Воск

Евгений Савинков
Пожалуйста. Не надо.

Телефон замолчал на секунду, а потом снова зазвонил.
И надпись на экранчике – «любимый».
Не было времени поменять. Или не хотела.
Не надо. Не напоминай о себе. Прошу тебя.

«Шлюха! Думаешь вот так взять и прийти на всё готовое? Ты ему не ровня! Не ровня!
И учти, если будешь ему названивать, я найду на тебя управу!»
Хватаю ни в чём не повинный телефон и швыряю его в стену.
Голос твоей матери больно окает у меня между висков.
«Ведьма! Чем ты его приворожила? Чем?! Я-мать, я знаю своего сына!»
Ничем. Невиноватая я, сам пришёл.
Ни на аркане, ни пьяный. Помог Лёве и Диме разобрать и вынести старый шкаф.
Помог, а потом вернулся.
Я не хотела впускать, испугалась запутаться в соломенных волосах.
А пока боялась – в глазах утонула.

Ты сам пришёл.

Да, моложе. Но ведь пять лет разницы – не двадцать.
И мне не пятьдесят, а всего тридцать!
Телефон отлежался на ковре и снова запел.
Не надо! Зачем ты звонишь теперь?
Чёрные круги снова перед глазами. Даже свет начал иссякать в комнате, сердце колет.

Я тебя ненавижу.

Ненавижу твоё вытянувшееся лицо, молчание, что висело над тобой столбом, когда собирал свои вещи.
Когда уходил.
Молча. Ни слова. Ни «до свидания». Ничего.
Я – собачка беспородная? Кукла Маша – поиграл и выбросил?
И твоя мать. Зачем ты дал ей мой номер?
Я же не валялась в ногах, не плакала. Пыталась держать удар.
Окаменела, когда хлопнула дверь.
Соляным столбом простояла сутки, выдавливая из себя слёзы, чтобы вскрыть этот проклятый фурункул,
что какая-то сволочь назвала любовью.

А потом твоя мать позвонила.

«Шлюха!»
Что она хотела? Растоптать меня?
Мало, что ты  как телок на верёвочке к маме под юбку пополз по её первому зову?
Жжёт. Жжёт в груди.
Матерь Светлая, отведи.

Телефонный звонок. Снова.

- Ещё раз позвонишь – убью! - не голос, рык, металл скрежещет.
Мне не надо смотреться в зеркало, чтобы понять, что мои глаза почернели.
Я как котёл, в котором варится темнота. О которой ты даже не догадывался.
Под моим взглядом телефон испуганно замолкает.
Шепчу, прошу у Матери, чтобы ты больше не звонил.
Я забуду, клянусь.
Смогу удержаться, только не напоминай мне о себе.

Жжёт. Хоть бы слезинку на угли. Хоть бы каплю.

Трель.
Видели, как прорывает теплоцентраль, когда пар-кипяток в клочья рвёт и металл и камень-асфальт?
«А почему ты старый трельяж не выкидываешь? И что там у тебя такого хранится?»
Потому, друг мой, что бабушкино наследство.
А ключ ношу на шее.
И хотела я его выбросить, верила, что правду ты мне говоришь, да только ложь всё.

Ложь.
Все кругом лгут.
«Я тебя люблю!»
Лжец.
«Если мама не против будет, то поженимся весной»
Мама.

Тени падают кругами, закрывают окна. Несут меня к резной дверце,
которая сама от прикосновения распахивается.
Только ненависть во мне теперь. Ссыпана углём. И ветер его раздувает.
Даже сердце бьётся взрывами.
Я тебя ненавижу. Ненавижу.
Круглое зеркальце я под созревшей луной держала, свечи восковые в лавке церковной купила,
продавцы мне не освящённые достают.
А ещё – маленькая коробочка, а в ней прядь соломенных волос.
Замираю.
Ты спал, а я на тебя любовалась.
А потом осторожно эту прядь срезала. Хотела напоследок оберег сделать.
Переплести твои волосы с моими и Матери отдать, чтобы она не серчала,
что я её силу на тебя променяла, и жить нам спокойно дала.
Неужели чувствовала уже тогда? Что-то меня дёрнуло?
- Значит вот так, просто, выбросить меня решил.

Воск настоящий от тепла руки мнётся, тает.

Внутрь – волосы. Завернуть и вылепить человечка с ручками и ножками.
Надо при этом представлять, кого лепишь, а мне и напрягаться не надо –
все твои чёрточки так и стоят перед глазами.
Вплоть до родинок на спине. Руки сами мнут. Вытягивают воск.
Тянутся к острой стальной спице, а слова уже не обязательны.
Я всю свою ненависть вливаю в этот комок воска. Рисую ей тебя.
Кладу фигурку на зеркало и беру остриё.

- Пусть же…
Твои глаза, когда ты смотрел на меня, а я таяла.
Ткну в голову – и ослепнешь. Не сможешь больше бельмами никого смущать.

- Пусть же…
Или сердце проткнуть? Чтобы тоска тебя высушила. Чтобы жгло, как меня.
Или приворожить? Сам прибежишь. Верёвку мамкину оборвёшь и прибежишь,
как миленький, в ногах ползать червём.
- Пусть…

- Ты не любишь меня больше?
- Больше нет. Ай! Зачем так больно?
- Отойди от меня!
- Глупая ты женщина. Не дослушала, а драться сразу. Больше нет, и меньше нет. Просто люблю.

Лжец. Любишь, как же.

А я? Я?!

Люблю?

- Пусть же он будет счастлив.
Спица утыкается прямо мне в ладонь. Капли крови вниз, зависая на мгновение.
Кто-то вскрикивает за моей спиной, в тенях.
Зеркало треснуло. Оплело красными трещинами фигурку, начавшую таять.
Меня услышали.
Что-то внутри рвётся, выпуская горячие слёзы.
Беги и будь счастлив.

Я отпускаю тебя.