Наш самурай решил пробиваться к своим в одиночку, хоть и висел на нем позор поражения. Долг удерживал его от сэппуку, он должен был вернуть Одноглазому Дракону небольшую коробочку, которую, наконец, отыскали средь холодных маньчжурских сопок. Покончить с собой он мог только в самом крайнем случае. Нагаи шел осторожно, стараясь держаться подальше от открытых участков, и лишь когда стемнело, он выбрал место, лег и мгновенно уснул, приказав себе просыпаться каждые два часа. За ночь ничего не случилось, и едва забрезжил рассвет, Нагаи тронулся в путь. Когда он поднимался на пригорок на опушке, случилось то, чего не могло произойти, но, тем не менее, произошло. Нагаи оступился и рухнул в ловчую яму.
Тяжко поднималось бледно-розовое утро ноябрьского дня. Нагаи лежал на самом дне своей неожиданной темницы. Сломанная в голени нога обильно смочила одежду вытекающей кровью. Чтобы смыть с себя позор поражения, самурай приготовился к смерти. Но перед тем, Нагаи быстро, пока силы не покинули его, спрятал заветную коробочку в землю и уселся на маленький холмик, в надежде, что враги не станут рыть землю под мертвым телом. Собрав силы, он освободил живот, нашел за пазухой флажок-сасимоно, подвесил на веточке перед собою. Ритуального ножика-кусунгобу при нем не было, он обернул он лезвие своего танто, оставил пол-сяку острия. Не дай Будда, повредишь позвоночник, и отнимутся ноги – не оберешься позора ни в этой жизни, ни в последующей! Нагаи поднял глаза к небу, отпустил все мысли из своей головы, сами собой пришли строки:
Неслышно взошло прощальное утро,
Лишь ветер едва шевелит
В траве сасимоно.
Это был последний японский солдат на корейской земле. Это был последний день шестилетней Имджинской Войны. Шел второй день одиннадцатого месяца второго года Кайтё , или же лето одна тысяча пятьсот девяносто восьмого года от Рождества Христова. В этот год Генрих Наваррский, став королем Франции под именем Генриха IV, издал Нантский эдикт, положивший конец гугенотским войнам. В этот год скончался мрачный поборник католицизма, король Испании Филипп II Габсбург, он же король Португалии Фелипе, он же покровитель и король Фландрии, навсегда оставшийся в истории Филиппом Испанским. В этот год скончался Царь Московский и Всея Руси Феодор Иоаннович, последний в роду Рюриковичей, на царство венчался человек, оставшийся в истории под фамилией Годунов, назревало Смутное Время. В этот год Яков VI, король Шотландии подавил протестантский мятеж в Эдинбурге, тем самым, открыв себе путь, к тому, чтобы через несколько лет стать королем Англии под именем Якова I. В этот год король Польский и Шведский, Сигизмунд III Ваза, потерпел поражение в битве при Стонгебру, после чего был низложен как король шведов, и это стало началом конца Великой Речи Посполитой. В мире что-то неумолимо сдвигалось.
Вдали от непрестанно воюющей Европы, на восточном конце Евразийского континента, Корейское государство, ценою неимоверных потерь, защитило собою Великую Срединную Империю, от кровавого прилива из Империи Ямато. Огромный, черный от копоти, красный от крови, жаркий от пожаров и ледяной от тысяч хладных тел, прилив войны пошел на убыль. Горе тому, кто, не ведая часа прихода такой волны, безвестно погибает в ее пучине. Горе тому, кто точно ведает наступление тяжких времен, но не в силах ничего изменить, погибает, напрасно вопия, средь неслышащих его. Горе тому, кто, не смирившись, идет наперекор судьбе, и сметается непреодолимой силой, поглощается тьмой безвестности. Горе тому, кто присоединяется к потоку, очищающему мир для новой поросли, поднимается на гребень волны, и, искупавшись в потоке славы, низвергается вниз, проклинаемый последующими поколениями. Горе тому, кому ведомы тонкие струны, на которых крепится ткань мироздания, и кто дергает за эти струны, в желании извлечь из этого собственные выгоды. И вселенского спокойствия тому, кто взирает со спокойствием на все перипетии судьбы, кто знает, что вслед за восходом непременно придет закат, а за приливом – отлив. Таков, надеюсь, наш читатель, коему мы поведаем о временах великих надежд и крушений, об их грандиозной внешней стороне, и о тайных причинах, известных только посвященным…
Нагаи открыл глаза и плотно сжал губы. В это мгновение почва под ним заметно завибрировала. Вокруг стало ощутимо теплее, холодный туман рассеялся, и стало совершенно тихо, ни единого звука. Боль в сломанной ноге куда-то отступила. Нагаи вдруг совершенно отчетливо понял, что он должен сделать. Он вогнал лезвие ножа в ножны, мгновенно убрал его за пояс, быстро-быстро расшвырял землю под собою, вытащил коробочку и убрал ее за отворот кимоно. Сверху посыпались камешки, беззвучно ударяясь о спину. Нагаи поднял взор…