Старый полупустой вагон поскрипывает, раскачиваясь из стороны в сторону. Скоро тоннель. Достаю сигарету, бросаю взгляд на багажную полку, где лежит мой тридцати килограммовый рюкзак. Озираюсь, мимолетом изучая лица пассажиров и, выхожу в тамбур. Я возвращаюсь.
Когда ехал туда, в вагоне поработали воры. Сработано было все по оригинальной схеме. Осветительные плафоны разбиты, поезд вползает в тоннель, воспользовавшись темнотой, злоумышленники вынесли две, заранее присмотренные сумки в тамбур и выбросили через разбитое окно двери. Не пойман – не вор. С пустыми руками затерялись в других вагонах. По-видимому, сошли на ближайшей станции и вернулись за добычей.
В тамбуре стою у такого же разбитого окна и, когда с грохотом вползаем в тоннель, на всякий случай держу в руке зажигалку – подсветить, если будет нужно. На этот раз багаж у пассажиров цел – когда выныриваем из жерла бетонной норы, успокаиваюсь, увидев свой рюкзак на месте.
«Да, что у меня там брать?» - такую фразу часто слышишь и от обворованных, и от потенциальной жертвы. Но вор-то об этом не знает и берет то, что плохо лежит. Или хорошо лежит – это, смотря с какой позиции рассматривать. Прикидываю – чем бы в моем багаже поживились «Робин Гуды». Кроме одежды, вроде, самое там ценное – радиоприемник и фотоаппарат. Еще с полтора десятка книг. Если Ду Фу сопрут, то будет жаль. Дюжина отснятых фотопленок и еще нож в самодельном чехле. А нож, это память. Пожалуй, из этой поездки везу еще одно сокровище – камень. Необычный такой - черный монолит разорван в разных направлениях растущим внутри камня минералом. Позже, приятели, увидев его у меня, не верили:
«Да, ладно! Нашел! Расскажи лучше, как сделал …»
А кто кого нашел – это еще вопрос.
Везет мне на приключения и всякие загадки. Вот и в этот раз – на второй день моего пребывания в санатории уже познакомился с местными мужиками. Расспросил про местность – что и где в их горах встречается интересного. У меня две цели – попытаться найти сброшенные оленьи рога и найти человека, собирающего мед диких пчел. На мед мне выделил приятель сотку «баксов». А рога хотелось бы найти самому.
Почти за неделю прочесал окрестности, расстреливая широкопленочным «Любителем» окрестные пейзажи. По совету одного из новых знакомых оставалось пройти по Гнилому ручью. Нашел ручей сразу – приметы совпали. В глубоком овраге, прятался журчащий минеральный источник с вполне пригодной для питья водой. Так почему же Гнилой? На склонах оврага по неизвестной причине много полусгнивших деревьев.
Поднимался по кромке склона, когда сверху увидел застывшую на камне саламандру. Вот удача! Забыв обо всем, стремительно спускаюсь. Под ногами скользит толстый слой опавших за многие годы буковых листьев. Несколько раз еле удерживаю равновесие, хватаясь то за стволы, то за ветки, то за торчащие из каменистого склона корни. Когда застыл с фотоаппаратом над рептилией, за спиной раздается непонятный шум. Оглядываюсь и вижу, как на меня валится солидных размеров ветвистый ствол. Все было сразу – и мурашки по спине, и волосы дыбом, и ноги ватные. Чавкая моментально промокшими кроссовками, бросаюсь в сторону, но успеваю сделать всего один шаг. Оступился, мордой в кашу из мокрых листьев. Упал на правую руку, в левой фотоаппарат. Тут же, вместе с ударом по спине слышу звук, похожий скорее на рвущуюся ткань, но с противным скрипом. Только попытался поднять голову – еще удар в ребра, а затем сломанный ствол вонзается в поток горного ручья в полуметре от меня. Окатило - не то слово. Стоя на коленях, осматриваю фотоаппарат. Он вроде цел, но весь в мокрой грязи. Про саламандру и думать забыл. Гнилое дерево, упавшее на меня я, наверное, лишь подтолкнул, и оно медленно повалилось за мной в след. Падая, с него отломилось много веток, две из которых и прошлись массажем по моей спине. Сам же ствол, вначале вершиной уперся в противоположный склон, но гнилая древесина переломилась и местом излома воткнулась рядом со мной. Постепенно прихожу в себя и понимаю – если бы не ушел камень из-под ноги, то ствол меня бы накрыл. Каких-то пятьдесят сантиметров и одним курортником стало бы меньше. Виновника моего падения и искать не нужно. Он торчит, вывернутый из ручья. Скорее не из любопытства, а понимая, что мокрому булыжнику я жизнью обязан, поднимаю его. Пока рассматриваю спасителя, мои руки еще дрожат. Он необычный, но рассмотреть мешает грязь. Тут же в ручье промыл его и изумился – такого еще не видел. Белые, словно сахар, местами с желтизной, прожилки испещрили почти черную породу в разных направлениях. Некоторые фрагменты, казалось, еле держатся в монолите. Уже сидя на берегу ручья, протирая аппарат, время от времени бросаю на него взгляд. Первая уравновешенная мысль: «Заберу с собой. На память. К тому же красавец».
Позже, искал в том ручье нечто похожее и не без успеха, но такого необычного так и не нашел. А спустя несколько дней камень вмешался в суетную жизнь сразу трех людей.
Я прижал камнем занавески на подоконнике. Балконную дверь оставлял приоткрытой и камень не давал занавескам раскачиваться от порывов ветра. Не хотелось, что бы просматривалось происходящее в комнате с соседних балконов.
Мы едва отдышались, она попросила сигарету. Рискуя выслушать упреки от обслуги и соседа по комнате, учтиво уступившего номер на ночь, я зажег ночную лампу и чиркнул зажигалкой. Да, она красива. Глаза дьявольски сверкают зелеными огоньками. Я знаю, что она здесь с мужем, но его еще не видел. В столовой мы сидим за соседними столиками, но в разных сменах. У них уговор – каждый по сам себе, но уговор с пунктиком - со своими шалостями друг другу на глаза не попадаться. Эдакая шведская семья вдали от Швеции. Какая отмазка в тот вечер была у ее мужа, я не знал. По ее собственной версии, она была на киносеансе. Сигарета догорает, пепел я собираю в ладонь. Поднимаюсь с двух сдвинутых одинарных кроватей и, не успев сделать шаг к балкону, слышу непонятный шум с улицы. Занавеска оттягивается открывающейся дверью, из-под нее появляется босая волосатая нога и в тот же миг, на пальцы незваного гостя падает мой спасительный булыжник. Дикий приглушенный вой. Моя дама ныряет под одеяло. Я отодвигаю занавеску и вижу мужика, абсолютно голого, на лице гримаса боли. В глазах куча извинений.
- Йоооп … Какой нах … камень. Зачем по пальцам? – скорее скрипит, нежели говорит пострадавший Аполлон.
- Мужик, ты чего?
- Камнем то зачем по пальцам?
- Да это не я. Он на подоконнике лежал, - я прикрываю собой кровать и боковым зрением замечаю, как одежда моей пассии стремительно исчезает под одеялом.
- Ладно. Парень, выручай. Тут такое дело. Я … ну ты понимаешь, - он уже выпрямился и время от времени пытается заглянуть мне через плечо, - У тебя тут такое же «кино». А к моей мадам в комнату вроде муж ломится. Я с балкона, сверху спустился.
- Ну. А чем помочь то?
- Одежду дай, какую ни будь. Я свою уронил вниз. Сбегаю, принесу.
Прикидываю на глаз, что бы подошло к богатырской комплекции ночного гостя. В какой-то момент поворачиваюсь к нему спиной и слышу удивленное:
- Ого, - и уже шепотом, - Ни хрена себе – оргазмы!!!
Я в недоумении на него смотрю, а он показывает на мою спину, затем тычет пальцем на спрятавшуюся под одеялом даму, качает головой. До меня дошло – это он увидел синяки оставшиеся с Гнилого ручья.
Объясняю, что на него, разве только ветровка и спортивные брюки подойдут. Ему все равно. Кое-как втиснулся в мой размер и босиком выскользнул в коридор. Напоследок выдает завистливо:
- Вот это тебе парень подфартило! У меня такого секса за всю жизнь не было.
Теперь и мне хочется курить. Достаю сигарету и вижу, что одеяло на моем сексодроме как-то странно подрагивает.
- Ты чего? Испугалась?
Одеяло медленно сползает. Ее давит приступ истерического смеха. Только после глотка шампанского она в состоянии говорить:
- Присядь, - она берет у меня мою сигарету, приступы смеха все еще не оставляют ее, - Такое только в кино и анекдотах бывает.
- Как видишь, и в жизни случается.
- Я не о том.
- А о чем?
- Это был мой муж.
Гоголь со своим ревизором нервно курят в сторонке…
В последующие дни, когда мы встречались с ним взглядами, он всякий раз одобрительно поднимал большой палец правой руки и многозначительно кивал головой. В такие моменты, когда она была рядом, я замечал, как белела ее закушенная губа. Мне же улыбаться ничего не мешало.
Второй камень мне просто подарили. Это окаменевший кусок древесины юрского периода, хотя, не берусь утверждать. С ним никаких историй. Он красивый, тяжелый и почему-то всегда теплый. Они лежат на полке рядом. Камень, спасший меня от дерева и дерево, ставшее камнем.