час за час или участвовать в соревнованиях по лыжам.
Семестр был осенний. Да, проблема! Рома слегка загрустил. Вот я всегда говорил, что студенческие вечеринки, если тебя пригласили, пропускать нельзя. Я не пропускал никогда. Роман тоже сомневался недолго, когда его пригласили. И вот на той вечеринке он познакомился с парнем из политеха, кажется.

Парень вроде бы и не выделялся ничем среди других парней, но был кандидатом в мастера спорта по лыжам. Рома рассказал ему про новую сволочь-преподавателя по физкультуре, который так садистски обходится с прогульщиками занятий.

Вечеринка была в полном разгаре, настроение у всех было хорошее, и Семен, так звали парня-лыжника, предложил Роману за бутылку коньяку пробежать на соревнованиях за него дистанцию. Рома, конечно же, согласился. Сказано - сделано. Наутро Роман принес Семену зачетку, а вечером получил ее обратно с зачетом и вручил оговоренную бутылку коньяку.

Роман был очень доволен, но опять совершил ошибку и не спросил Семена, как и что было на соревнованиях. А надо было бы спросить обязательно. Ошибка, а за ошибки, как известно, надо платить! Прошло несколько дней, вызвали Романа в деканат и тепло поздравили с рекордом института, установленным им на тех соревнованиях! Ну и, разумеется, объявили, что он будет участвовать в межвузовских соревнованиях, защищать честь мединститута. Бедный Рома, на него, чемпиона, жалко было смотреть. Он не знал, где искать Семена, как искать Семена. Мобильных телефонов тогда еще не было. В общем, как ни крути, а пришлось Роману Жуку защищать честь Кемеровской государственной медицинской академии на межвузовских соревнованиях по лыжным гонкам. И Рома побежал, он старался изо всех сил, но сил-то и было маловато. Роман закончил дистанцию и занял почетное семнадцатое место, это так ему казалось, что семнадцатое место из тридцати почетное, ведь не тридцатое же. Плохо, что в родном институте его оптимизма не разделяли. Более того - раскрылась афера с Семеном. Роман до сих пор не может понять, как он умудрился выкрутиться из той ситуации без потерь. Правда, на физкультуру в дальнейшем пришлось регулярно ходить. И другим его друзьям-шалопаям тоже.
Эссе 63. Hitler kaputt!

В юности все девушки красавицы. Ну разве что кроме тех, которые плевали на то, как они выглядят, и игнорировали косметику  как таковую. Таких единицы, и что о них говорить? Парни же даже в юности уже разные. Одни из них долго остаются детьми, другие же мужички. Молодые, видно, что молодые, но мужики. Их легко отличить от первых по поступкам, мыслям, суждениям.

В институт поступают разные юноши: и первые, что как дети, и вторые, которые мужики. Яков Кирш, наш родной русский немец, сибиряк, вырос в семье довольно строгих правил. В школе учился хорошо. Успевал прекрасно по всем предметам. И прекрасно знал немецкий. Всё-таки гены - это страшная сила. В медицинский институт пришёл осознанно и с чёткой целью помогать больным людям. У Якова вообще было, да и сейчас, спустя двадцать пять лет после окончания института, обострено чувство социальной ответственности. Наверное, и поэтому тоже он стал прекрасным врачом-психиатром сейчас. Но это сейчас, а в годы студенчества Яков грыз гранит науки с усердием, которому можно было позавидовать. Причем начал "грызть" уже на первом курсе, не разделяя предметы на нужные и ненужные. А что лукавить, многие студенты сразу после поступления в институт, ну, может быть, какое-то время спустя, определяют нужные для них, по их мнению, предметы и главные силы бросают на их изучение, мало обращая внимания на остальные дисциплины. Не открою Америку, если скажу, что все предметы в медицине взаимосвязаны. Ну так, навскидку, разве можно хорошо знать физиологию, не зная биологии, а патологическую физиологию, не зная нормальную физиологию. А уж о такой связке предметов, как анатомия, патологическая анатомия, топографическая анатомия и оперативная хирургия, и говорить не приходится. Даже хочется высказать мысль, которую теперешний студент посчитает крамольной: так, может быть, все-таки прав был Шерстенников Евгений Николаевич, по студенческой терминологии Шерст, когда говорил, что в медицине должны быть всего две оценки знаний: "отлично" и "неудовлетворительно". Но не буду я высказывать эту мысль, не то меня обвинят, скажут, что я провокатор. Всё, не буду. Тем более к Яше Киршу это совсем не относится. Вот вы спросите у его однокашников, кто лучше всех писал лекции на курсе? И вам любой ответит, что это Яков. И к нему постоянно обращались с просьбами дать лекции для подготовки к отработкам, зачётам или экзаменам. Яша парень был нежадный. Он всегда входил в положение и давал свои лекции просящим. Другое дело, что не все могли его лекциями пользоваться, вот незадача.

Уже поступая в институт, Яков знал немецкий язык, что называется, в два или, может быть, в три раза больше чем на пятерку. И подтверждением этому были его систематические участия и победы в олимпиадах по иностранным языкам среди вузов Кузбасса. Никто не знал, а Яша и не распространялся о своих планах на дальнейшую жизнь. Кто-то из студентов планировал остаться на какой-нибудь кафедре и преподавать в институте, кто-то хотел работать хирургом, кто-то решил жениться (выйти замуж) удачно. А Яков Кирш планировал уехать жить в Германию. Причем на третьем курсе Яша уже твердо и окончательно закрепился в этом решении. Но Яков понимал, что там, в Германии, он сможет закрепиться только при условии, что у него будут блестящие знания по медицине, ну и, конечно, знание языка должно быть безупречным. И хитрый Яша выдумал способ тренировать память и свое знание немецкого. Он стал писать лекции по-немецки.


К примеру, лекции Евтушенко Александра Яковлевича по патологической физиологии он слушал и сразу же писал на немецком. Вот и скажите мне, как бы я смог воспользоваться такими лекциями, написанными на немецком языке, если я по-немецки и знаю всего два слова "Hitler kaputt!"? Ответ очевиден: никак!!! Вместо резюме скажу, что Яков Кирш был хороший и целеустремленный студент, знающий, как добиться своей цели. К слову сказать, он и сейчас такой же напористый и уверенный в своих силах доктор и гражданин Германии.

Но... Вот согласитесь, что у всех вас, кто читает это эссе, возникло тоже "но", ведь так? Яша в те времена совсем не беспокоился о благе ближнего, я имею в виду студентов, которые хотели бы воспользоваться его лекциями, но не могли. Даже если они и знали чуть больше меня, к примеру "Verdammt Jacob", лекции Евтушенко А.Я. им на немецком было не осилить.
Эссе 64. Песня с припевом

Как же много зависит от того, с кем ты живешь в общежитии! Я уже не раз говорил, что студенты-первокурсники переживают стресс с двумя полюсами: положительным,  радость - они вырвались из-под родительской опеки и сами решают вопросы, что, где, когда и другие; и отрицательным полюсом - они попадают в другую среду, часто агрессивную. А проживание в общежитии - это очень агрессивная среда. Кто-то в ней как рыба в воде, а кому-то она не подходит. Вот, к примеру, я, ваш покорный слуга, после первого опыта проживания в общежитии, о чем я писал в эссе "Мини-общага", не смог больше там жить и в последующие годы учебы снимал квартиру, чаще один, реже с кем-нибудь.

А в общем-то и не так много раз я жил с кем-то: с Ильгамом Гасановым - на первом курсе, с Димкой Мхеидзе - на втором курсе и с Петей Козловым мы месяца три жили в доме, где столовая на Весенней. Здесь нам нравилось, но Женька Ромашов подложил нам с Петром свинью. Он приходил к нам в гости часто и договорился с хозяйкой квартиры об обмене этой шикарной "сталинки" на квартиру своей жены в Прокопьевске. Мы с Петькой его чуть не убили за это, ведь нам пришлось съехать с квартиры. Когда мы жили с Петром, то он дома практически не питался. Центр города, поесть можно без проблем, а главное, в нашем доме была та, любимая студентами, столовая, о которой я тоже уже писал в эссе "Шило в мешке не утаишь". А я же любил вечером пожарить картошки на свином сале да ещё покрошить в картошку окорока, корейки, грудинки или любой другой копчёности, сосиски на худой конец, нарезанные мелкими колесиками. Получалась вкуснятина невероятная, особенно если запивать это сладким чаем с лимоном. Да, чуть не забыл, на гарнир к картошке хорошо шло лечо болгарское, именно болгарское, а не венгерское, а в те годы продавалось и то, и другое. Болгарское было такое: мясистые перчины нарезаны вдоль и залиты густым томатным соком. И продавалось болгарское лечо в металлических баночках.

А венгерское лечо было в 700-граммовых стеклянных банках. Так вот, Пётр ужинать ходил в столовую вниз и с собой прихватывал обычно пару беляшей - они там были замечательные. Но когда я начинал жарить картошку с поджарками по моему любимому рецепту, Петька, даже будучи сытым, начинал ко мне подлизываться, предлагал различные вещи взамен возможности принять участие в ужине, те же беляши, к примеру, или доставал из заначки бутылочку вина. Конечно же, я соглашался, нет, не сразу. Я для порядка и чтобы поднять себя в своих же глазах, в Петькиных глазах поднимать мне себя было бесполезно - он знал меня как облупленного. В общем, ритуал мы соблюдали неукоснительно: он хвалил меня и мои кулинарные таланты, говорил, что только я могу подобрать такое сочетание продуктов, от которого при приготовлении голова идёт кругом. Я внутренне млел, но виду не подавал, говорил, какой он охламон, указывал ему на его расточительность. Приводил математические выкладки расчётов и калькуляцию стоимости приготовляемых мною блюд и стоимость Петькиных обедов и ужинов в столовке. В общем, вся песня с припевом, и повторялась она каждый раз.

Но вот все условности соблюдены, картошка готова, и мы накрывали стол в своей комнате, хотя хозяйка позволяла нам пользоваться кухней и посудой. Так вот Петр расставлял тарелки, демонстративно протирал бокалы и вилки. И у нас был шикарный ужин, хоть и без фруктов. Вино мы пили понемногу, растягивали удовольствие. Говорили сладкозвучные тосты, в которых восхваляли друг друга, это тоже было частью той самой песни с припевом. После ужина Петька уносил посуду на кухню и начинал ныть, что я сачок и что увиливаю от мытья посуды, я огрызался. Все было прекрасно и одинаково, но тем не менее эмоционально насыщенно и с различными словесными оборотами, которые были ненормативными и изощрёнными. Такие вечера были нечастыми, но приносили нам обоим удовольствие. Вот на мои рыбные супы из сайры Петька не реагировал. До сих пор не пойму, почему.
Эссе 65. Один с сошкой, а семеро с ложкой!

В общем, пословицу "Один с сошкой, а семеро с ложкой!" легко и просто можно было бы применить в случае Сергея Захарова.

Сразу после поступления в институт Сергей получил место в общежитии и был этому очень рад. Соседями по комнате оказались хорошие ребята. Контактные, в совместном проживании комфортные, а это ой как важно. Жили они - не тужили до декабря. Совместные гулянки, подготовка к занятиям - всё проходило дружно, согласованно. Но Сергею запомнился один декабрьский вечер. Правда, и в другие вечера, ноябрьские и октябрьские, он замечал, что соседи не очень-то хотят готовить в комнате. Но в тогда у него как раз была напряжёнка с наличными, а счёта в банке он, как вы понимаете, не имел, и вот он решил сэкономить немного и пару дней до стипендии попитаться дома. Тем более мороз на улице не располагал к походу в столовую. Вся компания комнаты была в сборе, и Сергей начал опрос каждого. Причём он всем объяснил, почему проводит этот плебисцит. Первым под опрос попал Игорь Шипилов: "Игорь, есть будешь?" - "Не, я в язву схожу". Язвой студенты называли столовую. Сергей тогда к Мише Калинину с тем же вопросом, поставленным ребром: "Миша, ну а ты есть будешь?". У Мишки сестра училась уже на четвёртом курсе лечебного факультета, подкармливала брата, и вообще опекала, так что Миша тоже сказал: "Не, я к сестре пойду и там поем". Оставался неопрошенным только Александр Мищенко. Сергей уже знал, что ответит Саша, но характер у Сергея был такой, что он не мог закончить плебисцит, не опросив даже одного человека, а может, он захочет поесть в комнате и хоть немного поможет Сергею в приготовлении ужина.

Но надежды его не оправдались, и сбылись самые нежелательные предчувствия. На вопрос Сергея: "Саша, а ты хочешь есть?" - Саша тоже сказал: "Не, я схожу к брату". Все знали Сашиного брата, который в своей тумбочке в другой общаге держал только голодных и злых тараканов. Ходила шутка, что он специально их разводит. Поэтому ответ Саши все встретили дружным смехом. Ну, делать нечего. Насмеявшись вдоволь, Сергей начал чистить картошку. Чистил аккуратно. Кожура с картофелины сходила тонкой витой змейкой - он экономил. Сергей, как и я, любил рыбный суп из сайры. Поставил вариться картошку на плитке и, когда она закипела, опустил в кастрюлю лавровый лист. Он знал, что рыбный суп из сайры без лаврового листа - то же самое, что свадьба без музыки. Чёрный перец горошком обязательно. Соль и баночка сайры. Сергей начерпал жидкости из кастрюли в пустую банку и, обмыв её, вылил тоже в кастрюлю, чтоб ни одна граммулька консервы не пропала. А по комнате разносились немыслимые ароматы. У Сергея текли слюнки, так он хотел есть. И тут участники плебисцита слаженно, как один, заявили, что никуда они не пойдут и требуют себе большего, чем бедняк у Соловьева в Ходже Насреддине, нюхавший запах шашлыка. Игорь, Саша и Миша требовали к тому чудному запаху супа из сайры и самого супа. Через полчаса кастрюля была пуста, булка хлеба съедена.

И кошелек Сергея тоже был практически пуст. Сколько же подобных случаев было за шесть лет учебы! Не счесть... Эх, жизнь!
Эссе 66. Зарисовки образов: Фарадей

Хочу поделиться с вами, дорогие друзья, своими воспоминаниями о нескольких наших преподавателях. Конечно, если покопаться в закромах памяти, то можно вспомнить о многих наших учителях многое. Но вот без напряжения, навскидку, как говорят.

Первый образ, который у меня всплывает, - это, конечно же, Тимофей Фадеевич Рыжков. Фарадей был личностью колоритной. Безупречное знание предмета было поразительным. Но об этом студенты узнавали или понимали это потом, а кто-то так и оставался в неведении. Ну а его образ у меня такой: огромный, сильный мужик в изумительно белом и кошмарно длинном халате, как говорили, хирургическом, с завязками сзади, которые тоже отражали его характер и торчали всегда в разные стороны, и, на мой взгляд, они, завязки от халата, тоже были грозными, как и владелец халата. Сейчас я понимаю, что он был прекрасный шоумен, простите меня за это слово, но как он поражал студентов на первых лекциях, когда сжимал в кулаке позвонок - и он превращался в песок. Или когда брал и завязывал узлом ребро! Это поражало воображение. Позвонок и ребро не были анатомическими препаратами, это были кости животных. Позвонок был обожжен в лабораторной муфельной печи, а ребро вымочено в кислоте. Как он говорил об анатомических препаратах! Я тогда не придавал этому значения, только сейчас понимаю всю глубину его слов: "Наши с вами препараты - это останки некогда живших людей, они продолжают служить людям.
Не кощунствовать! Относиться бережно и трепетно!" Далее следовали "рыкккк" и продолжение: "Не понимаете? В цирк - Гамлета изображать!" Неопрятный халат, или коротюсенький, или нейлоновый, - в пивной ларек, пирожками торговать... Да-а-а-а, и вспомните его страшные брови, пучки волос из носа и сам орлиный нос.
А вот если, не дай Бог, какая беда случится у кого-нибудь из студентов курируемых им групп, он разнесет халабуду вдребезги, пополам у любого обидчика, но поможет обиженному. Вот такой он, ФАРАДЕЙ, в нашей памяти.
Эссе 67. Зарисовки образов: Профессор Логачев Е.Д.

Не могу не поделиться с вами, дорогие друзья, своими воспоминаниями и о Логачеве Е.Д.

Наш первый ректор, тезка моего друга Жени Ромашова, принявший активнейшее участие по зачислению Жени в институт, Логачев Евгений Дмитриевич. Всегда элегантно одетый, безупречно вежливый и добродушный красавец мужчина. Его обращение со студентами - демократичнее не бывает, но дистанцию нарушить мог себе позволить только полный балбес и хам.

Какие дифирамбы на лекции он пел мухе мясной!..
"Мясные мухи (Calliphoridae)- семейство двукрылых насекомых. Мясные мухи имеют, как правило, яркую окраску зелёных или синих тонов с металлическим отливом. Этому виду насекомых надо памятники ставить! Еще во время Первой мировой войны было обнаружено неожиданное свойство личинок мух, поселяющихся в гноящихся ранах. Выяснилось, что личинки зелёных и синих мух, питаясь разлагающимися тканями ран, не только удаляют эти ткани и мелкие осколки костей, но и своими выделениями препятствуют размножению патогенных бактерий. Кроме того, они выделяют вещество, способствующее заживлению ран. Сколько раненых во время войны они спасли! Ведь война - это вульгарнейшая проза: рваные, инфицированные раны, искрошенные кости, нехватка или отсутствие воды, многоразовые бинты, педикулёз... И вот эта муха специально подпускается к гноящимся ранам и творит чудеса!

Она обсеменяет их, появляются опарыши, которые, особенно при дефиците или отсутствии перекиси водорода, без антибиотиков, чистят эти раны с превеликим удовольствием, с умопомрачающим аппетитом поедают распадающиеся ткани , гнойное, отделяемое, совершенно пренебрегая живой нарождающейся тканью". Затем, почему-то он звучно так и как-то смачно сморкался в огромный идеально свежий и белоснежный платок. Похоже, он их дюжинами имел всегда при себе. Когда я слушал это на лекциях Логачева Е.Д. и представлял все это в образах, у меня мурашки бежали по спине. Да что там говорить — мурашки ползали практически у всех первокурсников, и не только по спине...
Эссе 68. Зарисовки образов: фалеристка  Голубкова Ф.С.

Фаина Самсоновна Голубкова. Честно скажу, не так часто мне встречались по жизни люди, подобные ей. Как редко случается, когда обаяние многократно усиливает внутреннюю красоту человека, а если внутренняя красота сочетается ещё и с внешней... Права была Раневская, сказав устами своей героини, что красота — страшная сила!

Фаина Самсоновна Голубкова. Она вела у нашей группы цикл рентгенологии на пятом курсе. А был этот двухнедельный цикл как раз перед 7 ноября. И я, наслышанный о том, какая замечательная женщина Фаина Самсоновна, набрался наглости и еще до начала цикла пришел к ней на кафедру и попросил ее разрешить мне пропустить занятия семинарские, но я готов ответить ей сейчас экстерном по любому вопросу. Я готовился, у меня была тетрадь с записями Жоры Чернобая по ее предмету. И я тут же продемонстрировал ей свои знания, пересказав цитату из той тетради: "Рентгенологи - это летописцы. Это чтецы теней человека от лучей Рентгена. По запечатленному на снимке хороший рентгенолог может определить возраст человека и найти патологию даже эндокринной системы". Потом уже Жора сказал мне, что он это со слов Фаины Самсоновны и записал. В общем, Голубкова хмыкнула тогда после моей цитаты и спросила причину предполагаемого пропуска. Я честно ей сказал, что хочу слетать домой во Фрунзе. И Фаина Самсоновна разрешила мне, но предупредила, что в зачетке распишется только после моего возвращения в институт. Так все и было потом. Чуть не забыл. О своей поездке я рассказал Жене Ромашову. Так вот Евгений посоветовал мне попытаться найти и привезти Голубковой какой-нибудь редкий значок. Легко сказать «редкий». Да, ситуация... Но мне, можно сказать, повезло. На барахолке во Фрунзе я купил у уйгура китайский значок с изображением Мао Дзе Дуна. И это в те времена, когда у СССР и Китая была предвоенная ситуация. Как же радовалась Фаина Самсоновна! Фалеристка, много ли ей было нужно? Редкий значок!
Эссе 69. Зарисовки образов: Сомова К.Т.

Хочу поделиться с вами, дорогие друзья, своими воспоминаниями о нескольких наших преподавателях.

Клавдия Тихоновна Сомова. Она преподавала терапевтическую стоматологию. У нас на лечебном ее не было, поэтому пишу со слов выпускников стомфака. Вот Костя Ромашов - он не просто ее не любил, а ненавидел, даже за ее фокусы с подбрасыванием препаратов зубов. А еще Клавдия Тихоновна заставляла студента закрыть глаза и давала ему в руки препарат натурального зуба. И просила рассказать, какой это зуб, с какой челюсти, правый или левый. И, по заветам незабвенного, заставляла "учиться, учиться и еще раз учиться".
 
Она не подпускала к пациентам тех, кто с лета не называл зуб по имени, отчеству. И вот с высоты теперешнего возраста и стажа Константин Дмитриевич шлет земной поклон Клавдии Тихоновне Сомовой за науку.
Эссе 70. Зарисовки образов: отрыжка

А вот не поделиться с вами, дорогие друзья, своими воспоминаниями об этом нашем преподавателе было бы преступлением.

Голубев Борис Федорович. Ну как я могу обойти эту колоритную и очень своеобразную фигуру? Его ведь любили и прозвище ему дали Отрыжка тоже потому, что он жаловался на отрыжку на лекциях. И эта отрыжка у него была на глазах всей аудитории. И еще задолго до нашего выпуска его стали так навеличивать за глаза, но, похоже, он знал о своем прозвище, только оно его никак не волновало. Ну а история с графином стала традицией и повторялась неоднократно.
Ребята из седьмой группы пошли еще дальше.

Неутомимые и гораздые на выдумки Витя Кубасов и Шура Попович собирались провести референдум, ну, на крайний случай, плебисцит с единственным вопросом: "Согласны ли вы, чтобы по примеру кафедр анатомии и патологической анатомии, физиологии и патологической физиологии переименовать кафедру философии в кафедру патологической философии, пока на ней трудится Голубев Борис Федорович?" И три варианта ответов: "Согласен - Да!", "Согласен - Нет!" и "А вдруг?!"

Эссе 71. "Северное сияние"

Жора Чернобай и Коля Козлов были родом из Краснодарского края. Поступать в КГМИ они приехали из города Кропоткина. В этом городе находилась крупная железнодорожная станция Кавказская, и через эту станцию проходил поезд Новокузнецк - Сочи. В Кемерово этот поезд не заходил, а проходил через станцию Топки, что рядом с Кемерово.

Я почему так подробно пишу об этом? А вот почему. Родственники Жоры и Коли тоже, как и мой батя, считали, что студенты вечно голодные, и ежемесячно им двоим посылали столько продуктов, что их ели не они двое в течение месяца, а половина общаги. Каких там вкусностей только не было! И копчёности, конечно же, сало свиное, колбасы, куры копчёные, масло сливочное, но домашнее, ароматное и вкуснейшее домашнее кубанское вино. Обязательно полчемодана самодельных домашних пряников. Эти посылки ждали не только Коля с Жорой, но и другие студенты из тех, кого они угощали обычно. Сумарей и нош всегда было так много, что Жора с Колей обычно просили помочь им меня, Женьку или Костю Ромашовых. В этот раз родственники Козлова и Чернобая расстарались и послали гостинцев чуть ли не вдвое больше обычного. А помогать им поехали Костя и я. 31декабря, поезд в Топки должен был прийти в четыре вечера, и мы планировали за три часа добраться до общаги и проводить старый год, а новый встретить, как полагается, за праздничным столом, да ещё и нагруженным гостинцами хлебосольной Кубани. Но, как говорится, "человек предполагает, а Бог располагает!".

Поезд опаздывал, и, что главное, нам не говорили на сколько. Может, кто-то помнит, какой сарай был вокзалом в Топках.


Это ужас. Как мы с Костей костерили бедных и ни в чем не повинных Жору с Колей, а те виновато извинялись. Время летело, на дворе уже предновогодняя морозная ночь наступает, а у нас с Костей еще поручения от Ромашова-старшего не выполнены. Я должен был купить две бутылки шампанского, а Костя две бутылки водки, причём "Столичной", и любимый Женькин торт - вафельный. Женька даже и профинансировал эти покупки. В Кемерово проблемы бы не было, а время уходит - мы в Топках, и где брать заказанное?

В задрипанном магазинчике у станции минуты за три до его закрытия мы на ура спросили про шампанское, водку и торт. На прилавках-то этого не было. И продавщица, толстая тётка в грязном, когда-то белом фартуке поверх пальто, радостно говорит: "Есть!" - и приносит всё просимое из подсобки. Рассказала, что привезла это для какой-то знакомой, но та не пришла. Правда, цену с нас она запросила двойную.

Благо Женя предполагал, что мы будем брать заказ в ресторане, а там наценка. И вот в 20-30 приходит поезд. Проводники были знакомые, давно прикормленные кубанскими родственниками, уже все узлы и коробки вытащили в тамбур. Так что разгрузка прошла быстро. И тут, на наше счастье, из Кемерово пришло такси, привезло какого-то мужика к тому же поезду, и таксист искал пассажиров на обратную дорогу. А мы тут как тут. Но ещё один удар ждал нас в тот раз. Мы лихорадочно загружали узлы и коробки в машину, а когда загрузили, то оказалось, что свободно только одно место, рядом с водителем. Вот здесь началась чуть ли не драка, кто поедет. Но мы дружили и драться не стали, а бросили жребий. Водитель злился, он тоже спешил на праздник. А через пять минут должна была идти последняя электричка или поезд какой-то в Кемерово. По жребию выпало ехать Жоре. Мы вскрыли один узел, и под руку попалось сало. Мы взяли с собой сало и пакеты с шампанским и водкой тоже Жоре не отдали, хоть он настойчиво предлагал нам это. Деньги - все, что остались, - отдали Жоре на такси, а сами, практически зайцами, поехали в Кемерово сразу после отъезда Жоры. Но он ехал на такси, а мы тук-тук, тук-тук. И даже так в 22-20 мы, Коля Козлов, Костя Ромашов и я, приехали к конечной "тройки" у Электролампового завода, чтобы добраться до общаги № 1 в Кировском районе, где нас должны были ждать весёлая компания и богатейший стол; Жора обещал всё, что есть, выложить на стол к нашему приезду.

У нас было час сорок, и мы надеялись успеть за стол к курантам. Но и здесь минуты бежали, а трамвая не было. На остановке и было-то всего человек пятнадцать. Но кто-то ехал на Рудник, кто-то на Третий особый, а нам до конечной практически. Теперь уже Жора должен был икать, как заведённый. Как мы его только не называли в тот канун Нового года! И Коля тоже. И вот в 23-30 трамвай пришел и у нас появился шанс, если трамвай будет мчаться, как "феррари", успеть. И ведь он мчался, он буквально летел. Вагон раскачивался и скрипел немилосердно. И у всех пассажиров было желание помочь ему, трамваю.

Мы с Колей болтали о чем-то и не заметили, как Костя отошел к окну, дыханием оттаял амбразуру в наледи и приник к отверстию. А на лице такая тоскливая улыбка была, что, когда мы увидели эту картину, нам стало до слез жалко Костю. Потом мы выпытали у него, о чем он думал. И он признался, что вспоминал родной Кант в Киргизии и тот посёлок сахарного завода, где жили его родители. Вспомнил ласковую маму и запах домашнего праздничного стола.

Случайно Коля взглянул на часы и как закричит: "Через минуту Новый год, кончай все скулить, открывай бутылки!" Костя и я начали замерзшими пальцами и зубами открывать шампанское и водку. И, что интересно, мужчина и женщина, нам совсем не знакомые, достали свою бутылку и стали тоже открывать. А Коля не отрывал глаз от циферблата часов и выкрикивал: "Осталось сорок секунд... тридцать пять..." Непонятно откуда появилась литровая банка, и ее, полную, налили водкой и шампанским - "Северное сияние". А Коля начал уже обратный отсчет: "Десять, девять… три, две... С Новым годом!" И мы, как настоящие гусары, с этой банкой стали обходить пассажиров, первых — женщин, и предлагать хлебнуть "Сияния" с Новым годом. Народу в вагоне было всего человек десять, и двое отказались - ехали на работу на "Прогресс": "Мы за проходной дернем". И вы знаете, в вагоне стало теплее. Костя сбегал к вагоновожатой, и ведь она тоже хлебнула от души и поздравила всех по связи. Вскрыли и любимый Женькой торт и — обалдели: он тоже назывался "Северное сияние", почему? Но на закуску пошел отлично, да еще с салом. Закусывали тоже все дружно. И хвалили нас. Коля Козлов хлебнул от души и запел Марш Мендельсона "та-та тата...".

Всем было весело. Литровая банка наполнялась дважды и оба раза опустошалась всеми, коллективно и дружно. А когда уже были, также коллективно, готовы грохнуть "Ой мороз, мороз...", вагоновожатая объявила: "Остановка "ДК", а на следующей нам выходить. На ДК вышли все, кроме тех, кто ехал на "Прогресс", и нас троих. И все-таки мы пропели куплет про "Ой, мороз, мороз...", вагоновожатая подпевала по радио.

В общагу мы пришли в 0-20, возбужденные и довольные. За столом уже практически и не сидели, сразу пошли туда, откуда неслись Ободзинский и Магомаев. Вокруг нас собралась компания, и мы, с фантазиями и массой деталей, рассказывали, как мы встречали Новый год в трамвае, как ледяные пузырьки иголочками щекотали нам небо и как вкусно было закусывать это салом и тортом вприкуску, все завидовали нам. Мы были в центре внимания и даже простили Жору и Женьку, которые почему-то оба чувствовали себя виноватыми перед нами и всячески задабривали.

Эссе 72. Автограф Джордже Марьяновича

Я очень любил в институте писать письма. Написать несколько писем в день труда для меня не составляло. Родителям, после того как они переехали жить во Фрунзе, я вообще писал каждый день. Нет, если быть до конца честным, то каждый день я не писал, а писал иногда впрок, но на каждом письме стояли даты, по которым можно было проверять календарь.

И это была не прихоть родителей, это было моё желание. Разумеется, писать письма на каждый день и так, чтобы они были содержательными, у меня не получалось, но всё равно письма мои были информационными. Ну, а как считать, если я на одной странице вверху писал: "Здравствуйте, дорогие... "  - а на обороте внизу ставил дату и  "Целую. Я". Во всяком случае, я так считал. Вот, к примеру, а такое было и не раз, я отправляю конверт с чистым листом бумаги. Я рассуждал так: родители получат такое письмо, и мама сразу начнет ворчать и причитать, а батя объяснит ей: "Раз подписал конверт и опустил его в почтовый ящик, значит, он помнит о нас, но он очень занят учебой, и у него нет времени писать тебе, Шура (мама - Александра Михайловна), всякую ерунду. Ты лучше собери ему посылку, кураги и восточных сладостей. А я завтра отправлю". Я вспоминаю, что после таких писем регулярно получал посылку и внеочередной денежный перевод, причем телеграфный. Это батя из заначки своей выделял мне "для поддержки штанов".

Но я писал и дядькам, и тётушкам письма. И друзьям обязательно. Особенно я любил писать письма Петьке Козлову в Томск, когда он после четвёртого курса вместе с Валерой Кайгородовым перевёлся на военно-медицинский факультет Томского мединститута. Петру я описывал жизнь нашей группы, свои мысли по любому поводу, посылал вырезки из газеты "Кузбасс". Петька на все письма отвечал. Он заострял некоторые вопросы, давал оценки каким-либо событиям. Вот как я мог утаить от него такой случай из жизни нашей группы? Дело было поздней осенью или ранней зимой 1970 года. Не помню, по какому поводу наша группа сидела в ресторане "Кузбасс". Практически все присутствовали.

Мы ничем не отличались от окружающей публики, были в той же кондиции и лихо отплясывали и "Семь сорок", и под "Конфетки-бараночки" тоже не сидели в углу. И тут я вижу: через дверь, что из гостиницы, заходят четверо и среди них Джордже Марьянович. В те времена эта югославская звезда был очень популярен в Советском Союзе, и особенно в Кемерово, поскольку говорили, что его жена родом из Кемерово. Так вот я увидел и обалдел. Те четверо сели за столик справа от эстрады, в самом углу, и из-за колонн их в общем-то и видно не было. Но я уже сообщил своим, что Марьянович в кабаке! И мы с Женькой Ромашовым пошли к ним за столик. Зачем? Кто нас там ждал? О чём мы собирались с ними говорить? Да нас эти вопросы, в общем-то, и не волновали. По дороге к тому столику Евгений прихватил с чьёго-то столика коробку конфет, только и сказав хозяевам: "Марьяновичу", и те безропотно отдали коробку.

А мои ноги вдруг повернули на эстраду, благо меня оркестранты знали и дали мне микрофон, а уж я в него: "Друзья, внимание, среди нас находится Джордже Марьянович! Попросим его спеть нам!" Зал разразился аплодисментами, да нет, то были овации. Кто-то скандировал: "Джордже, Джордже". И, представляете, Марьянович вышел к микрофону, а зал начал даже реветь. Джордже дождался, когда зал успокоится, и поблагодарил всех за приём, но петь категорически отказался, так как устал после перелёта. Пригласил всех на концерт в филармонию и ушёл на свое место в углу. Евгений с позаимствованной коробкой, мол, что делать, "не уважает...". Но мы с Женей все-таки подошли ещё и к их столику. Я беру у Женьки конфеты, вручаю Марьяновичу и прошу автограф. Джордж достает ручку и спрашивает, где расписаться. Я ему подталкиваю коробку, а он смеется: "Так это нам или вам?" - и сам уже расписался на углу коробки. И только тут я врубился, что балбес. Извинился, достал из кармана рубль, новый такой, жёлтенький, и даю ему, и он на нём расписывается.

Как уж я расписывал Петьке в мельчайших подробностях всё, что происходило в тот раз! И какой мне вопрос задал Петр? Вот и вы думаете об этом же, уверен. Петька спросил: "А где автограф-то?". Да это был вопрос и для меня на следующий день. После банкета Евгений уговорил меня ехать в общагу, вдвоём веселей. И мы на такси от "Кузбасса" за два рубля с Женькой доехали до общаги. И как я искал наутро тот рупь с автографом, это было похлеще, чем цунами в Японии. Да, мы с Женей перевернули вверх дном всю комнату в общаге. И не нашли заветный рубль. И только тогда мы поняли, что отдали его таксисту, когда ехали вчера из ресторана. Да, мы нашли того водителя такси. Оказался нормальный мужик. Вник в проблему, но, куда он дел тот рубль, он не знал и не помнил: может быть, отдал пассажиру на сдачу, может, сдал в кассу, может, отдал жене, прошло ведь два дня, пока мы его нашли.
Эссе 73. Джентльмены удачи

А ещё я покупал в разных городах, где бывал, почтовые наборы. В набор входили двенадцать конвертов, причём нестандартных размеров, самых разных цветов и форм, и двенадцать листков бумаги. На эти конверты я покупал художественные марки, и они, письма, выглядели очень эффектно и отличались от обычных конвертов. А марки художественные, если берёшь их либо серией, либо блоком, продавались с полями чистой белой бумаги, с клеем, как на обычной марке, с обратной стороны. От самих марок эти поля были отделены мелкой перфорацией.

И вот однажды сидим на лекции. Я, как обычно, пишу письма. В тот раз именно Петру и писал. Помню, конверт был длинный, как сейчас конверты выглядят, но уже и от этого казался еще длиннее. Конверт был цвета песка в пустыне. Когда я достал марки, чтоб наклеить, Ваграм Агаджанян, который сидел рядом, предложил: "А давай нарисуем марку, вон поля какие широкие". Я, не задумываясь, согласился. Стали обсуждать тематику марки, да так увлеклись, что нам сделали замечание. Остановились на теме "ответ агрессору".

С правой стороны Ваграм нарисовал египетские пирамиды и сфинкса. Вы знаете, Ваграм очень прилично рисовал, у него были даже отличные работы, написанные маслом. Продолжаю про марку: с левой стороны танк, а из дула вроде выстрел. По верху справа налево вытянутая рука с огромной дулей и подпись: "Ответ агрессору". Так мы с Ваграмом выразили наш гражданский протест на захватническую войну Израиля против соседей: Сирии, Египта и Ливана в 1967 году. Да, конечно же, Ваграм написал "Почта СССР" и номинал "10 коп." Это была стоимость заказного письма. Уточняю, марку Ваграм нарисовал шариковой пятицветной ручкой, тогда такие ручки были в моде.

И что вы думаете? Я приклеиваю эту марку на конверт письма Петру Козлову, а после лекции мы идем на почтамт и подаём в окошечко приема заказной корреспонденции. Приёмщица без слов шлёпает на конверт длинный прямоугольный штамп, пишет номер письма и круглым почтовым штампом гасит марку на конверте, а сам конверт - в общую кучу. А нам выписывает квитанцию, и мы слышим фирменное: "Следующий".

Вот так и происходит подделка государственных знаков. Помните, в "Джентльменах удачи" Краморов говорит: "Мой друг,  тоже ученый, у него четыре класса образования, червонец так за полчаса нарисует - не отличишь от настоящего". У Ваграма уже в то время было не четыре класса, а больше, но марку почтовую он нарисовал за лекцию, и её на главпочтамте не отличили профессионалы.

P. S. Пётр Козлов то письмо получил. Обратил, конечно, внимание на марку. А точнее, об этой марке знал весь военфак. Ведь там письма вручал дневальный, а дневальный был очень любопытным и болтливым, и он всем курсантам рассказал, что Козлов получил "письмо с дулей в ответ агрессору".

Говорят, теперь этой марке на конверте со штампом гашения цены нет.
Эссе 74. Брат-2
Конечно, мотивы стать врачом у всех, кто пришел учиться в мединститут, разные. Мне, например, врач-хирург спас от ампутации большой палец правой кисти. Было это ещё в седьмом классе, и уже тогда я знал, что буду врачом, буду хирургом и тоже буду спасать людям пальцы, руки, ноги и жизни. Наверное, были подобные мотивы и у других студентов. Конечно же, болезни свои или родственников - это очень императивная мотивация. Но были и те, кого заставили или уговорили родственники, и я писал об одном таком случае в эссе "Случайный человек в медицине". А для кого-то, наоборот,  семейная традиция была основной в принятии решения. Кому-то просто нравился белый халат, а "зов души" - делать добро, как призывает мать Тереза, и стал главной причиной прихода в мединститут.

Я хочу рассказать вам, как стал студентом-медиком Женя Ромашов, а затем и его брат Костя. И не потому, что я дружил с ними обоими, но их мотивация была очень типична. У Евгения до поступления в институт было ветеринарное образование, и он устроился на работу рентгенлаборантом в Прокопьевскую травматологическую больницу. Работал он в Прокопьевске под руководством Голубковой Фаины Самсоновны, мамы Марика Голубкова, нашего однокурсника.

Женя в жизни был очень ответственным человеком, для него слова "надо, Женя" из уст человека, которого он уважал, обсуждению не подлежали. Он готов был свернуть горы. Если его просили, он работал по две-три смены, да что там смены, из рентгенкабинета он, бывало, не уходил по несколько суток. А техника в те времена была советская. Конечно, нам вбивали в голову, что наша медицинская техника - "лучшая медицинская техника в мире". И несмотря на то, что она была лучшей, и она ломалась. И в том рентгенкабинете был случай неисправности лучевой трубки. И кто прихватил лучевую болезнь?

Да, Женя Ромашов, который дневал и ночевал на работе. И вот здесь в судьбе Жени огромную роль сыграла Фаина Самсоновна. Будучи по натуре своей доброй и отзывчивой, она еще и чувствовала себя виноватой в том, что Женя облучился. Ведь она была заведующей рентгенологией в Прокопьевской травме. Она мягко, но настойчиво поставила на уши всё руководство больницы и сама с бумагами из больницы и Евгением поехала в Кемерово к Логачеву Евгению Дмитриевичу. И ведь добилась того, что Ромашова Евгения Дмитриевича приняли в мединститут в 1965 году на лечфак. Но, проучившись первый семестр и не сдав даже экзамены, Женя взял академотпуск: лучевая болезнь - дело серьёзное.

Хочу отвлечься и отдать должное деликатности Евгения. У нас с ним были очень близкие дружеские отношения, что называется, делились последним куском хлеба, но я только недавно узнал о том, что Женя был вхож в дом к Логачеву Е.Д., что дружеские отношения Женю связывали и с семьей Фаины Самсоновны.

Как хорошо братья Ромашовы отзываются и о Голубковой Ф.С., и о ее муже! Про него они рассказывали, что у него на любое словосочетание имелся анекдот, и обязательно с еврейским акцентом в теме. Кстати, на шестом курсе я имел удовольствие убедиться в этом.

Итак, Женя Ромашов - уже студент мединститута, а Константин в 1967 году готовился заканчивать десятый класс. Друзья у него были старше его - кто уже отслужил, а кто только шёл в армию. А в те времена среди молодежи и в народе в целом было чёткое убеждение, что "если в армии не служил, то и не мужик". И ведь так это было вбито в наши головы, что даже невесты интересовались, почему их суженый-ряженый не служил. И Костя тоже засобирался в армию. Свежий воздух Киргизии, фрукты и овощи, да ещё и физические упражнения накачали ему мышцы так, что ещё до службы невесты на него стали заглядываться.

Родители у Кости не вмешивались в его выбор жизненного пути, но Евгений (он на 13 лет старше Кости) не мог себе позволить пройти мимо безразлично. Он очень любил Костю, желал ему добра и стал усердно советовать Косте поступить в мединститут в Кемерово. И аргументы у него были железобетонные: после института у Кости будет звание лейтенанта медслужбы; поступать нужно на стомфак, так как учиться там пять лет и Костя закончит институт одновременно с ним, Евгением; после института специализируйся - и ты врач-анестезиолог; ну а в худшем случае - хирург-стоматолог,  это же пластические операции, из уродов делать красавцев. Самый сильный аргумент Женя оставил последним - в Кемерово учится Олег Седышев! И если до этого Костя ещё и слегка сомневался, то после последнего аргумента он твёрдо решил: еду в Кемерово, поступать в мединститут. А напоследок Женя сказал: "Ну а если не поступишь, пойдешь в армию".

И вот паровоз с пересадками привёз братьев Ромашовых в Кемерово. Дорога была длинная, и, чтобы её скоротать, братья в дороге пели задушевную известную песню на киргизском языке: "Тохто паровоз, колёса бухтобулы, кондуктор ичпеси тормозы...". Песня нравилась, особенно проводницам, и они постоянно угощали в дороге братьев чаем.

И хоть на дворе было лето, Кемерово встретило братьев моросящим осенним дождём. Ветер дул со стороны карболита, и в воздухе стоял запах фенолов. А над головами развевался знаменитый "лисий хвост". Потом уже Косте объяснили, что это двуокись азота и что при взаимодействии с водой во время дождя с неба падает на головы "беспечных кемеровчан" азотистая кислота. Хоть и очень слабая, но все же кислота. Костя, выросший в Киргизии, где небо голубое, глубокое, где воздух чистейший, где блеск ледников аж слепит глаза, где вода, будь то артезианская или из-под ледников, вкусная, без хлора и накипи, был в шоке, и у него появились предательские мыслишки: "Ой-ей, наверное, я буду поступать в мединститут во Фрунзе, после службы в армии. А сейчас завалю-ка я ну хотя бы русский...". Но, глянув на Женьку, даже испугался: "Не вслух ли думал?". Женя на расправу был скор.

А дальше Евгений привез брата в дом по улице Герцена, что на третьем особом в Кировском районе. Об этом доме я уже писал в эссе "Мини-общага".

Женя снял у дяди Васи - хозяина  на двоих большую, утепленную под зиму мансарду и запирал в ней под замок каждый день младшего брата. Женя принес в мансарду учебники для поступающих в вузы по химии и физике, пару общих тетрадей, жменю карандашей, экзаменационные билеты прошлого года поступления.

Ежедневно оставлял Косте ведро воды, колбасу, варёные яйца, хлеб и кефир. Туалет - ведро-параша, прикрытое ковриком. Каждое утро Женя давал Косте задание выучить десять билетов и обещал принимать у него экзамен лично по всем десяти билетам. И если Костя сдаст ему этот экзамен, то они пойдут в кино или в ресторан. Если нет, Костя сидит дома под замком с решетками на окнах. Показывал Косте кулак и уходил на день, чтобы не мешать брату учить и не отвлекать его.

У дяди Васи - хозяина было трое пацанов-погодков чуть моложе Кости. Отец держал сыновей в строгости. Они частенько приходили к Косте, вынимали одно стекло в окошке, и Костя давал им деньги на сигареты "Памир" или "Прима" в два раза больше стоимости пачки; 25-30 копеек составляли "бизнес" пацанов, они ведь были "деловыми". А потом, разделенные решеткой, они курили и беседовали "за жизнь". Пацаны сочувствовали Косте, а он им.

И вот таким драконовским способом и от великой скуки Костя вызубрил и физику, и химию на пятёрки. А трояк по русскому сделал его студентом стоматологического факультета Кемеровского государственного медицинского института. Но Костя считал и продолжает считать, что это не его заслуга, а полностью заслуга его старшего брата Евгения.
Эссе 75. Мои авантюристические наклонности

Когда я был студентом, у меня иногда появлялись, и не только появлялись, но и проявлялись, авантюристические наклонности. Вроде бы в нашей семье, у моих родителей, их, этих самых наклонностей, не было, а у меня... Вы помните ту юмореску Михаила Евдокимова "...Рожа красная. У отца не красная, а у меня красная такая...". Вот и у меня один к одному.

Ну а как по-другому назвать мои действия, как не авантюризм? Судите сами. Не помню, на втором или на третьем курсе, я, тогда крещённый втайне от родителей моей бабушкой Прасковьей Михайловной, но атеист по своим незрелым убеждениям, написал письмо Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I.

Просил его благословить меня на врачебную деятельность. И ведь получил ответ. Его Преосвященство, конечно же, понял, что я атеист, но тем не менее благословил и настоятельно рекомендовал мне прийти в Церковь и к Богу. Но ветер в голове и окружающий атеизм не позволили мне выполнить рекомендации Алексия I до патриаршества Алексия II. Я не знаю, как назовете вы мой поступок, а я считаю это авантюризмом.

А вот другое проявление авантюристических наклонностей. Это уже было ближе к окончанию института. Призером чемпионата мира по фигурному катанию среди женщин стала немецкая фигуристка Кристина Эррат, и я на спор написал ей письмо с просьбой дать автограф. Помню, что ответ мы получили с Аркашей Бляхером на главпочтамте. И помню, как Яков Давидович Витебский, хирург, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РСФСР и к тому же филателист, смотрел на тот конверт с художественной маркой ГДР, когда я уже после института был на специализации у Витебского и вместе с Аркашкой принёс тот конверт, чтобы похвастаться. И Аркашка мне сказал, что Яков Давидович - филателист-фанат.

Помню, как я тогда с широкого плеча подарил ту марку Витебскому вместе с конвертом. Вот и это обращение к Кристине Эррат я считаю чистой воды авантюризмом.

Сейчас, вспомнив молодость, я для продвижения, популяризации "Шутейных эссе" и получения оценки эссе от специалиста опять вступил на скользкую дорожку авантюризма. Да, вы правильно догадались, я написал письмо и отправил экземпляр "Охламонов" в "Дом Русского Зарубежья" его директору Виктору Александровичу Москвину.  Я искренне был уверен, что он передаст письмо и книгу в нужные и хорошие руки. Но, как это обычно у меня и бывает, мое письмо попало именно к тому, к кому я бы и хотел, чтобы оно попало.

Письмо попало к человеку, которому "Шутейные эссе" понравились. Это Валентин Никитин, доктор философии, академик РАЕН, член Союза писателей России. И я даже хочу представить его письмо ко мне:

"Дорогой Олег!
Вчера в "Доме Русского Зарубежья" его директор Виктор Александрович Москвин передал мне Вашу книгу "Охламоны" и Ваше любезное сопроводительное письмецо; возможно, они пролежали долгое время... не знаю; почтовый пакет был, к сожалению, вскрыт, секретарь Виктора принесла мне в связи с этим свои извинения.

Спешу сообщить с воодушевлением, что прочел несколько эссе и мне они очень понравились. У Вас, несомненно, ярко выраженный писательский талант и еще особый дар видеть в людях самые добрые, привлекательные и трогательные черты; это такая редкость сегодня!..
 
Я родился и вырос в Тбилиси, и мне особенно отрадно, как Вы умело живописали своих бывших однокурсников-кавказцев - с тонким психологическим проникновением в суть их характеров, с добрым юмором! Хорошо воссоздаёте и колорит минувшей эпохи, и её дух… Чтение "Охламонов" вызывает душевную ностальгию по" давно минувшим дням", преданьям незабытой еще старины. Сердечное спасибо за Вашу замечательную книгу, которая на редкость удачно иллюстрирована; мне кажется, написав свои эссе (= оригинальные художественно-документальные новеллы), Вы выступаете основоположником некоего нового жанра. Желаю Вам мира и доброго здоровья, дальнейших творческих успехов!
 
Да хранит Вас Господь!..
Искренне преданный -
Ваш В.Н."

Что ж, доброе слово и кошке приятно! А сказанное от души... втройне приятно. Нечасто тебя величают основоположником некоего нового жанра эссе (= оригинальные художественно-документальные новеллы).
Стоп, Олег, опустись на грешную землю, не то авантюристические наклонности до добра не доведут...
Эссе 76. Приметы

Как бы ни развивался уровень духовно-нравственной культуры, практически ни один студент не прошел мимо примет и ритуалов. Ну скажите, какой студент позволит себе наступить на канализационный люк во время сессии? Да никакой. Честно скажу, я до сих пор стараюсь их обойти или перешагнуть. Я писал ранее в эссе "Фармакология", что мы с Ваграмом за день до экзамена обязательно ходили в баню, и это было у нас ритуалом, а студенческая примета запрещала перед экзаменом не только мыться, но и расчесываться.

Но не только мы с Ваграмом и верили в приметы, и опровергали их своими ритуалами. Вот две подружки, я тоже ранее писал о них в эссе "3 таблетки аминазина", Нагорнова Надя и Андроханова Наталья тоже и верили в приметы, и опровергали их.

Про чёрную кошку я даже говорить не буду.

Конечно же, считалась стопроцентной примета, удача ждала подружек, если, выходя из дома на экзамен, они первым встречали мужчину. Ну а если еще и мачо?!

И, конечно же, ни в коем случае нельзя забывать зачётку, а то удачи не будет. А ситуация, когда я, еще не став студентом, забыл экзаменационную книжку на экзамен по физике и получил в результате пятерку (см. эссе "Как я стал студентом"), может не рассматриваться, так как это было ещё до того, как я узнал про приметы. Но вот история, которая случилась у Нади с Наташей. Девчонки знали акушерство хорошо, посещали лекции, писали конспекты и всё равно усердно готовились к экзамену. Вечером перед экзаменом проверили пятаки в своих зачетках, все было на месте. Утром не позавтракали, но в нарушение приметы навели соответствующий марафет, хотя что там было наводить - девчонки были и сами хороши. Вышли из квартиры, а навстречу по лестнице сосед поднимается, не мачо, но мужик. Наташа подмигнула Наде, мол, все ОК.

Пришли на кафедру, и тут у Нади в голове как молния: "Зачётка на подоконнике!" Она чуть не заплакала. Наташа тоже хотела не идти на экзамен в знак солидарности, однако Надя убедила её идти и сдавать, но дождаться Надю с зачеткой. Как она практически всю дорогу бежала домой, Надя и сейчас вспомнить не может. Рассказывает, что только одна фраза и вертелась в голове: "Не сойдет с рук, ой не сойдет!". Насколько бы легче было Наде, если бы она прочитала молитву: "Ангел мой, иди со мной, ты впереди - я за тобой! Сделай так, чтобы я сдала экзамен!". Но она была "комсомолка, спортсменка и просто красавица!", в Бога не верила и молитву эту не знала. Тем не менее сдала на "отлично". Наташа дождалась Надю и призналась, что ругала ее на чём свет стоит.

Это тоже студенческая примета: если близкий будет ругать - всё пройдет как по маслу.

Недолго Надя верила и в примету, что ночь перед экзаменом нужно посвятить повторению. До летней сессии по окончании первого курса. Перед экзаменом по биологии они с Наташей прозанимались до утра. И если Наташа хоть бы хны, то Надежда уже в институте на кафедре стала засыпать; каких трудов стоило Наташе будить её! Она Надю и щипала, и шлепала по щекам, пока кто-то не дал ей булавку, и Наташа ткнула Наде в мягкое место той булавкой. От вопля Нади даже лаборантки выскочили в коридор посмотреть, что там творится. Надя, проснувшись таким образом, пошла и получила "отлично". Наташа чуть не плакала и просила прощения, ей было жалко Надю, жалко, что сделала ей больно. Но та и не думала сердиться и с удовольствием пошла с группой на радостях после экзамена в кинотеатр "Москва" на индийский фильм "Любовь в Симле". Надя была счастлива — фильм был двухсерийный, и она отлично выспалась.

Вроде бы урок на всю оставшуюся студенческую жизнь, но нет. Ох, уж эта Наталья, вот уж неутомимая и активная! Она опять уговорила Надю учить всю ночь политэкономию. И что? В пять утра уснули обе. Да так крепко, что спали до полудня. Проснулись вместе, ну, конечно, спали, как убитые, семь часов, вот и выспались. Быстро собрались, на еду времени просто не было (хоть эта примета была соблюдена), и, переругиваясь по-тихому, побежали на кафедру. Экзамен закончился. Нашли преподавателя и, чуть не бухнувшись ему в ножки, стали уговаривать принять экзамен. Что они ему там наговорили, одному Богу известно. Настроение у преподавателя было хорошим, и он согласился при условии, что обе претендуют на "отлично". А почему бы им не претендовать - выспались. И ведь обе получили "отлично".

Лапшин И.А., а это был он, нормальный мужик, и экзаменом был доволен, и наговорил ещё и кучу комплиментов девчонкам. И уж тут они взяли друг с друга слово, что перед экзаменом будут спать!

Но вот одной примете Надя была верна все годы студенчества. И она её ни разу не подвела. Надя никогда о ней никому не говорила, только вот через сорок лет доверила вашему покорному слуге. А примета такая: если утром перед экзаменом ей в голову приходила какая-либо шутка или, как сейчас говорят, "прикол", она знала: чувство юмора с ней и всё будет хорошо. Как же сердились девчонки, когда она вдруг ни с того ни с сего хохотнет перед экзаменом. Нет, даже НАСНАНЕсткам она ни слова не сказала. Вот выдержка!!! По гистологии у Надежды все время были проблемы. Она не умела рисовать, а с нее требовали то амебу нарисовать, то таракана какого-то. К тому же у Нади спёрли учебник Елисеева по гистологии, библиотечный. Такой противный был этот Анатолий Георгиевич Михеев. Она и учебник с ним связала. Нет, спёр не он, но он виноват, и всё. И вот идти к нему на экзамен. Надя расстроилась сначала, а потом вспомнила, что у ребят-студентов тоже была традиция: каждый год после сессии бить Михеева.

Вспомнив это, Надя рассмеялась и в конечном итоге получила у Михеева ну пусть не "отлично", но "хорошо"  - тоже хорошо.
Эссе 77. Опус, псевдонаучный

Первые курсы института очень важны в становлении студента. Именно на первом курсе бывшие школьники расстаются со своей школьной моделью поведения и осваивают новую модель, для них, точнее для многих из них, ранее не знакомую. У студентов-первокурсников происходит резкий рывок в развитии духовно-нравственной культуры. Чётко начинают выстраиваться в ряд главные аспекты обучения: информационный, мотивационный, операционный. И хорошо, когда студент рано начинает ощущать эти аспекты и воплощать их. Вот как раз духовность и есть способность студента сознательно, я подчёркиваю, сознательно управлять собой и своим поведением. Духовность ни много ни мало, а одна из главных характеристик студента как личности, как человека. И те студенты, которые осваивали управление собой и своим поведением с учётом тех трёх аспектов, повторюсь, информационного, мотивационного, операционного, становились в будущем хорошими специалистами в своих областях деятельности.

Например, могу назвать нескольких выпускников 1972 года: Виктор Кубасов, Владимир Файнзильберг и Саша Сальмайер, да и много других. А вот те студенты, которые быстро научились распознавать духовные характеристики окружающих, да ещё и с учётом тех же трёх аспектов, в студенчестве становились лидерами официальными либо неофициальными в группах, на курсе, а в дальнейшей жизни, как правило, хорошими организаторами.

Как пример могу назвать Ваграма Агаджаняна, Алексея Краснова.

Правда, про них с полной ответственностью можно сказать, что и специалисты они
классные.
И последний штрих моего псевдонаучного размышлизма-вступления: в институте студенты проходят не обучение. Я бы разделил этот процесс на два: со стороны преподавателей это преподавание, а со стороны студентов - учение, самообучение. И прекрасно, когда эти два потока сливаются в один; и очень плохо, когда весь период пребывания студента в вузе идут параллельно.

Что, устали? Я тоже устал от такого напряжения умственной псевдодеятельности.
Эссе 78. Мы - одиннадцатые! И что?

"Без прошлого нет будущего", - гласит народная пословица. И с этим трудно не согласиться, как трудно не согласиться с неоспоримой истиной, гласящей: в одна тысяча девятьсот семьдесят втором году от рождества Христова в Кемеровском мединституте состоялся одиннадцатый выпуск врачей. И пусть мы не первые, не пятые и даже не десятые.
Мы - одиннадцатые! И что?
Мне так понравилось это словосочетание, что я вынес его в заголовок эссе. Так получилось, что это уже семьдесят восьмое эссе по счету. И на сегодняшний день в гостевой книге шестьсот пятьдесят шесть отзывов. Успокойтесь, пожалуйста, я не буду забивать вам головы статистикой. Просто это те две отправные цифры, которые дают возможность сказать, почему, как и зачем я все это затеял и продолжаю делать.

По натуре своей я  трудоголик, причём "запойный". У меня всего три выходных в году: это весна - время авитаминоза, и я с женой еду туда, где много витаминов и солнца; сентябрь - месяц моего рождения, и мы опять едем уже на фрукты нового урожая и к морю и заодно отмечаем мой день рождения; и декабрь - месяц рождения жены, зима, и это повод хоть на семь-десять дней слетать опять туда, где тепло. А остальное время в году я работаю. Причем без выходных дней. И вот в июне две тысячи одиннадцатого мне сделали операцию АКШ-5, и доктор резко ограничил мои нагрузки по работе. И мне пришло в голову начать писать свои студенческие воспоминания. Меня это захватило, как работа, я чувствую, что и в этой деятельности становлюсь "запойным". Один из выпускников 1972 года Володя Файнзильберг, психиатр, назвал этот способ реабилитации райттерапией (от английского write) и собрался подвести научную базу под моё увлечение. Что ж, если он это сделает и у меня будут последователи в реабилитации подобным методом, да еще и с положительными результатами, как у меня, я буду счастлив вдвойне. Итак, будем считать, что на первый ваш вопрос: "Почему я это делаю?" - я ответил.

Второй вопрос - "Как?"-  будет позаковыристей. Если честно, то я и не думал о том, в какой форме излагать свои воспоминания. Я вообще не предполагал, сколько будет тех воспоминаний. Единственное, что я определил для себя в самом начале, так это то, что воспоминания будут добрыми по своей сути. И если у меня получится, то слегка ироничными, да нет, что я говорю? Ирония предполагает скрытый смысл, а у меня ничего скрытого между строк. Правильнее выразиться будет так: я хотел, чтобы мои воспоминания были слегка шуточными, или проще - шутейными. Написав первые пять или десять воспоминаний, я разослал друзьям приглашения прочесть их на моем сайте www.syedyshev.com и просил оставить отзыв. Отзывы меня поразили. Все отзывы были очень благожелательные, и если раздавалась критика, то только на плохую корректуру. И еще были предложения написать о том либо о другом. Знали бы мои читатели, что ещё никакой корректуры не было вовсе. Но из этих отзывов я понял, что на правильном пути и что стоит уже задуматься, как делать то, что делаю, и в какой форме. Я не литератор, и это мой первый литературный опыт. Благо сейчас Интернет может дать ответ на любой вопрос. И вот, покопавшись в нем, я понял, что пишу эссе. Ну и, конечно же, мне понравилось само слово "ЭССЕ",  и я, не задумываясь, переименовал "Студенческие истории" в "Шутейные эссе".

А еще мне понравились некоторые признаки эссе, и, "чтобы не испортить всю прелесть первоисточника, позвольте" я процитирую. Те, кто прочел все мои эссе, вспомнили эту фразу Сергея Щербинина. Итак:
"Эссе выражает индивидуальные впечатления и соображения по конкретному поводу или вопросу и заведомо не претендует на определяющую или исчерпывающую трактовку предмета".
 
"Эссе предполагает новое, субъективно окрашенное слово о чём-либо, такое произведение может иметь... чисто беллетристический характер".

Ну вот, дорогие друзья, я ответил и на второй ваш вопрос: как я это делаю.

Остается последний вопрос - "Зачем?" В самом начале я не знал, зачем я это делаю. И, скажу больше, я и мыслью такой не озадачивался. Делал, да и всё. Нет, неверно: в самом начале я делал это для себя, для того, чтобы "убить время". Я выписался из Киевского Центра Сердца на одиннадцатый день после операции, а на двенадцатый вышел на работу. Врач согласилась, но с условием, что на работе я буду не больше двух-трёх часов и – домой, делать комплекс реабилитационных упражнений. Но когда пошли отклики на мои воспоминания, мотивация сама собой сформировалась и сформулировалась. Чтобы не быть голословным, приведу несколько отзывов. Читайте и вникайте.
 
2011.07.04 Титова Светлана
"Прочитала с огромным удовольствием, а главное, представляла всё в картинках, хохотала от души, давно так весело не было. Пишешь очень литературно, не понимаю, почему тебе тройку поставили на вступительных экзаменах за сочинение. Надеюсь, что скоро появится вторая серия твоих рассказов. Получила огромный заряд положительных эмоций. Жду с нетерпением продолжения!"
2011.07.04 Виктор Кубасов
"Слушай, с каким удовольствием я это прочитал!! Как будто снова вернулись студенческие годы... Пиши ещё, пожалуйста!!!"
2011.07.07 Казанцев Антон Николаевич
"Олег Петрович! Такие замечательные и веселые истории! Читаю с удовольствием и смеюсь! Вам ну просто явно нужно книгу написать!!! Я в восторге!"

2011.07.10 Любовь Начева (Решетникова)
"Очень интересно!!! Молодец, подал хорошую идею!"
 
2011.07.23 Надежда Свечникова
"Я всё прочла, интерес только усиливается. Пиши дальше! Интересно, помнишь ли ты квартет НАСНАНЭ, мы были популярны с1-го по 4-й курс, были студенческие фестивали, проходили с аншлагом. А звали нас Наташа, Света, Надя, Нэля..."
 
2011.07.28 Каменецкая Лариса
"Здравствуйте, Олег! По доброму завидую Вам - сохранить в памяти столько событий, так живо, ярко о них поведать, так тепло создать образы когда-то юных друзей... Конечно, у всех, кто читает Ваши истории, оживает в памяти своё и чувствуешь себя хоть ненадолго на 40 лет моложе. Здорово, что всколыхнул всё это! И институтские корпуса, и преподаватели, и автобус № 8... У Вас на Ягуновке жила бабушка, а я сама с родителями там жила. Наш выпуск лечфака 1973 года, мы шли за вами. А упомянутые Вами Валера Кафеев, Л. Сыркашева и Д. Мхеидзе заканчивали 6-й курс с нами. Вы сильный человек, если после АКШ так быстро включились во всё. Я не понаслышке знаю, что это за операция. С удовольствием буду читать Ваши воспоминания, даже если студенческие уже закончатся".

2011.08.02 Александр Слатвицкий
"Здравствуйте, Олег!
С большим удовольствием за один вчерашний вечер прочитал Ваши "Студенческие записки". Здорово!
Я вернулся в Кемерово в начале 70-х, хотя описываемое скорее относится к концу 60-х (это чувствуется из контекста "Историй").
Знакомые имена, похожие ситуации, прелесть и незабываемость наших юных лет с их радостями и разочарованиями, находками и потерями. Анатолий Мухордов был у нас на 3-м курсе руководителем на картошке в совхозе Елыкаево, были у нас там свои приключения. А его младший брат Лёша был моим однокурсником. Лариса Миркина была моей женой в 1977-78 гг.
Так вот, интересно переплеталась жизнь - броуновское движение, неподвластное ни логике, ни управлению.
С пожеланиями крепкого здоровья и успехов. Обнимаю!
Искренне Ваш -
Александр Слатвицкий"

2011.08.05 Борис Горбань

"Добрый вечер, Олег! Прочитал все Ваши опусы... прекрасно, студенческие годы никогда не забудутся... где ещё встретишь такого уникального доцента, как Голубев с его общественным мировоззрением Гегеля... История с графинчиком на экзамене вошла в студклассику и, похоже, неоднократно повторялась... Неповторима только история с 8-м автобусом, в котором те же годы неоднократно мотался на подработку субординатором в МСЧ Ягуновки... Зам по тылу так и не встретилась с большой сумкой, а жаль... Впрочем, без юмора по жизни никуда... Иногда даже распирает гордость за наш КГМИ... Это сколько же он выпустил в жизнь замечательных людей и специалистов... Рад за Вас... Пишите и будьте здоровы!"

2011.08.11 Алексей Краснов
"Олег! Спасибо за бальзам, который лечит душу".
 
2011.08.19 Яков Кирш
"Уважаемый Олег! Всё очень получилось красиво и интересно. Я читал, словно завороженный фантастическим романом, не смог оторваться, хотя уже 3 часа утра и рассвет поднимается над Берлином. Особенно эпизод со столовой, всё правдоподобно и коротко описано, и мне представилась студенческая столовая. Почему в нашей юности мы были постоянно голодными? Смотрю на сытую жизнь студентов Запада и сравнить невозможно. Оформление просто обалденное и дизайн великолепный, очень пунктуально, поэтапно и аккуратно. Спасибо, Олег!"
2011.08.27 Сергей Владимирович Черно
"Здравствуйте, Олег Петрович. Беспокоит Вас Черно Сергей Владимирович - руководитель ЦНИТ Кемеровской медакадемии (выпускник лечфака 1997 года). Я около десяти лет проработал в издательстве КемГМА, а когда передал дела профессионалу (Аносовой Ксении Михайловне), взял неофициальное шефство над издательством по оргвопросам. В КемГМА давно существует традиция периодически выпускать в том или ином виде воспоминания / произведения выпускников, сотрудников и другие материалы по истории вуза. Прочитав "Эссе", могу утверждать, что Ваши заметки займут достойное место в летописи Альма-матер. Я имел наглость разместить на страничке лечфака маленькую ссылочку на полный текст "Шутейных эссе", а также отправить письмо редактору "Медика Кузбасса" Тарасовой Ольге Петровне. С уважением, Черно С. В."

2011.09.04 Олег Санин
"Олег, побывал на твоём сайте. Прими мой поклон и глубокую благодарность за то, что ты делаешь. Я прочитал очень мало, но даже этого хватило, чтобы окунуться туда, в то время. И у меня перед глазами и грузин на лыжах и на коньках, и проволочка в черепном отверстии..."

Мне очень приятно, что эссе читают не только мои однокашники, которым, конечно же, знакомы все персонажи и сами ситуации, о которых я пишу, но и выпускники других годов, а Антон Казанцев в свои двадцать лет вообще еще студент, правда, Кемеровской медакадемии.

Еще мне приятно, что эссе вызывают у читателей массу приятных ассоциаций.
Я представил вам только каждый десятый отзыв из ста пятнадцати на сегодняшний день, и с полной уверенностью делаю для себя вывод: мои эссе нравятся читателям. А если учесть статистику сайта и именно страницы "Шутейных эссе", то видно, что только за август ее посетило более двух с половиной тысяч человек. А как она представлена в Google?

Сейчас я смело могу ответить и на третий вопрос" "Зачем я это делаю?" Я пишу эссе по мотивам студенческих воспоминаний, чтобы людям легче жилось, легче переносились трудности и чтобы память сохранялась. Один из читателей назвал меня Историографом выпуска 1972 года. Я не против, но понимаю, что пишу историю лишь крохотного сегмента той жизни. Но пишу с удовольствием! Для одиннадцатого выпуска!! Для ВСЕХ!!!
Эссе 79. Сатанинская ухмылка

Дети, а студенты как дети: если выбирают кого объектом шуток, то труба выбранному. Ведь никто и не думает над тем, что та или иная шутка является злой или грубой, унизительной или даже уничижительной. Шутят и смеются, причём шутят несколько человек, а смеются все, кто видел или слышал шутку. Ну а если над объектом шутки уже и раньше шутили, то после того как весть о новой шутке разносилась, а разносится эта весть непонятным образом очень быстро, шутка становится затяжной. Но ничего с этим поделать нельзя - такова психология студенческого коллектива. А если учесть, что тот коллектив в армейских гимнастерках, то об элегантности шуток, их интеллектуальной глубине и думать не приходится.

И вновь я возвращаюсь к теме сборов по окончании пятого курса. Что ж, тема эта имеет место быть, поскольку и сами сборы имели место. И все эпизоды были и произошли именно с теми персонажами, что фигурируют в эссе.

Вадик Почекутов имел несчастье с первых дней пребывания на лагерных сборах стать одним из объектов шуток окружающих. Причём потешались над ним все, кому не лень. Я уже писал ранее в эссе "Изделие № 2" о том, как Бадри Липартия пожертвовал эти изделия, чтобы подшутить над Вадиком, а потом требовал у него их (изделия № 2) обратно, а Вадик не отдал. И коварный Бадри задумал "страшную месть". А что вы хотите - дитя гор, он ведь грузин, а ещё точнее - мингрел, а мингрелы ух какие лютые на месть. Коварный Бадри жил в другой палатке, но перед отбоем пришёл как-то в палатку Вадика и, пожертвовав на святое дело мести еще одно изделие № 2, наполнил его водой, затем завязал и положил под простыню Вадику, а сам ушел и вертелся рядом, чтобы быть первым и увидеть результаты мести. Да, забыл сказать, что в изделие № 2 вошло ведро воды. Нет, ещё не всё.

Этого Бадри показалось мало. Он принёс гантель пятикилограммовую и положил чуть ниже изделия с водой, чтобы, когда Вадик ляжет, изделие оказалось под спиной, а гантель под попкой. Коварный Бадри знал уже, что Вадик практически падает на постель, и всё рассчитал. Ну, а дальше всё происходило так, как должно было произойти. Да вы, дорогие читатели, и сами уже представили себе, как Вадик падает на постель, не расправляя её. Как под тяжестью спины Вадика лопается изделие - и ведро воды растекается по постели. А попка Вадика больно ударяется о гантель. Из палатки Вадика раздается вопль, и весь лагерь быстро бежит узнать, что же там случилось? Первым, конечно же, в палатку к Вадику влетел Бадри Липартия.

На устах его играла сатанинская ухмылка - он был счастлив, отомщен и больше в дальнейшем не требовал у Вадика вернуть ему изделия № 2. Он ведь разыграл месть, как по нотам!
Эссе 80. 21 бульк

Я же вам говорил, а вы не верили, что тема армейских сборов неисчерпаема. Это как хороший колодец: чем больше берёшь воды из него, тем больше её прибывает.

В институт поступали не только бывшие школьники, как я, например, но и ребята, уже отслужившие в армии. И им оставили лычки, которые они получили ранее. И не только оставили лычки, но еще и назначили командирами отделений. А Феликса Ана и Сашу Стуся назначили старшинами роты и взвода. Но когда стали считать, то оказалось, что одно отделение осталось без командира.

Наши отцы-командиры долго думали, кому же бросить "соплю на погоны", так на солдатском жаргоне называлось присвоение звания и, соответственно, лычка на погоны, и остановили свой выбор на Толике Лопатине. Выбор оказался удачным и для начальства - Толика считали очень ответственным человеком, и для студентов - он был среди нас просто хорошим парнем. На бюрократические дела ушла целая неделя, и вот в торжественной обстановке, на плацу нам зачитали приказ о присвоении Лопатину А.Г. воинского звания младшего сержанта и вручили новые погоны с этими самыми "соплями" (лычками) на них. Конечно же, Толику заранее объяснили, что такое лычка, как она называется в солдатской среде и как ее обмывают. А обмыть нужно непременно, чтобы лычка была лычкой, а без обмывания она так и оставалась "соплей".

Я же вам говорил, что Толик Лопатин классный парень. Он, несмотря на то, что накануне в части случилось очередное ЧП и на губу загремели два срочника, а на проходной ввели шмон, обратился к вашему покорному слуге. Причем в присутствии группы поддержки в лице Феликса Ана, Саши Стуся и Володи Кардашова - это чтоб я проникся необходимостью. Короче, меня попросили принести из села водки. А на проходной шмон! Что делать? Я, конечно, без долгих раздумий согласился. Ну я авантюрист по натуре, Толик мне друг как-никак, и ребята просили за него.

Для начала я потребовал две солдатские фляжки со склада. Зачем, я не говорил. Получил фляги, прицепил пустые к ремню с двух сторон и несколько раз сходил через проходную к завкафедрой полковнику Фёдорову. Пару раз меня обыскивали, точнее, проверяли, что у меня во флягах, а там было пусто. И среди дежурных утвердилось, что ординарец у студентов чудак: по две пустые фляги таскает. А на третий раз я наполнил фляги "Столичной" - и так же через проходную. Дежурные, скорее по привычке, мол, что во флягах? Я им: "Столичная". Они хохотнули, и мне — иди, мол, не чуди. Этот этап задания был выполнен. Ребята остались довольны.

Ночью, после отбоя, в палатке Феликса собрались участники "обмывки лычек": Феликс, Саша, Володя, Толик и я. И тут вновь дилемма - как делить? В части только алюминиевые кружки, а через фляжку не видно, сколько налилось, и кружка для нас была тара новая. И все это происходило в полумраке - света в палатках не было. Я когда-то слышал, что в бутылке при разливании по стаканам или другим емкостям слышны звуки гидравлических ударов о дно, слышатся они как "бульк", и что их ровно двадцать один. Я тут же поделился с окружающими знаниями. Все согласились, кроме Кардаша. Тот стал на меня наезжать, что я морочу людям голову.

Его просили, чтобы он не "лез в бутылку". Но он ни в какую. Большинство было "за", и мы стали наливать из фляги водку в кружки по булькам.

Лычки были обмыты. С той минуты их никто не мог назвать "соплей". Все были довольны, но Кардаш до конца сборов ворчал на меня. Почему? Не знаю.
Эссе 81. Тройня

Вот учишься и живёшь в окружении определённой группы людей и часто не знаешь, как же они к тебе относятся. Ну, конечно, я не беру случаи конфликтов кого-то с кем-то. Там всё ясно, но и то только в случаях хронических конфликтов. Острые конфликты у молодых, горячих, не отягощённых ещё житейской мудростью возникают и гаснут. Вот, к примеру, я однажды, чтобы разозлить Ваграма, ляпнул что-то о турецко-армянской резне 1915 года, и Ваграм кинулся на меня в драку. Хорошо ещё, что это произошло без свидетелей и я понимал, что совершил недопустимое в отношении друга, задев его национальные чувства по той ужасной трагедии, и сразу же не просто и формально извинился, а искренне попросил прощения у Ваграма. Вы знаете, я впервые видел слёзы на лице этого большого и сильного парня. Он меня простил и попросил, чтобы я никогда не упоминал этой темы. Я дал такое слово, и вот могу констатировать, что уже более сорока лет у нас с Ваграмом хорошие отношения. Конечно, мы не встречаемся еженедельно и даже ежегодно не встречаемся, но смею утверждать, что продолжаем испытывать дружеские чувства друг к другу, во всяком случае, в отношении себя скажу, что это так. Отвлекся, я же про группу нашу планировал писать. Так вот, группа у нас была хоть и разномастная, но дружная. Общие решения принимались и выполнялись, как правило, всеми. Я сказал "как правило" только потому, что именно я никак не хотел принимать одно единственное решение о групповой отработке. Ну не хотел я тратить время на эти отработки, если я знаю урок, и на этой почве у меня с Володей Кардашовым возникали постоянные конфликты. Его коронный довод был: "Смотри, даже Тимошка согласна, а ты против". Тимошка - это Валя Тимошенко, единственная в нашей группе, готовая на каждом предмете отвечать, и отвечать хорошо и даже отлично. Вот видите, как всё было. Но тем не менее я всегда считал, что отношение группы ко мне хорошее.

Болезнь никого и никогда не спрашивает, хочет ли он поболеть или не хочет. Вот и у меня она в начале зимы 1970 года не спросила, хочу ли я поболеть или не хочу.

Ещё с осени я стал ощущать дискомфорт в области копчика, но локализация дискомфорта не позволяла мне рассмотреть его причину, как в том старом анекдоте: "...И сам не посмотришь, и другим не покажешь...". Да и моё наплевательское отношение к своему здоровью привело к тому, что в ноябре, где-то через месяц после начала болезни, я уже не мог комфортно сидеть на стуле и мостился на одной половинке ягодицы. Такие мои позы стали заметны окружающим и моим одногруппникам. Женя Ромашов и Ваграм Агаджанян стали требовать от меня показать специалистам причину моих недугов. Да я и сам устал уже от всего этого и согласился предоставить для обследования свою стыдную область врачам. Занятия в то время у нас проходили в областной больнице. Что мы тогда проходили, я уже и не помню, но Евгений с Ваграмом сходили в хирургию, рассказали завотделением о моей проблеме и договорились о госпитализации. Практически под конвоем они привели меня на осмотр в ту хирургию, по дороге объяснив, что это нестрашно и операция, может, и не понадобится.

Это так они пытались меня успокоить. На осмотре хирург поставил диагноз: нагноившаяся копчиковая киста и предложил немедленную госпитализацию. Ребята заставили меня тут же лечь в отделение.

В общем, на следующий день меня уже прооперировали. Операция и весь послеоперационный период прошёл нормально, и через пятнадцать дней меня выписали. Но вернусь к отношению ребят в группе ко мне. Вот честно скажу, я даже и предположить не мог такого. После обеда не оставалось минуты, чтобы у меня не было посетителей, иногда ещё не ушли одни, а уже пришли другие.

Валя Тимошенко (Тимошка, как мы её звали) приходила ко мне ежедневно и пересказывала всё, что говорилось на занятиях и на лекциях, которые я пропускал.

Татьяна Янчилина знала, что я люблю суп гороховый с копченой свиной рулькой, и, представьте себе, варила такой суп и носила его мне ежедневно в литровой стеклянной банке. Я тут же начинал его есть. Татьяна искренне радовалась моему аппетиту. Но когда на четвертый или на пятый день взвыл от этого любимого мной супа, она заливисто хохотала на всё отделение, мол, какая она дурная.

В последующие дни Татьяна носила мне в той же литровой банке пельмени, вкусные - пальчики оближешь. И если Тимошка и Татьяна приходили и сидели у моей кровати, то когда приходили ребята из группы, а они являлись, как правило, толпой, меня, по предложению всё того же Женьки Ромашова, чтобы не мешать остальным больным в палате, перекладывали с кровати на каталку и укатывали в какой-нибудь укромный уголок, где и разбивался настоящий табор.

Самый настоящий табор: ребята приносили с собой водку и закуску и за мое здоровье и выпивали, и закусывали. Весело было, не кончались анекдоты, и старые, и очень старые, и просто "ля-ля". Но приятно другое. Я после операции в отделении, конечно же, не выпивал, но однажды самый большой любитель спиртного в нашей группе Володя Кардашов, когда ребята уже разок, а может, и два раза выпили за мое здоровье, демонстративно достал из сумки бутылку вина "Белое Рымникское" и палку колбасы "Минская" и объявил, что это для меня подарок. Все, кто знал и знает Володю Кардашова, могут себе представить размер жертвы. Любил я и то вино, и колбасу "Минскую", в те времена эта колбаса готовилась с добавлением конины и была очень вкусной и дорогой. Я оценил еще и тот момент, что, когда у ребят закончилось спиртное и я предложил им эту бутылку, Кардаш категорически отказался её брать. "Рымникское" выпили, когда меня выписали.

Резюмируя, могу сказать, что за те две недели в больнице меня посетили все мои друзья и знакомые, чему я был несказанно рад. Ни разу не пришел только Аркадий Бляхер. Но я тогда не придал этому значения и продолжал считать его своим другом до последнего времени. В этом году, через тридцать девять лет после окончания института, я от своих других друзей узнал, что Аркадий считает себя в конфликте со мной. Что ж, Бог ему судья, а я по-прежнему считаю его другом.

Вы обратили внимание, что по ходу повествования я акцентировал внимание на еде. Да, я слаб в этом, любил ранее и люблю сейчас вкусно поесть. Но после операции на копчике мне был назначен опий для задержки стула, и стол был щадящим. Меня кормили бульонами с сухариками и кашками и в таких небольших количествах, что я был постоянно голоден после больничной еды. И супы, и пельмени Танюшки Янчилиной, и колбаса Кардашова Володи спасали меня от "голодной смерти", но готовили мне сюрприз перед выпиской. А как я радовался посещению Димки Мхеидзе! Он пришел в компании с Бадри и Имзаром Липартия. И принесли они в качестве гостинца свежайший хачапури и горячий еще шашлык. Где они его взяли? Да, они принесли еще и вино, и рог. Мы так разошлись в провозглашении тостов, что нас застукали на лестничной площадке медсестры и грозились сообщить лечащему врачу. Итак, я спал, много и вкусно ел, и на мне все заживало, как на собаке. По плану лечащего врача, первый после операции стул должен был у меня случиться на следующий день после снятия на одиннадцатый день швов. Но случилось это на десятый день. Как обычно, после занятий ко мне пришли ребята из группы. Я уже чувствовал себя хорошо и запросто ковылял по отделению сам, без посторонней помощи, но когда приходили ребята, они всё равно брали каталку, перекладывали меня на неё и увозили. Больные в палате балдели, глядя на нас, мол, хохмят студенты, но нас не закладывали, хотя знали, где наш табор в этот раз.

В тот раз мы разбили табор в комнате, где делали обычно перед операциями клизмы больным. Комната была большая. В ней стояли кушетка, покрытая красной клеёнкой, старый столик для инструментария, ну а всё остальное, необходимое при посещении больного, ребята приносили с собой. И вот в самый разгар посещения, когда на меня уже практически никто не обращал внимания, а все говорили одновременно, у меня, как гром среди ясного неба, - хочу. И не просто хочу, а сиюминутно хочу. Каких же мне трудов стоило растолковать своим посетителям ситуацию. Я уже сказал, где у нас был расположен бивак, там был и унитаз под чехлом из той же красной клеенки. Что тут началось. Я на своей шкуре испытал, что ощущают женщины при родах. Говорят, что мои вопли были слышны в роддоме третьей горбольницы Кемерово. И тамошним роженицы говорили, мол, тройня, не меньше.

Ну а в самом отделении тоже услышали эти вопли. Прибежали и медсестры, и врачи. Но что они могли поделать? Процесс был в самом разгаре. Ребята потом мне сказали, что всё продолжалось минут пять-десять. Мне же это показалось вечностью. Да, не зря чревоугодие относится к смертным грехам человека. В отделении меня сразу же взяли в перевязочную на осмотр. Все было нормально, и врач на день раньше снял швы. Ребята ещё не ушли, и они всей толпой пошли просить выписать меня из отделения. Врач долго как бы сопротивлялся. Согласился при условии, что ребята будут приводить меня па перевязки в отделение ещё два-три дня. Но мне почему-то кажется, что выписали меня из отделения с удовольствием - уж больно неспокойный я был больной, меня постоянно разыскивали то на профессорский обход, то на перевязку, то другие студенты для сбора анамнеза - больница ведь была клиническая.

А ещё мне этот случай запомнился тем, что в последующем сыграл свою роль в смене моей специальности и уходе из хирургии в психиатрию. Но это, как говорит некто Каневский, совсем другая история.
Эссе 82. Манная каша

Не могу не поделиться с вами, дорогие читатели, ещё одним воспоминанием из студенческой жизни.

Я коротенько.
 
Фармакология - серьёзная наука, не знать её врачу просто недопустимо, и на кафедре фармакологии существовало правило: если студент на занятии получал двойку, он должен был её отработать, то есть ответить эту тему во внеучебное время. Нас с Женей Ромашовым угораздило как-то получить по паре. Я уже и тему сейчас не помню, да в общем-то и речь о другом. Мы с Евгением честно сидели и готовились в библиотеке в главном корпусе. Знали, что во время отработки преподаватели спрашивали и старый материал, вот мы и штудировали высшие разовые и высшие суточные дозы.

И тут в библиотеку зашёл Жора Чернобай - наш с Женькой друг и приятель. "Что, двоечники, зубрите?" - спросил он, услышав нашу с Женькой перепалку - я пытался доказать Евгению, что высшая разовая доза не может быть больше высшей суточной, ведь она же разовая, а то - су-точ-на-я! Женька сердился на меня, грозил "намылить" мне шею и вообще сожалел, что связался и со мной, и с отработкой. Жора - хороший парень, он был в авторитете у Жени. Жора сказал "брэк" и попросил спорить потише, а то нас выгонят из читального зала, и объяснил Женьке, что я прав, что высшая разовая доза может быть равна высшей суточной, но никак не больше. Евгений с Жорой согласился, что касается доз, но категорически был не согласен с тем, что я прав. Женя есть Женя!

Но когда Жора узнал, что отработки сегодня принимает Сапожков, он сообщил нам, что у нас есть шанс получить отработку, даже не отвечая по предмету. Оказывается, Сапожков перед приемом отработки предлагал всем, кто пришёл, рассказать ему анекдот. И если анекдот был для него новым, рассказчик получал отработку. Подобное не проходило ни на зачетах, ни на экзаменах, анекдоты он собирал только на отработках. Но не дай Бог, если анекдот для Сапожкова был с "бородой". Нам с Женей идея понравилась, и мы лихорадочно стали вспоминать анекдоты и рассказывать их. Вокруг нас уже собралась толпа человек из десяти, и сотрудница читального зала сделала нам даже замечание за громкий хохот. Мы выбирали анекдоты, с которыми можно идти на отработку. Всей этой большой компанией мы решили, что достойными будут два анекдота. Я сейчас их вам расскажу, но прошу не судить строго, ведь они были свежими больше сорока лет назад.

Итак, первый:
Ваня спрашивает у Маши в детском саду, горячая ли она женщина? "Горячая", - отвечает Маша. "А как ты узнала?" - "Сходила на горшок - и пар пошёл", - отвечает Маша.

И второй:
Мужчина в ресторане заказывает официанту: "Сто граммов водки и манной каши". Официант удивился и принёс. Мужчина выпил, закусил и просит повторить. Ему повторяют. Но когда мужчина третий раз попросил повторить, официант не выдержал и сказал: "Впервые вижу, чтобы пили водку и закусывали манной кашей". На что мужчина резонно ответил: "А не всё ли равно, чем блевать?!".
Выбирать анекдот я предложил Женьке. Он выбирать отказался и предложил жребий. Толпа вокруг это предложение поддержала, и Жора соорудил для нас жребий. Жене выпал анекдот с горшком, а мне с кашей. Приближалось время начала отработки, и мы пошли с Евгением, а остальные пожелали нам "ни пуха, ни пера".

На отработках всё было, как и обещал нам Жора. В аудитории нас, двоечников, было трое: мы с Женей и хороший парень, наш институтский танцор Муха (извините, имя не помню). Сапожков спросил, будет ли кто анекдот рассказывать, и сразу предложил подумать, потому что он будет "мучить" неудачника.

Мы с Женькой согласились, и я первым начал рассказывать. Хохотали все: и мы, двоечники, и Сапожков, который меня похвалил и предложил Евгению отличиться. Мы опять все хохотали, но паразит Сапожков испортил обедню. Он сказал, что Женька опоздал со своим анекдотом ровно на пару часов, что ему только что рассказали этот анекдот. "Кто?" - спросил Женька, и выражение лица у него говорило, что этому рассказчику не поздоровится и что самое малое - так это тот горшок ему будет одет на голову. Сапожков оказался кремень - он не сказал, кто ему рассказал тот анекдот, но настроение у него было хорошее, и он обвёл двойку и у Женьки в ведомости, и у Мухи тоже, чему тот был очень рад и благодарил нас за помощь. Мы не возражали, когда Муха угостил нас пивом в институтском буфете. И потом пошли искать Жору Чернобая, чтобы и его угостить пивом за хорошую весть о возможности сдачи отработки.
Эссе 83. Плов на Иссык-Куле

Иссык-Куль - это жемчужина не только Киргизии, но в былые времена и всего Советского Союза, а Чолпон-Ата - столица северного побережья этого прекрасного горного озера. И мне в студенческие годы довелось каждое лето по три-четыре недели проводить на этом озере.

Мои родители устраивали мне там отдых и реабилитацию по восстановлению сил после очередного учебного года. Со мной бывали и друзья, а мои родители помогали и им отдохнуть на Иссык-Куле. Приезжали Марик Голубков, Саша Сальмайер и Петя Козлов.

Сейчас я хочу вспомнить, как в 1971 году, летом, мы с Петром провели три незабываемые недели на Иссык-Куле. Я как раз в тот год вернулся во Фрунзе после армейских лагерных сборов. А Пётр закончил пятый курс Томского военфака и был на практике в танковой части в Атбашах, в пятидесяти километрах от Фрунзе - он специально взял практику там, чтобы сразу после нее приехать ко мне и вместе махнуть на Иссык-Куль.

Александра Михайловна (моя мама) организовала нам путевки в Чолпон-Ату, в хороший пансионат, на 21 день. Время на отдыхе летело невероятно быстро. Мы купались, загорали, рыбачили на чебочка. Это такая небольшая рыбка размером десять или пятнадцать сантиметров и очень вкусная в вяленом виде. А вялилась она пару дней всего. Мы каждый день ловили по ведру чебочка, на ночь солили его, а утром, промыв водой, на леске вывешивали на балкон - вялиться. У нас весь балкон был завешен рыбой.

Темнело на Иссык-Куле рано, вечера были длинными, и мы ходили на танцы и знакомились с девчонками... Пансионат, в котором мы отдыхали, был расположен на одном берегу залива, а на другом берегу был какой-то другой пансионат. Он утопал в зелени, и строения там были капитальные, из кирпича, красивые. Нас с Петькой, как магнитом, тянуло туда попасть. Мы были заинтригованы ещё и тем, что там был отличный пляж, и он был постоянно пустой.

Идти вокруг к воротам того пансионата нам было лень, и на десятый день примерно мы решили переплыть этот залив и посмотреть, что это за красавец-пансионат такой в Чолпон-Ате, где я ещё не был ни разу. Да, должен сказать, что у меня в то время были новые японские нейлоновые плавки, в облипочку, в форме шортиков, темно-синие с широким белым поясом и кармашком на молнии, мне все завидовали, а я воображал в них. В кармашке я носил специально приобретённые для этого железные рубли, штук пять. Поплыли мы. Без проблем переплыли тот залив и вышли на берег. Никого.

Прошли по прекрасной аллее метров пятьдесят, кругом розы невероятной красоты, и увидели магазинчик. Зашли туда - и обалдели: такого ассортимента мы вообще никогда с Петькой в советских магазинах не видели. И мы купили с ним... Вот что мы купили? Как вы думаете? Шесть пачек американских сигарет "Philip Morris". В такой ребристой коричневой пластмассовой пачке. Продавщица удивилась еще тогда: "Откуда вы, ребята?". Мы честно сказали, что с того берега приплыли и обратно сейчас поплывем за деньгами, ну, а уж потом вернемся и накупим всего... И попросили у неё чего-нибудь, чтобы привязать купленные сигареты к голове.

Она дала нам по широкому бинту. Ох и рожи были у нас, когда мы приплыли обратно с примотанными бинтом пачками сигарет на темени. Мы разделили сигареты по-братски, по три пачки на нос. Петька хитрец был: он сразу, не распечатывая, спрятал свои пачки, мол, на своем военфаке выпендриваться будет. А я, воображуля и хвастун, угощал на танцах девчонок "Philip Morris". Петьку я тоже угощал, хотя каждый раз пенял его этим, но Петя был без комплексов, он слушал мои возмущения, но брал сигареты у меня и спокойно курил.

Всё это было потом, а в тот день первого заплыва мы взяли все деньги, что у нас были, и поплыли опять. Зачем? Что мы хотели купить? Мы не думали и не знали. На этот раз, как только мы вышли на пляж, к нам подошли три бугая и предложили пройти с ними. Предложили так, что мы не смогли отказаться.

Мы с Петькой заочковали и почувствовали, что влипли куда-то, но ещё не понимали, куда. Нас привели в какое-то помещение, завели в разные комнаты и там беседовали, если можно так сказать, с нами. Скорее это был очень деликатный допрос. Не углубляясь в подробности, скажу, что длилось это больше двух часов, а под конец нам с Петькой сказали, что наше счастье - мы говорили всё одинаково, а главное, что в пансионате никого из отдыхающих не было и в этом году не ожидалось. Нам сказали, что это пансионат ЦК Компартии Киргизии, и отпустили.

Нам вручили наши с Петром документы (Как они оказались у них? Ведь мы их сдавали в своём пансионате при регистрации) и на машине доставили в наш пансионат. В тот день на танцы мы с Петей не пошли: обсуждали случившееся и пришли к выводу, что последствий оно для нас иметь не будет. Во всяком случае, нам очень хотелось на это надеяться. Так же путем длительных дедуктивных рассуждений мы пришли к выводу, что сдала нас охране продавщица. "Стукачка", - обозвали её мы.

А уже на следующий день мы с Петром были в центре внимания. К нам подходили и знакомые, и незнакомые люди и спрашивали про вчерашние наши приключения. Откуда они все это узнали? Мы понять вначале не могли, но потом выяснилось, что вчера, когда мы сидели с Петькой в номере и обсуждали случившееся, администрация пансионата провела собрание отдыхающих и сказала, что нехорошо так делать, как сделали мы с Петром, что нельзя плавать на режимные объекты. А что это за объекты режимные, отдыхающим не объяснили, чем вызвали у них нездоровый интерес к тому пансионату на другом берегу залива. Мы с Петькой не администрация, мы с удовольствием и массой подробностей, которые были и которых не было и в помине, рассказывали о том, как мы плавали и что там видели. Но о том, как мы плавали второй раз, мы молчали и никому ничего не говорили. А сигареты американские, которыми я угощал некоторых, были подтверждением правдивости наших слов. В общем, до конца заезда нам была обеспечена небывалая популярность как среди отдыхающих, так и среди сотрудников пансионата.

И мы с Петром не преминули ею воспользоваться. Дня за три или четыре до отъезда мы решили приготовить плов на берегу Иссык-Куля. А спровоцировал нас на плов таджик Эргаш из соседнего номера. Он похвастался нам, что привез с собой набор специй для плова, и зеру, и барбарис, и даже у него был с собой мешочек риса сорта "Девзера".

Он и помощь свою в приготовлении плова предложил и перечислил, что нам еще для блюда потребуется. За бараниной мы отправились вместе с Эргашем на рынок Чолпон-Аты,  Эргаш выбрал прекрасный кусок баранины и еще взял курдюк бараний. Все остальное мы надеялись получить на пищеблоке – зря, что ли, мы были популярны. И мы взяли на пищеблоке казан, кумган, белый лук, морковь, соль, мутовку и другую посуду. Процесс приготовления плова из баранины занимает где-то два часа, и часов в пять вечера мы начали разбивать бивак на берегу, рядом с пляжем. Мы с Эргашем шинковали лук и морковь, а Петя носил дрова и готовил их для костра. Откуда-то с хоздвора принес четыре шлакоблока, из которых мы и соорудили очаг. Вокруг нас стали собираться зрители. Были чересчур любопытные, и они лезли к нам. Таких пришлось оттеснять чуть ли не силой, и мы начертили вокруг себя круг, за который добровольные помощники никого больше не пускали. Процесс шел своим чередом: зрители давали нам советы, мы посылали их вместе с советами...

Всё было весело и красиво. Нет, не могу, опишу весь процесс приготовления плова, ведь это как поэма. Итак, разожгли костер и, налив в казан воду, начали ее выпаривать, тем самым разогревая до нужной температуры сам казан. Вода в казане закипела, и ее мутовкой выплеснули, дали испариться остаткам воды; и первым в казан пошел нарезанный кубиками курдюк. Он громко шкварчал, потрескивал, и из него вытапливался желтоватый бараний жир. Жир раскалялся, и от него стал подниматься беловатый дымок, в этот момент Эргаш бросил в жир очищенную, но не нашинкованную луковицу и объяснил нам, что она заберет горечь, если та появится при нагревании жира. Луковица в раскаленном жиру аж подпрыгивала и почернела сверху. Эргаш удалил ее из казана, и наступила очередь шинкованного лука, его сразу весь вывалили в жир и, постоянно помешивая мутовкой, стали жарить. Вот здесь нельзя проглядеть, лук не должен подгореть, он должен стать прозрачным. Добившись этого, в казан отправляем морковь, нарезанную кружочками. Морковь должна обжариваться до появления золотисто-желтого цвета, и она тоже постоянно помешивается. И вот наступила очередь баранины. Ее нарезали крупными кусками, обязательно с косточкой и тоже отправили в раскаленный жир. Ароматы вокруг стали невероятно вкусными. Публика прибывала и, как говорит один из современных юмористов, неистовствовала. Между зрителями уже начала образовываться очередь за готовым пловом. Нас и не спрашивали даже. Несколько мужиков побежали в магазин и через полчаса принесли ящик "Муската фиолетового" (было в те времена в Киргизии такое превосходное вино шестнадцати градусов крепости и невероятно приятных вкусовых качеств). Баранина в казане побелела, значит, белки в верхнем слое коагулировались и можно быть уверенным, что мясо будет сочным и вкусным. Огонь под казаном уменьшили до предела. В это время в него влили воду аккуратно, чтобы не брызгала, посолили (плов солят два раза: первый, когда варят зирвак (что мы и делали), и 2-й, когда заливают водой рис) и высыпали пловную смесь приправ. После этого зирвак час медленно кипел и выкипал постепенно, становился все гуще и гуще. А запахи вокруг становились все насыщеннее и насыщеннее. Часть зрителей не выдержала пытки запахами и ушла, ругая нас на чём свет стоит. Более стойкая часть осталась и уже приканчивала половину ящика муската, им уже было хорошо. И вот наступил момент, когда нужно опускать в казан крупу, а рис все это время стоял замоченный в крутосоленой воде. Про рис нужно сказать особо: рис нужно как можно меньше трогать руками, чтобы не повредить поверхностную пленку на нем и не дать клейковине выйти из риса. Ну и вот, зирвак готов, и поверх него слоем выкладывают рис и заливают водой примерно на два пальца над рисом. Второй раз солят. Под казаном делают большой огонь, чтобы в казане началось бурное кипение, и постоянно мутовкой откидывают рис от стенок казана в центр.

Вода быстро выкипает. Пошлепывая мутовкой по рису сверху, на слух определяют, когда нужно рис накрывать. Звук при пошлепывании не должен быть хлюпающим. И вот тогда быстро убирают большой огонь, под казаном оставляют только угли. Рис протыкают специально приготовленным ивовым прутиком в нескольких местах, чтобы образовались каналы для выхода пара; посыпают рис зарой и барбарисом и вдавливают в рис несколько головок не разделенного на дольки чеснока, а осенью, когда есть айва, и ее вместе с чесноком в рис погружают. И накрывают рис блюдом, а казан закрывают крышкой на полчаса. Когда мы это объявили, несколько женщин убежали в свой номер и принесли гору винограда и бутылку коньяка, а мы стали заваривать зелёный чай N 95 в кумгане. Напряжение среди зрителей выросло до предела, и, чтобы предотвратить бунт, мы предложили следующий порядок: мы, как главные действующие лица, накладываем себе по большой касе плова, а остальной плов выкладываем на общее блюдо и угощаем всех наших зрителей. Предложение было принято с овациями. А когда Эргаш достал из риса мясо, перерезал его всё на мелкие кусочки и перемешал с пловом, положил нам троим по касе плова, а остальной плов выложил красивой горой на столовском подносе, украсив все головками чеснока, распаренного в плове, и с красивым восточным поклоном поставил перед зрителями, раздалось громовое "ура-а-а-а!" на всё побережье. Кто-то принес заранее фотоаппарат, и с тем блюдом начали фотографироваться. Про нас на время забыли, и мы спокойно поели изумительный по вкусу плов, запивая его зелёным чаем. Наконец-то публика вспомнила, для чего плов, и начала есть. Ложки было всего три у нас, но это не стало проблемой: ели руками, да так быстро, что минут через пятнадцать от плова остались лишь воспоминания. И тут вспомнили про коньяк и мускат. Женщины, которые принесли его, потребовали, чтобы коньяк отдали нам и чтоб мы выпили его потом в своем номере, а сейчас все стали пить мускат и есть виноград. Веселье разгоралось, и все пошли на пирс купаться, хоть ночные купания и были запрещены, о чём гласил плакат на пирсе.

Через несколько дней, когда мы уезжали, мой паспорт и военный билет Петра нам отдал сам директор пансионата, пожилой мужчина. Он пожелал нам удачи и сказал, что хоть отдохнет от нас. А что мы ему сделали плохого?
Эссе 84. Бес авантюризма
Как же хочется студенту отличиться, проявить себя, показать, что он не хуже, а в чем-то, может быть, и лучше других! Нормальное чувство. А не будь его, были бы красные дипломы? Мне кажется, нет. Дерзали, дерзают и дерзать будут студенты всех вузов. Вот и Татьяна Крылова была спокойной, выдержанной и рассудительной студенткой. Но сама, наверное, не знала, что в ней сидит бес авантюризма. И вот однажды этот бес проявил свою сущность. Ситуация, в общем-то, не предвещала ничего плохого, а что плохое может случиться на занятиях по физиологии, да ещё и у такого прекрасного преподавателя, как Нина Алексеевна Барбараш?

И пусть в то время Нина Алексеевна была ещё простым ассистентом, но студенты её любили. Любила её и Таня Крылова вместе со своим бесом авантюризма. А иначе чем объяснить, что, когда на занятии двух групп (5-й и 6-й)  Барбараш спросила у студентов, кто из них боится электрического тока, бес толкнул Татьяну в бок, и она против своей воли созналась, что очень сильно боится. Её отправили за дверь, чтоб она не знала сути опыта, а оставшимся студентам Нина Алексеевна рассказала, что они будут делать и каких результатов им нужно ждать.

Но они не учли, что это не Татьяна решила участвовать в опыте, а бес её толкнул на это. И пока они там обсуждали, "что и как", Таню уже начало потряхивать: что делать - бес толкнул её на это и исчез, а она осталась наедине со своим страхом. Когда её пригласили в аудиторию, она уже плакала, тихо, беззвучно. Ну а когда стали "дёргать" током, то плач стал усиливаться. Таня ничего не могла с собой поделать, всхлипывания были всё громче и громче. Уже никто не пропускал через неё ток, а она рыдала. Слёзы и сопли ручьём, как у дитя малого. Какой там опыт, все кинулись успокаивать Татьяну. А у неё не оказалось с собой даже приличного платочка, и она утиралась какими-то кусочками марли, от этого ей было ещё обидней, и она ревела во весь голос. Татьяну отправили с занятий домой.

Оставшиеся знали условия опыта и не могли участвовать, так что занятие было практически сорвано. Но вот за что любили студенты Барбараш Нину Алексеевну, так это за то, что она отработку 5-й и 6-й группам не поставила. А Татьяна, придя домой, поклялась себе, что больше никаким бесам поддаваться не будет и высовываться из общей массы тоже не будет.

Это был хороший опыт для неё.
Эссе 85. Костя и Женя

Все студенты знают, что во время экзаменов нельзя наступать на крышки люков, категорически нельзя. Знал это и Костя Ромашов, когда старший брат Евгений вёл его на первый вступительный экзамен по химии. Вот именно вёл. Женя уже закончил первый курс Кемеровского мединститута, он уже бывалый, и вообще он старше Кости на тринадцать лет и пять дней, и Косте приходилось с этим считаться. Дело в том, что, когда Костя приехал из солнечного Кыргызстана, Кемерово его встретило дождем и холодом, а ещё в Кемерово вода была настолько хлорирована, что даже от супа был запах хлора. Косте, выросшему на воде из-под ледников, это просто воротило душу. И Костя втайне решил, что завалит вступительные экзамены в Кемерово, вернётся домой в родной Кант, отслужит в армии и поступит в мединститут, но во Фрунзе. Вслух Костя об этом не говорил, но Женя был проницательным и, тоже не спрашивая Костю ни о чем, закрывал его на ключ в съёмном доме, чтобы тот готовился к экзаменам, а на сам экзамен вёл практически за руку. Первый - химия. От улицы Герцена доехали на трамвае до ДК и пошли в институт. Костя сразу пытался бузить, мол, ещё остановку можем проехать, но Женя сказал - и спорить было бесполезно. Даже по пути в институт Женя сам экзаменовал Костю, задавая ему различные каверзные вопросы типа химической формулы воды или азотистой кислоты. Шли они по 40 лет Октября по аллее, а впереди, метрах в пятнадцати от них, ковыляла старушка с кошёлками.

Братья шли, болтали про химию и видят, что старушка исчезла. Только что была - и нет её. Как сквозь землю провалилась. Ещё за секунду Женя сказал, что надо бы помочь старушенции, а её уже и нет. Ребята, не сговариваясь, рванули вперед.

«Я так и думал - люк открытый», - почему-то Костю стал ругать Женька, как будто это он оставил его открытым, так как крышка люка лежала рядом. Наверное, рабочие открыли люк и пошли в магазин на Севастопольской, что в двух шагах. Все это Женька высказывал Косте. А бабулька из колодца: «Поможите... Поможите...». На что Евгений был сильный и жилистый, но им с Костей пришлось повозиться, пока вытянули старушку из колодца. А Косте пришлось ещё лезть в колодец и доставать продукты, которые выпали из авоськи. Бабулька была на удивление цела и невредима. Она только поквакивала: «Как же так? Что же это такое?» А ребята рванули на экзамен. Костя получил пятёрку, и Женя не преминул ему сказать, что помочь кому-нибудь перед экзаменом - это хорошая примета.
Эссе 86. Так была ли любовь?

Вот у меня у самого был случай...
Как я уже писал раньше, школу я заканчивал в Кедровке. Случай, о котором я хочу поведать вам, произошел в конце весны - начале лета 1966 года. Мы заканчивали десятый класс. Настроение прекрасное, а как же иначе? Наконец-то мы уйдём из этой ненавистной, как нам казалось, школы, от этих зануд-учителей. Мы уже взрослые. Скоро выпускные экзамены. И надо же такому случиться, влюбился я в одноклассницу Таню Чубарову. Надо готовиться к экзаменам, а у меня зуд в одном месте и ноги сами несли меня из дома к Татьяне. Ей тоже нужно было готовиться, но и она с удовольствием убегала из дому. А в центре посёлка, как раз напротив нашей школы и между стадионом и жилыми домами, была огромная поляна в несколько гектаров с небольшим пролеском.

И вот там мы любили гулять - и вроде в центре, и вроде в лесочке небольшом, скрытые от посторонних глаз. Каждый вечер по несколько часов мы накручивали километры прогулок или сидели на брёвнышках в укромных уголках. И вот в день последнего звонка у нас с Татьяной было очередное свидание, и мы договорились, что пойдём и погуляем по той поляне. Мне трудно сейчас сказать, о чём мы говорили часами. Мы не молчали, мы болтали без умолку, часто спорили, что-то доказывали друг другу. Да, наше общение было активным и, наверное, интересным нам обоим, раз мы к нему стремились.

В условленное время я уже вертелся возле водонапорной башни, рядом с которой жила Таня. Она никогда не опаздывала на свидания и не приходила раньше - это я был непоседой и приходил минут за тридцать. В то время не было мобильников, а то бы я замучил Татьяну звонками и СМСками за эти тридцать минут. Мобильников не было, но рядом с башней жил Лёша Боричев, тоже мой одноклассник. Так вот я регулярно заходил к нему и просил разрешения позвонить. Татьяна ругала меня, что я мешаю ей собираться и сам задерживаю её, но трубку никогда не бросала. Наконец Татьяна вышла из дома, и мы пошли на наш любимый маршрут. Я что-то очень интересное рассказывал Тане. Громко говорил, жестикулировал, а она шла рядом и регулярно поддакивала мне. И вдруг я понимаю, что уже давно не слышу Татьяны с её «Да» или «Не может быть». Тишина. Я оборачиваюсь, а рядом и вообще вокруг никого нет. Я стал звать Таню. Тишина. И я пошёл в обратную сторону, назад и метров через двадцать-тридцать увидел следующую картину: буквально на тропинке из земли была видна Татьяна до уровня бюста. Она наступила на приоткрытый люк и провалилась в колодец, но растопырила руки и на них держалась.

А крышка люка встала вертикально посредине отверстия, и Татьяна спиной опиралась на неё. Колодец, на счастье, оказался неглубоким - Таня стояла на каком-то огромном вентиле. Но самостоятельно выбраться не могла. Сзади ей мешала крышка люка, а ноги регулярно соскальзывали с того вентиля. Она молчала. Не плакала, а просто молчала. Я подбежал к ней, подхватил под руки и стал поднимать, и тут вдруг Таня закричала на меня: «Подлец, бросил меня одну...» - и решила дать мне пощёчину. Зря. Я ведь её держал под руки, а у неё руки были разведены в стороны, я уже наполовину поднял её. И тут она решила устроить мне мордобой, подняла правую руку для удара и съехала назад в колодец. А меня разобрал вдруг смех. Я спрашивал её, почему она молчала и не звала меня сразу, а она ругала меня без остановки. Я делал попытку поднять её, но от смеха руки слабели, и я вновь опускал её в колодец. Бедная Татьяна, она думала, что я над ней издеваюсь. С горем пополам я вызволил её из колодца, и она, опять назвав меня подлецом, бросилась бегом домой. От стресса, наверное, она бежала так быстро, что я не мог её догнать. Я кричал ей вслед: «Таня, прости, я не виноват...». Но куда там, от моих слов она только быстрее бежала. На телефонные звонки Татьяна не отвечала - она брала трубку, но, услышав мой голос, бросала ее. Я пытался подкараулить её возле той водонапорной башни, но она, увидев меня, сразу поворачивалась и шла домой.

Мы с Лёшей Боричевым решали, что же мне делать, но не придумали ничего. И со злости пошли и разбили все окна нашей училке по истории. Молодая одинокая женщина истерила от одиночества и срывалась регулярно на уроках. Мы её не любили всем классом. Вот, дождавшись полуночи или даже часа ночи, мы с Лёшей палками разбили ей окна и в кухне, и в комнате. Идиоты. Женщина жила в однокомнатной квартире на первом этаже. Да, любовь делает чудеса, кого-то окрыляет, а кого-то отупляет. Лёшу Боричева я не имею в виду. Потом были выпускные экзамены, а после них Татьяна ушла гулять с Вадиком Смоленко, и мне это было вроде как всё равно. Так была ли любовь?
Эссе 87. Спекуляция - это бизнес или нет?

Некоторые мои знакомые удивляются, как это я решился оставить врачебную деятельность и ушёл в бизнес. Володя Файнзильберг говорит, что из психиатрии не уходят, что психиатрия - это диагноз и на всю жизнь. Ну вот, а я ушёл из психиатрии в предпринимательство, в бизнес. Причём в довольно специфический. Полиграфия, или по-другому печатное дело, - это то, с чего я начинал бизнес после ухода из медицины, конечно же, специфический бизнес. Но это было в "лихие девяностые", а если вспоминать тщательнее, то оказывается, что бизнесом я начал заниматься ещё в студенческие годы. Разумеется, тогда слова "бизнес" не было вообще в обиходе, а любые коммерческие начинания советских граждан назывались незатейливо спекуляцией. В Уголовном кодексе СССР была соответствующая статья с кучей пунктов и подпунктов, где было сказано подробнейшим образом, за что и сколько. И счастье, что я тогда не попал в поле зрения вездесущей ГеБни и чуть менее, но тоже вездесущего ОБХСС.

Да, я занимался спекуляцией! И скажу честно, что мне совсем не стыдно, скорее наоборот. Я хотел жить чуть лучше, я не хотел считать копейки в конце месяца или перед стипендией. Я уже тогда понял, что деньги дают свободу выбора. Ну а когда я втянулся в коммерцию, или спекуляцию по советской терминологии, я понял, что это еще и тяжкий труд. Сейчас расскажу вам о своих коммерческих начинаниях, а вы судите сами и делайте заключение, легко ли это.

Как-то я летел на каникулы во Фрунзе через Алма-Ату и услышал разговор двух человек в алма-атинском аэропорту о том, что один из них вёз в Караганду из Алма-Аты ведро вишни и что купил он его за три рубля, а в Караганде вишня стоит пять рублей килограмм.

Меня сразу поразила разница в цене на вишню в тех двух городах. А когда я приехал к родителям во Фрунзе и попал на фрунзенский рынок, то увидел, что вишня стоит и того меньше, чем в Алма-Ате. Самая лучшая вишня была по два с полтиной ведро. Решение созрело моментально. Но ещё один вопрос мучил меня: сколько же стоит на самом деле вишня в Караганде. Я тогда даже не подозревал, что стал решать маркетинговые вопросы. Благо в аэропорту Фрунзе был самолёт до Караганды, и я поехал к прилетающему рейсу, чтоб поговорить с прибывшими. Покупку вишни в одном городе и продажу её в другом советская власть назвала одним словом - "спекуляция". А сколько за этим коротким словом стояло всего разного, мне, окончившему в то время третий курс мединститута, и не снилось. Но я решил пройти этот путь от начала до конца. И я его прошёл. Платить откаты пришлось всем, с кем я соприкасался: таксистам, кассирам в авиакассах, грузчикам в аэропортах, и там, и там, на рынке за место, участковому в Караганде (уже тогда менты занимались крышеванием, причём они откат брали и деньгами, и вишней).

Караганда - в те времена шахтёрский город, и сто ведер вишни уходили на рынке за один торговый день. Было очень тяжело все организовать, состыковать, проконтролировать, но это было и выгодно - доход не только покрывал все немалые расходы, но и приносил хорошую прибыль. Период созревания вишни не очень большой, и я успевал сделать только две или три поездки в сезон. Но и этого мне хватало за глаза. Вот как на духу я вам рассказал, как боролся с нерасторопностью власти в снабжении фруктами шахтеров. Ведь это так и было в действительности.



А еще я пытался бороться с нерасторопностью советской власти в обеспечении кемеровских студенток мединститута модными в то время клипсами в виде ромашек, васильков или розочек. Да сейчас и не помню, какие они были. Помню четко, что во Фрунзе я брал сотню по полтиннику и сотню по семьдесят копеек за штуку. Чем они отличались, тоже не помню. Ильгам Гасанов забирал у меня оптом все сразу и платил мне за те, что по полтиннику были, по рупь с полтиной, за те, что по семьдесят копеек, - по два рубля и за портфель четвертную - брал я его во Фрунзе за двенадцать рублей. Да, чуть не забыл, привозил я с собой после каникул и пару-тройку мохеровых шарфов, мужских и женских.

А на барахолке, что была за Искитимкой, мы регулярно встречались с Сашей Краковским. Он почему-то "специализировался" на меховых шапках. Ох, помню одна у него была из нерпы шикарная, но брать у знакомых нельзя. Вот о чём думал советский Госснаб, распределяя товары, и как он их распределял, если в Средней Азии никто не брал мохеровые шарфы, а в Сибири за женский шарф давали до 200 полновесных советских рублей? Да ни о чем он не думал - вот и находится вместе с самой советской властью и с их Уголовным кодексом там, где и находится.

Так что это было: спекуляция или бизнес? А как вы думаете?
Эссе 88. “Горький” сахар

По-разному проявлялась реакция психики студентов на факт нахождения на сборах, и столовая была одним из мест её проявления. Возникали мелочные разборки, когда "мало" в миску наливали супа, когда кусок мяса в супе был маленький или вместо мяса был так называемый лён (это такое сухожилие у коров вдоль позвоночника). Честно скажу, что за своим столом я попросил разводящего (разливающего первое, делящего мясо, делящего второе), чтобы мне в первое мясо не клали вообще, разве что этот лён, от которого всё равно все отказывались. И за нашим столом эти разборки прекратились. Не подумайте, что я вегетарианец, просто противно было слушать нытье и скуление "обделённого". И, что характерно, нытик брал тот кусочек мяса, от которого я отказался. Нет, наверное, я не буду называть его фамилию - тот случай не имел огласки на всю роту и купирован он был тоже в пределах нашего стола.
Но вот случай со скандалом по поводу кусочка сахара.
Он был и чуть не закончился жалобой заведующему кафедрой полковнику Фёдорову. Процесс кормления студентов происходит так: дежурные по столовой ставят на стол отделения на десять человек кастрюлю с первым, кастрюлю со вторым, чайник с чаем и в миске тридцать кусочков сахара, по три кусочка на брата. В тот злополучный день всё шло в обычном порядке: съели первое, разложили по мискам второе, а некоторые припивали второе сладким чаем, они сразу же наливали себе в кружку чай, брали свои три кусочка сахара и бросали их в кружку. И вот тут в размеренное бряканье ложек и чавканье вплелся нудно-жалостливый и даже можно сказать плачущий голос Филькова: "Ну сколько можно? Ну раз, два, но каждый день воруют сахар. Всё, пойду к Фёдорову жаловаться". И тут встал Феликс Ан, крупный, серьёзный и симпатичный парень корейской наружности из Ташкента. Феликс вообще-то парень спокойный, но тут он взял три свои кусочка сахара, подошел и швырнул их Филькову: "На, подавись. Только не ной и не канючь на всю роту". И опять, внимание, Фильков взял тот сахар и положил себе в кружку, будто бы это Феликс украл его сахар и вернул неожиданно ему. После этого инцидента и сахар больше никто не брал чужой.

Конечно, заканчивать эссе на минорной ноте не принято, но я вынужден высказаться. Пять лет до этого мы ходили вместе на лекции, с кем-то в рестораны, с кем-то приятельствовали, но и предположить не могли, что кто-то из нас громко и мерзко чавкает, кто-то начнет ныть и канючить из-за размера кусочка мяса в супе (оно всё равно было там символически), а кто-то поднимет вой из-за кусочка сахара.

Ну и тем более мы не могли предположить, что среди нас есть такой, кто сможет взять чужой кусок сахара и, не подавившись, проглотить его, а потом не иметь смелости признаться. На зоне подобное поведение называют очень образно "крысятничество", и за это уличенного в крысятничестве однозначно "опускают". Жестокий и безжалостный принцип, но он делал свое дело - там крысятничество было нонсенсом.

Вот как на духу скажу, что я мог бы брать чей-то сахар и прятать его, чтобы потом отдать, ну, к примеру, у того же Аркашки Бляхера или у Марика Голубкова, скорее у Марика, он понимал всегда юмор и сам юморил с удовольствием. Но у меня не было такой возможности и права после случая с мясом, и к тому же я не пил и не пью сейчас чай с сахаром. А на сборах мой сахар ребята делили по очереди.
Эссе 89. Портянки

"Как аукнется - так и откликнется". Или по-другому: "Какой голос подашь вначале, такой за тобой и закрепится". Народная мудрость, она ведь годами, столетиями выкристаллизовывалась, но одни ею пользуются, а другие о ней и не слышали. А может быть, и слышали, но считают, что это не про них и не для них. И, как следствие, возникают различные коллизии, не очень приятные как раз для них.
Вернусь к Вадику Почекутову и армейским сборам после пятого курса института. Вообще-то, Вадик всегда по жизни был несколько аморфным. Но когда он находился в институте в своей группе, то эта аморфность у небольшого количества людей не вызывала особого внимания и желания как-то сыграть на ней. А вот когда Вадик попал на сборы, где его окружение составляли более сотни озлобленных парней, нет, не явно озлобленных, а подсознательно, ведь им ограничили свободу, заставив их носить военную форму, поместив их в ограниченное забором пространство, Вадик стал ещё более аморфным и где-то даже безвольным. Он полностью подчинился ситуации и той агрессивной мужской студенческой среде и плыл, как по волнам, по принципу: "куда вынесет". Ну а та упомянутая мною агрессивная среда тут как тут и стала забавляться и развлекаться, как может. И вот вам пример: по программе сборов отцы-командиры запланировали ночной марш-бросок на пять или десять километров.

Я точно уже и не помню, так как сам-то я в нем не участвовал, но в числе нескольких знал о нем и предупредил, кого считал нужным. Ну а кто будет предупреждать Вадика? Конечно же, никто его не предупреждал. Но ещё с вечера, после того как Вадик заснул, ему поменяли местами портянку и полотенце. Сделал это тот представитель агрессивной среды, который знал о предстоящем ночном марш-броске. Ну кто в суматохе в чём разбирается? Буквально автоматически выполняет все действия, душа-то спит ещё. Вот и наш Вадик после сигнала подъёма машинально намотал на ногу вместо портянки полотенце, а портянку повесил на шею и бегом к умывальникам поплёлся. А портянки у Вадика, надо сказать, источали "аромат" совсем не Chanel №  5 и не GIO. Вадик ничего не замечал и не чувствовал. Он умывался. Вокруг собралась толпа, не уходили и ждали финала даже те, кто уже умылся - сарафанное радио сработало, и все знали, что будет хохма с Вадиком. И хохма состоялась: Вадик умылся и начал вытирать лицо портянкой, видно, почувствовал специфический запах пота ног и стал внимательно рассматривать то, чем он только что вытирал лицо. Взрыв хохота был такой, что в деревне Плотниково залаяли собаки во дворах, а в умывальник прибежали даже офицеры, чтобы узнать о причине, ведь на дворе была ночь. На Вадика жалко было смотреть. Он стоял обиженный, только и сказал: "Гады".

Над Бадри Липартия тоже потешались за его горячность, но в то же время и уважали эту горячность, поэтому вряд ли кто-то устроил бы ему подобную шутку.
Эссе 90. Зимняя сессия

Это же надо такому было случиться, причем именно в Кемеровском государственном (а тогда других и не было) медицинском институте. Ну нигде не случалось, а в Кемерово произошло: сразу два преподавателя Голубева на один институт. Никто бы этого и не заметил, не обратил внимания. Ну, подумаешь, на кафедре философии работает Голубев Борис Фёдорович, а на кафедре гистологии Голубев Игорь Викторович. Но вот незадача - оба Голубева были любителями спиртного. Борис Фёдорович уже давно не работает, а вот Игорь Викторович на кафедре гистологии трудится. Как передался опыт Бориса Фёдоровича Игорю Викторовичу по использованию графина с водкой на экзаменах, остается загадкой. Вот если эту идею старшему Голубеву-философу подбросили мы, студенты лечфака 1972 года выпуска, то Голубев -гистолог подхватил налету эту идею из ослабевших рук философа и понёс её, понёс. Говорят, что нёс он её достойно. И говорят студенты разных годов выпуска и различных факультетов.

Википедия говорит, что гистология - раздел биологии, изучающий строение тканей живых организмов. Обычно это делается рассечением тканей на тонкие слои и с помощью микротома. В отличие от анатомии, гистология изучает строение организма на тканевом уровне.

Лена Сохарева училась на педиатрическом факультете уже на третьем курсе. И вот зимняя сессия, которая, смешно сказать, и состояла-то всего из одного экзамена. Сдал - и две недели ни забот, ни хлопот - каникулы. Училась Лена неплохо, да что там говорить, хорошо училась. Память прекрасная, все предметы давались ей легко, без напряга. Но то теория, а при изучении таких предметов, как гистология, преподаватели заставляли студентов рисовать срезы ткани различных органов человека. У кого-то есть способности к рисованию, а у кого-то их нет. Так что делать этим - вторым? Не бросать же любимый вуз из-за этого. И как можно ставить на одну чашу весов стремление к врачеванию и умение рисовать? Но студенты - это же суперизобретательный народ, и этот кошмарный вопрос, неумение рисовать, решался. По-разному, но решался. Кто-то просил друзей нарисовать им, кто-то копировал. Лена никого не просила, рисовала сама, как могла. А могла она плохо. Ведь надо в микроскоп посмотреть, потом, что увидел, нарисовать. И вот это-то и не получалось никак. В микроскопе ей всё казалось фиолетовым, и она не могла отличить ядро клетки от протоплазмы. Что делать? Бывает и так. Может, и не стоило бы уделять этому большое внимание, но альбом с рисунками, подписанный преподавателем, который вёл гистологию, нужно было брать с собой на экзамен.

Гистологию у группы, в которой училась Лена Сохарева, вела молодая, если не сказать молоденькая, ассистент кафедры Павлова Тамара Григорьевна. В общем-то, неплохой преподаватель, но чем-то Лена ей не нравилась. Не подписывала она Ленин альбом и всё тут. Какие только причины этого ни предполагала Лена. И то, что Павлова хочет выслужиться, и то, что она на самом деле честно не подписывает альбом, потому что он плохой.

Будущий муж Лены, так тот однозначно сказал: "Посмотри на себя в зеркало и посмотри на неё! Да ведь она тебя банально ревнует!". И ведь, возможно, в этом и была сермяжная, она же посконная, правда! Но так или иначе, а завтра экзамен, альбом не подписан, и Лена решается на отчаянный шаг. Она тогда ещё не полностью понимала глубины той пропасти, в которую могла запросто улететь. И её счастье, что это был её единственный поступок такого рода. Лена подделала подпись Павловой Тамары Григорьевны в альбоме. Получилось один к одному. И спокойно пошла на экзамен по гистологии.

Экзамен у группы Лены принимал доцент Голубев Игорь Викторович. Всё было как обычно: графин на столе и уже початый. И соответственно настроение Голубева отличное. Тем более что билет Елене достался лёгкий, а всегда, когда знаешь, билет бывает лёгкий, вот такая странная закономерность прослеживается. Лена отвечала не просто хорошо, а красиво. Это видно было по лицу Голубева, он даже улыбался. Все-таки великая вещь - графин у экзаменатора. Ни разу не перебив её во время её ответа, Игорь Викторович поблагодарил Лену и в зачётке вывел "отлично". И что вдруг на него нашло - он просит Лену дать ему её альбом. Лена никогда не понимала выражение "сердце ушло в пятки", а тут она ощутила это состояние на себе. Какая-то противная слабость во всём теле. Лена трясущимися руками подает Голубеву альбом и, не отрываясь, смотрит на него. Тот с улыбкой, явно в своих мыслях, открывает альбом, и Лена с ужасом замечает, что Голубев начинает трезветь прямо на глазах. А может, это просто показалось Елене от страха. Внимательно рассмотрев альбом, Голубев заявил: "Я забираю у тебя альбом. Не понимаю, как такое можно было подписать. Что же делать, буду учить молодых преподавателей уму-разуму".
На неслушающихся ватных ногах Лена вышла из экзаменационной. Её окружили студенты с традиционным: "Ну как?" Все были крайне удивлены, когда она ответила, что "отлично". Вид у неё был такой, будто она получила двойку с двумя минусами -это самое большее.

Для всех студентов каникулы были в радость, а Лена все две недели дрожала и ждала - вызовут или не вызовут на расправу в деканат. Но время шло. Каникулы закончились, начался весенний семестр. Никто никуда Лену не вызывал, а её альбом сгинул на кафедре гистологии. Уже сейчас, много лет спустя, иногда ей приходят в голову мысли: "Какая же я дурочка была!" . И ей самой трудно понять, почему дурочка. Потому, что подделала подпись, или потому, что дрожала напрасно.
Эссе 91. Билет № 13

Я удивлялся всегда, как это Аркашка, наш комсорг, умудрялся выкрутиться из любой ситуации. У него никогда никаких проблем в институте не было. А если и были, то он их так скрывал, что никто и не знал о них. Это же так здорово! Вот Костя Ромашов тоже был комсоргом своей группы на стомфаке, так его угораздило вляпаться в историю. И просто чудо, что он из неё выкрутился, и не просто выкрутился, а практически без последствий. Последствия могли быть в те времена, правда, не как в тридцать седьмом, но тоже несладкими.

А дело было так.
Уж что-что, а держать в узде или на крючке в КПСС умели. Может, работать они не умели, да и не хотели, а унизить, размазать по стенке нижестоящего - это святое дело. И вот эту возможность, наверное, они и называли работой. И что для этого только не придумывалось! Точнее сказать, не было придумано ранее. Ведь те коммунисты пользовались опытом их предшественников, которые расстарались и опыт оставили богатейший. Это и стукачество, и доносы на сослуживцев и товарищей по работе и по партии, и различные конференции, и отчеты на разных уровнях. Это обязательно. Необходимо было не только размазать и унизить нижестоящего, но и ему дать возможность такую же, чтоб и он мог поступить так же со своими сотоварищами. Комсоргов студенческих групп имели возможность клевать и комсорги курсов, и комсорги факультетов, так мало того, и парткомы тоже хотели потешиться и устраивали заседания, на которых заслушивали отчеты о проделанной комсомольской работе несчастных комсоргов групп.

А что те могли сделать, какую работу провести? И вот Константин Ромашов тоже попался. Это у него был первый отчёт, и он робел. Так и не мудрено - собрались профессора, заведующие кафедрами и прочая партийная братия. Костя начал, как того и требовал в те времена регламент, бойко: "На последнем съезде КПСС генеральный секретарь Брежнев сказал...". И тут раздается громкое: "Стоп!", грозно так. Кругом тишина, а с места встает член политбюро института, заведующий кафедрой ортопедической стоматологии Миргазизов Марсель Закеевич. Вот он, случай лизнуть, пусть и не напрямую, а через протокол, а протоколы проверялись уже вышестоящими, ну как он мог упустить этот случай, и он его не упустил.

"Для всех нас, товарищи, это величайшая личность современности, уважаемый, трижды (на тот момент) Герой Советского Союза, Генеральный секретарь КПСС Леонид Ильич Брежнев. А для этого сопляка просто Брежнев. Ведь ты сказал Брежнев?" - это уже к Косте. А тот впал в ступор. Стоит и молчит, а в голове идиотский анекдот вертится про то, как чукчу в КПСС принимали. Показывают чукче на портрет Л.И. Брежнева и спрашивают: "Кто это?" Чукча: "Однако, начальник". Партбюро: "Какой начальник?" Чукча: "Однако, начальник лагеря". Партбюро: "Какого лагеря?" Чукча: "Однако, социалистического!" И вот с этими мыслями про начальника лагеря и про чукчу бедный Костя выслушивал, какой он балбес и сомнения Миргазизова о том, сможет ли он (Костя) вообще работать врачом. Вот тебе и оборот. А Миргазизов М.З. был в ударе, решил и секретаря парткома КГМИ лягнуть и поставил на голосование предложение расценить этот конфуз, а по определению Миргазизова М.З. из ряда вон выходящий, безобразный случай, как недоработку секретаря парткома института лично. И ведь проголосовали. Но это, когда уже Костю выставили за дверь. А секретарем парткома КГМИ в то время был истинный партиец, не замеченный в порочащих связях, из рабоче-крестьян, заведующий кафедрой философии и научного коммунизма доцент Глебов К.С.

Дядька, в общем-то, не очень плохой, и студенты, если и не любили его, то относились к нему, как к неизбежному злу. Но Миргазизов М.З. был кремень, кстати, позднее он перевелся в Казанский мединститут.

Эта история была весной, но она имела продолжение летом, а точнее, в летнюю сессию. Всё шло хорошо, и вот последний экзамен у Кости по истории КПСС. Принимает экзамен доцент Шальнева Е.С.

Любимая всеми студентами и известная под именем Баба Лена или Мамка. У Кости, конечно же, тринадцатый билет, ну везло ему на этот номер. Но вопросы в билете легкие, Костя знал ответы на них. В голове уже всплывали образы Киргизии, отчего дома и мамины угощения в ближайшие дни. Но не зря ведь число тринадцать выделяют. Оно и сейчас сыграло свою роковую роль. Костя уже шёл к столу Бабы Лены, когда дверь открылась и вошёл завкафедрой Глебов: "Так, что тут у нас? Группа 41". И он увидел Костю, стоящего у стола. "А-а, товарищ комсорг, посмотрим, посмотрим... Готов отвечать? Прошу, присаживайтесь". Любезность Глебова сразу не понравилась Косте, но делать нечего. Глебов берет у Кости билет и говорит, что за эти вопросы он один балл заработал, не отвечая даже. "Давайте поговорим о самом простом, без чего советский врач не может считаться настоящим врачом" - и идет к стене, где под шторкой стенд с иконостасом ЦК КПСС.

И вы представьте себе, все фамилии и должности под фотографиями членов ЦК заклеены бумажками. Иезуиты! Глебов отодвигает шторку: "И кто это?", а сам указкой в Шеворнадзе Эдуарда Амвросьевича тычет. Вот оно, действие билета номер тринадцать. У Кости в голове вновь идиотский анекдот про чукчу и про "...начальника, однако..." И, осознавая, что говорит глупость, но против своей воли, Костя произносит: "Начальник..." Глаза у Глебова из маленьких превратились в большие.

В аудитории гробовая тишина, только верный друг Толик Тарасенко шепчет: "Шеворнадзе". Глебов просит его подняться и указкой на Косыгина показывает: "А это кто?". Теперь такой же ступор у Толика. В общем, пересдача экзамена через три дня. "Лично мне", - добавляет Глебов. Плакала по Косте Киргизия, а по Толику Тарасенко его Краснодар. В тот день ребята пили "Три семерки", а два последующих дня загорали на берегу Томи. В ночь перед пересдачей Костя с Толиком приняли по двойной в. р. д. кофеина, добытого через сестру Толика, работающую в аптеке, и штудировали членов ЦК и по порядку, и вразброс. Вроде, без ошибок. А Глебов, паразит, стал их спрашивать про полномочия каждого! И как результат - еще три дня на подготовку к повторной пересдаче, а там, если что, то и на осень или даже на отчисление. Здесь уже не до загара. Положение было серьезным. Опять через сестру Толика достали кофеин и фенамин и в этом трансовом состоянии зубрили, матерились и опять зубрили. Они уже ненавидели этих членов ЦК, а Глебова с Миргазизовым готовы были, наверное, даже разорвать на части в извращенной форме. А в голове все равно вместо членов, как заклинание, звучало "кофеинум, кофеини - это три метил ксантине, улучшает ЦНС, повышает диурез". Не зря все-таки студенты звали Шальневу Бабой Леной и Мамкой: когда она увидела, как эти два орла на подкорке пришли сдавать экзамен, запричитала, буквально "закудахтала" над ними, взяла зачетки и поставила им по "удочке". А эти токсикоманы даже спасибо сказать не могли, даже обрадоваться. Спали двое суток, не просыпаясь даже в туалет. И вот прошло много лет. Костя и Толик рассказывают мне, что анекдот про чукчу они до сих пор помнят, а политбюро как не знали, так и не знают. К счастью, теперь и знать его не нужно. А врачи они хорошие. Не прав был и Миргазизов.
Эссе 92. "Дышите ротом, пожалуйста"

Два года студентов готовят ко встрече с больными. Два года они изучают различные предметы. И вот наступает третий курс. К тому времени все студенты приобретают себе фонендоскопы и тонометры. А в годы нашей учебы еще и мода была менять заводские резиновые трубки на фонендоскопах на трубки от аппарата "Искусственная почка" или, на крайний случай, от одноразовой системы для внутривенных капельных вливаний. А это же был страшный дефицит в то время. И ведь как-то так получалось, что эти трубки находились и были у многих. Во всяком случае, все студенты моей группы имели их.

И вот среди предметов появилась пропедевтика внутренних болезней. Преподаватели изо всех сил учили нас пальпации, перкуссии и аускультации при обследовании больных. Сначала теория. Мы вбивали в свои головы, что (далее по Википедии) пальпация (лат. palpatio - проглаживание) - один из основных методов клинического обследования, основанный на осязании исследователем различных состояний тканей и органов больного при их прощупывании, а также на оценке больным испытываемых им во время исследования ощущений. Позволяет определить расположение ряда органов, наличие патологических образований, оценить некоторые физические параметры исследуемых тканей и органов: плотность, эластичность, характер естественного движения, температуру, а также выявить болезненные участки, определить место и характер травмы. С этим методом все были знакомы ещё и до учёбы. Когда ударишься, то непроизвольно гладишь и ощупываешь это место.

Следующий метод (из медицинской энциклопедии) - перкуссия - заключается в простукивании отдельных участков тела и анализе звуковых явлений, возникающих при этом. По характеру свойств звука врач определяет топографию внутренних органов, физическое состояние и отчасти их функцию. Этот метод был сложнее. Нужно было знать технику простукивания разных органов, тоны звуков от здоровых тканей и тоны при перкуссии, к примеру, при пневмонии.

И последнее (по Википедии) - аускультация (лат. auscultatio) - метод физикальной диагностики в терапии, фтизиатрии, кардиологии, акушерстве, пульмонологии, реже -хирургии, заключающийся в выслушивании звуков, образующихся в паренхиматозных и полых органах человека. Аускультация бывает прямая - прикладывание уха к прослушиваемому органу; и непрямая - с помощью специальных приборов (стетоскоп, фонендоскоп). Как я уже сказал, у каждого студента был фонендоскоп. И когда приходили на семинары или на лекции, фонендоскопы висели на шее практически у всех. Мы жутко гордились собой и считали себя уже практически врачами. И вот ещё в начале осеннего семестра после очередного семинара, где группа Лены Сохаревой изучала сердечные тоны и типы легочного дыхания, им наконец-то доверили курацию больных. Студентов разбили на пары и отправили к больным, но истории болезней спрятали, чтобы студенты не подглядывали и не переписывали всё из них.

Лене с подружкой достался хороший больной. Он охотно беседовал, излагал жалобы, рассказывал анамнез. Беседу проводила Ленина подруга, а Лена тщательно все записывала. И вот дошло дело до осмотра больного. Подружка в белоснежном накрахмаленном в меру халате, фонендоскоп по третьекурсовой моде зажат на шее, подходит к больному, берет в руку головку фонендоскопа, прикладывает к груди больного и громко так, уверенно начинает рассказывать о том, что слышит при аускультации: "Дыхание амфорическое и акцент второго тона", а Лена, как в юмореске Шифрина, все пишет и пишет, пишет и пишет. И тут больной, потупив глаза, говорит им. И вроде потихоньку, но слышала вся группа: "Девушка, а когда меня раньше слушали, то эти штучки (и показывает на бранши фонендоскопа) в ушки вставляли". Группа хохотала всё оставшееся время занятия, обыгрывая по-разному эту ситуацию. Вот так прошла первая курация в группе Елены Сохаревой. Повторяю, первая курация.
Но вот то, что выкинул мой друг Женя Ромашов на экзамене по пропедевтике внутренних болезней, тоже стоит вашего внимания. Бедного доцента Григория Львовича Хасиса чуть кондратий не хватил, когда Евгений объяснил ему, что при перкуссии он палец на грудную клетку кладет не параллельно ребру в межреберное пространство, а перпендикулярно ребру, потому что так удобнее перкутировать больного. А чуть позднее при аускультации больного просил его вежливо: "Дышите ротом, пожалуйста". До сих пор загадка, как смог Женя выкрутиться из той ситуации и получить трояк.
Эссе 93. Вот теперь второкурсник

Несказанная радость распирает студентов, когда они поступают в институт. Сами, а не являясь чьим-то протеже или за деньги. Там совсем другая эмоциональная окраска присутствует. Там удовлетворение, а здесь палитра шире, богаче. Это и радость, это и гордость, это и мечты... мечты... Тяжела перестройка бывшего школьника и превращение его в настоящего студента. Но вот позади и первая (зимняя) сессия, и вторая (летняя), и тогда сразу же все студенты начинают говорить, что они второкурсники. А что стесняться? Мы и не стеснялись. Я имею в виду себя и Ваграма Агаджаняна. Вчера мы сдали последний экзамен летней сессии. У меня, второкурсника, уже собраны вещи, чтобы ехать домой на Кедровский карьер, а через неделю мы с родителями должны были лететь в столицу Киргизии, во Фрунзе, чтобы посмотреть предлагаемое место работы и жительства для моих родителей. И, конечно же, предлагаемую им трёхкомнатную квартиру во Фрунзе. Хотя мои родители и в Кедровке жили в прекрасной сталинской двухкомнатной квартире, но перспектива переселиться в южный город очень манила. Я всячески подбивал родителей к переезду. Но они и сами, похоже, были тогда не против, однако решили поехать посмотреть, что и как. Для меня же это была прекрасная перспектива провести каникулы на юге, да ещё и съездить на недельку на Иссык-Куль. Приглашающая сторона обещала такую программу. И вот, не помню зачем, я, уже второкурсник, вышел из дома в Кировском районе. А в обед я планировал ехать в Кедровку. Похоже, без всякой надобности я болтался по Кировскому району и на Севастопольской встретил тоже второкурсника и моего одногруппника, Ваграма Агаджаняна. Он жил на Севастопольской с Толиком Лопатиным, как раз над гастрономом. Ваграм, как и я, вышел из дома поболтаться по городу от нечего делать. Он искренне обрадовался, увидев меня. Ну а как могло быть по-другому, когда один второкурсник видит другого второкурсника, а не встречались они со вчерашнего вечера, когда отмечали сдачу последнего экзамена и очень соскучились друг по другу.

Мы обнялись и расцеловались. Я и сам не знаю как, но ноги привели нас в столовую "Луч" на улице космонавта Леонова, в самом начале. Столовая эта славилась прекрасным буфетом, в котором был ещё более прекрасный ассортимент. Ну и мы, раз уж пришли сюда, поинтересовались этим самым ассортиментом. После недолгих споров о количестве решили быть скромнее в своих поступках, чем в пожеланиях, и выбрали из ассортимента "Белое Рымникское", взяли одну бутылочку, которую тут же  решили и продегустировать. "Рымникское" было прекрасно. Цвет вина очень гармонировал с солнечным, тёплым днём, а гармония букета была настолько безупречна, что эти компоненты удовлетворили нас полностью, усилили наши чувства до такой степени, что нам стало интересно знать, что будет, если мы возьмём из богатого ассортимента буфета еще три бутылки. Мы знали, что второкурсники никогда не сомневаются, и если что решат, то сделают это обязательно. Чтобы быть последовательными, мы взяли еще и плитку шоколада "Золотой якорь" и пошли на берег Томи, чтобы искупаться. В те времена мы не очень-то задумывались, полезно это или нет, и носили плавки летом практически постоянно. Мы болтали непринуждённо. Ваграм доказывал мне, что никакой Иссык-Куль не сравнится с Севаном, а я резонно отвечал, что это ещё как посмотреть. Вот для меня Иссык-Куль был лучше, поскольку я его посмотрю и оценю уже через пару недель, а когда я буду на Севане и буду ли вообще на той Севанской воде, вилами писано. Ваграм сердился и доказывал, что я не прав. Ох, как не прав. Чтоб не усугублять ситуацию и найти консенсус, мы притормозились на одной из лавочек в Березовой роще, через которую шли к Томи и, присев на ту лавочку, расправились с еще одной "Рымникской". Причём я провозглашал тосты за Севан, а Ваграм - за Иссык-Куль. Тем самым мы восстановили истинно второкурсническую приязнь друг к другу и продолжили путь к реке. У воды, где-то в районе морфологического корпуса, мы увидели компанию девчонок и спросили их разрешения присоединиться к ним для совместного принятия солнечных и воздушных ванн. Если бы мы не были второкурсниками, мы сказали бы проще: "Вместе позагорать", но, как настоящие второкурсники, мы не могли так выражаться. Настроение у нас было прекрасное, мы искренне верили, что Севан и Иссык-Куль - лучшие озера в мире, и предложили девчонкам выпить по этому поводу.

Девчонки идею поддержали, и мы вчетвером глоток за глотком, глоток за глотком, под анекдоты и шутки медленно и верно расправились с оставшимися у нас двумя бутылками "Рымникского", и плитка шоколада не была лишней. Периодически мы окунались в воду, плюхались у берега. Непонятно почему, но мое внимание привлек речной трамвайчик, который ходил по Томи, а в этот момент почему-то стоял, как привязанный, на одном месте. И тут "Рымникское" говорит мне: "А нырнуть с этого трамвайчика в Томь - слабо?".

И я решил "не слабо". Уж как отговаривали меня девчонки и Ваграм, но я все же поплыл. Я уже сейчас и не помню, как, но взобрался на борт трамвайчика, помахал рукой своим болельщикам и сиганул с перил в воду. И высота была небольшой, метра два до воды, но и глубина была где-то метр. Трамвай сидел на мели. Помню, я голову успел дернуть назад, и потому не торчком в дно врезался, а вскользь.

Когда я встал в воде на ноги, не чувствовал ни боли, ничего, только что-то застилало глаза. Я смывал это водой, думая, что это ил и песок со дна. Я тогда не понимал, что это кровь. С берега ко мне полубежал, полуплыл Ваграм. Он-то видел, что у меня все лицо в крови. Дальнейшие события я помню отрывочно. Помню: наши новые знакомые ревели, глядя на меня. Ваграм положил мне два платочка носовых, один на голову, другой на нос и, собрав вещи, потащил меня наверх. Потом, помню, я лежал в морфологическом корпусе на диване. Пытался встать, но мне не позволяли вставать, потом помню, что Женька Ромашов делал мне рентгеновские снимки. Потом помню, как мне накладывали швы в операционной в МСЧ № 9 в Кировском районе и как хирург мне говорил, что если бы не "Рымникское", мне было бы хуже. А потом я спал, но услышал посвист и проснулся. Я уже был в палате, а в окно заглядывали Ваграм и Ильгам Гасанов. И спрашивали меня, как я себя чувствую. Если честно, то у меня была слабость, меня подташнивало, но, как второкурсник, я не мог в этом признаться друзьям, тем более что вдруг вспомнил, что я сегодня должен быть дома, в Кедровке, и что если я не приеду, то родители будут беспокоиться. Я сказал ребятам об этом и что не хочу лежать. И тут мне сокурсники-второкурсники рассказали, что у меня большая рана на голове, выше лба, там наложили семь швов, что перелом костей носа и рваная рана на переносице, тоже наложили швы и вдобавок сотрясение головного мозга.

Тем не менее я сказал друзьям, что если они меня не заберут, я все равно убегу. Ребята ушли, нашли Евгения Ромашова и всё ему рассказали, Женя дежурил в тот день в рентгенкабинете в МСЧ № 9, и он пошёл и всё уладил с дежурным врачом и даже договорился, чтобы меня отвезли. Но ребята категорически отказались оставлять меня в моей квартире, а Ваграм настоял, чтобы меня привезли к нему, всё равно Толика Лопатина не было дома, он на соревнованиях каких-то был. И к тому же Ильгам тоже жил в той же квартире и снимал четырехметровку (кладовая с окном, переделанная под комнату). И вот на этом вся история могла бы быть законченной, но в тот день произошло ещё одно событие. Автобус на Кедровский карьер отправлялся из Рудничного района от рынка и на полпути до Кедровки шоссе пересекало железнодорожное полотно. Шлагбаума там не было.

Стояли столбы с двух сторон с фонарями светофора и крест-накрест катафоты. По железной дороге составы проходили раз-два в год, ветка была явно заброшена. И вот надо такому случиться, что в последних числах июня 1967 года, как раз в тот день, когда я должен был приехать в Кедровку, и примерно в то же время поезд наехал на автобус, который не обратил внимания на мигания светофора. Авария была жуткой: погибло человек двадцать сразу и столько же развезли по больницам.

Вечером об аварии узнали в Кедровке, и мои родители в том числе. Пока мама металась по квартире, батя поехал в Кировский район разыскивать меня. Не зря батя был в молодости ГеБешником. Уже часов в двенадцать он пришел в ту квартиру на Севастопольской. Ваграм с Ильгамом ухаживали за мной. Они сварили куриный бульон и поили меня им. Я уже наелся, но они от усердия заставляли меня ещё чашечку выпить. Батя увидел сына в бинтах, перевязанного и обрадовался - "Слава Богу, жив". Ваграм всё честно рассказал, хотя среди второкурсников и допускается легкое отклонение от правды, о том, что произошло. Батя, на удивление, воспринял всё нормально. Попросил Ваграма с Ильгамом не спускать с меня глаз и ушёл, пообещав через полчаса вернуться. Да, нужно отдать ему должное, через полчаса он с бутылкой коньяку вернулся, а пока его не было, пришел Женя Ромашов - узнать, как я себя чувствую. Батя поблагодарил ребят за помощь мне и сказал, что и на войне они никогда своих не бросали. Раскупорил бутылку, и они все выпили коньяку за мое здоровье. Мне тоже граммов тридцать дали выпить, потому что, пока батя отсутствовал, он взял такси, съездил на мою квартиру, рассчитался с хозяйкой и забрал мои вещи. И вот приехал на Севастопольскую забирать меня. Ребята, после коньяку и батиной похвалы, собрались меня на руках перенести в такси, но тут уж я возмутился и на меня коньяк подействовал, и я сам спустился вниз и уселся в такси. Тогда это была "Волга ГАЗ-21". Вот так я закончил первый курс и стал достойным второкурсником. Во Фрунзе поехал уже без бинтов, но с наклейками на голове и на носу.
Эссе 94. Вино, сулугуни...

После поступления в институт перед студентом встает проблема: где жить? Конечно же, в нашем случае студентов-кемеровчан это не касалось. Да что и говорить, к примеру, про Татьяну Янчилину? Она жила в центре рядом с конечной остановкой трамвая № 3, который шёл в Кировский район. Причём она жила в огромной сталинской квартире. Семья у Татьяны была прекрасная. Родители понимали нас и часто предоставляли квартиру для наших групповых гулянок. Но это к слову. Или вот Валера Кайгародов, он жил в шикарной, тоже сталинской, четырёхкомнатной квартире в Кировском, в доме, где парикмахерская, по 40 лет Октября. Лишь однажды мне довелось побывать в той квартире, это мечта! Валера парень был компанейский, но его родители компаний, а главное, выпивку не приветствовали. Они пригласили нас однажды на групповое чаепитие, но у группы предложение не имело успеха. И мы под благовидным предлогом отказались. Что касается меня, то я, хоть и имел место в общежитии, но предпочитал жить на квартирах. Нужно сказать, что получить общежитие в те времена большого труда не составляло и все практически, кто хотел жить в общежитии, в нём жили. Так вот, о себе, любимом. Я почему-то смолоду не любил долго жить в одной квартире. Как-то подсознательно я боялся, что если начнется породнение, то жизнь усложнится. И практически каждый год я менял квартиру. Правда, не всегда мне удавалось прожить на квартире год. Вот случай, когда первый раз, он же оказался и последним, мы с Ваграмом решили жить в одной квартире. Нашли огромную комнату метров 30 квадратных на улице Потёмкина, это где баня рядом с бывшим главным корпусом института.

А поселились мы туда в первых числах октября. Нам очень понравилось. Прожили мы меньше недели. Хозяйка квартиры вроде бы покладистая женщина, но имела четырёх сыновей-сорванцов. Каждый походил на того знаменитого Мамочку из "Республики ШКИД". Ну, конечно же, мои родители, когда провожали меня из Фрунзе на учёбу, нагрузили фруктами, восточными сладостями, копченостями. Ваграм привез с собой сулугуни в рассоле и кавказских деликатесов тоже гору.

И тут приезжает Димка Мхеидзе. Жить ему негде, и мы пригласили его к себе, пока он найдет квартиру. С хозяйкой, конечно же, договорились. Тем более у нас в комнате стояла огромная атаманка свободная. Димка тоже приехал нагруженный вкуснятиной, а ещё он привёз бурдюк вина домашнего. И Димка - щедрая душа - набрал банку трёхлитровую вина, чурчхелу, аджику и, как гостинец, отнёс хозяйке. Мы-то с Ваграмом куркули были и не угощали хозяйку ничем, она и не знала, что у нас есть. А тут утром Димка принёс все эти гостинцы хозяйке, а мы закрыли комнату на замок и пошли в институт и искать Димке квартиру. В тот день квартиру не нашли, но намётки на следующий день были. Вечером мы, усталые, шли домой, по пути на рынке на Руднике купили зелени и хлеба. Предвкушали ужин с вином, Димка и рог литровый привез, и сулугуни с зеленью, а на десерт восточные сладости и яблоки сорта алма-атинская грушовка, которые привёз я. Но когда мы вошли в квартиру, сразу удивились, что этих бесенят не видно и в квартире тихо. А когда открыли свою комнату, обомлели: все коробки, где лежали продукты, были посредине комнаты и пустые. Бурдюк, вмещавший литров пятнадцать вина, тоже лежал на полу с опавшими боками. Димка горячий парень был и кинулся разбираться, но хозяйка закрылась в своей комнате и не откликалась на стук. Мы решили эту ночь переспать здесь, а наутро свалить хоть в подворотню. Проверили свои вещи - все было на месте. Ещё хорошо, что мы не рассчитались за квартиру. Наутро ушли из квартиры все трое, хозяйка носа опять не показала. Через неделю мы все жили уже на других квартирах.
Эссе 95. Штирлиц отдыхает

Вот что пришлось пережить Нагорновой Наде и Наташе Андрохановой перед самой зимней сессией на первом курсе. Перед вообще первой сессией в институте.
Надя с Наташей вместе приехали из Прокопьевска поступать в институт, вместе поступили и вместе сняли квартиру. Они были хорошими подругами. Квартира у них была неплохая, квартплата необременительна, и они жили спокойно весь первый семестр. Но буквально перед самым Новым годом произошла кошмарная история. Их хозяин оказался запойным со всеми отвратительными проявлениями и, напившись однажды, устроил дома дикий пьяный дебош. Погром, матерная ругань, необузданность для девочек, выросших в хороших и порядочных семьях и не привыкших к такой прозе жизни, сделали их дальнейшее проживание там невозможным. Но это уже позднее, а в тот момент девчонки оделись и демонстративно ушли ночью из дома. Они не могли и не хотели там оставаться. Расстроенные и подавленные, они пошли к Рае Шабалиной, которая сама снимала угол в квартире в Кировском районе. Девчонки при всей их изящности оказались хорошими бойцами, я имею в виду бойцами с трудностями. Ну, во-первых, они пошли и забрали вещи. Хозяин извинялся и уговаривал их остаться, но они оказались кремень. Бурная деятельность, которую развили девчонки, принесла свои плоды. Вы ни за что не догадаетесь, где они нашли приют до окончания зимней сессии. Да в такое трудно поверить, но это факт. Девчонок приютила комендант морфологического корпуса института. Она пустила их в свою каморку.

Днём девчонки сидели в читальном зале и готовились к экзаменам, а вечером приходили в ту каморку. Зима в тот год была холодная. Морфологический корпус практически не отапливался. И вот в холодрыге с осознанием того, что за стеной, в чанах, в формалине, совсем рядом плавают... да, конечно, это были учебные препараты. Но для девочек это были все-таки трупы. Нельзя сказать, что Надя с Наташей боялись, но им было неприятно осознавать это соседство, и постоянный запах формалина преследовал их. Однако боялись больше всего девочки не препаратов учебных (читай: трупов), а крыс. Вы представляете, в учебном корпусе мединститута, где есть санитарно-гигиенический факультет, крысы по ночам были хозяевами положения. Эти хвостатые и ужасные твари ничего не боялись и гуляли, где хотели. Однажды одна из них забежала в каморку к девчонкам и залезла в корзину для бумаг. Что она там делала, непонятно, но шорох бумаг стоял в ночи жуткий и тоненькие попискивания. Конечно же, девчонки проснулись и стали выяснять, кто же из них храбрее. Длительные препирательства ничуть не пугали крысу в корзине, она продолжала шуршать бумагами и пищать. В перепалке девочек выяснилось, что главная трусиха из них Надежда, но Наташа отклоняла все резонные доводы этого и настаивала на обратном. И тут Надя с воплем: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать" - быстро вскочила с постели, схватила какую-то тряпку комендантши, накинула ее на корзину и всю корзину выкинула в коридор. Возвращалась Надя с трудом, ноги не гнулись, сердце замирало.

Наташа встретила Надю как героя. Расцеловала её, и тут у обеих одновременно начался истерический смех. Смеялись долго, взахлёб. Правду всё-таки говорят, что смех снимает стресс. Во всяком случае, девочки на себе это ощутили.

Та первая зимняя сессия была короткой. Всего два экзамена и дифференцированный зачёт по анатомии, который девчонки сдали, как ни в чём не бывало. О том, что они жили в том корпусе, знали близкие, но конспирация была такая, что Штирлиц отдыхает. Сдав экзамены на пятерки, счастливые девчонки уехали в Прокопьевск, домой, отходить от двух недель ужаса.
Эссе 96. Мышь!.. в прическе? Оригинально!!!

Как же преподаватели отличаются друг от друга! Я не буду брать за критерий те знания, которые они давали студентам. Сейчас я хочу сказать о чисто внешних качествах преподавателей. Не учитывая количества двоек, которые Шерстенников Евгений Николаевич ставил студентам, на него приятно было посмотреть. Всегда аккуратный и даже щеголеватый. Пусть его побаивались, но уважали однозначно. Ему не надо было ни кричать, ни пугать студентов. Ему достаточно было глянуть соответственно - и мурашки по коже. Ну а о женщинах что и говорить. Входит в аудиторию преподаватель-женщина, ухоженная, спокойная, аккуратная прическа, эффектно одетая, интеллигентная, а если ещё от нее исходит и внутренняя уверенность в себе, в своей самодостаточности, то такого преподавателя хочется слушать с открытым ртом. Это обычно и происходит.
Доцент кафедры микробиологии Громова Валентина Алексеевна полностью подходит под описание, сделанное мною выше. Думаю, стоит ещё сказать о том, что движения у неё всегда мягкие и плавные. Студенты не только уважали, но и любили её. Скажу больше: её занятий ждали. Всем было интересно, что же она надела в этот раз и какая у неё причёска. В общем, Валентина Алексеевна пользовалась авторитетом у студентов, да и у студенток тоже.


Случай, о котором я хочу вам поведать, произошел на занятии. Обычное рутинное занятие по микробиологии. Дежурные заранее сходили в виварий и принесли оттуда дюжину серых мышей. Мышки носятся и скачут по клетке, ведут себя очень активно, явно радуются жизни. А что им не радоваться? В виварии их кормят, в отличие от студентов, которым пропитание нужно самим раздобыть,  их не спрашивают на занятиях и двойки им, разумеется, не ставят. Ну а то, что над ними ставят опыты, так в данный момент мышки этого не знают, вот и веселятся вовсю.

Громова пришла на занятие, как и всегда, элегантная и с присущим ей спокойствием уверенным движением вынула из клетки одну из мышек, чтобы на ней показать и рассказать, что мы будем сегодня делать на занятии в течение двух часов. Группа Галины Вельдяскиной приготовилась внимательно слушать. И тут вдруг происходит невероятное: мышка, которая еще мгновение назад была в руках Валентины Алексеевны спокойной и покорной, совершает рывок, прыжок и оказывается на голове у Громовой. Причем она мечется по прическе, запутываясь все больше и больше в волосах.

Девушки группы с воплями кидаются врассыпную по углам, кто-то из ребят кричит: "Ложись!.." Все остолбенели. Громову было ужасно жалко, но в то же время ситуация была настолько комичной, что не рассмеяться было просто невозможно. Но все боялись обидеть Валентину Алексеевну и буквально захлебывались, подавляя подкатывающий смех. Вся эта ситуация, или, как потом называли её студенты - цирк, продолжалась считанные минуты. Но Громова не была бы Громовой, если бы с присущим ей самообладанием и, отдадим ей должное, выдержкой не вырвала или, точнее, не выдрала из своей прически беглянку-мышку. Но и это ещё не всё. Видно, Валентина Алексеевна неудобно взяла в руку мышку, и та еще раз рванулась и оказалась на полу.

Мышь, как очумелая, начала метаться по аудитории. Женская половина группы издавала: "А-а-а-а-а-а-а-а-а..." четвертой октавы. Их визг был слышен на всех этажах корпуса. Громова шагнула к двери, распахнула ее и дала мышке убежать. За шикарный начёс она получила достойную награду в виде свободы.
Эссе 97. Чудо!

Лечебная физическая культура (ЛФК) - метод лечения, состоящий в применении физических упражнений и естественных факторов природы к больному человеку с лечебно-профилактическими целями. В основе этого метода лежит использование основной биологической функции организма - движения. Метод строго дозированных упражнений на фоне постановки правильного дыхания.

Термином «лечебная физическая культура» (или ЛФК) обозначают самые различные понятия. Это и дыхательная гимнастика после тяжелой операции, и обучение ходьбе после травмы, и разработка движений в суставе после снятия гипсовой повязки. Это и название кабинета в поликлинике, и кафедры в институте физкультуры, и кафедры в медицинском институте. Термин "лечебная физкультура" применяется в самых различных аспектах, обозначая и метод лечения, и медицинскую или педагогическую специальность, и раздел медицины или физкультуры, и структуру здравоохранения.

Стоп, куда это меня понесло? Нашел в Википедии формулировку и достаточно. Так нет же, сразу включились ассоциации. А куда от них деться, если буквально пять месяцев назад сам перенёс в Киевском Центре Сердца операцию на сердце (АКШ-5)? Оперировал Тодуров Борис Михайлович и, что называется, я на своей шкуре испытал воздействие лечебной физкультуры на прооперированного пациента. Скажу без преувеличения: лечебная физкультура - это основа кардиологической реабилитации.

И, конечно же, в Кемеровском мединституте лечебной физкультуре отдавали должное внимание. Правда, на стоматологическом факультете курс ЛФК был короткий, всего пять занятий. И вот, несмотря на то, что курс был короткий, студенты называли его очень засадным. Они бы его и по-другому назвали, но природная интеллигентность всех, кто учился, равно как и преподавал в Кемеровском мединституте, не позволяла им это сделать. Очень засадный - это да, это можно. Ну а как ещё деликатно назвать предмет после всего пяти занятий, на которых зачёт получал максимально каждый десятый. Ну если быть честными до конца, то и студенты в период учёбы не придавали большого значения этому предмету. Не считали они его за предмет вообще, тем паче будущие стоматологи. Вот и преподаватели курса лечебной физкультуры платили студентам стомфака той же монетой.

Группа Сергея Захарова пришла на первое занятие уже отягощенной сведениями о том, что после этого цикла у каждого практически по две, три, четыре и даже пять отработок. Это же уму не постижимо. А уже придя на занятие, узнают, что преподавать им будет сам заведующий этим курсом Шумилов Олег Геннадьевич.

Сергей тогда так и сказал группе: "Всё, приплыли... Конечно, надо что-то делать, но что? Вот вопрос". Тихо расселись по углам и ждут чуда, но чуда не случилось. Олег Геннадьевич пришёл хмурый, уставший, с недобрым взглядом, так всем, во всяком случае, показалось. Наверное, после дежурства - преподаватели частенько подрабатывали в больницах города. Вот и Шумилов О.Г. был туча тучей, но тем не менее вводная часть, практически моё вступление в данном эссе, коротко, чётко и ясно. И как обычно: "Все понятно? Вопросы есть?"

И тут руку поднимает Женя Зинченко: "Есть". Женя был тем самым мотором группы. Не мог он видеть, как группа впадает в депрессию, и мириться с этим. Он хотел что-нибудь делать и делал, надо отдать ему должное. Он ещё до занятий навёл нужные справки и, соблюдая конспирацию, молчал до того момента, когда сам Олег Геннадьевич не помог ему своим вопросом: "Вопросы есть?". Умница все-таки этот Евгений. Как он закрутил! Любо-дорого послушать было. "Сейчас много говорят о мануальной терапии, говорят о чудесах, какие позволяет она получать у больных, но объяснить толком, что это такое и с чем её едят, эту мануальную терапию, никто не может. Может, вы чего о ней слышали? Расскажите, пожалуйста" - это Женя у Шумилова спрашивает.

А ведь он наверняка знал, что Олег Геннадьевич одним из первых в Кемерово начал на практике применять в лечении различных форм заболеваний опорно-двигательной системы приёмы мануальной терапии. Группа ждала чуда, когда пришла на занятие, и оно произошло. Все буквально поразились, как преобразилось лицо Шумилова. Оно стало добрым, и какой-то яркий свет полился из его глаз. Если в начале занятия речь его была чуть ли не скандирующей, то сейчас слова буквально лились из его уст.

Вот что с человеком делает любовь! В данном и конкретном случае любовь к любимому делу. Все пять дней группа занималась мануальной терапией. Ни одной отработки! И зачёт в зачетной книжке на последнем занятии!! Это просто чудо!!!
Эссе 98. Горько!

Я всегда говорил и буду говорить в дальнейшем, что экзамен по оперативной хирургии и топографической анатомии, по оперативке, как говорят студенты-медики, равнозначен экзамену по сопротивлению материалов, т.е. сопромату у студентов технических вузов, которые даже говорят: "Сопромат сдал - можешь жениться!". Так уж распорядилось расписание и руководство Кемеровского мединститута, что оперативку студенты педиатрического факультета сдавали, как и студенты лечебного факультета, в зимнюю сессию. Елена Сохарева была на сто процентов уверена, что сдаст этот рубежный между холостяцкой жизнью и замужней экзамен, который был назначен на четвертое января.

Ей так хотелось изменить свою фамилию Сохарева на Жук, что она, без тени сомнения, назначила свадьбу на двадцать четвертое января. Ну, не совсем, конечно, она и назначила, но не возражала против этой даты уж точно. К экзамену по оперативке Лена начала готовиться еще в сентябре. Отвечала практически на каждом занятии и получила зачёт в срок. Так уж получилось, что на двадцать восьмое декабря, буквально за неделю до экзамена, зачёт по оперативке имели на всю группу двое: староста группы и Елена Сохарева. Надо же выручать группу. Долго голову не ломали, и Лена со старостой пошли на кафедру оперативки к Шкловскому А.М. Именно он и вёл группу Елены. Нельзя сказать, что они бухнулись ему в ножки, но очень жалобно сообщили Ариэлю Менделеевичу, что свадьба у Елены тридцать первого декабря, а группа не хочет идти на свадьбу, потому что ни у кого нет зачёта. Лена так увлеклась, так вошла в роль, что у нее появились слёзы на глазах. Ну кто не знает Шкловского Ариэля Менделеевича? Это добрейшей души человек. Он искренне любил студентов. Знал, что они часто его дурят, но делал вид, что верит их росказням, и всегда, подчеркиваю, всегда шёл им навстречу, за что и получал частенько от Шерстенникова Е.Н. нагоняи. Но в случае с Еленой Шкловский даже не сомневался. Он знал её как добросовестную и знающую студентку, и тут такое событие - свадьба! Ариэль Менделеевич попросил быстренько принести ему зачётки всей группы. Кого нужно уговаривать на такое? Что называется, одна нога здесь, а другая там. Уже через пару часов Лена со старостой вновь были на кафедре и вдвоём, чтоб ускорить процесс, подавали Шкловскому раскрытые на нужной странице зачётки, а он только расписывался, потому что всё уже было заполнено заранее. Ну, что дальше? Только не бывший студентом может сомневаться, что же дальше. Конечно же, банкет.

После того, как в Кемерово открыли кафе "Современник", что у Горсада, это кафе стало излюбленным местом у студентов-медиков. Ну и, разумеется, банкет по случаю получения зачёта группой устроили в нём. Елену со старостой пытались качать, но лишь активное сопротивление последних не позволило сделать этого. Тогда группа взяла слово с Елены, что на экзамен четвёртого января она придёт с обручальным кольцом. Что ж, Лена не только пообещала это группе, но и сделала. На экзамен она пришла с кольцом, и непроизвольно палец с кольцом был в таком положении, что кольцо было заметно любому. Правду говорят, что счастье окрыляет. На экзамене Елена разве что не пошла сдавать без подготовки, но вовремя одумалась: ведь это оперативка, а не хухры-мухры. Теоритические вопросы Елена знала и ответила Шерстенникову, который сидел во главе стола, на "отлично". Теперь нужно отвечать на трупе. Эту часть экзамена принимал Ариэль Менделеевич. Шерстенников со своего места просит Елену показать верхнюю брызжеечную артерию. А у Елены уже чёрт знает что в голове, но не оперативка. И она тычет пинцетом куда придется. Добрые глаза Шкловского становятся грустными. Он поворачивается к экзаменационной комиссии и говорит: "Правильно". Но любознательность Шерстенникова известна, и он просит найти и показать теперь нижнюю артерию. Елена переворачивает пинцетом органокомплекс и вытягивает тот же сосуд, что и первый раз. Она отлично понимает, что показывает неправильно, но делает умное лицо. Глаза Шкловского становятся не только грустными, но и округляются. На него было забавно смотреть в этот момент. Он ведь прекрасно знал, что Лена хорошо училась и знала всё, о чём её спрашивали сейчас. И он опять сообщает Шерстенникову, что Лена показывает всё правильно. Ей ставят пятерку. Шкловский берёт Елену под руку и провожает под аплодисменты Шерстенникова за дверь, а на ухо ей говорит: "Сохарева, вам замужество явно не пошло на пользу. Медовый месяц забрал все ваши прекрасные знания, но тем не менее я вас поздравляю".

На свадьбе группа, как и на банкете по случаю сдачи зачёта, гуляла в полном составе и с удовольствием и энтузиазмом кричала "Горько!".
Эссе 99. Ода плову

Никогда раньше я не задумывался над этим вопросом. Сейчас вот что-то навеяло, и я подумал: "А в чём же разница между словами "учительница" и "учитель"? Безотносительно половых ипостасей?" Боюсь накликать на себя массу критики, но сам себе я объяснил эту разницу эмоциональной насыщенностью, которую я вкладываю в понятие "учитель". Для меня "учитель" на много позиций выше, чем "учительница". И так получилось, что буквально перед Новым годом прислал мне е-мейл Гафорхон Нуридинов с поздравлениями и приветами от его родителей из далекого Узбекистана. С ними я познакомился, когда работал заведующим психиатрическим отделением в системе III Главного управления Минздрава СССР. Для тех, кто не знает, что это такое, поясню: обозначенное управление обслуживало урановые рудники, так называемые горно-химические комбинаты, где происходили очистка и обогащение урана, ну и сами предприятия, которые делали эту самую "атомную бомбу". В общем, все предприятия так называемого министерства среднего машиностроения, а говоря по-русски - оборонно-промышленного комплекса. Психиатрическая служба в третьем управлении была представлена несколькими психбольницами: в Калининграде и в Новосибирске и психиатрическим отделением в городке Чаркесар в Ферганской долине, в котором я и имел честь работать. Нет-нет, государственных секретов я не знал, хоть и имел пропуск-допуск "вездеход". Так вот, мама Гафорхона работала у меня в отделении нянечкой, а отец Эргаш заведовал аптекой Чаркесара.

И вот Эргаш является Учителем для меня по приготовлению плова. Учителем именно в том смысле, который я пытался сформулировать в самом начале эссе. Ну вот пример: баранов, из которых планировался плов для семьи, Эргаш самолично купал летом и потом расчёсывал им шерсть. Я смеялся, но Эргаш был мудрым и не реагировал на мой смех, а объяснял мне, что кожа барана должна дышать, чтобы мясо было вкуснее. А как она будет дышать, если у барана в шерсти колтун и всякая всячина? Должен вас заверить: плов у Эргаша был наивкуснейший. Так вот, получив поздравления от семьи Нуридиновых, я посоветовался с Натальком и решил на новогодний стол поставить огромное блюдо узбекского плова. Шикарное блюдо мы привезли из Туниса и берегли его, выставляли, только когда я готовил плов для семьи. Ну конечно, я не мог получить гарантий, что баранья шейка, лопатка и ляжка были от барана, которого тоже мыли летом и расчёсывали. Но на рынке меня знают и гарантировали, что баранина свежайшая. Да и было видно, что она именно такая. А ещё я покупаю говяжий мосол, коленный сустав, который прошу разрубить вдоль. Сейчас на рынке в Мариуполе узбеки торгуют товарами из Узбекистана, и я нашёл, где торговали специями. Для плова я взял зиры, барбариса и вдобавок ещё и пловной смеси. В пловную смесь барбарис с зирой входят, но моя семья любит, чтобы зиры и барбариса было много. Тот же узбек продал мне пару килограммов риса из Ферганской долины сорта "дев-зера". Это лучший рис для приготовления плова, он увеличивается в три-четыре раза во время готовки. Там же, на рынке, купил моркови и лука, белого и синего. Эргаш учил меня готовить плов на курдючном жире, но допускал, что если нет курдючных овец, то можно использовать хлопковое, кунжутное или кукурузное масло. Кунжутное масло очень дорогое, хлопкового не нашёл и решил готовить на кукурузном. Тем более что семья очень любит именно на кукурузном, а не на кунжутном. Там же, на рынке, нашёл гранаты, розовые и бордовые, ну и курагу и пару плодов айвы. Да, чуть не забыл: ищу большую головку чеснока с крупными зубками. Вот все закупки сделаны, и дальше дело техники. Готовить плов решили тридцать первого, а ещё тридцатого я на ночь обильно посыпал мясо зирой и пловной смесью. Я, когда готовлю плов, мясо беру большими кусками, чтобы во время готовки оно оставалось сочным. Вообще, весь процесс приготовления плова, включая подготовку очага и дров, у меня занимает 5-6 часов. Тридцать первого, с утра, я съездил в офис, поздравил сотрудников, вручил им предновогодние конверты и отпустил, а сам тоже быстрей отправился домой и продолжил подготовку к началу процесса приготовления. Курагу нарезал кубиками, по сантиметру примерно. Айву каждую нарезал аккуратно на восемь долек. А чесноковину тщательно протер, не снимая шелухи, и отрезал длинные усы корешков, не срезая самого корешка: нельзя, чтобы чесноковина развалилась на зубки. Морковь нарезал круглыми дольками по два миллиметра толщиной. Как-то так сложилось, что наша семья любит, чтобы морковь практически расползалась в зирваке (что такое зирвак, я подробно объясню позднее). Лука я шинкую очень много. Я умею его шинковать так, чтобы кольца оставались целыми и толщины он был самой мизерной. Помню, когда у меня в гостях был Ваграм Агаджанян и я шинковал лук, он подошел и просил научить его так же. Поверьте, это песня, это музыка, когда огромный нож ритмично и очень часто постукивает по разделочной доске, пройдя через луковицу или морковку. Весь секрет здесь в том, как держать пальцы и под каким углом держать нож, чтобы не порезать себе пальцы. Лук шинкую и на плов, и на гарнир для плова. Для плова шинкую синий лук, а на гарнир белый. Нашинкованный для гарнира лук заливаю ледяной водой с яблочным уксусом и ставлю в холодильник часа на два-три. Дальше уже занимается Наталек. Она сливает воду с лука и выдавливает на него сок граната с темно-красными зернами; и кольца лука приобретают очень эффектную окраску, а зерна светло-розовые, они более сладкие, рассыпает богато и смешивает с кольцами лука. А я откладываю с десяток небольших колец лука отдельно, тоже замочив водой. Ну и перебираю рис. Причем перебирать его надо очень аккуратно, чтобы реже касаться рисинок руками. Выбираем камешки, остатки шелухи. Должен сказать, что узбекский рис, купленный на базаре, а не в магазине, всегда выглядит более сорным, но это отнюдь не говорит о том, что он хуже. Я сказал бы, что, скорее, наоборот. Просто в Узбекистане к рису относятся на "Вы" и не подвергают его многоступенчатой машинной очистке. Делается это с одной целью - не повредить оболочку на рисинках и не дать клейковине выйти из риса во время варки. Так вот и я, очистив рис, заливаю его практически кипятком, очень круто соленым, и оставляю в этом виде ждать своего череда перед попаданием в казан. Ну раз уж мы вспомнили о казане, сразу скажу, что в кастрюле плов не приготовишь. Кашу рисовую - пожалуйста, но не плов.

Казан настоящий я приобрел в Коканде, у местных мастеров, еще в те времена, когда жил в Средней Азии. Ну а дальше все действо приготовления плова переходит во двор. Еще когда в нашем дворе шла стройка и мы планировали его благоустройство, родилась идея соорудить во дворе камин. Ну, во-первых, он украсит двор, во-вторых, Наталек сразу же предложила сжигать в нем падающие листья, веточки, короче, все, что горит. А я предложил предусмотреть все приспособления, чтобы у нас не было проблем с барбекю и в приготовлении плова.

И вот уже много лет наш камин с честью выполняет эти функции. Установив казан, развожу под ним огонь, а в казан наливаю немного воды - нельзя нагревать казан пустым. Казан нагревается, раскаляется, и вода в нем начинает кипеть, затем бурно кипеть. Специальной кованой шумовкой, к слову, тоже приобретённой в Коканде у местных мастеров, вычерпываю воду из казана, а в него вливаю 700-750 мл кукурузного масла и начинаю его перекаливать. Масло накаляется, сначала начинает потрескивать, а потом над ним начинает подниматься как вроде туман слегка серого цвета; это знак, когда я бросаю в это раскаленное масло маленькую луковицу, очищенную от шелухи. В казане происходит микровзрыв, луковица, как живая, начинает двигаться в масле, вокруг нее происходит бурное кипение, а сама луковица начинает чернеть. Луковица сделала свое дело, и шумовкой я ее убираю из казана, но не выбрасываю, а отдаю своим собакам, которые отлично знают алгоритм приготовления плова и лежат рядом в ожидании вкусненького. Но и эту луковицу они тоже съедают, причем вдвоём на неё не кидаются, а кто-то один подходит, нюхает,  ложится рядом и ждёт, когда она остынет, а потом только съедает. В этот раз это был терьер Чака, а Абас со стороны наблюдал за ним. Но возвращаюсь к плову, ведь не псы  герои моего рассказа.

После удаления луковицы в казан, в раскалённое масло, идёт лук шинкованный.

Создаётся впечатление, что лука больше половины казана и некуда будет и морковь добавлять, и мясо, и рис. Но процесс идет - лук пассеруется в масле, становится мягким и уменьшается в объеме. Во время пассерования лука я непрерывно его помешиваю шумовкой, чтобы не подгорел. Я затрудняюсь точно описать все признаки готовности лука и начала обжарки моркови, но считаю, что если самую малость не дотянул, то дойдет вместе с морковью. Вот и морковь в казане. Продолжаю постоянные помешивания, масло шипит, по двору распространяются ароматы, от которых слюна ручьём бежит. Как-то мне соседи сказали, что я садист и устраиваю им пытки запахами готовящегося плова. Морковь меняет цвет, сначала она желтеет, а потом у нее появляется золотистый оттенок. И вот пришло время отправляться в казан мясу.

Должен сказать, что с самого начала процесса готовки и до сих пор огонь под казаном должен быть бурным. Итак, мясо в казане, в кипящем масле. Необходимо переворачивать куски мяса, чтобы оно побелело, то есть белки свернулись. Мясо тогда будет вкуснее. Ну а как все мясо прошло эту температурную обработку, в казан заливается вода. Я заливаю холодную воду. После этого наступило время солить плов. Плов во время приготовления солится два раза. Вот как раз первый, когда заливается вода. Это варево называется по-узбекски "зирвак". Да, и в зирвак добавляю пару чайных ложек пловной смеси специй. После того, как зирвак закипел, уменьшаю интенсивность огня под казаном до минимума, чтобы кипение было вроде как ленивым. И вот на таком медленном огне держу казан до того момента, пока вода не испарится практически вся. Когда начинает выкипать вода из зирвака, я уже практически теряю обоняние от концентрированных запахов готовящегося плова, но о том, что запахи усиливаются, мне четко говорит поведение собак. Они стригут ушами, максимально близко пытаются улечься у очага. Они знают, что скоро им достанется по большой кости из зирвака. Вот спасибо псам, они мне напомнили: я забыл вам поведать, что, когда начинает кипеть зирвак, в казан кладу тот говяжий мосол (коленный сустав, разрубленный вдоль), который купил загодя. Через сорок- сорок пять минут достаю обе части мосла из зирвака, они уже сделали своё дело и придали зирваку говяжего костного навара. Собаки счастливы, они, дождавшись, когда кости остынут, берут их в зубы и уходят в разные концы двора. И вот, на взгляд, зирваку остается кипеть на медленном огне минут десять-пятнадцать, и я начинаю промывать рис, который, если вы помните, я уже давно залил круто соленым кипятком. Опять же, правило "руки прочь от риса" действует. Промываю под проточной водой, аккуратно сливая мутную воду и слегка потрясывая миской с рисом. И вот лишняя жидкость из зирвака выкипела. Лук и морковь превратились в однородную массу. Аккуратно выкладываю рис поверх всего находящегося в казане. Шумовкой выравниваю, чтобы не было нигде кучек риса. И заливаю снова водой на высоту двух пальцев, расположенных горизонтально, солю воду ещё раз. Я уже писал, что плов солится дважды. Так вот, это время второй раз солить. И сразу же делаю огонь бурным. У меня для этого уже заранее приготовлено много мелкой щепы. Во время приготовления плова огонь под казаном должен менять свою интенсивность четыре раза. В самом начале огонь бурный, когда раскаливается казан и пережигается масло. Пассеровка лука и обжарка моркови тоже происходит на бурном огне. Ну и обжарка мяса также. А вот когда готовится зирвак, то сразу после начала его кипения огонь уменьшается, чтобы кипение было очень мягким, медленным и ленивым. И вот время третьего изменения интенсивности огня – это когда залит водой рис. Вода закипает бурно. Необходимо шумовкой постепенно по кругу рис от стенки казана перекладывать в центр.

Перемешивать все находящееся в казане не рекомендуется. Во всяком случае, мой учитель мне это не советовал делать, и я, как послушный и дисциплинированный ученик, так и делаю. Просто нужно на кучку, получающуюся при перемещении риса, надавливать не сильно и не активно, а мягко, и рис под шумовкой будет из центра перемещаться к стенкам. Так и происходит перемешивание. Вода кипит бурно и выкипает. Рис перемешивается. Не ленитесь, в этот момент нельзя прерывать этот процесс, потому что рис может пригореть к стенке казана. И вот над рисом уже нет воды, но продолжайте процесс. Чтобы определить окончание выкипания воды, похлопайте слегка по рису шумовкой. Если звук хлюпающий, то продолжайте, а как звук становится глухим, то данный этап готовки заканчивается. Должен сказать, что эта "экспертиза" с прихлопыванием очень деликатна и требуется навык, но он быстро приходит, когда вы не доварите рис один раз,или он у вас подгорит, или рано прекратите выпаривать воду. Но я тридцать первого декабря все сделал в срок, как-никак двадцать лет готовлю плов - наловчился. Итак, похлопал шумовкой по рису - звук глухой, значит, рис на этом этапе готов, он заметно стал крупнее рисинками. Начинается последний этап и тоже очень ответственный. Уменьшаю последний, четвертый раз, интенсивность огня под казаном. Завершающий раз шумовкой рис от стенок казана перемещаю в центр кучкой, не перемешивая содержимого казана. В центр кучки вдавливаю ту головку чеснока, что приготовил заранее, и дольки айвы вокруг чеснока. Еще раз посыпаю рис зирой и барбарисом и сверху всего выкладываю нарезанную заранее курагу, позднее она перемешается с рисом. А затем специальной деревянной палочкой толщиной полсантиметра, не больше, и длиной на глубину казана протыкаю рис и все содержимое в казане до дна в пяти-семи местах. Это очень важно - мы формируем каналы, по которым пар будет подниматься от дна к крышке, на которой будет конденсироваться и в виде горячей воды вновь капать на рис и так далее. Ну о животворящем круговороте воды в природе особый разговор. А сейчас я закрываю первой крышкой рис. Для этого я использую специальную миску, не плоскую, но и не очень глубокую. Мы ее не сразу подобрали, но она хороша тем, что как раз по размеру окружности казана на глубине двух сантиметров от края. Щель между крышкой и казаном я закрываю льняными кухонными полотенцами, которые мне выделяет для этих целей Наталек, и сверху накрываю еще одной крышкой. Под казаном не должно на этом этапе быть огня вообще. Только угли, не то содержимое может подгореть. Последние полчаса процесса. Я их провожу за чаем. Летом, конечно же, зеленый чай пью, а зимой - крепкий черный. От очага не ухожу, чтобы не прозевать, как угольки под казаном начнут вдруг гореть, а это случается всегда, как уходишь от очага. Но за чаем и за размышлениями о вечном, о прекрасном, о семье время пролетает незаметно. У меня уже готова специальная корзина из проволоки с плоским дном, где установлено специальное кольцо достаточного диаметра и высоты: нужно поставить на него казан так, чтобы он не перевернулся: казан же имеет форму полушара. Это мелочи, которые нужно предусмотреть заранее, а не метаться в разрешении этих проблем, когда жареный петух клюнет в одно место. Да и вообще, только ради Бога не расцените это как нравоучение - это искренние советы, в приготовлении плова мелочей нет! Плов готов и есть два пути: первый - это просто выложить его на блюдо и есть. Но я готовлю плов не очень часто последнее время, и поэтому хочу, чтобы это был праздник. Новый год - это само собой праздник, но я стараюсь, чтобы каждое приготовление плова было праздником в семье. А в праздник всё должно быть красиво. Вот и будем делать всё красиво. Заношу казан с пловом в дом. Интересная вещь: чем бы семья ни занималась и в каких закоулках дома ни находилась, после снятия крышек с казана чуть ли не бегом собиралась на кухне. Они мне всегда говорят, что в этот момент такой вкусный запах разносится по дому, что удержаться невозможно. Я лишён в этот момент возможности наслаждаться этим запахом: пока я готовлю плов, у меня обоняние притупляется. И вот после снятия крышек Наталек и Катенок с ложками с разных сторон налетают на казан, чтобы попробовать плов, я не разрешаю, они уговаривают, пугают меня и угрожают мне, шантажируют. Они так искренне просят разрешить им попробовать, что я сдаюсь. Честно скажу, мне очень приятно слышать "изумительно...", "вкуснятина..." и тому подобное. Насытившись славословием, я прогоняю их из кухни. И начинаю действо.

Сначала аккуратно достаю из плова чесноковину и дольки айвы, затем куски баранины. Мясо режу кубиками по сантиметру и выбираю все косточки. Рис перемешиваю с курагой, которая была сверху на рисе под крышкой, и откладываю определенную порцию на небольшое блюдо. Дело в том, что Наталек уже пятнадцать лет не ест мясо, и поэтому у неё плов без мяса, но, поверьте, он от этого менее вкусным не стал. Мясо перекладываю в казан и перемешиваю ещё раз. Хочу подчеркнуть, что перемешивание должно быть нежным, спокойным, с легкими потрясываниями шумовкой. Это делается, чтобы рисинки отделились друг от друга, плов становится рыхлым, объем его увеличивается. А тот, кто готовил плов, видит, какими длинненькими и толстенькими стали рисинки, насколько они увеличились в размере. И так же аккуратно выкладываю плов на то тунисское огромное блюдо горой в центре. На вершину водружаю чесноковину. Отвлекусь: после пребывания в горячем рисе при приготовлении чеснок отдает все фитонциды плову, а сам теряет горечь и становится очень мягким, нежным и вкусным, но, оставаясь в шелухе, не теряет формы. Айва, обычно дубовая в сыром виде, тоже становится мягкой, очень ароматной и невероятно вкусной. Так вот, айву укладываю кругом по краю, а в завершение беру те кольца лука, что я отложил перед тем, как передать лук Натальку для приготовления салата.

Так вот, я беру эти кольца и тоже укладываю на горку риса по кругу, а внутрь кольца накладываю зерен граната. Получается очень эффектная композиция. Все то же я проделываю и с малым блюдом, где нет мяса. Вот могу спорить, что у большинства из вас во время чтения слюноотделение было повышенным. И не мудрено, ведь вы читали не рецепт, а Оду Плову! Приятного вам аппетита и будьте счастливы!
Эссе 100. Охламоны

Ну скажите мне, пожалуйста, что толкнуло нас, студентов уже шестого курса, на авантюру с криминальным душком? А дело было так. Начало шестого курса. Осень. И не просто осень, а бабье лето. И нас, шестикурсников, посылают в колхоз на подборку картофеля после комбайна. Мы сначала хотели начать бузу: "Где это видано, чтобы шестой курс - и на картошку?" Но благо у нас в группе были трезвомыслящие люди: Оля Птицина и Женька Ромашов. Я, конечно, понимаю, что по поводу Оли Птициной никто спорить не будет, а вот Женя Ромашов может вызвать сомнения в этом плане. Так вот, позвольте вас заверить, что как раз Женя и умел обходить острые углы,  не делать глупостей и других убедить поступать так же. Мы его уважали, а потому и слушались. Так вот Оля с Женькой предложили не бузить, а использовать этот день как пикник. Ну вот мы и запаслись всем, чем положено. Должен сказать, что бардак в различных организационных вопросах что сейчас в России, что в те времена cоветской власти был приличный. В назначенный день мы дисциплинированно явились на хоздвор Кемеровской областной больницы к восьми утра. А как же, мы ведь не на картошку ехали, а на пикник послекартошечный. А опаздывать на банкеты, ровно как и на пикники, у нас было не принято.

И вот в течение первого часа ожидания время пролетело незаметно, так как мы дружно и азартно обсуждали вопрос: почему у молодых женщин и девушек лицо гладкое, а юбка мятая, а у женщин в возрасте все наоборот? Дискуссия была бурной и насыщенной, но консенсуса мы так и не нашли, хотя были близки к этому. И здесь стали слышаться сначала робкие, а потом и настойчивые вопросы: "А в чём, собственно, дело?" и "А чего мы, собственно, ждём?" И поскольку ехать на уборку картошки предложили и настояли Женька с Олей, их мы и отправили выяснять, где же обещанный автобус. Сами же улеглись на травку ожидать их за анекдотами. Но тут нам на глаза попались два барана. Откуда они взялись на территории областной больницы, неизвестно, но их было два. Красавцы, с лихо закрученными рогами, довольно-таки крупные и импозантные. Нам они очень понравились. Нет-нет, ни шашлык, ни бешбармак мы из них делать не планировали. Простите, но тут просится маленькое лирическое отступление: мы ожидали отправки на поля картофельные, но дело это затягивалось по непонятным причинам, и мы как-то незаметно стали пускать по кругу бутылочку с нашими любимыми "777". Благо запас их у нас был солидный - ведь не фу-ты ну-ты, а на пикник собрались. Сколько бутылочек к моменту, когда мы обратили внимание на тех баранов, прошло по кругу, сказать сейчас трудно, да и не имеет это принципиального значения, потому что это точно была не одна и не две бутылочки. Ну подумайте сами, разве у вас родилась бы идея устроить бараньи бои после каких-то двух бутылок "777"? Да ни в жизнь. Смешно даже об этом думать, не то что вслух говорить.

Первой баранов увидела Галя Винник: "Какие барашки красивые!" Все стали искать глазами барашек, а нашли двух приличных баранов. Саша Сальмайер с Юрой Сологубом стали спорить, бодаются они или нет. А я от нечего делать и от фонаря ляпнул, мол, это бойцовские бараны, я таких в Киргизии видел. Соврал, конечно, но интерес мои слова вызвали значительный. Ваграм даже не выдержал и пошел посмотреть на баранов поближе. Все ко мне с вопросами стали приставать, мол, как их, баранов то есть, на бой спровоцировать? А что я мог им сказать? И дальше врать? Я стал каяться, что пошутил, и т. д., и т. п. Но странное дело: мне уже и не верили, что я им насочинял про баранов. Ну я и ляпнул опять от фонаря, что их разозлить надо. Не успели мы ещё обсудить, как же нам баранов разозлить, как вернулись из администрации облбольницы наши гонцы: Оля и Женя. Идут весёлые и ухохатываются: оказывается, картошку мы должны были убирать для облбольницы. Колхоз передал поле больнице безвозмездно, чтобы та сделала запас на зиму. Так вот, не только нас, шестикурсников, на картошку снарядили, но и интернов, и ассистентов с кафедр, которые базировались в облбольнице. И отъезд был назначен на семь утра! Кто нам сказал, что сбор в восемь, мы так и не смогли выяснить. Хоть мы и опоздали, но завхоз больницы все равно обрадовался, что появилось несколько дополнительных рабочих рук. Эхе-хе, знал бы он, что это больше шкодливые, а не рабочие руки. Тем не менее он обещал что-нибудь придумать и просил нас не расходиться. Всё это сообщили нам Оля с Женей. Причём пока Оля рассказывала, Женька подозрительно осматривал нас. А что нас осматривать? Мы вот они - довольные, глаза блестят азартом. Мы же готовимся к бараньим боям и уже начали делать ставки. При этом валютой у нас был глоток из бутылки, которого планировали лишать проигравшего и награждать победителя. Чтобы Женя не сердился, ему дали возможность догнать нас по количеству глотков. Но и здесь возник конфликт, потому что Юра Сологуб, захмелев от пропущенных глотков, предложил Женьке в два раза больше. Но не тут-то было. Народ дал Юрке пенделя и пообещал лишить права глотков в будущем. В общем, Женьку лишили Юриной добавки, но он был и без этого доволен, поскольку, оказывается, мы уже прилично приложились к тем бутылочкам. Оля тоже не отказалась, сказав: "Вам меньше достанется". Мы наперебой стали рассказывать Жене с Олей о баранах, и о боях, и о ставках, и о том, кто с кем уже сделал эти ставки. И Женька загорелся. Он жаждал боёв и интересовался, как мы злили баранов. А когда мы сказали ему, что он сам баран, потому что только что ему рассказали, что решаем ещё, как их злить, разозлился сам и пообещал отломать нам всем рога, если мы ещё будем его называть бараном. Мы дружно пообещали, что не будем, и Женька начал действовать. Он предложил намазать баранам задний проход скипидаром. "Посмотрите, как они разозлятся", - так Женя резюмировал дебаты. И ушёл на больничную конюшню, разумно полагая, что, раз там есть телеги, должен быть и скипидар. Все-таки умный Женька был. И ведь таки принес баночку скипидара. Бараны мирно паслись рядом, практически не обращая на нас внимания. Они даже не предполагали, какая угроза нависла над ними. Но тут подъехал «УАЗик»-фургон из хозяйства завхоза, и если бы самого завхоза не было в кабине, то быть бы баранам со скипидаром в одном месте. Бедный Женька, он чуть не плакал от обиды: рушился такой план. А план был действительно хорош. Это мы уже обсуждали, сидя на бидонах молочных в «УАЗике». Ехать было недалеко, и где-то часов в одиннадцать мы с шиком приехали на картофельное поле.

Верите ли, нас встречали аплодисментами, да что там аплодисментами - овациями. Все копатели побросали с удовольствием вёдра и пришли пожать нам руки и спросить, в чём дело и почему мы так припозднились. Не любил советский народ эти сельхозработы, и медики в том числе, хотя песню Высоцкого все знали "...Небось картошку все мы уважаем, когда с сольцой её намять...". Мы охотно рассказывали, как мы рвались на подмогу им, уже копающим, как злой рок мешал нам, как мы чуть не намазали баранов скипидаром. А в завершение обвинили во всём завхоза, что он так долго не отправлял нас на поле. Все присутствовавшие согласились, что он паразит, и предложили уже в одиннадцать и начать обедать. А тот, кого все назвали паразитом, всё слышал и молчал.  Но когда он услышал, что народ собрался обедать, то возопил благим матом. Он просил начать обедать в час. Завхоз был опытным и знал, что после обеда никто работать больше не будет. И он применил запрещённый приём, что-то вроде удара ниже пояса. Он сказал, что если поработаем до часу и только потом будем обедать, то он выставит на всех трёхлитровую банку медицинского спирта. Если разобраться, то на всех это будет по несколько капель, но волшебное слово в сочетании с определением "медицинский" сделало своё дело, и народ потянулся в поле. И вот что интересно, сама собой родилась народная инициатива: на обед уходят те трое, кто закончил собирать ряд картошки. А это где-то метров сто. Все-таки лозунги коммунистов, такие как: "ударник, встречный план, повышенные обязательства" и тому подобное, были крепко вбиты в наши головы. А завхоз больницы как был паразитом, так им и остался.

Он ходил по рядам после копщиков, рылся в земле и, если находил хоть одну картофелину, поднимал жуткий крик, неся демонстративно в поднятой руке ту картофелину. Правда, стоит сказать, что внимания на его демарши никто особо не обращал. И наша группа трудилась в поте лица, собирая картошку.

Ну во всяком случае, ведро мы набрали, поскольку меня с Сашей Сальмайером и послали готовить костер, вручив ведро картошки. Мы с Сашей выбрали место рядом с пеньком, перевернули ведро с картошкой так, чтобы картошка не высыпалась. И стали разводить костёр вокруг ведра и пенька. Да что я рассказываю о таких прописных истинах, как выживание студентов на уборке картофеля? Так делали все. Костёр мы развели такой огромный, что паразит-завхоз прибежал и нас с Сашей чихвостил,  читал нам правила противопожарной безопасности. Читал нравоучения усердно, но костёр как горел бурно, так и продолжал гореть, подтверждая пословицу про караван и собаку. Ну а когда в костре было уже много углей, мы еще пару ведер картошки высыпали в костер и закопали в угли. В полпервого начали подтягиваться голодные "ударники копки картофеля" и активно включалться в процесс подготовки обеда. С поля постоянно прибегали и передавали сумки с припасами. Потому, когда пришли первые выполнившие обязательства девушки, поляна преобразилась.

Расстелили газеты в виде стола и на них выкладывали яйца вареные, огурцы свежие, огурцы малосольные, огурцы соленые, помидоры, сало соленое, колбасу «Докторская», «Любительская», «Молочная»,  кто-то принес даже палку копченой колбасы «Московская». Мы ее нарезали такими тонкими дольками, что через них можно было читать, что написано в газете, но, как потом выяснилось, всем досталось по кусочку той колбасы, даже завхозу-паразиту. Вы представляете, он тоже присоседился к нам. Но отдадим ему должное: кроме трехлитровой банки спирта, выложил еще и трех вареных кур. Спёр на пищеблоке, однозначно решили все, но кур ели. Вы себе представить даже не можете, как было всё вкусно! Как смачно хрустели огурцы, как симпатичны были всем нам перепачканные углями физиономии напротив сидящих! С каким аппетитом поедалась картошка, которую испекли мы с Сашей! Картошку чистили и ели с салом, луком и огурцом соленым. Вот такая кулинарная абракадабра, но она в тот раз была чрезвычайно вкусна. Как заботливо делилась та кем-то принесенная копченая колбаса! А какие тосты говорили! И тут же как ругали все Юру Сологуба, у которого в руках вдруг сложился раскладной стаканчик пластмассовый, которые в то время были в ходу. Невезучий Юра - в тот день чуть было не был побит второй раз. Уж больно у Женьки чесались руки дать ему подзатыльник за разлитый спирт. Паразит-завхоз был всеми прощён. Он оказался классным мужиком, элегантно ухаживал за молодыми студентками, рассказывал смешные анекдоты. Он вообще оказался кладезем анекдотов. В общем, обед незаметно продолжался до четырех часов. А когда обед закончился, потому что закончилось то, что пускали по кругу, и вся еда была съедена, то оказалось, что больше половины работников уже уехали в город. Вот как так можно? Потихоньку покинуть такое веселье? Оказалось, что, пока мы ели, пришёл автобус, но мы и не заметили. А паразит-завхоз дал команду, чтобы тех, кто улизнул с обеда, увезли в город и опять приехали за остальными, за нами то есть. А потом и завхоз-паразит собрался уезжать на своем разбитом «УАЗике», и те, кто согласился ехать с ним, сидя на бидонах, тоже уехали.

Остались ждать автобус наша группа и ещё человек пятнадцать. Веселье как-то затихло, и появилась опять обида на паразита-завхоза, на тех, кто уже уехал, да и вообще на всех. Причём вот эти дисфорические настроения почему-то больше присутствовали в нашей, 614-й, группе. К нам примкнули также Слава Сизиков и Таня Янчилина, которые хоть и перешли от нас в группы акушеров-гинекологов, но душой остались с нами. Нам не сиделось на месте. Мы возмущались, что долго нет автобуса, который должен был прийти за нами. И тут Евгений предложил пойти пешком в Кемерово. Мол, он эти края знает, здесь всего километра три-четыре, и мы дольше будем сидеть и ждать тот автобус, который наверняка сломался, чем будем идти на природе, по лескам. В общем, он так красиво говорил и зазывал нас, что я, Саша Сальмайер, Славка Сизиков, Ваграм Агаджанян, Оля Птицина и Галка Винник согласились на эту прогулку. Ну а что, в конце-то концов, три-четыре километра? Это 30-40 минут пешего хода. Во всяком случае, так нас убеждал Евгений. Может, он и прав был, если бы мы шли прямо в Кемерово, но нас вел Сусанин. Да, так мы стали называть Женьку, когда час уже шли, а города все не было и в помине. Вот вам и ситуация. Теперь уже все ругали Женьку. Говорили, что таких болтунов, как он, свет еще не видел; и много ещё чего говорили, используя в том числе и ненормативную лексику. И, что характерно, Евгений даже не огрызался. Он сам понял, что заблудился, и потому молчал, как рыба об лед. А мы на все лады костерили его. И тут вышли к какому-то пруду, небольшому. А на берегу того пруда стояло строение типа избушки или сарая. Мы сели отдыхать, а Женька пошёл на разведку. Минут через пять он возвращается и приносит с десяток куриных яиц в пригоршне. Угощает нас сырыми куриными яйцами и рассказывает, что видел и что узнал. Оказывается, это был курятник, а в нем уже на насестах сидело десятка четыре кур. Странное дело - курятник есть, а чей он, непонятно. Где хозяева кур? Вопрос? Ну и что вы думаете мы решили? Пойти искать хозяев кур и спросить у них дорогу в город? Вот видите, как вы ошиблись. В наших развращенных социализмом головах мысли были совсем другие. Простые, как белый лист.

Поймать пяток кур и оторвать им головы, а самих кур сварить или зажарить и съесть. Ну виданное ли дело? Еще пару часов назад мы были объевшиеся на том пикнике и уже вновь строили планы о еде.

А главное, ни у кого не возникло даже мысли, что это куры чужие, что если нас поймают, то будут неприятности, и масштабы этих неприятностей могут быть самые невероятные. Вот честно, как на духу, говорю: мы обо всем этом и не думали вообще.

Мы думали о том, как нам ловить этих кур. И ведь поймали, и головы свернули. По счастью, никто нас не видел и в краже не уличил. А мы, немного развеявшись этим приключением, как-то неожиданно вышли на дорогу и буквально сразу тормознули «ГАЗончик» бортовой, который и домчал нас до города. Ну а когда нас высадили у   ж.-д. вокзала, Женька неожиданно пригласил всех в гости. Нет, не к себе, к своей знакомой. Да, Светлана потом стала его женой, а в то время он нам так и сказал - "знакомая". Наверное, я один тогда знал, что Светлана больше чем знакомая для Женьки. Ну, в общем, Женя расхвалил её кулинарные способности, пообещал, что мы пальчики оближем, и мы поехали всей толпой в общежитие пединститута, где Света и жила. Бедная Светлана! Нужно было видеть её обалдевшее лицо, когда она открыла двери своей комнаты и к ней вместе с Евгением ввалилась наша компания.

Женя суетился, интересовался у нас, что приготовить из тех кур, пожарить или сварить. Но все устали и согласились только на куриный бульон. Надо сказать, что бульон получился очень наваристым, так как сварили сразу две курицы. Но уже без того азарта и аппетита поели и разошлись по домам. Так закончился день, насыщенный событиями и приключениями.
Эссе 101. Пуд соли

Когда расстаёшься с хорошим другом, то, естественно, скучаешь по нему. Когда Петр Козлов вместе с другими нашими студентами после окончания четвертого курса уехал продолжать учёбу в Томском мединституте, на военно-медицинском факультете, я как будто потерял частичку души. Похоже, Петр тоже скучал по Кемерово, по нашей группе и по мне. Регулярно, даже чаще чем регулярно, от него приходили письма, я, конечно же, отвечал ему. Скажу честно: писали мы друг другу всякую ерунду. Нам ведь главное было  знать, что абонент жив-здоров и в хорошем настроении. Я писал уже, что покупал специальные почтовые наборы с красивой разноцветной бумагой и конвертами различной формы. Надо мной тогда смеялись, мол, девчачьи конверты, а мне нравилось, и я не обращал внимания на подколки. Мы с Петром не только писали письма, но и отправляли телеграммы друг другу. Я до сих пор удивляюсь, как КГБ нам с Петькой не накостылял. Ведь писали мы такую ерунду, которую запросто можно было расценить как какой-нибудь код или шифр.

Вот, к примеру, я телеграфирую Петьке: "Изменилось количество бронебойных патронов, разрешённых к хранению в главном штабе. Теперь можно хранить три патрона. Пользоваться по-прежнему нельзя". Петька в тот же день отвечает: "Патроны пересчитали, не пользовались, просто лишние выбросили". Я сейчас понимаю, что Бог хранил двух балбесов, как мог. Ну а как мы могли не воспользоваться подсказкой из "Золотого теленка"? Конечно же, воспользовались и телеграммами "Грузите апельсины бочками" и "Командовать парадом буду я". В общем, мы резвились, как могли. А весной, на пятом курсе, Петр пригласил меня в Томск. В гостинице он мне поселиться не разрешил, а прямо с вокзала повез на "явочную квартиру". Петр, Валера Кайгородов и еще один парень из Новосибирска снимали эту квартиру в складчину. Нет, у них были места в казарме на территории военфака. Там были проходная, пост и все прочие причиндалы воинской части, так что пригласить знакомую девушку на чашку чая было практически невозможно. Так вот на этот случай и нужна была та "явочная квартира", в которой на две ночи поселили меня. Благо кровать там была, причем заправленная накрахмаленными простынями. На этой почве у Петра с Валерой были постоянные стычки: Валера не любил накрахмаленное постельное белье, а Петр обожал, чтобы оно чуть ли не звенело от крахмала. Программу встречи Петр продумал до мелочей. В пятницу вечером был банкет в ресторане "Кедр" в центре Томска. Этот ресторан в те далекие годы, а это был 1971 год, славился подачей блюд из дичи. Так вот, Петька вспомнил, как я кормил его жареной картошкой с копчёностями и болгарским лечо, и включил в заказ медвежатину, приготовленную по особому рецепту.

Сначала медвежатину вымачивают четыре дня в маринаде из уксуса, различных специй, репчатого лука, соли и чёрного перца. Из костей варят бульон. Пассеруют морковку, петрушку, сельдерей и лук. Затем вымоченную медвежью вырезку с пассерованными овощами заливают бульоном пополам с маринадом, в котором выдерживалось мясо, и тушат часов пять-шесть. Затем охлаждают в том же отваре, а уже перед подачей на стол мясо режут на куски толщиной полтора сантиметра, обваливают, как обычно, в муке, яйце и сухарях и обжаривают с двух сторон на сковороде в раскаленном жире. Вкуснятина получается неимоверная. Даже сейчас, столько лет спустя, я помню тот специфический вкус мяса. Но это было ещё не всё. Петр с Валерой решили меня удивить окончательно, да и сами они не прочь были полакомиться нельмой.

Это вкуснейшая рыба. Первый раз я ел её именно в том ресторане "Кедр", а потом, когда жил в Новосибирске, у меня была возможность, и мне привозили её из низовий Оби. Так вот, на банкете нельму подавали запеченной в сметане, с белыми грибами. Это такое блюдо, про которое смело можно сказать, что оно тает во рту. В общем, банкет удался на славу.

Сидели мы в ресторане до закрытия. А потом ребята решили проводить меня на квартиру, а им ещё предстояло пробраться в казарму и уладить всё по поводу столь длительной задержки. И надо же было такому случиться, буквально в ста метрах от квартиры мы наткнулись на патруль. Петька с Валеркой были в форме, в шинелях. Но бежали мы много быстрее, чем патруль за нами. Буквально через квартал свернули за угол и зашли в какой-то двор. Он был проходной, и ребята, уже опытные, знали все проходные дворы в округе, так как не раз пользовались ими в подобной ситуации. В общем, если и был в наших головах хмель, то он после бега по дворам выветрился, сыграв свою роль, мы отчаянно не хотели сдаваться и убежали-таки. Через пять минут мы уже были на явочной квартире, и ребята сразу рванули в казарму, и вовремя.

Начальник патруля углядел, что Петька с Валерой - курсанты и эмблемы у них медицинские и позвонил дежурному по военфаку. Благо тогда не было мобилок и позвонить он смог, как добрался до телефона-автомата. Такой паразит, двух копеек не пожалел, чтобы заложить хороших людей. Но он опоздал: Петька с Валерой были уже в казарме. Вот она, изнанка военной службы. Я обо всем этом узнал на следующий день, когда ребята пришли за мной, чтобы пойти на конкурс бального танца. Скажу честно, не сам конкурс был нашей целью, а послеконкурсный банкет с несколькими его участницами. В этот день мы уже обошлись без ресторана и провели намеченную встречу на явке, как ребята называли ту квартиру. Вечер удался на славу. Правда, Валерке пришлось ночью бежать в казарму, а Петя получил увольнительную до обеда в воскресенье, когда как раз и уходил мой поезд на Кемерово. Долгие проводы - лишние слезы. Но мы знали, что дружба не такой жалкий огонек, чтобы потухнуть в разлуке, как сказал Шиллер. Мы с Петром, конечно, взгрустнули немного, но бутылочка вина, которую мы выпили на расставание в буфете вокзала, скрасила нам грусть. А главное, мы знали, что наше расставание не будет долгим. Договорились, что Петр возьмет направление на практику в танковую часть в Отбашах, что рядом с Фрунзе, что летом мы поедем с ним на Иссык-Куль и уже я буду встречающей стороной. Этот эпизод я описал в эссе "Плов на Иссык-Куле".

А осенью того же 1971 года я получил от Петра приглашение на его свадьбу. Свадьба должна была состояться в Белово, откуда были родом и Пётр, и его невеста, дочь директора цинкового завода в Белово. Я долго не ломал себе голову, что подарить Петру на свадьбу. Тем более переплюнуть его тестя я все равно не мог, ведь тесть преподнес на свадьбу ключи от «Волги Газ-21». Поэтому я взял у своей бабушки Прасковьи Михайловны мешок из-под картошки, постирал его, конечно, и - нашил на него лоскуты, как заплатки, а на белой заплате написал "16 кг - Пуд соли". Купил в магазине крупной соли 16 килограммов.

И повёз в подарок. Ещё когда ехал в автобусе, я всё думал: "Ну почему я такой балбес? Соль можно было купить в Белово и не тащить её с собой из Кемерово". Вот это всё я и сказал на свадьбе вместо тоста при вручении подарка. И про подарок тестя, который не переплюнуть, и про то, какой я балбес, что тащил соль из Кемерово, и что желаю молодым съесть этот пуд соли вместе. И что интересно, тесть Петра, важный дядька, встал из-за стола, обнял меня и поблагодарил за оригинальный подарок. И обратно в Кемерово после свадьбы отправил на своей служебной «Волге». А во время свадьбы я пользовался повышенным вниманием, так что Валера Кайгородов, который тоже был на свадьбе, стал ревновать меня. Но "Горько!" мы с Валерой все равно кричали дружно и громче всех.
Эссе 102. Приколист

"А годы летят, наши годы, как птицы, летят.
И некогда нам обернуться назад..." - поётся в одной из песен.

Хорошая песня, душевная! И больше всего она мне нравилась в исполнении Марка Бернеса. Конечно, прекрасно, что жизнь не даёт возможности вернуться назад, а то некоторые так бы и ходили по кругу. Но обернуться... Надо оборачиваться, обязательно надо. Ну хотя бы затем, чтобы посмотреть, что же ты наворотил за прошедшие годы, чтобы оценил, чтобы хоть что-то попытался не допустить в будущем. Вот скажите, мог ли я, тогда семнадцатилетний балбес, хоть и студент медицинского института, предполагать, что молодой тогда ассистент кафедры нормальной анатомии Золотухин Михаил Иванович станет маститым заведующим той же кафедры. Да я тогда и не думал об этом вообще. Да, всё, что описано в эссе "Анатомия", имело место быть, но как я мог заглянуть в будущее и увидеть в том худеньком, в чём-то даже астеничном молодом ассистенте того зубра анатомии, каким стал Михаил Иванович. Я ведь не Мессинг, в конце концов. А он стал. Честь ему за это и хвала! Сейчас, впрочем, как и во все времена, студенты любят своих преподавателей, когда экзамен сдан и отметка об этом в зачётной книжке. Ну а до тех пор...
Михаил Иванович Золотухин окончил стоматологический факультет мединститута.
Он, разумеется, понимал значимость знания анатомии зубов для стоматолога. И студенты стомфака, хоть и обижались на него, когда он доставал их на первом курсе лепкой зубов, но прощали. А обижаться было за что. На зачёт по лепке зубов слепили их и сдали на проверку. И Михаил Иванович находит не одну, не пять, а пятьдесят ошибок. Как следствие - лепи снова. Слепили - сдали, ну что ему ещё надо? Ведь старались, как могли, и этот паразит, а его именно так в той ситуации и называли, опять находит не одну, не шесть, а сорок восемь ошибок! Это что же такое творится?! Да он просто издевается над людьми! И так раз пять-шесть, а некоторые рекордсмены и до десяти дотягивали. Вот вам и зачёт по строению зубов! Сегодня, с позиции пациента стоматологических дел мастеров, я не просто аплодирую Михаилу Ивановичу, а бурно аплодирую, и мои аплодисменты, похоже, переходят в овации со вставанием, как в старые добрые времена бывало на съездах партии. Но назвать Золотухина М.И. "приколистом" у меня рот не откроется. "Гроза кафедры анатомии", да я и сейчас бы ему привязал чего-нибудь к хлястику халата за его выкрутасы. А что же это ещё? Группа сдала зачёт, и все сидят последние минуты довольные, с преподавателем прощаются, планы строят о том, где отмечать сдачу зачёта по анатомии: в "Современнике" или у старосты на квартире. Тут открывается дверь аудитории, и какой-то студент почти кричит: "Золотухин обход делает"- и тут же исчезает.

А буквально через минуту заходит Золотухин М.И. Ещё когда Михаил Иванович был студентом Кемеровского государственного медицинского института, кафедру анатомии возглавлял знаменитый Фарадей, или по паспорту Рыжков Тимофей Фадеевич, который за отсутствие колпачка на голове безжалостно выгонял с занятий, а за мятый халат кричал на студентов-мужчин: "В шахту!!! ", а на девушек: "В ларёк, пивом торговать!!!" Так то был ужасный Фарадей, и ему это было к лицу. Но не зря в Одессе говорят, что "хохма, повторенная дважды, - уже не хохма". Так вот, заходит Михаил Иванович через минуту после глашатая и первым делом выгоняет всех, кто без колпачка. Таких мало, но всегда кто-то попадался. Если бы он только это проделывал, так он пошёл дальше - решил перепроверить сдачу зачета у всей группы. Сдали всего пятеро?! Кошмар!!! И если за его фокусы с лепкой зубов были овации, то после перепроверки сдачи зачёта явно должен быть слышен топот ног в знак протеста. Что? Резко? Может быть. Это же я констатирую момент, когда события
происходили. А сейчас, оборачиваясь назад, я скажу, что именно Фарадей и такие "приколисты", как Золотухин Михаил Иванович, прививали привычку быть аккуратными и даже элегантными докторам, выпускникам Кемеровского мединститута. А насколько они умны, вы и сами видите по передаче на TV “Здорово жить!”, где все участники - выпускники Кемеровского медицинского института.
Эссе 103. Блины и др.

Есть категория людей, на которых можно было обидеться, можно было рассердиться, но не любить их было нельзя. Это не представитель ХХ века, это, скорее, XIX век. Психологически человек ХХ века любит быть на стороне победителей. Для него важно стать успешным, продвинутым человеком или героем – победителем истории. Наверное, именно такой ваш покорный слуга. Чернобай Жора совсем не такой, как я. Он сильный физически и духовно, но не агрессивный, а добрый, причём добр иногда даже слишком. И окружающие этой добротой пользовались беззастенчиво. Вот если вы помните эссе "Мини-общага", там я писал о том, как мы жили впятером на квартире с Жорой Чернобаем в том числе. Так вот тогда мы готовили по очереди, и, когда приближался день дежурства Жоры, мы, остальные четверо, заранее обговаривали, что заказать Жоре. Чаще всего это были блины или пирожки с ливером. Две эти кулинарные позиции получались у Жоры превосходно. Он изощрялся. Жора никогда не делал просто блины. Хотя что я говорю? Он стряпал блинов столько, что мы ели их ещё пару дней потом. Ну представьте: настряпать блинов на эмалированном ведре (12 литров) блинного теста.

А фаршировал он их и творогом, и сырковой массой, и фаршем, и ливерной колбасой, перекрученной на мясорубке и сдобренной луком, чесноком, перцем и лаврушкой. Получалась невероятная вкуснятина. То же самое было, когда он стряпал пирожки. Там в виде начинки добавлялось ещё и картофельное пюре. Ни у кого, кроме Жоры, не хватало терпения так долго кухарничать. Но как он упивался нашей похвалой! Он буквально купался в ней. Однажды Женя Ромашов бросил клич: "Качай Жору".

Мы, налопавшиеся пирожков, кинулись с удовольствием. Бедный Жора - 150 кг чистого веса, - мы так грохнули его об пол, что думали, что он что-то сломает себе. Но обошлось. И вообще, Жора был крепкий парень. Не могу не написать ещё об одном эпизоде из той жизни. Я не буду никого выделять особо, пусть это будет групповое издевательство над Жорой с нашей стороны. Регулярно Жоре на постель, под простынь, укладывали десятикилограммовую гантель. А Жора с такой же мазохистской регулярностью на неё то падал всем телом, то садился с размаха. Благо кровати мы брали в общаге, а они все были с панцирными сетками, и это смягчало контакт с гантелью.

Но всё равно у Жоры на спине, ниже спины и на боках постоянно были огромные синяки. После того, как я съехал с той квартиры, оставшиеся ребята прекратили эти экзекуции Жоры, и он связал их со мной. Эх, Жора, Жора, ты не прав был тогда.
Эссе 104. Смертельная доза!

Недолго я жил в мини-общаге на Герцена, но монотонной нашу жизнь назвать было нельзя.
Помню, один кошмарный случай был такой. Заспорили Жора и Женя Ромашов о том, может ли человек выпить два с половиной литра водки.
 
А это ни много ни мало, а пять пол-литровок. И Жора взялся доказывать, что можно, а Женька настаивал на обратном. Даже прозвучала фраза, что это смертельная доза для человека. Как только мы ни отговаривали Жору не делать это. Я, Коля Козлов и Вадик Северин умоляли его не рисковать.

Женька был известный паразит. Он ехидно подсмеивался над Жорой, что, мол, струсил? И вот в выходной день назначили мероприятие. И ведь Жора выиграл! Этот фрукт вылил все пять бутылок водки в огромный хозяйственный ковш и одним махом, не прерываясь и не пролив ни капли, выпил всю водку. Мы обалдели, глядя на него. Жора пьянел на глазах, но все же успел сунуть два пальца в рот, и какое-то количество водки вышло наружу. Женька пытался бузить, но тут все мы встали на защиту Жоры. И легко и просто доказали Женьке, что спор был о том, сможет ли выпить, а об остальных действиях ничего не говорили. Спал Жора тогда часов тридцать. А проснувшись, был уже нашим героем. Коля Козлов знаком был с Жорой с десяти лет,  знал, как он любит молоко, и приготовил ему на опохмелку трехлитровую банку молока. А мы с Женькой слетали на рынок и привезли тоже трехлитровую банку, но огуречного рассола. После пробуждения Жоре предложили и то, и другое, и он, к нашей с Женькой радости, первым стал пить рассол. Да, в тот день Жора был как персидский шах. Любое желание, которое мы читали в его глазах, исполнялось. Честно скажу, мы испугались, как бы Жора не умер, когда он так долго не просыпался.
Эссе 105. Жора, Боже мой!

И вот этот мой студенческий друг Жора превращается в Георгия Николаевича Чернобая. И не просто в Георгия Николаевича, а в преподавателя кафедры патологической анатомии. Но и в этой ипостаси Жора остался Жорой. Ну кто ещё мог придумать такую хохму, кроме Жоры? В морфологическом корпусе в Кировском районе Кемерово, на четвёртом этаже, был компьютерный класс, который использовали и как лекционный зал для занятий на стомфаке. В этом же классе стояли мягкие кресла, там просматривались учебные фильмы, или ужастики, как их называли студенты. Возвращаюсь к Жоре. Этот Георгий Николаевич Чернобай удумал поручать лаборантке кафедры перед лекцией прямо во входных дверях ставить стол, накрытый белоснежной скатертью, в самом проходе стул, а на столе - стакан воды. Сейчас у тех, кто прочел все мои эссе, екнуло сердце. Они подумали, что вместо воды в стакане была водка, как у преподов Голубевых. Нет, Жора, простите, Георгий Николаевич, не из той компании.

Ну вы представили баррикаду, сооруженную Жорой руками лаборантки? Это похлеще, чем у Гавроша. Бедные студенты, они всегда спешат и всё равно опаздывают. Учёные всех стран ломают головы, почему так происходит, но решить эту теорему не могут. Куда им, они же не Пелерманы, а это не теорема Пуанкаре.

Это даже не теорема, это аксиома: как бы студент ни торопился - на лекцию он все равно опаздывает.

И вот студенты, приехавшие из главного корпуса, с проспекта Химиков, прибежав в морфологический корпус, все в мыле, пытались незаметно прошмыгнуть мимо препятствий. Но это не удавалось никому. Более того, Жора своим фотографическим взглядом фиксировал всех опоздавших и до конца лекции потом подкалывал их, изощряясь на тему взаимоотношений парней и девушек.

Беда, что сталось с Жорой? Студенты добрейшего Георгия Николаевича стали побаиваться. Что время с людьми делает, Боже мой!
Эссе 106. Трусы

Вернее всего люди принимают за везение или невезение то, чему не могут найти ясного объяснения. Например: "Я не вижу, какие мои намерения и поступки привели к тому, что я и моя группа попали на анатомии в руки доцента Николаевой Ларисы Андреевны, поэтому считаю случившееся везением". Или: "Я не вижу, какие мои намерения и поступки привели к тому, что меня спросили на анатомии по теме "Строение яичка", поэтому считаю случившееся невезением". Иными словами, Галина Юровская, а в те времена еще Вельдяскина, такое кодирование своего житейского опыта проводила, но абсолютно не задумывалась, почему она делает так, а не иначе. "Такая моя планида..." - думала Галя.

Когда ещё перед началом изучения анатомии их группа узнала, что занятия у них будет вести доцент Николаева Лариса Андреевна, они обрадовались и испугались одновременно. Вся группа собирала по институту сведения о ней и потом на посиделках группы оглашала добытые сведения. А они также не вносили успокоения в их мятущиеся души. Сведения были такими:
-  умная, ну и слава Богу;
- одержимая, вот это опасно;
- классная, это вообще радовало;
- едкая на язык, это перенесем.

Немного пугало и смущало, что её также называли "Тётка старой закалки" и "Тёртый калач". Потолковав и так и сяк, группа решила, что она, как говорят в народе, "Баба с яйцами" - именно так называют женщин за силу их характера.

Дальнейшая жизнь подтвердила, что всё, что они собрали на стороне и какие выводы сделали сами, правильно на все сто процентов. Любимое выражение Ларисы Андреевны было ни много ни мало, а с претензией: "Господь Бог знает анатомию на пять, я знаю анатомию на четыре с минусом, ну а вы, студенты, на два, и я вам это докажу". И ведь доказывала постоянно. Отработки сыпались как из рога изобилия. Кошмар, группа перестала собираться на междусобойчики. Где это было видано, чтобы откладывали банкеты? Учили анатомию. И латынь по ходу дела закрепляли, поскольку Николаева на занятиях общалась с группой только на латыни.

Да, это была ситуация, не позавидуешь. Вызванный отвечать шёл к лотку с препаратами, как на расстрел, обречённо, и от этого забывал даже то, что ещё на перерыве помнил, как таблицу умножения. Но тем не менее время шло, отработки появлялись и сдавались. И вот однажды... Занятие только началось, Галя Вельдяскина была совершенно спокойна: она на прошлом занятии отвечала и умудрилась не получить отработку. А из опыта было известно, что раз спрашивали на прошлом занятии, то на этом спрашивать не будут. И тут, как гром среди ясного неба, прозвучало: "Вельдяскина, ну...". И ведь по-русски сказала, а точнее, пригласила к ответу. К ответу по теме занятия "Строение яичка".

Как молния в голове пронеслось: "Баба с яйцами, народ знает, как называть таких". Одно плохо: поделиться этими мыслями было нельзя, нужно было делиться знаниями. Галя подошла к лотку с отпрепарированными мужскими гениталиями, наружными и внутренними, а это целая гирлянда. Вчера не зря весь вечер просидела над учебником, училась и знала все семь оболочек яичка, знала, почему их так много, и бойко начала их перечислять, называя от кожи внутрь:

 1. Кожа.
 
2. Tunica dartos.
 
3. Fascia spermatica externa.
 
4. Fascia cremasterica.
 
5. Musculus cremaster.
 
6. Fascia spermatica interna.
 
7. Tunica vaginalis testis.
 

Галя уже предвкушала хорошую отметку, о пятерке она и мечтать не могла, но четвёрка, да ещё и вторая подряд - это ей казалось уже в кармане, но произошло невероятное. Доцент Николаева Лариса Андреевна попросила назвать восьмую оболочку яичка! Галя абсолютно точно помнила, что в учебнике написано про семь оболочек, она уже их назвала по латыни, без ошибок. Боже мой, а не про неё ли Аркадий Райкин говорил, что доцент тупой? А когда Лариса Николаевна поставила Галине двойку, "Про неё, точно про неё", - думала Галя, идя к своему месту. И тут началось нереальное развитие событий. Николаева подряд спрашивает всех, ругается, ставит двойки. Стращает и угрожает.

Группа столпилась вокруг того лотка, мотает по нему бедные, ни в чём не повинные яички - ищет восьмую оболочку. К концу второго часа занятия уже все, даже самые тупые студенты, без ошибок перечисляли на латыни семь оболочек яичка. А староста группы, истерически хихикая, выпытывал у всех: "У какой певчей птички черные яички?" Сам же смеялся и сам же отвечал: "У Поля Робсона!!!" До конца занятия оставалось минут пять, и тут Лариса Андреевна произносит: "Трусы, да-да трусы!". С каким артистизмом, с каким чувством она это сказала! Если бы в аудитории присутствовала в тот момент Доронина, она бы бросила служение Мельпомене и ушла в монастырь.

А группа оставшиеся минуты до конца занятия сначала сидела с перекошенными от мук поиска лицами, потом выражение сменилось на удивление, потом, как в калейдоскопе, на изумление, а потом - хохот, дикий хохот. Вы не поверите: Николаева смеялась со всеми вместе. И обвела в журнале двойки за это занятие у всех - её в тот момент любили Все! Даже те, кто её не любил! Учитель!!!
Эссе 107. А Олег лучше все-таки

В 6-20 утра 26 сентября 1949 года в городе Кемерово, в роддоме больницы № 3, что возле Горсада, произошло событие, которое, что характерно, не привлекло никакого внимания ни общественности страны, ни даже самого Кемерово. Да, собственно, почему оно должно было привлечь чьё-то внимание? Что случилось в тот день и час в роддоме? Батарею отопления прорвало, что ли? Нет, к счастью, в роддоме всё было нормально, и даже захудалого пожара не было. Всё шло в штатном режиме, как говорят сейчас в космонавтике. Просто в это время некая Седышева Александра Михайловна родила в том роддоме мальчика 51 см и 3,800 кг весом. И мальчик в том же штатном режиме закричал сразу.

Конечно, это событие было очень ожидаемо в определенном кругу лиц на шахте Ягуновке, где жила семья Седышевых. После выписки из роддома Петр Андреевич Седышев расстарался и организовал встречу жены с сыном на лошади, запряженной в двуколку. Где он раздобыл ту двуколку, так и осталось секретом, но в те времена, когда с такси были определённые проблемы, такая встреча жены и сына из роддома была значимой. Батя, так звал его впоследствии сын, уже в те годы любил, что называется, повыпендриваться.

Трудно сейчас понять, почему у ребенка, родившегося в городе Кемерово, регистрировали факт рождения в сельсовете деревни Комиссарово, что расположена между Кемерово и шахтой Ягуновкой, но ближе к Ягуновке. Гадать не будем, просто я объясню, что здесь особенного. Так вот, особенное есть, причем существенное. Тот родившийся в Кемерово, в роддоме горбольницы № 3 мальчик, так шикарно доставленный в отчий дом на двуколке, был назван Юрой. Над Юрой тряслись, его кормили, баюкали по ночам, когда он вместо того, чтобы спать, как все приличные люди по ночам, начинал орать благим матом. Месяц Юра прожил без проблем и без документов, что в Советском Союзе не приветствовалось. В течение этого месяца из села Довольного Новосибирской области на Ягуновку приехала тезка той знаменитой Агафьи Тихоновны из "12 стульев". Матушка Петра Андреевича тоже была Агафья Тихоновна, и приехала она повозиться с внуком и помочь молодой семье в первое время. И вот прошел месяц; и наконец-то Петр Андреевич нашёл время, чтобы сходить в Комиссарово, зарегистрировать рождение сына и получить свидетельство о рождении. Разумеется, когда он вернулся, Александра Михайловна сразу же попросила показать ей документ сына. Я честно вам признаюсь, что не могу сказать, каково было изумление и мамы того Юры, и его бабушки Агафьи, когда они узнали, что Юра-то совсем не Юра, а Олег!!! Да, в том документе так и было написано: "Седышев Олег Петрович". То есть Я!!! Вот это фокус, куда там Коперфильду. Ну простите меня, я не помню тот период жизни, он у меня стерся из памяти. Как у алкоголика период пьянки наутро исчезает из памяти, так и у меня. В чем дело, не знаю. Я и вышеизложенные события пишу с чужих слов. Что говорила жена Шура мужу Пете, что говорила мама Агафья сыну Пете? Не помню, хоть убейте, не помню. Конечно, интересно было бы знать, что предшествовало той метаморфозе, какие мысли буравили буйную голову Петра Андреевича по дороге в Комиссарово. Но факт остается фактом, ваш покорный слуга с того момента не Седышев Юрий Петрович, а Седышев Олег Петрович. Если честно, то лично мне кажется, что имя Олег более мне подходит, чем имя Юрий. Да я к нему привык, в конце концов.
Эссе 108. Дежурство в роддоме

Смешно сказать, но, проучившись пять с половиной лет, я ни разу не только не принимал роды, но и ни разу не видел, как протекают роды. Ну я, конечно, знал технику приёма родов, но чисто теоретически. И вот однажды я оказался на дежурстве в том самом роддоме при горбольнице № 3, что возле Горсада. Дежурили мы опять же с Ваграмом. Мне некоторые читатели, и они же мои однокашники, говорят, что я чересчур много пишу о Ваграме Агаджаняне. Это их ошибка. Я пишу о случаях из студенческой жизни. И если в той или иной ситуации Ваграм присутствовал, то я об этом и пишу. Так вот, оказались мы в том самом родзале, где на крайнем левом столе родился и я. Я, конечно, не преминул об этом рассказать Ваграму. Ну а он не преминул взять меня за руку и водить по роддому и всем - и дежурным врачам, и акушеркам, и даже нянечкам - рассказать, что я родился в этом роддоме двадцать два года (это на тот момент) и несколько месяцев назад. Что сначала меня назвали Юрой, а потом я чудесным образом стал Олегом. И после рассказа он предъявлял меня как вещдок к рассказу. Всем история нравилась, все умилялись, что я вот там родился, а теперь на практике в том же родзале. Всё шло хорошо, пока мы с Ваграмом не наткнулись на Титову Екатерину, родную тётку нашей Татьяны Янчилиной и к тому же доцента кафедры акушерства.

Она нас с Ваграмом знала как облупленных и, ни мало не смущаясь, сказала: "Хватит трепаться и баламутить персонал. Идите в родзал: там у двух роды сейчас начнутся". И пообещала прийти и посмотреть, как мы будем участвовать. Делать нечего, пошли мы с Ваграмом в родзал, хотя до этого уже договорились с дежурным врачом, что он сделает нам отметку. В родзале, точно, рожали две женщины. Одна молодая, я сейчас и не помню, сколько ей было лет, но где-то в районе двадцати. Она без умолку материлась. Причём маты были такие изощренные, что у нас с Ваграмом даже уши покраснели, а акушерка нас успокоила: мол, не обращайте внимания, это у нее вроде как обезболивающее, легче ей так рожать. Но легко сказать, а другое дело слышать со стороны, что какому-то Сене оторвут то, без чего не было бы этого, что его не подпустят на пушечный выстрел больше никогда. Конечно, такая непоследовательность была непонятна: сначала оторвут, а потом-то что не пускать? Потом-то уже и не страшно. Я как раз перед этим прочел роман Анны Антоновской "Диди Моурави", и там были такие слова: "Женщина, когда рожает, мучается, ей больно. Она страдает и сердится на мужчину, что он этого не испытывает. Но когда всё заканчивается, женщина удивительно быстро забывает все и спешит повторить глупость".

Я, известный балбес, пересказал эту цитату той молодой роженице. Ситуация была интересной. Она замолчала и внимательно меня слушала, но, когда я завершил рассказ словами о повторении глупости, она опять разразилась отборным матом и послала меня так далеко, что я даже и не предполагал, что туда можно послать человека. Даже дежурные родзала расхохотались. А в это время вошла Титова. Она слышала конец нашего общения с той молодой. Опять отругала нас, что маски у нас одеты символически, и отправила ко второй роженице. То была женщина лет сорока, и у неё это были третьи роды. Она была спокойна. Попросила нас не волноваться. Откуда она узнала, что мы волновались, а мы волновались на самом деле. Сказала, что всё будет хорошо, и попросила помочь ей чуть-чуть. Акушерка кивнула нам, мол, помогайте. Теорию мы с Ваграмом знали.
 
Сначала я попытался обхватить живот роженицы рукой, но живот был огромным, и у меня не получилось хорошо. Тогда за дело принялся Ваграм. Он обхватил правой рукой живот роженицы, вцепился рукой в край стола и надавил, да, похоже, не рассчитал. Надавил чуть сильнее, чем нужно было. И хорошо, что мы с акушеркой оказались в нужном месте. У плода было головное прилежание, и он чуть ли не пулей появился на свет Божий. Во всяком случае, мне так показалось. Помню, акушерка закричала на Ваграма, роженица взвыла, но всё закончилось. Я был поражён, когда увидел, что акушерка шлепнула по маленькой попке новорожденного, и он басом закричал в ответ. Когда провели все процедуры, оказалось, что родился богатырь 53 см роста и 4 кг 350 г весом. И что роды прошли без разрывов и повреждений.

Счастливая мама благодарила нас. А Титова тоже поблагодарила и отправила с дежурства домой, чтобы мы ничего больше не натворили, но дежурство нам зачла. Мы, гордые и с массой впечатлений, уходили из родзала под матерные пожелания молодой роженицы, которая так и не могла начать рожать. Как мы только потом ни изощрялись, рассказывая, как Ваграм помогал роженице, как я "практически один" принимал богатыря, как сама доцент Титова поблагодарила нас и за хорошую работу отпустила с дежурства ещё с вечера. В общем, врали и пиарились напропалую.
Эссе 109. Прирожденный акушер

Как потом оказалось, не только мы с Ваграмом попали в ситуацию на дежурстве в роддоме, когда нужно было помогать роженице, но и Костя Ромашов оказался в подобной. Правда, если мы с Ваграмом были в роддоме горбольницы № 3, то Костя оказался в роддоме МСЧ № 9 в Кировском районе, где, кстати, работал его старший брат и мой друг Евгений. Мы были вдвоем, но и Костя тоже был не один. Костя принимал первые роды в своей жизни с Леной Дубровиной. Ну что там говорить — Лена с Костей симпатизировали друг другу, но с ними увязалась староста их сорок первой группы Людмила Нефедченко. Костя, конечно, все проделал классически. Он встал справа от роженицы, обхватил живот левой рукой, ухватившись кистью за край стола, и плавно, я подчеркиваю, очень плавно наращивал давление на живот, а правой рукой ловил потуги в районе пупка. Роженицей была совсем молодая девчонка семнадцати лет, но вела себя она героически и в перерывах между схватками знакомилась с Костей,  пообещала даже, если будет сын, назвать его Костей. УЗИ в те времена еще не было, и, кто родится, узнавали только во время родов.

Роды прошли без ЧП, если не считать то, что девчонки, сопровождавшие Костю, грохнулись в обморок обе, когда пошла головка.

А бабулька-акушерка уж очень хвалила Костю и даже сказала, что он прирожденный акушер. А этот прирожденный акушер после тех родов, за которые его хвалили, недели две не мог смотреть на девчонок без ощущения, что они как инопланетяне.
Эссе 110. Кирпич на темя

Что-то меня понесло не в ту сторону. Вот сегодня шестое августа и, как нож к горлу, захотелось написать хоть что-нибудь по поводу произошедшего на этой неделе обвала на биржах. И опять в четверг. Наверное, всё же меня впечатлила сумма изъятых инвестиций - более триллиона долларов.

Конечно же, эта сумма не укладывается у меня в голове, как и у большинства обывателей. Прошу не судить строго, если мои суждения покажутся вам смешными и примитивными. А что вы хотели, это ведь первый мой опыт, раньше я по большей части на кухне с женой толковал про кризис. Финансовый ликбез я получил в выпусках новостей по телевидению, а курсы повышения квалификации по экономике прошел в Интернете. Нагруженный таким багажом финансово-экономических знаний, я, как и все в мире, весь июль ждал: "примут или не примут?". Нутром я, конечно, понимал, что, конечно же, примут - они ведь не камикадзе. До японцев им в этом плане далеко. И что характерно, жена моя, мой зам по тылу, тоже считала, что примут. Нами руководило нежелание что-либо терять в бизнесе. И вот минуло второе августа, Штаты все-таки повысили потолок госдолга (а кто бы сомневался), все должно быть хорошо, но через день - ба-бах! И на триллион с хвостиком в яму. Мы с замом по тылу в шоке. Ведь подобного не наблюдалось с 2008 года, когда начался тот кризис. А интересно, куда метнулись инвесторы?

Ведь так не бывает, что в одном месте деньги взяты и никуда не вложены. Мои учителя и консультанты (новости TV и Интернета) четко сказали — доллары пошли превращаться в золото и в другие валюты: швейцарские франки и японские иены. А чего же испугались инвесторы? Ну, мы с замом, ясно, опасаемся ухудшения нашего материального состояния, а тем чего бояться? Я не думаю, что инвесторы боятся рецессии в Америке, они чётко знают, что там опять, как припечёт, договорятся и, если будет надо, не просто повысят потолок, а удвоят или даже утроят порог госдолга. А чего им бояться? Они уже давно переступили все экономические табу, и теперь им отступать уже все равно некуда. Мне кажется, инвесторы боятся, что прорвёт в Италии, где дефолт зреет, как тот фурункул, а если это произойдет одновременно с Испанией, то ба-бах будет не чета четвертому августа.

Но поскольку я оптимист, то хочу сказать, что сейчас кризиса не будет. Плодами минувшего обвала на биржах воспользуются те, кто к этому и привел ситуацию, ведь грех не воспользоваться, а большого кризиса, я имею в виду мирового, пока не будет. Я так и сказал своему заму по тылу: "Успокойся, дорогая, это нас не коснется". И она успокоилась. О том, почему я так думаю, зам по тылу меня не спросила. А то бы я изложил ей всё, что думаю про мировой кризис в целом и о его влиянии на финансовое положение отдельно взятой семьи, которая в той или иной степени пострадает от кризиса, конечно же. Я бы сказал своему заму по тылу, что не каждый "финансово-экономический ба-бах" приводит к мировому кризису. Вон в прошлом году опять же в Америке индексы упали на десять процентов!!! И ничего, живём. На мой взгляд, и я об этом тоже сказал бы своему заму по тылу, мировой кризис - это как кирпич на голову человеку, если он этого не ждет. Ведь если человек предполагает тот кирпич, он перейдет на другую сторону улицы. А вот если идёт, насвистывает беззаботно - то и получай по полной. Мне кажется, что банкротство Лемон Бразерс (Lehman Brothers ) и было тем кирпичом на голову. И произошло то, что произошло.

В общем, посидели мы с замом, попили чайку и решили, что метаться и переводить капиталы в иены или франки не будем, благо нам и нечего переводить.

Да и что будет с тем франком, если все ломанутся поменять доллары на франки? Где Америка с её экономикой, а где Швейцария? Да, там озеро красивое и горы, но это чтобы туристам тратить деньги, а для перевода всех долларов мира в швейцарские франки того озера мало будет. Так что решили мы с Наташей жить спокойно и воспринимать все философски, ну, конечно же, обговаривая и далее всё на кухне под чаек с крыжовенным вареньем. А то зря, что ли, мы по TV образование и консультации получали?
Эссе 111. Ни то ни сё...

Михаил Задорнов, а мне больше нравится называть его "дядя Миша", и это не фамильярность, это уважение к его мудрости, облаченной в юмористические одежды, а впрочем, он и сам себя так называет, - так вот, когда его спрашивают, что же он пишет и читает со сцены, отвечает: "Эссе!". А называет свои произведения "эссе" потому, что никто не знает, что же такое "эссе".

Так то Михаил Николаевич, простите, дядя Миша. Он может себе позволить и писать, и сказать о себе такое. А что могу сказать я, начавший писать менее полугода назад, назвавший свою писанину "эссе" и затеявший написать полугодовой отчет о проделанной работе.

Не мудрствуя лукаво, честно признаюсь, что все мои эссе - это как щенок от той дворняжки, которую повязала стая таких же шалавых и беспородных дворняг. Но внимательный читатель наверняка найдет в моем словоизлиянии и элементы философии, во всяком случае, потуги на нее, философию. А мои дневниковые откровения и неожиданные даже для меня признания, как в анекдоте о той курсистке, что пришла на исповедь, но говорить правду не хочет. А тем не менее бессвязно бормочет, что грешна. Ну, и ни один разумный не подумает даже, что то, что пишу я, похоже на какую-нибудь там новеллу. В крайнем случае чего-то от беллетристики в моих эссе есть. Валентин Никитин  назвал мои эссе «оригинальные художественно-документальные новеллы» и утверждает, что я выступаю основоположником некоего нового жанра.

В настоящее время В.А. Никитин является вице-президентом Общества русско-грузинской дружбы «Дзалиса»; действительным членом РАЕН; сопредседателем регионального Движения в защиту семьи «Медиана»; членом Исполнительного комитета «Союза православных граждан России»; членом редакционной коллегии журнала «Вестник русского христианского движения»; профессором, действительным членом Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка Российской Федерации; доктором философии, профессором Всемирного Распределенного Университета (Брюссель).
В.А. Никитин – автор серии статей о Русской Православной Церкви в энциклопедическом словаре «Религии народов России» (издание «Российского независимого института социальных и национальных проблем», Москва, 1997; 2-е издание – 2002). Я верю, что Никитин знает, о чём говорит.
 Конечно же, мне хочется сказать вам, дорогие читатели, честно, а говорить честно необходимо еще и потому, что ведь такая знаменательная дата, как полугодие творческой работы, другого и не подразумевает. Так вот, то, что я пишу, мне нравится. Разумеется, что-то нравится больше, что-то меньше.

Мне нравится писать эссе. Нравится, что я могу быть необычайно гибким в изложении сюжета. А если уж совсем начистоту, то неоднократно повторялось такое: у меня был готов сюжет, не на бумаге, а еще в голове. Я его обдумывал, строил, ровнял и гладил, он мне нравился, я был доволен. Но вот сел к компьютеру, чтобы зафиксировать мысли словами и, начав писать, вижу, что меня уносит от выстроенной мною версии сюжета совсем в другую сторону. Но самое интересное, что и получившийся вариант мне нравится. Те, кто бывал на рынке, где продают собак, видел наверняка симпатичных щенков, активных, жизнерадостных, плотненьких, а потом выяснялось, что это "дворяне". Так вот эти дворяне в кавычках, или плебеи по жизни, легче и проще приспосабливаются к жизни, чем те же дворяне настоящие, без кавычек. Таковыми мне кажутся и мои эссе. Мне почему-то думается, что мои теперешние читатели - а я обратил внимание, что среди них уже большинство не мои однокашники, которые меня знали ранее и которые сами фигурируют в эссе, - прощают мне множество прегрешений литературного плана. "Что с него взять? Он ведь не рассказы или повести пишет..." - так, наверное, думают они. А вообще, трудно сказать, что думают читатели, но во всяком случае, в гостевой книге подавляющее большинство добрых и хороших отзывов. Я отнюдь не переоцениваю себя, но смею надеяться, что в эссе нашел ту оптимальную пропорцию в соединении бытийной достоверности, которая идет как бы от дневника, и мыслительной обобщенности, корни которой в моей философии; "моей" я говорю в том смысле, как я ее понимаю, образной конкретности и пластичности, идущей, конечно же, от литературы.

Я не открою Америку, если признаюсь в своей творческой, да и, по всей вероятности, умственной слабости, ну какой нормальный и умственно сильный человек ни с того ни с сего начнет писать, да еще и не просто писать, а писать эссе!!! Скажу вам как на духу об отсутствии также и элементарного философского, да и художественного дарования, о полнейшем бессилии сочинить что-либо выразительное, законченное и общеполезное, какой ни то роман, повесть или, на худой конец, рассказ. Мне очень нравятся слова, которые сказал Мишель Монтень, потому что они мне очень близки по духу и сути: "...Тот, кто изобличит меня в невежестве, ничуть меня этим не обидит, так как за то, что я говорю, я не отвечаю даже перед собою, не то что перед другими, и какое-либо самодовольство мне чуждо... Если я и могу иной раз кое-что усвоить, то уж совершенно неспособен запоминать прочно. ...Я заимствую у других то, что не умею выразить столь же хорошо либо по недостаточной выразительности моего языка, либо по слабости моего ума" (эссе "О книгах"). Это слова основоположника жанра эссе Мишеля Монтеня. Конечно, страшно говорить такое про себя любимого, но думается, что мое мнение о каких-либо явлениях, событиях либо вещах совсем не есть мера тех самых явлений, событий либо вещей. Мое мнение лишь должно разъяснить читателям, в какой мере или как я вижу эти явления, события либо вещи.

Завершая свой отчет о полугодии творческого пути, прямо скажу: есть куда расти. И пусть меня обвинят в смелости такого посыла, но я кротко и благоговейно приму все брошенные в мой адрес упреки, буду продолжать писать и, может быть, Бог поможет мне создать нечто поистине хорошее... потому что пока то, что я пишу, - это ни то ни сё!
Эссе 131. Женская логика

Когда после окончания института я был направлен хирургом в Чашинскую районную больницу, мне казалось, что я попал в такую глухомань, хоть кричи "Караул-паника". А ведь, если разобраться, оказывалось, что до областного центра - Кургана - было всего пятьдесят километров и неплохая асфальтовая дорога. Но всё равно, сама деревня Чаши была истинно российской: деревянные дома и грязь на улицах какая-то особая. Она была как вроде жирная и не смывалась водой, а мазалась по сапогу и прилипала к нему, как пластилин. В общем - тихий ужас.

Но потом я переквалифицировался в психиатры и переехал работать в Курганскую областную психиатрическую больницу, которая хоть и называлась Ново-Петропавловской и адрес имела в селе Ново-Петропавловка, но располагалась километрах в трех от нее в селе Малиновка. Врачи жили на территории самой больницы в отличных коттеджах. И вот здесь-то на самом деле можно было кричать «караул». До Кургана 180 км, и асфальт только от Шадринска, а до Шадринска в дождь ни пройти ни проехать.

Может, такая изолированность от цивилизации и неплоха для психбольницы, но сотрудникам было, мягко говоря, тоскливо. И мы искали всяческие развлечения, как могли. В больнице я ближе всего сдружился с Лойцкером Витей. Доктор-умница, голова, что твоя Википедия с медицинским уклоном. Постоянно к нему обращались коллеги с вопросами: что такое такой-то симптом и когда может встречаться такой-то синдром? И Виктор Маркович с прибаутками, доходчиво растолковывал любопытному, что и как. Ну а поскольку Витя был крёстным отцом моего перехода из хирургии в психиатрию, то он взял на себя обязательство сделать и из меня психиатра. Но сейчас я не об этом, а о том, что Виктор ещё и приобщал меня к активному времяпрепровождению. Я совсем не был склонен к охоте, а вот сбор грибов и ягод, да ещё и рыбалка - это были для меня излюбленные занятия.

Сбор грибов в тех местах был банальной механической работой.

Грибов было столько, что можно было и выпендриваться. Вот, к примеру, я любил собирать сырой груздь, причем брал только те грибы, шляпки у которых максимум пять сантиметров в диаметре.
 
Помню, как кайфовал мой батя, когда я посылал ему на гостинец такие грибочки, а он их под водочку с лучком репчатым и маслом растительным в праздники выставлял на стол и всем гостям обязательно объяснял, что это сын ему из Кургана присылает.

Батя жил в Киргизии, во Фрунзе, и грибочки там подобные пользовались
заслуженным успехом.
Со сбором ягод было немного по-другому. Еще весной в период цветения полевой клубники и земляники мы с Витей на мотоциклах объезжали окрестные поля и полянки, опушки перелесков, смотрели, где много цветет ягоды, и вели точный учёт разведанного.
 
А когда ягода поспевала, то мы уже знали, куда ехать, и не мудрено, что на зиму у меня было как минимум пару мешков сушеной полевой клубники, а это не садовая клубника. Из сушеной клубники зимой кисели и фруктовые супы такие ароматные были, что просто чудо и объеденье.
Ну и последнее мое увлечение - это рыбалка. Бог наградил Курганскую область десятками небольших озер, в которых водились сырки и караси.

Причем караси вырастали до полутора-двух килограммов и очень мне нравились запеченными в духовке в деревенской сметане. Это были не караси, это была песня нежная и душевная. У этих карасей из духовки было ещё и выраженное антидисфорическое действие: если ты садился за стол в плохом настроении, то после обеда ты вставал из-за стола благодушным и расслабленным, и жизнь вокруг была прекрасной.

Подготовка к рыбалке начиналась загодя. В течение недели пересматривались сети и удочки. Вся больница знала, что Лойцкер и Седышев собираются на рыбалку. Рыбаки-больные, которые были в ремиссии, чинили нам сети, если это было необходимо. На рыбалку ехали обязательно с ночёвкой, как правило, в пятницу после работы. Алгоритм поведения был устоявшийся: приехали на место, ставим палатку и едем на лодке ставить сети свои.

Я потому подчеркиваю слово свои, что по местным обычаям позволялось из уже стоящих чужих сетей взять рыбу на ведро ухи, что мы тоже непременно делали. Затем костер и уха. Это обязательно. В общем-то, ради этого и затевалась часто рыбалка - ведро ухи под спирт или водку, ночь и тары-бары бесконечные. И ведь находились всегда темы для этих тары-баров. А утром ловля на удочку, сразу с утренней зорьки и до вечера.

Домой возвращались или в субботу вечером, или в воскресенье, если было желание продолжить ночные тары-бары, после ухи да у костра. Вот во время одних таких тары-баров Виктор и предложил мне вместо рыбалки махнуть в Свердловск (так тогда назывался теперешний Екатеринбург). Ну а я падкий был на подобные авантюры и к тому же решил познакомить Витю Лойцкера и Женю Ромашова, который жил в Каменск-Уральске, по пути в Свердловск. В общем, сказано - сделано. Первая поездка прошла отлично, мы и в Свердловск с Витей съездили, и на обратном пути тормознулись у Жени Ромашова в Каменск-Уральске. Но жадность сгубила много фраеров и нас с Витей не пощадила. Нам так понравилась первая поездка, что мы в следующие выходные опять намылили лыжи "на рыбалку". По возвращении домой Виктору сразу не понравилось, что у гаражей вертелась его жена Лидия Александровна. Она якобы случайно оказалась там в момент приезда. Ещё когда мы выходили из машины в грязной рыбацкой одежде, Лидия Александровна, как бы между прочим, сказала мне, что не советует давать мне бритву Лойцкеру потому, что у него проблемная кожа на лице и я могу получить те же проблемы. Мы с Витей сразу-то не придали значения такой прелюдии. Но дальше - больше, теперь её удивило, что мы поймали больше половины всего улова сырков, а раньше если два-три ловили, то это уже была удача. Да, в Штирлицы или Зорге мы с Витей не подходили однозначно. Мы это поняли. Два идиота приехали с рыбалки после двух дней у озера гладко выбритые. И нет, чтобы купить только карасей у знакомых рыбаков, мы, чтобы выпендриться, набрали сырков. А гебистка Лидия продолжала выводить нас на чистую воду. Она похвалила нас, что в этот раз мы "не только высушили сети, но и собрали их аккуратно". А то обычно привозили спутанный комок сетей. И у Виктора спрашивает: "А где вы рыбачили в этот раз?". Витя, не задумываясь, мол, в Солмановке. "А сколько водки с собой брали?" - "По бутылке".

И тут Лидия Александровна преподала нам урок логических рассуждений:
"Итак, Солмановка от нас в восемнадцати километрах.

Туда и обратно будет тридцать шесть, округлим - и будет сорок. Две ночи у костра и с ухой – вам, конечно, не хватило водки. В Солмановке в магазине только "Солнцедар", а вам водку подавай, значит, вы ездили в Долматово. А это ещё туда и обратно сорок километров. И того получается восемьдесят. А если верить спидометру, вы наездили триста шестьдесят. И вот вопрос: а где же вы так удачно порыбачили на сырка?"
 
Мы с Витей стояли обалдевшие и одновременно восхищённые женской логикой. Вот ведь как легко и просто нам доказали, что мы полнейшие болбесы.

А вот если вас, дорогие читатели, интересует вопрос, "ездили ли мы и дальше на рыбалку с Витей?", сами придумайте ответ - ведь вы же умные!
Эссе 113. Фифа и, пардон, яйца

Я уже неоднократно писал о наших более чем приятельских отношениях с Петей Козловым (см. эссе «Гитара», эссе «Джентельмены удачи»,  эссе «Плов на Иссык-Куле» и др). Мы не приятельствовали, мы дружили. А когда жизнь разлучила нас и Петя уехал после четвёртого курса продолжать учебу в Томскую военно-медицинскую академию, мы активно переписывались. Петька знал практически всё о жизни его бывшей группы, а я о его приключениях в академии. Причём мы ещё давно договорились, что не будем врать друг другу. А вот приукрасить - это не вранье, это то, что делает чтение лёгким, весёлым и интересным.

Вот под такими впечатлениями я ездил в Томск проведывать Петьку с Валерой Кайгородовым, а потом и на свадьбу Петра в Белово (см. эссе  «Пуд соли»).
Но на каком-то этапе наша переписка прервалась. Я знал, что Пётр получил направление после академии в Сибирский военный округ и служил в Новосибирске. Я знал его почтовые адреса и в Новосибирске, и в Белово, где жила его матушка. Писал по этим адресам. Письма не возвращались, значит, их получали, но ответов не было. Но будучи настырным и слегка авантюристичным, я взял и написал в адрес штаба СВО практически всего один вопрос, который поставил ребром:"...Где Петька?". И представляете, ведь мне ответили. Подписался какой-то "настоящий" полковник, мол по определенным служебным обстоятельствам "не можем в настоящий момент сообщить адрес лейтенанта мед. службы Козлова Петра Алексеевича". Первой мыслью у меня было - Петька подался в шпионы!!! Как я хранил это письмо, но Петька потом у меня его выманил. А сканеров и тем более ксероксов в те времена ещё и в помине не было.

И вот представляете мою радость и удивление, когда на адрес психбольницы в селе Пепелино Куртамышского района Курганской области пришло письмо от Петьки из Новосибирска, но уже с другого адреса. Простите меня, но я отвлекусь от сюжета на пару слов - ну не могу я умолчать о том, почему письмо от Пети пришло на адрес не мой домашний, а психбольницы. Я продукт того общества был и не считал, что использование конвертов со штампом психбольницы - это "хищение социалистической собственности". И было так, что повар брал продукты, строитель гвозди, медики лекарства, а зав. психиатрическими отделениями ещё и служебные конверты. Вот мамаша Петра и сообщила ему адрес со штампа больничного.
Да, я радовался, что Петя не "в шпионы подался", что он жив и здоров, несмотря на ту автоаварию, в которой он укокошил подаренную ему на свадьбу "Волгу". И даже тому радовался, что он хоть и осуждён, но осуждён "работой на стройках народного хозяйства" - была тогда такая мера наказания - и работал врачом в МСЧ завода Сибсельмаш. Вы представляете, в Новосибирске врачей не хватало даже.
В общем, у Петьки должно было состояться УДО (условно-досрочное освобождение), и он очень хотел уехать из Новосибирска, с которым у него были связаны не самые лучшие воспоминания. Я, добрая душа, пошёл и поговорил с заведующим психбольницей о Петьке.

Горшкову В. А. идея пригласить врача в больницу понравилась, и он пообещал специализацию и Петьке, и его предполагаемой новой жене (первая погибла в той аварии) по психиатрии, пообещал предоставить большой дом в качестве квартиры.
И вот Петя с женой приехали в Пепелино. Не поверите, но Петьке всё очень понравилось: и работа, и жилье, и рыбалка, и охота. А вот его жене... Людмила была дочерью Новосибирского аппаратчика, хоть и не крупного, а районного масштаба, но при социализме аппаратчик - он и есть аппаратчик, и его семья также была заражена тем же "аппаратческим" вирусом. И вот жена у Петра была такая: симпатичная, элегантно одетая, молодая, но что ни говорите, а "фифа". Петька сам её так и звал, и Людмиле это нравилось. А ещё Петькина фифа была сильно близорука. Я даже и не представлял до того, насколько у человека, страдающего близорукостью, обостряется в компенсацию слух. И вот теперь только о том, что я и хотел вам рассказать в этом эссе. Представьте такую картину: мы с Петькой стоим у моего дома и ждем, когда подойдет Людмила, а она была от нас где-то  метрах в тридцати. А в это время мимо нас пастух гонит на выгон стадо коров. И среди них был огромный, тонны в полторы, бык.

Шкура цвета мокрого асфальта делала его еще огромнее. Мы с Петькой смотрим и впервые увидели под животом у быка буквально огромный мешок. И Петька не удержался и говорит мне тихо: "Вот это яйца!" И тут, как гром, звонкий голос Людмилы: "Где, где яйца?" И при этом фифа двумя пальчиками подправляет очки, чтобы вроде как лучше видеть, и вертит головой в разные стороны в поисках яиц. Ну что тут скажешь? Одно слово - фифа...
Эссе 114. Белые хризантемы

Я думаю, мои читатели простят меня за отклонения от студенческой тематики. Но что я могу поделать? Руки прямо чешутся написать про своего ангела-хранителя по имени Наташа. Да, по счастливой случайности, она у меня в трёх ипостасях: жена, друг, ангел-хранитель. Если вы будете откровенны с самими собой, дорогие читатели, то согласитесь, что такое бывает нечасто. Мне повезло - у меня именно так. Добавлю, что я ещё её зову "зам по тылу".

Я познакомился с ней в автобусе номер восемь. Как-то еду на Ягуновку из Кемерово и вижу, как в автобус садится ну просто красавица; и что контрастировало - так это огромная сумка, на самую малость меньше, чем сама её хозяйка.

Как правило, пресловутая "восьмёрка" бывает переполненная, а в этот раз, на удивление, была полупустая и имела много свободных мест. Отдам себе должное: я вскочил (а уже сидел в автобусе), вышел на улицу и помог затащить эту чёртову сумку в автобус. Девушка была очень довольна. Я банально спросил: "Интересно, сколько кирпичей вошло в эту сумку и на какой улице на Ягуновке вы строите дом? А иначе зачем возить кирпичи из центра на Ягуновку?" Девушка шутку оценила и согласилась сесть со мной рядом на заднем сиденье. Тот, кто в те далекие годы ездил на автобусах «ЛАЗ», знает, что самые теплые места в нём - это задние, потому что под ними - двигатель. А описываемое событие происходило в конце ноября, и было холодно.

Но нам с Наташей холодно на заднем сиденье не было. Мы познакомились, и Наташа рассказала мне, что это не кирпичи, что она была бы счастлива, если бы даже в сумке возила кирпичи для строительства своего дома, но...
Это была действительность: Наташа работала заведующей лабораторией кафедры мяса Кемеровского пищевого института. Лаборатория находилась на мясокомбинате, и она таким способом доставляла реактивы для учебного процесса в лабораторию.
Наташа жаловалась, я сочувствовал. Искренне сочувствовал. Я представил, что лучше бы эта сумка была полна продукцией мясокомбината или, как мы уже с Наташей решили, кирпичей. И за этими разговорами мы не заметили, как автобус наполнился. Мы не глядели в окна, а безмятежно болтали и смотрели друг на друга; когда глянули, то рассмеялись - мы подъезжали к Ягуновке. Мясокомбинат проехали давно. Наташа потом обвиняла меня в том, что я специально заморочил ей голову, чтобы она проехала, на что я вполне резонно отвечал, что это она сама проехала свою остановку, чтобы получше познакомиться со мной. И что характерно, уже тогда у нас был консенсус - мы согласились, что все произошло к нашему взаимному удовольствию.
Ну конечно, я не стал выходить на Ягуновке, а этим же автобусом мы с Наташей вернулись на мясокомбинат, и я помог дотащить эту сумку с реактивами до лаборатории.

Дальше события развивались стремительно. Мы встречались каждый день. На свидания я приносил то банку компота из чернослива, то консервы какие-нибудь. Поясню: я в то время работал районным психиатром-наркологом Ленинского района города Кемерово, мои пациенты и их родственники не хотели, чтобы их доктор помёр от голода. На дворе стояла перестройка, и в магазинах было шаром покати. И вот Наташа приглашает меня к себе домой, чтобы познакомиться с родителями. 24 декабря, как раз был день рождения её мамы Мареи Николаевны. Это не описка, я именно так назвал её маму от волнения, ну, а потом уже так постоянно и звал ее. Марея Николаевна шумела, требовала, чтобы я говорил правильно, но с молчаливого одобрения Парфёна Сафоновича, папы Наташи, я был и в этом постоянен. Но это было потом, а в канун визита я метался в поисках подарков для родителей невесты. Наташа ещё не знала, что она невеста, это я так решил. И вот оказалось, что среди моих пациентов у одного алкоголика жена работает в теплице, где выращивают цветы. Ещё раз напоминаю, что шла перестройка. И где цветы в декабре? Это сейчас нет проблем. А тогда мне соорудили шикарный букет, и так же левыми путями я организовал бутылку коньяку "Двин" розлива Ереванского завода для Парфёна Сафоновича, а для Наталька приготовил шикарный махровый халат с капюшоном.
И вот, нагруженный подарками, в назначенное время я звоню в дверь квартиры семьи Кайгородовых. Дверь открывается, и меня встречают все трое: мама, папа и Наталёк. Первой расплылась в улыбке тёща, простите, будущая тёща, когда я вручил ей букет. Ну я тут же передаю коньяк будущему тестю. Он глянул на этикетку и прибалдел. Нужно отдать и ему должное - он понимал в коньяках. А в то время этикетке можно было верить. Это сейчас при повсеместном развитии печатного дела можно изготовить любую этикетку. Парфён пожал мне руку и пригласил не стесняться. И вот наступил черед Наталька, когда она увидела халат, а он на самом деле был отличный, она расцеловала меня и тут же надела его. Деньрожденческий обед прошёл отлично. Шпикачки были вкуснейшие. Мы болтали, и во время одного из перерывов в застолье я предложил Натальку руку и сердце, она согласилась, и я, не откладывая в долгий ящик, попросил благословения у её родителей.

А ещё там же, за столом, выяснилось, что я не принес ни одного цветочка Наташе, а первый букет был тёще вручен. Да, это была ситуация, я вам скажу. С тех пор у нас дома всегда букет цветов, а в декабре - это хризантемы, белые хризантемы.
Эссе 115. Париж, Париж...

Мой день рождения в этом году Наташа предложила отметить в Париже. Я, конечно же, согласился. Ну во-первых, мы уже давно не были с Наташей в Париже. А во-вторых, слово жены для меня закон. Отель выбрали Marriott - тот, что на Елисейских Полях. В Париже, оказывается, четыре отеля Marriott, а в этом, на Елисейских Полях, мы останавливались последний раз, когда были в Париже. Отель нам понравился, номера отличные, сервис прекрасный, кухня ресторана превосходная, и мы решили, что от добра добра не ищут. Сказано — сделано, и двадцать третьего сентября мы прилетели в Париж.

Здравствуй, Париж! Да, за те двенадцать лет, что прошли с нашего первого приезда в этот город, произошли изменения, и не в лучшую сторону. Нет, я не буду вас пугать и писать страсти-мордасти, но отмечу, что заметно больше народа стало в Париже, и далеко не французов. А наш любимый с Наташей Монмартр, или "Мон-Мон", как называл его герой одного известного фильма, было не узнать. Когда мы приехали в первый раз в Париж в 1999 году, мы останавливались в отеле на Монмартре. Какой же он был очаровательный! Эти узкие, извилистые и чистые улочки, маленькие магазинчики манили и заманивали, да так, что однажды мы с Наташей заблудились.

А Собор Разбитых Сердец на Монмартре? Помните фильм "Окно в Париж"? Его знаменитая лестница, где любила и любит сейчас сидеть влюбленная молодежь, завалена мусором уже к полудню. И весь Монмартр стал похож на чёрт знает что. И чаще слышишь "Салам", чем "Бонжур". А сколько стало нищих на улицах Парижа! Если раньше они тоже появлялись, то были все же французы. Помню тогда, в первый наш приезд, как мы с Наташей смеялись, когда увидели на углу Елисейских Полей и улицы Boutie нищего, возле которого стояла опорожненная наполовину бутылка шампанского, а сам он заливисто что-то пел.

Сейчас нищих больше, и часто это цыгане. А ещё цыгане вовсю промышляют на улицах по-цыгански, то есть дурят людей или пытаются дурить. Каждый раз, бывая в Париже, мы приходим на площадь Opera.

И в этот раз тоже мы были там. А за театром находится знаменитый парижский магазин "Галерея Лафаетта". Как же Наташа могла пропустить шопинг там? И вот обходим мы Opera слева, а навстречу нам цыганка. Вдруг наклоняется и вроде как поднимает что-то с асфальта, протягивает к нам руку, в ней кольцо желтого цвета, и по-английски, обратите внимание - не по-французски, спрашивает нас: "Это золото, правда?" Мы с Наташей расхохотались, не сговариваясь, а цыганка, опять по-английски: "Slut ", что по-русски означает "сука", и еще что-то невнятно. А расхохотались мы потому, что буквально за пару минут до этого я сказал Наташе, что, мол, мы совсем не похожи стали на лохов, раз уже второй день в Париже, а нас никто не пытается облапошить. И тут на тебе. А через день, но уже справа от Opera, та же цыганка и точно так же опять с кольцом. Мы опять рассмеялись. Да, замотала жизнь бедную цыганку, она и нюх потеряла, и память у нее никудышная совсем стала. Ну, хватит о печальном.

Двадцать пятого сентября у нас с Наташей была запланирована обширная культурная программа. Мы собирались пешком пройтись по Елисейским Полям, погулять в парке Тюильри, потом сходить в Лувр, а завершить все посещением собора Парижской Богоматери и прогулкой по Сене. Вот скажите, почему нас весь день преследовал тот пошлый диалог из анекдота между Авдотьей Никитичной и Вероникой Маврикиевной про то, купаются в Сене или занимаются чем-то другим. Как только мы его не обыгрывали в течение дня!
 
Из отеля мы вышли в 8-30. Город был пустой. Ну никого на улицах, кроме дворников. Погода прекрасная, солнце ярко светит. Мы не спеша шли по Полям, и вдруг со стороны Триумфальной арки раздался рев моторов, и мимо нас пролетели несколько кабриолетов "Феррари" и "Пежо". Потом еще и еще. А на островках безопасности, посредине Полей, толпились папарацци и фотографировали эти машины. Это потом уже, когда пришли на площадь Конкорд, мы узнали, что это регулярно по выходным в Париже такие гонки. Вот так, с впечатлениями, мы пришли к Тюильри. Чуть не забыл: по дороге нам встретился полицейский патруль из двух женщин. Одна негритянка, а другая европейка. Негритянка хорошенькая, а европейка скорее на американку похожа клизмообразной фигурой. Они так забавно и потешно выглядели, что я захотел их сфотографировать. Но Наташа заставила меня спросить у них разрешения, она откуда-то взяла, что ажаны во Франции могут запросто застрелить того, кто им не понравится. Я, конечно, испугался и жестами спросил у них разрешения на съемку. Клизмообразная скорчила физиономию, приготовившись позировать, а симпатичная афрофранцуженка - тоже жестом, категорично: "Нет!" и отвернулась, а мы пошли дальше.

Сад Тюильри прекрасен. А в конце сентября там такое буйство красок! Мы фотографировались, гуляли, разинув рты, любовались цветами, деревьями, скульптурами. И вдруг я захотел в туалет. Нет, не волнуйтесь, не по большому, а по маленькому. Рядом было небольшое кафе. Оно еще не работало, но движение там уже было. Поразительно, время 9-20, а на улицах пусто, в парке пусто, лишь иногда пробегут трусцой "убегающие от инфаркта".

Ни у кого ничего не спросить. Не у кого спрашивать. Тем не менее я нашёл в том кафе живую душу: женщина расставляла на улице столы и стулья. Наплевав на деликатность, я жестами и международным словом "туалет" стал пытать ее, где он, туалет? И она мне указала, что на входе в парк. Я вспомнил, что да, при входе в парк, справа были таблички с фигурками мужчины и женщины. Оставив Наталька любоваться вороном, я рванул ко входу в парк. Куда там этим бегунам - мотивация нужна веская для рекордов. Я, наверное, побил какой-нибудь рекорд в беге, но на финише меня ждал ещё один удар. Туалет там был, но откроется он только в 10-00. Бедные французы! Сколько не заслуженных ими оскорбительных слов слетело с моего языка! Вам я тоже не буду их повторять, потому что я не был оригинальным и использовал ненормативную лексику для выражения своего возмущения. Я уже не бегом возвращался к Натальку, продолжая ругать нерадивых французов на чём свет стоит, а сам с ужасом чувствую, что ругаться мне, в общем-то, не за что. Я расхотел. Это что-то невообразимое: то хотел, аж зубы сводило, то вдруг расхотел. Но я так это не оставил и нашёл все-таки туалет, правда, не в Тюильри, а в Лувре. Теперь с полным правом могу спросить любого: "А вы ходили в туалет в Лувре?". Глупость, конечно, большая, но ситуация-то жизненная и имела место быть. Описывать наши впечатления от посещения Лувра я не буду. У меня не настолько богатый словарный запас, чтобы красиво описать те чувства восторга и даже какой-то робости от прекрасного, увиденного там. Уставшие, мы пошли на пристань, что возле Лувра, чтобы прокатиться на речном трамвайчике и заодно отдохнуть от впечатлений и физической усталости. Ведь кроме хождения от экспоната к экспонату, от картины к картине, я еще и бегал по Тюильри, как вы помните.

А по пути на пристань мы не могли не посетить мост Влюбленных. Тем более что я планировал это заранее и взял с собой замочек, правда, небольшой. Замочек прицепили, защелкнули, как полагается. Поцеловались с Натальком и пошли на пристань.

Хотите - верьте, хотите - нет, но после этой ритуальной процедуры усталость как рукой сняло. И мы бодро взошли на борт, поднялись на верхнюю палубу и с удовольствием провели час на теплоходе в трепе и дискуссии - кто же все-таки прав: Авдотья Никитична или Вероника Маврикиевна в своих взглядах на Сену.
День был уже на исходе, и у собора Нотр-Дам была огромная толпа туристов. Японцы фотографировались. Нет, это не моя фраза, это дядя Миша сказанул, Задорнов. Но так точно, что не повторить ее нельзя.

Все-таки усталость и перегруз впечатлениями сказались, и, выйдя из собора, мы с Наташей решили, что если Богу будет угодно и мы еще раз побываем в Париже, то обязательно еще раз сходим в Нотр-Дам, но только с утра, не отягощенные предыдущими впечатлениями.

Да, день накануне дня рождения удался. Оставалось еще сходить в ресторан, где мы планировали наш праздничный ужин двадцать шестого, а накануне его генеральную репетицию, а по-простому - собирались поесть. Аппетит был и давал о себе знать во весь голос. Скажите мне, ну зачем я на репетицию надел шикарную пару, которую приготовил к завтрашнему дню? Наталёк ворчала на меня ласково и потому нестрого, а то бы я, конечно, не надел. Наталёк уже была научена горьким опытом. Как-то года три или четыре назад мы собрались лететь в Гонконг, и в Киеве во время пересадки на очередной рейс, когда чемоданы с вещами уже были сданы в багаж, я в кафе уронил круасан в чашку с кофе. Это невероятно, как из такой маленькой чашки мог выплеснуться такой поток жидкости, да еще и какой: я в кофе набухал тройную порцию сливок! Вы представьте: нам лететь еще шестнадцать часов через Амстердам, а у меня, как от пулеметной очереди, от левого плеча до правого бедра - жирные пятна.

Да, ситуация! Бедная Наташа, как она меня ругала тогда, грозила, что больше никуда не поедет с таким неряхой и обормотом. Но тогда всё обошлось. Все входили в ситуацию и всячески выражали сочувствие. Особенно мне нравилось сочувствие стюардесс, мы хоть и летели в бизнес-классе, где внимание к пассажирам на высоте, так ко мне оно выделялось на фоне общего ещё большей заботой.

В ресторане в этот раз тартар из семги был очень вкусен, и мы съели его в момент, но когда мне принесли аргентинскую говядину с каким-то невероятной вкусности соусом, то произошло то, что было предопределено судьбой. Я на глазах у Наталька и официанта уронил с вилки кусок той говядины в тот соус. Конечно, всплеск соуса был меньше, чем цунами в Фукусиме, но его хватило, чтобы уделать мой пиджак, да и брюки, до безобразия. "Уоох!" - одновременно сказали Наташа с официантом и бросились ко мне с салфетками. Тут надо отдать мне должное: я остановил их жестом и объяснил, что правила хорошего тона учат нас не обращать внимания, когда рядом сидящий выльет на себя соус. Я засыпал солью все пятна; представьте себе: я весь в соли и продолжаю есть говядину.

Да, мясо вагу было изумительное. Наталек молчала, но я чувствовал, что в номере меня ждёт взбучка, и всячески затягивал ужин. Официант, поняв, что он тут ни при чём, весело менял нам блюда и приборы. Ужин благополучно закончился. Мы спокойно под ручку прошли через холл к лифтам. А в номере Наталек заявила мне, что если бы не мой день рождения завтра, то она сказала бы все, что обо мне думает. На том инцидент был исчерпан. А на следующий день я в походном, но тоже приличном костюме и отужинал, и провел весь день своего рождения без приключений.

Двадцать седьмого сентября, в семь утра, мы уже ехали в аэропорт, с собой везли ещё один каштан, найденный на Елисейских Полях.
 
Мы соблюли нашу традицию - привозить по каштану после каждого посещения Парижа. До свидания, Париж, до новой встречи!
Эссе 116. Ошибка Файнзильберга

Мы даже и не представляем себе, какую роль в нашей судьбе может играть случай. Со мной конкретно случай стал причиной изменения моей медицинской специальности и перехода из хирургии в психиатрию.

После окончания института я по распределению попал в Курганскую область. Собирался и хотел я не в Курган, а в Киргизию, во Фрунзе. И мой батя, Седышев Петр Андреевич, инвалид ВОВ второй группы, немало этому поспособствовал, задействовав всех своих друзей. В комиссию по распределению я предоставил ходатайство от министерства здравоохранения Киргизской ССР и письмо главного хирурга Киргизии с гарантией трудоустройства меня хирургом.

Но комиссия по распределению не приняла эти документы к рассмотрению, а еще и цинично у меня спросили, "сколько мне эти документы стоили". Я тут же хотел у них спросить, сколько мне будет стоить рассмотрение этих документов комиссией, но удержался, решив, что и без распределения, как только мне надоест Курганская область, я уеду, куда мне будет нужно. Что я, впрочем, впоследствии и сделал. А в первых числах октября 1972 года я, как пижон, в костюме цвета кофе с молоком и подобных же замшевых туфлях приехал в Курган, где в это время было дождливо и холодно.

Но я-то приехал из столицы солнечного Кыргызстана, где было тепло и хорошо. В Курганском облздравотделе меня уже и не ждали и очень обрадовались. Назначение я получил хирургом в Чашинскую районную больницу. А уже в январе 1973 года был направлен на первичную специализацию по хирургии в Курганскую областную больницу к профессору Витебскому Якову Давидовичу. К слову сказать, на специализации я встретил своих одногруппников Валю Тимошенко и Аркашку Бляхера. Мы все очень этому обрадовались и держались вместе все четыре месяца специализации, а с Аркашкой я еще и жил в одной квартире. Не помню точно, но, кажется, в феврале, в конце, на распределении больных, на специализации, Витебский говорит, что поступил интересный больной с копчиковой нагноившейся кистой, и спросил, не хочет ли кто его взять и провести от начала и до выписки.

И тут Аркашка с Тимошкой, мол, у нас Седышев спец по копчиковым кистам. Вот паразиты. Они хохмили, а Витебский мне и назначил того больного. Хотя должен сказать, что ещё в институте я перенес подобную же операцию. А пока лежал в отделении, та же Тимошка, по моей просьбе, принесла мне всё, что нашла в институтской библиотеке по тем кистам, и я если и не был асом и спецом по кистам, то знал предмет, что называется, вдоль и поперек. Раз назначили меня лечащим врачом больного, я пошел знакомиться и собирать анамнез, ну и вся песня с припевом. Больным оказался Лойцкер Витя - психиатр из Курганской областной психиатрической больницы. Он закончил Свердловский мединститут в 1970 году и тоже был распределён в Курганскую область детским хирургом в Долматовскую райбольницу, а психбольница была расположена в том же Долматовском районе.  Главным врачом и главным психиатром Курганской области был Хайкин Борис Захарович. В общем, мы познакомились с Виктором, я рассказал ему историю своей копчиковой кисты, причем с подробностями, описанными мной в эссе "Тройня". Виктор хохотал от души над моими "родами" и согласился на операцию, дав мне слово не повторять мои ошибки. Но мы предполагаем, Бог располагает. Из психбольницы чуть ли не ежедневно в Курган приходила машина, то Хайкин в облздрав приезжал, то кто-то из врачей на консультацию. И все приходили проведывать Витю Лойцкера. И тоже приносили с собой выпить и закусить. Короче, моя история повторялась. Разве что без воплей во время первого после операции стула.

Ну, а мы с Лойцкером подружились. Когда у меня была свободная минутка, я приходил к Виктору поболтать. У его кровати я познакомился и с Хайкиным Борисом Захаровичем. Виктор расхваливал свою специальность. Не агитировал меня напрямую, но постоянно приводил доводы и аргументы преимущества психиатрии над хирургией, которую он оставил. "Капля камень точит не силой, а частым падением". Это потом уже сам Хайкин рассказал мне, что это он попросил Виктора склонить меня к переходу в психиатрию. И через год я уже работал в Курганской областной базовой психиатрической больнице врачом-психиатром.

Психиатром я проработал двадцать пять лет, вплоть до моего ухода из медицины в предпринимательство. Неверным оказалось утверждение Володи Файнзильберга, что "психиатр - это диагноз, и он на всю жизнь". Ошибся ты, Володя!
Эссе 117. Милан - город хлебный

Милан - прекрасный город. Мы с Наташей уже были в нём и отмечали нашу серебряную свадьбу 22 февраля. Нас пленили обаяние и темперамент итальянцев.
Их непосредственность и громкогласие. Даже банальную фразу они могут сопроводить такими необузданными жестами, что иногда становится не по себе. И вот, нагружённая такими впечатлениями о Милане, Наташа пригласила нас с Катёнком отметить её день рождения в Милане. Я не стал кочевряжиться и заставлять Наталька уговаривать себя и согласился сразу. Катёнок тоже была "за", но ей нужно было договориться с профессором, руководителем её работы. Он тоже пошёл навстречу и не позволил себя уговаривать, а предоставил ей три дня отпуска с последующей отработкой. Итак, вопрос с поездкой был решён. Но ехать без подготовки мы не хотели и засели в Интернете за репертуар "Ла Скала".

К сожалению, и репертуар, и исполнители в те три дня, что мы планировали пробыть в Милане, не вызвали у нас интереса. Но зато в декабре показывали мировые шедевры художника ХVI века Georges de La Tour в зале как раз напротив "Ла Скала". "Клятые итальянские империалисты" оплатили бесплатный показ экспозиции, а группы школьников в сопровождении учительницы пропускали без очереди. В субботу утром очередь была небольшая, метров пятьдесят, и даже не доходила до памятника Микеланджело.

Мы встали в очередь и безропотно ждали своего часа приобщиться к прекрасному. Но не тут-то было. Когда от входа нас отделяли всего два человека, прекрасная пара лет восьмидесяти: она в норковой шубке, а он в светло-коричневом пальто с ярко-горчичным шарфом, повязанным под воротник (эта пара была настолько мила, настолько беззащитна, что хотелось сбегать, найти и принести им стулья для ожидания), вот тут, когда входить была очередь этой пары, а потом наша, как самум в пустыне налетел, - пришли три группы школьников. Я уже написал, что школьников пропускали без очереди. Так вот полицейский, который следил за порядком и осуществлял ещё вдобавок функции контролёра, стал предлагать этим “божьим одуванчикам” пройти раньше тех трёх поющих и пританцовывающих групп, но одуванчики ни в какую не хотели никаких привилегий и упорно отказывались пройти раньше. Но вот и подошла очередь “одуванчиков” и наша. Впускали по пять человек. Меня поразила благоговейная тишина в зале. Те горластые итальянские школяры, что перед входом ещё танцевали брейк-данс, тихонько сидели прямо на полу в углах огромного зала, отгороженные канатами, и слушали внимательно лекции экскурсоводов, которые тоже сидели на полу. Было удивительно видеть такую метаморфозу и приятно. Я не буду описывать полотна Nativity, 1644 и St Joseph, 1642.

Вы можете их увидеть и в Интернете, но буду настаивать на том, что эмоции, которые охватили нас, были очень сильными. Какой-то душевный подъём был у всех после выхода из зала просмотра. Я поражён талантом передачи света свечи. Создаётся впечатление, что даже в каплях пота на лбу святого Иосифа отражается её пламя. Мы очень сожалели, что не понимаем итальянский язык. Экскурсовод так эмоционально говорил, жестикулировал, показывал рукой на картину и почему-то обращался всё время к Наташе. Мы думаем, он почувствовал, что завтра у неё день рождения. А на следующий день после посещения экспозиции произведений Георга де Ла Тура мы отправились пешком по Милану искать церковь Санта-Мария делле Грацие, где была "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи. А что? Приобщаться к искусству, так уж в полной мере!
Тем более что в феврале мы с Наташей в Милане только собирали сведения, где и что находится. Как же далеко от отеля оказалась та церковь! Мы шли больше часа. Уж очень нам хотелось увидеть то, что так хорошо описано от Матфея: "Когда же настал вечер. Он возлёг с двенадцатью учениками и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли. Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня; впрочем Сын Человеческий идёт, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предаётся: лучше было бы этому человеку не родиться. При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал. И когда они сели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего.(Мф. 26:20-29)". Правда, эта пешая прогулка тоже доставляла нам удовольствие. Мы вертели головами, любовались архитектурой, Наталек высматривала магазины, а я - кафе и рестораны, куда можно было бы сходить. Устали очень, но были вознаграждены. В церковь мы пришли как раз к началу воскресной службы, с интересом и удовольствием прослушали всю службу, хоть и не понимали ничего, но общая атмосфера благости и благочиния индуцировала и нас. А потом с удовольствием слушали концерт органной музыки. Чтобы не морочить вам голову, сразу скажу, что лицезреть "Тайную вечерю" мы не сподобились. Билеты на посещение распроданы на пару недель вперёд. Бунт в семье я купировал только тем, что пообещал ещё раз привезти их в Милан и сводить на просмотр, заранее, через Интернет, забронировав билеты. Да, тяжела жизнь любопытных туристов. Церковь Санта-Мария делле Грацие находится довольно-таки далеко от отеля "Галилео", где мы остановились. Тем не менее в обратный путь мы пошли опять пешком, но другим маршрутом, справедливо полагая, что все дороги в Милане ведут к Дуомскому собору, а наш отель в 100 метрах от собора. Не смейтесь, но мы вышли на площадь перед собором. Мы спешили и потому устали. А спешили потому, что очень хотели есть. И я пригласил всю семью отметить день рождения Наталька в ресторан "Галерея", что в галерее Виторио Эммануила и находится.

Ресторан прекрасный, он нам понравился, ещё когда мы с Натальком прилетали в Милан отмечать серебряную свадьбу.

А накануне, когда мы обедали там же, мне сказали, что в этот же день должны поступить свежие трюфеля. Решили идти в ресторан, даже не заходя в отель. Я не буду описывать весь обед, скажу только, что было изумительно вкусно.

Мы с Катенком заказали тальятелле с трюфелями, а наша именинница - картофельный крем с перепелиными яйцами и трюфелями, а на десерт все взяли вкуснейший земляничный торт.

Но вот о подаче основного блюда скажу. Оно подается без трюфелей, а трюфеля на глазах посетителя сначала взвешивают на электронных весах, потом настругивают специальным приспособлением и вновь взвешивают.

Считаются граммы и миллиграммы. Но вкуснятина это неописуемая. Вот сколько мы с Натальком ни ели трюфеля, а привыкнуть никак не можем. В общем, обед удался. После обеда мы пошли искать уличного художника, чтобы он, а не фотограф запечатлел наши довольные жизнью физиономии.

Собственно, искать никого не нужно было - уличные художники базируются рядом с Дуомским собором, где ходят толпы туристов. Но мы хотели найти того, чья шкодливая рука запечатлела нас с Натальком как раз после обеда в честь двадцатипятилетия нашего брака — серебряной свадьбы то есть. Нашли ведь. Что он наворотил в этот раз, судите сами.

Что ж, поездкой в Милан остались все довольны и будем ждать новой встречи с ним. Тем более что я обещал это семье.
Эссе 118. Каша "Гурьевская" (или беседы на кухне)

Мое мнение о каких-либо явлениях совсем не есть мера тех самых явлений, мое мнение лишь должно разъяснять, в какой мере или как я вижу эти явления.

Почему-то кажется, что не только мне, но и другим моим однокашникам и одногодкам знакомо чувство ностальгии по Советскому Союзу. Может быть, каждому по-своему, но воспоминания: "А вот раньше было..." - посещают многих. Кто-то вспоминает, что имел достаточный оклад для удовлетворения своих насущных нужд; а если это медик, то и достойное уважение, и, что греха таить, подарки, подношения, да и банальные взятки (в те времена частной практики не было). Мне же, если честно, "за Державу обидно!" И не за Советский Союз, а за Россию. Вы извините мне высокопарность слов, но это так. И вот, когда в канун двадцатилетия якобы демократического развития, а на самом деле развала всего того, что Россия по крохам собирала столетиями, появляются разговоры об объединении, пусть сначала экономическом, бывших составных частей бывшей сильной и могучей России, я счастлив.
Я готов простить Путину все прегрешения, хотя я их в общем-то и не вижу. Я уважаю его за то, что он жестко, по-русски говорит с янки, которым другие готовы по очереди вылизывать одно место. И в то же время гэбэшная выучка делает его дипломатом. Он заставил себя уважать и, если хотите, бояться. А как по-другому вы объясните тот факт, что буквально через несколько дней после того, как было объявлено, что Путин В.В. будет вновь президентом России, был подписан договор о зоне свободной торговли на подавляющей части бывших республик почившего Союза.

Конечно же, создание евразийского экономического пространства имеет политическую составляющую. Всем ясно, что Путин В.В., написав о Евразийском союзе в "Известиях", а потом дав согласие баллотироваться в президенты России, будет добиваться этого не мытьем, так катаньем.

А скорость, с которой дело от первых слов двинулось к первым шагам по созданию союза, показывает, с какой степенью серьезности воспринимаются его слова за рубежом. Конечно же, это относится не только к ближнему зарубежью, которому Россия полезна и которое полезно России, но и к Штатам, известным тем, что если кому-то хорошо, то им становится не по себе. И те сразу говорят "ату!" своим российским холуям, которые почему-то называются демократической общественностью.
 
А уж эта общественность на все лады начинает задавать вопросы и про молдавских строителей, и про таджикских дворников, и про киргизов, которые хоть и не едут в Россию так массово, как первые, но тоже не прочь жить безбедно за счет России. И самое интересное, что у этой "просвещенной демократической общественности" все перечисленные имеют определение "чурки", без которых в России лучше. Правда, кому лучше, они не объясняют. Ни один представитель той общественности не заявил, что какой-то таджик занял место дворника, которое он ждал несколько месяцев. Плевать той общественности на, мягко говоря, аховое положение в том же Таджикистане. Говорю это не понаслышке, я жил перед распадом Союза в Таджикистане и знаю, что даже в те времена таджикские семьи перебивались на лепёшках с курагой и чае.
 
Благо урюк, из которого делают курагу, растет там в изобилии. Тогда хоть какие-то копейки государство давало многодетным семьям, а сейчас?.. Западно-украинские, да и прибалтийские гастарбайтеры валом повалили в разлюбезную для них Европу, где тоже уже насытились их количеством. А куда деваться гастарбайтерам из Средней Азии? Европа далеко, да и места дворников там заняли уже прибалты и украинские западенцы. Вот и едут, и будут ехать они в Россию всеми правдами и неправдами. Ведь заработать им больше негде. А после высказываний "прогрессивной общественности" у некоторых россиян появляется желание держаться подальше от всех иноверцев.

Совсем не стараясь обидеть российских производителей, а только констатируя факты, осмеливаюсь сказать, что продукцию российского производства вряд ли будут приобретать на Западе. А вот в странах СНГ, думается, будут. Там привыкли к подобной продукции за десятилетия, если не сказать за столетия совместного проживания. Рынок совместный, он должен быть объемным, общим. Он даст толчок и науке, и промышленности.

И никакие кризисы не будут страшны. Ведь если все объединятся, потребности рынка как минимум удвоятся, а то и утроятся. Это мощнейший толчок для производства. Следом и наука, и творчество. А уж мозгами россияне не обделены. Вспомните, сколько промышленных объектов было построено в той же Киргизии или Узбекистане, и сейчас они заброшены. Все это возродится. Российские деньги с удовольствием потекут в Среднюю Азию, а это рабочие места, уменьшение "чурок", которые работают дворниками в России. В общем, дай Бог Путину силы собрать воедино то, что коммунисты в лице того же Ельцина (он ведь так и остался коммунистом до смерти) бездарно разбазарили. И появится в мире новый союз — Евразийский, а у Путина - звание Нового Собирателя Земель Русских.

Вот такие мысли я высказываю своему Натальку во время откровенных бесед на кухне после того, как она покормит меня во время обеда каким-нибудь истинно русским блюдом. В последний раз ей каша "Гурьевская" удалась на славу, вот меня и развезло на вышеизложенное.

А ведь и не мудрено: изобрел ту кашу не просто граф Дмитрий Гурьев, а министр финансов, член Государственного Совета России. Вот и навеяло.

Эссе 119. Расцвет России

В этот раз наша с Наташей "беседа на кухне" началась в машине. Мы ехали в Государственную оперу на балет "Дон Кихот" и попали в пробку, как раз между Российским и Американским посольствами.

Вот это соседство и стояние в пробке нас и настроило на рассуждения "за жизнь". Наташа категорично заявила, что то, что делают Путин с Медведевым, неправильно. Так нельзя. Вот в той же Америке пробыл четыре года, повезло - пробыл восемь лет, и всё, уступи место другому. И что характерно, против Путина она ничего не имеет, но его окружение её раздражает. Особенно пухлая физиономия министра обороны Сердюкова.

И нагло-бессовестная — Мутко, министра спорта.
 
Я смягчил Наташино определение объектов раздражения, она сказала более определённо и назвала физиономии "рожами", а определение "пухленькая" у неё прозвучало как толстая. И вы знаете, ведь я с ней в этом согласился, но прежположил, что не долго они будут её раздражать. Воодушевлённая Наталёк круто повернула разговор и заявила, что Хиллари Клинтон неправа была, когда заявила в СМИ, что у неё куча более важных дел, чем макияж и косметика, и она не будет тратить время на них. Вывод Наташа сделала категоричный: "Не мудрено, что её Билл кладёт глаз на разных там Моник Левински!".

И вновь круто сменила тему, заявив, что Путин куда-то прячет свою жену, поди, тоже хочет положить глаз на какую российскую "Монику Левински". Меня эти моменты жизни политиков мало волнуют, и я попытался вернуть Наташу к, как мне кажется, значимой теме. Всё-таки хорошо, что победил Путин, а не этот гоблин Миронов. Я ещё не против был бы Прохорова Михаила, тем более, что мы с ним вместе отдыхали на Мальдивах в декабре 2009 года и наши виллы были рядом. Как-никак, мы раскланивались при встречах, и Михаил мне казался нормальным мужиком, а что девок с собой привёз человек двадцать, так это же здорово, это же для куража. Ну уж коль победил Путин, толковал я Натальку, так, вероятно, он сможет укрепить за собой звание "Собиратель Земель Русских". Вон он какую-то идею с корпорацией по Сибири и Дальнему Востоку затеял.

А что, красивый ряд выстраивается: Иван Калита, Пётр Первый, Владимир Путин...

Конечно, это процесс длительный, но если предложат привлекательные условия, именно привлекательные, то из республик бывшего Союза не все, а обездоленные и обиженные этнические русские, поедут на новые земли с удовольствием.

Да ещё бы им упрощенное до предела получение гражданства предложить. Ну а ещё и идею Жириновского реализовать с предложением Японии территорий для переселения... А если льготы бизнесу существенные, лучше вообще освободить от налогов, то туда деньги рекой хлынут. Наташа со мной соглашается, но выражает сомнение, что льготы дойдут до граждан. Чиновники с такими же "пухло-наглыми физиономиями", как у Сердюкова и Мутко (дались ей эти Мутко и Сердюков, хотя, что и говорить, тот случай с матерщиной омерзителен), растянут все льготы по карманам. Трудно наш менталитет изменить, ох, как трудно. Но исходя из того же постулата, что трудно наш менталитет перекроить, лозунг "Дружно в Сибирь!!!" может выбить козыри из рук оппозиции и снизить накал народного недовольства. Ведь мы, русские, заводные, вспомните, сколько энтузиастов ехало на целину или на БАМ. Конечно, сейчас романтика уступает место деньгам, но это не хуже.

Всю эту белиберду я говорил Наташе, пока мы добирались до оперы. Балет нам очень понравился. Танцевали прекрасно, и на обратной дороге нам было уже не до политики, мы запоем обсуждали адажио-дуэты, гранд па и дивертисмент из финала балета, ну и фуэте Базиля, конечно же, оно было великолепным.

Жизнь тем и прекрасна, что нам не дано знать будущее, и это рождает кучу эмоций, а гадать и предполагать - часто неблагодарное дело, оставим его гадалкам и предсказателям. Но Ванга предсказывала расцвет России при Владимире...


Эссе 120. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!

Вот и я дожил до заказов на эссе. Нет, это не заказное произведение. Это эссе, написанное по просьбе читателей, о том, как я боролся с трудностями. Конечно же, они были и у меня. Особенно когда я приехал из Узбекистана в Украину. В Узбекистане у меня были огромные надбавки к зарплате, я работал тогда в системе III Главного управления Минздрава СССР, которое обслуживало урановые рудники и предприятия по переработке урана. Так вот я заведовал единственным психиатрическим отделением главка в Средней Азии. Ну и, соответственно, получал очень даже прилично.

Но вот Горбачев подписывает с американцами договор ОСВ, и вместе с сокращением вооружений закрывают и рудники, на которых добывался уран, и медсанчасти, и медсанотделы, которые обслуживали эти рудники. И медсанчасть в Чаркесаре, где я работал, попала под сокращение. Путей для действий было несколько. Первый - это остаться на занимаемой должности и продолжать работать после передачи медсанчасти в местное управление в минздрав Узбекской ССР. Второй путь - это поехать по переводу в медсанчасть, которую мне предложат в главке. Мне предложили переехать на выбор в Северодвинск или в Восточную Сибирь, в город Краснокаменск Иркутской области, на границе с Монголией. И третий путь - это попасть под сокращение, получить тройной оклад со всеми надбавками и трудоустраиваться самому. Я этот третий путь выбрал ещё до того, как мне его предложили официально, и разослал письма с предложением своей кандидатуры в три организации каждой области, которая была у Черного моря.

Три организации - это облздрав, облУВД и облсобес. Во всех этих организациях есть психиатрическая служба. На удивление, мы с женой получили очень много предложений работы. Но выбрали Донецкую область, Мариуполь. Тоже море, хоть и Азовское. Поселились в пригороде Мариуполя - в Мангуше. Главный врач больницы, помнится, сказал мне тогда, что если я "проявлю себя", то он даст мне полторы ставки. А начинал я с одной ставки участкового психиатра. Честно скажу, что той зарплаты нам явно не хватало. Но я, боясь попасть в зависимость от главного врача, никак не хотел писать заявление о совмещении. Я пошёл по другому пути. Купил триста кур, которые каждый день приносили нашей семье по полному ведру яиц. А ещё я рыбак. И наловчился ловить бычка. Это небольшая, но очень вкусная рыба. Сначала мы его жарили, но очень быстро наелись им. И стали его вялить.

Техника лова у меня совершенствовалась, и я стал носить с рыбалки по три-четыре ведра бычков. И вот однажды Наташа мне говорит: "Олег, у нас скопилось уже больше тысячи яиц и три мешка вяленого бычка. Все это может испортиться. Нужно что-то предпринимать". И мы решили продавать излишки на рынке. К первому выезду готовились долго, потому что Наташа ну никак не хотела торговать на рынке. Мне пришлось приложить недюжие усилия, чтобы убедить ее, что нет ничего зазорного в том, что торгуешь излишками своего хозяйства. И вот она согласилась.

С яйцами мороки не было, а вот с бычками пришлось повозиться. Мы их рассортировали по размеру и связали десятками. В Украине колхозные рынки и при советской власти, и сейчас начинают работать очень рано, с рассветом. Ну мы, конечно, в такую рань не поехали, а часам к семи утра приехали на центральный рынок Мариуполя. Это муравейник. И хоть мы перед приездом с яйцами и бычками уже были на рынке и узнали, где чем торгуют, но тут растерялись слегка, а Наталёк вообще была готова вернуться домой, не начав торговать даже.
Пришлось ее выручать. Я перенёс из машины и яйца, а их было несколько коробок, и три мешка бычков к прилавку. Купил талон на торговое место и начал кричать во всё горло: "Бычки, бычки, вяленые отличные бычки!" и "Яйца, куриные яйца, свежие огромные яйца!" Надо сказать, что на мариупольском рынке никто так не кричал и не рекламировал свою продукцию. Мы с Наташкой были первыми. Я минут пять-десять погорланил - так и народ стал собираться у Наталька, даже очередь появилась. Ну а я поехал на работу, пообещав, что к 13-30, после приема больных, приеду за Наташей и, если что, помогу продавать нераспроданное. Уехал в больницу, а душа была неспокойна. Волновался за Наталька, как бы кто её не обидел. И хотя знал количество и бычков, и яиц, и цены на рынке знал, но верить не хотелось, что можно на такую сумму наторговать, что такое количество бычков и яиц купят. Каково же было мое удивление и беспокойство, когда я приехал за Наташей на рынок и не нашёл её на том месте, на котором оставил. Правда, бабульки, что рядом торговали зеленью, меня успокоили и сказали, что она всё продала и уже давно ушла. "Вон под прилавком стоят её коробки, и ведра из-под яиц, и мешки из-под бычков. Она так обрадовалась, что все бросила и убежала. А мы собрали". Вот они, бабульки, золото, а не бабульки. Я решил их отблагодарить и дать им денег, что они всё собрали и сохранили, но они денег не взяли; так я купил у них несколько пучков зелени, и они были очень довольны и пообещали и впредь, если мы будем приезжать торговать, опекать Наталька. И кстати, так оно и было потом. А пока я чесал язык с бабульками и переносил в машину пустую тару, появилась Наташа. Она была возбуждена, весела, а в руках у неё была куча пакетов. Мне стоило трудов усадить её в машину и поехать домой - так Наташе не терпелось рассказать о торговле. Ещё по пути она начала показывать покупки, которые сделала. Она радовалась, расхваливала каждую вещь, словно собиралась её продать мне. А когда сказала, сколько за них заплатила, то у меня отпала челюсть нижняя, да и верхняя тоже съехала набок. Это была сумма, в несколько раз превышавшая мой месячный заработок. А уже дома Наташа сказала, что хоть она и потратила столько, но это намного меньше, чем она привезла домой. После пересчета того, что осталось от покупок обнов, мы решили, что торговать на рынке выгодно и мы пока будем торговать. Ещё мы решили, что на рынок будем ездить почаще, чтобы не было такой суммы денег у Наташи, поскольку это опасно. И ещё Наташа спрашивала у меня совета, можно ли продавать все оптом.

К ней в первый день подходили несколько человек и предлагали купить разом все, что у нее есть, но с небольшой скидкой. Скидка была на самом деле приемлемая - всего 15-20 процентов от того, что мы насчитывали. И мы решили, что будем отдавать всё перекупщикам и избавим себя от стояния на рынке. Я активно рыбачил, вялил рыбу, куры ударно неслись, правда, количество яиц уменьшалось, так как мы периодически обезглавливали то одну, то другую курочку, когда хотели побаловать себя бульоном. Так торговали мы до осени, когда я оборудовал дома гипнотарий и начал принимать пациентов дома. Это же был период, когда Горбачев разрешил кооперативную и предпринимательскую деятельность. Я вернулся к медицине, от которой, правда, и не уходил, но много времени тратил на ловлю рыбы и её обработку. Но так мы с Наташей решили проблему финансов в семье.

Честно скажу, коробит меня, когда жалуются на жизнь, на соседей, на властей... Ну скажите, когда власти заботились о людях? Да никогда. И раньше им было плевать на народ, скажем, при коммунистах, а уж потом и тем более. Прекрасные лозунги висят на всех пляжах, которые гласят: "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!"

Эссе 121. Будда улыбается

Собираясь первый раз в Гонконг в 2006 году, я, кроме времени, необходимого для бизнеса, запланировал и два дня для знакомства с достопримечательностями Гонконга. Конечно, этого было мало. Но я резонно полагал, что это первая, но не последняя поездка в Гонконг, и мы с Наташей более подробно познакомимся со всеми достопримечательностями. Сейчас я хочу рассказать о том, как мы посещали статую Будды на вершине горы на острове Лантау.

Ещё в отеле мы расспросили всё про это чудо рук человеческих. Нам сказали и про 268 ступенек, ведущих к Будде, и про то, как можно добраться от отеля "Пенисула", где мы останавливались в тот раз, до статуи. О том, что на красном такси нужно доехать до конечной станции подвесной канатной дороги, а оттуда либо в вагончике по канатной дороге, либо на голубом такси. В Гонконге красное такси ходит по городу, а голубое такси - только в горы.

Водители голубого такси - это суперпрофи водительского дела, и мы в этом позднее убедились. А ещё нам в отеле сказали, что лучше всего к Будде прийти пешком. Мы не в совершенстве знаем английский, и для сотрудников отеля английский тоже не родной язык, и мы что-то не так поняли, наверное. Из отеля с Натальком поехали на такси и, глазея по сторонам, договорились, что раз лучше пешком, то и мы тоже пойдём пешком. Сказано - сделано! Такси довезло нас до конечной точки, куда можно было доехать, и водитель попытался объяснить нам, как дальше добираться до Будды, но мы ему и рта не дали открыть. Мы заявили, что дальше пойдём пешком. Водитель удивился, но, ничего не сказав, уехал. А мы, воодушевлённые и с каким-то непонятным подъёмом, стали всех расспрашивать, как дойти до Будды пешком. Но на нас смотрели как-то подозрительно. Нам пытались объяснить, что это очень далеко, а некоторые принимали за помешанных. Постепенно наш запал уменьшался, а тут ещё и дождик стал накрапывать. И мы решили с Наташей, что сейчас мы поедем на такси к Будде, но потом... обязательно пешком. Мы уже ехали в голубом такси, а дождь ливанул, что называется, как из ведра. Даже водитель спросил: "Что, может, стоит вернуться?" К слову, он нам и объяснил, что пешком и без остановок - это нужно подниматься по лестнице к Будде. Вот и прекрасно, что поехали на такси, и мы решили ехать до конца, а там будет видно. Да, водители на голубых такси - асы.

По узкой серпантинной дороге, когда ливень стеной, мы не ползли, а ехали, и довольно быстро. И когда мы подъехали к монастырю По Лин, дождь, как по команде, закончился. Мы с Наташей решили, что это чудо и что Богу было угодно, чтобы мы осмотрели статую, раз уж приехали.

Наверх к Будде по двумстам шестидесяти восьми ступеням мы поднялись без остановки, как это и предписывалось. Если кто-то считает, что, мол, подумаешь - всего-то каких-то двести шестьдесят восемь ступеней, он ошибается. Это тяжело, очень тяжело, но это возможно. Где-то после первой трети ноги стали как свинцовые, но я шёл. Я не мог остановиться, рядом шла Наташа и, как она мне потом сказала, чувствовала то же самое. Усталые, но гордые и счастливые, мы поднялись к Будде. По смотровой площадке обошли статую. Зашли и внутрь, купили сувениры, пожертвовали на храм и собрались в обратный путь к подножью. Но ещё наверху Наташа посетовала, что хоть дождь и закончился, но густой туман не дает нам возможности увидеть лицо Будды. Вы не поверите, у меня мурашки побежали по телу, когда мы с Наташей во время этого разговора смотрели на Будду и туман как будто раздвинулся, а мы четко увидели лицо Будды, и Будда нам улыбнулся.

Я, обалдевший, стоял и смотрел. Я не знаю, сколько это продолжалось, секунду или минуту, а может, больше. Потом туман опять сошелся и сокрыл Будду. Наташа опередила меня вопросом: "Ты видел?" Что ни говори, но я проработал двадцать пять лет в психиатрии и чётко помню и знаю, что коллективных галлюцинаций не бывает. Да я и не подумал в тот момент о них. Мы с Наташей для себя чётко определили, что это чудо для нас, что мы ведём богоугодный образ жизни. Поблагодарив Будду, поклялись, что в каждый визит в Гонконг мы будем приезжать к Будде на поклон и благодарить его за то чудо.

А в том, что это чудо, мы утвердились, когда, спустившись к подножью лестницы и сев в подошедшую машину голубого такси, увидели, что вновь ливанул дождь, как из ведра. Мы были счастливы с Наташей. И хоть молчали, думая каждый о своём, но потом в разговоре поняли, что думаем и мыслим мы одинаково.

К слову, после того мы, бывая в Гонконге, обязательно приезжаем к Будде. И ведь Будда рад всегда и улыбается нам. Ну нам, во всяком случае, так кажется.
Эссе 122. Люди, будьте счастливы

В своей жизни я с удовольствием занимаюсь благотворительностью. Правда, я не люблю делать пожертвования "вообще", мне больше нравится делать конкретные пожертвования. Помню, лет двадцать назад, когда ещё были проблемы с одноразовыми шприцами, я смог достать и купить сто тысяч шприцев этих самых одноразовых и передал их детскому отделению мангушской районной больницы, что рядом с Мариуполем.

Заведующая отделением, проработавшая в этой больнице всю жизнь, очень хороший врач, постоянно испытывала нехватку самого необходимого, не говоря уж об одноразовых шприцах; она плакала, когда принимала шприцы и подписывала акт передачи. Она никак не могла понять, зачем эти бумаги, и смеялась, когда я ей объяснял, что у неё могут шприцы забрать; и что с ними будет, одному Богу известно. Кстати, так и получилось, как потом мне сообщили: главный врач района, некто Тохтомыш Г. Г., пытался забрать из отделения шприцы, якобы в резерв района, а когда у него это не получилось, то очень сердился и не благодарил меня, а ругал "очень нехорошими словами". Вы не поверите, но мне было очень приятно. Во-первых, я страшно не любил и не люблю аппаратчиков. Главврач почему меня ругал? Да потому что это мероприятие прошло мимо него и он не мог ничем распоряжаться. Зная повадки главврачей, я на передачу шприцев пригласил главного редактора местной газеты, и этот факт имел в районе огласку. Во-вторых, я радовался за врачей отделения, которые приехали ко мне в офис благодарить меня и сообщили все те вещи, что вытворял пресловутый Тохтомыш. И в-третьих, я радовался за себя, что могу себе позволить делать такие вещи. Я хочу сделать акцент на словах "могу себе позволить", потому что благотворительность и, как следствие, пожертвования делаются, именно когда у человека есть и желание, и возможность. Причём размер пожертвования роли не играет.

По такому же принципу я сейчас жертвую на строительство храма Русской Православной Церкви в Киевской области и малоимущим в Мариуполе. Я не бахвалюсь этим, но и не стесняюсь говорить об этом. И вот, когда я принял решение издать эссе, у меня тоже появилась мысль, что кто-то захочет принять участие в издании "Шутейных эссе".

На референдум я, конечно, этот вопрос не выносил, но с тройкой самых близких однокашников посоветовался и получил от них полную поддержку. Дело в том, что я решил так и напечатать на титульном листе, что книга издана на средства, пожертвованные на издание теми-то и теми. Правда, без указания суммы, поскольку как раз этот вопрос и может оказаться самым щепетильным. И вот после того как я объявил о пожертвованиях, сразу же ко мне с вопросами, как отправить деньги, обратились Леша Краснов, Костя Ромашов, Света Титова, Марина Эмих, Любовь Ковалёва и Яков Кирш.

Это выпускники Кемеровского мединститута. Но когда стали поступать деньги от совсем незнакомых людей, это было и удивительно, и приятно. Значит, эссе нравятся. И те, кто это делает, не только добры, но и мудры, но, к сожалению, чисто статистически помогающих значительно меньше, чем тех, кто не помогает. Я буду кривить душой, если скажу, что все были "за" и всем всё нравится. Лягушка тем и отличается от жабы, что просто квакает. Жаба не квакает, жаба давит. Как же ей пришлось давить одного моего однокашника, если он, вопреки утверждениям Конфуция, что "трудно искать черную кошку в тёмной комнате, особенно если её там нет", нашёл кошку! И, вспомнив школьный курс арифметики - в мединституте арифметику не преподавали, - стал считать, сколько спиц в колесах моего велосипеда. Но должен сказать, что процесс издания идёт вне зависимости от арифметических упражнений "счетовода Вотрубы".

Уже закончены корректура и редактирование. Подбирается бумага. В общем, как на Востоке говорят: "Собаки лают, а караван идёт".

В июне 2012 года исполняется сорок лет, как я и ещё очень много хороших ребят окончили Кемеровский медицинский институт и уже потом стали прекрасными врачами. Судьба раскидала их по всему свету: я знаю, что мои однокашники живут и работают в Канаде, Израиле, Германии, Белоруссии, США, Украине. Ну и во всей необъятной России.
 
С годами мы становимся более сентиментальными, нас тянет к общению. Нам хочется обнять старых друзей, попросить прощения за те обиды, которые, возможно, были нанесены им. Вспомнить былое. Ну а я, используя в личных целях право автора, хочу сказать всем: "Простите меня все, кого я обидел вольно либо невольно. Я люблю вас!!! Будьте счастливы!!!"

Я думаю, что вы, дорогие читатели, простите меня, и я буду продолжать сам заниматься благотворительностью, делая пожертвования, и привлекать других к посильному участию в благотворительности. А ещё я буду продолжать писать эссе, выполняя наказ Явара Гасан-оглы Абдулаева, выраженный очень своеобразно:
Вы, вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотворили.
Нашли прекрасные слова о прошлом.
Достигли совершенства мастерства.
Стихи тобою тоже рождены,
И братьями моими стать должны.
 
Они - создания духа твоего,
Рождай, пиши, являя мастерство.
Сказ о любви, и сладость в нём и боль,
Он людям нужен, как для пищи соль.

Мысль - это вертел, а слова — шашлык,
Их нанизав, напишешь книгу книг.
Вертеть шампур ты должен над огнем,
Чтоб усладить едою всех потом.
Эссе 123. Бальзам на сердце

Как-то так получилось, что вопрос о том, чтобы напечатать эссе отдельной книжкой, родился практически сразу, как я начал писать эссе. Но мне хотелось убедиться, интересны ли они будут читателям. Первыми читателями были, конечно же, мои однокашники, и их отзывы меня окрыляли. Они, как бальзам, ложились мне на сердце. И это было лучше любых таблеток, которые я принимал после операции на сердце, что перенёс меньше месяца назад. Хочу привести вам, дорогие читатели, три первых отклика на мои литературные упражнения.
Вот что написал мне в своем первом отклике Витя Кубасов:

"Слушай, с каким удовольствием я это прочитал!! Как будто снова вернулись студенческие годы... Пиши ещё, пожалуйста!!!".
(орфография и стилистика автора сохранены)

Титова Светлана чуть более многословна, но тоже её отклик очень приятен:

"Прочитала с огромным удовольствием, а главное представляла всё в картинках, хохотала от души, давно так весело не было. Пишешь очень литературно, не понимаю почему тебе тройку поставили на вступительных экзаменах за сочинение. Надеюсь, что скоро появится вторая серия твоих рассказов. Получила огромный заряд положительных эмоций. Жду с нетерпением продолжения!".
(орфография и стилистика автора сохранены)

И третий отклик  от Толика Лопатина. Толик очень добрый парень, в свое время он преподавал в институте, хоть и недолго, но преподаватель засел в нём на всю оставшуюся жизнь. Но из песни слов не выкинешь и я, чтобы не испортить всю прелесть первоисточника, приведу его отклик полностью:

"Привет, дружище! Прочитал, КЛАСС!!!! Но! Ты не дружишь с запятыми.Не повторяй одно слово в двух соседних предложениях1 Ильгам РИЗА оглы , а не РЗА. Отар - РЕФИКОВИЧ.И на виноград мы ездили 3 дня. На 2 и 3 дни мы утащили по РЮКЗАКУ винограда "Дамские пальчики". И не продавали мы то, что не смогли съесть, а раздали друзьям ( Тамаре в частности) этож была осень 2 курса. А из остального мы сделали вино и пили его на новый год. И скажи, что Славу Сизикова убил ножом в сердце пьяный сосед. А Аркашка работает ортопедом в одной из лучших клиник мира. А так всё ОК. Читал с удовольствием. Я, так как и ты, сдал вступительные на две 5 и 3 по сочинению. И нас вместе В.В.Копытин досрочно поздравил с зачислением. А на лыжне, шедший еле-еле Ильгам упал, лежит, мимо него, тоже еле-еле проходит Отар. Тогда то ему Ильгам и сказал крылатую фразу: "Погоди, что ты летишь как ветер, вместе пойдём!" Всё Х О Р Ш О !!!!!!!!! И ещё. Женю Ромашова унёс туберкулёз (или рак лёгких?). Ты в конце главки начал говорить о том, кто кем стал. М.б. стоит по той же схеме сказать об Отаре с Ильгамом? Не обиделся за замечания?".
(орфография и стилистика автора сохранены)

Первые три отклика для меня самые приятные, а главное, они были первыми. А вот и первые упоминания об издании воспоминаний. Марина Газдик (Эмих):

"С большим интересом прочитала твои рассказы. Молодец! Все персонажи до боли знакомы, молоды, красивы, счастливы! Не согласна с Толиком, когда он уточняет некоторые события. Автор имеет право приукрасить события и людей. Один недостаток, мало рассказов, хочется почитать ещё. Надо написать книгу и на презентацию пригласить всех ( персонажи и однокурсников). Успеха.".
(орфография и стилистика автора сохранены)

И вот этот отклик мне очень приятен тем, что написал его молодой человек, студент теперь уже Кемеровской медакадемии Казанцев Антон:

"Олег Петрович! Такие замечательные и веселые истории! Читаю с удовольствием и смеюсь! Вам ну просто явно нужно книгу написать!!! Я в восторге!".
(орфография и стилистика автора сохранены)

То, что написал Антон, особенно трогает душу. Молодой человек, воспитанный на компьютерной грамоте, а тем не менее очень тонко уловил общий позитивный настрой моих воспоминаний. Это я говорю сейчас, через полгода после написания первых десяти эссе. А тогда, в июне-июле, я и не задумывался, а просто писал, что душа просила. А теперь, перечитывая свои эссе, я вижу, что, не осознавая того, я изначально вкладывал в них доброту. Да, конечно, факты, описываемые в эссе, разные, есть и глупые, есть и жестокие, есть и с криминальным налётом, но они были. И отражают они не негативную сторону студенческой жизни, а позитивную.

Как нашел мои эссе Витя Бельков? Мы с ним проучились в школе в Кедровском карьере в Кузбассе десять лет. И все десять лет и шкодили, и хулиганили вместе, короче, дружили. Я очень обрадовался, что он объявился. А его первый отклик как нельзя лучше объясняет стиль моего эссе:

"Не виделись с тобой более 40 лет, о чём очень сожалею. Но вот прочитал твои рассказы и, как наяву, представил тебя озорным, шустрым, хулиганистым мальчуганом. Всех персонажей твоих рассказов я не знал в жизни, но, читая рассказы, представляю их наяву. И не смотря на то, что вы все были из разных уголков нашего необъятного СССР, создаётся впечатление, что вы братья. Я объясняю это тем, что о ком бы ты не писал, твой рассказ пронизан неподдельным уважением и любовью к этому персонажу, а это многого стоит. А что касается недостатков, то у кого их нет? Я уверен, что ты их и так видишь сам. И со временем большинство из них устранишь. Ведь ты человек творческий, мыслящий и быстро самообучающийся. От всей души желаю успехов и удовлетворения от нелёгкого писательского труда. Пиши. А мы, кто не умеем писать будем с удовольствием читать."
(орфография и стилистика автора сохранены)

Я почему так подробно пишу об этом? Это этапы внутреннего утверждения в том, что нужно продолжать писать и что нужно издать эссе. Нет, не подумайте, что я переоценивал и переоцениваю свои возможности в писательском деле. Я уже писал ранее о своем полнейшем бессилии сочинить что-либо выразительное, законченное и общеполезное, какой-нибудь хоть плохонький, но роман, повесть или, на худой конец, рассказ. Вот мне просто хочется оставить след в жизни. Где печатать эссе, проблема не стоит - я владею типографией с приличным немецким оборудованием. Продолжая писать эссе, узаконил свое авторство на них в "Укрпатенте". И учредил и узаконил издательство. Уж простите, но я как был хвастуном в молодости, так им и остался по сей день, потому издательство так и назвал: "Издательство Седышева Олега Петровича". Ну не "Рога и копыта" же мне его было называть, хоть я и очень люблю Остапа Ибрагимовича. Хотя... почему бы и нет?.. Правда, уже поздно. Свидетельство я уже получил.

Но вот такие обороты в жизни моих эссе меня очень веселят. Вот прочитайте, что пишет Наталья Гертфельдер:

"Здравствуйте Олег!! Так вот, большое спасибо за предоставленную возможность окунуться в мир воспоминаний о таких далёких и таких милых студенческих годах. Тогда меня просто распирало от гордости быть студенткой КГМИ, да и сейчас тоже.. Ваши рассказы очень просты по сюжетам, но такие жизненные, такие знакомые ситуации вы описываете, что у меня просто сомнения возникли: "А где же я была??" Хотя мои студенческие годы протекали уже в другом временном пространстве. А самое главное, что я рассказала многое прочитанное моему мужу, а он у меня "местный" немец, то есть коренной, не из наших переселенцев, так вот под конец моих усердий по переводу "близкому к тексту", он попросил меня очень жалобно, но настойчиво... испечь КУРНИК!!! Пришлось ставить тесто, вот сегодня вечером будет проба и оценка нового блюда из моего меню русской кухни. Буду читать дальше, испытывая удовольствие и ностальгию. А на обед в выходной попробую по вашему рецепту пожарить картошку на сале..(шучу) Не прощаюсь навсегда, надеюсь написать ещё один отзыв. А вам успехов и доброго здоровья!! Привет жене-красавице. С КУРНИКОМ ТОЛЬКО ОДНА ПРОБЛЕМА ПОЛУЧИЛАСЬ, ИЗВИНИТЕ ЗА ВЫРАЖЕНИЕ, НО ИНАЧЕ НЕЛЬЗЯ ВЫРАЗИТЬ, ХОТЬ ЗВУЧИТ ПОЧТИ ПО-ХАМСКИ: ОБОЖРАЛИСЬ....ВКУСНОТИЩА, ДАЙ БОГ ВАМ ВСЕГО!!! А история со взносами мне тоже очень знакома, хоть и по 2 копейки, но у меня тоже "растрата" получилась, хоть на Колыму..., но одногруппники выручили, ведь я тоже не для себя старалась!!!". Это же не эссе теперь - это самая настоящая кулинарная книга. У моей матушки была, помнится мне "Книга о вкусной и здоровой пищи".
(орфография и стилистика автора сохранены)

Но и это еще не все. Есть еще одна ипостась эссе. Вот читайте, что пишет дочь нашего ректора Ткачева А.Д.

Екатерина Татьянина-Ткачёва:

"Уважаемый Олег Петрович! Очень любопытно было ознакомиться с Вашей серией "Шутейных эссе"! И не смотря на то, что родилась я двумя годами позднее, чем Вы закончили институт, могу заключить, что студенческая жизнь изменилась не сильно! Читая эссе, у меня перед глазами проносились воспоминания моего студенчества, нахлынула лавина воспоминаний. Большое спасибо за доставленное удовольствие! Для меня, дочери бывшего ректора Ткачева А.Д., всё, что каким-либо образом касается жизни и истории нашего ВУЗа очень интересно.".
(орфография и стилистика автора сохранены)

Или сын Мирона Львовича Лившица Сергей Тихонов:

"Здорово, Олег Петрович, многих знаю очно, некоторых заочно, но всё очень талантливо сделано, вернули в молодость, папе бы тоже понравилось (Мирон Львович Лившиц, если помните), но 4 года назад похоронил его в Питере, на Смоленском кладбище. Спасибо, Вам.".
(орфография и стилистика автора сохранены)

Всколыхнуть память детей об их родителях, причем в положительной плоскости. Вот на завершение или, как у нас говорят: "На дорожку, на посошок!", слова Софии (к сожалению, фото нет):

"Привет! Прочитала упоминание о моем папе профессоре Алеутском Николае Николаевиче, с его юной фотографией - очень приятно! Он умер в 2001 году в Архангельске. Жаль, что не может прочитать. Но я помню Кемерово, я там родилась и ходила часто на кафедры к родителям. Ярко все осталось в памяти.".
(орфография и стилистика автора сохранены)

У меня нет сомнений — книжка будет. Во всяком случае, как у Высоцкого "...я закончу дело, взявши обязательства...", а там посмотрим.
Эссе 124. День защиты детей

В каком-то американском боевике была такая фраза: "Тони есть Тони". Ну да Бог с ним, с тем американским Тони, а вот глобальнее будет звучать фраза: "Женщины есть женщины!" Вы представьте себе такую картину: в далёком и холодном ноябре 1949 года группа женщин решила собраться, чтобы пообщаться, поговорить "за жизнь", разумеется, кто-то хотел похвастаться новым платьем, кто-то серёжками. Ну, а одна просто решила пройтись туда-сюда молча. Это, разумеется, если получится, потому что и ходить туда-сюда она решила только в расчёте на вопрос: "А что ты, собственно, ходишь молча туда-сюда?" И вот тут бы она и выдала всё, что накипело... Так вот, как вы думаете, где решили собраться те дамы? Конечно же, в Париже. И основание для тусовки выбрали основательное, они решили: уж если мы собрались не где-то, а в самом Париже, то учредим-ка мы International Children's Day.

Конечно же, им очень хотелось подольше побыть в Париже, чтобы вдоволь побегать по магазинам, и поэтому они назвали ту тусовку Конгрессом демократической федерации женщин и даже учредили, в переводе на русский, Международный день защиты детей. Учреждали всего один праздничный день, так как времени на обсуждения было мало, много времени отнимали разные там бутики и другие-прочие магазины. Отмечать International Children's Day, или по-русски Международный день защиты детей, решили летом. А чтобы не заморачиваться, конкретно в первый день лета, первого июня, и начать отмечать со следующего после того конгресса года: с одна тысяча девятьсот пятидесятого.


Правда, та, которая ходила туда-сюда молча, просчиталась, её никто не спросил: "А что ты, собственно, ходишь молча туда-сюда?" Да и кому было спрашивать, если все носились по магазинам. И она коварно решила выступить на конгрессе, а раз её никто не спросил, самой двинуть речь. Она и двинула, и утёрла нос всем. Она возмутилась, мол, заседаем, в смысле тусуемся, в ноябре одна тысяча девятьсот сорок девятого года, а отмечать будем с одна тысяча девятьсот пятидесятого, с первого июня, нехорошо это, и предложила: "Вот сегодня, 20 ноября, давайте-ка его и увековечим и будем называть Всемирным днем ребенка. Все себя чувствовали виноватыми перед ней, а она, в общем-то, была женщиной хорошей; и решили всем конгрессом поддержать её хоть в такой малости и учредили тот день. А сами себе подумали совсем другое.


А что вы хотите? Женский коллектив - он такой. Приехали те демократки домой с полными чемоданами покупок и всяких там "Шанелей № 5"и объявили: "Отмечать будем летом, когда тепло, а не в ноябре". Да и что тут говорить: в ноябре в России уже зима во всю. Вот так члены демократической федерации женщин отомстили своей же демократке, да ещё вдобавок прозвали её "доходягой" за её хождения туда-сюда молча.

Конечно, Галина Вельдяскина не могла знать всего вышеизложенного, когда практически бежала из главного корпуса института в общагу. На душе у неё было светло, радостно. Все встречные люди казались необычайно красивыми. На лице у Гали, как и у всех встречных детей, была улыбка "до ушей". А неслась она в общагу чтобы... но об этом чуть позже.

Говорить бесконечно, что фармакология - один из столпов медицины, можно постоянно. И о том, что преподаватели кафедры фармакологии не пользовались любовью у студентов, также. Да и как они могли быть горячо любимыми, если ставили постоянно отработки, принимали эти отработки с десятого раза, заваливали на экзаменах. Студентам было наплевать, что через много-много лет большинство из них скажет спасибо таким "паразитам", как Геннадий Семёнович Сазыкин. Этого доцента кафедры так и звали - Доцент. Ох, как же его не любили! А за что его должны были любить студенты? Ведь доцент Сазыкин ни разу на памяти студентов не принял отработку, им же и поставленную, с первого раза, да и со второго это тоже был нонсенс. Вот когда бедолага-студент придет к нему раз восемь-девять, тогда совсем другое дело. Галя как-то на студенческой гулянке обозвала его маньяком и всем доказывала, что он, Геннадий Семёнович, вытаскивает во время отработок у неё из головы мозги, мелко крошит их на кубики и потом обратно ей в голову вкладывает, но отработку не принимает. Откуда у неё такие ассоциации, Галя объяснить не могла, но так она чувствовала, и всё тут.

Но её, в общем-то, и не спрашивали особо, вино и не такие ассоциации могло вызвать. Как же его, Сазыкина Г.С., в общем-то, не назвать маньяком, если он любил собрать всех должников, а должниками были все в группе, так вот собирал он всю группу в холле кафедры вокруг биллиардного стола (а интересно, жив ли тот стол сейчас?).

Студенты, кто как мог, повисали вокруг того стола и ждали своей незавидной участи. Наверное, каждый, кто приходил к нему на отработки, на ощупь помнит то зеленое сукно стола. "Маньяк" Сазыкин подзывал к себе по одному и издевался: сарказм, ирония, передергивание каждого слова, сказанного несчастным отработчиком. Это далеко не всё из арсенала Доцента. И если Ленин лишь говорил: "Учиться, учиться и ещё раз учиться...", то Сазыкин заставлял студентов: "Учиться, учиться и ещё раз учиться..."

Они у него так писали в разделе рецепта "Signa" для больных, что те вряд ли могли перепутать, как использовать таблетку валидола и ректальные свечи. И никогда не клали свечи под язык.
Это сейчас Галя Вельдяскина, простите, уже Галина Юровская, говорит про Сазыкина Г.С.: "Умница! Я ему очень благодарна!" А тогда, ранним утром первого июня, идя на кафедру сдавать две оставшиеся отработки, она кастерила Доцента последними словами. Антиаритмические и антигипертензивные средства Галя запомнила на всю оставшуюся жизнь. Счастье ещё, что Галя - оптимистка по натуре, и она шла тем утром на кафедру с полной уверенностью, что сегодня-то уж она наверняка сдаст отработки и получит допуск к экзаменам. Всю ночь перед этим она учила, на зубок знала механизмы действия препаратов и отчеканивала названия препаратов, любо-дорого было послушать. Вот так, в смешении мыслей о том, какой паразит этот Сазыкин, и о механизмах действия препаратов, Галина пришла на кафедру и остановилась в растерянности... гробовая тишина, все кабинеты закрыты, и кабинет Сазыкина тоже. Она даже чуть не заплакала от обиды, ведь так хорошо всё выучила - и на тебе. Ведь он сам же назначил отработку на утро первого июня. И тут Галя увидела на дверях кабинета объявление: "Сегодня День защиты детей, поэтому я всем прощаю по два долга. В конверт (см. ниже объявления) положите листок со своей фамилией, номером группы и названием темы. За зачетами приходите завтра, к 10 утра". Ниже объявления висел конверт. Ну как тут не обалдеть от такой щедрости и доброты?


Мигом настрочила все свои данные и темы отработок: "Антиаритмические и антигипертензивные средства", опустила в конверт и помчалась в общагу, чтобы сказать всем, кто побоялся пойти сегодня на экзекуцию к "маньяку" Сазыкину Геннадию Семёновичу, как тот отмечает International Children's Day, или по-русски Международный день защиты детей.

Вот это был забег, массовый, энергичный, добрая половина курса наперегонки бежала в главный корпус, к заветному конверту. А уже второго июня у Гали Вельдяскиной был допуск к сессии, и она стала отмечать этот прекрасный праздник. А та "доходяга" из первой части эссе больше не приглашалась на конференции женщин. Демократия демократией, а выпендриваться и ходить молча туда сюда, когда все пошли в парижские магазины, не стоит.
Эссе 125. Получи, фашист, гранату!

Ах, как прекрасно и беззаботно время студенчества! Беззаботным мы его называем с позиций сегодняшнего дня. А тогда, конечно же, заботы были у всех. Заботы разные. У студентов они были одни, у преподавателей другие. Студенты не заморачивались на длительную временную перспективу. Их заботили ближайшие сессии, зачёты и экзамены. У преподавателей были другие, наверное, заботы. Точно не знаю, но могу предположить, что волновал их план занятий, отпуск, волновали размолвки в семье, если они были. Разные, совершенно разные могли быть заботы у педагогов мединститута. Но у Людмилы Васильевны Крашенинниковой с кафедры физвоспитания, похоже, заботы отличались от забот основной массы преподавателей. В одном из своих эссе, а конкретно в эссе "Трусы", я в отношении преподавателя, доцента кафедры нормальной анатомии Николаевой Ларисы Андреевны, употребил выражения "Тетка старой закалки" и "Тертый калач", а также заметил, что про таких говорят в народе: "Баба с яйцами". Многие написали мне, что это выражение больше подходит не Николаевой Л.А., а именно Людмиле Васильевне Крашенинниковой. И заботы у неё были под стать.

Людмилу Васильевну волновала оборона страны в целом и участие в ней, в обороне тогдашнего Союза Советских Социалистических Республик, студентов Кемеровского медицинского института. Причём участие не в качестве военврачей либо медсестер, на худой конец. А именно защитников Родины с последней гранатой в руке. И об этом она не уставала повторять всем группам студентов, которые попадали в её сильные не по-женски руки. "Погибая в бою, захвати с собой одного, а лучше двух-трёх врагов". Вот такое ни много ни мало задание определяла Крашенинникова молодым студентам и студенткам.

Она не различала мужчин и женщин. Защитник Родины - он бесполый, для неё во всяком случае.
Группа Галины Вельдяскиной как раз и попала в руки Людмилы Васильевны. И как-то на втором курсе довелось группе сдавать зачёт по метанию гранаты. Вот пишу это эссе, а сам думаю: "Какое счастье, что я занимался в спортивной секции и был освобождён от занятий по физкультуре!" Но вернусь к группе Галины. В целом группа сдала зачёт даже не нормально, а хорошо. Ребята все дружно метнули гранату дальше норматива. Галина тоже отличилась и с первого раза швырнула, я не оговорился, именно швырнула гранату безо всякой подготовки за норматив. Когда граната из её рук взмыла в воздух и выделывала в полёте замысловатые кренделя, никто и подумать не мог, что приземлится она за флажком. А вот закадычной подружке Галининой, Юле, не повезло. После её попыток граната, как и у Галины, выделывала невероятной амплитуды кренделя, но приземлялась в двух-трёх метрах от Юли.

И вот все три попытки использованы. Юля чуть не плачет, вся группа умоляет в буквальном смысле дать ей хотя бы ещё одну попытку, а Крашенинникова ни в какую, нет и всё. Так ведь она не просто отказывает, а при этом заводит свою любимую шарманку про "...а если завтра война...". Чувствуется, что это любимая тема Людмилы Васильевны. С каким смаком, с какими интонациями она читает нотацию Юле: "Вот если завтра война начнется, а таким образом метнёшь во врага гранату, то все осколки попадут в тебя, враг останется жив, а ты должна его хотя бы ранить". И это монотонно, с акцентом на словах "война" и "враг". "Вот сюда ты должна метнуть гранату, чтобы остаться живой во время боя!" И опять акцент на слове "бой". А сама медленно подходит к тому заветному флажку, который обозначает расстояние для норматива. "Потренируешься хорошенько и придёшь сдавать снова". А в это время Юлишна, как её звали в группе, в ярости уже от того, что ей нужно приходить и тренироваться, и видя пред собой истинного врага студентов в лице этой мерзкой тётки с воплем: "А-а-а-а-а-а-а-а, как мне все это надоело!" со всего размаха швыряет эту гранату. А группе показалось, что она крикнула: "А-а-а-а-а-а-а-а, получи, фашист, гранату...". Долго ещё потом спорили, что же все-таки она кричала. Самое интересное, что и Юлишна не могла стопроцентно сказать, что именно. А было это классно. Граната со свистом пролетела в сантиметре от головы Крашенинниковой и приземлилась метра на три дальше флажка. "Ур-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Сдала!!! Мировой рекорд!!! Победа!!!" - это уже вся группа кричала, а Галина буквально орала громче всех. Юлька тоже скакала и хлопала в ладоши, ведь это была её победа.

Крашенинникова обомлела от ужаса, и было от чего: ей сейчас чуть голову не снесло гранатой. Группа ликовала. На Крашенинникову было смешно смотреть: растерянная, поникшая, испуганная, она никак не ожидала, что граната из Юлиных рук долетит до неё, поэтому важно расхаживала, делая широкие, неженские шаги в конце стадиона и промывала ей мозги на тему: "Если завтра война, если завтра в поход…". Группа ухохатывалась до колик в животе. Вот к чему может привести неверие в своих учеников, да и в собственные силы если уж не научить, то хотя бы разозлить ученика. Все-таки надо отдать должное Людмиле Васильевне, она собралась, на лице вновь заиграла ухмылка. "Нет! Не сдала! Это была четвёртая попытка!" - сказала она, закрывая журнал.
 
Думаю, мне даже говорить не стоит о том, как её ненавидела в тот момент группа. Все кричали, требовали зачесть бросок. Только Юля была в полнейшей эйфории. В эйфории победы. Победы над собой, победы над врагом. Настоящим врагом. И хорошо, что граната была учебной.

А Крашенинникова, скажем деликатно - вредина, всё-таки не зачла этот "мировой рекорд", который чуть не закончился для неё черепно-мозговой травмой, и заставила Юлишну написать реферат по теме "Закаливание".
Эссе 126. «ПОПА»

Писать о Жене Ромашове всегда легко. Ну о какой сфере жизни студента ни начни вспоминать, он обязательно был участником либо, в крайнем случае, свидетелем того события. Но он не мог быть ни пассивным участником, ни пассивным свидетелем. Его кипучая натура не позволяла ему быть таковым. Ему нравилось быть лидером, ну, на худой конец, активнейшим участником. Вот и те события, о которых я сейчас хочу вам поведать, не могли обойтись без него ну никак. А произошло следующее. Где-то на третьем курсе в нашей группе появилось потайное общество. Нет, членами его были не все желающие.

Стать членом общества нужно было ещё и заслужить. Мы отличались от других групп лечебного факультета тем, что у нас были в основном парни, да не просто парни — красавцы.

Ну кто будет спорить, что Аркашка Бляхер не был красавцем? Его так и звали: "рыжий ловелас". А если учесть, что он был очень комфортным в общении и знал кучу анекдотов, то можно представить, что в любой компании он был заметной фигурой. Ну а Ваграм Агаджанян? Высокий, плотного телосложения, симпатичный лицом, да ещё и умело пользующийся своим кавказским акцентом. Он придавал своеобразный колорит любому застолью. Ну а Женя, Саша Сальмайер! В общем, наши парни пользовались заслуженным вниманием тех групп, где основу составляли девчонки, а ребята были в дефиците. И те девичьи группы приглашали наших парней на различные банкеты по любому поводу: дни рождения, сдача экзаменов, зачётов и т. д. Как правило, на таких вечеринках случались интересные, прикольные истории и случаи. Мы между собой договорились, что будем рассказывать друг другу о таких случаях. Да ещё и не просто рассказывать, а описывать их. Писать отчеты просто так никто не хотел. И тогда Женя придумал создать в нашей группе это потайное общество и назвать его "ПОПА", что расшифровывалось как "Потайное общество пьяниц и алкоголиков". Мы тогда не знали ещё всей значимости слова "алкоголик", но оно нам нравилось, и мы его примеряли на себя без какой-либо задней мысли. Правда, по поводу названия в обществе от начала и до его распада были разногласия.

Мы с Ваграмом считали, что лучше, звучнее по крайней мере, говорить не "Потайное общество пьяниц и алкоголиков", а "Жалкое общество пьяниц и алкоголиков", поскольку пьяницы и алкоголики из нас в то время были никудышные, точнее сказать, жалкие.

Да и аббревиатура звучала значительно выразительнее, чем "ПОПА". Но нас с Ваграмом было меньшинство, другие члены общества - Женя Ромашов, Аркаша Бляхер и Оля Птицина (да, среди нас была и девушка) - высказались против. Их наше с Ваграмом предложение не устраивало.

Сколько общих собраний общества, посвященных именно этому вопросу, мы провели в ресторане "Кузбасс" или позднее в кафе "Современник", сколько и каких весомых доводов с той и с другой стороны было высказано в виде тостов и выслушано! Но консенсус так и не был достигнут. Мы даже пошли на хитрость с Ваграмом. Уже в то время, когда коммунистическая идеология только на словах была за демократию, мы безоговорочно подчинялись большинству. Но та же демократия предполагает право высказывать свое мнение и отстаивать его любыми законными способами.


Так вот, мы с Ваграмом придумали коварный план и стали приглашать на наши общие собрания в ресторане или где-либо в другом месте на вечеринки и нечленов общества и предлагали им высказать свое мнение по проблеме названия. И ведь, что характерно, "Жалкое общество" и аббревиатура от него всем приглашённым нравились больше.

Так этот паразит Женька был совсем не против приглашения нечленов, но, являясь автором названия с первым словом "потайное", категорически выступал против переименования и противился посвящению посторонних во внутренние проблемы общества. Он вообще был упёртый, а нам с Ваграмом хотелось, чтобы о нашей "ПОПЕ" знали все на лечфаке. Мы даже отчёты свои о гулянках передавали не на семинарских занятиях, а на лекциях, чтобы записка шла через разные руки и её читали, прежде чем она доходила до адресата, одного из наших. А мы сознательно выбирали того, кто сидел подальше от нас. Я почему-то на сто процентов уверен, что всем читателям интересно, о чём же были эти записи. Помню не все отчёты, но часть самых ярких. Не могу рассказывать о том, что мы писали друг другу в тех отчётах. То личное. Конечно, и слегка привирали, чтобы приподнять свой статус над плинтусом повыше.

Во всяком случае, о себе скажу откровенно - привирал. Нет, не врал, а привирал. Ну это как приправа к пище: можно и без приправы есть, но с приправой ведь вкуснее. Ваграм тоже слегка привирал, а вот  Оля  не привирала, она вообще старалась замалчивать свои похождения, потому как умнее была нас, балбесов. И Женька не привирал никогда.

И на меня постоянно наезжал, когда уличал. Ну его! Ведь только из-за него "Потайное общество пьяниц и алкоголиков" ("ПОПА") распалось в тысяча девятьсот семьдесят втором году после окончания института нашими студентами, так и не став "Жалким обществом пьяниц и алкоголиков" ("ЖОПА"). А если бы аббревиатура общества изменилась, представьте себе,  насколько эффектнее было бы название этого эссе! 
Эссе 127. А ты азартен, Парамоша!

В кинофильме "Бег" герой актера Ульянова - генерал Чарнота  говорит герою актёра Евстигнеева - Парамону Корзухину за карточной игрой: "Ты азартен, Парамоша... Вот что тебя губит". Эта фраза сократилась до "А ты азартен, Парамоша!" и стала крылатой. Правда, когда нашу компанию поразил вирус азарта и тяги к картам, фильм ещё не вышел на экраны. Мы начали игру задолго до 1971 года.

Ну, за год, а то и за два до этого, а в 1971-м уже прекратили эту забаву. Как нас поразила эта зараза, что явилось причиной того, что мы начали играть очертя голову, до сих пор понять не могу. Да, нас поразил карточный азарт - эмоция, ярко выраженная, связанная с предвосхищением, совсем не соответствующим объективной реальности успеха в карточной игре. Причем группа картежников была стабильной. Постоянные её члены: ваш покорный слуга, Женя Ромашов, Коля Козлов, Славка Сизиков, очень редко садился за стол Валера Кайгородов и Жора Чернобай и значительно чаще, чем Жора, приходил к нам поиграть Володя Кравченко, мой тренер по самбо и наш общий друг. Володя работал на заводе "Прогресс", а там дисциплина была жесткой, так что часто Володе не было возможности пощекотать нервы себе и нам. Уж больно он был эмоционален в игре. Вскакивал с места и матерился на всех вместе взятых и на каждого участника игры в отдельности, если тот зашёл, к примеру, не с той карты, которая нужна была ему. Мы с Женькой знали Володю лучше, чем Славка или Коля Козлов, и не связывались с ним, а Коля и Славка постоянно пытались объяснить Володе, что они играют за себя, а не для того, чтобы Володя выигрывал. Правда, такого, чтобы Володя хоть раз выиграл, и не было ни разу. Играли мы на копейки, во всяком случае, первичная ставка была по копейке с играющего.

А играли мы в "Ази". Так называлась игра. Суть её в том, что сбрасывалась одна масть полностью. А оставшиеся двадцать семь карт раздавали по четыре карты играющим, причем выдавали по одной карте круг за кругом. Последнюю карту сдающий переворачивал себе и показывал, какая масть будет козырной. Затем по одной карте все сбрасывали, и, чтобы выиграть, нужно иметь две взятки. А если трое взяли по взятке, то эта ситуация и называлась "ази".  Те, кто играл, но не взял ни одной взятки, чтобы продолжить игру, могли вкупиться за половину суммы на кону, а те, кто не играл, могли тоже вкупиться, но уже за полную сумму, что на кону. А сумма на кону росла в связи с торгом играющих. Причем повышать ставку каждый мог только один раз, если предложенную им ставку просто поддержали; а если ту сумму ещё и превысили, то вновь можно предлагать сумму. И последний, предложивший сумму, начинает игру и делает первый ход. Игра интересная, азартная, описанное мною "ази" может случиться несколько раз подряд, а если ещё и вкупаются другие игроки, то копеечная сумма растёт очень быстро. И вот тут могу сказать, что выигрывал в этой игре тот, кто менее азартен, у кого отличная память, кто хладнокровен, кто мог по лицам других игроков, по их эмоциям и поведению определить, хотя бы примерно, какие у них карты, кто мог красиво блефовать. Ну и, конечно же, нужно быть на "ты" с колодой карт и так её тасовать, чтобы этой картой был туз, когда переворачиваешь его себе, обозначив козырную масть. Про других не скажу с уверенностью на сто процентов, о себе скромно так намекну, что, может быть, не виртуозно, но всё перечисленное умел. И мог вскрыть туза, если на кону приличная сумма и сдающий я. Часто это не повторял, так как за мной догляд был усиленным, но, что греха таить, делал или, точнее сказать, проделывал я такие фокусы. А ещё любил эффектно вынуть из кармана бумажник, медленно, не торопясь, достать из него сотенную купюру и поставить её целиком на кон. Ах, что тут начиналось. Должен сказать, что иметь в те времена бумажник - это уже было достижение.

Мне бумажник подарил мой батя на день рождения с пожеланием, чтобы он никогда не был пустым. По правилам пустой кошелек или бумажник дарить нельзя, вот батя и положил мне в него новую, хрустящую сотенную. Бумажник крокодиловой кожи, жутко дорогой. Батя как-то втихаря от жены, моей матушки, купил в военторге во Фрунзе, он там работал, и только потому его купил, что в свободной продаже такие вещи не появлялись. И сотенная купюра красивая была, но довольно редкая в обращении при цене на хлеб в двадцать копеек и колбасы в два пятьдесят за кг.
      
Так вот, обстановка за столом сразу накалялась, и, если одновременно были и Женя, и Володя, они начинали между собой спорить и ругаться, утверждая, что я блефую. И что было интересно: оба утверждали, что блефую, но оба же друг друга обвиняли, что другой подыгрывает мне. Володя шумел, что это Женька со мной сговорился, так как мы лучшие друзья, а Женька обвинял Володю в том же. Женька обычно приводил убойный довод: какой я ему друг, если к той минуте он уже проиграл мне более двадцати пяти рублей? Этого практически никогда не бывало. И Володя всегда приводил тот же довод: какой я ему друг, если в прошлом году он проиграл мне триста шестьдесят рублей? Деньги были не его, Володины, это были комсомольские взносы (Володя был комсоргом цеха на "Прогрессе"), и я отказался вернуть эти деньги Володе, чтобы он другой раз не проиграл большую сумму. Да, такой случай имел место быть. И воспитательную роль он сыграл. Позднее Володя ни разу более десяти рублей не проигрывал. Он просто вставал и уходил. Но вспоминал этот случай в каждой игре. К счастью, только в игре и только в ругне с Евгением, а наши дружеские отношения с ним нисколько от этого не страдали. Так вот, сценарий был известен, и Володя с Женькой, поспорив, а потом пообещав оторвать мне голову, если я блефую, сбрасывали карты. И требовали, чтобы я показал, что у меня было. А я с удовольствием показывал, потому что это тоже была часть сценария: если у меня была хорошая карта, Женя с Володей обнимались и называли друг друга мудрыми, а меня гадом везучим; ну а если у меня был блеф, то что здесь начиналось! Они забывали про меня и обзывали друг друга трусами и слабаками. Игра прерывалась минут на пять-десять, пока спорщики не выдыхались. Должен сказать вам, дорогие читатели, что у всей игры была еще одна сторона: играли только по выходным. И выигрыш ни в коем разе не присваивался выигрывавшим, а пускался на покупку портвейна "777" и "Докторской" колбасы. Причем если, как в том случае с моим выигрышем трехсот шестидесяти рублей, потратить на вино и колбасу всю ту сумму было сложно, то игроки, зная цены, чётко представляли, сколько ещё осталось у выигравшего. А ещё и такой момент, что из игравших, как правило, никто в магазин не ходил. У Евгения был и есть младший брат Костя. Мы его звали Малой. Так вот Женька сразу кликал Малого и посылал за покупками. Бедный Костя, он даже не пытался отнекиваться. Ни завтрашний зачёт, ни послезавтрашний экзамен на Евгения не действовали. Он называл Косте, что купить, выигравшему предлагал выдать Константину сумму, причём прибавлял на непредвиденные расходы и на такси. И тот шёл в магазин, а мы продолжали игру.

Вылечились мы от этой заразы тоже как-то одномоментно. Всех очень сердило, что я умею вскрывать туза, но, как я это делаю, они никак не могли уловить. И вот однажды меня пригласили поиграть Женька, Славка Сизиков и Валера Кайгородов. Я тогда удивился еще, что не суббота, а они играть надумали. Второй раз я удивился, когда они демонстративно стали вскрывать новую колоду. Я все это отметил, но выводов не сделал. И вот раздали карту. У меня дама и туз козырные, и проигрыш у меня составлял менее одного процента. Только в одной ситуации я мог проиграть, если первый ход будет не у меня, а у противников карты в определенной последовательности. И вот, когда ставки стали расти и я почувствовал, что мне не хотят давать ход, что все предопределено, я отдал им ход и проиграл сто рублей в первой же раздаче. Я обиделся, встал и начал собираться. Меня уговаривали, мол, потратим-то на всех, все равно. Но я спокойно им объяснил, что если у меня получалось открывать туза, то это только моя заслуга и мой риск, я ведь всегда обещал отдать тот всем известный стольник из бумажника, если меня поймают за руку при мухлеже. А они вступили в сговор. Мне предлагали вернуть те сто рублей, но я и их брать отказался, заявив, что это будет мне урок. И ушёл. Но я не могу долго сердиться, и с Женькой, Славкой и Валерой мы уже на другой день были как ни в чём не бывало. Но хочу сказать, что с 1971 года я больше никогда не играл в карты на деньги, памятуя о том, как меня развели в тот раз. С тех пор мы как-то незаметно перешли на пускание шапки по кругу, если решали купить "777" и "Докторской" колбасы. Одно только не изменилось: в магазин Евгений посылал, как и раньше, Малого.
Эссе 128. Вечно голодные

После того, как я начал писать эссе, мне вспоминаются события тех давно минувших лет, и иногда от этих воспоминаний волосы начинают шевелиться на моей гладко выбритой голове. И я так говорю не ради юмора. Просто в голове не укладывается сейчас, как мы могли вытворять такие вещи в те времена. Бог хранил нас в то время сплошных безбожников от уголовных преследований и от людской кары, должен сказать, справедливой. Ну скажите, что бы вы сделали с воришкой, если бы поймали его в своём погребе?
 
Убить бы, конечно, не убили, но накостыляли бы ему однозначно. И поделом. Но судьба так распорядилась, что в районе областной больницы в Кемерово в те шестидесятые и семидесятые годы было выкопано жителями близлежащих да и далеко лежащих домов-новостроек огромное количество погребов. Особо ценных продуктов там жители не хранили, но картошка была всегда. Да не просто картошка, а горы картошки. Сибиряки - народ запасливый и загружали в погреба столько картофеля, что их семьям за два-три года не съесть.

А весной в погребах проводилась ревизия. Подгнившие овощи выкидывались, и уже реально оценивалось, сколько картофеля нужно будет на посадку летом, сколько оставить до появления молодой картошки, а остальное раздавалось друзьям и знакомым или продавалось, если у хозяина была коммерческая жилка, но таких было один-два да обчёлся. Ну а поскольку погреба были расположены рядом со студенческой общагой медиков, то незакомплексованная часть студентов самовольно зачисляла себя в число друзей владельцев погребов и не ждала, когда те будут раздавать лишнюю картошку. В тяжёлые моменты своей студенческой жизни, которые с поразительной регулярностью наступали ежемесячно перед стипендией, когда на счету каждая копейка, а этих копеек кот наплакал и студентов мучил вопрос: "Как прожить на стипендию?", эта незакомплексованная студенческая братия шла к тем погребам и аккуратно вскрывала их. Ну а вскрыв погреб, набирали картошки во все ёмкости, которые захватывали с собой. В общаге же ребята были героями. Никто не осуждал их. Должен сказать, что среди студентов-медиков бытовало правило "не пакостить", лишнего не брать, погреба стараться закрыть, "как было". Да, среди тех, кто жил в общаге, такое поведение было не редкостью. И не мудрено: те, кто мог рассчитаться за квартиру, как правило, имели деньги и на так называемый "черный день", и у них не возникало мотивации вступать на скользкую дорожку тайного похищения чужого имущества путем вскрытия погребов. Вот в моей любимой комнате в той общаге, в которой и у меня была койка, но на которой я спал ну самое большое - раз в месяц, тоже был ответственный за "посещение погребов". Костя Ромашов, младший брат Евгения, был истинным асом этого мероприятия. И не только асом, но и джентльменом. Костя никогда не взламывал замки на погребах. Он подходил к этому делу творчески: к нескольким замкам Костя банально подобрал ключи и аккуратно открывал замок, набирал рюкзак картошки и аккуратно закрывал его. А зимой еще и снегом засыпал. Так вот Костя приносил картошку и передавал эстафету Евгению и Коле Козлову. У этих орлов отлично получалась "рыбалка".

С помощью самогнутого крюка из толстой проволоки, или, как его ещё называли, "коня", и длинного мотка бельевой верёвки они наловчились "рыбачить" кошёлки, которые висели на окнах снаружи зимой, так как холодильников в общаге не было. Причем не только под их окном на пятом этаже, но и на вертикальном ряду окон справа и слева. Должен сказать, что это не простое дело: хозяева кошёлок предполагали подобную "рыбалку" и всячески этому препятствовали. Но надо отдать должное Коле и Жене, они дело знали туго и без добычи ни разу не остались. Ну что могли хранить на морозе за окном студенты? Обычно это было сало свиное или мясо, которое этим ротозеям привозили родственники из деревни.

В общем, набор продуктов был шикарным. Ну а дальше эстафетную палочку принимал Жора Чернобай. Никто другой не мог пожарить так картошку на свином соленом сале, как жарил Жора.

Ах, как он заправлял жареную картошку отдельно зажаренным луком! Это восторг! Не зря говорят, что талантливый человек талантлив во всем. А как он тушил картофель с мясом!

Он запросто мог проводить семинары по теме "Блюда из картошки", и на них был бы аншлаг.

Полобщаги собиралось на эти запахи и под разными предлогами напрашивались на ужин. Как правило, это делалось не спонтанно, а планировалось заранее, и особо доверенные не только знали об этом, но и приглашались. С гордостью могу сказать, что я входил в число самых доверенных и не только не осуждал их за эти шалости, но и с удовольствием становился соучастником, так как поедал блюда из этих тайно похищенных продуктов за обе щеки и пел дифирамбы и Косте, и Коле с Женькой, и Жоре. Должен сказать, что я обычно приходил на подобные приглашения с бутылкой "Промонтора" или "777", ну такое было неписаное правило - приносить что-либо горячительное приглашённым. Еще приносили с собой кто соленые огурчики, а кто - груздочки или сибирских опят.

А самое смешное было, когда на такой ужин приходили хозяева той кошелки. И тоже ели с удовольствием, и тоже выставляли бутылку, и тоже хвалили Жору.

О чем только не говорилось, что только не планировалось за такими трапезами! А как шутили и мечтали! Я очень прошу: не осуждайте нас за это. Да, мы были молоды, глупы, но не жадны и вечно голодны. Почему? Я и сейчас не пойму.
Эссе 129. Квартал красных фонарей

Кто-то влюблён в Париж, кто-то влюблён в Рим, а моя семья не скажу что влюблена, но очень уж нам нравится Амстердам. Уже четыре раза мы каждый год весной приезжаем на фестиваль цветов в парке Кейкенхоф.

А последние два года мы стараемся планировать приезд так, чтобы мы могли попасть на парад цветочных фигур. Прекрасное мероприятие: спонсоры в рекламных целях оплачивают изготовление самых разнообразных фигур из цветов, потом эти платформы с фигурами возят по всей Голландии и завершается парад в городе Гарлем.

Как правило, это воскресенье и фигуры на платформах расставлены по всему центру Гарлема. Толпы туристов, атмосфера всеобщего веселья и восторга оставляют незабываемые впечатления. Ну а про сам парк Кейкенхоф я уже и не говорю. И ведь практически используются три сорта цветов: тюльпаны, нарциссы и гиацинты. А фантазия и талант ландшафтных дизайнеров творят чудеса. Вот мы уже можем сказать, что мы постоянные посетители этой выставки и ни разу не видели чего-либо повторяющегося.

Восторг!!! - так можно коротко обозначить наше состояние. Восторг, несмотря на усталость и то, что в конце дня ноги отказываются уже шагать. В этом году я ради интереса взял с собой в Амстердам шагомер. Так вот, по городу мы нахаживали в среднем по восемь километров, а в парке Кейкенхоф показания были пятнадцать километров. Но я сейчас не о парке тюльпанов и не о параде цветочных фигур.

Сейчас я о другой, не менее интересной достопримечательности. Вы в таком разе решили, что речь идет о Ван Гоге и о его подсолнухах?

И опять не попали. Не спешите, вы сейчас поймёте, о чём речь. Поскольку я по жизни однолюб, то и отелем в Амстердаме мы пользуемся одним и тем же - "Краснопольски". Этот отель шикарно расположен на площади Дам, напротив королевского дворца и в пяти минутах ходьбы до центрального вокзала. А на берегу одного из каналов рядом с тем железнодорожным вокзалом находится китайский ресторан, который называется "Seа Palaсe".

Этот ресторан - точная копия ресторана в Гонконге, в котором мы с Наташей бываем при приездах в Гонконг. Я очень люблю китайскую кухню, а там подают и суп из акульих плавников, крабов и цыпленка, ну и куриные лапки. Нет, не лыточки, а именно лапки. Правда, без коготков - их срезают. Я всегда заказывал "белые" лапки. Они подаются в уксусе.

И когда четыре года назад я впервые их заказал в Амстердаме, мимо нашего столика прошел практически весь персонал ресторана и все глазели на меня, как на чудика. Только один пожилой официант сказал нам, что европейцы такое блюдо не заказывают, и посоветовал еще и коричневые лапки заказывать. А в этот раз он принес мне порцию "коричневых лапок куриных" как комплимент-презент "от заведения". Когда он их подавал, он так шкодно скорчил физиономию и сказал: "Вкюууусьно!!!" Ну сами представьте себе, как это выглядело.

Он и потом несколько раз подходил, интересовался, нравится ли мне. И неподдельно радовался, видя, как я с аппетитом поглощаю их и с какой скоростью растет горка косточек, уже обглоданных мною до блеска. В этом году, после поездки на аукцион сыров и прекрасного обеда в ресторане "Seа Palaсe", я, Наталёк и Катёнок решали - вызвать нам для возвращения в отель велорикшу или пойти пешком. Первое предложение было от моих красавиц, а второе от меня. Как аргумент я предложил новый маршрут, по которому мы ещё не ходили. Я доказывал, что он короткий и, возможно, мы увидим много интересного. Я убедил всех, и мы пошли пешком. Да, конечно, этот путь был интересный.

Мы попали в район с очень узкими и извилистыми улочками, а по сторонам были огромные окна во всю стену и рядом - обязательно дверь. Окна и двери были зашторены, и мы не понимали, что за ними находится. Между собой мы толковали и гадали: на магазины не похоже и улочки не проезжие.

Что же это такое? Метров через пятьдесят нас ждал сюрприз - там окна были уже не зашторены, а за окнами сидели, стояли или лежали в фривольных позах девушки. Как гром среди ясного неба, мелькнула мысль: так это "Квартал красных фонарей"!!!

В общем, оставшийся путь мы активно вертели головами. Я не скажу, что было уж очень интересно, но необычно и непривычно видеть такие картины было точно. Все испортило окно уже на выходе из этого "Лабиринта Минотавра". Это было ну очень уж "неэстетическое" зрелище. Скажем политкорректно: афронидерландка весом не меньше чем килограммов двести буквально распласталась на окне, да еще и подмигивала всем проходящим мимо.

"Ну и вот, на улице, где куча кафушек с грибами галлюциногенными и где в открытую курят марихуану, мы были, а сегодня, хоть и непланово, но посетили знаменитый "Квартал красных фонарей". Так что практически все достопримечательности Амстердама мы видели. Можно уезжать", - все это я сказал Натальку с Катёнком. Но они, вы только подумайте, усомнились в том, что это произошло случайно. У них были сомнения - а не спланированной ли была эта случайность? Но я стоял твёрдо: случайность и точка. Уже позже мне рассказали, что существует две версии появления названия этого квартала. Вот первая: в старину недалеко была железнодорожная станция, и обходчики, улучив момент, приходили в квартал. А чтобы их не искали, если что случалось, вешали на двери свой фонарь обходчика, именно красного цвета.

Вторая версия мне менее симпатична. В комнатках у девушек всегда горит свет с красным оттенком, потому что в красном свете не видна сифилитическая характерная сыпь ни у девушек ни у их посетителей.
Эссе 130. D;j; vu — дежавю

Вот хоть убейте меня, но я не могу понять смысл и воспитательное значение поговорки "Капля никотина убивает лошадь". Почему именно лошадь? Что за критерий? Вес? Так слон или бегемот тяжелее. А их капля никотина убьёт? Стоп! Думаю, что вы уже много слышали об этом и у вас может возникнуть ощущение уже виденного и уже слышанного. Дежавю. Вот именно по этой причине я не буду говорить о том, как много лошадей сгинуло от никотина. О том, что люди курили и продолжают курить, кольцами дым в кураже пускают. И плевали они на сентенции про никотин, тем более про какую-то каплю никотина. Вот ваш покорный слуга сейчас не курит, но как курил? Как он курил - это была песня, сказка про дым коромыслом. А как красиво всё начиналось. В те далёкие времена были в продаже сигареты "Друг" и "Тройка".

Пачки - что Третьяковская галерея. Открывались не как сейчас, а как портсигар, и золотая фольга упаковки, и мундштук, тоже из фольги золотой, чтоб сигарета во рту не раскисала. Дорогущие по тем временам - жуть. Но повыпендриваться с ними можно было. И ведь довыпендривался до такой ситуации: зимняя сессия третьего курса. Завтра экзамен по пропедевтике внутренних болезней. Тот самый экзамен, на котором доцента Григория Львовича Хасиса чуть Кондратий не хватил, когда Женька Ромашов, отвечая на свой билет, объяснил ему, что при перкуссии он палец на грудную клетку кладёт не параллельно ребру в межреберное пространство, а перпендикулярно ребру, потому что так удобнее перкутировать больного. Тот самый экзамен, на котором я тому же Хасису объяснял, как лечить простуду перцовкой и веником в бане, не прибегая к отвлекающей и отхаркивающей терапии. То всё будет на завтра. А сегодня я умирал - я хотел курить. Я не мог учить эту пропедевтику. До меня не доходило, почему в одних случаях при перкуссии звук притуплённый, а в других коробочный. Мне не лезли в голову ни линия Дамуазо, ни треугольник Гарланда, ни полулунное пространство Tpayбе. Я хотел курить, а курить не было. А времени было три часа ночи. Экзамен уже не завтра, а сегодня, а я и не сплю, и не могу сидеть с учебником. У меня как будто какая пружина в одном месте появилась. Как заводной, я мотался по комнате. Но вел себя тихо - в других комнатах спала хозяйка с детьми. Как меня ноги завели в туалет, я уже и не помню, но то, что я там увидел, было похлеще, чем сокровища пещеры Алладдина. Правильно говорят, что запас карман не тянет. В данном случае запас спас студента от пары на экзамене. И не просто спас, а даже помог получить пятёрку по пропедевтике у Хасиса. Григорий Львович не был плохим в глазах студентов, но и "добреньким" он тоже не был. Хасис любил и знал свой предмет и старался, чтобы такие охламоны, как мы, хоть и не стали терапевтами, но терапию знали. Так возвращаюсь к туалету и кладу, который меня там, оказывается, ожидал. Только, ради Бога, не надо ассоциаций типа "туалет - клад". У меня в студенчестве была дурная привычка курить в туалете. Но поскольку я уже тогда, оказывается, был куркулём, я недокуренные наполовину сигареты аккуратно притушивал и складывал за гвоздик на верхнюю дверную опанелку. Ситуация была комичная: я на унитазе, случайно (а может, как раз и не случайно) поднимаю глаза вверх. И ещё не осознавая того, что происходит, я почувствовал, что в груди у меня как "мурашки пробежали", это такое щекотливо-приятное ощущение, которое у меня всегда появлялось, как признак восторга и благости. Я уставился на этот гвоздик и не мог сообразить, что за ним лежит десятка два, а может, даже и три "жирнющих бычков".

А мурашки не пробегали, они уже носились по всему телу. И только моя недюжая сила воли не позволила мне завопить от неописуемой радости. Ну о чём вы говорите, ну какой туалет? Вопрос, как я не забыл от радости штаны одеть. Самый жирный бычок я выкурил там же, в туалете. И понеслось: чувство ответственности заставило меня взяться за учебники, и я уже чётко знал, что там наворотил чешский врач Иосиф Шкода с этой перкуссией. Что линия Дамуазо, треугольник Гарланда и полулунное пространство Tpayбе - всё это признаки экссудативного плеврита, и кучу ещё всякой всячины выучил.

И не моя вина, что я получил пятак - так карта легла, а Женька с Ваграмом по трояку, они ведь чуть на экзамен не опоздали вообще. Димка Мхеидзе успокаивал Ваграма с Женькой, что "тройка - здоровье". Будущий академик успокоился, а Женька долго ещё ходил и строил планы, как отомстить Хасису за этот трояк.
Эссе 131. Танго "Магнолия"

"В бананово-лимонном Сингапуре..." Ещё будучи студентом, я слышал эти слова. Нет, полностью романса я не знал никогда. Просто тогда, давно, я цитировал эту фразу чисто формально. Уж больно мне нравилось это словосочетание: "бананово-лимонный Сингапур". Я даже не задумывался, а где же он? Просто говорил, а часто и не к месту, эту фразу и всё. Так вот, это было очень давно. Я уже могу себе позволить что-то большее, чем пресловутая Анталия, где мы были с Натальком и нам очень не понравилось, хоть отель был приличный, но не понравились турки. Я не буду писать об этом, каждый сам должен для себя решать, где ему отдыхать. Так вот, в том 2007 году я надумал отметить день рождения Наталька в Дубае, в их знаменитом семизвёздочном отеле "Burj al Arab". Наташе я ничего не говорил - пусть для неё сюрприз будет. А с Катёнком мы договорились, и она должна была прилететь из Торонто на недельку, чтобы поздравить маменьку с днём рождения. Вот это уже второй сюрприз для Наталька будет. Но у меня чесались пятки - хотелось ещё что-нибудь такое сотворить, чтобы у Наталька душа запела. Я искал, я думал, что же я хочу, чем же я хочу удивить Наташку. И тут у меня появился интерес в Сингапуре. Не буду заморачиваться на интересе - оно вам надо? А вот сам факт того, что именно в Сингапуре, я расценил как знак Божий - вот чем я удивлю Наталька. Ура!

На дворе был ещё только конец сентября, но я начал активную деятельность: стал собирать и анализировать сведения об отелях, о законах и обычаях в Сингапуре, о достопримечательностях. Сразу скажу, что больше всего мне захотелось побывать в знаменитом Сингапурском саде орхидей, причём не в том, что на острове Синтоза, а именно в Сингапурском. Но самое главное, что нужно было и Наталька заинтересовать этим садом. В общем, отель я выбрал "Шангри-Ла", а лететь решил на Эмиратских авиалиниях. Ведь все равно нам возвращаться из Сингапура в Дубай. Ну и вот гостиница заказана, точнее забронирована. Авиабилеты приобретены, причем не фу-ты ну-ты, а в бизнес-класс, а ждать поездки было ещё два месяца. Ой, как же я маялся, как же мне хотелось рассказать всё Наташке, но тогда вся стройная система сюрпризов рушилась. Конечно же, она была бы довольна, но я решил быть твердым, как кремень. Буду молчать. Но, имея непоседливый характер, я всячески стал проталкивать тему Сингапура дома. То начинал петь, подражая Вертинскому: "В бананово-лимонном Сингапуре...", причём фальшивя неимоверно, за что Наталёк ругала меня, чтобы я не портил песню. А я, довольный, тут же спрашивал её: "А что там дальше? Какие слова идут после Сингапура?" Мне ведь было нужно, чтобы она про Сингапур думала. Ну и всё в том же духе. То заводил разговор о сингапурском экономическом чуде, мол, вычитал в Интернете. Вот так и маялся до самого отлёта. А накануне сказал, что летим по моим делам, а куда - узнаешь потом. Конечно же, Наталек побузила: ведь у неё проблема туалетов встает. Пришлось сказать, что купальники не будут лишними. Вот за что я, кроме всего прочего, люблю Наталька, так за то, что ей ничего не надо разжёвывать. В Борисполе, когда мы подошли к стойке регистрации на Дубай, да ещё и к стойке бизнес-класса, настроение у Наташи поднялось. Но она не слышала, как я просил регистраторов, чтобы багаж сразу до Сингапура оформляли. Ну а когда мы прилетели в Дубай и я повёл её не к выходу в город, а в зал трансферов, она опять насторожилась и всё интересовалась, почему не получаем багаж.  Ох уж это женское любопытство!

Ну а уж когда регистрировались на рейс до Сингапура, Наталёк сказала, что теперь поняла, почему я два месяца морочил ей голову с Сингапуром.

Восемь часов лету до Сингапура пролетели незаметно - удобные кресла-кровати, шикарный обед в самолете, а главное - нам достались места в отсеке самолета, где сидели мы и ещё двое. В Сингапур прилетели ночью.
Каково же было наше удивление, когда при получении багажа в знаменитом Чанги весь рейс наш получил свои чемоданы, а мы нет. Хорошо ещё, что я заранее озаботился, чтобы нас встречал русскоговорящий представитель. Так вот ему мы и сообщили о нашей проблеме, а он начал хлопотать. В конце концов нам с Наташей выдали по двести сингапурских долларов на приобретение предметов первой необходимости и пообещали на следующий день доставить наши чемоданы, которые застряли в Дубайском аэропорту. Мы ехали по ночному Сингапуру, а он весь сиял и переливался иллюминацией.

Ну и что кривить душой, нам всё равно не понравилось, как встретил нас этот самый бананово-лимонный. И даже те четыреста долларов, которые мы на двоих получили, не грели душу и не жгли ляжку. Хотя на следующий день, когда мы вышли в город с Натальком, оказалось, что если учитывать цены в Сингапуре, то четыреста долларов - это бешеные деньги. И Наталек с превеликим удовольствием потратила их на всякую всячину. Ну а когда вечером мы вернулись в отель, а в номере нас уже ждали наши чемоданы с извинительным письмом от авиакомпании, мы были довольны. Но Сингапур нам всё равно не понравился, и желания побывать там ещё раз у нас нет до сих пор. Отель превосходный, номер шикарный, город красивый, много зелени, но климат...

К нему надо долго привыкать. Огромная влажность воздуха при тридцати градусах жары - это как в русской бане, но ты одетый. Конечно, поражала чистота в городе. Мы вышли из отеля рано утром и застали уборщиков на улицах. Нас удивило очень, что улицы чистят пылесосом, а потом моют с моющими средствами. Здорово. Мы восхищались, было утро, ещё не было жарко. Про магазины и шопинг я писать не буду, единственное, что могу сказать, что в тамошних магазинах всё неприлично дёшево, а в кафе и ресторанчиках все не только дёшево, но и немыслимо вкусно. И пока ты в магазине, или в кафе, или в такси, везде кондиционирование воздуха, и тебе хорошо, но как только выходишь на улицу... это тихий ужас. Мою инициативу посетить сад орхидей Наталёк приняла на ура.

Целый день мы бродили по этому рукотворному чуду и восхищались увиденным. Конечно же, мы регулярно заходили в кафешки, чтобы охладиться, ну и заодно съедали что-нибудь. Под конец дня Наталек даже заподозрила меня, что я тяну её в кафе не для охлаждения, а из-за тех микропирожных, совсем не сладких, но имевших такой неповторимый вкус. Признаюсь, Наташа была права, но я категорически отметал все подозрения. Да, не спорю, мы улетали из Сингапура довольные, но вернуться туда нас не тянет, честное слово. А в заключение я воспроизведу вам текст этой песни, нет, не песни, а визитной карточки Александра Вертинского. Теперь я знаю слова.

Танго "Магнолия"

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда поёт и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван...

В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда у Вас на сердце тишина,
Вы, брови тёмно-синие нахмурив,
Тоскуете одна.
И нежно вспоминая
Иное небо мая,
Слова мои, и ласки, и меня,
Вы плачете, Иветта,
Что наша песня спета,
А сердце не согрето
Без любви огня.
И, сладко замирая от криков попугая,
Как дикая магнолия в цвету,
Вы плачете, Иветта,
Что песня недопета,
Что это
Лето
Где-то
Унеслось в мечту!
В опаловом и лунном Сингапуре, в бури,
Когда под ветром ломится банан,
Вы грезите всю ночь на жёлтой шкуре,
Под вопли обезьян.

В опаловом и лунном Сингапуре, в бури,
Запястьями и кольцами звеня,
Магнолия тропической лазури,
Вы любите меня.
Эссе 132. Взгляд и Нечто

В журналах можешь ты, однако, отыскать
Его отрывок - Взгляд и Нечто.
Об чем бишь Нечто? - обо всём.
А.С. Грибоедов, "Горе от ума"

Ну скажите мне на милость, какими словами я должен описать свои чувства перед встречей с другом, с которым не виделся более сорока лет? Похоже, вы в растерянности. Вот и я тоже. Что же я жду от этой встречи? Даже трудно сказать. Один мой закадычный друг-однокурсник сказал, что встречаться нужно, чтобы общаться, общаться и ещё раз общаться. «А о чём говорить? Как общаться-то?» - спросил его я. "Обо всем". Но даже в той короткой беседе о темах общения я затосковал: моего однокашника сверлила лишь одна тема: "Как же хорошо было раньше, и как же плохо сейчас". Наверное, ему плохо, раз он об этом и думает, и говорит постоянно. Я искренне ему сочувствую. Но думаю-то я о другом товарище, точнее друге, о Димке Мхеидзе.

Ну как я так? Димка! Он очень уважаемый сейчас человек: главный отоларинголог Имеретии. Наверняка окружающие его зовут Димитрий Димитриевич. А вот это и будет первым тестом: как он среагирует на то, что я назову его "Димкой". А я, рупь за сто, так его назову. И не специально. Ведь как там гласит закон Рибо? С возрастом, а хорохориться, наверное, все-таки не стоит: шестьдесят три – это, конечно же, ещё далеко не старость, но уже и далеко не молодость; так вот, в этот период жизни память человека легче воспроизводит события сорокалетней отдалённости, чем вчерашние. Вот у меня и всплывает "Димка", а не Димитрий Димитриевич. Ну какой он мне Димитрий Димитриевич, если он в те далёкие времена студенческой беззаботной жизни регулярно утрами умудрялся у меня из-под носа утянуть чистые носки, а у Дато Иобидзе - чистую отутюженную рубашку? Мы с Дато, как два дурака (сулело по-грузински), каждый вечер готовили наутро, что мы будем надевать в институт на занятия. Нет, все-таки не два дурака,  точнее, два балбеса. Ведь видели, что Димка не хочет стирать рубахи и носки свои, и не принимали мер. Правда, нужно было отдать Димке должное: брюки у него были всегда отутюжены, хоть брейся, а если мы его просили, он никогда не отказывался и мне так же классно отутюживал брюки. Ну а когда я уж сильно на него наезжал, он давал поносить мне свой пуловер серый из верблюжьей шерсти. Уж больно он мне нравился и был очень тёплый.

Вот в таких раздумьях я и летел из Мюнхена в Тбилиси. Конечно же, я взял с собой подарки. Но и здесь была определённая проблема - я не видел Димку очень много лет и абсолютно не знал его привычек и вкусов, а приготовить подарок, чтобы он был по душе, без этих знаний - то же, что тыкать пальцем в небо. Помнится, в те застойные времена Аркадий Райкин говорил, что дарить лучше всего микроскоп, потому что подарок должен быть дорогим и ненужным. Но честно скажу, что мне очень этого не хотелось. Ещё в декабре прошлого года, когда я был в Милане, в одном магазинчике в галерее Виторио Эмануэля я увидел огромную фотографию Билла Клинтона, который за неделю до этого, будучи в Милане, заходил в этот магазин и купил галстук.

Я спросил у продавца, какой галстук купил Клинтон. Итальянцы не были бы итальянцами, а тот продавец был типичный представитель юга Италии, высокий, стройный, чернявый и с лихими усиками, тоже черными, как смоль. Так он вывалил мне на прилавок огромную кучу галстуков. Я обалдел, а он сообщил, что и Клинтону он тоже приносил эту же кучу, и стал показывать, как он прикладывал эти галстуки бедному Биллу и как тот браковал один за другим. Я стоял совершенно поражённый тем словесным напором и той размашистой жестикуляцией и удивлялся тому, что он ничего не перевернул и ничего не смёл с прилавка. А продавец продолжал рассказывать, как Клинтон смеялся и как остановил его, когда сил уже не было. И тут продавец смёл все галстуки куда-то под прилавок, заявив, что они не достойны внимания, и выложил шикарный галстук, темно-зеленый, с такой элегантной темно-красной полоской. "Вот что купил Билл Клинтон", - сообщил он мне. Цена у галстука впечатляла, но я купил его для подарка Димке не задумываясь - пусть у него будет галстук, как у Клинтона. А почему нет? Я ведь не Монику Левинских, в конце концов, дарю, а всего лишь галстук. С одним подарком вопрос был решен. Я знал, что с Дито живет сын с женой и детьми. Герой "Бриллиантовой руки" говорил, что "детям нужно дарить мороженое, а бабе - цветы". Я не стал заморачиваться и купил женщинам французские духи из последней серии, а куче Димкиных внуков тоже кучу шоколада в разных упаковках. Оставался без подарка только Дито-младший, Димкин сын. Я запланировал подарить ему бумажник, но мне все не попадался бумажник по душе, а я почему-то решил, что если бумажник понравится мне, то и Дито-младшему понравится непременно. Тем более я хотел положить ему в бумажник двухдолларовую купюру. Мне очень нравилась история выпуска этой купюры в Штатах. Дело было во время войны во Вьетнаме. В те годы вьетнамская проститутка в городе Хошимине стоила два доллара. Вот заботливое американское правительство и выпустило купюру в два доллара. И все первые выпуски купюр уходили во Вьетнам для американских солдат. А среди ветеранов той войны был обычай и примета, что каждый настоящий мужик должен иметь в бумажнике такую двухдолларовую купюру на всякий, так сказать, случай. Вот я и думал поведать эту историю Дито. Одна проблема - не было бумажника. Но в Мюнхенском аэропорту был один магазин, который торговал бумажниками, и я надеялся его там купить. Купил, причем сразу, как зашел; увидел и решил - вот его и возьму.

Из Мюнхена летели ночью. И хоть я хорошо поужинал в ресторанчике в Мюнхене и в самолете неплохо кормили, мне весь полет снилась почему-то еда. Грузинская еда. Снились сациви, снились хачапури, снился суп-харчо и, конечно же, хинкали. Ну, конечно,  горы зелени, а еще и огромные рога для вина. И Димка снился, который весь полет не давал мне во сне есть те вкусности, а говорил без умолку тосты. Я перед вылетом видел Димку. Мы общались по Скайпу, но снился он мне тот, что был сорок лет назад, молодой, стройный, красивый той мужской красотой, что так нравилась девчонкам. И вот представляете, в каком настроении я проснулся, когда попросили пристегнуть ремни, мы садились в Тбилиси, - весь полет видеть куски шашлыка, горы хинкали и не попробовать ничего, а постоянно слушать Димку.

Посадка была мягкой - в Люфтганзе работают профи.
Ещё когда я собирался лететь в Грузию, я слегка опасался: как же будут относиться к русскому грузины? СМИ пугали чуть ли не арестами русских на улицах Тбилиси. И вот когда я подходил к грузинскому кордону, те мысли у меня и всплывали. Но пограничник оказался добрым и любопытным. Единственное, что спросил у меня, так это почему я, украинец, прилетел в Тбилиси из Мюнхена? А когда я ответил, что давно не был в Мюнхене и соскучился, он обрадовался и сказал: "Малодэц!" Вот я написал это слово и через А, и через Э вместо Е. Но все равно это не передает того эмоционального фона восклицания пограничника, да ещё и его улыбку во весь рот. У меня сразу поднялось настроение. Я простил Димке его ночное провозглашение тостов у меня во сне, и захотелось быстрее получить вещи и выйти в зал встречающих. Хоть я и предполагал, что Димка не приедет в аэропорт встречать меня, как-никак, 200 км от Кутаиси через перевал ночью, да я ещё и прилетел в пять утра, но всё же допускал, что это возможно. Вот мне и хотелось выйти быстрее в зал встречающих.

Как я и предполагал, встречали меня Дито-младший и его друг Георгий. Улыбки у обоих были во все лицо. Очень приятно, когда тебя встречают так искренне радостно и в то же время огорченно-озабоченно сожалеют, что я не смог привезти с собой всю семью. И уже тут, в аэропорту, требуют с меня обещания в следующий раз привезти и жену, и дочь. Мы сразу же отправились в Кутаиси. И началась экскурсия, а если быть точным, то это была смесь экскурсии с экскурсом в историю Грузии, которую, надо сказать, и Дито-младший, и Георгий знали отлично. Я к поездке тоже приготовился и перечитал шеститомный исторический роман Анны Антоновской "Диди Моурави". Правильно я сделал. Я не был пассивным слушателем, а активно участвовал, к примеру, в обсуждении Сурамской битвы грузин и турок, когда грузины разбили в десять раз превосходившие их по численности войско ненавистных османов. Как же интересно было видеть искреннюю радость на лицах этих далеко не мальчиков и их гордость, что даже о прошлой славе грузин знаю я, человек, впервые прибывший в Грузию. В общем, дорога из Тбилиси до Кутаиси была хоть и длинной, как-никак, двести километров, но пролетела за разговорами незаметно. Немножко, честно признаться, напрягала лихость Георгия, сидевшего за рулём, когда мы с ветерком, как говорится, стали спускаться по серпантину с того самого Сурамского перевала. На мой робкий интерес: "Не собирается ли он переплюнуть Шумахера?" - Георгий сказал, что только ради гостя, то есть меня, он едет осторожно. Ну что тут было сказать? Молча прочитал молитву и попросил Бога беречь столь внимательного к гостям грузина Георгия на дорогах.

В Кутаиси мы приехали на рассвете. Остановились у огромного двухэтажного дома. По кладке было видно, что он построен более ста лет назад. В этот дом в гости приглашал меня, тогда еще пацана, отец Дито, тоже Димитрий Димитриевич. Уже позже одна наша сокурсница сказала, мол, она думала, что Димка живет в своём доме, а оказывается, он живет в казённом доме. Она была не права. Дито объяснил мне, что Советская власть конфисковала у семьи князей Мхеидзе их кутаисский дом. Мхеидзе выделили три комнаты, а в остальных сделали ещё три квартиры и превратили дом в многоквартирный. И дед Дито, и отец мечтали вернуть семейное гнездо, но только Димке удалось это сделать. И сделал он это очень элегантно: купил квартиры всем трём семьям, жившим в доме, как правило, с увеличением площади и выполнил заветную мечту отца и деда. Мне всё это рассказала жена Димки Манана, она же по совместительству и хранительница семейного очага. Нужно было видеть, с какой гордостью она говорила о Димке и о том, что он сделал; было отчетливо видно, что она не только его любит и уважает, но и гордится им. Что ж, не совру, если скажу, что многие наши сокурсники могли бы позавидовать Димке, но делать этого не стоит, поскольку чужая семья - потемки и неизвестно, сколько скелетов в шкафу у каждой семьи.
С грохотом Дито-младший стал стучать в дом. У меня появилось подозрение, что он собирался разбудить не семью Мхеидзе, а всю округу. Первой появилась Манана, и только потом - он, заспанный и взъерошенный, если так можно сказать о бритоголовом человеке. Мы обнялись и расцеловались. Сели в кресла и молча смотрели друг на друга. Говорить не хотелось. Я не знаю, о чём думал Дима, а у меня в голове пролетели десятки эпизодов нашей студенческой жизни. И тут ни с того ни с сего Димка вдруг спросил: "Ты любишь хачапури?" На что я ему тут же ответил своим вопросом: "Чеми тракида начкапуни?" И вот тут я увидел, что сидящий передо мной солидный мужчина, похожий на Дито Мхеидзе, - это и есть Димка Мхеидзе, мой студенческий друг. Увидел по шкодной вспышке его глаз, по выкинутой в мою сторону руке ладонью кверху, по которой я тут же хлопнул своей ладонью. Что ж, по всей вероятности, мы обменялись паролями. И не какими-то там: "У вас продается славянский шкаф?" - "Нет, у нас продается двуспальная кровать, а шпион живет этажом выше". Согласитесь, что это банальный пароль и ответ. Наш был более глубоким, на интуитивно-эмоциональном уровне. Я не буду переводить то, что я ответил Димке и чему он так обрадовался, скажу только, что Манана покраснела и ушла на кухню готовить нам завтрак.
А дальше все, как в калейдоскопе, закрутилось: меня повезли по Грузии показывать достопримечательности. И я очень благодарен Димке, что мои экскурсоводы отдали предпочтение старинным церквам и монастырям. Конечно же, первым был Моцаметский монастырь, где хранятся мощи святых Давида и Константина из рода князей Мхеидзе. Меня поразило, что обоих Димитриев в монастыре встретили как родных, а настоятель монастыря сказал мне, что Давид и Константин - прямые предки Дито. Когда Дима сказал настоятелю, что мы вместе учились в институте и не виделись сорок лет, что я приехал к нему в гости после столь длительной разлуки, настоятель подарил мне икону святых великомучеников Давида и Константина. И в качестве особой милости позволил приложиться к их мощам. После моих щедрых пожертвований на развитие монастыря ещё и позволил нам пройти в закрытую часть монастыря. В общем, мы обошли его весь, только в кельи монахов не входили. Следующим был монастырь в Гелати, где покоится, по преданию, прах грузинского царя-объединителя Давида Строителя. Там мы не только попали на службу, но и поднялись на колокольню храма.

Здесь Димку знали и мне подарили икону Давида Строителя и несколько пакетов ладана, чем я был очень доволен - Наталёк периодически обходит наш дом с курящимся ладаном для очистки от скверны. На следующий день я улетал из Грузии, и мужчины Мхеидзе пригласили меня в ресторан на хинкали. Это был конец февраля, и уже начался великий пост, который в доме Мхеидзе соблюдали, но из-за меня Димитрий решил нарушить пост, хоть я и отказывался. Но потом, когда мы уже посетили тот ресторан, я подумал, что хорошо, что я не очень категорично отказывался. Нет, все-таки чревоугодие не зря отнесено к смертным грехам. А хинкали были изумительно вкусны.

И шашлык обязательный тоже таял во рту. А поев, мы отправились в Тбилиси. Провожать меня поехали уже сам Димитрий и Манана. Машину вел джигит Георгий, но, надо сказать, в этот раз он был более аккуратен и не столь резв, чем когда мы ехали в Кутаиси. Заехали в Мцхету, где находится резиденция католикоса-патриарха грузинского Илии II. Но здесь нас ждало разочарование - резиденция была уже закрыта, мы приехали слишком поздно. Меня это не очень огорчило, так как я и так был перегружен впечатлениями, а вот Димка переживал, что слишком поздно выехали из Кутаиси. Расставались в аэропорту легко и без пафоса. Обнялись, расцеловались, пожали друг другу руки и решили, что, если Бог даст, встретимся ещё раз. И я прогнал Димку. Не люблю долгие проводы — горькие слёзы. Димка всё понял, махнул рукой и ушёл.
Эссе 133. Сорок лет спустя

Сразу после наступления 2012 года среди выпускников Кемеровского мединститута 1972 года, с которыми у меня была связь, стали вестись разговоры о том, что этот год юбилейный - сорок лет после окончания - и хорошо бы было встретиться и пообщаться со старинными друзьями, да и просто однокашниками. Причем большую активность проявляли выпускники сангига. Володя Файнзильберг так вошёл в роль организатора, что через сайт одноклассников стал раздавать указания налево и направо, кому что делать. Я как сторонник встречи принял тоже активное участие, но уже как исполнитель указаний Файза. На первом этапе ходили разговоры о совместной встрече и сангига, и лечфака.

Одно было плохо, что дата встречи очень долгое время не была чётко определена. А я привык к четкому графику жизни и работы. Мне это очень нравилось - уж если я сажусь всегда завтракать в 6-15, а в 7-00 выезжаю на работу, то это железно так будет и никак не наоборот. Так вот, предположительно предлагалось сангиговцами провести встречу в июне. Лечфаковцы проснулись в мае, и сразу появилась и дата встречи чёткая и запоминающаяся - 22 июня, и решение о раздельной с сангигом встрече. К большому моему сожалению, у меня на это время уже был определен маршрут и запланированы деловые встречи. Я вынужден был отказаться от поездки в Кемерово. Обидно было, но данное "купеческое" слово обязывало. Меня радовало, что к открытию встречи я успел выпустить свой сборник шутейных эссе по мотивам студенческих воспоминаний, который назвал незатейливо - "Охламоны".

Я очень старался, мне хотелось, чтобы сборник выглядел достойно. Чтобы полиграфия была на уровне. Чтобы бумага была качественной. Ну и главный мой бич - ошибки. В черновиках их была уйма, и только ленивый не написал мне, что, мол, "дружище, ты не дружишь с запятыми". Пришлось постараться, чтобы в книге все запятые стояли там, где им и определено стоять, и подружиться даже с тире и многоточием. Ну и мне кажется, что старался я не зря. Книга получилась на славу. И это не мое мнение, а слова тех, кто уже имеет сборник. Я рисовал себе планы, что на встрече вручу всем присутствующим по экземпляру и попрошу, чтобы в моем экземпляре расписался каждый. Вот это была бы память на всю жизнь. Уверен, что с подписью каждый оставил бы мне частичку своей души.

Ну а если бы каждый расписался в книге у каждого, то это уже, по законам перехода количества в качество, была бы не частичка души, а "охлмонская" аура взаимных чувств, могущая свернуть горы. Так я думал, так я мечтал и фантазировал. Ну а раз мне не довелось попасть в Кемерово на встречу, я написал письмо всем прибывшим. И опять проблема: кого попросить его огласить? Мне кажется, что я попал в точку, поручив это ответственное дело Шурику Поповичу.

Он ведь еще в институте был известен как тонкий приколист. Да и сейчас кто из нас может похвастаться тем, что прыгает с парашютом? А его опасение "не напиться бы" на встрече говорит в его пользу. Только искренний человек, абсолютно не отягощенный заботой о том, какое он производит впечатление на окружающих, мог так думать. Саша не подвёл, я, наверное, не смог бы так прочитать, как это сделал он. И как точно он выбрал момент встречи для этого послания - ни раньше ни позже. И как его слушали? Как менялись эмоции у слушавших его? От настороженности до расслабленности и благодушного смеха.

Как вздрогнул Саша Сальмайер, когда услышал свою фамилию, как насторожились Ваграм и невозмутимая Оля Птицина, когда он упоминал их. Ну а как расплылся в улыбке Толик Лопатин, когда услышал слова, обращенные к нему. Так ведь это Шура Попович так расставил акценты. Молодец! Ну не буду вас интриговать, вот оно, письмо:

"Дорогие мои Охламоны!
Вы простите, что я Вас так называю сейчас, сорок лет спустя, после окончания официального периода охламонства. И пусть не кривят душой те, кто сейчас сидит и думает: «Но я-то не был Охламоном». Саша Сальмайер, ты здесь? Не вздумай сказать, что ты не был охламоном. Вспомни, как мы пили с тобой и моим батей во Фрунзе сливовую бражку вкусную и крепкую, как пытались, выдыхая воздух резко через ноздри, отогнать маленьких фруктовых червячков, которые плавали по поверхности той бражки. Кстати, эссе по этому поводу ещё будет. А академик Агаджанян здесь? Неужели у него хватит наглости сказать, что он не был охламоном? Граждане-товарищи, а как прикажете расценить тот факт, что будущий академик Агаджанян в компании Петра Козлова и вашего покорного слуги, а Муха с сангига тому свидетель, ходил в обнимку по Кедровке и орал во всю глотку модную тогда песню: «Хмуриться не надо, Лада, и смех награда», либо когда мы в Новосибирске, а будущий академик Агаджанян тогда как раз защитил и хорошо обмыл в компании вашего покорного слуги и еще двух человек кандидатскую диссертацию, горланили, и тоже во всю глотку, мол, «а завтракать полетим в Париж». Если, господа, вы скажете, что это он не охламон, а фантазер, как знаете, но я не соглашусь. Оля, Птицина, ты как хочешь, пусть в твоем паспорте стоит любая другая фамилия, но сорок лет назад ты была Птициной и не отпирайся. Ну а то, что ты была охламонкой дай Бог каждому, это аксиома. Ну кто еще из сидящих здесь дам ходил воровать кур? Во! А то, мол, не охламонка. Ну а наши братья-сангиговцы чего? Охламоны все, как один, к бабке не ходи. Муху, танцора нашего, мы с Димкой Мхеидзе как-то в той же Кедровке так напоили, что танец его после этого он сам бы не смог описать. Про Файза я ваще молчу, а Леша Краснов как был охламоном, так и остался, хоть и профессор. Какие он мне открытки шлет – любо-дорого посмотреть. Охламон, что с него взять. А Шурик Попович, где он, кстати? Что, не охламон, что ли? Ой, не смешите меня. Прыгать с парашютом? Это чего? А если его надеть забудешь? Не буду выкручиваться и отпираться, а честно признаюсь: «Да, я охламон! Был, есть и до смерти буду. И горд этим».
Поверьте, всем нам, пронесшим через десятилетия, это почетное звание «О Х Л А М О Н», есть что вспомнить и есть чем гордиться.
Предлагаю использовать встречу и учредить звание «Почетный Охламон выпуска 1972 года». Вместо устава скромно предлагаю «Шутейные эссе» взять. Из льгот — двойной посошок.
А в завершение хочу признаться всем в любви к вам. Толик Лопатин, ау, и тебе тоже!
Пожелать всем здоровья и счастья.
Предлагаю не забывать меня и присылать мне сюжеты смешных либо поучительных историй, будем вместе писать продолжение «Охламонов».
Мой сайт www.syedyshev.com
Да-да, правы те, кто внимателен. Охламоны, но уже Украинские, исковеркали данную мне от рождения фамилию и поставили после «S» эпсилон. Нет, они, наверное, все же не охламоны, мы их в свою компанию не возьмем, а обозначить требуется - так пусть будут сволочи".

Зря я волновался. Чувство юмора, слава Богу, сохранилось у всех. Стали вспоминать эссе и то, что в них не попало,  даже предложили тост и выпили за автора «Шутейных эссе». Как это обычно бывает, каждый доложил "Что. Где. Когда". И как-то незаметно разбились на пары, тройки, четвёрки, и пошло: "Ты помнишь?.." "А ты помнишь?.." Сидели до полуночи, и прекрасно, что никто не вспомнил о том, что произошло в этот день (22 июня) шестьдесят семь лет назад - всем было ближе то, что произошло сорок лет назад.

"Умерли все,
Кроме тех, кто жив,
И тех, о ком помнят".

Эссе 134. Опять изделие № 2

Почему-то во времена моей учёбы в институте, да и после этого много лет было стыдно прийти в аптеку и попросить продать презерватив. Даже ходил тогда такой анекдот: Приходит в аптеку интеллигент. Такой щупленький, маленький. Обязательно в шляпе, надвинутой на глаза, и шёпотом говорит аптекарше: "Дайте мне два презерватива". Аптекарша в ответ громогласно переспрашивает: "Презервативы?" Интеллигент шепотом: "Да, презервативы". Аптекарша громко: "Сколько презервативов?" Интеллигент шепотом: "Два презерватива".

Аптекарша повторяет: "Два презерватива". Интеллигент громко и визгливо на всю аптеку: "Ну, кто ещё не понял, что я к б...м иду?" Это сейчас презервативы на каждом углу продают, а раньше только в аптеке и по твердой советской цене в две копейки за штуку. И вот при таком общественном отношении к презервативам можете себе представить, что началось в небольшом зауральском селе Чаши в Курганской области, когда только что приехавший, после института хирург официально подал в заявке на неотложные медикаменты для отделения запрос на десяток презервативов. Ну вы понимаете, что этим молодым хирургом был я. Мои коллеги из Чашинской больницы, вроде бы по-доброму, но на разные лады обыгрывали ситуацию востребованности презервативов по неотложной помощи. Это и молодая красавица пациентка, и прибывшие по распределению медсестрички, и все эти варианты возможных событий у них заканчивались словами "но в наборе для неотложной помощи всегда имеются презервативы". Особенно старался главный врач Чашинской больницы Шаляпин Володя. Он был из местных и, хоть совмещал на полставки хирурга, оперировал только в мое отсутствие в больнице. Шаляпин так разошёлся, что даже настучал по этому поводу в райисполком и райком партии и в Курганскую облбольницу.

А ведь я на общеврачебной пятиминутке у него же в кабинете мотивировал эту заявку тем, что презерватив является, а точнее сейчас сказать, являлся на тот момент лучшим выпускным клапаном при пневмотораксах. Это мне ещё в институте как-то сам Краковский сказал и порекомендовал в будущей врачебной практике помнить об этом. Но ведь слышат, когда хотят услышать, а в тот раз, после моих объяснений, он заявку с презервативами подписал, но продолжал балдеть надо мной. Должен сказать, что то, что он "накапал" на меня в Каргапольский райисполком и райком партии, мне в будущем даже помогло. Случилось так, что председатель райисполкома и третий секретарь райкома партии по каким-то своим делам приезжали в село Чаши и, вспомнив о словах Шаляпина про презервативы, зашли в хирургическое отделение больницы, чтобы якобы ознакомиться с насущными нуждами хирургии. Вы знаете, сейчас модно всех исполкомовцев тех времен и секретарей райкомов выставлять какими-то этакими монстрами. А эти двое в сопровождении главной сестры больницы (Шаляпина не было на месте, как обычно) зашли в отделение, в мой кабинет, Мария Семеновна их представила мне и смылась куда-то. Честно скажу, я сначала оробел, ведь это верховная власть района. Но мужики оказались классными, сразу заявили, что они после вчерашнего банкета по какому-то поводу,  чувствуют себя ужасно, и спросили, не могу ли я оказать им "неотложную помощь". Царствие Небесное Седышеву Петру Андреевичу, моему бате. Он, когда провожал в Курган, среди многих советов дал и такой, чтобы я завел знакомства в районном центре и чтобы в своем кабинете всегда имел медицинский спирт в достаточном количестве для непредвиденных ситуаций.


Кстати, когда я сказал о спирте той же Марии Семеновне, она совершенно спокойно это восприняла и налила мне полный граненый графин спирта, который и стоял в холодильнике у меня в кабинете и ждал своего часа. Да, чуть не забыл, крышка графина была в виде рюмки и вмещала в себя ровно пятьдесят граммов жидкости. И вот тот непредвиденный случай настал. Я предложил гостям коктейль: медицинский спирт, на четверть разведенный пятипроцентной охлажденной глюкозой. Смешно сказать, но такие шишки и не пробовали подобного ранее. Спирт они, конечно, пробовали, а вот с глюкозой 5% впервые. И это им так понравилось, что в тот раз они засиделись у меня долго. А на закуску я им предложим среднеазиатскую курагу. Сейчас я понимаю, какая это абра-кадабра — пить спирт, разведенный до 70 градусов глюкозой, и закусывать курагой. Мария Семеновна минут через 10-15 вернулась и принесла пирог с сырком (сырок — это вкуснейшая рыба в Курганской области), за которым она бегала домой, по опыту зная, чем всё это мероприятие закончится.

Так вот, тот пирог не имел никакого успеха. Ну как вам сказать поточнее — ребятам похорошело, состояние нормализовалось, и расстались мы, как они заявляли, друзьями. К слову, бывая в Чаши по отдельности или вместе, они всегда потом заходили ко мне в хирургию, где у меня в холодильнике были на стреме графин со спиртом, пятипроцентная глюкоза и курага. А еще позднее, когда один из фельдшеров, Володя Останин, заложил меня в райком комсомола, что я сжег комсомольский билет, именно они и замяли мое персональное дело, сказав, что я хоть и хороший парень, но дурак. Да, и еще мои гости, хоть и не медики, но, когда между очередными крышечками от графина я им рассказал и показал, как работает клапан из презерватива при пневмотораксе, они все прекрасно поняли. Так же не имела успеха кляуза Шаляпина в облбольницу главному хирургу. Меня вызвали в Курган, где я тоже на примере все показал. Мне сказали, что я молодец, что в Кемерово врачи - умницы и чтобы посылал Шаляпина подальше. Зря они последнее сказали. Буквально через месяц-два ко мне в отделение привезли больного с пневмотораксом, и я воплотил совет Краковского в жизнь. Эффект был потрясающий. Легкое расправилось чуть ли не за сутки. Ну а я сдуру и радости от такого успеха послал Шаляпина, как меня и научил Тарасов, главный анестезиолог Курганской областной больницы. Прав был третий секретарь Каргапольского райкома КПСС, когда, пусть и много позднее, сказал, что я хоть и хороший парень, но дурак!
Эссе 135. Рецепт

Да, друзья, я, наверное, неисправимый наглец и самоуверенный тип. Стоило мне издать первую книгу, и уже меня распирает от желания кого-то учить, наставлять, делиться опытом, что ли. Я через свой сайт обратился ко всем читателям с призывом присылать мне свои студенческие сюжеты, которые могли бы лечь в основу шутейных эссе, или уже готовые эссе, которые я обещаю размещать на своем сайте с указанием их авторства. Пока только Жора Чернобай откликнулся на мой призыв и прислал четыре эссе. Спасибо ему за них.
 
А вот тех, кто ещё не прислал своих произведений, я и взял на себя смелость учить "уму-разуму".

Ну, во-первых, я уже писал не раз, что ни на йоту не претендую на истину в последней инстанции, а только излагаю свой взгляд на предмет. Как всегда, перед принятием какого-либо решения я устроил беседу на кухне со своим замом по тылу. Честно скажу, в этот раз беседа закончилась быстро - Наталек категорически заявила: "Учить людей? Брать на себя ответственность? Уволь".
Ну что ж, я ещё раз убедился, что женщина остается женщиной. Тем не менее, зная Наташу, я продолжал как бы сам с собою беседовать. "Что, собственно, необходимо, чтобы написать эссе?" - это я спрашиваю у Наталька.
Только не говори мне, пожалуйста, что литературный талант требуется и всякие там врожденные данные.
 
- Конечно, требуются.
 
- А что же тогда "Отверженные" написал именно Гюго, а не всякий, кто имеет этот самый талант? Тот же Золя или Чехов?

- Опыт, жизненный опыт и знание предмета, - соглашается Наталек.
Вот пожалуйста, Наташа, как всегда, легко и просто изложила, на мой взгляд, главное, а от себя только добавлю, что и эпистолярные навыки и способности, конечно же, должны у вас быть.

А теперь, поскольку я доктор, хоть и бывший, - рецепт. Не на все случаи жизни, конечно. На все случаи написаны сотни томов: и как надо, и как не надо писать.
Рецепт будет не простой, а пошаговый, и смею надеяться, что тот, кто захочет, сможет почерпнуть для себя что-нибудь интересное и творчески использовать его.

Шаг первый, главный. В чём проблемы? Чего вы боитесь? В чём вы сомневаетесь? Вы боитесь, что не сможете написать, и сомневаетесь в собственных силах. Не бойтесь и не сомневайтесь. У вас всё получится. Наверняка вам сейчас пришла на ум поговорка, что не боги горшки обжигают. Во-во, именно не боги.

Шаг второй, не менее главный. Вы вспомнили случай из студенческой жизни, который неоднократно рассказывали в компаниях, и всем было весело. Так в чём дело? Берите его за основу и начинайте вспоминать детали. И их всплывет в памяти такое количество, что вы обалдеете, как же их раньше не вспоминали и не рассказывали в тех же компаниях? Ведь было бы ещё смешнее!

Шаг третий, тоже главный. Всё, садитесь быстрее к компьютеру и свои мысли и воспоминания превращайте в слова и фразы. Помяните моё слово,  пока вы будете печатать, у вас будут всплывать всё новые и новые эпизоды. Медики, не морочьте мне голову, вспомните закон Рибо. Он есть, он существует и действует. Ну конечно, во время этого шага вам захочется достать старые фотографии и пересмотреть их. А это тоже поможет вам. Дело пошло, пора делать следующий шаг.

Шаг четвертый, будете смеяться, но он тоже главный. Перечитайте то, что вы написали. Если смешно, смейтесь от души, заливисто. Но вы будете смеяться ещё заливистее, когда увидите, что написали что-то наподобие "...характерной характеристикой, характеризующей его характер, является полная бесхарактерность...". В таком либо другом варианте. Так исправляйте быстрее!

Шаг пятый. Для меня он наиглавнейший. Редко бывает, что мне не нравится то, что я делаю. И это может быть только в том случае, если я делаю это из-под палки. А поскольку эссе я пишу в удовольствие, то и с удовольствием читаю то, что написал. Но важно ведь и мнение окружающих. У меня есть Наталёк. Она не будет лукавить и успокаивать, и, если я напишу хрень какую-нибудь, она так и скажет: "Ну и хрень же ты написал". Ну а уж если ей понравилось, то она, будьте уверены, отметит обязательно. Найдите своего "Наталька", главное, чтобы человек  был объективным.

Шаг шестой. Главный, конечно же,  главный. Переделывайте, исправляйте, улучшайте.

Перечитайте ещё раз. Ну что, довольны? А вы говорили - не сможете...
Эссе 136. Стриптиз Фомича...

Да, точно, ровно год назад, шестого июня, мне сделали операцию аортокоронарного шунтирования с установкой пяти шунтов. Ну если так разобраться, то это вовсе не повод для празднования, как, к примеру, день рождения или Новый год. Хотя почему бы эту дату не приравнивать ко дню рождения?
 
У меня не было никаких жалоб на работу сердца, и я даже не задумывался об этом никогда. Последние пятнадцать лет до операции меня мучило затруднение носового дыхания, и я спасался препаратом галазолин. Я стал, по-видимому, галазолинозависимым, короче, наркоманом галазолиновым: капал его до четырех-пяти раз в день, иначе болела голова и я не бельмеса не соображал. Я свыкся с этой ситуацией, и она меня, в общем-то, и не тяготила, поскольку галазолин у меня был везде: и на прикроватном столике, и в машине, и в рабочем кабинете, короче, везде. За год до АКШ мой ангел-хранитель по каким-то своим делам поехала в клинику "Виртус" в Одессе, и там ей рассказали, что у них есть доктор-кудесник и он делает подобные операции с отличными результатами. Ну вот  хранитель и начала меня доставать: поехали, да поехали... Чего, мол, ты боишься? Ну я и не боялся, в общем-то, времени было жалко. Но, уступая Натальку, я согласился, и мы поехали в Одессу.

Палату заказали двухместную, Наташа обещала ухаживать за мной после операции. Ну я в «Шутейных эссе» всегда отражаю именно подобные, шутейные эпизоды. Так вот, я совсем не помню, но медсестры из послеоперационной палаты мне рассказывали со смехом, что, когда меня выводили из наркоза, они постоянно подходили ко мне с вопросом о том, как я себя чувствую, и буквально после третьего подобного вопроса я потребовал позвать в палату Наталька, потому что они мне надоели с их любопытством и, как я заявил, нездоровым интересом к моему самочувствию. Медсестры - женщины, им было почему-то приятно, что я первой после операции захотел увидеть жену, а не их. Буквально через полчаса уже вся клиника знала об этом, и, когда я окончательно пришел в себя и лежал с забитым тампонами носом, ко мне зашел чуть ли не весь персонал клиники с провокационным вопросом: "Как вы себя чувствуете?" Я действительно был слаб после операции, а то бы выложил им весь свой запас ненормативной лексики. Но, несмотря на слабость, мне запомнился один из посетителей. Это был Гербер Леонид Фомич. Очень обаятельный человек, ну не мог я его "послать" в ответ на его "как самочувствие?". Я уже и не помню всей нашей беседы, поскольку это больше был не диалог, а монолог Фомича. Его несло. Он болтал, будто неделю провел в одиночестве и ему не с кем было переброситься словом. Он травил анекдоты и, должен сказать, делал это классно. Говорил и о "Виртусе", и об успехах "Виртуса" и как-то незаметно перешёл к своему самочувствию. Он рассказал, что ему сделали АКШ в Киеве в Центре Сердца и делал операцию сам академик Тодуров Борис Михайлович.

Леонид Фомич стал раздеваться, чтобы показать послеоперационные рубцы, и только присутствие в палате Наташи остановило его от полного обнажения. Я поддакивал, а Наташе все сказанное запомнилось. Особенно его фраза, что лучше в ту киевскую клинику попасть на своих ногах, а не как он, на санавиации. Меня выписали. Спасибо "Виртусу", вот уже около двух лет я ни разу не пользовался галазолином. Но Наташа стала настойчиво вновь и вновь заводить беседы об обследовании моего сердца. Я противился, так как не чувствовал никаких проблем. Только вот Наталек тоже умела быть настойчивой, и я сдался с условием, что обследуемся оба и сделаем это в Одессе, в клинике «Инто-Сана», которую нам расхвалил тот же Леонид Фомич и назвал конкретного доктора, к которому и следовало обратиться.


Ну а дальше велоэргометр показал признаки стенокардии, а
коронаровентрикулография - склероз коронарных сосудов до девяноста двух процентов просвета.

После этого заключения меня уже не нужно было отговаривать, и на то, что КВГ была 23 мая, а операция - шестого июня, повлияло отсутствие академика Тодурова Б.М. в Украине. Он был на конференции за границей, а как вернулся второго в свой Центр, то уже шестого июня назначил операцию. Мне запомнилась фраза Бориса Михайловича: "Вовремя успел...".

А ведь исходной точкой явилось желание разоблачиться Леонида Фомича, прекрасного доктора и просто хорошего человека.
Эссе 137. Двенадцать...

В далекие времена, в конце декабря, когда приобретали календари на следующий год, народ начинал рассматривать календарь, чтобы определить, на какие дни недели выпадают праздники. А их куча была, праздников. Все без исключения радовались, когда праздники выпадали на рабочие дни, а особенно если на понедельник или пятницу. Ну ясно же, тогда удлинялся выходной. В том году, когда Витя Кисс учился на третьем курсе, Восьмое марта выпало на субботу. Обидно, но с календарем не поспоришь. К нему нужно относиться уважительно, на "Вы", если хотите. А с седьмого на восьмое марта Вите по жребию выпало дежурить в 9-й медсанчасти. Он там был своим человеком, ходил туда на дежурства со второго курса. В этот раз из студентов дежурить с Витей выпало Сергею, хорошему парню, но равнодушному к хирургии. Одно хорошо, что у Сергея был красивый почерк, и они с Виктором договорились, что Сергея не будут трогать и беспокоить по поводу больных, а он берет на себя заполнение всех историй болезни.

Врачами дежурной бригады были в тот раз Шильников Григорий Васильевич и Гаврилко Иван Ильич. Классные мужики и прекрасные врачи. Как обычно, с вечера больных было крайне мало, точнее несколько человек с травмами. Но началась ночь, и как будто клапан какой где-то открыли. В общем, доктора практически не выходили из операционной. А утром уже в субботу, Восьмого марта, все сидели в ординаторской усталые и расслабленные. Пахал Серега, которому по очереди диктовали протоколы операций, которых было за ночь много, так что Сергей трудился в поте лица. Это сейчас компьютеры, а в них шаблоны протоколов на все случаи жизни. Тогда же нужно было писать от руки. Мирная, размеренная атмосфера: Сергей пишет, остальные сидят расслабленные, делятся планами на сегодняшний праздничный день и ждут завершающего аккорда дежурства - прихода операционной медсестры, а она почему-то задерживалась. Уже даже все протоколы написаны, проверены и подписаны. Сергей разминает пальцы, которые сводило, как при писчем спазме.

Ну наконец-то Зинаида заходит в ординаторскую и разливает всем кофе и традиционные "по чуть-чуть". Но прежде Шильников достает из портфеля кулек "Мишка на Севере", поздравляет Зину и просит угостить конфетами всех женщин, дежуривших ночью. И только тогда все приступают и к "по чуть-чуть", и к кофе.

А Зинаида не уходит и задает коварный вопрос всем дежурантам: "А что необычного было в сегодняшнем дежурстве?" Все усиленно пытаются начать соображать, но не знают, как начать это делать. Гадают, от фонаря что-то говорят, но похоже, что невпопад - Зина смеется. "Эх вы, мужики, не обратить внимания на такой факт. Да в канун Восьмого марта! Ну вы что? Совсем зрение потеряли? Ведь вы за ночь прооперировали 12 женщин и ни одного мужчины. Да, женщины, самой молодой 16 лет, а самой старшей 23 года. Мужики называется..."

Зина ушла, смеясь, а мужчины остались пристыженные рассуждать, как же они так опростоволосились.
Эссе 138. Любовь и язва

Я страдаю язвенной болезнью желудка, то есть мне её, язву, официально обнаружили и рентгенологически подтвердили с одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. Всё верно, внимательные и постоянные читатели сразу заметили, что это год моего окончания института. Да, в Курганской областной больнице мне припечатали этот диагноз.

Но диагноз это что! Вот проявления того диагноза - совсем другое. Нет, я не буду морочить вам голову и семиотику язвенной болезни излагать. Просто скажу, что тогда, в тех 1972-1973 годах, я извел тонны три капусты, выпивая по стакану свежеприготовленного капустного сока три раза в день. Витамин U (от слова ulсus - язва), который есть в свежем капустном соке, - это страшная сила. И в общем-то, пятнадцать лет я практически не знал проблем. Только надо же такому случиться, что после женитьбы на Натальке у меня вновь расшалилась моя язва луковицы двенадцатиперстной кишки. Медовый месяц, жизнь прекрасна, а у меня эта самая семиотика поперла, да так, что хоть стой, хоть падай.

Я был тогда прописан на Ягуновке, но жили мы с Наташей на Советском проспекте в Кемерово. Рядом третья горбольница. Наталёк добрая и ласковая, но вдруг жестко сказала, что "в больницу и точка". И я пошёл к своей сокурснице Белле Фридман жаловаться на эту "шалунью", не на Наталька, а на язву. Белла приняла меня прекрасно, а когда посмотрела на результаты фиброгастроскопии, то категорически заявила, что требуется госпитализация и незамедлительное начало лечения. Но я и сам, когда нес Белле результаты ФГС, подсмотрел и увидел там, что у меня к язве добавились ещё и множественные эрозии слизистой желудка. Так что Белле не пришлось тратить много усилий, чтобы меня убедить в необходимости госпитализации. Как Белла ни старалась, но я категорически отказался идти в "спецпалату", а настоял, чтобы меня поместили на общих условиях. И меня поместили. В палате нас было шесть мужиков и все язвенники, как на подбор.

Давно известно, что у язвенников характер меняется, и не в лучшую сторону. И вот представьте: пятеро язвенников то, чуть ли не целуясь, рассказывают друг другу про свои "целующиеся язвы", а то костерят друг друга, когда начинают выбирать программу телевидения. Я себя исключил из их команды, потому что и они меня сторонились. Белла все же позвонила заведующей гастроэнтерологии и чего-то наговорила для облегчения моей жизни в общей палате. Вот санитарочка и предупредила всех, что к ним доктора кладут, психиатра. В принципе я был доволен, что ко мне не приставали с расспросами, как я себя чувствую после того, как съем то или это. Не навязывали свои советы, хотя между собой так себя и вели. Мне назначили кучу таблеток, уколов и диету стол № 1. Кошмар, я любитель поесть, а мне - суп протертый или котлету паровую. Ужас, эта диета меня убивала морально. Я постоянно был голодным первые пару дней. И я убедил Наталька, что со мной ничего не будет, если она мне будет приносить настоящую отбивную, а если ещё и солянку принесёт, то я буду счастлив втройне и выздоровею значительно быстрее. А как главный аргумент я обещал, что буду съедать все, что мне дают в отделении. И ведь уговорил. Наталёк прибегала с работы, жарила мне отбивную и несла в термосе, а еще и солянку. Вкуснятина. Я открывал термосы и наслаждался ароматами из них. А ароматы, скажу я вам, были изумительные. Наталёк ведь жарила по всем правилам кулинарии и специй не жалела. Бедные мои сопалатники, они ведь тоже эти ароматы ощущали.

Один из них, самый хмурый, спросил меня: "А у тебя точно язва?" И был крайне удивлен, когда я подтвердил это. Так вот, честно скажу всю правду, как я лечился от язвенной болезни в тот раз. Про диету я уже сказал. Таблеток мне приносили по горсти три раза в день, но признаюсь, что я не принял ни одну из них. Помните, у Высоцкого: "А медикаментов груды - мы в унитаз, кто не дурак..."

Единственное, от чего я не мог увильнуть, - это инъекции. Итак, всё моё лечение заключалось в следующем: я жил строго по режиму, спал минимум восемь часов в сутки и получал назначенные инъекции. Простите, я не указал вам главного - Наташкина любовь! Наташа приходила ко мне каждый день, а в выходные и два-три раза. Её забота и внимание грели душу и лечили мой искромсанный язвой и эрозиями желудок. И что вы думаете? Когда я к окончанию третьей недели лечения прошёл контрольную фиброгастроскопию, мне заключение на руки не дали. Белла сама пришла ко мне в палату. Она была искренне обрадована и немного удивлена - слизистая желудка была чиста, без единой эрозии. Я не стал Беллу разочаровывать в силе таблеток, которые мне назначали, может быть, они и на самом деле очень действенные. Надо сказать, и мои однопалатники меня не выдали, хотя и грозились это сделать.
Выписываясь, я сказал им: "Вот она, истинная сила любви! Она не только горы сворачивает, но и язву излечивает напрочь!"
Эссе 139. Жертва эссе

Нет, все-таки тяга к знаниям непреодолима. Именно эта тяга повела Михайло Ломоносова в Москву. Именно эта тяга заставляет молодежь поступать в институты. Ну, например, меня, да и многих моих однокашников. Конечно, есть люди, которые на первое место ставят деньги. Раньше таких было меньшинство, а теперь достаточное количество.
Но я о другом, это меня кидает из стороны в сторону. Я о современности. А точнее, об эссе, которые пишу. Так вот, работаю я над ними уже год. На сегодня написано 120 эссе и вышел сборник "Охламоны". Среди однокашников вещает "сарафанное радио", и всё больше и больше людей знают об эссе, читают их на моём сайте, пишут отзывы в гостевой книге. В общем, вовсю пользуются плодами цивилизации и Интернетом. А вот Оля Птицина, извините, это она в "девках" была Птициной, теперь Ольга Петровна Шильникова, терпеть не может компьютер и всё, что с ним связано. Ну вот так. Она себя знает и боится стать Интернет- или компьютерозависимой.

Ну что тут скажешь? Доля правды в этом, конечно же, есть. Вот у меня, к примеру, компьютер - это инструмент для работы, и я без него не могу обходиться. А Оля могла и обходилась до поры до времени. Как, от кого и когда она прослышала, что я пишу эссе, остается загадкой. Но слухи росли и ширились, то одни, то другие говорили ей об эссе и о том, что и она в них упоминается. Причём слухи самые разнообразные. Ну Оля не была бы женщиной, если бы её не разобрало любопытство. Она стала выспрашивать у одного, другого, что да как. А ей, резонно, мол, сама возьми да почитай на сайте Седышева, и даже адрес сайта сказали: www.syedyshev.com.

Ну и что прикажете делать? Следовать своему принципу - к компьютеру ни ногой - или удовлетворить не на шутку разыгравшееся любопытство?

Оля решила бросить монетку: орёл или решка. Если орёл, то пойти, решка - наплевать на те эссе и сидеть дома. На столе как раз лежала монетка американская, что осталась от последней турпоездки. Монета закатилась под кушетку, а мужа не было дома, чтобы её достать.

И Оля решилась пойти к знакомым и самой прочитать, что же за хрень такую пишет Седышев, что всем интересно.

Читала запоем весь день и прочитала всё, что было на сайте. На дворе вечер, и пора было возвращаться домой. Под впечатлением от прочитанного вышла из подъезда, поскользнулась и грохнулась. "Ну ведь не садилась к компьютеру столько лет, зачем я поперлась сюда? Нужны мне те эссе!" - это были первые мысли после падения, а потом - резкая боль в руке.

Горбунков Семён Семёнович после подобной ситуации сказал: "Поскользнулся, упал, потерял сознание... закрытый перелом... очнулся — гипс".

Оля же потом сама про себя шутила, что стала жертвой эссе.
Эссе 140. Спа-а-ать!

Да, решение поменять врачебную специализацию было для меня непростым. Я прошёл специализацию у прекрасных хирургов Витебского Якова Давыдовича и Иллизарова Гавриила Абрамовича - двух светил Кургана. У меня всё неплохо получалось. В то время ещё холостой, я по несколько суток не выходил из отделения, где оперировал, спал в своем кабинете по два-три часа, и опять - прием в поликлинике, операции в стационаре. Я был единственным хирургом в больнице, не считая главврача из того же села Чаши, совмещавшего на полставки хирурга. А зона обслуживания огромная, и в то время там тянули газопровод. Работал народ на газопроводе лихой. Ножевые и огнестрелы чуть не каждую неделю. В общем, практика была богатейшая. И тем не менее я сменил специализацию, причём круто, на психиатрию.
 
В своем эссе № 116 "Ошибка Файнзильберга" я описал события, предшествовавшие моему переходу в психиатрию.
 
И сейчас могу сказать откровенно, что психиатр Лойцкер Виктор Маркович и главный психиатр Курганской области в тот период Хайкин Борис Захарович в нужный момент привели нужные доводы и нашли те нужные струны авантюризма, любознательности, на которых и сыграли.
 
О том, что  сменил врачебную специализацию, я ни минуты не пожалел в дальнейшем. Два умнейших психиатра Лойцкер и Хайкин сделали из меня неплохого спеца. Они доверяли мне очень интересные случаи, и уже через пару лет я был в комиссии по судебно-психиатрической экспертизе Курганской облпсихбольницы. Но вот специализации по психиатрии у меня на тот момент ещё не было, и могла возникнуть проблема с моими судебно-психиатрическими заключениями. Поэтому меня срочно направили в славный город Казань - учиться на психиатра.

В те годы первичная специализация по психиатрии длилась шесть месяцев. Поэтому случайных людей, которые приехали на специализацию, чтобы расслабиться и отдохнуть, там не было. Но рассказать-то я собирался не о цикле первичной специализации, а о том, как я на той специализации прошёл факультатив по психотерапии. Уже где-то в середине курса Майя Александровна Шмакова, которая вела нашу группу курсантов, как называли в ГИДУВе врачей, объявила, что есть факультатив по психотерапии и ведет его Валерий Александрович Иванов.

Она настоятельно рекомендовала всем пройти факультатив. Но занятия там были по вечерам и в выходные дни. Иванов был фанатом настолько, что даже ночевал часто в своём кабинете на курсе. Поначалу мы все дружно пришли на занятия. Но уже через неделю нас осталось двое: я и Михаил из Калмыкии, фамилию не помню. Мне очень нравились занятия, и Валерий Александрович здорово всё объяснял и тут же показывал на примере. Скажу честно, у меня стало неплохо получаться, и я уже вел пятерых больных с разной патологией. А вот чего я не любил и ну никак не мог принять, так это сеансы групповой психотерапии. Индивидуальные же сеансы, хоть они и считались более трудными, я освоил прилично.

Свой первый публичный сеанс психотерапии (гипноза) я провел как раз в Казанском ГИДУВе. И не просто в ГИДУВе, а на кафедре психотерапии, в присутствии всех коллег-курсантов и всего состава кафедры. Этот хмырь Иванов расхвалил меня на кафедральных посиделках. А меня взял на "слабо". Это была чистой воды авантюра. Хоть и взяли мы с ним на сеанс самую мою гипнабельную пациентку, которая практически без подготовки на счет три погружалась в третью стадию, на глазах у своих коллег, на глазах у сотрудников кафедры, на глазах у заведующего кафедрой Дерд Галеевича Еникеева я не мог усыпить пациентку. Что только я ни делал, что только я ни предпринимал. Валерий Александрович сидел рядом с Еникеевым и был бледным как простыня. От безысходности и от отчаяния я буквально рявкнул больной: "Спа-а-ать!" - и она уснула. Да-а-а, это была ситуация. Теперь уже успокоившись, я провел все запланированные мною с Ивановым показательные для курсантов нюансы, такие как затруднение дыхания, вызванный кашель, пение. Как изюминку я внушил ей полную анестезию кистей рук и проколол инъекционной иглой кожу в области табакерки. Иглу оставил в коже и вывел на несколько секунд больную из гипноза. Еникеев спросил её, чувствует ли она боль. Больная сказала громко: "Нет" - и опять уснула. Это уже позднее я узнал, что, оказывается, я использовал для введения в гипноз рациональную и императивную методики, хоть сам ни сном ни духом этого не знал. Из самолюбия я изучил эти методики, и в дальнейшей практике они меня не подводили.
Эссе 141. Пароль нужен

Я люблю своих родственников, и они отвечают мне взаимностью. И не сейчас, а всегда. Во времена моего студенчества стоило нам достать билеты к какому-нибудь экзамену,  я сразу шёл к одной из своих тётушек - Нине Михайловне или Надежде Михайловне, и они на печатной машинке максимально возможным количеством копий размножали их, а я раздавал в группе. Тётушки работали секретарь-машинистками. Ну и, как водилось при социализме,  проблем с канцтоварами у меня не было. А ещё одна тётушка, с которой мы росли как брат с сестрой, всего на четыре года была меня старше, её звали Валентина Михайловна, а я звал её любя - Валька. Так вот Валька работала инженером радио и телевидения в областном управлении связи. Управление располагалось в том же здании, где и главпочтамт, но вход был по Советскому проспекту, рядом с кафе "Холодок". Я частенько заходил к тётушке поболтать, меня даже уже на проходной знали. И вот однажды зашёл я к Валентине, болтаем, и я увидел на столе у неё пачку конвертов, но без марок. А у меня в портфеле с десяток писем, написанных родителям и друзьям. Я уже писал в ранних эссе, что времени на лекциях не терял и писал письма впрок. А конвертов как раз и не было. Валентина мне с барского плеча, мол, бери, сколько хочешь.

Я всю пачку и забрал, а ещё поинтересовался,  нужно ли марку доклеивать. Валентина посмеялась и говорит, что они и без марки быстрее, чем авиапочта, доходить будут. И ведь правда: авиаписьмо до Фрунзе, где жили мои родители, шло пять дней, а это уже через день пришло. Моя мамашка так удивилась, что даже переговоры заказала - спросить, почему это я шлю письмо в служебном конверте Министерства связи СССР. А Ильгам, мой друг, он тогда сидел в лагере в Кемерово же рядом с барахолкой за Искитимкой, так он тоже написал мне письмо с вопросом, где это я такими конвертами разжился.  Когда ему пришло от меня письмо, его впервые цензура досматривать не стала и тоже письмо ему вручили буквально на другой день после моего отправления.

Я, конечно же, пошёл к Вальке поблагодарить её за такие конверты и прихватить ещё, если удастся. А Валентина, довольная моей реакцией и моим восхищением теми конвертами, будто бы я восхищался именно ею, преподнесла мне ещё один подарок, правда, предварительно взяв с меня слово, что я никому не скажу и буду пользоваться тем подарком исключительно для общения с родителями. Мне что? Я, не задумываясь, такое слово ей дал. И хочу вас заверить, что вот только сейчас, сорок лет спустя, впервые говорю об этом.

Я сейчас точно знаю, почему коммунисты профукали власть. Банально: они не ценили ту власть, которой владели, и не пытались её приумножить. И вообще наплевательски относились ко всему. Вот, к примеру, канцелярия идеологического отдела обкома партии два года не меняла пароль междугородной телефонной связи. Конечно же, никакое КРУ не проверяло никогда обком партии, а то они бы сразу определили сторонние разговоры в счетах на оплату. Причём эти сторонние разговоры длились иногда до часа. А кого это волновало? А может, это было в порядке вещей в практике обкома? Так вот, Валентина подарила мне пароль этого самого идеологического отдела для телефонисток. Я сначала боялся, когда прямо из кабинета Валентины позвонил на междугородку, сказал одно только слово "Восток" и назвал номер телефона во Фрунзе.

Мамулька обалдела, когда услышала мой голос. Я позвонил ей прямо на работу. Так слышимость была изумительная. Никаких помех и шорохов, никаких посвистываний и шелеста. Как сказала Валька, это прослушка создает такие помехи. А с этим паролем класс. В общем, проба прошла хорошо. А дальше больше, я по часу в выходные говорил и с батей, и с матушкой. Они, конечно, пытали меня, откуда я беру деньги, чтобы так долго говорить с ними. Я врал - зарабатываю. А что было делать? Я же Валентине дал слово молчать.

Эссе 142. Бражка

Это сейчас я знаю, что такое городок Кара-Балта и что в переводе с киргизского это значит "чёрный топор". Разумеется, я ведь работал в системе III Главного управления Минздрава СССР, которое жителей таких городков и обслуживало.
А впервые о Кара-Балте я узнал, когда на каникулах ко мне в гости во Фрунзе приехал Саша Сальмайер.
 
Так вот, летом 1970 года мы сидим с батей дома во Фрунзе и строим планы на ближайшие дни. Мне оставалось ещё три недели гостить у родителей, а батя был на больничном. Он случайно получил сильный ожог левой кисти. Мы решали, как и что мы будем эти три недели делать. Ну, одна неделя уйдет на отдых на Иссык-Куле, нам мамулька достала льготные путёвки в пансионат "Солнечный" в Чолпон-Ату. А вот две недели были ещё не определены. Мы сидели с батей задумчивые, не зная, что бы такого придумать.

В этих размышлениях нам помогала сливовица батиного производства, так батя называл продукт брожения излишков фруктов, которых какими-то неведомыми путями у нас в доме собирались горы.

Съесть всё было нереально. Переработать на варенье и компоты тоже. И батя нашёл, как ему казалось, самый оптимальный способ переработки. Без грамма сахара и дрожжей у него в разных емкостях булькали и вишневки, и сливовицы, и из яблок, и из разных фруктов в смеси. Это были чистейшие натуральнейшие вина. Батя их фильтровал, давал отстаиваться и переливал.

Конечно же, когда приезжал на каникулы я, запасы таяли, как снег весной. Не помню кто, но точно из медиков, сказал ему, что самое полезное - это когда пьёшь ещё не перебродившее, играющее, нефильтрованное вино. В семье мы это называли бражкой, и батя больше любил именно бражку и других начинал угощать неотстоявшимся вином, а если была в наличии бражка, то ею родимой. А ещё добавлю, что в спелых фруктах, не обработанных химией, когда они полежат, появляются такие беленькие фруктовые червячки. Ну а в бражке они всплывали шапкой поверху. И вот сидим мы с батей, пьем бражку и думаем: "Эх, жизнь!" И вдруг звонок в дверь. Ну я пулей к дверям, открываю, а там Саша Сальмайер собственной персоной стоит. Я ещё в институте дал адрес всем и пригласил в гости. Обещали приехать Петя Козлов, Марик Голубков и Саша Сальмайер. И вот на тебе. Мы с Сашей обнялись и расцеловались, и я повёл его знакомиться с батей.

Батя искренне обрадовался гостю и тут же затеял жарить ребрышки молодого барашка, они у нас уже замаринованные в помидорах стояли в холодильнике и ждали, когда Александра Михайловна придет с работы. Поляну накрыли в кухне. В те времена кухня была универсальным помещением. Это была и собственно кухня, и зал приемов, и банкетный зал. Сидим, калякаем, в казане шкварчит баранина, но прежде всего батя предложил выпить за знакомство, за встречу и принес три эмалированные кружки емкостью граммов по 350 с фирменной неперебродившей сливовицей. Надо сказать, что батя этих червячков не брезговал и считал, что и другие люди тоже так должны себя вести, он пил бражку вместе с "закуской". Я научился глубже опускать губу в бражку и пить из глубины кружки, а то, что плавало сверху, оставалось, и я потом выплескивал эту "закуску". Но бедный Саша, он-то не знал моих хитростей, а видел, как батя лихо расправился со своим заздравным "кубком", и начал медленно пить ту бражку, при этом он делал резкие выдохи через нос, чтобы отогнать всё, что плавало сверху. Смотреть на него было уморительно. Саша не раз поперхнулся, но пил. Бражка была в принципе очень вкусной, но в то же время довольно-таки крепкой.

Саша рассказал, что он приехал из Кара-Балты, где он гостит у дяди. Но говорить, что это за городок, не стал, видать, дядя ему строго наказал, да мы и не пытали его, нам-то до фонаря были все эти секреты. Короче, сидели и болтали. После третьей кружки Саша уже перестал дуть носом в кружку, а пил по-русски - широкими и глубокими глотками - и похваливал сливовицу, он ну никак не хотел называть её бражкой. Саша так приглянулся моему бате, что он, узнав, что и у Саши ещё есть время, когда нужно ехать на Иссык-Куль, подарил ему свою путёвку, чтобы мы вдвоём поехали. Баранину мы жарили ещё раз. Аппетит разыгрался неизвестно от чего. В тот вечер Саша вернуться к дяде не смог - видать, переел баранины, а она была свежайшей, вкуснейшей, в общем, ноги Шурика после нее почему-то не держали, как, впрочем, и нас с батей. Дальше все стенографически: наутро поехали к Сашкиному дяде "отмазывать" его и собрать вещи для Иссык-Куля.

Дядя у Саши был прекрасный мужик, он даже спрашивать нас не стал, почему Саша не вернулся с вечера, только потянул носом, сказал, что есть у него лекарство от переедания баранины, и налил нам по стаканчику вишневки. Вишневка была не хуже сливовицы, правда, закуска в ней не плавала, а была она прозрачная, как слеза, и гранатового цвета.

В общем, если бы наутро не ехать на Иссык-Куль, мы бы опять начали жарить баранину.

А как мы съездили на Иссык-Куль - это уже совсем другая история, как говорит Леонид Семенович Каневский.
Эссе 143. Следи за базаром

Вот интересно, в каком возрасте человек взрослеет и, соответственно, умнеет? Трудно сказать. Некоторые так и умирают, не повзрослев и не поумнев, соответственно. И здорово, если они сами этого не замечают - им хорошо, и это главное. Но я не буду копать так глубоко. Хочу поведать вам коротенькую историю, и сами судите - кто просто глуп, а кто не повзрослел ещё пока и у него есть ещё надежда.
Был у моей мамульки родной брат Анатолий. И его сестра, а моя мамулька и мой папулька, или батя, как я его называл, любили моего дядю Толю. Эту любовь и мне передали. А как его встречали у нас дома? "Толя, ну съешь еще кусочек гуся с яблоками.

Не входит в тебя уже? А я вот тебе водочки холодненькой налью. Ты тем яблоком и закуси и заодно и ножку гусиную съешь..." Если и не совсем так, то близко к этому всегда бедного Толю накачивали едой и водкой. Толя был заядлый рыбак, и в Кедровке мы всегда с ним ходили на дамбу ловить гальянов и пескарей, а если повезет, то попадался и налим. И вот как-то дядька приехал к моим родителям и еще до застолья пообещал мне, что пойдем до рассвета рыбачить. Мне тогда было ну лет десять максимум. В принципе уже большенький. Я с вечера приготовил удочки, а черви у меня всегда были накопаны про запас и лежали в мешочке приличных размеров в смеси земли, перегноя, навоза и трухлявой древесины. Мешочек этот был в ямке, а сверху большая доска лежала, и еще я это место регулярно раз в три дня поливал водой. В общем, я к рыбалке был во всеоружии. А чтобы проснуться затемно и никого не разбудить, я не ставил будильник, я провязывал себя за ногу к кровати и регулярно каждый час просыпался. Часов в пять утра я растолкал дядю, и мы пошли. Идти было далеко, и мы как раз к рассвету к утренней зорьке поспели.

Клёв был бешеный. За час мы без малого наловили ведро пескарей. И вдруг я вижу, что у Толи рвота. Да такая сильная, что Толю аж корёжит всего. Мне его жалко, я подбегаю и спрашиваю, в чём дело. И представляете, что этот артист мне говорит? "Я червя проглотил". Обалдеть! Я поверил. Он мне лапшу на уши, мол, перед тем как червя на крючок одеть, его нужно своей слюной обработать.

А лучше всего взять в рот и подержать чуток. Рыба тогда как угорелая клюет - только успевай ловить. И вот, говорит, что не заметил, как и проглотил червяка, поэтому и стошнило. И я, балбес, не просто поверил ему, а стал брать червяков в рот и потом одевать на крючок. Кошмар. Много позже мне объяснили, что я глупец полнейший и только когда сам Анатолий Михайлович рассказал мне, что перепил в тот раз и не хотел мне - любимому племяннику - признаваться в этом, а придумал такую белиберду.

Только это ещё не конец истории, которую я затеялся вам поведать. Хоть и не стал я больше брать в рот червяков, когда ловил рыбу, но порог брезгливости к червякам я преодолел на всю оставшуюся жизнь.
И вот весной перед окончанием первого курса, а мои родители ещё не переехали во Фрунзе жить, они позвали меня приехать в Кедровку и помочь посадить картошку. Конечно же, я приехал.

А участок земли родителям тогда выделили как раз у воды на той дамбе, где мы и рыбачили обычно. Вот я и прихватил с собой удочки. Начали садить, ну буквально лунок с десяток посадили, и мне попался такой большой дождевой червь. Не просто красный, а черно-красный. Я и говорю мамульке: "Вот если возьму этого червяка в рот, отпустите меня рыбачить?" Мамулька мне, мол, в жизнь не возьмешь, а если возьмешь - иди рыбачь". Батя попытался мамульку образумить, мол, возьмёт, стервец, сто процентов возьмёт.

Но ведь кто женщину переубедит? Правильно, никто. Мне в первый момент стало даже жалко мамашку: такая гримаса брезгливости и отвращения была у неё на лице, когда я положил червя на язык, а рот закрыл. Ну, думаю, как у Толи, сейчас рвота у неё начнется. Но нет, она ведь не перепила, как мой дядя Толя. Оказывается, я уже тогда понимал, что "за базар нужно отвечать". Понимал это и мой батя, он мои сомнения и рассеял и отправил рыбачить.
Эссе 144. Экспериментаторы

Огород у моей бабульки, или, как я её называл, у Мамы Старой, был хоть и небольшой - всего шесть соток, но обрабатывать его нам приходилось самим и вручную.

Вот копка огорода была механизирована - по Ягуновке ходили уже тогда предприимчивые люди, у которых была лошадь с плугом, и быстро и качественно вспахивали огороды. А если вспомнить те времена, то самая твердая валюта тогда была стеклянной. А моя Мама Стара наловчилась делать бражку, и когда у неё копали, то с удовольствием принимали расчёт бражкой. Но нужно было ещё и посадить картошку, а это уже надо было делать вручную. В ту весну на пятом курсе я все экзамены сдал досрочно и перед лагерными военными сборами мечтал слетать на весь июнь во Фрунзе к родителям. Но я обещал своей Праксеюшке, что до отъезда картошку посажу. Я стал думать, что делать и кого позвать на помощь, чтобы и не уговаривать долго, и сделать все быстро.
Может, строй моих мыслей и был не совсем верен, но он был такой. Марик Голубков уже с зимы вёл со мной переговоры, чтобы я попросил свою мамульку во Фрунзе организовать ему с женой льготные путевки на Иссык-Куль.

А льготная путевка в известную Чолпон-Ату стоила в пансионате мамульке семь рублей двадцать копеек с человека за двадцать один день с трехразовым хоть и не изысканным, но и не совсем плохим питанием. Вот, решил я, он и будет первым помощником - ну ведь не за красивые глаза я должен был уговаривать мамульку организовать путевки моим знакомым, когда чуть ли не вся Кедровка Кемеровская просила её о том же. Переговоры с Мариком, на удивление, были лёгкими. Марик даже вроде как и возмутился и заявил даже, что обиделся бы на меня, если бы я не пригласил его на это мероприятие. Ну Марика я знал отлично. Знал, что он добрый и отзывчивый парень. Вот с ним на пару уже мы стали думать: кого нам ещё привлечь для сельхозработ на огороде моей бабульки. И тут Марика осенило: в областной больнице в числе первых тогда интернов был Виктор из Горького. Отличный парень, жил в каморке в административном корпусе областной больницы, и мы решили пригласить и его, а в замен Мама Стара пообещала снабжать его и картошкой, и капусткой солёной, и огурцами солёными. Сказано - сделано. Витя за такой гонорар, конечно же, согласился. Договорились в ближайшую субботу и приступать к работам. К девяти утра собрались в избушке у бабульки на Ягуновке.

А бабулька - добрая душа, как же она могла нас, не покормив, отправить работать. Как раз она с утра настряпала гору буквально пирогов с луком, рисом и яйцом. Пирожки были такими румяными и так аппетитно пахли, что, конечно же, все сразу согласились. А в погребе у Праксеи был лагушок с бражкой, и мы с Мариком полезли в погреб. Ну сами подумайте: нам предстояло засадить картошкой целых шесть соток огорода и по такому поводу не нырнуть в погреб было просто кощунством. А уж коль нырнули, то не со стаканчиком же нам оттуда возвращаться.

Мы набрали трёхлитровую банку на всякий случай. И этот так называемый "всякий" случай не заставил себя ждать.

Под пирожки, которые мы макали в растопленное сливочное масло (это Мама Стара нам рекомендовала так есть, потому что так вкуснее), трёхлитровая банка быстро опустела. И мы торжественно поклялись Праксее, что ещё по стаканчику - и пойдем работать. Ну что сказать, конечно, работа у нас спорилась, Марик всё время Вите рассказывал, какой большой лагушок стоит в погребе, и так заинтриговал Виктора, что тот потребовал, чтобы я его взял с собой в погреб, а не Марика. Руки, точнее, носы у нас чесались сильно. И как-то, не сговариваясь, мы начали садить картошку квадратно-гнездовым способом.

Лунка от лунки не менее метра. А в лунки кидали не по одной картофелине, а по две-три. Работа спорилась. Площадь незасаженная и посадочный материал уменьшались и убывали. Но в рабочих массах стал зреть протест против такой интенсификации труда без соответствующей стимуляции. Ходатаем выбрали меня, а Марик пошёл, как группа поддержки. Не по писанному, а экспромтом эмоционально, с употреблением слов "доколе?" и "безобразие!" я изложил протест масс Праксее. Ну что скажешь?

Вот человек, который сама из народа, и, оказывается, она предвидела такое развитие событий.  У неё уже были приготовлены литровый графинчик бражки, прошлогодние огурчики солёные, порезанные колясками с репчатым луком и политые маслом подсолнечным, и три пирожка тоже на тарелочке. Но и она выставила встречные требования, чтобы мы погасили свой протест не в доме, а в "поле". Мы не стали кочевряжиться, но и рассиживаться тоже не стали. Мы спешили закончить посадку побыстрее, потому что Марику нужно было домой до шести попасть. Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Выработанным нами методом посадки мы уже через полчаса-час садить закончили. Нужно сказать, что Мама Стара слегка обалделa от такой скорости посадки и все спрашивала: "Неужели все посадили?" Мы дружно в ответ: "Все!!!". Какой банкет нас ждал в избушке Праксеи - это сказка.

Но главное - это море бражки. Марик все время повторял, что в шесть вечера ему нужно быть дома, что он обещал отцу. Бражка была и вкусной, и крепкой одновременно. Марик повторял свои слова, как заклинание, когда засыпал в обнимку с Витей в избушке Мамы Старой. А Мама Стара нам: "Спокойной ночи, работнички. Утро вечера мудренее".

P. S. Мама Стара все лето переживала, что будет мало картофеля осенью. Но наш метод квадратно-гнездовой посадки дал поразительные результаты. Осенью мы накопали картошки раза в три больше, чем обычно. Вот что значит не бояться экспериментировать!
Эссе 145. Автограф

Я хоть ни разу не был на длительных сельхозработах по направлению института, всё равно считаю, что современные студенты потеряли от отмены этих самых сельхозработ очень много. После месяца работ на полях (да что там месяца, и двух недель было бы достаточно вполне) и жизни в помещениях клубов или каких-то других ангароподобных помещениях, в антисанитарных, спартанских условиях у студентов проявлялись самые разнообразные качества. Именно там проявлялись лидеры, которые могли принимать решения и вести за собой - сейчас бы сказали, что они крутые.

Там же проявлялись и явные ведомые, хорошие ребята, но им нужно было командное слово. В тот период между некоторыми студентами завязывалась крепкая дружба, которая сохранялась годами и даже десятилетиями. Там закручивались первые романы с бурными свиданиями в копнах и стогах сена. А какие смешные случаи там происходили и сколько их было, не счесть. Вот, к примеру, только я не буду называть фамилии по понятным причинам. Скажу, что это произошло на курсе 1971 года выпуска. Для тех, кто ориентируется, на том курсе учились герои моих эссе Жора Чернобай и Коля Козлов. А произошло следующее. Ещё в пионерских лагерях мы в те годы изощрялись в различных проделках после отбоя. Обычно мазали тех, кто быстро засыпал и крепко спал, зубной пастой, а если удавалось разжиться, то и губной помадой. Шкоды были в виде усов или просто измазанного лица. Во время студенческих шкод объекты проделок менялись. Михаил уже в первый день приезда объявил, что спит очень чутко и не позволит над собой издеваться. Все очень удивились такому заявлению, если ещё и учесть, что рост у Миши был где-то под два метра и вес под сотню килограммов. Ну даже если бы публика и не хотела шкодить, то подобное предупреждение сразу навело всех на такие мысли. Долго терпеть не смогли и буквально через пару дней, а точнее ночей, все убедились, что Михаила, когда он уснёт, и из пушки не разбудить. А к тому же он так храпел сильно, что мотивация для шкоды была, что называется, очевидна.

Весь вечер перед местью обсуждали именно саму месть и решили вылить все чернила из авторучки ему на мужское хозяйство. Сделать это было просто ещё и потому, что спал Михась всегда на спине и одеялом практически не пользовался. А трусы носил такие, что в них можно было двух Михаилов поместить, и не мудрено, что означенное хозяйство было во время его сна всегда на виду. Ребята хихикали, а девчонок такая непосредственность, когда они заходили в гости, мягко говоря, смущала. Как же все ждали, когда в тот день Михаил заснёт. Так ждали, что никто не спал - знали о мести все, и все были возбуждены. Общее возбуждение передалось и Михаилу. Он рассказывал анекдоты и сам над ними же смеялся. Ну как-никак он уснул всё-таки, и, не теряя времени, Сергей сразу же, как Миша оголил свое хозяйство, вылил из авторучки весь запас фиолетовых чернил. Чернил оказалось так много, что не только хозяйство изменило цвет, но и полживота было в чернилах, и простыня, точнее, то, что называлось простыней. Интересно то, что в ту ночь Михаил практически не храпел.

Осталось загадкой, как так произошло, что Миша утром ничего не увидел и не почувствовал. Да, грешник Миша, видать, был ещё тот, потому что буквально к обеду произошла кошмарная история.

Михаил с огромной скирды сена съезжал на попке и налетел на небрежно кем-то брошенные вилы. И счастье, что Миша только слегка поцарапал, правда, до крови, мошонку. Как же был удивлен врач местной больницы, когда к нему привезли Михаила. Он так и спросил у него: "Вы, молодой человек, что, им и расписываетесь? Автографы раздаёте?" О чём ещё они говорили, неизвестно, кроме того, что Миша уговорил доктора выдать ему освобождение от сельхозработ. В тот же день он вернулся в Кемерово.

Непонятно, как так произошло, что, когда свидетели всего происшедшего вернулись в институт, эта история уже гуляла вовсю по общаге и аудиториям, но её принимали за байку. Однако это была не байка - это была жизнь.
Эссе 146. Гидроцеле

Каким по жизни был актёр Александр Демьяненко, я сказать затрудняюсь, наверное, хорошим. Но то, что он был один из самых популярных и любимых актёров у советских студентов, - так это "к бабке не ходи". Ведь это он, Демьяненко, создал образ Шурика, этакого неунывающего, чуть-чуть недотёпы-студента шестидесятых. Мы узнавали если и не себя, то соседа по общаге в том образе.

А как он подглядывал в конспект лекций незнакомой студентки! И вот у меня возникает вопрос: а не Вали ли Тимошенко это был конспект лекций? Да-да, той самой Вали, которая училась со мной в одной группе в институте, а когда мы разъехались по распределению, то оказалось, что и я, и она попали в Курганскую область. Так вот Валя Тимошенко (а мы её звали или Тимоха, или Тимоня, это зависело от вопроса, с которым к ней обращались) лекции писала поразительно. Она не переписывала их, как это делал я, к примеру. У Вали с первого раза всё было написано чётким и ровным почерком, а по содержанию - она каким-то невероятным способом схватывала главное и излагала двумя-тремя тезисами, заменявшими сотни страниц учебника. В общем, кто готовился по её лекциям к экзаменам, получал, как правило, "отлично" в зачётку. У Жени Ромашова с Тимохой были особо доверительные отношения, и первый, кто получал её лекции, был именно он. Везло и Косте Ромашову, младшему брату Женьки, поскольку у Евгения была своя метода приобщения брата к медицине. Любил, знаете ли, Евгений вечером прилечь на кровать, а брата посадить рядом и дать ему в руки учебник или лекции; и Костя должен был ему читать вслух, а Женя в это время в дреме слушал его и даже иногда начинал похрапывать. Но стоило Косте остановиться, как тут же Женя грозно говорил ему: "Читай, читай, я тебя внимательно слушаю". И ведь слушал и слышал. Костя как-то проверял Женьку - просил повторить после храпа, что он прочёл. Так вот Евгений повторял слово в слово услышанное и предупреждал Костю каждый раз, что намылит ему шею, если он будет проверять его, старшего брата! Но, к слову, ни разу свою угрозу не выполнил. Так вот в тот зимний вечер в январе 1970 года Костя усиленно в общаге готовился к экзамену по хирургии. Надо сказать, что он считал, что хирургия - это главное направление медицины, и хотел получить не меньше "пятака". Женя вошёл, как всегда, неожиданно и сразу с вопросами: "Что делаем? Ага, готовимся. Что читаем? Холецистит? Прекрасно!" Что тут было прекрасного, Костя понял, когда Женька протянул ему лекции Тимони и сказал, что и ему к экзамену по терапии нужно холецистит выучить назубок. Костя добрый парень, он прочитал Женьке всё про те холециститы и сам всё, что прочитал, усвоил довольно-таки качественно.

Экзамен сдавали в ЦРБ Кемеровского района. Это, если ехать на автобусе 51-го маршрута, на Руднике, и остановка так и называется "Больница". Вот говорят же, что у каждого свои скелеты в шкафу. У Кости это была страсть к "опаздыванию на экзамены" или, как он выражался, "припоздняться". В этот раз он не изменил своему правилу - переживал, что может опоздать, и опоздал-таки. В ЦРБ он залетел, когда все уже сдали, точнее один ещё сидел у экзаменатора и отвечал. Экзаменатор был не штатный институтский, а совместитель из практиков. Фамилию не помню, а звали его Николай Николаевич похоже, потому что у студентов он проходил как Ник-Ник. Он имел утомленный вид и был слегка не брит - видать, после ночного дежурства, а тут ещё экзамены и опаздывающие субъекты. Похоже было, что он приготовился отчитать Костю. Но тот тоже был не лыком шит и, не дав преподу рта раскрыть, извинился и заявил, что не задержит его, будет отвечать без подготовки. Не спрашивая даже разрешения, берет билет, и - о чудо! - там холецистит!

Костя, ни на минуту не задумываясь, ну так же, как мы не задумываемся, когда поём песню "В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла...", стал излагать и классификацию, и диагностику, и все симптомы перечислил от горечи во рту до симптома Курвуазье. Ник-Ник сидит с закрытыми глазами и вроде как спит. Но Костю не проведешь, он на Женьке натренировался по незаметным для других признакам видеть, что человек не спит. И Костя стал выдавать на гора лечение: спазмолитики, уголь активированный, антибиотики, холелитики. И дозы называет - класс. И вот что человеку надо? А он ещё и дополнительные вопросы начал задавать:
 
В: - Картина гемограммы?
О: - Лейкоцитоз от... и до...
В: - РОЭ?
О: - Ускоренная.
В: - Симптом Щеткина-Блюмберга?
О: - Может быть положительным.

"Всё правильно, но не помогает больному ваше лечение. Что делать будем?" Ох и зануда оказался Ник-Ник. Костя начал выкручиваться, мол, дополнительные спазмолитики, антибиотики, глюкозу капельно, в конце концов. А Ник-Ник своё, что температура всё равно прёт вверх. Костя растерялся окончательно, он точно помнил, что у Тимошки больше ничего в лекции не было. А ведь это сама Тимоня, а тут какой-то...
 
А Николай Николаевич уже устало-раздраженным голосом спрашивает: "Ну где вы находитесь?" А Костя ничего лучше не придумал: "На экзамене". В общем, Косте дали ночь на решение этого вопроса и прогнали до завтра. А ведь шёл и думал, что получит пятерку. Все равно на душе у Кости было гадостно. Он ведь ему, как стих, всё выложил... Вышел на улицу, остановился, чтобы прикурить сигарету, и повернулся от ветра ко входу. Поднял глаза на вывеску, а там: "МЗ СССР. Хирургическое отделение..." Костя всё понял, ведь и вопрос-то был  не просто  про холецистит, а про острый холецистит. А он, как упёртый баран, рассказывал хирургу...

Как же медленно тянулось в тот день время. Костя достал Женьку старым анекдотом про больного с водянкой яичка. "Приходит больной на приём к хирургу, показывает проблему: мошонка из суспензория выпирает, как грудь восьмого размера из бюстгальтера третьего размера. Хирург ставит диагноз: гидроцеле и резюме - оперативное лечение. Больной напугался и бежать от хирурга. Но зашёл к терапевту. Тот "Что так напуган? Наверное, у хирурга был и тот сказал, что резать надо? А что у тебя? Ясно, гидроцеле. Залезь-ка на стул и прыгай с него". Больной прыгнул.

"А теперь залезь на стол и с него прыгни". Больной сделал. Тогда терапевт предложил больному прыгнуть со шкафа, после чего мошонка сама и отвалилась. "Ну вот, - говорит терапевт, - а хирургам все резать да резать".

Наутро Костя уже без опозданий к 9-00 был в ЦРБ и сразу в коридоре говорит Ник-Нику, когда тот шёл мимо: "Оперировать, резать надо". Тот рассмеялся и, ничего больше не спрашивая, поставил в зачётку "хор." и пожелал удачи. "А ведь он нормальный мужик", - подумал Костя и пошел хвастаться Женьке сдачей экзамена.

Эссе 147. Подзатыльник

Не устану петь дифирамбы женщинам. И их красоте, и их невероятному умению приспосабливаться к различным ситуациям, и их долготерпению, и их женскому неповторимому юмору. Но всё по порядку. В эссе  "Дежурство в роддоме" я уже касался вопросов акушерства и родов. Но тема эта всеобъемлющая и безбрежная, вот поэтому я вновь возвращаюсь к ней с краткой историей, случившейся с группой Саши Хорошилова на четвертом курсе. Я всегда гордился тем, что учился в 18-й, а потом в 14-й группе, в которых было всего три девушки. В нашем выпуске 1972 года это была единственная подобная группа, но оказалось, что группа Александра была полностью мужской. Мы в своей группе, к примеру, Татьяну Янчилину или Олю Птицину считали "хорошими парнями" в общении, но тем не менее не забывали, что это молодые девушки. Это нас держало в рамках, хотя, если честно, анекдоты мы рассказывали без многозначительных многоточий и намёков, а называли вещи своими именами. И девчонки смеялись громче и заливистее ребят. Я не знаю, почему у нас в группе молодых и холостых самыми любимыми были анекдоты про тёщу. Фаворитом среди любимых был тот, где мужчина стоит на крыше пятиэтажки с пожилой женщиной и пытается столкнуть её с крыши, а женщина яростно сопротивляется. Толпа внизу кричит и ругает мужчину за то, что он хочет столкнуть с крыши человека, да ещё и женщину. Но когда тот мужчина наверху объявил всем, что это не человек и тем более не женщина, а тёща, симпатии толпы резко изменились и послышались даже выкрики: "Вот стерва! Ещё и упирается".
Но я ведь не о том. Так вот группа Саши Хорошилова состояла практически полностью из вчерашних школьников. Только староста у них был уже успевший закончить Кемеровское медучилище и не только в армии отслужить, но даже жениться и родить двух пацанов-близнецов. В общем, кругом положительный, его за эту положительность-то старостой и назначили. Так вот попала эта группа в руки доцента Титовой, я уже писал, что это родная тетка нашей Тани Янчилиной. Прекрасный преподаватель, вот честно, от нее и нагоняй любой получать было приятно. Все студенты знали, что, если она кого-то распекает, значит, считает его хорошим и перспективным студентом. Занятия в аудитории теорией интереса сейчас не представляют. А вот когда Титова привела группу в родзал на роды, ребята стушевались. Нет, не растерялись, а вот именно стушевались. Хоть и четвертый курс, и медицинская специализация будущей профессии, но смущение при определенных ситуациях ещё оставалось.

В тот раз роды протекали без всякой патологии; и хоть родилась девочка с дюймовочку, но небольшие разрывы были. Титова понимала ситуацию, но все равно спросила: "Кто будет зашивать?" Ребята, прячась друг за друга, вытолкнули вперед старосту. Титова ждет. А тому бедолаге деваться некуда, присаживается на стульчик и, красный от смущения, мокрый от пота, дрожащими от волнения руками начал зашивать те незначительные разрывы, которые произошли во время родов.

А женщина уже практически полностью пришла в себя после родов, видела, как тушевались ребята и выталкивали вперед одного из своих и как он начал зашивать разрывы, решила пошутить и снять напряжение. Умница, она попросила старосту группы быть аккуратным и не зашить лишнего. Не то, говорит, найду, и сам будешь восстанавливать всё, как было. Группа прыснула от смеха. Саша, вроде ни к кому не обращаясь, говорит, что ему нельзя - он женат. Староста даёт Саше подзатыльник, а Титова одобрительно старосте, только непонятно, по какому поводу - или по результатам ликвидации разрывов, или по реакции на Сашино высказывание - говорит: "Молодец, всё правильно!"
Эссе 148. Al Qasr

Вы, уважаемые читатели, наверное, подумали, что я буду сейчас писать об известном элитном отеле Аль Каср, что находится в Дубае, в курортном районе Мадинат Джумейра.
Слов нет, тот отель - сказка, мы с женой бывали там неоднократно, и, может быть, я когда-нибудь что-нибудь интересное и расскажу о нем. Сейчас же я хотел написать о событиях сорокалетней давности. И связывает эссе с отелем только название, причем его перевод с арабского на русский - кони. Не лошади, а именно кони.

Но все по порядку.

Без сомнения, современные студенты очень много потеряли от отмены сельхозработ - это была неплохая школа жизни для них. Вот, к примеру, Витя Кисс, человек очень далекий от села, уже на первом курсе во время сельхозработ научился водить "ГАЗ-53" и был горд этим. А колхозного шофера Виктора Мецкера вспоминает добрым словом до сих пор. Конечно, дядя Витя, как все его звали, позволял Виктору все, и даже самостоятельные поездки за силосом. А Витя однажды так расстарался, что перегрузил бедную машину тем силосом, и автомобиль сдох. И только золотые руки дяди Вити вернули его к жизни. В общем, уже после тех самых первых сельхозработ хиляк и доходяга Витя Кисс, освобожденный в школе от физкультуры, почувствовал себя мужчиной и позднее с Володей Кравченко даже организовал в институте секцию самбо.
Но предлагаемая история касается сельхозработ уже после второго курса.
Витя со своими однокашниками Колей Фокиным, Юрой Крашевским и Виктором Савченко приехал в Кемерово в конце августа. Посетили институт и встретили там институтского завхоза, имя его то ли Николай Семенович, то ли Николай Савельевич, не помню. Но вот то, что под его началом проводился ремонт зданий и у него в распоряжении был конь, помню, как сейчас.
Так вот тот конь, хоть и родился и вырос в Сибири, а конкретно в Кемерово, имел очень эффектный экстерьер. Поверьте, что-то было в нем от ахалтекинца. Он был сытый, а у сытого коня бока аж лоснятся. Он вечно пасся напротив главного корпуса и привлекал внимание всех студенток своими выдающимися гениталиями. Завхоз и Витя были земляки, и поэтому неплохо знакомы. И вот при той встрече завхоз предложил Вите с компанией "элитные" сельхозработы - заготовку сена для коня. Сено косили преподаватели (солнце, воздух, спирт, зарплата), а ребятам предстояло его скопнить. Выезд на неделю - и вся компания будет свободна от сентябрьских сельхозработ. От такого предложения мог отказаться только идиот, как вы понимаете, а не советский студент. К ним в компанию напросился еще один студент из параллельной группы - мальчик абсолютно городской. В общем, выдали им продуктов на неделю, довезли до места, где-то за Журавлями. Невдалеке от покоса стояло два домика без электричества, на другом берегу небольшой речушки - пасека. И все... природа! Городской мальчик в растерянности спросил: "А жить где?" Мы ему: "Да вот же дом - в копне". Надо было видеть выражение его лица. А трое других, выросших в индивидуальных домах, любители походов, просто балдели. Распорядок дня был такой: утром после того, как солнышко просушит сено сверху, его ворошат, к обеду дождичек - все отдыхают.
Через пару часов поворошат - копешку сгребут и уложат, и снова дождь. И так пять дней. Хлеб подходит к концу, водка кончилась. Заняли у соседей хлеба, водки нет. Жратва подходит к концу - после дождя дорога непроезжая, машина не едет. К тому времени Женя, городской, начал осваиваться. Уже не боялся лошади с волокушей, перестал наступать на грабли и начал пробовать водку. А что делать? Не зря говорят, что с кем поведёшься... А у компании замаячила неприятная перспектива топать кому-то 15 км до деревни за продуктами. Но тут, на счастье, пришла хозяйка соседней пасеки с просьбой сделать приметок к стогу. Если простыми словами - пристроить к готовому стогу собранное в других местах сено. Сторговались быстро - ведро картошки, трехлитровая банка медовухи и четыре буханки хлеба. Ну а на следующий день, в предвкушении получения расчета от хозяйки пасеки, работали так ударно, что к вечеру приметок был готов. И вся компания тоже была готова, хоть выжимай, как говорится. Тот, кто косил и стоговал сено, знает, какой это тяжелый труд. Искупавшись в речке, ребята устроились на лужайке. А какую шикарную поляну они для себя накрыли - ломаный домашней выпечки хлеб, тазик, да, целый эмалированный тазик с медом и родниковая вода.
Поев, ложились пузом кверху и ждали появления сладкого пота, который был виден практически через пять минут и имел запах меда. Окунувшись в речке, снова ели. Насколько мне известно, после этого медового пиршества Витя не мог на мед смотреть лет десять, если не больше. В виде премии за отличную работу - приметок был сделан по всем правилам - хозяйка добавила им каких-то круп. Так что теперь жизнь у них была сытая, да и медовуха, которую они пили по чуть-чуть, делала своё дело целых два дня, потом всё-таки Женя, городской, и Коля слетали в деревню за водкой, а иначе не было той романтики. Только неделю спустя к ним прорвалась машина и их наконец-то эвакуировали. Самое смешное, что в тот год остальных студентов в колхоз не отправили, и участники "элитных" сельхозработ опоздали на занятия.
Но работа на благо единственного на весь институт красавца-коня была достойно отмечена ректором, и прогулов ребятам не поставили. Вот так, можно сказать, счастливо честная компания, после очередной аферы, отделалась легким испугом.

А с институтским завхозом, то ли Николаем Семеновичем, то ли Николаем Савельевичем, при встречах Витя Кисс всегда вспоминал те "элитные" сельхозработы, и смеялись они от души.


Эссе 149. Мы были оптимисты...

"Голь на выдумки хитра" - ну кто бы спорил? Но о студентах это же можно сказать в удесятерённой степени. Уже на первом курсе у нас были занятия по химии. Мы прилежно занимались и биохимией, и этой наукой. Ещё в школе она была моим любимым предметом. Могу похвастаться, что Раиса Васильевна Садовникова, наш учитель химии в школе в Кедровке, даже освободила меня от посещения занятий. Ну если химия была последней в расписании, а погода на улице хорошая, то я с удовольствием уходил с урока на рыбалку, и со мной частенько смывались из школы и Витя Бельков, и Леша Боричев. Но то в школе, а это ведь был вуз, медицинский. В общем, учился я по химии и в институте отлично и с удовольствием помогал Жене Ромашову и Димке Мхеидзе, а вместе с Димой мы помогали Евгению. Бедные лаборантки с кафедры химии.

После каждого нашего занятия у них недоставало то колбы, то воронок, то банальных пробирок. Зачем всё это нужно было Евгению, мы с Димой не знали и не понимали, но Женьке помогали тащить всё это добро с кафедры. Все-таки коммунисты вывели и развили в людях новый ген. Очень мощный. Ген прихватизации. Советский человек тащил всё, что видел. Мы не были исключением из этого правила. Конечно же, мы интересовались, зачем Жене все это. Но он отвечал коротко: "Пригодится..." Но когда Евгений решил скоммуниздить с кафедры холодильник Либиха, мы с Димой в один голос сказали: "Так это же самогонный аппарат на 90%!!!"

На что Женя, хитро улыбнувшись, заявил: "Эх, жалко, что это прямой холодильник. КПД будет низким. Нам нужен витой". Не знаю, как тогда Димитрий, а я выпучил глаза на Женьку: "Какой КПД?" Вот честно скажу, надо было знать Женю, чтобы представить себе его добрую и какую-то притягивающую улыбку. "Много пара будет теряться, а конденсата будет мало", - потенциал житейской мудрости для нас, желторотых, у Евгения был непостижим. Ну а, в общем, кручиниться Жене пришлось недолго. Буквально через два-три занятия в аудитории лаборантки оставили витой холодильник Либиха, и мы его благополучно прибрали к рукам. Потом как-то вопрос с химпосудой сам собой угас. Мы учились, собирались на вечеринки по поводу дней рождения и праздников, в общем, всё было хорошо и даже прекрасно. А что? Какие у студента заботы? Как не получить пару или, наоборот, как отработать уже полученную.

И вот как-то на четвертом курсе Евгений предложил скинуться и сделать самогонку, чтобы праздники у нас было худо-бедно чем отмечать. Евгений произнес зажигательную речь о том, что это очень выгодно. Что из килограмма сахара получится чуть ли не два литра отборного, как слеза, самогона. Он рассказал, что у него в заначке есть куча фильтров для очистки готового продукта, а баночкой индийского растворимого кофе мы превратим самогонку в отличный коньяк. Речь на самом деле была зажигательной и всем понравилась. Сразу же пустили шапку по кругу. Скидываться решили, чтобы получить на нос по пять литров готового к употреблению продукта. Робкие повякивания Аркашки Бляхера и Томы Огородной, что, мол, отравимся, были высмеяны жестко, а им заявлено, что пусть лучше добровольно сдают оговоренную сумму или изымем её из стёпы. В общем, единодушие было восстановлено. Тем же демократическим путём было утверждено, что крайними за всё будут Женя Ромашов и Валя Тимошенко. В контрольно-ревизионную комиссию вошли Аркашка, Тома и я. Ума не приложу, как мы проморгали, что Женька, из благих, конечно, побуждений, решил увеличить количество готового продукта и вместо обычного белого свекольного сахара в магазине купил ворованный на пивзаводе желтый кубинский тростниковый сахар. Правда, по количеству килограммов это было в три раза больше. Женьку и хвалили за рачительность, и ругали за авантюризм, ведь возле того пивзавода в Кировском всегда ОБХСС ошивался.

Но дело было сделано, и оставалось найти лагушок, чтобы сделать брагу, то есть полуфабрикат самогонки. И вот здесь неоценимую помощь оказала Валя Тимошенко, или Тимоня, как мы её ласково называли. Она заказала, и ей из её деревни привезли этот самый лагун, да и брагу завела тоже Тимоня. У неё, оказывается, был опыт в этом деле ещё доинститутский. Она видела, как эту брагу заводят и как её выстаивают. Всё в жизни пригодится, вы согласны? И вот в одну из пятниц Евгений объявил, что пробовал брагу и она очень крепкая, значит, и самогонка будет крепкой.

Гнать самогон решили в субботу, после занятий, чтобы, если не успеют, в воскресенье было время. В бригаду самогонщиков вошли Женя, Валера Кайгородов и Славка Сизиков, а мы с Аркашкой должны были прийти к ним с неожиданной ревизией. Заранее договорились, что "неожиданная ревизия" будет в субботу вечером. Но как-то так получилось, что мы смогли прийти с проверкой только в воскресенье утром. Боже мой, что мы увидели в том доме на Третьем Особом. Наши самогонщики были никакие. Ну просто пьяные в дым. Славка Сизиков всё пытался зажечь самогон в ложке, а Валера просто показывал большой палец молча и многозначительно кивал головой. Единственный контактный был Евгений. Он-то нам и отчитался, что самогон получается класс, что установленную норму они превысили уже значительно и что к обеду закончат, если хватит сил.

Он же дал нам на пробу произведенный продукт. Как Славка с Валеркой ни просили Женю, им в дегустации было категорически отказано. Мы же с Аркашкой продегустировали граммов по сто этой мутной и вонючей теплой жидкости, которая горела синим пламенем. Ох и хрень получилась у них! Мы так Жене и сказали.

Позднее на общем собрании группы после нашего отчета, кстати, очень даже положительного, группа решила, что такого количества продукта нам хватит как минимум до Нового года. Какие же мы были оптимисты!..

Самогон - крепкий спиртной напиток, изготовляемый путём перегонки через самодельные (или заводского изготовления) самогонные аппараты спиртосодержащей массы (браги), получаемой в результате брожения зерновых, картофеля, свёклы, фруктов или других продуктов, содержащих сахар и осахаренные крахмальные вещества (из Википедии - свободной энциклопедии).


Эссе 150. Самодур

Самодур— человек, который действует по своей прихоти, по своему произволу, унижая достоинство других. (Из Википедии)

Бывшие студенты, став после окончания институтов солидными и важными, забывают о всяческих ситуациях, которые случались с ними в те счастливые, нет, все-таки не беззаботные годы. Но стоит им оказаться в соответствующей ситуации, к примеру, в компании однокашников, и начинается: "А ты помнишь, как..." или: "А ты помнишь того...". А вот Виктор Кисс оказался в ситуации, когда нахлынули воспоминания, после того как прочитал мои "Шутейные эссе". Воспоминания у него были такими яркими и живыми, что он не удержался и описал их мне немедленно. А вспомнить было о чем. Вы будете смеяться, но опять главным действующим лицом воспоминаний о втором курсе института и занятий по анатомии является великая личность в масштабе Кемеровского мединститута тех лет. Я уже неоднократно о ней писал, об этой неоднозначной личности, в которой грубость по отношению к студентам сочеталась с доскональным знанием предмета и с невероятной любовью к предмету.

Конечно же, это Тимофей Фадеевич Рыжков, в студенческом быту Фарадей. Его любили и ненавидели. Он вызывал такие чувства потому, что он был гением анатомии, но невероятным самодуром по характеру. И вот Витя оказался на занятии по сдаче отработок в компании других таких же хороших ребят по жизни, но двоечников по анатомии. Только не судите строго ни Витю, ни других, потому что быть двоечником у Фарадея - это было обычным делом, а не чем-то особенным. В тот раз Виктор свою единственную на тот момент двойку не отработал, хоть и пришёл, как он сам считал, подготовленным на все сто. Он просто не успел ответить. Так случилось, что первой жертвой Фарадей выбрал Володю Кравченко. Два слова о Володе. Крепкого телосложения, красивый парень, он был на несколько лет старше всех остальных в своей группе. Володя старался, как мог, но двойки хватал регулярно, а вот у Фарадея нахватал аж семь штук. На отработку Володя явился щёголем, главное, он выучил всё, по крайней мере, сам он так считал.

И когда он начал отвечать, все обалдели. Володя развернуто, с демонстрацией препаратов отвечает, мягко сказать, успешно на пять (!) вопросов Фарадея подряд, и тому ничего не остается, как обвести ему пять из семи двоек. Это был рекорд. Еще никто не отрабатывал за одно занятие у Фарадея столько отработок. Но, видать, рано Володя начал радоваться и рисовать себе безотработочную, ну хотя бы по анатомии, будущность. Да, рано. На шестом вопросе Володя поплыл, что называется. На него как какое-то затмение нашло, он не мог вспомнить даже, как по-латыни будет называться ребро. Бывает такое. И здесь звучит фирменный фарадеевский крик.

Простите, это не крик, это рык: "Таким не место в мединституте... В армию тебя надо!!!" И тут Володя спокойно так: "Да я в армии отслужил и старший лейтенант запаса..." У Фарадея волосы в носу аж зашевелились, и опять рык: "В шахту!!!..." Володя в ответ: "А я до армии в шахте как раз и работал..." Да, ситуация! А это уже был не рык, а вопль: "В дворники!.." Какая муха укусила Володю, он и сам потом не мог понять, но и это он не оставил без ответа: "А я сейчас на Севастопольской дворником подрабатываю..." В аудитории мёртвая тишина, Фарадей вдохнул, а выдохнуть не может. Караул-паника, что будет? И тут - о счастье! - конец урока.

Эссе 151. Серпом по яйцам

Давно известно, что мясо кастрированных поросят вкуснее, чем у некастрированных. В Евросоюзе сейчас идет бурная полемика: кастрировать или не кастрировать. И ведь склонились к тому, что лучше не кастрировать. С 2018 года закон, запрещающий кастрацию поросят, или, как их ещё называют, хрячков, и превращение их в боровов, вступает в силу.

А в те далёкие шестидесятые годы прошлого столетия никаких "зелёных" ещё не было и никто не боролся с кастрацией как таковой. Народ знал, что у кастрированных поросят (боровов) мясо нежное, вкусное, а у некастрированных (хряков) жесткое и вонючее.

Меня всё вышеизложенное в те годы не волновало абсолютно: я просто не знал вкуса мяса хряков. Но тот факт, что такое мероприятие, как групповая кастрация, и вдруг произошло без меня, повергло меня в шок. Я спрашивал у Женьки: "Ну как ты мог?" и "Почему ты мне не сказал, что вы собираетесь пойти на дело?" Евгений выкручивался, как мог, мол, и не планировал, и не собирался вообще, и это случайно вышло. Меня это не утешало и не успокаивало. По моим вздохам и он видел, что нужно что-то предпринимать, причем срочно. Женька Ромашов не был бы Женькой Ромашовым, если бы не нашёл простой выход из ситуации - он предложил сходить на кастрацию ещё раз. А меня успокаивал, что, мол, прошлый раз погода была плохая, было сыро, а в следующие выходные должно быть тепло и солнечно. А что меня успокаивать? Меня и не нужно было успокаивать, главное, что пойдем. Среди недели я съездил в Кедровку и предупредил родителей, что в выходные не приеду, что много учить нужно. Да я сейчас и не помню, что я тогда наплёл родителям. Я почему-то не хотел, чтобы они знали об истинной причине моего неприезда. Не знаю, почему.

Выход мы наметили на воскресенье. Женя был совершенно спокоен, а я отчего-то волновался, будто мы идём делать что-то запретное. С нами собрался идти Коля Козлов, а Жора в тот раз на весь день ушёл на тренировку, он занимался штангой и особо отличался в толчке. Мы не упускали случая задать Жоре вопрос в разных вариантах: "Ну как на толчке? Все нормально?" Или: "Ну а сегодня толчок не подвел?" Мы веселились от души, а Жора добродушно отмахивался: "Дураки..." Часов в десять мы вышли из дома на Герцена, 22, что на Третьем Особом в Кировском районе Кемерово, и пошли за Женькой. Обязанности мы распределили заранее: Коля держит поросенка, Женя кастрирует, а я ношу кулек с яйцами и принимаю деньги, а то у Жени руки были в крови и йоде,  у Коли тоже грязные. Поросята так просто без яиц оставаться не хотели. В общем, идём и слушаем Жеку, а он изрекает мудрости. Почему мы беспрекословно слушались его? Да банально потому, что я даже предположить не мог, что время нужно выбирать для этого специально. Евгений втолковывал нам с Колей, что прошлый раз он сделал ошибку и пошёл после обеда,  люди-то в это время уже устали и хотели остаток выходного отдохнуть, а тут кастрировать поросят предлагают. Вот и получились сплошные отказы. А сегодня, воодушевлял нас Женька, мы убедимся, что он прав. Ведь он на самом деле оказался прав. Отличный бизнесмен получился бы из Евгения, доживи он до наших дней. Но не будем о грустном. Женька оказался прав во всем.

И в том, что прошлый раз люди не среагировали на предложение, а потом, узнав у соседки, что поросёнок, которого Женька уделал прошлый раз, был жив, здоров и бодр, вспомнили, что им нужно кастрировать своих поросят. А поросят тогда в Кемерово на Третьем Особом держали практически в каждом дворе.

Так получилось, что первым был дом, где прошлый раз хозяйка в шутку просила кастрировать её мужа. Во дворе было три поросёночка, маленьких. Мне было их искренне жаль. Хозяйка расценки знала, но попросила, чтобы мы всё сделали не за пятнадцать, а за десять рублей. Женя - молодец, не стал отказываться, согласился. А что отказываться - дел на пять минут, а первый клиент - это святое. Хозяйка позвала мужа, чтобы он помог нам.

Тот, которому неделю назад жена просила отрезать то, без чего не бывает этого, был плюгавеньким и в мат пьяным мужичонкой. Первое, что он сделал, - схватил Колю за грудки и потребовал документы. Причём был он Коле чуть выше пояса. Но хозяйка рявкнула на него так, что он метнулся в загон и вышел с двумя визжащими поросятами в руках. А пока Женька, используя только йод и скальпель, банально "оторвал" поросятам яйца с помощью Коли, который во время экзекуции держал жертв, и превратил двух этих бедняг в евнухов, хозяин вынес и третьего. В моём стиранном десять раз пакете появились первые шесть маленьких трофеев. Ну а когда хозяйка, сходив в дом, вынесла и подала нам червонец, мужичок взвыл и опять схватил Колю за грудки.

Смешно было смотреть на эту картину. А хозяйка, вроде как без смеха, опять попросила нас кастрировать и мужичонку-изверга, сил, мол, от него нет. И Евгений ко мне с вопросом: "У нас йоду хватит?" Я бью себя по карману и говорю, что достаточно.

Хозяин уже отпустил Колю, каким-то странным способом оказался за калиткой и как заорет: "Караул, убивают!" На улицу стали выходить соседи, они, видать, знали выкрутасы того Геракла и стали спрашивать у хозяйки, что и как. А она и сообщила им, что это те фельдшеры, которые поросят кастрируют. Вот это была нам реклама! К нам выстроилась очередь, нас водили от двора к двору, и через пару часов мы уже шли домой с полным пакетом яичек и пачкой денег, которую Женя пересчитал на ходу. Сумма оказалась сногсшибательной - семьдесят пять рублей. Мы с Колей от души радовались, а Евгений предложил: тридцать рублей внести в кассу мини-общаги на продукты для всех, а сорок пять рублей разделил на троих и выдал нам с Николаем по пятнадцать рублей.

Вечером, когда Жора пришёл с тренировки, у нас был шикарный ужин: жаренные с луком и черным перцем поросячьи яички под водку "Особо Московская".

Я первый кусочек начал есть очень осторожно, чего-то боялся, а чего - непонятно. Но любопытство взяло верх, и я согласился с Женей, что это вкуснятина.


Эссе 152. Ликвидация

Наверное, если хорошенько покопаться в закоулках своей памяти, я найду ещё много интересных и забавных эпизодов. Но в данный момент мне на ум пришёл вот этот. После того как я ушёл из мини-общаги, моё место занял Костя Ромашов - брат Евгения. Смена жильцов не сказалась на заведенных ранее правилах. Но всё по порядку.

В тот памятный день так получилось, что Женя возвращался после занятий на квартиру в мини-общагу вместе с Костей. Женя был не в духе. Устал, два дня не мог попасть домой: занятия в институте, потом ночное дежурство в МСЧ-9 в рентгенкабинете травмпункта. Ночь выдалась тяжелая, много было работы, и поспать Жене практически не удалось, а наутро опять в институт. А в институте "словил" отработку по анатомии, да еще и Славка Сизиков достал во время игры в слова на лекции с двумя "сс" в слове рассольник (см. эссе  "Пиво на лекциях"). В общем, дисфория у Жени была обусловлена и выражена значительно, что Костя и испытывал на собственной шкуре. Ещё в трамвае, когда ехали на свою улицу Герцена и Костя, решив сэкономить, не купил билеты, а в это время вошёл контролёр и им пришлось срочно выскочить из трамвая, не доехав остановку до своей, Костя получил первый подзатыльник от Женьки.

А потом, когда они шли вдоль трамвайных путей, Женя пенял Косте на его отношение к экономии, к родному брату, ему то есть, к учебе и жизни в целом... и все время обещал ещё пару подзатыльников. Костя безропотно молчал, он знал, что "молчание - золото" и только кивал головой. Вот так мило беседуя, братья Ромашовы и дошли до своей мини-общаги.

Ну а когда они вошли внутрь...
 
Вот скажите мне, почему считается, что вкусовые ощущения формируются во рту вкусовыми луковицами, расположенными на языке у человека? Мне кажется, те луковицы только и позволяют отличить горькое от сладкого и соленое от кислого. А всю гамму вкуса человек получает через зрение и обоняние. Особенно нос, именно он дает человеку возможность ощутить все оттенки запахов: мы ещё не попробовали еду, а у нас уже текут слюнки.

Именно в нос и шибанул Косте с Женькой резкий, кислый и даже тошнотворный запах в их комнатах. И если бы Костя вовремя не увернулся, он получил бы ещё один весомый подзатыльник, как будто это он испортил воздух известным способом. Женька открыл двери и все форточки и стал искать источник вони. Костя втихую ретировался на улицу - в туалет якобы. А Женька увидел на столе большую кастрюлю и всё понял: кто-то утром завтракал, торопился, похоже, и ел прямо из кастрюли - грязной тарелки рядом не было, а ложка лежала на крышке, - бросил всё и убежал в институт. А на улице жара. Когда Костя вернулся, Женька устроил ему форменный допрос: во сколько он ушёл и кто оставался дома ещё утром. Костя предполагал, что это Вадик Северюхин натворил, но сдавать его не стал, на все вопросы отвечал: "Спешил, ничего вокруг не видел, ничего не помню". Ну поскольку никого дома из других жильцов не было, ликвидацию борща пришлось осуществлять Косте. Да, тяжела была участь Женькиного брата. Хоть Женька любил Костю, но воспитывал его жестко. И когда Костя сообщил Женьке, что собирается провести ликвидацию путем выливания прокисшего борща в выгребную яму уличного туалета, он опять чуть не подвергся избиению (шучу - подзатыльнику). Как же Женька возмущался недальновидности брата: ведь если в такую жару брожение продолжится уже в яме туалета с её содержимым, то дышать будет нечем уже на всем районе Третьего Особого. В общем, Костя получил простое и четкое указание: вырыть в огороде ямку, вылить туда борщ и закопать.
Получив точную инструкцию по ликвидации, Костя, взяв кастрюлю, пошёл на улицу, чтобы выполнить ту инструкцию. Костя недаром родился и жил до института в Средней Азии: он чётко усвоил, что, как ни спеши, опоздать всегда успеешь, и сел на крылечке покурить перед ликвидацией. Ну а что? Куда спешить? Костя курил и думал о том, что ему здорово повезло с братом, ведь если бы не он, то борщ точно бы оказался в туалете. И как раз на этом месте его размышления прервал приход Жоры Чернобая. Жора был весел, шутил и интересовался, готов ли ужин. Костя рассказал ему про борщ и про предстоящую ликвидацию. Жора обалдел, он буквально возмутился: "Какая ликвидация?" Тут же открыл крышку, нюхнул и закатил от удовольствия глаза. Да, гурманы - это особая категория людей. Но чтобы любить прокисший борщ? Это уже не гурман - это гурмэ! Косте некогда было размышлять над тонкостями различий между гурманом и гурмэ. Жора взял кастрюлю и пошёл сразу вниз в кухню. Как Женя не заметил его, непонятно, а впрочем, он ведь двое суток не спал. Но когда по проветренному уже дому вновь стал распространяться специфический запах из кухни, где Жора уже начал разогревать борщ, Женька очухался и, превозмогая приступы тошноты, стал спускаться в кухню. Женя думал, что это Костя проявил непослушание и что-то затеял, и уже готовился наставить его на путь истинный, но увидел на кухне Жору, довольного, да что там довольного - счастливого. Женя без слов повернулся и вышел на улицу к Косте, закурил и предложил Косте пари: пронесет Жору после борща или нет? Женька ставил на "пронесет", Косте пришлось ставить на "не пронесет". Но, что самое интересное, Костя именно так и думал - что Жору вряд ли пронесет после каких-то двух литров прокисшего борща. И ведь он выиграл у Евгения. Женька на проигрыш среагировал спокойно, только и сказав: "Наша невестка всё трескат".


Эссе 153. Резонанс

Поверьте мне, прошу покорно. Не я виноват в том, что вновь и вновь возвращаюсь к этим фамилиям. Да что я говорю? Не к фамилиям, а к людям, к преподавателям.

Но вот так получается, что написал эссе "Голубев и Саша Плохих", двенадцатое по счету, про незабвенного Бориса Федоровича Голубева, преподавателя кафедры общественных наук, умницу и выпивоху, прекрасного лектора. Да, на его лекциях мы, студенты Кемеровского мединститута 1972 года, делали что хотели: играли в морской бой, в крестики-нолики, а самые отчаянные - даже в карты. Голубев Б. Ф. жил рядом с институтом. У него было четверо пацанов. Жена его работала в гардеробе сан-гигкорпуса, и его можно было иногда застать в гардеробе, когда он подменял жену, убежавшую по-срочному домой. Мы, студенты, обычно стеснялись таких встреч, а он нас успокаивал и подбадривал, мол, когда женитесь, посмотрим, что вы выкидывать будете. Но лекции у него были интересны, и читал он их так, что они запоминались. Ну скажите, как можно было нам, желторотым студентам, не запомнить такую откровенность Бориса Федоровича, которую он рассказал на занятиях. И вот однажды на лекции он толковал, не помню уже что об относительности. И привел такой пример, рассказываю от его имени: "Как-то в перерыве между лекциями прибегаю домой по необходимости. На улице жара, и пить очень хотелось. Смотрю на подоконнике в кухне стоит бутылка пива, правда, неполная. Я, благодарный жене, что она и мне оставила полбутылки пива, выпил одним махом и бегом опять в институт. А вечером Зина спрашивает меня, не видел ли я бутылку на подоконнике. Отвечаю, что видел, что спасибо ей за пиво, что я его выпил, а бутылку в кладовку унёс. А она меня ругает, что это она мочу сына приготовила, чтобы на анализ унести."

И вот такие сентенции на лекции с утверждением, что всё относительно.

Так вот после того, как я выложил то первое эссе, стали приходить емейлы от читателей, и уже стали слать мне сюжеты и про Голубева Игоря Викторовича. (Читайте эссе  "Зимняя сессия") Хороший человек и отличный специалист, но "зеленый змий" не пощадил и его. То, что мы проделали на экзамене у Бориса Федоровича, налив ему в графин водки, студенты неоднократно проделывали и на экзаменах у Игоря Викторовича. И все было прекрасно: и студенты довольны, и Игорь Викторович тоже. Группа Ирины Гульняшкиной была в курсе всего и подготовилась соответствующе. Начало экзамена, первые студенты уже с билетами сидят готовятся, а точнее, неотрывно следят за Голубевым, когда же он в графин заглянет. Ну, надо сказать, что долго им ждать не пришлось. Голубев сделал пару кругов по аудитории, подошёл к столу и так небрежно, вроде как неохотно, плеснул из графина в стакан граммов двадцать-тридцать и сделал глоток. А вот здесь нужно видеть было Игоря Викторовича. На его лице, как в калейдоскопе, стали меняться выражения от ожидания до полного удовлетворения, а потом вдруг он, вроде как что-то вспомнил, аккуратно закрыл графин, сказал вслух: "Я ненадолго" и быстро ушёл из аудитории, оставив студентов одних, без присмотра.

И вот здесь началось, ребята буквально запаниковали... и вылили водку в раковину. Думали, что Голубев пошёл за начальством. Комната аудитории была маленькая, и запах водки прямо повис в воздухе. Минут через пять вернулся Голубев. В руках у него был какой-то сверток. Голубев вошёл, втянул трепещущими ноздрями воздух. Запах в комнате ему очевидно понравился. Он плавно, явно растягивая удовольствие, открыл графин, положил пробку, такую же граненую, как и сам графин, на тарелочку, медленно, тонкой струйкой стал наливать в стакан, такой же граненый, но без ободка, содержимое графина. Налив граммов сто, не торопясь, поставил графин на тарелочку, на которой тот и стоял, и закрыл пробкой. Ребята, как завороженные, смотрели на него. В их головах синхронно металась одна и та же мысль: "Что же будет?" Все-таки физики правы, доказав явление резонанса. И в данном случае тоже сработал резонанс - электромагнитные колебания каждого наложились друг на друга, и вот этот немой вопрос: "Что же будет?" вроде как загрохотал раскатами в той комнатенке. Голубев попал под воздействие резонанса. Чувство беспокойства отразилось на его лице, все видели это. Он резко взял стакан и залпом выпил содержимое. И опять калейдоскоп чувств на его лице: разочарование, обида, злость... Преподаватель так грохнул стакан об стол, что все думали, что он разлетится вдребезги. Голубев был умным, он на раз просчитал ситуацию: "Испугались идиоты, вылили в раковину, а я ведь за беляшами сбегал". И стал принимать экзамен. Правда, говорить о приеме экзамена - это чересчур: он по очереди ставил всем неуды.

А ведь и правда: в те годы в Кемерово продавали очень вкусные беляши. Те, кто учился или жил в Кемерово, помнят, что стояло очень много киосков, оборудованных огромными сковородами, и жарили беляши; а стоили они тогда 19 копеек, но вкус имели на весь рубль.


Эссе 154. Шоковая терапия

Что такое шоковая терапия, я узнал уже после института, когда был на курсах специализации по психиатрии. Нам подробно рассказывали и показывали разновидности той самой шоковой терапии в виде электросудорожной терапии и инсулиношоковой терапии. Ещё позднее я узнал и о шоковой терапии в экономике.

Признаюсь честно, о четвертой шоковой терапии я узнал совсем недавно, хоть и проработал в медицине более двадцати пяти лет. Оказывается, четвертой шоковой терапией называют патолого-анатомические отделения больниц.

Но, в общем-то, я собрался написать не о себе, а о выпускнике КГМИ Викторе Киссе. Те, кто следит за моими опусами, уже знакомы с ним по эссе "Удача Виктора Кисса". Так вот, если человек удачлив, то удачлив он во всем. Это я о Викторе. Будучи парнем любознательным и к тому же прилежным студентом, Витя не упускал случая, чтобы попасть на дежурство в больницу. Он дежурил и в девятой медсанчасти в Кировском районе Кемерово, и в третьей городской больнице. Больше всего ему нравилось дежурить в травматологическом отделении горбольницы. Вот там он и познакомился с одним из методов шоковой терапии. И не в психиатрии, и не в экономике, а в травматологии. Метод очень оригинальный и до тех пор не был описан ни в одном учебнике травматологии. А Витя был охоч до чего-то такого-этакого, что не все знали. А дело было так. Как-то уже на пятом курсе Витя дежурил в приемном покое третьей горбольницы. Но нужно сказать, в какой компании ему довелось дежурить. А компания подобралась что надо: легендарный Кутихин Г.Я., старший травматолог, и врач Шумилов О.Г., который к тому же преподавал ещё  в Кемеровском медучилище и привёл группу студентов на дежурство. В общем, народу было много, и было весело, пока по "скорой" не доставили больного с черепно-мозговой. Во всяком случае, так было написано в направлении от "скорой помощи". Ну а этот самый больной был пьяным в "дым", в "стельку", в "доску", в общем, как вам будет угодно, так и называйте его состояние, но то, что он "не вязал лыка", - это точно.

А теперь представьте громилу под два метра ростом и весом все сто пятьдесят килограммов. А что самое интересное, так это то, что этот гад, простите, больной, не реагировал на обращения к нему, а сам не закрывал рот, изрыгая такие изощренные маты, что даже видавшие виды санитарочки приёмного покоя краснели, как, прости Господи, курсистки. Прибавлю, что на голове у этого чуда была рана, весь он был в крови, но ещё у него было двигательное возбуждение. Первой пострадала санитарочка, которая со словами: "Кто ж тебя так, болезного..." подошла к нему, чтобы снять повязку с головы. Но громила толкает её, и она, как пушинка, отлетает в угол, чуть не перевернув столик с инструментами. А вслед ей летят маты. Шумилов пытается своим студентам рассказать и показать на этом больном методику осмотра травмированного больного и оказания первой помощи. Но бугай и его посылает по адресу, известному в таких ситуациях, и замахивается на студентов медучилища. Те, бедные, жмутся по углам, обоснованно опасаясь, как бы и им не попало ни с того ни с сего. А тут подошел и Кутихин. На удивление, этот барбос спокойно перенёс его осмотр и пошёл в сопровождении той самой санитарочки на рентген.

Но вот минут через двадцать они шли обратно опять с матами. Он вновь сорвал повязку. Посылает всех. Даже Кутихину, когда тот посмотрел снимок и сказал, что перелома нет, этот бузотёр показал кулак и послал и его, адрес произнес по буквам. Ну Кутихину что? Он даёт команду перевязать и отправить домой, а сам уходит в травматологию. И вот здесь больной вообще расходился, он кричал,  буянил и пнул проходящую мимо медсестру.

Все, кто знал и знает Шумилова О.Г., представляют себе такого милого, вежливого и обходительного человека.

Но тут вдруг после последней выходки этого хама Шумилов буквально срывает с себя халат, бросает его в сторону и говорит: "Мне халат не позволял набить тебе морду". Кто бы подумал, он двумя практически незаметными движениями, скажем деликатно, тормозит хулигана и спускает его по лестнице на улицу. Все присутствующие в приёмном покое... Вы видели сцену из "Ревизора"? Во, один в один. Все замерли. А потом радостно кинулись поздравлять и благодарить Шумилова. А он только и сказал, обращаясь к группе своих студентов: "Шоковая терапия! Иногда очень действенна".

P.S. Позднее выяснилось, что этот человек все же был госпитализирован в горбольницу, но всячески делал вид, что ничего не помнит, когда встречал и студентов, и врачей, которых оскорблял.


Эссе 155. Удача Виктора Кисса

Если сейчас вот так упорно  повспоминать, то выясняется, что все преподаватели с кафедры фармакологии были очень строгими и требовательными. Конечно, были какие-то симпатии и антипатии к ним, но в основном студенты их побаивались и недолюбливали. Тем не менее, когда Витя Кисс узнал, что его группу будет вести не Сазыкин, не Сапожков и не Боровских, а сам Николай Николаевич Алеутский, он обрадовался.

Алеутский был заведующим кафедрой и котировался у студентов как мужик слова: если что пообещает, то выполнит обязательно. Слухов об особых наездах на студентов со стороны Алеутского студенческое сарафанное радио не приносило. И это было приятно. В общем, в группе еще до первого занятия была если и не благостная атмосфера в отношении фармакологии, то и не нервозная точно. Вот в таком рабочем настроении группа и пришла на первое занятие по фарме. Но выходит, что рано Виктор радоваться начал. Сколько потом ни судачили, но так и не могли найти причину, по которой Николай Николаевич уже на первых занятиях не полюбил группу. Что произошло, когда произошло и как произошло, никто не имел ни малейшего понятия, но факт остается фактом, что отработки сыпались как из рога изобилия. Конечно, они отрабатывались, но новые не замедляли образоваться, и все это привело к тому, что Алеутский перед экзаменами объявил, что никто с первого раза экзамен не сдаст. Группа обалдела. Как так? Почему? Ожидание смерти хуже самой смерти. А зачем учить и напрягаться, если всё равно не сдадим? Такие голоса звучали все громче и громче. Но основная масса учила, зубрила и грызла учебники в прямом и переносном смысле.

Все-таки не зря ходила молва меж студентов, что Алеутский - человек слова;  надо отдать ему должное - он таким и был. И в этот раз выполнил обещание - никто в группе с первого раза экзамен не сдал. Конечно, приятно иметь дело с человеком слова, но к данной ситуации такое утверждение не подходит. Это что же такое творится? Только часть группы сдала со второго захода. А Витя в то число не попал, и ему было назначено пересдавать фармакологию аж 24 августа!!! А это что значит? А это значит, что прощайте, каникулы. Но вот была у Виктора одна замечательная черта, он даже сам не сразу её в себе разглядел, не говоря уже об окружающих. Витя умел смиряться с несчастьями, что являлось значительной составляющей достижения счастья. Конечно, в то лето он не думал о таких философских выкладках, это много позже он в себе это открыл, и это как озарение, как гром среди ясного неба было для него. Да, мудрыми не рождаются, такими становятся, к сожалению, не все. Витя с двумя друзьями, которые тоже убедились в поражающей всяческое воображение честности Николая Николаевича и были вынуждены оказаться у той последней черты 24 августа, за которой маячило отчисление, не на шутку собрались и учились, учились и ещё раз учились. Штудировали науку так усердно, что решили уехать из дома в последние две недели от соблазнов, да и вообще общаться ни с кем не хотелось. Итак, пересдача. Вот если бы в семье Виктора пользовались отрывными календарями, то он обязательно бы сохранил тот листок от 24 августа как реликвию.

Но, увы, календаря не было.
На кафедре собрались последние 18 человек с их курса, которые имели несчастье завалить экзамен. Все ждали Николая Николаевича. Он появился в девять; как всегда, гладко выбрит, элегантно одет. "Ну и франт", - думали одни, "Ну и сволочь", - думали другие. Вот вам единство и борьба противоположностей в одном лице, хоть и симпатичном, но заведующего кафедрой. Виктор с корешами сели кучкой и пытались подсказать друг другу, а Алеутский услышал и громко объявил, что Витины подсказки неправильные и что сдаётся ему, Алеутскому то есть, что Витя опять не сдаст... Бедный Виктор, он вспотел так, что рубаха прилипла к спине, а из головы всё улетучилось. Он сидел и ждал, чем же все это закончится. А тут пошли первые герои отвечать и получили по трояку, но счастливые вылетели из аудитории. Очередь пришла Вите идти к Алеутскому, как кролику к удаву. Я помню сорок или пятьдесят лет назад была песня, в которой были такие слова:

А ты твердишь, что на свете не бывает чудес.
Ну что тебе ответить? Они на свете есть.
Чудес на свете столько, что их всех не счесть.

Из той песни задор и бодрость брызгали во все стороны, и вот одно чудо случилось. Оно явилось в образе доцента кафедры фармакологии Поповой, которая как раз в этот момент и зашла в экзаменационную со словами: "Николай Николаевич, я решила вам помочь".
Алеутский: "Да что вы, не надо утруждаться".
Доцент Попова: "Нет, Николай Николаевич, я не могу позволить, чтобы вы в отпуске столько работали".
Алеутский, известный дамский угодник, конечно же, согласился, и Попова громко: "Кто следующий?" Все молчат, смотрят на Виктора и на Алеутского, который, в свою очередь, тоже смотрит на Витю Кисса. Да, ситуация. Виктор онемел и тоже молчит, но смотрит в пол. А Попова - у неё все хорошо, она пришла помочь шефу, бодро подходит к столу и берет первую попавшуюся зачётку.

Вот и попробуйте угадать, чью зачётку она взяла? Вы, умные, сразу догадались, что Виктора. Ой, что у него было в душе в тот момент - радость, восторг и какое-то просветление! Как он отвечал, боже, как он говорил о высших разовых дозах препаратов, о кратности приёма! Это ж была песня, и я бы сказал даже серенада. Витины дружки шустро сориентировались и быстренько пошли один за другим отвечать Николаю Николаевичу, который завороженно слушал, как отвечает Виктор, и не глядя, поставил им по трояку. Ну а Витя, окрылённый, вспомнил даже то, что никогда не знал и вряд ли бы вспомнил в другой ситуации, даже под дулом автомата. Попова довольна и собралась ставить Виктору четверку, о чем вслух и объявила. Бедного Николая Николаевича чуть Кондрашка не хватил. "Он же ничего не знает!!!" - возопил Алеутский. Попова в ответ спокойно так: "Он ответил на "отлично"!!!" - "Но у нас же правило - пересдача только на тройку". На том они и сошлись. А за время спора ещё одна шустрая девчонка получила трояк у Алеутского Н.Н. и со всех ног выскочила из аудитории, хотя до неё никому не было дела.


Эссе 156. Стадный инстинкт

Где найти мерило глупости человеческой? Как мерить глупость? В каких единицах обозначать глупость? Уж на что Альберт Эйнштейн - Голова, как говаривали пикейные жилеты у Ильфа с Петровым, и то он не может дать конкретных определений, кроме размеров глупости. Красиво он сказал, что "бесконечны только Вселенная и глупость. Хотя в отношении первой у него есть сомнения".

Первый курс у студентов - период становления. В это время все себя считают умными, удачливыми и суперсообразительными. Обоснований и доказательств им не нужно. Ведь сам факт поступления в институт и есть доказательство и обоснование. И беда, если эти чувства не покинут студентов вовремя. Перефразировав Ремарка, можно сказать, что быть глупым студенту на первом курсе не стыдно, но стыдно глупцом оканчивать институт.

И Галя Вельдяскина хоть тогда ещё и не знала этих высказываний Эйнштейна и Ремарка, но убедилась в их правоте. А произошло вот что. Кафедра физики студентами-медиками не воспринималась всерьез почему-то. Безбашенные, без жизненного опыта, всё им кажется легко и просто, да ещё и весело к тому же. Группе Галины повезло, у них занятия по физике вела доцент Воронина. Особо она ничего не делала, но добросовестно выполняла учебную программу первого курса и первого семестра.

Вместе с группой провела кучу лабораторных работ и ждала, когда же её лоботрясы начнут эти работы соответственным образом оформлять в тетрадях и защищать у неё. Нет, она не пассивно ждала защиты лабораторных, а неоднократно взывала к совести. Но количество незащищенных лабораторных росло, а количество дней до первой сессии первого курса неумолимо убывало. А безбашенные и не чесались. Казалось, что все разрешится само собой и Воронина им всё простит. Но Воронина не торопилась прощать, а лоботрясы, они и в Африке лоботрясы, всё чего-то ждали.

Кому пришла первому в голову та идея, которая как нельзя лучше подтверждает тезис Эйнштейна о бесконечности глупости, даже сейчас, много лет спустя после окончания института, выяснить не удаётся. Ну никто не хочет заявлять авторство на идею, которая могла стоить учебы в институте многим из группы.

Но тогда всем казалось, что всё расписано, как по нотам. Какими-то путями узнали номер телефона на кафедре. Староста, а именно ей доверили главную роль, должна была позвонить с телефона-автомата во время очередной лабораторной, когда можно незаметно выйти из аудитории, и пригласить Воронину к телефону и алло-кать, изображая межгород. И попытаться задержать Воронину у телефона как можно дольше. Ну а дальше дело техники и ловкости рук. И вот староста пошла на первый этаж корпуса на Третьем Особом к телефону-автомату, а что было делать - тогда ведь мобильников не было и в помине, все приготовились. Всё произошло так, как и было запланировано. В аудиторию заглядывает лаборантка и приглашает Воронину к телефону, мол, звонит межгород срочно. Воронина уходит. Что тут началось в группе... Все как с ума посходили. Ломанулись к столу преподавателя одновременно все, и её ручкой, выхватывая последнюю друг у друга из рук, начали ставить каждый себе крестики о зачете лабораторных работ. В тот момент никто и не подумал, что эти крестики могут стать огромными крестами на их дальнейшем пребывании в институте. Что ни говорите, Эйнштейн был прав.

Галина со своей закадычной подружкой Юлишной, а проще Юлей, тоже поддались стадному чувству и тоже метнулись к столу, а когда ручка попала им в руки, поставили по одному крестику - больше рука не поднялась. А народ как сбесился, некоторые подходили повторно и напластали себе по пять-шесть защит.

Уходила Воронина если и не от девственно чистого журнала, но вернулась... Боже правый, это ж какими наивными нужно быть, чтобы рассчитывать на то, что преподаватель с огромным стажем, доцент кафедры ничего не заметит? Надо было видеть, как у доброй и всегда спокойной Ворониной глаза на лоб полезли от того обилия крестиков в журнале. Она молча вышла из кабинета. Не было её долго. В группе все вдруг прозрели и поняли, что натворили кучу глупостей неимоверных.

Вернулась Воронина с деканом и завкафедрой. Разговор был крайне для всех неприятный. Ругали всех, угрожали отчислением, и всем было очень стыдно. А в конце разговора Воронина, взглянув в журнал, вдруг указала на Галю и Юлю и сказала: "Вот в вашей группе всего два порядочных и честных человека, они ничего себе не поставили, и им я зачту все лабораторные без защиты. А все остальные будут ходить ко мне до лета, вы пострадали от своей жадности и глупости. Радуйтесь, что вас не отчислили".

Воронина была очень доброй, и никто не ходил на отработки до лета. Все извинились, и их простили. Хода делу не дали.

А Галина со своей закадычной Юлишной не стали разочаровывать Воронину в отношении себя. Они интуитивно почувствовали, что умолчание не есть ложь.

P. S. Родиться глупым не стыдно, стыдно только умирать глупцом. (Эрих Мария Ремарк)


Эссе 157. Презерв;тор

Вот если вы думаете, что Аркашка Бляхер бедный и несчастный был студент, то сильно заблуждаетесь. Да, признаю и признаюсь, что он был объектом и розыгрышей, и шуток. Моих в том числе. Но разве хоть кто-нибудь сыпал ему ложками соль в суп, как Димке Мхеидзе? Или подставлял под попку лучевую кость, перед тем как он сел? Причем острым отростком вверх, как Женьке Ромашову. Или над ним издевались, как над Вадиком Почекутовым на сборах? Нет, нет и нет. Скажу больше - ему ну никто не клал лягушку дохлую в портфель, как Славке Сизикову. Почему - не знаю. Может, его любили? А может, уважали. Не буду гадать. Но одно знаю точно - Аркадий и сам был не промах подшутить над близким. Но обо всём по порядку.
Группа восемнадцатая, а позднее четырнадцатая, была, в общем-то, группой хоть и охламонов, но к знаниям стремящихся.
 
Большинство из нас регулярно занимались в читальном зале, в главном корпусе института. Из постоянных посетителей читалки я бы назвал себя, Аркадия Бляхера, Славку Сизикова. Но если я был просто постоянным посетителем, то Аркадий был ещё и прилежным посетителем, а вот о Славке такого не скажешь. Он регулярно ходил в читалку. Он вообще жил в ста метрах от главного корпуса. Но придя в читалку, он постоянно болтался между столами и приставал ко всем с разной белибердой, а потом «стрелял» у них сигареты. А вот что занесло в тот день в читалку старосту нашей группы Валеру Кайгородова - неизвестно. Славка Сизиков был несказанно рад - Валера его друг и всегда безропотно угощал его сигаретами и ему не требовалось больше морочить людям голову, чтобы потом, как бы между прочим, попросить сигарету.
Так вот, после двух или трёх перекуров Валера со Славой подошли к нам с Аркадием с вопросом: "Где можно достать жгут Эсмарха?"
 
Для сведения скажу, что это всем известный резиновый жгут для остановки кровотечений нижних и верхних конечностей. Но Валера его называл по автору и не мог объяснить, что это такое. И вот тут инициативу на себя взял Аркашка. Он демонстративно хлопнул себя по лбу и вскрикнул: "Так это презерв;тор". А Валера спросил подозрительно: "Презерватив?" Но Аркашка убеждённо ему объяснял, что, мол, презерватив - это презерватив, а презерв;тор - это жгут Эсмарха. Аркадий имел несколько другую репутацию, чем я. Если бы я стал говорить, что жгут Эсмарха - это презерв;тор, Валера бы не в жись не поверил. Аркаша совсем другое, и от него подлянки не ждали. Но и Аркадия понесло, он пошёл дальше в розыгрыше. Он заявил, что вчера ещё видел презерв;тор в аптеке № 9, что в ста метрах от главного корпуса. И более того, Аркадий заявил, что презерв;торы хорошо разбирают и тянуть рискованно с покупкой. И предложил тут же пойти и купить его. К нашему разговору уже прислушивались окружающие. Они в момент поняли, что идёт розыгрыш, и стали убеждать Валеру, что презерв;торы редко завозят и нужно брать, раз надо. И Коля Козлов даже объявил, что пошёл в аптеку за этим самым жгутом. Это подействовало как детонатор, и Валера сказал, вернётся через десять минут и попросил покараулить его книги. Но кто ж будет караулить? Все, кто был в курсе происходящего, тоже собрались идти в аптеку якобы за жгутом Эсмарха. Когда все гурьбой вышли из института, Валера стал  требовать, чтобы он первый покупал презерв;тор, ведь он первый завёл разговор о нём. Все согласились, только Коля заявил, что в таком разе он в очереди будет второй. И вот так за разговорами мы ввалились в аптеку. За прилавком стояла молодая женщина. Описать её внешность у меня язык не поворачивается. И даже не из-за внешности, а из-за какого-то пренебрежительно высокомерного выражения её лица. Позднее Аркаша Бляхер про неё сказал: "Она хотела быть стюардессой...", но это позднее. А когда мы выстроились в очередь за Валерой и приготовились слушать, несостоявшаяся стюардесса сквозь зубы спросила у Валеры, что ему нужно. Валера бойко и вроде даже вызывающе заявил: "Презерв;тор".
 
Стюардесса обалдела: "Что-что?". "Презерв;тор", - повторил Валера с ударением на "а", каким-то петушиным фальцетом. Интересно было наблюдать за лицом фармацевта-стюардессы. Оно начало почему-то медленно краснеть и буквально стало свекольным. Тем не менее она не потеряла самообладания и практически по слогам отчеканила Валере, что она узнаёт во всей компании студентов мединститута и что они-то должны были знать, что правильно говорить не презерв;тор, а презерватив. И что в народе также это называют гондоном. И ехидно поинтересовалась так, что же Валере нужно: презерватив или гондон? Все мы дружно расхохотались. Все, кроме Валеры. У него на глазах навернулись слёзы.
 
Не говоря ни слова, Валера ушёл. Две недели Валера ни с кем из нас не разговаривал, даже с закадычным другом Славой Сизиковым.


Эссе 158. Караул-паника
Вот так было угодно Богу, что он свел в Курганской области нас, троих из одной институтской группы. И как же мы радовались, когда встретились в Курганской обл больнице. Мы, с Аркашкой Бляхером, обнимали и тискали Валю Тимошку, всячески выражая свою радость. Ведь мы не знали, а может просто не помнили, что мы распределены именно сюда. Когда я получал адрес квартиры, в которой мне предстояло прожить четыре месяца, мне сказали, что комната на троих и у меня будут ещё два соседа.  Так вот, после организационных вопросов, нас распустили устраиваться с жильем. Я пошёл по выданному мне адресу на улицу Пролетарская 18-6, смотрю, а Аркаша увязался за мной. Я ему объясняю, что потом встретимся, мол сейчас я иду на квартиру. Так и Аркадий мне говорит, типа - иди, и  что он тоже идёт на свою квартиру. Короче, слово за слово и мы выяснили, что мы будем жить вместе по адресу ул Пролетарская 18-6. Но нас с Аркашей мучил вопрос: а кто третий? Боже мой, не ужели Тимошка будет с нами жить? Я взбунтовался и даже заявил, что откажусь от специализации, если Тимоху не отселят. Аркаша вполне серьезно меня успокаивал, мол, как можно, мы ведь мужчины, а она, как ни как, женщина. На что я резонно возразил, зная какие фокусы выкидывают Курганские чинуши, чтобы задержать врачей в области. И рассказал ему страшную историю, которая произошла у нас в селе Чаши. В том же 1972 году в Чашинскую рай больницу приехали два выпускника Володя педиатр из Томска и Марина терапевт из Новосибирска. Так вот местные шутники из власти районной предоставили им аж! трехкомнатную квартиру на двоих, мол двух отдельных нет пока. Ну и что вы думаете? Шутники добились таки своего - Марина тут же забеременела, а Володя, как порядочный человек, вынужден был жениться на ней. Свадьба была на седьмое ноября. Председатель райисполкома на свадьбе объявил, что это была его идея. Заявив, что Володя был "вынужден" жениться, я поспешил. Лет через десять я встретил эту пару в Новосибирском Академ городке - они счастливо жили в супружестве. Я так и сказал Аркадию, что он счастливый так как уже женат, а что делать мне холостому. Я свято верил в правдивость слов Жванецкого, что в общении с женщиной одно неловкое движение и ты уже отец! Я не хотел тогда идти по пути Володи и как порядочный жениться, после каждого неловкого движения. Аркашка от души смеялся надо мной, ведь всегда можно разойтись. Но я и в этой ситуации верил в слова, но уже не Жванецкого, а Кисы Воробьянинова: "Жениться, это ведь на всю жизнь!"

Мы и не заметили, как за всеми этими разговорами дошли до нашего совместного дома на ближайшие четыре месяца. И к нашему удивлению и радости там уже был Третий и, слава Богу, третьим была не Тимоха, а совсем наоборот - это был молодой парень. Володя Царгородцев - представился он. На утро мы честно рассказали Тимохе о наших душевных терзаниях и опасениях и о большой радости, что наш сосед будет не она а Володя, которого ей тут же и представили. Валя не обиделась, а сказала Володе, что мы с Аркашкой с получением дипломов врачей не поумнели совсем, если не наоборот. В общем, бытовую проблему на специализации мы решили. Но хотел бы Вам еще пару слов сказать о Володе Царгородцеве. Парень родом из Владивостока. Там и закончил мед. институт. Отец у парня в то время был очень большой начальник в "ДальРыба". При социализме это что-то подобное теперешнему “Газпрому”. То есть перспективы у парня во Владике были шикарные. Но он не хотел жить на "окраине России" и решил взять направление, после института в Куртамыш Курганской области, поскольку это не какая-то там "дальневосточная дыра", а, как ни как, ближе к Европе. Я не буду расписывать вам его разочарование, после знакомства с "европейской" областью России. Скажу только что оно было. Тем не менее, Володя не унывал. Он знал кучу еврейских анекдотов, которые умел рассказывать с особым шармом. Мы с Аркашкой удивлялись его готовности по первой просьбе начать рассказывать анекдоты и остановиться только по объективной причине какой-либо.

В обл больницу мы каждый день ходили по центральной площади Кургана мимо драм театра. А в те далекие времена всеобщего и сплошного дефицита была такая традиция, что в театральных буфетах всегда были какие-нибудь деликатесы.
 
И вот Володя надоел нам с Аркадием своей тоской по сервелату и мы решили сводить его в драм театр в один из выходных дней когда по какой-то причине все трое остались в Кургане, не поехав по своим домам. Ну что вы, мы даже не пошли ужинать, решив что налопаемся бутербродами с копченой колбасой, с икрой, с сыром без крыльев и может даже побалуем себя, если повезет, и "Двином" Ереванского розлива. Отутюжили брюки, Аркашка завязал нам с Володей галстуки - он в этом был асс. В общем расфуфырились и за пару часов до начала пошли в театр смотреть на Менглета, который как раз должен был выступать. На удивление нас пустили в театр и ведь буфет работал
 
 и к нашей радости в наличии были все объекты наших мечтаний и бутерброды с копченой колбасой "Московской" и с рулетом "Советским" и с сыром "Российским" а самое главное был "Двин". Были бутерброды и с красной икрой, но Володя сказал, что есть их нельзя и ему можно было верить - он ведь был из Владика, где знают толк в икре.  Аркашка тоже внес свою лепту - он потребовал или сказать точнее настойчиво попросил, чтобы "Двин" откупорили на наших глазах и наливали не внизу под стойкой, а на стойке. Аркадию не пришлось нам объяснять причины такой щепетильности, мы его с полуслова поняли. Вот вы знаете, в те времена советские буфетчицы были все как на одно лицо. Нет конечно они были разными но в то же время их можно было за версту признать.
 
Этакая стать с богатой грудью, на голове начёс выкрошенный хной. А главное лицо, выражение лица, как под копирку у всех: независимо-высокомерное и пренебрежительно-снисходительное. Ну а что вы хотели бы увидеть - они же сидели на дефиците... Наша буфетчица была из той кагорты, но к нам она прониклась необъяснимой симпатией какой-то и когда мы делали заказ даже шепнула, что икру не советует - не свежая. Это было что-то невероятное. А может просто потому, что мы приперлись так рано и ей было банально скучно. Тем не менее, когда мы хорошо закусив ушли и потом вновь вернулись она нас встретила, как старых знакомых и громко так "Ну что, повторим?". А мы за тем и пришли. В общем после двукратного посещения буфета с полномасштабной дегустацией "Двина" нам было хорошо и даже как-то игриво. Володя постоянно интересовался, почему в коридорах и везде где только можно весят огнетушители. Он подходил к ним и читал сроки годности на этикетках. Мы с Аркашкой опасались, как бы он не удумал проверить какой-нибудь из них. Бляхер прочитал Володе целую лекцию о том что в театре много людей и что высока опасность жертв при пожаре. В общем как мог старался отлечь Володю от желания проверить огнетушители, ну хотя бы один из них. А на слова Аркашки о большом количестве зрителей в театре, он резонно сказал, что если считать по сегодняшнему дню то огнетушителей выходит раза в два больше. И ведь был прав стервец.
 
Особенно это было заметно в зале. Мы как три идиота сидели в третьем ряду а впереди нас ни кого не было, но что интересно и сзади тоже было не густо. Да, с посещаемостью у Курганского драм театра были проблемы. С огнетушителями проблем не было, а посещаемость явно хромала. Когда мы уселись в зале Володя все вертел головой по сторонам. Оказывается он высматривал огнетушители в зале и возмущался этой явной не доработкой дирекции: в фойе и коридорах огнетушители через каждый метр-два весят, а в зале ни одного нет.
 
Он затеял с Аркашкой дебаты и требовал, ну чтобы хоть один щит в зале повесили, где за дверкой из сетки рабице висят кирка, лом, богор, ведро конусообразное и лопата. А под щитом обязательно должен стоять ящик с песком. Володя так увлекся мотивируя Аркашке сказанное тем, что раз сюда ходит мало зрителей, половину, ну хотя бы четверть кресел можно вынести, а на освободившийся части зала можно даже пожарные рукава разместить и пару гидрантов соорудить.
               
И тогда в такой пожаробезопасный театр драматический народ валом повалит посмотреть на новинки противопожарных аксессуаров. И вот тут-то можно и цены поднять, чтобы компенсировать демонтированные кресла. Володю несло похлеще чем Бендера при предсказании превращения Васюков в Нью-Москву. Я не мешал им дебатировать, но и не упускал из внимания ни один изгиб в мышлении этого нового гения театральной пожаробезопасности. Я даже радовался, что такой неординарный нам с Аркашкой постоялец попался. Их интересную беседу прервала дежурная в зале, они под конец говорили в полный голос. Володя сидел тихо минут пять и опять стал что-то высматривать, теперь уже на сцене. "Это безобразие" раздался его громкий шёпот, "На сцене нет ни одного огнетушителя. А если пожар!"  Аркаша уже выходил из себя пытаясь утихомирить Володю. Он призывал меня на помощь. Зря, я целиком был согласен с Володей и его убойным тезисом "А если пожар?" И вот здесь в середине первого акта произошло невероятное.
 
Из-под заднего занавеса пошёл дым. Володя первым закричал "Пожар, горим, караул". Причём кричал он не страдающе а радостно.  Моментально сорвался с места и куда-то убежал. Сбрендил, решили мы с Аркашкой. Но тут из-за кулисы вышел настоящий пожарный и попросил всех без паники спокойно покинуть зал. Когда мы выходили навстречу нам бежал Володя с огнетушителем в руках. Добежав до сцены, он хряпнул
 
 огнетушитель об пол предохранителем и бросил его на сцену. Огнетушитель катился, выплевывая из себя в разные стороны пену. Володя был счастлив. "Вы только посмотрите - работает" хватал он нас за рукава. И вот вы объясните мне пожалуйста - как такое произошло? Весь вечер до начала спектакля, да и после начала мы говорили про пожар и накаркали выходит? Но от этого вечера остались прекраснейшие воспоминания и от "Двина" особенно. Даже то что мы продолжили, так прекрасно начатый вечер  "Посольской", не испортило впечатление, а даже как-то придало ему пикантности.

Эссе 159. Цыганский барон

Можно много рассуждать о том, что у нас врачи плохие или о том что у нас плохо студентов учат медицине. Я в корне с этими тезисами не согласен. Врачи у нас хорошие и учили медицине, во всяком случае моё поколение, хорошо. И те кто хотел учиться учились и стали не просто хорошими - замечательными, выдающимися специалистами. Ну а то что с нами происходили какие-то казусы, так это как раз и была учёба, которая у врача длится всю его практическую жизнь.
Вот к примеру, как я расстраивался и убивался, когда приехав в село Чаши работать хирургом, я на первой же операции не мог найти аппендикс у пациентки в течении трёх часов. И только после того как я позвал на помощь местного гинеколога Любовь Андреевну и она мне нашла его я произвёл аппендэктомию. Да, я потом вспомнил,что нам говорили в институте, что бывает за брюшинное расположение слепого отростка. Но ни разу не показали потому как не попался ни один пациент подобный.
               
А тут первый больной и такой случай уникальный. Да ещё и аппендицит флегмонозный. Не спорю, можно было мне прилепить ярлык балбеса, а не хирурга. Но это была для меня наука! И она мне помогла в последствии. В моей хирургической практике был ещё один подобный случай и поверьте мне в той ситуации я повёл себя достойно и сразу заподозрил за брюшинное расположение и операция длилась хоть и не пятнадцать минут, но и не четыре часа.
               
А вот случай уже из врачебной практики одной моей однокашницы. Я не буду её называть по понятным причинам полным именем, пусть она будет в этой истории  под именем Света. И эту "страшную" историю расскажу с её позволения. разумеется все доктора знают, что такое зеркало Куско. Да и практически все женщины его знают, хоть может быть и не все знают, что оно так называется.
Так вот однажды к молодому гинекологу Светлане пришла на приём другая молодая специалистка, учительница из школы села, где обе работали первый год после окончания своих ВУЗов. Слава Богу у пациентки ни чего серьёзного не было и Света произведя осмотр с чистой совестью ей и сказала об этом. Молодая учительница счастливая убежала. Но не успела Светлана закончить приём посетителей женской консультации, как Анна (учительница) вновь заходит к ней в кабинет. И жалуется, что ей что-то мешает!?...  Какой разговор, Светлана быстренько Анну укладывает на кресло, смотрит и... челюсть медленно у нее отваливается... "Боже мой, - думает Света, - как, как я могла такое отчебучить?" Она забыла убрать зеркало Куско после утреннего осмотра пациентки.
   
Светлана почувствовала, как под марлевой маской у нее запылали щеки. Но быстро взяв себя в руки, голосом уверенным в своей правоте, говорит:" Извини Аня, я оставила тебе профилактический тампон, но забыла предупредить и здорово, что ты сама пришла." Мне Светлана сказала, что поняла, что Анна ей не поверила, но сделала вид, что верит. А Светлана в свою очередь сделала вид, что верит в то, что ей Анна верит. И счастье Светланы, что Анна была спокойная и уравновешенная девушка и не подняла скандала. А в прочем, буквально через месяц, она вышла замуж и уехала к мужу в Междуреченск и больше они не встречались. Но этот случай Светлана запоминал на всю жизнь и уже потом, став заведующей отделением в большой больнице, она всегда всем новым врачам и медсестрам рассказывала его. И что характерно, уважение к ней со стороны молодых после этого рассказа только увеличивалось.
Оба эти случая произошли со мной и Светланой уже после окончания нами института. А вот маленькая история, которая произошла на практике после четвертого курса. И рассказала мне её все та же Светлана. Практику по хирургии она проходила в железнодорожной больнице Новокузнецка. Как-то так получилось, что из Кемеровского меда она была одна, остальные студенты были из Томска. И вот как-то уже в конце дня сидели все в ординаторской и полушутливо обсуждали прошедшие операции, разумеется обсуждали операции врачи, а студенты сидели разинув рты и слушали их. Заходит медсестра и докладывает, что у больного из седьмой палаты задержка мочи и он шумит на все отделение. А больной тот был цыган и не просто цыган, а цыганский барон, или что-то в этом роде, но с аденомой простаты и ему категорически было запрещено выпивать. Каждый раз, после возлияний, его привозили из дома сыновья и он морочил голову врачам пару дней в отделении пока мочеиспускание не восстанавливалось самостоятельно. Больного все в отделении знали. У него катетером металлическим моча легко выводилась и процедура не вызывала проблем. Почему зав. отделением послал выводить мочу тому цыгану Римму, студентку из Томска, осталось загадкой. Но Римма пошла гордая доверием.
    
Два слова о самой Римме. Ростом метр-с-кепкой, ну где-то в пределах метр пятьдесят максимум. Вся такая точеная. Юбки носила всегда мини, а халаты накрахмаленные всегда миди. И поэтому когда полы халата слегка расходились было очень эффектно. В общем эта симпатюлька пошла выводить старому цыгану мочу катетером. Минут через пять она влетает в ординаторскую, глаза выпученные, колпачок на голове на набекрень и кричит:"Я сломала катетер, я сломала катетер."
 
Разумеется все вскочили и бегом в седьмую палату. Надо было видеть того бедного старого цыгана... Не понятно, какие манипуляции она производила с катетером и объектом катетеризации, но мужик, а цыган был хоть и в возрасте, но мужик однозначно, ответил естественным и адекватным образом на эти манипуляции. Римма же расценила это как сломавшийся внутри уперты катетер и подняла караул-панику на все отделение. Да-а-а-а, хорошо что практика через пару дней заканчивалась, потому как каждое утро на планерке, в конце, кто-нибудь да спрашивал, а нет ли задержки мочи у кого из больных? И все гоготали, а Римма сидела красная как свекла, но смеялась со всеми вместе..


Эссе 160. Система СИ

Конечно же всем известно, что международная система мер, которая основывается на сантиметре, грамме и секунде, была предложена одним умным немцем по фамилии Гаусс аж в 1832 году. Многие хотели позднее усовершенствовать эту систему. Предлагались самые разные варианты. Но вот наши славяне не напрягались — метр, сантиметр. Их вполне устраивала, дающая такую свободу фантазии, родная система мер.
Устраивала до поры до времени, пока пытливый русский ум не озадачился бытовым применением системы мер. Но все по порядку.

Что и говорить, компания друзей Саши Поповича была сплоченной. А как иначе, все они были заражены рыбалкой и туризмом. Ребята были и находчивые и изобретательные. С юмором тоже было все в порядке. Да что там говорить - всего у них было с избытком, всего кроме денег. Денежных знаков им постоянно и хронически не хватало. Вот именно, что-то было, но этого всегда было мало. Но надо отдать должное той компании - они мало об этом горевали.
В очередную поездку в Междуреченск на, якобы, лыжные катания собрались все. Конечно же взяли с собой лыжи, лыжную мазь разную. Не поверите, но каждый взял по приличному шматку сала соленого "на всякий случай". Деньги тоже взяли. У кого что было. Сидят в гостинице и рассуждают, что если не выпить, то это будет просто преступление и если об этом узнают окружающие будут над ними смеяться. Да ведь, как на зло, и выпить страх как хочется. И вот все разговоры вертелись вокруг одного: что купить? Предложения были самые разные. И знаменитый в те годы в Кузбассе "Агдам".
 
И даже кто-то предложил "Посольскую". Только Миша Лобанов не принимал участия в разговоре, а сидел с закрытыми глазами и шевелил губами. На него, правда, и внимания то ни кто не обращал. Но в разгар дискуссии по поводу "Посольской" Миша как будто проснулся и заявил, что грамм-градус-копейка (ГГК) самые высокие у водки вьетнамской, причем в бутылках емкостью семьсот грамм.
Все оболдели. А Миша... Вот что с человеком делает гордость и заслуженное внимание окружающих. Итак, Миша - грудь колесом, но четко, толково и доступно объяснил всем, что с тем бюджетом что был у них именно вьетнамская водка в семьсотграммовой бутылке самая выгодная. Он приводил расчеты и примеры с ручкой в руках. Он сравнивал ГГК разных видов водки и вин и доказал всем таки свою правоту. Чуть позднее все уже поднимали тосты за Мишу, за новую единицу: грамм-градус-копейку и очень сокрушались, что ну ни кто не додумался ввести эту очень значимую для людей единицу измерения в систему СИ.

Правда, и сама компания палец о палец не ударила, чтобы возвеличить Мишу и подать заявку о новой единице для системы СИ -  грамм-градус-копейка. Ну а сами с того времени активно пользовались ГГК.


Эссе 161. Фуа-гра;

Фуа-гра; — специальным образом приготовленная печень откормленного гуся или утки. Слово несклоняемое и — официально — среднего рода, но в реальной российской жизни  тенденция склонять его в женском роде.
   
Подач фуа-гры много, но мне больше всего нравится вот эта.
На огромной тарелке гора листьев одуванчика, а на этой горе гусиная печенка, якобы небрежно разбросанная и слегка обжаренная. Дышит, что называется. Обязательно десятка два белых крупных виноградин разрезанных пополам и обжаренных в гусином жиру. И россыпью также обжаренные кедровые орешки. Да чуть не забыл, еще пара хорошо прожаренных тостов. Вот пишу, а у самого слюнки ручьем. Грешен, люблю полакомится фуа грой.
Но речь то не обо мне а о Саше Поповиче. Он тоже страсть, как любит фуа-гру сейчас. А тогда, осенью 1966 года, когда он только поступил в Кемеровский мед институт и его как и всех прочих послали в колхоз, копать картошку о фуа-гре Саша и не знал. Вот такая порочная практика была у коммунистов - колхозники картошку посадят, а прополку и тем более уборку студенты производили, а о фуа-гре сведения ни колхозникам, ни студентам ни-ни.. Вот Жене Ромашову с компанией повезло - они попали в колхоз и чистили курятники. Так вот они проблем с едой не имели. Курятина в самом разном приготовлении и яйца куриные в изобилии. Шуре же Поповичу и другим в том колхозе куда они попали не повезло их кормили плохо. А молодой организм требовал еды, требовал громко и настойчиво.  И Саша с другом Эдиком Землянухиным перед этим напором дрогнули и пошли красть гусей в том же колхозе.
   
Не судите их строго. Да, они крали, но от голода. Наловчились быстро, особенно Эдик, он вообще был очень способным и не даром сейчас он главный врач станции скорой помощи в Кемерово, а тогда каждый день у них был супчик с гусятиной, как минимум. Да еще человек пять рядом кормились. В общем две уборочные недели они были героями и кумирами в определенном кругу посвященных. Хотя если честно, то о том что в колхозе попадают гуси знали практически все. Но вот как и куда, только посвященные.
По возвращению на занятия, тема гусей опять всплыла но уже виде рассказов на перерывах и во время студенческих гулянок  причем с каждым рассказом она становилась все красочнее.
   
А потом, как это обычно и бывает, тема себя изжила. Но в 1971 году в Кемерово из Томска вернулся по распределению молодой лейтенант мед.службы Олег Мухопад, Сашин друг. После окончания Томской военно-медицинской академии, он был направлен начальником мед.службы в воинскую часть 21070, что дислоцировалась в Кемерово.
Встреча была радостной и обильной, а после третьей Саша, тогда уже шестикурсник предложил Олегу себя в помощь ему в виде фельдшера, а после пятой и про гусей вспомнили.
И ведь Олег взял Сашу фельдшером и однажды лейтенант мед службы и шестикурсник-выпускник, уже не с голодухи, а с дури на военном УАЗике типа "буханка" с сознательно замазанными грязью номерами и с Сашиной мелкашкой поехали в ближайшую деревню, где практически на глазах изумленных жителей застрелили пару гусей забрали их и пока жители не очухались уехали.
   
Вы, конечно, помните «сына» лейтенанта Шмидта незабвенного Михаила Паниковского из  «Золотого телёнка». Уж очень Михаил Самуэлевич любил гусятинку, а потому постоянно пытался украсть гуся. Истинные балбесы и любители гусятинки, за руль посадили солдата-срочника Валеру Лукашкина. Через пару недель они повторили вылазку. И так продолжалось август-сентябрь. А однажды утром, после очередной экспроприации, когда голова относительно прояснилась, после вчерашнего, вдруг наступило прозрение. Им обоим стало ужасно стыдно и страшно. Ведь если бы их поймали местные мужики в деревне, как минимум накостыляли бы от души. А если бы менты поймали... подумать страшно...  А Вы говорите Паниковский. 
               
Фуа-гра — синоним гастрономического шика и культурный миф.


Эссе 162. Промысел Божий

Деревня Пепелино, где была Курганская областная психиатрическая больница в которой работал я, а потом перетянул туда и Петьку Козлова с женой, представляла из себя единственную улицу в три с половиной километра длинной. И хоть почта, магазин и больница располагались в центре села, ну а мы жили недалеко от больницы, Петру деревня казалась огромной и он практически сразу по приезду купил мотоцикл "Восход" или как его ещё в народе называли "Козёл". Я конечно сразу же поинтересовался у Пети, а не боится ли он, что будут говорить, мол вон "один козёл другого везёт"? Мы были друзьями и хоть шутка была грубой Петька на неё не реагировал и в магазин ездил только на мотоцикле. Сразу же Петька начал морочить мне голову и предлагать купить мотоцикл и мне такой же. Говорил что объедем всю округу, что он приобщит меня к охоте, что будем ездить за грибами и ягодами. Вот этими последними доводами он меня и убедил. Месяца два мы гоняли на мотоциклах без всяких прав и правил. А потом Петр предложил получить права. В деревне как раз проходил набор на курсы подготовки, которые вел муж одной из медсестер больницы. В общем свидетельство об окончании курсов мы получили без проблем. На сдачу экзаменов к нам в село приехала даже экзаменационная бригада. Все сорок билетов по десять вопросов мы с Петром знали на зубок и теорию сдали с первого раза на отлично.
               
Да и вождение на мотоцикле сдали с первого раза. А вот со сдачей вождения автомобиля произошла заминка. Ни я ни Петька с первого раза не сдали. У меня при трогании на подъёме машина качнулась назад, а Петька забыл при трогании включить левый поворотник. Нам вежливо объяснили, что это очень серьезные промашки и разрешили через неделю пересдачу вождения, но уже в райцентре, в Куртамыше. Петр очень расстоился, ведь он уже ранее имел права и вождение, как он считал, не было для него проблемой. И он поклялся мне что со второго раза сдаст 100% и ведь сдал. А вот я дал маху и не додумался поклясться перед ним, что тоже сдам со второго раза. Это была ошибка, так решил я когда завалил сдачу вождения уже десятый раз. А когда завалил семнадцатый раз, то честно всем объявил, что это большая ошибка была.
 
Д,а эпопея сдачи экзамена сделала меня популярной личностью в среде ГАИшников практически всех районных центров Курганской области. Я почему-то считал что меня сознательно заваливают в Куртамышском районе и ехал сдавать в Каргапольский. Потом в Далматовский, потом в Курганское ОблГАИ. Меня узнавали, принимали как родного, "А это психиатр из Пепелино!", но раз за разом я что-то делал ни так, то не пропускал помеху справа, то не выставлял наблюдение, когда выезжал из подворотни. Да в общем то я сейчас и не упомню все, что я выкидывал на тех экзаменах. Но семнадцать заваленных экзаменов вам о чем то говорит несомненно. В общем после семнадцатого завала я решил завязать. Машины у меня все равно в тот момент не было, а на мотоцикл мне права выдали сразу.
 
Случай вернул меня к новой попытке сдачи вождения и получения прав на управление автомобилем. А попытка то была восемнадцатая. Как то ко мне в отделение попал мужчина с депрессией, а собирая анамнез я выяснил, что работает он директором автошколы в городке Шадринске в Курганской же области. Батюшки, как же так получилось, что я был практически везде, а в Шадринске и не бывал со сдачей экзамена. А там ведь работала моя однокашница Галя Винник зав урологией у нее наверняка хорошие связи и в ГАИ есть. Но нет, одумался я - сдам сам. Иван Семеновича я лечил как и всех, не выделяя, но эффект у него наступил на много быстрее чем обычно и он благодарный при выписке стал интересоваться, а чем бы он мог быть мне полезным? И я рассказал ему свою эпопею сдачи экзамена по вождению автомобиля. Он посмеялся и предложил приехать в Шадринск через пару дней и получить готовые права. Своим отказом я чуть не вогнал его в новую депрессию. Он очень удивился, когда я попросил его совсем о другой услуге. Я попросил разрешения заниматься в их школе, но не весь цикл, а две недели, но чтобы он выделил мне персонального инструктора по вождению часа на четыре в день. А сдавать я буду на общих основаниях со всеми. Это были интересные две недели. Вот когда я был доволен, что отпуск у психиатров сорок восемь рабочих дней. Я взял в счет отпуска две недели и жил в гостинице райкома это время, а сам с дядей Мишей целый день ездил по Шадринску на стареньком газоне. Сколько шабашки мы заработали с дядей Мишей за эти две недели, ужас. Мы возили и дрова, и мебель, и сено, и вещи с контейнерной станции. Дядя Миша был и инструктором и импресарио по шабашкам. Он категорически не согласился с моим вариантом дележки и настаивал на равных долях. Единственное что он принимал от меня - это бутылка беленькой раз в два дня. Но вымуштровал он меня класс. Могу похвастать, что пятого ноября 1975 года в гололед, я подчеркиваю, в гололед я сдал и теорию и вождение на отлично и получил права с открытыми категориями «А», «В»  и «С» . Точно, я получил права профессионала. А кто-то мне говорил, мол восемнадцать раз - это позор. А я считаю, что так было Богу угодно, ведь с тех пор я езжу на авто без каких-либо проблем.


Эссе 163. Чижик-пыжик

Сибирь есть Сибирь. И зимой в Сибири холодно. На моей памяти бывало даже минус сорок восемь. Так что шапка в Сибири нужна. Лучше если она теплая.
 
А еще лучше, если и теплая и к тому же модная. Самыми козырными считались пыжиковая и норковая шапки. Шапка из нутрии тоже была престижной. Ну а уж кроликовые шапки, хоть их было и не купить в свободной продаже, были у всех и каждого. Как говаривал Райкин:"Мы его не любим, а у него тоже есть". Два первых курса в институте я щеголял в кроличьей шапке. Ну а когда перед отъездом из Фрунзе в Кемерово на третий курс, Батя эффектно достал откуда-то из заначки соломенно-желтую шапку из нутрии, я был счастлив. Я ведь был хвастун по натуре и знал, что в Кемерово я такой шапки ни у кого не видел.
В общем, я прекрасно понимал гордость Миши Лобанова, когда он предстал перед друзьями в пыжиковой шапке. Да-а-а, достать такую шапку было геройство.
 
Это только ЦК да Обкомы поголовно ходили в пыжиковых шапках. А вот теперь и Миша. Он буквально дрожжал над ней. В столовую в шапке? Может большинство и не пошло бы, а Миша не мог оставить без персонального присмотра, свою любимицу, даже под гарантии гардеробщика.
 
У его друзей и у Шурика Поповича в том числе, было подозрение, что за своей девушкой он ухаживал меньше, чем за шапкой. Ой простите, не просто шапкой, а пыжиковой шапкой. И если кому-то было и все равно, то Поповичу такой перекос в любви от девушке к шапке, пусть даже и пыжиковой, не давал спокойно жить. Вот не мог он оставить данный факт без реакции на него. Еще даже не зная, что он предпримет, Кириллович, как звали друзья Сашу Поповича, при любом случае удобном повторял, что носить такую знатную шапку большой риск - снимут с головы, как пить дать снимут. А в Кузбассе в ту пору подобные эксцессы были сплошь и рядом. И хоть УК РСФСР классифицировав подобные деяния ни как кража, а как грабеж, что наказывалось гораздо строже, лихих ребят это не останавливало. И Кирилыч играл на этом самым бессовестным способом. А Миша отбрехивался, мол пусть только попробуют...
Носить в Кемерово пыжиковую шапку было круто, а на лыжах покататься поехать в Междуреченск было не менее круто. Как-то компания друзей Кирилыча и Миши-шапковладельца поехали в Междуреченск. Покатались на славу и вот на обратной дороге остановка в Новокузнецке.
 
Пассажиры дружно покинули автобус. Кто хотел на горшок, а кто хотел купить пирожок. Попович замешкался слегка и вышел из автобуса последним.
Он тоже был озабочен двумя проблемами и горшком и пирожками и решил реализовать их начиная с первой. “Маленький домик”, как называл это заведение Геннадий Хазанов, на Новокузнецком автовокзале располагался в полуподвале и был разделен на отсеки фанерными листами не более метра. Когда Кирилыч вошел в "маленький домик" волна холодного воздуха смешалась с атмосферой домика и заполнила помещение клубами тумана. Но даже через туман Шура Попович увидел знакомую пыжиковую шапку над загородной одного из отсеков.
 
План родился сам собою: пока Миша со спущенными штанами, схватить шапку и выскочить наружу. Надо доказать этому упертому шапковладельцу, что и у него могут снять с головы шапку. Сказано - сделано. Секунда и Шура был уже на улице с шапкой за пазухой. А еще через минуту на улицу вылетел бывший уже шапковладелец. Вид у него был трагикомический: голова взлохмаченная, полушубок растегнут. Про штаны и говорить нечего. Я думаю что у читателей богатая фантазия и каждый представит человека, который думал о том, как спасти своё пыжиковое достояние, а не как штаны натянуть хотя бы. Миша был близорук, а на морозе очки у него заиндевели и он вообще ни чего не видел.
Конечно же Александр Кириллович Попович не был сволочью, подошёл и нахлобучив Мише его потерю на голову со словами утешения. Говорить что либо нравоучительное сейчас было не время. Миша был на грани историки. Зато потом всю оставшуюся долгую дорогу от Новокузнецка до Кемерово, друзья уже не жалели Мишу и снова и снова просили Поповича рассказать, как выглядела пыжиковая шапка над отсеком "маленького домика", больше всего их интересовал внешний вид и детали внешнего вида, даже детали больше, когда Миша кинулся догонять грабителя. Грохот хохота сотрясал автобус.   
 

Эссе 164. Кулинарный теракт

Вот вы только посмотрите на эту тарелку борща. Сколько ассоциаций она может вызвать у человека не обделенного фантазией. Рупь за сто — у вас потекли слюнки и захотелось быстрее перемешать сметану и есть, есть, есть...
А что, большинство людей так бы и сделали. Ну а если ещё такой борщ подает симпатичная официантка, то аппетит повышается многократно.
 
В 1970 году в Кемерово открылось кафе «Современник». Располагалось оно на углу ул. Кирова и ул. Н. Островского напротив Горсада, как раз рядом с 3-й горбольницей. Кафе было уютным, чистым. В новое кафе набрали молодых  девушек-офицанток. А днем ещё, кроме всего прочего, подавали комплексные обеды из салата, первого блюда, второго и обязательного компота из чернослива. Обеды были вкусные, недорогие и пользовались повышенным спросом у студентов-старшекурсников мединститута. Захаживал сюда и Ваш покорный слуга, не часто, но заходил выкушать бигус, уж больно он был хорош в «Современнике». Приходила сюда скаушать комлекс и закадычная троица: Вова Фарбирович, Витя Кубасов и Шура Попович.

Есть вкусное могут все, а вот вкусно есть — это талант, это от Бога. Так вот вся троица обладала этим талантом и с огромным аппетитом, индуцируясь друг от друга, да ещё с обязательными анекдотами и с хохотом проводила время за обедом. А однажды, Володя, ещё не дождавшись заказанного обеда, рассказал ребятам анекдот про муху в борще: «Заходят в кафе четверо: грузин, англичанин, русский и еврей. Заказали борщ, в каждой тарелке плавала муха. Грузин надел борщ на голову официанту, англичанин вежливо попросил заменить, русский выкинул муху и съел борщ, еврей получил деньги с официанта за молчание».

Саша с Володей ухохатывались, а реакция Виктора была странной — он хмыкнул и о чем-то задумался. На завтра Витя Кубасов стал торопить  друзей на обед в «Современник» и очень обрадовался, когда увидел, что в комплекс входит борщ. Ребята были страшно заинтригованы, ведь Витя всегда выдержанный и спокойный, где-то даже вальяжный, вел себя не адекватно самому себе. Ну а Виктор вдоволь насладившись нетерпением и удивлением Саши и Володи, поведал, что он очень сомневается в том, что возвращенные посетителями, по какой бы то нибыло причине, блюда уничтожаются. Ребята в знак согласия кивали головами. И что он придумал эксперемент, чтобы подтвердить свою догадку а заодно и развеселить своих сотрапезников. Брови у Вовы и Шуры поползли вверх подтверждая их крайнее любопытство. А этот змей-искуситель Витя медленно открыл портфель, неприлично долго копался в нем, якобы что-то разыскивая, и достал ювелирную коробочку. Теперь у ребят челюсти дружно отпали. А Витя эффектно открыл коробочку а там была придушенная муха.
И тут официантка принесла заказанное. Витя очень аккуратно, чтобы не испортить первозданный вид борща и не дай бог повредить тот миниайсберг из ложечки сметаны, всыпал в борщ ложку соли, ложку горчицы, а она в «Современнеке»  была лютая, и уже потом положил в борщ муху. На резонный вопрос что он делает? Витя небрежно ответил — БОМБУ, кулинарную бомбу. Он подозвал официантку и даже не говоря ни слова указал глазами на муху в тарелке. Официантка вспыхнула, смутилась, извинилась и унесла злосчастную тарелку, а через минуту принесла новый борщ, где был не мини айсберг сметаны, а как минимум в три раза больший. Ребята поблагодарили официантку и начинали есть. А Витя попрасил быть внимательными, слушать и наблюдать за окружающими. И буквально минут через пять-десять в зале раздавался вопль и разразился скандал.
Ну а Виктор растолковал, что по его разумению, официантка унесла тарелку, выкинула аккуратно муху и подала другому посетителю. Ну а тот, как нормальный человек, перемешал сметану в борще вместе с той адской смесью....
Свой кулинарный теракт ребята повторили ещё несколько раз. Была проблема — где взять зимой муху?


Эссе 165. Квочька

Кто-то любит много читать, кто-то любит играть в карты, кто-то любит автомобили, а Шура Попович любил в студенчестве и продолжал любить в дальнейшей жизни шутить. Он не просто шутил - это был стиль его жизни. Его запросто можно было назвать шуткоманом.

Ну а как по другому скажешь о человеке, который уже далеко не студент, а офицер, врач, да и к тому же заведующий отделением областной больницы МВД выкидывает подобные штучки? Думаю что Саша не обидится на меня, если я расскажу о нескольких его проделках.

В те стародавние времена даже в областной больнице МВД микстуры больным раздавали в пенициллиновых флакончиках.

 Их разумеется стерилизовали в биксах в автоклаве. Бикс приносили в отделение а там уж во флакончики разливали что кому прописано. Нужно сказать, что те флакончики имели такой недостаток - если по дну флакончика не сильно но резко ударить пинцетом, то дно отваливалось как отрезанное.

В те же времена в отделении у Саши работала Рогожина Александра Анисимовна.  У внутри больничного народа известная,  как Кузьмовна. Вот представьте себе квочку, которая всех цыплят готова прикрыть и спрятать под своими крыльями. Вот это и есть Кузьмовна. В отделении она и ведала розливом микстур по флакончикам. Вы уже и без меня поняли, как развлекался заведующий отделением Попович Александр Кириллович. Он заранее шел в автоклавную и в биксе своего отделения у нескольких флакончиков отбивал донышки. И ведь не лень же было, под каким либо предлогом собрать сотрудников именно там где Кузьмовна разливала микстуру и именно в то время и устроить, как сейчас говорят шоу. Кузьмовну просили не отрываться от дел и затевалось обсуждение чего то никчемного. Все волей не волей обращали внимание на то как Кузьмовна брала из бикса очередной флакончик, наливала в него микстуру и ставила на на листок бумаги с фамилией больного.

Как же удивлялась Кузьмовна, когда ей говорили, что флакончик то пустой. И еще больше удивлялась, когда замечала, что дна то у флакончика нет. Саша объяснял, что это наверное во время автоклавирования донышки отваливаются. На что Кузьмовна резоно возражала, что она интересовалась в других отделениях так там флакончики более качественные. Все конечно же догадывались что к чему, хихикали, но Кузьмовна даже намека, что это проделки заведующего, не допускала.


Эссе 166. Первый отпуск

Как и во всякой другой больнице в те времена, в областной больнице МВД в январе начали составлять графики отпусков. Саша Попович очень довольный, что его пригласил для решения этого вопроса главный врач, сидел в кабинете у Александра Степановича Коропченко и беседовал с ним "за жизнь". У Саши в том 1973 году было в планах на август вести группу томских студентов по Алтаю. И когда Александр Степанович спросил его он бойко ответил, что хотел бы получить отпуск в августе. Главный покопался в бумагах и попросил изменить время и Саша попросил тогда июль.

Он был руководителем группы и мог устанавливать сроки. Коропченко согласился и уже потом в вывешанных на обозрение списках на против фамилии Попович стоял месяц июль. Но еще во время беседы Саша запросил у главного справку, что ему отпуск будет предоставлен в июле. Он объяснил, что справка нужна для предоставления в контрольно-спасательную службу.  Сам не знает почему, но Саша запросил справку в двух экземплярах, которые тут же и получил  с печалями - как полагается. Все было хорошо, но в конце июня Сашу опять пригласил главврач и сообщил, что в отпуск он его отпустить не может, что уже много врачей в отпуске и он не может оголять больницу. На Сашины доводы, что он молодой специалист и ему отпуск положен в летнее время, что и в графике отпусков у него стоит июль и что у него даже справка есть подписанная и с печатью и показал справку, которую он захватил с собой, предчувствуя подобное развитие событий. Александр Степанович сначала оболдел от неслыханной дерзости, а потом стал орать на бедного Сашу, что будет так, как он сказал и все. Что делать? И Саша решился. На следующий день в пятницу он выписал всех, кто уже был к этому готов, а на всех остальных написал этапные эпикризы, кстати, в обл больнице только он писал этапные эпикризы за что его всегда хвалили. Сложил все истории в папочку на край стола. Вечером того же дня он уже вылетел в Бийск, а утром в субботу с группой они были в Горно-Алтайске и отметившись у спасателей к обеду мчались по Чуйскому тракту в сторону Монголии.

А уже в понедельник в областной больнице МВД в Кемерово разразилась гроза. Главный врач похлеще чем греческие боги метал громы и молнии - он искал Сашу Поповича, который не вышел на работу. Дааа, досталось окружающим. Но не забывайте, что главврач обл больницы был полковником МВД. По каналам МВД он связался с Кемеровским облтуризмом и выяснил там, что Попович в июле ведет группу туристов Томского политеха. Он разыскал среди сотен туристических клубов Томска необходимый ему клуб "Пенелопа" и выяснил, что задержать группу возможно только на этапе регистрации в контрольно-спасательной службе. И в КСС города Горно-Алтайска полетела спецтелеграмма МВД с просьбой заблокировать регистрацию группы Поповича А. К. Но было поздно.

Вот вам подтверждение того, что аппаратчики они и в медицине аппаратчики, кошмар.

Ну а когда Саша вернулся на работу, успешно пройдя маршрут, Александр Степанович уже остыл, да и вообще он дядька был не плохой и на Сашу не ругался, но отправил его в мед отдел управления МВД - ведь Саша допустил длительный прогул. Юрий Сергеевич Захаров, бывший обкомовский работник, пониженный в должности за чрезмерное пристрастие к "зеленому змию", встретил Сашу с ехидной улыбкой, мол, что - попался? Вот что удивляло в Саше так это сочетание вроде бы бесшабашности и предусмотрительности. И в этот раз на исходе июля Саша, прежде чем возвращаться на работу, зашел в юридическую консультацию и честно там все рассказал и задал четыре вопроса:

- Меня могут уволить?
- Меня могут посадить?
- Меня могут лишить диплома?
- Как меня могут наказать?

Симпатичные девушки, которые работали там, долго смеялись - им Саша определенно понравился и дали ответы на все вопросы:

1. Не посадят 100% - нет состава преступления.
2. Диплома не лишат - не они давали его.
3. Уволить могут, но вряд ли.
4. Могут применить меры административного воздействия, как то: объявить выговор или перевод на другую работу на срок не более трех месяцев.

В общем злостный прогульщик Попович А. К. шел на "ковер" к почитателю "зеленого змия" и бывшему сотруднику Обкома КПСС спокойным, так как был юридически подкованным на все сто. Главное что его не посодют и не лишат диплома, а увольнению он был бы несказанно рад, а выговоры и переводы его не пугали вообще. Поэтому, когда Юрий Сергеевич заявил, что лишит Сашу диплома и посадит на шесть лет за не оказание мед помощи, Саша обрадованно: "Слава Богу что сейчас не 37-й, а то бы наверное расстреляли". Он явно провоцировал Захарова на увольнение. "Это по суду. По диплому тоже прокол - не Вы, к радости, его мне давали, не Вам и лишать. Уволить тоже вряд ли, а вот перевести в Мурюк - это я за. Только не тяните. Август, сентябрь и октябрь это же и грибы, и рыбалка и охота в тайге, а потом я домой в Кемерово. Ведь Вы же не можете меня более чем на три месяца по закону перевести". Саша до этого даже и не предполагал какая цветовая гамма скрыта в лице человека. Юрий Сергеевич сначала покраснел, затем вдруг побелел, а потом стал зеленым, как его любимый змий. "Пшел вон"- прошипел, именно прошипел начальник. А Саша усугубил:"Нет, я не вон, а на работу пойду. Работать не буду раз Вы не допускаете, а ходить буду. Мне же потом еще за вынужденный прогул при читаться будет..." Договорить Саша не успел - в него летела огромная желто-зеленая пепельница чешского стекла. Бог уберег Сашу, аппаратчик промохнулся. Саша не стал испытывать дальше судьбу и выскочил из кабинета. На утро Саша узнал, что ему объявлен строгий выговор и он допускается до работы. В общем-то это мог бы быть и конец эссе, но вот вопрос: а отпуск где? И об этом Саша вспомнил почему-то аж через семь месяцев.

Он так и сказал глав врачу: "А когда я пойду в отпуск за прошлый год? Я же в отпуске не был, я был в прогуле". И ему отпуск был предоставлен. Ради Бога не смейтесь. Получив в марте тот пропущенный отпуск, Саша опять повел группу в Горную Шорию. Сломал там ногу и опять все лето просачковал.


Эссе 167. Хвосты

В той же облбольнице, в хирургии, работала в те времена травматологом милейшая женщина Ольга Михайловна Свиридова. Врач умница. Больные ее обожали. Она как-то сразу взяла под опеку Сашу. Хвалила его за хорошо и грамотно собранный и подробно описанный анамнез. Любила она Сашу, правда любила своеобразно - неделю любила, а неделю нет. Ольга Михайловна верила всему, что ей говорили и Сашка, можно сказать, издевался над ней. Морочил ей голову, как только мог. И после каждого его розыгрыша, Ольга Михайловна, как минимум неделю его не любила и не разговаривала с ним. А однажды период нелюбви длился без малого месяц. Судите сами. Год 1976, зима. Саша заходит в ординаторскую хирургии там одна Ольга Михайловна сидит. Саша с ходу:
"А где все? За хвостами ушли? А Вы почему не идете?"
 
Кто помнит тот знает, что то были не очень то сытые годы, а точнее сказать голодные. Облбольница МВД была прикреплена к одному небольшому магазинчику, где, время от времени, сотрудникам что-то из дифицита (мясо, колбасу, печень трески и т. д.) продавали. Свиридова врубилась тоже сразу: "Что за хвосты? Свиные? Они же на холодец идут замечательно. А ты что не идешь?" Саша ей, мол он и холодец то не любит, другое дело жареные в специях хвосты. 
         
А Ольге Михайловне советует бежать и быстрее, потому как на те хвосты все губу раскатали по полной. Это легко сказать быстрее, а на самом деле Ольге Михайловне предстояло переодеться из операционного белья в свое, на дворе зима не забывайте, пройти метров двести по территории больницы, затем через вахту и досмотр чекиста выйти с территории колонии и еще метров около пятиста до магазина. А гололед был страшный - лед припорошенный снежком, Ольга Михайловна поскользнулась на нем и грохнулась. Сильно не ушиблась, но порвала любимые колготки на коленке, на самом видном месте. В общем с е-б-м и другими аналогичными словами она добралась до магазина. Да, чуть не забыл, была у Ольги Михайловны и еще одна особенность - она говорила быстро и часто повторялась последнее слово по несколько раз. "Привет Валя, ну давай, давай два, нет три, да три лучше три килограмма". Про Валю тоже два слова нужно сказать обязательно отдельно. Представьте даму под два метра ростом и весом килограмм сто пятьдесят, но не жирную, просто большую. С очень симпатичным лицом, но трубным голосом и страшную матершиницу.

"Чего на х.. три килограмма?"
"Валя, хвостов, Валя, свиных три килограмма, три".
"Каких на х.. свиных?"
"Ну свиных три килограмма, Кирилыч сказал. Я бежала и упала, колготки новые порвала, колготки. Хвосты на холодец три килограмма".

Валя хоть и матершиница была, но что такое порвать новые колготки она понимала и прониклась к Ольге Михайловне искренним состраданием.

В трех словах она объяснила кто такой на самом деле Кириллыч, правда слова сплошь были не для печати. Ольга Михайловна полностью с ней согласилась...


Эссе 168.ППР

Коммунисты очень высоко ценили различные общие собрания граждан на которых они могли продвигать свои идеи и обучать полит грамоте население. Короче, пудрить мозги обычным гражданам.
   
Формы этакого пудреная были самые разнообразные. Были и индивидуальные, но большей популярностью, особенно в последние годы правления коммунистов, пользовались коллективные. Ведь в то время была пора рапортов. Вот и рапортовали ответственные за это что "охватили" столько то в течении такого то времени. А самое противное, что эти мероприятия проводились во вне рабочее время. Официально это называлось полит просвет работа ППР сокращенно. Народ же называл все это тоже ППР, но с другой расшифровкой - " посидели, попи_ дели, разошлись".
Саша Попович после института работал врачом в системе МВД. Аттестовался на офицерское звание и заведовал отделением в обл больнице МВД, что была расположена в "пятерке" - лагерь в Кемерово, за Искитимкой. Как же ему надоела эта тягомотина с ППР, тем более вел ее зав хирургическим отделением - карьерист и ж__ лиз Саша Грязнов.
   
Договориться с ним было невозможно. И чтобы не ходить на эти посиделки Саша выкинул ...
Вот рупь за сто, что Вы ни за что не догадаетесь на какую авантюру пошел Саша. Он ведь всегда мыслил не стандартно и в этот раз он решил, что раз не получается договориться чтобы не ходить на ППР с Грязновым, он пойдет к парторгу в мед управление МВД. И ведь пошел. Когда "партийный", так все звали парторга, выслушал его просьбу то буквально оболдел. Саша просил не много не мало, а направить на учебу в университет марксизма-ленинизма. Людям руки выкручивали чтобы они поступали туда. А здесь добровольно. Конечно же Саша получил направление и самые благо желательные рекомендации. Два года учебы пролетели быстро. Какими они были - это совсем другая история, тем не менее, вспоминая их, Саша говорит, что были и интересные лекции на которых говорили то что не прочитаешь в то время ни в одной газете. Но главное было в том, что он получил диплом о высшем политическом образовании и не просто диплом, а красный диплом!
   
Саша Грязнов с видаемой радушностью встретил Сашу после учебы. "Вот, будет у нас еще один пропагандист в больнице", радовался он. "Это кто же?" - поинтересовался Саша. "Так ты и будешь". Саша удивился с чего это Грязнов взял, что Саша будет пропогандистом и на отрез отказался. Грязнов взвился, "Ах так, значит будешь ходить на занятия со всеми и точка".
   
Честно скажу, Саша ждал чего то подобного и спросил Грязнова имеет ли тот высшее политическо образование? И получив отрицательный ответ ехидно поинтересовался:"Этож чему такому можешь научить меня ты, неучь? Меня, имеющего красный диплом университета марксизма-ленинизма!" Нет, Саша не был злым. Он просто не любил подобных типов.


Эссе 169. Сочи

Вот чем вы озабочены в канун отпуска?

Наверняка, чем угодно, но не тем, чем был озабочен Кирилыч, на кануне своего очередного отпуска. С программой отпуска проблем не было. Саша был фанатом туризма в разных его проявлениях. Но вот как оставить на месяц любимую Ольгу Михайловну без розыгрыша он себе и не представлял. И не мудрено, ведь каких только розыгрышей Ольги Михайловны Кирилыч не устраивал. Сказано - сделано! Розыгрыш будет. А орудием розыгрыша Кирилыч решил сделать, ни много ни мало, а заместителя начальника медотдела. Щербаков Гаврила Иванович ранее работал в областной больнице МВД ЛОР-врачом, причем он был хорошим врачом. А кроме этого он был нормальным мужиком и наверное поэтому его в больнице звали все Гаврилой. А еще в пояснение нужно сказать, что хоть и была больница областной, но телефон с прямым выходом в город был на всю больницу один и стоял он в ординаторской хирургии. Нет-нет, конечно же администрация больницы имела прямые телефоны, а как же!

Так вот, приходит Саша в хирургию. Незаметно спичкой фиксирует рычажки аппарата и якобы набирает номер.

- Гаврила, привет! Ну что ты просил позвонить? Что за срочность?

Здесь пауза - Саша вроде как слушает, что ему говорит Гаврила.

- Какая "горящая" путевка? Куда?

Пауза на ответ Гаврилы.

- Куда-куда? В "Салют"? В Сочи? Ты че? Да я ни когда не ездил в санатории, зачем мне это? Не, не знаю. Я же не больной какой.

Пауза. А присутствующие врачи уже в открытую слушают о чем речь.

- Гаврила, ну я не знаю. Я с мамой посоветуюсь. Сколько? Два дня? Я посоветуюсь и позвоню, обязательно, пока.

Хирурги во всех больницах ребята шустрые и нараз врубаются в ситуацию. Так и сейчас - они все поняли и начали на разные лады убеждать Кирилыча ехать. Доводы проводились самые разные:

"Отдохнешь и оттянешься!".
"Бабу найдешь!"
"Бабу найдешь и оттянешься!"
"Бабу найдешь и, наконец-то, женишься!"
"Поезжай - это же бесплатно!"

Саша как-то вяло отбрыкивался, что здоров и все такое, а Сочи - они так далеко. Ольга Михайловна в этой полемике не участвовала, а вроде как работала. А после обеда пришла к Саше:

- Тебе правда путевку бесплатную дают, правда бесплатную?
- Да, Гаврила позвонил, говорит "горящая", еще и дорогу обещает оплатить.
- Ну зачем тебе этот санаторий, зачем санаторий? (Я уже писал ранее, что Ольга Михайловна повторяла слова по несколько раз).
- Да я и не знаю сам.
- Откажись, зачем он тебе. Ехать такую даль. Откажись.
- А тебе то что от этого? Правда я еще не решил, что делать.
- Ты откажись и я ее возьму, мне надо, я ее возьму.
- Как же ты ее возьмешь, если это путевка офицерская? Ты офицер? Нет, ну и вот.
- А я ее в профсоюзную переведу.
- Не переведешь.
- Переведу.
- Но я ведь еще не решил.
- А ты отказывайся и решай.
- Мне Гаврила два дня дал, чтобы я с мамой посоветовался.

Утром Гаврила сам позвонил Кирилычу и рассказал страшную историю, как вчера вечером, уже перед окончанием рабочего дня, к нему пришла Ольга Михайловна и чуть было не совершила в отношении его действия сексуального характера в особо циничной и извращенной форме - стала требовать отдать ей ту "горящую" путевку в санаторий "Салют". На слова Гаврилы, что он понятия не имеет ни о какой путевки, Ольга Михайловна заявила, что она все сама слышала и что если ей эту путевку не отдадут, то она выведет их на чистую воду.

А еще Гаврила очень просил Сашу выбирать кого-нибудь другого орудием розыгрышей, а не мед отдел  и его сотрудников.

 
Эссе 170. "Волга"

Вот так незаметно пролетели десять лет, как балагур и хохмач Шурик Попович проработал в областной больнице МВД. Да, Саша шутил иногда - отбивал донышки у пенициллиновых флакончиков (эссе "Квочка"), устраивал розыгрыши сослуживцам, да и много еще чего придумывал и реализовывал Саша. Но все его проделки Министерство Внутренних Дел Советского еще тогда Союза расценило, как не подрывающие оборонную мощь, а даже наоборот и наградило его медалью за безупречную службу!
               
Саша Попович, или Кирилыч, как его все звали в больнице, расценил эту заслуженную награду, как аванс и тут же решил отреагировать на нее очередным розыгрышем. Он пришел в ординаторскую хирургии и обращаясь ко всем попросил в долг денег. Кто-то спросил, а сколько ему нужно? И на сколько времени? Кирилыч не стал уточнять сколько, ответил кратко:"Много". Хирурги знали Шурика, как облупленного, и в ответ рекомендовали:"Ну тогда тебе к Ольге Михайловне нужно. Это она у нас богатенькая". Ну а Саша и рад стараться. Но Ольга Михайловна проявила истинно женское любопытство:"Сколько?"
 
Саша - "Много",
Ольга Михайловна - "Ну сколько?"
Саша - "Много, шесть тысяч!"
Челюсть у Ольги Михайловны медленно стала отваливаться. Да и не мудрено, булка хлеба тогда стоила двадцать копеек. "Ты чего, шутишь? Ну зачем тебе столько, зачем?"
Саша:"Да Вы не бойтесь, я через неделю, максимум, через десять дней отдам".
"Нет ты скажи зачем тебе столько? Зачем столько? Ведь это много".
"Ну надо..." 
"Нет ты скажи, обязательно скажи, зачем так много?"
"Ну надо, я отдам, мне "Волгу" дают".
Здесь нужно сказать, что в те времена, получить право на покупку "Волги" это было невероятно престижно. Ольга Михайловна затараторила:"Как "Волга"? За что "Волга"? Ты что передовик и ударник? Ведь "Волга" только передовикам положена?" 
"А я и есть передовик, мне же и медаль дали".
Ольга Михайловна не унималась:"Так тебе под медаль еще и "Волга" досталась? Ну зачем тебе "Волга"? зачем "Волга"? Такая дорогущая машина? Возьми себе "Москвича" или "Жигули" зачем тебе "Волга"? Такая дорогая машина".
"Так мне она и не нужна совсем. Я и ездить на ней не собираюсь. Но раз дают нужно брать. Позвонили из мед отдела и говорят тебе "Волга".
 
Я ее продам. За мной грузины уже две недели по пятам ходят. Две цены дают. Я долг сразу и отдам".
"Кирилыч, тебя посодют, тебя обязательно посодют. Точно посодют - этож спекуляция. Точно посодют. Зачем тебе та "Волга"? Кирилыч откажись".
"Ольга Михайловна, ну кто меня посадит, если Вы трепать языком не будете. Ну кто меня посадит?" 
"Я никогда, я могила. Ты будь спокоен - никогда, будь спокоен - могила".
 
Долго еще Ольга Михайловна ворчала, что виданное ли дело - за медаль да еще и "Волга". Правда нужно отдать ей должное - денег она Саше так и не дала. Но на завтра вся больница только и говорила, что Кирилыч продал!!! грузинам "Волгу" за две цены.


Эссе 171. Мурюк

Конечно же процедура распределения в институтах очень серьезный момент в жизни будущих специалистов. Подходят к ней все по разному. Вот я, к примеру, собрал кучу бумаг для обоснования своей просьбы о направлении меня в распоряжение Минздрава Киргизии.

Володя Бобков просил направить его куда угодно, но психиатром и получил направление в деревню Кедровка в интернат для психохроников. Ваграм Агаджанян просил направить его в Прокопьевскую областную травматологическую больницу и его просьбу уважили. Чем объяснить согласие ехать в Мурюк в лагерный пункт МВД Саши Поповича не понятно. Разве что весенним авитаминозом, ведь распределение было в марте.
               
Иначе не понятно, как мог сугубо городской человек дать согласие ехать в тайгу на лесоповал за 150 километров от города Мариинска. Вы даже представить себе не сможите, какая это тьму-таракань. А Саша подписал согласие и забыл, а что, ведь жизнь продолжается. Предэкзаменационный период, гос экзамены, выпускной и первый отпускной месяц пролетели незаметно. А в середине августа Саше пришло пришло письмо из Мурюка с укоризной на неявку к месту распределения. Что толкнуло Шурика пообещать приехать, он и сейчас понять не может. Пообещал что приедет для знакомства и просил прислать машину. Договорились на следующий день встретиться в главном мед управлении Кемеровской области в 10-00. Саша пришел во время и ждал пять часов. Затем позвонили в Мурюк и узнали, что машина уехала за Сашей еще в семь утра. Шура растерялся - куда же он собрался ехать работать, если даже после легкого дождя машина не могла добраться до Кемерово за восемь часов. Расстроенный Саша пришел домой с навязчивой мыслью: "Я в Мурюк не поеду". Как все-таки хорошо, что есть друзья. Один из них пришел к Саше и пригласил его на рыбалку. Настроение было поганым и Саша тут же согласился. А когда через три дня вернулся домой, настроение было боевое и он спокойно выслушал, что звонили из мед управления и его приглашает на прием начальник мед управления МВД Захаров Юрий Сергеевич.
               
Приглашает - прийдем. Что называется: помылся-побрился и пошел. Скажу два слова о Юрии Сергеевиче. Бывший работник Кемеровского обкома КПСС, он так активно продвигал идеи партии в жизнь, что стал получать одно за другим взыскания за чрезмерную близость к народу, выраженную чрезмерным же пристрастием к "зеленому змию". Партия своих не бросала на произвол судьбы и Захаров Ю.С. - матершинник и алкоголик, стал командовать медслужбой МВДемской всего Кузбасса.

Сашу он встретил агрессивно:"Ну, почему не на работе?"  Саша, мол я раздумал ехать в Мурюк.

"Как на х..  раздумал? Поедешь".
"Не поеду".
"Поедешь на х..  как это не поедешь?"
"Юрий Сергеевич, отпустите меня с миром. Я ..."

Закончить Саша не смог, потому как Захаров разразился таким трехэтажным выражением своего возмущения из сплошь нецензурных слов. И прогнал Сашу. На следующий день Саша вновь в приемной и так всю неделю. «Я тебя умоляю, не дай мне взять грех на душу, не ходи каждый день не то убью...» А Шура как будто и ждал этого: «Хорошо, буду ходить через день». И день приходил, а на другой день звонил по телефону и таки дождался момента в виде раскаяния, который периодически появляется у всех любителей и почитателей «зелёного змия». Вдруг, как гром среди ясного неба, человек понимает, что губит себя, рушит семью, обижает окружающих... Он злится на себя и жалеет одновременно. Как правило это состояние возникает после первой порции «опохмелки».
               
«Змий» гложет душу, кашмар. И как раз в этот момент Саша в очередной раз, а на дворе уже начало ноября, пришёл к Захарову. «На «пятерку» пойдешь?» - тихо спросил тот. Надо сказать, что Попович растерялся даже от такой метаморфозы с человеком, но собрался и спросил, что такое «пятёрка»?
«Это областная больница МВД».
«В Кемерово?»
«В Кемерове». Я не оговорился, именно так и сказал Ю.С. Захаров.

И уже через день Александр Кириллович Попович работал врачом-анастезиологом Обл. Больницы МВД. Но если быть честным до конца, то скажу, что проработал он всего четыре дня...
Нет, его не уволили, его перевели в терапевты, а он и не возражал, а то сколько можно без работы сидеть, зря что ли шесть лет учился.

 
Эссе 172. У черта на куличках
         
Не счесть времени, когда россияне впервые озадачились вопросом: «Что же это такое «У черта на куличках»? И где же в конце концов они находятся?»

Но вот Толя Веселов точно знает где они и какие они, эти «чертовы кулички». Сам там я не был, потому и врать не буду. А вот Толя...
Последние два года в институте, Толя активно работал в научном кружке на кафедре патологической анатомии. Он на полном серьёзе планировал после окончания родного КГМИ остаться на кафедре работать. И к этому были все предпосылки и даже «бумага» была соответствующая от соответствующей инстанции. А если я вам скажу, правда по секрету, что мама у Толика была хоть и заместителем председателя,  но ни какого-то там колхоза «Верный путь», а исполкома Центрального района города Кемерово. Теперь вы убедились, что Толя совершенно обосновано считал, что место на кафедре пат. анатомии у него в кармане. Так думал Толик, так думала его мама, так думали все Толины знакомые. Но случай все изменил. Бог определил, что Анатолию Веселову просто необходимо познакомиться с тем местом, что в народе называется «У черта на куличках». И орудием Всевышний выбрал известного всем студентам  Шерстенникова Евгения Николаевича. Вот вы спросите у Толи, где и как пересеклись пути-дороги его и Шерста? Так он вам не скажет.
Но факт остается фактом — Шерстенников настоял на направлении Толика в Мурюк. Да-да в тот самый Мурюк, от которого руками и ногами отбивался и отбился таки Шурик Попович. Вот и получилось, что не знает он (Попович А.К.), где «чертовы кулички», а Толик с Людмилой знают. 

Толику на роду было написано: попадёшь в Мурюк, а Людмиле это за чем было?  Что и не говори — любовь это страшная сила. И сколько же тех самых сил было нужно молодой и красивой жене Толи перенести? Страшно подумать. Судите сами: семья Веселовых на У-2 вылетает к месту назначения Толика и не потому, что он какая-то ВИП персона, а потому что машина туда проехать не может и поезда не ходят — тайга, простите «чертовы кулички».
 
И тут уже интрига — У-2 садится не в Мурюке,  а на поляне у Лысой горы, а это тоже «чертовы кулички», но в шестнадцати километрах от Мурюка. «Ошибка вышла», - как сказал пилот и улетел назад в Кемерово.
 
Ни кто их не ждал и не встречал. Я думаю любой поймет и простит Людмилу, за все упрёки и не только упрёки, высказанные в адрес Толика и слёзы отчаяния простит, когда на ту поляну опустилась ночь. Вопрос Людмилы: «Почему мы не улетели обратно с самолётом?»  повис над поляной и даже гремевшая на всю громкость «Спидола», не могла заглушить его. Да, ночь проведённая на чемоданах посреди поляны в тайге, оставила в семье Веселовых  неизгладимые впечатления. И как же они были рады, когда утром увидели на поляне всадника, который от неожиданности стал заикаться даже, но всё же объяснил им где они находятся, хотя что там объяснять: «чертовы кулички» они и в Африке «чертовы кулички». Незнакомец ускакал в Мурюк и через какое-то время вернулся с двумя лошадьми для Толика и Людмилы, но забыл прихватить верёвку, чтобы привязать чемоданы и ускакал назад в Мурюк. Толик был счастлив, его ненаглядная переключила весь свой гнев теперь на этого «олуха, царя небесного», который болтается между Мурюком и Лысой горой весь день. Ну в общем с верёвкой тот «олух» вернулся уже перед сумерками и в ночь караван тронулся в путь. Интересно, то растояние которое «олух» четырежды преодолел за день, чесная компания преодолела только к утру. Да, тайга!!!
Всё-таки каста советских чиновников была невообразимая: во все колокола били караул-панику, что нет врача в Мурюке и расположенной там же колонии заключенных. Шумели и требовали, а встретить двух врачей буквально свалившихся к ним с неба на У-2 встретить неозаботились, жилье не приготовили.
В общем, кого-то язык доводит до Киева, а Толика с Людмилой язык довел до Мурюкской больницы, где они постелили, что под руку попало на пол и свалились спать на сутки.

Я конечно не могу сказать за Вологодскую или скажем Тамбовскую области, но в Кемеровской области «У черта на куличках» это однозначно Мурюк. Не верите, спросите у выпускника КГМИ Веселова Анатолия.


Эссе 173. Грыжа

Вот, не зря говорят, что «горбатого могила исправит». Не верите? Так я вам докажу.
Мои однокашники по институту отлично помнят Зиновия Гольдфельда. Ну конечно, черноволосый красавец, умница. Он отлично учился, практически не пропускал занятия и лекции, хотя, как и многие другие, на некоторых лекциях занимался не тем чем надо, а точнее издательской деятельностью... Да, да, именно издательской. А как по другому вы скажите про человека, который сам придумал, сам отредактировал, сам писал заметки и делал фото, короче «издавал» журнал. А дело было на лекции по хирургии и профессор Краковский читал лекцию о внутрибрюшных грыжах. Не мудрствуя лукаво Зиновий назвал свой журнал «Грыжа». Зорик старался, он наклеивал фото, рисовал рамку для фото, и написал авторскую статью  об архитектурных излишевствах. Наклеенная фотка, как раз и изображала девушку с веслом.
   
Бывавшие в Кемерово помнят этот шедевр на набережной Томи. Писалось Зиновию легко, он был в теме — его папа известный архитектор. А писал он друзьям в Харьков, тоже студентам. Зиновий был доволен, журнал  выглядел эффектно:  ученическая тетрадь в клетку - один двойной лист, название выполнено многоцветной шариковой ручкой витыми буквами, фотки, а главное статья, написанная на одном дыхании с юмором и профессионализмом. Да, Зиновий был прекрасный редактор, если учесть технологии, которые он использовал при создании «Грыжи».
А вот дальше детектив: каким-то неведомым путём, письмо в Харьков с журналом «Грыжа» попало в руки органов, а у тех видимо план по вылову самиздата (уголовно наказуемое деяние) завис и они с удовольствием поставили галочку в отчете. А ведь если смотреть формально, то «Грыжа» и есть самиздат, самый что ни на есть настоящий. Я не буду писать про допросы в больших кабинетах КГБ и МВД Кемерово Зиновия, так вы не поверите, но вместе с Гольфельдом на допросы вызывался и Толя Веселов, как близкий друг Зиновия. Большого мужества Анатолию стоило удержаться от шага стать «стукачом», но он удержался и как следствие вылетел из института с третьего курса вместе с Зиновием. А формальным основанием стал фельетон в областной газете «Кузбасс» за 1967 год. Сразу скажу, что через два года оба друга были восстановлены и в дальнейшем благополучно закончили КГМИ.
Глупо пересказывать все. Привожу выдержки из словоблудия журналиста П. Бекшанского, автора этого опуса:

"Когда на трудовой город опускается ночь, когда наступают часы отдыха и сна, в дом №11 по Канской улице собираются отоспавшиеся за день молодые люди.Парни с гривой нечёсанных волос и чубом, в блузах невероятной раскраски и в коротких в дудочку брюках....Стиляги? Да, стиляги до мозга костей, люди, рабски подражающие - модам гнилого буржуазного Запада"...
"Здесь считались предрассудками понятия о чести и справедливости. Здесь смеялись над основами человеческой морали. Они называли себя "чуваками" и "чувихами", танцевали "рокк-н-ролл" и "буги-вуги" Труд - это не их удел. Они выше! Им всё можно!"...

Дальше о героических подвигах настоящих труженниках земли, о победах в космосе...

" Но что до этого чувакам и чувихам? Мелкие, пошлые людишки, возомнившие себя героями! Их судьба, будущее - в их собственных руках. Ещё не поздно вернуться к исцеляющему труду. Лишь бы было желание. Гена Немков старался быть непохожим на других, старался оригинальничать в своей вихляющей походке.. Студент мединститута Зиновий Гольдфельд на первый взгляд вполне благопристойный юноша. Он учится не плохо, и в комсомоле активен и речь может "толкнуть" о высокой морали советских людей. Но это -личина, маска, он двурушник. Это он сочинил порнографический рукописный журнальчик "Грыжа", а грыжа - это выпячивание, они подчёркивали, что они выпятились вперёд в организме нашего общества."
"А разве не должен задуматься и уйти от ответственности П.И. Бушланов, начальник областного управления трудовых резервов за своего сына Игоря! А разве не должен задуматься за поведение великовозрастного сына Юрия Н.И. Нефёдов?"
"Мы хотим сохранить в чистоте нашу молодёжь. Ведь ей не только строить коммунизм, но и жить при коммунизме."

Но я ведь собрался вам доказывать, что горбатого могила исправит, извольте: Зиновий Гольдфельд, после окончания Кемеровского мединститута, какое-то время поработал психиатром, но тяга к изательству и редакторству, от которой он так пострадал ранее победила и последние годы Зиновий работает в Нью-Йорке зам.  редактора крупного журнала.
Вот видите, я легко и просто доказал вам, что тезис «горбатого могила исправит!» действует.