Когда Танюшина семья: она сама, мать, старший брат Юрка и младшая сестра Наташка , переехали в пристроенную к нашему довоенному дому четырёхэтажку, ей было лет четырнадцать … Это была длинноногая, зеленоглазая, с рыжей косой, слегка веснушчатая и весьма смешливая девчонка. Дополняют этот портрет носик уточкой и яркие, подвижные губы, всегда готовые сложиться в солнечную улыбку. Я втрескался в неё сходу и бесповоротно, лелея это прекрасное чувство до самого дембеля и утратив его так же быстро, когда, придя из армии, узнал, что Татьяна вышла замуж за какого-то выпускника местного физкультурного института. Я с ним знаком не был, но, будучи сам штангистом и волейболистом, всех спортсменов уважал априори и даже умыкнувшему у меня мою первую любовь зла не желал.
Ах, что это была за любовь! Да-да, любовь, а не влюблённость, тут я не ошибся… Я писал своей пассии стихи, измарав при этом кучу бумаги. Лишь парочка моих сонетов дошла разными путями до предмета моих воздыханий, однако, ответной реакции не вызвала… В этих невинных детско-юношеских стихах было всё: и лунная ночь, и звёзды, и слёзы безответности, и готовность перевернуть мир или выпрыгнуть из окна по первому её приказу…
Я опустошал по ночам клумбы окрестных частных домов и дачных участков, выкладывая к двери квартиры моей Дульсинеи, спуская к ней, на балкон третьего этажа, с крыши охапки тюльпанов и нарциссов, георгинов и пионов…
Я устраивал под её окнами, как бы сейчас назвали, шоу, выкладывая на снегу огромными буквами из пороха её имя и поджигая его. Тщетно! А, может быть, она подумала, что я её имя сжигаю в знак расставания с нею?!
Дабы убедить её в обратном, я писал алой краской на асфальте под её окном: « Таня я тебя люблю!». Но и это не помогало. Может быть, она думала, что это пишет кто-то другой?!
Правда, её подрастающая, ещё более длинноногая и большеглаза, сестрёнка всё чаще с сожалением глядела на меня, как бы говоря: «Да брось ты её! Посмотри на меня…» Ах, Наташка, Наташка, ты живёшь сейчас с мужем на древнем немецком хуторе под Калининградом и иногда мы пишем друг-другу короткие письма в одной из соцсетей… С детства тебя не видел… На фото ты, вроде, всё так же хороша…
Я часами простаивал под Таниными окнами, чтобы, хоть мельком, узреть её прекрасный профиль. Она плотно занавешивала окна…
В общем –то, с годами я понял, что просто боялся её вечных насмешек, скептического взгляда, подзуживаний и подтруниваний… Боялся открыто сказать ей о любви. Но, такой уж я был человек, да и поцеловался впервые лишь после армии, со своей будущей женой… А другие не боялись и, как видно, Татьяна приветствовала эту их смелость.
Как-то все мы, ребята и девчата из нашего двора собрались у Наташки Марковой на именинах в квартире её отсутствовавшей бабушки на Поповке. Нам было лет по шестнадцать. Мы с Вовиком Беловым и Венькой Мазиным скинулись и купили за двадцать два рубля прекрасное ожерелье из натурального янтаря, положили его в оклеенный бархатом пенальчик и двинулись к цели. По пути Вовка, которому мы доверили нести подарок, зашёл в телефонную будку позвонить и… забыл его на полочке … И минуты не прошло, как мы вернулись, но нашего ожерелья и след простыл! Пришлось срочно покупать то ли книгу, то ли набор открыток…
Когда мы прибыли к месту назначения, вечеринка была в самом разгаре, все довольно много пили, курили, танцевали и целовались в таинственном полумраке зала. В общем, веселились, как могли. Одному мне было скучновато, поскольку я не пил, не курил, не любил танцевать и не умел целоваться… Стоя где-то в углу у стены, я стал невольным свидетелем того, как в алькове за цветной занавеской, на бабушкиной постели, одна подпившая девица уговаривает пьяного Веньку обнять и поцеловать её. Тот, как мог, уворачивался. Отвернувшись, и глянув на танцующих, я увидел другую картинку, от которой меня бросило в жар: мою Танюшу страстно целует взасос танцующий с ней чернявый, вертлявый пацан, неизвестно откуда в нашей компании взявшийся. Мне бы подбежать, взять нахала за грудки, треснуть по мордасам… Восстановить статус-кво и заинтриговать тем самым Таню, но…Увы, я этого не сделал, и не потому, что не любил или не мог драться, а потому, что увидел, как страстно, с каким азартом и желанием Татьяна на эти поцелуи отвечает… Не говоря уже о ладони парня, оглаживающий тугой девический зад, к которому я и прикоснуться –то не мечтал…
Я рванулся на выход. Татьяна, почему-то, тоже… Мы ехали в одном трамвае, её провожал тот, «умеющий целоваться взасос». Татьяна, улучив момент, шепнула мне нечто, что я запомнил на всю жизнь: «Ты не видишь во мне человека!». Это были слова не девочки, но женщины… Тогда, да и потом, в армии, я не понял глубокого смысла этой фразы. А ведь в ней было всё: и то, что она нравится мне потому, что стремится понравиться, и то, что вместо моих брожений под её окнами я мог бы пригласить её в кино, или на танцы, или в кафешку, и то, что мои поэтические мечтания пора применять на практике, и…, да много, чего ещё… А я не понял!
Из армии я пытался писать ей письма, но они были такими же идиотски витиеватыми, далёкими от жизни… На пару писем Таня мне ответила, а потом перестала отвечать. Тут в моём , воспалённом любовью мозгу, засвербила новая идея. Я задумал каким-то наглядным способом показать Тане, что снаружи я, как бы, мрачен и печален, зато внутри, - настоящая драгоценность, весь такой сверкающий…
Будучи в увольнении, в ювелирном на Невском в Ленинграде ( я служил в ЛВО под Зеленогорском) , я купил умопомрачительное колье из чешского стекла, все грани многочисленных бусинок которого сверкали радугой. На него невозможно было смотреть не щурясь… Это колье и было, как бы, моё нутро, внутренняя сущность! А в качестве внешней оболочки этого яркого содержания, я около месяца мастерил в нашей мастерской маленький чёрный гробик, покрывал его лаком, шлифовал, обивал изнутри красным бархатом, отрезанным от скатерти в Ленинской комнате. Уложив ожерелье в гробик и забив крышку, я поехал в Зеленогорск и послал эту посылку Татьяне. Больше ни я ей, ни она мне не писали. Правда потом кто-то сказал мне, что Таня на эту посылку страшно обиделась, посчитав, что это намёк на то, что я её, такую блестящую, похоронил в этом чёрном гробу. Так что, если любите, говорите об этом прямо, без обиняков, а то получится, как у меня.
Вскоре после армии я влюбился, женился, и уехал в Волгоград учиться. Отучился, вернулся в родной город. Мы с женой ( тоже Таней) удочерили девчушку из детдома. После девятнадцати с половиной лет совместной жизни моя Танюша умерла от рака груди. Погоревал. Вернулся к жизни. Женился. Воспитал ещё двух дочек своей жены Иришки, она мне родила сына Саню. Тридцать четыре года отпахал в системе МВД, дослужился до полковника, занимаюсь общественной деятельностью, пишу вот стихи и рассказы… И как-то на досуге, в преддверии очередного нового года, я подумал: а почему бы мне не отыскать мою первую любовь?! Сказано,- сделано! И часа не прошло, как я, не выходя из дома, с помощью телефона и оперативного чутья установил номер Таниного мобильника и, позвонив, поздравил её с Новым годом. Она ничуть не удивилась, поболтали, вспомнили юные годы. Я доложил, что вышел на пенсион, а Таня сообщила, что торгует в магазинчике рабочей одежды на рынке.
С огромным душевным волнением шёл я к этому магазинчику. Распахнул дверь, слепил улыбку пошире… У вешал с одеждой, спиною ко мне, стояла она: длинные стройные ножки, осиная талия… На стук двери продавец обернулась, и… И тут я понял, что всему своё время! А какая была любовь!!!
08.02-2014 г.