Ленка

               
    
              Она мне отдалась сразу, с первого дня...
                Салман Мамедов, "Хасбулат удалой"             


               
    
 Что-то сегодня накатило: хожу из угла в угол и не пойму, что со мной.
Только к вечеру немного успокоился, а потом понял: Ленка всему виной. На почте её сегодня встретил.
   -Привет,- говорю,- как жизнь? 
- Привет - привет, - отвечает, - а то не знаешь,  какая наша жизнь. Дом да коровы на ферме. - Помолчали. Потом спрашивает: - Че не приезжаешь? Задаёшься!
     -Да как тебе сказать. Участок же не мой. Лёха будет в претензии.
    - А Лёха твой знаешь, когда последний раз был? Прошлым летом. Н а Троицу. «Ивана Бровкина» привозил. С тех пор и не был ни разу. Так что приезжай, не стесняйся. Будем рады.  Не пожалеешь.- И смотрит так это загадочно.
    -Ладно,- говорю, - приеду. Обязательно. – Когда? – Скоро.
   И расстались на этом.
    …  Сижу у окна, смотрю, как сосед мой Ваня  по грязюке  тащится,  того и гляди, шлёпнется. А что поделаешь – весна. Всё тает и плывет. Дороги раскисли. Почта не ходит. Кинушек свежих нет. Сижу без дела. Одна радость и развлечение – радио. Кручу настройку, но и в эфире ничего нового, одни рапорты о достижениях  в  стране. Даже вражеских голосов не слышно. Весной да еще днём это естественно: короткие волны молчат.
         И вдруг вспомнил про Ленку.
 Дело было еще зимой. Привёз я к ним на ферму фильм, теперь и не вспомню какой. Да и не в фильме дело.
  Клуба у них там нет, кино показываю в школе. Да и школа - то тоже – одно название. Все четыре класса ведёт одна учительница, в две смены,  по два  класса.
   Зрителей собирается - вся ферма, не пропихнуться. Народ  деревенский не очень-то аккуратный. Накурили, семечек налущили. Обычное дело. Пытаюсь бороться с этим, объясняю, уговариваю, что это  школа, завтра ваши же дети придут, а  вы тут…  Но успехов особых не вижу.
   Так что после сеанса пришлось заняться уборкой. Парты перевернул друг на дружку, а пол даже просто  подмести -  нечем. Ни веника, ни швабры.
И тут открывается дверь,  и на пороге возникает какое-то  чудо:  в куржаке и с веником в руке.  Прошла к столу, сбросила телогрейку, тёплую вязаную шаль  и оказалась довольно интересной особой. Я говорю: - Че пришла?  - а она: - А я тут убираюсь после уроков. Ну и после кино – тоже. И печь топлю. Меня Ленкой зовут. А тебя?
  Я даже как-то немного подрастерялся. - Сашей, - говорю,- Александр Сергеич, если уж на то пошло. – А фамилия?- Комаров,- отвечаю. Она засмеялась: - Я уж думала Пушкин, - и снова засмеялась, да так заразительно, что и мне стало смешно.
     Вот так и познакомились. 
 -Ты где ночевать собрался? – Да не знаю еще. Наверное,  тут. Не привыкать.
-Тогда к нам пойдём. Че тут мёрзнуть. Да и вообще…  Вот щас приберусь, печь вытоплю. А то ребятёшки завтра озябнут. Выстудили же твои зрители:  шлындали туда-сюда, куряки. Вот не поверишь, Саш, ведь  почти вся ферма одни кержаки, а табак курят - спасу  нет.
 Я даже ничего возразить не успел, да и выбора у меня, фактически,  не было. А она уже командует: - Золу из печки выгреби, дров из сенцев принеси, лучин нащепай. Вон в углу полено и топор за печкой. Растопить-то c умеешь?                1
 -Да приходилось. В деревне рос.  – Ну, дак че я тогда тебя учу.  – А сама уже  веником орудует.
   И пошло у нас дело. Я печь растопил. Она замела всю шелуху и скинула её в огонь. Подоткнула подол длинной юбки, взялась подтирать пол мокрой тряпкой. Вышла за двери, выплеснула воду из ведра, прибрала всё за печку.  Вдвоём мы быстро расставили парты и присели  у печной дверцы.  Я курю, дым  в дверцу пускаю. Она сидит молча. Блики из печки играют на  Ленкином  лице  и отражаются искорками в её темных глазах.  И вся она как- будто светится, такая собранная, как колобок. Короче, просто прелесть девочка. Давно такой не встречал. Наши совхозные девчонки против неё просто выдерги, а  эта …
  Долго так сидели, пока не прогорели дрова в печке. Теперь надо подождать пока  синие блики угара не притухнут.  Тепло и тихо. И печь уже не потрескивает. Надоело молчать.
   - Ты замужем? – почему-то вдруг спрашиваю.
   - Была, - отвечает.-  Даже два раза. – Почему «была?» - не понял я.
  -Потому, - отвечает, - что первый  был да сплыл. А второй к вам в совхоз  на Центральную подался. На большие деньги. Да чтоб  сортир был не на улице. И топить печку не надо. И воду из колодца  таскать.  На элетростанции  мотористом пристроился. Да ты его наверняка знаешь, Мишка  Спирягин.
 - А, Мишку, конечно,  знаю.  Ну, а первый?  - А первого в армию забрали. Здоровый был бугай.  На флот попал. Плавал, плавал, да и уплыл куда – то. Так и не вернулся. Да, обычное дело: самый верный случай вырваться из нашей  дыры. Это девчонкам проблема. Не всем ведь охота коровам хвосты крутить. Сам знаешь…  А вот  ты – то как тут оказался?
  - Ну, это длинная история. И почти неправдоподобная.
  - Ладно,  потом дома расскажешь. Давай трубу закроем да и пойдём.
  Так и сделали.
Дом её, вернее, изба с пристроенными к ней всеми хозяйственными нуждами, как и везде в Сибири.  По тёмным сенцам почти ощупью пробрались в избу. Ленка чиркнула спичкой, засветила керосиновую лампу.
  - Раздевайся,  - шепнула мне.
  - С кем это ты? – голос  с  русской печи.
 - Мам, это Саша, наш новый кинщик. Ему негде ночевать. А в школе неудобно да и…
 Занавеска отдернулась, женское лицо выглянуло и скрылось.
  - Ужин в печи. Командуй сама. Я уже сплю.
  - Ладно, мам, спи, - и мне: - Саш, та проходи, не стесняйся. Садись вот тут, на лавку. Я щас. Живенько. Щи любишь? – Спрашивает, а сама  успевает на стол собирать. Наливает щи в глубокие глиняные  чашки, режет  домашний хлеб, прижав булку к груди. Чистит зачем – то головку лука, вылавливает  из туеска солёный огурец.  Ставит на стол две гранёные стопки, достаёт  из – под лавки бутылку с бумажной пробкой.
 - Садись ближе. Давай! За знакомство. Пей, не бойся. Со своего завода. Чистейшая.
Я не успеваю ничего ответить, она чокается со мной и ждёт когда я выпью. Потом пьёт сама. Пьёт как – то тихо - тихо, медленно цедит крепчайший напиток. Выпила, понюхала хлебушек и зачастила ложкой.  Ну, и  я не отставал. Щи были необычайно вкусны.
Я смотрел на Ленку: смуглая мордашка, яркие губы, глаза тёмные при свете лампы, зубки ровные,  чистые. Ушки маленькие. Волосы черные, волнистые, заплетенные в толстую косу. Остальное, как говорится, всё на месте…
  - Ты обещал про себя  рассказать. Ну,  дак  че молчишь?
 – А я еще не закусил как следует.- Тут и огурец,  и лук пригодился.               
 
   Делать нечего. Стал рассказывать. Старался, чтоб выглядеть не так уж и смешно. Но Ленка вс ёже  давольно часто смеялась в кулачек.

Мать с печки напомнила: - Ленк, керосин в лампе последний. Завтра не с чем будет вставать.

 – Всё, мам, ложимся.
 Встала, разобрала широченную  кровать. Посмотрела на меня, спросила:
  - На улицу пойдёшь? Пошли, я провожу. А то заблудишься  в наших палестинах.
 Вышли, сделали что надо. Почти рядышком. Я удивился. Как у неё все просто. И ни сколечко не стыдно.  Вернулись в избу.
  - Раздевайся. Ложись. А я посуду сполосну. Воды –  то горячей нету. Утром помою.
 Я призадумался: - А ты куда? Давай. Я на лавку лягу.
    -Ну, вот еще!  Обоим места хватит. Не переживай.

  «-Ага. Не переживай. Ничего себе! Ситуация…» - Я и так уже размышлял, как мы тут разместимся. А оно оказалось все очень даже просто.

  -Я щас.- прибрала посуду. Погасила лампу. Поплескалась за занавеской в потёмках и ко мне… под одеяло. Я обомлел, по – другому не скажешь. А она, как ни в чем не бывало.
 - Мать же не спит, - шепчу,  а шепот какой - то  нервный. Да,  вообще,  весь трясусь.
 - Не трясись. Первый раз что ли?...  И мама давно спит. Устаёт  с этими коровами.  Слышишь, храпит?
– Ничего я не слышу…            
                ***

  … Боже мой, как все просто. Я себе  ЭТО представлял не один раз, и все по-разному. А тут…  Даже разочаровался малость. Ленка еще что-то спрашивала, но я уже летел в какую-то темную,  теплую  бездну и не чувствовал своего тела.

      Утром еще сплю, слышу,  мать теребит Ленку: - Ну-ка,  быстро на печку, кума идет. Опять у неё  спички кончились, углей будет просить.
 Ленка быстро нырнула на печку. Вслед за ней полетела вторая подушка. Я уже проснулся, но лежу, не дышу.

 Мать засветила лампу, впустила соседку, нагребла ей из загнетки углей в ковшик. Соседка ушла молчком. Видимо,  не первый раз. Следом за ней ушла и мать.
  Ленка спрыгнула с печи,  довольно шустро  растопила плиту  и снова  ко мне,  под лоскутное одеяло…

         С детства я люблю  книги и кино.  Правда,  привозили его в нашу,  богом забытую, Хмелёвку не чаще двух раз в год, да еще на день выборов, если таковой   случался.

     Исключительно счастливый случай дал мне возможность вырваться из колхоза в город и попасть в школу киномехаников  на курс подготовки специально для Целины.  Было это в середине пятидесятых.  Окончив курсы, по  комсомольской путёвке я приехал  в новый целинный совхоз «Пролетарский», что разместился на границе Новосибирской области, Алтайского края, Кочковского и Чулымского  районов

.  Вот с тех пор и несу этот  самый доступный вид искусства сельским жителям четырёх соседних деревень и Центральной усадьбы  нового совхоза. Мои зрители  любят кино, поскольку кроме его в деревнях нет ничего, даже радио.  Я не говорю уж об электричестве.  Кого в деревне знают все?  - Киномеханика и почтальона.  Кино в деревне  – это праздник! Особенно для ребятни.

   С появлением в этих краях нового совхоза – для  соседних деревень, - это возникновение  новой  жизни. Нисколько не утрирую.

 И всё было бы сплошной идиллией, если бы не проблема с переездом из деревни в деревню. Чаще – на быках, реже на лошадке.

 По территории совхоза я рассекаю на тракторе. На любом, хоть  гусеничный, хоть  колёсный. А вот по деревням… В некоторых колхозах и лошадей – то вовсе нет. Одни быки. Вся тягловая сила.

  А сама по себе кинопередвижка – это почти двести кг аппаратуры, бензогенератор, канистра с бензином, баклажка автола, - на чем попало не увезёшь.

   Начальник отдела культуры  на итоговых совещаниях в конце месяца ни разу ни у кого не спросил, где ты спишь, чем питаешься, на чем передвигаешься, но если не выполнил план – нахлобучка будет ой - ёё – мало не покажется!

 Начальник прямо говорит: « - Ты киномеханик, значит  должен быть находчивым  - раз, изобретательным – два, изворотливым – три, ну  и вообще культурным – четыре. Так  что крутись, проявляй свои качества».
 
  Вот и кручусь…   Иду в контору. Надо бы с комсоргом потолковать. Есть идея. И, кажется, не плохая.
  Слышу - из-за поворота улицы – трактор. Точно, даже с санями. Догоняет меня. Сбавляет обороты. Я останавливаюсь. Тракторист кричит:
 - Слышь, Санёк, давно у нас не был. На кого обиделся?
 
   Да причем тут обида. Просто не успеваю.
 Но тракторист не отстаёт. Я машу ему рукой. Он подруливает к вагончику. Ладно, с комсоргом потолкуем в следующий раз.

   Грузим с трактористом мои прилады. Движок ставим вдвоём: один я его не осилю.

         Весна. Грязюка непролазная. Но  для трактора  -  это не проблема.
 
        Тракторист Петя Стародубцев такой довольный. Что ты, сегодня он герой – кино  везёт!
 -А дай-ка, Петруха, я подёргаю рычаги. Поди, не велика премудрость.
. - Давай, пробуй, - отвечает,  и мы меняемся местами.
 
 Трактор, эта  многотонная махина,  удивительно легко подчиняется моим рукам.
 Только брызги  летят.  Даже не заметил,  как  пять км  миновал и  подрулил
 к знакомой школе.

     Дальше было всё по старому сценарию.
  Только Ленка была какая-то  озабоченная. Всё больше молчала. Это  так не похоже на неё.  Улучив момент,  я спросил:
   
- Ты че такая смурная?
– Она долго молчала, потом как-то тихо вздохнула: - Знаешь, Саша, че-то мне надоело все до чертиков.  Я же помогаю маме на ферме и всё вижу, как им бедным достаётся это молоко. Хоть и говорят, что молочко у коровки на язычке, а дёргать-то все равно приходится за сиськи. Как ты думаешь, легко вручную выдоить пятнадцать коров?  Да еще два раза в сутки. А летом - то и три. Без рук останешься. А она уже, слава богу, десять лет с подойником. Да и вообще, бабы - доярки едят друг дружку из-за каждого лишнего литра. А теперь тем более. Колхоз в Жуланке развалился, председатель спился, из партии турнули. Вот мы и остались тут никому не нужны. Вон,  по радио  у Фроловых,  передают: где-то уже вообще коров доят машиной. « Ёлочка» называется. Вот где дояркам лафа. А мы своё за десять верст  сдавать возим.


  - Слушай, Лен, - прервал я её, - ты мне идею подкинула.  А что, если вашу ферму к нашему совхозу присоединить. Как отделение. Рядом же. Да у нас и условия.  И техника. – Я крепенько завёлся. Фантазия из меня так и прёт. Я уже и клуб у них построил, электричество в каждый дом провёл,  радио. Ленка кое-как меня остановила.
 - Ну, ты разошелся. Можно подумать, что мы с тобой это решаем.
 -Так я завтра же иду в Комитет комсомола. Наш комсорг, знаешь, какой крутой пацан. Он всё это может разрулить  на уровне райкома. Я думаю, эта идея понравится наверху.
А пока они там думают, ты давай-ка к нам на Центральную. Хватит тебе тут куковать.
 - Саня, ты  в своём уме? Что я там  буду делать? Я ж ничего не умею.  И вообще. У меня всего четыре  класса.
 - Вот и пойдем в вечернюю вместе. У меня ведь  тоже только семилетка. Да ты по три класса в зиму осилишь.                `
 -Разве так можно? – не поверила, а я говорил серьёзно. Есть пример: - Саша Рогулин за одну зиму за три класса сдал и получил аттестат. И с  тобой  тоже решим. Я с Васильевной поговорю. Ей в столовую постоянно кого-то не хватает. Это будет вообще здорово. Тепло, светло и мухи не кусают. И сыта будешь. И зарплата. Вы же здесь когда последний раз денежки видели? Вот то-то. А  у нас  стабильно. Приоденешься. Мишка вокруг тебя будет петли вить.
  -А вот этого мне, как раз, и не надо. Хватит того, что было.
 - Ну, как знаешь. Но мне кажется, я тебе хорошее дело предлагаю.
 -Всё это, Санечка, конечно,  здорово.  Я и сама не раз уже думала. Да вот боюсь  сказать. Не знаю, как мама на это посмотрит.
 - Да чё тут долго думать, вот завтра и поедешь со мной. Ага?
- Не знаю, Саня.  А вот и мамка, кажись, идет.

                ***
               
   В сенцах брякнула дверь. Мать чертыхнулась и громко выругалась.
 - Не может сапоги снять. Скорей бы уж подсохло. Надоела  эта  грязюка.
Вошла мать, поздоровалась, сняла телогрейку, обула галоши.
   - Фу, упарилась. Теплынь-то какая. Снегу  уж почти нет. Ох, скоро на поля. Вздохнем немножко. – И без перехода: - Ленк, чё, ужинать-то будем?
   - Давай, мой руки. У нас уже всё готово.
За ужином разговор не получился. Мать всё ворчала на грязь, на низкие надои, на зарплату, которую не выдают вот уже полгода.
 Я сидел в углу, крутил настройку маленького радио, пытаясь что-нибудь поймать, но ничего кроме шорохов не выловил.
    -Да брось ты его крутить, - Ленка решительно выключила приемник. – Батареи давно сдохли, а выписать новые – денег нет.
    -Да не вопрос. Завтра же с Иваном вышлю вам питание. И вообще, давайте-ка к нам на Центральную перебираться. – Мать вытянула шею:  - Как это к вам. И че там делать?
   - Да дело  всем найдется. У нас и ферма побольше вашей. И коров в ручную уже давно не доят. – Жду ответной реакции. Но её что-то нет.

  Первой очнулась мать:
- Знаешь, Санечка, я давно про это подумывала.  Да и не одна я. Но страшновато что-то. Вдруг мы там не приживемся.  Мы же тут сплошная темнота.

   -Да вы что!  У нас же тоже всякий народ собрался. Однако дружно живём. Так  что нечего тут долго думать. Решайтесь. Я  поговорю с кем надо.

 Помолчали. Потом мать молвила:

 - Ладно. Можно попробовать. Вот Ленка и пусть первая рискнет. И,  правда, надоело  грязь месить и даром горбатиться. Не живем, а мудохаемся – ни богу свечка, ни черту кочерга.

 – Мать раздухарилась, про ужин забыла. Да и мы – тоже. – Ведь только подумай, Саня, живем как в тайге, нету ни почты, ни магазина, ни врача какого. Вот только школу кое-как сумели огоревать.
 А учительница наша Людмила Ивановна, она ведь дочь той учительницы Лидии Михайловны, которую волки-то съели прошлой  весной.  О, да ты же ничего и не знаешь. Лен, расскажи ему потом.

- Да че потом, сама лучше меня знаешь. Давайте – ка  ужинать! Или как?


 -Давайте, и правда, остынет все. Ленк, плесни-ка  нам для куражу по маленькой. Да и гость все же у нас, как-никак.
 
 Ленка посмотрела на мать, потом на меня, молча, достала стопки, знакомую бутылку  «со своего завода».
 Выпили, дружно принялись за еду.
 Потом пили чай, и мать снова вспомнила про учительницу.

 -Ведь вот же, Санечка,  не зря говорят, что умных да добрых боженька раньше других прибирает. Стало быть,  они ему там  тоже нужны.  Возьми вон хоть Митьку Зойкиного. Её-то давно бог призвал, а он по сю  пору жив. И ведь что только не пьёт. Где только не валяется, ночует где попало и ничего. Живёхонек! И ведь  не молодой уж.
 А бедную Лидию Михайловну, ей ведь еще и сорока не было,  забрал. Да еще таким зверским  способом.
 Мать уже разбиралась, готовясь ложиться, но всё никак не могла остановиться. Видно судьба этой несчастной женщины  до сих пор не дает ей покоя.

-Ведь подумай, Саня,  ни дороги, ни транспорта какого.  До Района,  только пёхом. Или вон с  молоковозом,  на флягах верхом.
 Вот и пошла она  в эти самые Кочки, будь они неладны, на эту ихнюю, Ленк, как её?
 -На конференцию.

- Вот-вот.  Даже выступить там собиралась. Рассказать про наше никчемное житьё.
 Заметь, Саня, в феврале, ни раньше, ни пожже  эта ихняя конференция.  А у волков-то в феврале самый гон.  Вот и нашел на другой день наш молоковоз еённую сумку да пальтишко. Прямо у дороги, совсем  недалеко от Кочек. Тут всё и стало ясно. А весной нашлася    шалёшка  и  валенки.

 Господи, прости, что супроть ночи имя твоё  поминаю,  прибери  ты ее душеньку в свои  рученьки, да устрой ей светлое место. Уж кто-кто, а она заслужила тёплое местечко  в твоих палестинах.

 Перекрестилась даже на  пустой угол.
- И ведь, Санечка, никто нигде не почесался.  Ну, нет человека и нет. Правда, уж по голу  потом приезжал тут один из органов. Снял допрос  у дочери, да и был таков.  Вот какая  она, жисть – то наша. Никому мы тут не нужны. Никто об нас не заплачет, хоть вымри вся ферма  в один день.

  Мать замолчала, расчесывая длинные седеющие волосы широкой гребенкой и увязывая их в тугой узел на сон грядущий. А я сидел как пришибленный её рассказом.

 Ленка прибрала на столе, помыла посуду и стала разбирать постель. Мать сняла длинную толстую юбку и, оставшись в исподнем, полезла на печь. Задернула занавеску, поворчала еще чего-то, укладываясь, сказала напоследок:
- Долго не сидите. Керосин кончается. А я – всё-отваливаюсь. Наворочалась за день с этим сеном. Все косточки ноют, - и затихла.

 - Бедная мама, сколько помню, она всё в этой драной понёве ходит. Не старая ведь еще.   И часто стала жаловаться, все болит.  А че, попробуй-ка  на пятнадцать голов воды натаскать, навоз убрать. Да перед дойкой надо воды нагреть,  каждой коровке вымя подмыть, да подоить. Обалдеть можно.- Ленка тяжело вздохнула, посмотрела на меня вопросительно. – Ложимся,  или чё?..

                ***

             Прошло около месяца, когда я привёз на ферму почти новый  фильм «Максим Перепелица».  Мои зрители смотрели его два вечера подряд. И все были в восторге. Особенно ребятня.
 - Вот, Саша, побольше бы таких кин, да почаще. А то че мы тут видим. Ни радио, ни газет. Хоть всем гамузом  подавайся к вам на Центральную.- Не помню кто сказал.

 Но так рассуждали многие на  ферме.
 Конечно, я понимал, что все это от беспросветности, в которой они жили до сих пор. И потому, что совсем рядом – новый совхоз, его Центральная усадьба, в которой, в основном,  молодёжь со всех концов нашей необъятной страны, разных национальностей.
  Один татарин, Асхат Нуртдинов, как-то сказал от избытка чувств:
 - Кисмет алса! – Это его восклицание можно понимать по разному, оно многосмысловое,   очень ёмкое.

         Легко,  оказывается, советы давать, да не так легко их до дела довести.

 Взять, хотя бы, мой совет Ленке перебраться к нам на Центральную. Не знаю, как эту проблему решил Миша, но  с Ленкой дело было так.

 Пришли мы к Рабочкому прежде, чем пойти в кадры. Так и так, говорю, Дмитрий Иванович, привел новую работницу с соседней фермы. Там у них с работёнкой туговато.
  Он посмотрел на Ленку с нескрываемым интересом. Давай, говорит, документы. А какие  документы. У неё даже метрики нет. Одна выписка из школы об окончании четвертого класса. Озадачился Рабочком. Потом спрашивает:
   
 -Ну, а фамилия-то хоть  есть?
 – Есть. Клавдина  Елена Ивановна.  По матери. Маму Клавдией зовут.
 - Как это « по матери»? – не понял Дмитрий Иванович.  – А почему не по отцу?
 - Да не было его. Отца-то.  У нас все, у кого нет отца, записывают по матери. Вот и я…
 - Как это не было отца? Что,  совсем?  А как же ты тогда, то есть, я хотел сказать…
 - Как я, все-таки,  получилась?  Мать говорила, что ветром надуло. Это бывает. Особенно по весне.
 -Тогда почему именно Ивановна?
 - Так все поветрия  Иваны. Вот и я.

   Рабочком недоверчиво посмотрел на Ленку, потом на меня. Не понял ничего.
- Ладно,- говорит,-  какая-то чертовщина. Первый раз такое слышу. Но на работу возьмём, трудовую книжку дадим. И справку, что у нас работаешь. По этой справке потом паспорт получишь. Скоро у нас  свой паспортист будет.  И метрику выправим…  Сколько классов –то, говоришь? Четыре. А что дальше не училась? Ах, негде. Понятно. В вечернюю пойдёшь. Учиться надо, детка. Хотя бы семилетку.  Как, согласна?
 – А то! 
   - Ну ладно. Саша, проводи её в столовую. Но сначала  зайдите к медсестре. Она  санитарную книжку выпишет. Я ей сейчас позвоню. Давай, действуй, раз уж взялся.  Это ж надо!  Люди до сих пор без документов живут.  Как крепостные. В наше-то время!
   На том и расстались с председателем рабочего комитета.  И к Лиличке  зашли  в медпункт. И к Васильевне, старшей нашей кормилице,  в столовую. Васильевна  сразу спросила, что умеешь делать?
– Да всё, - отвечает Ленка.
– Ну, и молодец, будешь пока со столов убирать, посуду мыть, картошку чистить. А там посмотрим, как себя покажешь. А  с жильём-то как?
 Тут уж я подсуетился:

 - У девчонок в общежитии устрою. Я знаю, Клара, наша библиотекарша,  одна в комнате. Вот к ней мы сейчас и пойдём.  И пошли.

      Клара даже обрадовалась:
- Давай, проходи. Вот будет твоя кровать у окна. А вещи?
  - Да нет у меня  пока никаких вещей. - Ленка даже смутилась немного.

  - Ну, ладно, оставайтесь,  я пошел. Устраивайтесь. Ты уж, пожалуйста, Клара, возьми,  как говорится, шефство.
 - Не переживай, Санечка.  Все будет нормально.

                ***

        …   В этот же день  со  спокойной душой  я  уехал с фильмом по бригадам, а вернувшись через неделю сразу же зашел в столовую…
  И Ленку не узнал.   В белом халатике,  как ангелок. Черные волнистые волосы пострижены коротко. Глазищи так и сияют.  Ох, как похорошела!  Бежит мне навстречу.
- Привет, Санечка. Проходи. Садись, я тебя сейчас кормить буду. – И захлопотала на кухне. Васильевна смотрит  то на неё, то на меня и говорит, улыбаясь:
- И где  ты её откопал? Чудо не ребёнок. Такая старательная. Хозяйка будет – ВО!  Не прозевай. Уведут наши  орлы. Они уже вокруг неё такие круги нарезают!  Да и девки   тоже не промах. И тебя уведут. Даже Фамилию не спросят.
 А тут и Ленка припарилась: - Что ты, Васильевна, ему еще рано про это думать. Пусть сам немного оперится.
 -Ну, как, - спрашиваю  Ленку, - освоилась?
 -Да, Санечка, как в твоём кино. Даже не верится.  И команда у нас дружная. И работа не тяжелая. Васильевна даже хвалит.  Главное – в тепле. Спасибо тебе. – Тараторит, а сама  подвигает мне тарелки:
 - Ешь. Там, на бригадах-то,  кто тебя покормит. Всё на ходу да в сухомятку.
  А тут и Васильевна подсела к нам.
 – Ты, может, еще не слышал новость. Леночкину – то ферму вместе с хозяйством приписывают к нашему совхозу.
   Вот это действительно новость! Вздохнут теперь доярки.   Ведь кто-то додумался. Уж не наш ли рабочком.  А может и парторг.  Надо бы зайти поинтересоваться. Я же хотел на эту тему с комсоргом покалякать. А оно и без меня все обошлось. Это очень даже по-хозяйски.

    После сеанса немного покрутил пластинки, молодежь потанцевала. Но расходиться не хотела. Пришлось урезонить:
 - А кому завтра вставать чуть свет? То-то, давайте-ка по домам.- И выключил свою музыку.
    Подошли Клара с Ленкой:
- Здорово, земляк! – это Клара  мне. Мы с ней из одной деревни. Так что почти родня.  А Ленка молчит. Чего-то ждет.
  - Ну, ладно, - Клара хлопает Ленку по плечу. -  Долго не гуляйте…  Ему-то что, он может и до обеда дрыхнуть, а вот тебе… Ты поняла? – И пошла. А Ленка осталась.
   Я выключил в зале свет. Прикрыл дверь. Сели на лавочку к окну. Но не сидеть   же молча, спрашиваю:
  - С Мишкой-то как? Видитесь?
  -Да ну его! Лезет опять со своей любовью. Я же говорила тебе.
  -Ну, а ты что?
 - А что, гоню его.  Ничего у нас с ним не получится.  И раньше не получалось, а сейчас  и подавно.
 – Че не получалось-то?
 – Да он все про старое.
 – А че про старое?
 – Ну, я  ничего не говорила, да и не зачем тебе всё знать.
  - А всё же, - не отставал я, - расскажи. Не чужие, вроде как.
 – А че тут рассказывать, - Ленка подвинулась поближе.  Я обнял её  за плечи.
 – Расскажи. Интересно же мне.
– А мне нет.
 -Вот и поговори с тобой.  Пошли тогда по домам.
   - А где твой дом?- оживилась даже.
  - Да вот тут, рядом, за стенкой, - показал рукой, - хочешь посмотреть как я живу?
  - Очень даже!

  Я открыл хитрым ключом  дверь в соседнюю комнату. Она, вообще-то,  предназначалась для  других целей,  но, за неимением ничего лучшего пока,  я использовал её для жилья. Да никто и не возражал. Ну и ладушки…
  Зашли. Я включил свет. Ленка ахнула: 
  -Ух, ты-ы! – смотрела расширенными глазами на убранство теперь уже  моих «апартаментов».  Для неё здесь было многое ново и необычно. И всё хотелось потрогать, обо всем расспросить.
 – А это че? – смотрит на шкаф с книгами.
- Книги,- отвечаю,- здесь раньше библиотека была, но тесновато. Переехала в другое место. Ну,  и кое-что осталось. Потом здесь была комната для тихих занятий:   почитать журналы, поиграть в шашки, в шахматы. Видишь, сколько досок на шкафу?
 
 Смотрит на огромный радиоприёмник с проигрывателем, потом на меня.
  - А это радиола.  «МИР». Самый мощный приёмник. Весь мир слышит. Шефы подарили. И пластинки играет. Хочешь, включу.        
  -Хочу,- говорит,  чуть дыша.
 
 Я включаю. Яркая разноцветная шкала оживает, а минуту спустя в комнату врывается   давно знакомый голос Глеба Романова – «Бэсамэ  мучо»,- знаменитое танго Сары Алонсо на слова Консуэлы Веласкес.
 Ленка так и села. Хорошо, что я успел стул подставить. Смотрит завороженно  то на радио,  то на  меня.
  -Здорово! – говорит и глаза её черные, жгучие  так и сияют. Наконец, освоилась маленько. Ходит, все трогает и ахает. Ей нравятся шторы на окне, нравится стол с выдвижными ящиками, письменный прибор на нём, зелёное сукно обтяжки. Нравится покрывало на кровати,  политическая карта мира вместо ковра над ней. Нравится шкафчик с  нехитрой посудой, ковровая дорожка на полу, умывальник в углу, вешалка у двери.
  -Богато живёшь! – не сказала, а выдохнула.
  -Чай будем пить? – спрашиваю.
  -Давай!  - да я и не ждал другого ответа.  Открываю тумбочку, включаю  электроплитку. Ставлю   на неё колбу с водой.
  -Здорово! – снова восхищается Она, - и дров не надо. И печку растапливать. -  А не лопнет эта штука.
 - Да нет. Это лабораторное стекло, - Ленка успокаивается понемногу.
     От чая  или еще от чего,  ей становится тепло. Она снимает  свои спортсменки, кофту.
 – Хорошо тут у тебя.
 – Нравится?
– Еще бы! Что ты! Живут же люди!
     - Э-э, милая, это ведь только начало. Скоро все здесь будут жить  как в городе. Вот увидишь.

  В окно кто-то постучал. Я поднял край шторы:  кому это не спится в такую пору. Вижу за стеклом Мишкину физиономию.
   -Ленка у тебя? – спрашивает, - Ленк,  выдь  на секунд.  Бить не буду. Только што-то спрошу.

  Ленка так и обмерла:
 - Вот гад. Выследил!.. Ну, я ему сейчас шлык скатаю,- пытается обуть   свои выходцы, я сую ей мои тапки. Она выходит на крыльцо, я – за ней.  Мишка стоит у окна, курит, зло сплёвывает на крыльцо. Говорит сквозь зубы:
  - Че, к кинщику примазалась?
  - А тебе-то какая забота?  Или я еще не все  сказала? Неужели не понятно!
  - Да нет, теперь всё понятно, - Мишка даже как-то вполне миролюбиво ответил и пошел прочь в сторону тарахтящей  в ночи электростанции.

    Мы вернулись в комнату.
  -Ты, Саня, не расстраивайся. Он больше не придет. Я его знаю.
  И вдруг гаснет  свет.
 – Вот,  гад, это он нам назло. Ну, погоди!
  - Да брось ты, не надо. Это он по графику. Двенадцать уже. Все правильно. Пора и нам на боковую.
  - А можно, Санечка, я у тебя останусь?
  - Да ты че! А Клара! Потеряет  же! – Смотрю на Ленку. Её глазищи даже в темноте светятся.

   - Не беда, Она же знает где я…

                ***
               
      …  В следующий  раз  на ферме перед  сеансом  поинтересовался у Людмилы Алексеевны;
  -Можно мне взглянуть в Ваш классный журнал, как учатся мои зрители.
 – Учительница удивилась, но любезно разрешила. Я с интересом стал читать фамилии. Людмила Алексеевна наблюдала за мной.  Я не стал её  интриговать:               
 - Странные фамилии у детишек.
 - Я тоже вначале удивлялась, хотя у самой фамилия тоже интересная. Я  невольно задалась целью, это уж после техникума, узнать  истории  фамилий моих учеников. Да и своей собственной. Стала расспрашивать родителей. И знаешь, чего они мне порассказали? – она достает из ящика стола общую студенческую тетрадь. – Я вот сюда записывала свои изыскания. Хочешь, поинтересуйся. Правда, занятно.

    Я взял тетрадь и углубился в изучение содержания. Действительно, занятно.
        После сеанса подошла Ленкина мама:
 - Саш, как она там? Че-то не появляется. Забыла совсем  про  мамку.
 - Ну, что вы, просто работы много.  Вставать надо рано. Она же в столовой работает. И все у неё  в порядке. Живет с моей землячкой в одной комнате. Обе довольны.
 -Ну, ладно, раз так.  А как же её взяли – то,  совсем без документов?
 - Да пока поверили на  слово.
  –Ну, это уж ты постарался. Спасибо тебе.  Приходи ночевать-то. Не мыкайся где попало. Ну и что ж, что Ленки нет. – И пошла, не стала ждать моего согласия.
Да я и не против. Конечно, приду.

      За ужином разговорились с мамой Клавой, так она мне отрекомендовалась.
  - Знаешь, Саша, тут без бутылки не разобраться. – Достала, налила, выпили.  Ужинаем.
     - Я  сама-то с четырнадцатого, и  помню, как приехал к нам из Жуланки  батюшка. Отец Алексей. Крестить младенцев. Ага. Молодой, кудрявый, красавец.  Че ж тут думать. Заегозили некоторые  бабёнки, что помоложе. Он днем детишек крестит. И не только. Пока в рясе-то он поп. А вечером рясу снимет - ну чем не мужик! Здоровый, весёлый и выпить  не дурак.  Ну, вот через нужное время народились у нас два парнишки и одна девочка.  Скажу тебе по страшному секрету: учительница-то наша теперешняя  как раз и есть его дочь. Попова Люся. А тех, двоих Поповых уж нет здесь давно. Как в Армию ушли, так и с концом.

  -А Лена, в таком разе, чья дочь? Я у неё спрашивал, так она  отшутилась.
  -Ох, Саша, да  че она могла тебе сказать, когда я ей и не говорила.  Жил тут в своё время один  господин-товарищ. Лавку держал. Советская-то власть сюда  пришла уж только перед войной. Его на фронт забрали, а дом  под школу определили. Вот ты теперь в нём своё кино показываешь. Ага. Внизу-то школа, а наверху  учительница живёт. Одна осталась. Про мать-то я тебе уж рассказывала.

- Вот.  Я у того лавочника-то в прислугах ходила. Жена у ево  сильно болела. Водянка её мучила. Вот он от этого и  пялился на меня. - Мама Клава  помолчала, что-то вспоминая, и продолжила.-  Один раз, как всегда, юбку задрала, пол мою и он заходит. Я-то  его и не видела. А он как сзади меня сграбастал,  я его мокрой тряпкой!  Не глядя, по чем попало…   Да где там...
  -А как звали  этого лавочника?
 - Иван. Да не хотела я славиться. А  он, конешно, и  не догадывался. А вскоре тут еще один мужчина объявился. Ездил по деревням, пилы  правил, топоры точил, самовары лудил. А по ночам  по бабам блудил. Тоже Иваном звали. И тоже оставил тут несколько потомков. Да мало ли было тут всякого.

   -Вот  я у Людмилы Алексеевны в журнал заглядывал, так там почти все дети Ивановичи.
 --Вот-вот, все правильно. А как иначе-то. Безотцовщина. Всё на войну списывали. Вот всех подряд и величали так.  Раньше же метриков – то  никаких не было. Растут ребятёшки  и ладно. Какая разница кто у кого отец…

     Ладно, закрыли эту тему. Дальше разговор пошел за нынешнюю жизнь.

                ***
               
  - Вот че, Саша, я у тебя хочу спросить. Ты человек более светский, чем мы – темнота. Тут  у  Быковых раньше было радио, одно на всю ферму. Отобрали его в позапрошлом году. Кто-то капнул на них. Из наших, конечно. Ты бы видел че тут  было. Чуть не арестовали  самого хозяина.  Дак вот он, Быков-то, рассказывал, что, будь-то бы, скоро всем, кто  отработал свой срок, будут пенсию платить. Говорит, что сам слышал по этому радиву. Дак вот,  правда это или опять брехня?
.
  -Нет, не брехня.  На пенсию пойдут те, кто выработал свой стаж. Мужчины – в шестьдесят, женщины – в  пятьдесят пять. Не знаю, как вам будут это дело оформлять. Вы же считаетесь колхозниками, а про них пока  ничего не слышно.
  -Вот,  то-то и оно. Опять мы останемся у дырявого корыта, как в той сказке.
 - Так вот я вам о чем и толкую: переходите к нам в совхоз.  И всё будет в порядке. Вам же не так уж долго осталось до  этого. А вообще-то, ходит слух, что вашу ферму к нашему совхозу присоединяют.
 -Ой, Санечка, не знаю.  Я про это тоже слышала. Да че-то никаких перемен не заметно. Как подумаю, так страшновато становится. Это что будет-то  тогда?

Лампа затрещала, видно, керосин  на исходе.
 - Ну, вот, досиделись. Давай-ка отваливать.  Утро вечера, как говорится, мудрёнее…
 
    …  С фильмом «Наш Никита Сергеич» я побывал во всех отделениях и бригадах. Семь сеансов. Фильм показываю бесплатно.  По  решению  ЦК.  И на Ленкиной ферме – тоже.

А после  сеанса  приезжает из  Алексеевки  парень на велосипеде и,  по просьбе председателя колхоза,  приглашает показать этот фильм и у них. Я говорю, что это же не мой  участок.  А он мне:  - Да  приезжай, что тебе стоит. Движок не надо, у нас электричество своё.  Мы тебя туда и обратно на своей лошадке.

 Ладно, действительно, что мне стоит.  Парень уехал. Через пару часов прибыла подвода. Поехали.
 У них там даже клуб есть. Из церквушки.   Маковку не стали снимать. Вместо креста – звёздочка. Председатель подъехал верхом на Карьке.  Приказал в школе объявить, что кино – БЕСПЛАТНО. Вход свободный. Для всех.

  Народу набралось – битком. В основном, конечно,  ребятня - ученики. Председатель выступил перед сеансом. Короче, все были довольны.
 После сеанса подходит ко мне  и подает конверт. Я заглянул – деньги. Две сотенные бумажки. Я рот открыл. А он мне его закрыл.

  - Понимаешь, какое дело. Лежат эти деньги у меня в сейфе мертвым капиталом. Ничего я на них купить  не имею права. Только солярку. А у меня и трактора- то  нет.  Не истрачу – в конце года их у меня аннулируют. И больше не дадут.  Вот я и подумал: что, если мы с тобой эти деньги на кино спишем. Решением правления утвердим. И лады. Тебе половина и мне половина. Постой, не перебивай. Мне вот завтра в район ехать на  совещание. Это два дня, как минимум,  надо там обретаться. Ночевать, да и питаться  как – то. А не поверишь, стыдобушка,  да и только – в кармане ни копья. Ну, так как, договорились?

. Я долго соображал. Дело-то не сосем, мягко выражаясь,  порядочное. Но и председателя понимаю. Вспомнил  нашего,  Хмелёвского,  он после войны  до сих пор ходит в военных галифе и кителе. Тоже не от хорошей жизни.
 И я  согласился. Он крепко пожал мне руку и пригласил в гости с ночевой.
    Живёт председатель не бедного колхоза довольно скромно. Держит своё хозяйство и огород.  Вот  так. Даже подружились. Он  рассказал, как стал председателем.

 Короче, пришел после Армии обратно в родной колхоз, единственный в селе член Партии. Кого же еще выбирать!  А прежнего-то за что-то упрятали без права переписки. Не думал, не гадал быть руководителем колхоза. Да и колхоз-то на ладан дышал. Пришлось поломать головушку. Не одну ноченьку провел без сна. Но вот с божьей помощью удалось всё-таки наладить дисциплину и со временем поднять хозяйство.
 С трудом, правда, но электричество провёл. Вот дочь собирается в город на курсы бухгалтеров. Свой  экономист будет. Прежнего-то тоже попросили. Как-то умудрялся обналичивать денежки. Ну, и соответственно, прикладываться к злодейке. Вот такая, вкратце, его история...

А дочку его, девицу  лет двадцати,  я пригласил к нам  в гости. Пусть посмотрит,  как целинники живут да своим  подружкам расскажет…

                ***

     Вернулся к себе – у Ленки новость, хорошая: зарплату получила. Шестьсот рублей. Вот теперь думает,  что бы на них купить. Я ей даю еще двести  рублей, нисколько не жалко колхозных денег. Она не берёт.
 - Ты че, - говорит, - думаешь, что я с тобой за деньги, что ли! – и глазищи округлила.
 -Да перестань,-  говорю,- разбогатеешь – отдашь.
- Успокоилась кое-как.
- Посоветуйся с Кларой. И купи себе что-нибудь летнее. А хочешь, в Ордынку слетаем.
- Не надо в Ордынку. Лучше давай съездим на Карасук. Ни разу в жизни не купалась.
 - Вот-вот, заодно и купальник себе купи. Лады?

 На том и расстались. Я уехал в Зелёный Клин.

    … Заканчивается строительство Дома Культуры  на  Центральной усадьбе.  Уже заказана киноаппаратура. Областной отдел культуры предложил  чешский комплект   «МеОптон». Придётся ехать в город на курсы переподготовки. А так не хочется. Но  надо. Потому, что вся  документация  на их языке.  А кто её будет переводить?  Чехов среди нашей молодёжи нет. А как без неё монтировать.   Да и без помощи специалиста одному не справиться. Так что придется месячишка на два отлучиться.
   Ну, да ладно, это еще не завтра. А сегодня, как договорились, едем с Ленкой на Карасук.
 
 Действително, лето в разгаре, а я тоже ни разу не искупался.
 
    Совсем забыл: Я же не так давно мотоцикл купил.  Вот как это случилось.

 В нашем поселке был единственный мотоцикл еще фашистского производства – BMW.  Его хозяин - эстонец Тайма Саар - собрался возвращаться на родину и решил продать своё сокровище. Я об этом узнал совершенно случайно. И загорелся   его купить.  Но проблема: где взять пятьсот рублей. Дешевле он не отдаст. Ты че, говорит, Саша, подумай сам: BMW! Это же не ИЖ какой-то!  Конечно, я согласен, но…  Лечу  к девчонкам на почту.

  - А ну, соедените-ка  меня с отделом культуры. Срочно.
 -  Те удивились, но соединили. Объяснил начальнику ситуацию. Тот долго молчал, а потом все же разрешил взять деньги из выручки. В счет зарплаты.  О, спасибо огромное!. 
  Через час  я уже подкатил к  почте.  Девчонки из окна увидели, выскочили посмотреть. А  из меня гордость так и прёт. Что ты! 
   - Санечка, ты теперь,  конечно,  нас обязательно покатаешь?
   - Да не вопрос!  Всех прокачу! – и радости моей не было предела…

       Рулю к столовой.  Зову Ленку. Та рада без ума.
 -  Какой разговор, Санечка!  И Васильевна не против.
  – Смотри,  не перекупайся, ты мне здоровая нужна,- наказывает Васильевна.
– Постараюсь! – отвечает Ленка и резво усаживается в седло.

       И полетели. Только ветер свистит в ушах,  да Ленка взвизгивает  на  виражах и колотит меня в спину. А дорожка – скатерть! Скорость – сто! Нет, не гонял я еще так. Да и не было случая. А тут…  Как не ФОРСАНУТЬ.  – Держись  крепче!               
     …А вот и Карасук – Чёрная вода.  Нашли приличный пляжик. Ленка спрыгнула с седла, дрожит: - Обратно я пойду пешком. Понятно?
 – Иди, -  говорю, -  я не против.- Она даже обиделась, кажется. Но ничего. Это пройдет.
 Раздеваюсь. Ленка стоит. Смотрит на меня.
– Что? – спрашиваю.
– На мне же купальника нет, - говорит, а в глазах  почти ужас.
 – Во дела! А че в магазин-то ходили?
– А  моего размера не было.
- Ну, так что, едем обратно?
 – Да ты што! Другого раза может не случиться.
 - То-то и оно. Тогда давай без купальника, в чем есть. Кто нас тут видит. Делай,  как я!  - И первым бросаюсь  в воду.
– Ну, че  стоишь? Давай! Смелее!
– Санечка, я же ни когда в жизни не купалась. Боюсь.- А сама все же стягивает сарафанчик. Идёт ко мне, прикрыв одной рукой свои прелести, другую подает мне. Я резко дергаю её, она  даже  охнуть не  успела и уже в воде, рядом со мной. Кто бы видел её глаза! Она обхватывает меня за шею и уж больше не отпускает. Так и нежимся в этой теплой  благодати.
 
   Накупавшись,  хожу вокруг мотоцикла, любуюсь. Какая вещь!
 Умели же немцы делать все для человека. Какое седло! Сидишь в нЁм, а не на нём. На ИЖе  проедешь десять км и руки отваливаются. А на этом, хоть сто и не устанешь.

    Лежим на травке. Я на - спине, Ленка – на животе.  Молчим.  Млеем.  Потом я тоже переворачиваюсь на живот. Смотрю на Ленку. Она  положила  голову на руки.
Мокрые волосы закрывают её лицо. Солнце старается, жарит вовсю. Хорошо!
Надоело молчать.

 – Послушай, Лен, а  что все-таки вас с Михой  мир не берет. Мужик он, вроде,  основательный, не ветреный? – Ленка отворачивает от меня личико. Не хочет отвечать. Захожу с дугого  боку: - Лен, ну че ты все молчишь?  Мне просто интересно. Молодые, здоровые, чего  вам еще надо. Живи да радуйся.
  – Санечка, это длинная история.
- Ну, и что? И день  тоже  длинный.

 - Понимаешь, он  ко мне всё с дитем пристаёт. Роди да роди. А у меня и с первым не получилось. И с ним не получится. Мы же почти год прожили. Сначала все второпях, пока матери дома нет, даже в обед  умудрялись. Да всё бестолку. Он бесился, а я, ну че  я могла. А тут вы со своей целиной. Ушел он к вам, устроился дежурным мотористом. Сутки на работе, двое дома. Спит  да книжки читает.  В огород не заманишь. Дров напилить, наколоть, сена накосить – увольте, не нанимался.
- А теперь и вовсе здесь стал жить. Да я и не против. Мне спокойней. Может,  тут с какой схлеснется. Дай-то бог. Знаешь, в больницу идти – далеко, да и стыдно.  К бабке одной, там у нас, тайком ходила. Сколько ей всего перетаскала и все напрасно.  Матка, говорит, у тебя детская, недоразвитая. Вот постарше будешь – все наладится. А пока старайся, не отказывай мужику. Это тоже помогает. Не отмахивайся. Да я и не отмахивалась. Использовала  каждый удобный момент. Да что толку. Так и хожу праздная.
 
 - Лен, да не переживай ты. Всё еще наладится, вот увидишь,- подытожил я. – Бабка же сказала.
-Да что бабка! Может и вообще не будет у меня детей.               
 - Да брось ты, тебе еще и рано их заводить. Поживи для себя, как наши девчата говорят.
 -Для тебя, может, и рано, а нам, бабам, в самый раз. И чем раньше, тем лучше. Вон,  у Верки пацан,  скоро в школу пойдет.  А я… Ничего вы, мужики, не смыслите. Ваше дело что:  запрыгнул да спрыгнул.
 – А ваше?
 – А наше – ходи потом целый месяц заглядывай, что поимела: дитё или…
 - Ну, скажи еще: мужики скачут, а девки потом плачут.
 - А что, неправда? Нет, Санечка, всё именно так. Позволь мне знать чуть больше твоего…

А вообще - то, хочу давно тебя спросить. Можно?
 - Спрашивай, - Ленка смотрит на меня с заметным интересом.
 -Саш, а у тебя здесь, на Центральной, есть девочка?
 -Какая девочка? - не понял  или сделал вид, что не понял.
 - Ну, с которой ты встречаешься. Или как теперь говорят – дружишь.
 - Да нет у меня никакой девочки. Хотя…  Была одна.  Давно.
 - И кто она? Я её знаю?

 - Нет. Она уехала. Не понравилось ей тут. Все общее. Столовая, общежитие, баня. Короче, чистюля еще та. Я один раз хотел её поцеловать, а она и говорит: - « Ты когда последний раз зубы чистил?»  Я говорю – утром. Она повернулась и пошла. Ни слова больше. А на другой день собралась и уехала. Вот и  вся любовь…

     Вобщем, прозагорали  весь день, пока есть не захотели. Вернулись только к началу сеанса. Подзагорели прилично. Я, вроде бы, ничего, а вот Ленка…   Пришлось после кино  кое-что ей сметаной смазывать.  Спасибо  Васильевне, догадалась, оставила целый стакан. Вот что значит опыт и забота…


       … Вскоре я уехал всё - таки на курсы переподготовки.

                ***

А через три месяца вернулся уже с ПРАВАМИ первой категории на все виды стационарных киноустановок и шофера третьего класса.  Зашел в библиотеку повидаться с землячкой, а заодно и про Ленку спросить. Что-то я её в столовой не обнаружил. Клара обрадовалась и сразу же давай посвящать меня в совхозные новости.  И про Ленку не забыла.

 - Я её недавно видела. Чё-то она похудела, лицо пятнами. Похоже, Санечка, что она беременна. Спросить как-то неудобно. – Смотрит на меня  с  явной хитрецой. Я не прореагировал.
 -Ладно, сам спрошу.
 – Знаешь,  ты уж лучше к ним не лезь. Пусть сами устраивают свою жизнь. Как хотят. Ну, зачем она тебе? Ну, правда, зачем?

 … Да я, собственно, и не собирался лезть. Я просто понял, что они помирились.

 Она сама меня нашла. Поскреблась в знакомую дверь после сеанса. Я глянул на неё и не узнал.
– Что  это с тобой? Загорела, что ли так?
 - Да, Санечка, как видишь, загорела. Аж на девять месяцев. – И улыбается так  это  хитрО.  Уже шесть недель.
 
У меня, видимо, было  очень озадаченное лицо, и она поняла это по-своему.   
- Да  не переживай. Ты тут ни при чем. Просто  я, видимо, действительно повзрослела. А  Васильевна сказала, что это от правильного питания. Ну, и вообще…    И всё равно,  тебе спасибо. Сам знаешь,  за что.  А мы обратно на ферму вернулись. Там теперь тоже и электричество, и водокачка, и коров «ёлочкой» доим. Так что приезжай, теперь  движок возить не надо.  Почти всё как в городе. Только дома пониже, да асфальт пожиже.

   И засмеялась как-то очень счастливо…  Я – тоже.  А что мне оставалось…    Только   радоваться.
 за них.                (Переработанный вариант.)  2012.


             А зря. Надо было оставить первый.