3 февраля 2014г. в школе
№263(Москва) учеником 10"а"
класса был совершён захват
заложников учеников и учителей
с последующим убийством учителя
географии и сотрудника МВД
России.
Этому событию, о котором хочу рассказать, без малого, пятьдесят лет. Колесо истории бесстрастно сделало свой оборот, чтобы нынешние трагичные выстрелы в школе, отозвались в моём сердце до сих пор не забытой болью.
Тимур! Этот новенький из соседнего 10"б" очаровал всех девчонок в школе. Самый высокий, самый красивый, самый... Таким показался он и мне. Он прибыл к нам вместе с переведённым в эти края отцом, крупным руководителем, имя которого взрослым внушало трепет и почтение.
Как быстро сплотилась вокруг Тимура эта компания признанных школьных красавчиков-старшеклассников, деток местного начальства. Казалось, они давно ждали подобного лидера. Как сейчас, помню их, прохаживающихся по рекреации в большую перемену - четверо, руки в карманах узких брюк, безупречные воротнички рубашек с незастёгнутой верхней пуговицей, выступающие из красивых джемперов. Надменные и неприступные, какими, наверное, и бывают балованные вниманием девчонок парни в 17 лет.
У них обнаружились, несомненно привезённые Тимуром, особенные интересы. В разговорах их фигурировали неизвестные нам названия модных зарубежных рок-групп, марки дорогих сигарет, виски и вин, неведомых нам. Иногда, на задней парте какого-нибудь класса, они сосредоточенно читали, не допуская в свой круг, какой-то подслеповато напечатанный на машинке текст и потом ходили, рассеянно глядя по сторонам, словно, причастные к какой-то тайне.
А,может быть, так и было, как поняла я потом. Их начальственные родители-руководители были вполне циничны и не стеснялись своих отпрысков, оценивая нашу советскую действительность, которую насаждали и одновременно презирали.
Несмотря на то, что мы учились в соседних классах, считалось, что мы "незнакомы". И познакомились на областной комсомольской конференции, куда меня избрали за активную общественную работу, а за Тимура единодушно проголосовали восторженные одноклассницы, о чём он мне потом насмешливо и поведал.
Припоминаю забавный эпизод. Конференция, проходившая в здании театра, обставлена была роскошно. Короткие не утомительные выступления, концерт, фуршет, накрытый в соседнем уютном зале, с лимонадом, минералкой, редкостной тогда "Пепси" в маленьких бутылочках, фруктами и разнообразными, искусно украшенными бутербродами. Все мы, неискушённые ребята, предпочитали бутерброды с аппетитной копчёной колбасой или ветчиной, оставляя нетронутыми - с розовыми полосочками неизвестного мяса.
- А я,знаете, предпочитаю осетринку и оливочку, - произнёс Тимур и положил себе на тарелку пару таких "невостребованных" бутербродов. Мне же, осетрина и оливки вообще были неизвестны.
А потом был танцевальный вечер, когда он танцевал только со мной и уже следил, чтобы другие не приглашали его партнёршу, и мне, естественно, это льстило. И, конечно же, он покорил девочку, которой, казалось, ни по каким "параметрам", его внимание "не светило".
Не сразу, но я поняла, что уверенный, высокомерный, в модном "прикиде" своём, он пасовал перед теми, кто явно превосходил его в способностях, кто в кругу ребят не опускался до обсуждения модного барахла, серьёзно интересуясь совсем иными сферами - физикой, литературой.Передавая друг другу, читали мы "Неизбежность странного мира" Даниила Данина об элементарных частицах материи. Беллу Ахмадулину и Роберта Рождественского, особенно популярных в те годы.Уже вышла "За далью даль" А.Твардовского, которую читали пока с внутренним напряжением, словно, прикасаясь к секретному. Я всерьёз увлекалась Чеховым. Это, вообще-то, был привычный круг моих друзей, из которого он, по-хозяйски обняв за плечи, уводил меня нарочито развинченной походкой. Я знала, ощущала, что в этом мало чувства и много позы...Даже, покровительство какое-то презрительное сквозило... Но завистливые взгляды одноклассниц - это дорогого стоило в 17 лет.
Школьный роман! Клятвы на комсомольском билете, что мы не расстанемся никогда. Шоколад, дорогие конфеты, цветы, забавные игрушки - родители не скупились на карманные деньги единственному сыну. Эффектное преодоление пешком 5км до летнего лагеря, где я проходила летнюю практику. И всё чаще - коньяк. Сначала, это были изящные бутылочки из подарочных наборов, презентов, которыми - он хвастался - забиты полки их серванта. Пару-тройку раз я выпивала с ним коньячок, закусывая шоколадом, но даже от такой дозы он неожиданно становился развязным и я подозревала, что он не довольствуется этим крохотным шкаликом.
Всё чаще вечером он являлся с запахом спиртного, предъявляя в подпитии "повышенные" требования к девочке. Недоступной оставаться было мне нетрудно - целомудрие в те времена ещё было в моде.
Но, зато, в этом состоянии он начинал "просвещать меня", хоть и отличницу, но "тёмную", как он сокрушался, сливая мне информацию, почерпнутую в застольных беседах отца с его руководящими приятелями.
- Ты хоть слышала, что Аркадий Гайдар был алкоголиком и шизофреником, бесконечно резал себе кожу безопасной бритвой и отличался свирепой жестокостью?
Его даже судили за это.
- Вот учишь - "Кровавое Воскресенье"! А в Новочеркасске два года назад восстание было. Знаешь сколько народа положили. Расстрел был. А что было с этой неуправляемой ордой делать? Отец говорит: "Как бы нам, в случае чего, когти рвать за границу не пришлось. А куда деваться, если эта голодная толпа пойдёт наши дома и холодильники громить?"
Слушай, ты поедешь со мной в Париж? Я французский, всё-таки, немного знаю.
- А ты знаешь, что Ленин наполовину - еврей и Россию ненавидел всегда? У отца книжка есть. Хочешь, принесу? Тебе лишь, как близкому человеку, доверяю.
И много ещё такого, что через 20 лет я обнаружила на страницах газет.
Только в конце 80-х мне стало понятно, в каких недрах зрела перестройка умов. А тогда я со страхом слушала этот "бред", не доверяя ни одному его слову. В школе же, это был образцовый,средних способностей ученик, снисходительно-лениво отвечающий историю и обществознание, и никто не посмел бы даже заподозрить его в "вольнодумстве".
Растерянная, я возмущалась клеветой, грозя прекратить с ним всякие отношения. А он смеясь над моей наивностью и принципиальностью, недобро пообещал: "Тогда - ни с кем!" И ни один парень не смел подойти ко мне на танцах. Тимур же, назло, танцевал с моими подружками, которые смотрели на меня то победно, то с жалостью.
Помню, я сидела воскресным вечером дома перед телевизором, под обеспокоенными взглядами мамы, когда пришёл его друг, умоляя выйти. Мой поклонник стоял на коленях в луже, держа в руках огромную (никогда такую не видела) неваляшку и рыдал. Конечно же, не без спиртного.
- "Как рано мог он лицемерить, таить надежду, ревновать, разуверять, заставить верить, казаться мрачным, изнывать, являться гордым и послушным, внимательным иль равнодушным"! - продекламировала я из "Онегина".
Помню, сырой, с рыхлым снегом, мартовский день. Тимур учился в нашей школе по причине того, что у нас преподавался французский язык. А жил с родителями в закрытом городе, откуда привозил и увозил детей специальный автобус. В тот день, когда мы толпой высыпали на улицу после уроков, к школе подкатила роскошная "Волга" с летящим оленем на радиаторе. Из неё вышли мужчина в хорошем пальто, в модной тогда, пыжиковой шапке и высокая красивая женщина в умопомрачительном манто золотистого меха, с замечательной причёской на непокрытой голове и тяжёлыми серьгами в ушах. Я никогда не видела родителей Тимура. Но девчонки зашикали: " Бухарин! Бухарин приехал!", - значительно глядя на меня. Думаю, приехавшим не было до меня дела, но я, на всякий случай , отступила за спины. Ни на кого не глядя, они тихо переговаривались, надевая перчатки. Нужно было видеть, как из дверей школы прошествовал к машине Тимур! Так же, ни на кого не глядя, небрежно швырнул он сумку и развалился на заднем сидении! Как лихо развернулась "Волга", обдав нас брызгами талого снега.
Я, воочию, увидела хозяев жизни, которые вполне презирают и меня, и мою мать, и народ, который недавно, я знала, "голосовал за Бухарина". Ярко ожили пьяные "откровения" Тимура и двуличие этих людей. А, может, мне неведомы в ту пору были компромиссы.
Больше мы с Тимуром не встречались. Тем более, что близились выпускные экзамены.
А потом... Потом я поступила в Университет, а Тимур - в военное училище.
Дисциплина оказалась ему - не по плечу. Со второго курса он был отчислен.
Всесильный папа устроил так, чтобы время в военном училище было зачтено как срочная служба в Советской Армии. Достаточно было дослужить каких-то 2-3 месяца в расквартированной неподалёку от дома воинской части. К 7 ноября его должны были демобилизовать. 5 ноября он в казарме "праздновал отвальную". Потом зачем-то решил угнать военную машину. Застрелил двух охранников, преградивших ему путь. И сам был убит.