Шхуна "Запад" (та самая, что сушит ныне корпус свой на причале Красной пристани)стояла на якоре в губе Педуниха, одном из красивейших заливов кандалакшского берега Белого моря. Группа курсантов собралась отдохнуть от душной атмосферы 52-местного тесного трюма-кубрика, от уже неделю болтавшегося по волнам штормового осеннего моря парусника.
Прихватив с собой легкую одностволку 28-го калибра, на берег сошел и я. На берегу ребята отправились на рыбалку, а я пустился по прибрежному песочку в надежде встретить утку или какую другую дичь на краю прибрежного леса. Был конец октября, дул "свежий" ветер баллов семь, температура едва удерживалась чуть выше нулевой отметки. Приходилось шевелиться даже в теплой одежде. Солнце лишь изредка и ненадолго показывалось в окнах-разрывах облачного неба.
Больше часа шел я берегом, ни разу не взводя курок - утки летели далеко от берега, а шум прибоя отпугивал лесную дичь. Решил углубиться в лес, где было гораздо теплее.
Мысли мои вертелись вокруг родной Соломбалы, в которую предстояло вернуться через два дня. Я несколько раз прозевал близкие вылеты куропаток и рябчиков, а ведь именно для этой дичи больше всего подходили мои заряды. Вскоре вышел на небольшую поляну, в центре которой возвышался поросший брусничником сухой холм. Лакомясь уже прихваченной легкими заморозками и от этого более сладкой ягодой, добрался до вершины холма.
Решив закурить, добыл из кармана сигареты. Однако достававший до вершины ветер задул спичку, и я огляделся по сторонам. Невдалеке обнаружил уютную яму, устланную опавшими листьями. Приятно устроившись в ней, прислонил к стенке заряженное ружье. Расслабился и с удовольствием закурил. Вдруг раздалось хлопанье крыльев, - на близкой березе уселся косач и с любопытством уставился на меня. Но стоило только протянуть руку к ружью, как птица улетела.
- Горе-охотник! - упрекнул я себя, укладывая ружье на колени - хорошенький кусок мяса улетел из-под носа.
Легкий шорох, явно не от ветра, насторожил меня, и тут на краю ямы нарисовалась морда. Тяжело вздохнув, зверь глядел на меня со злым упреком.
- Медведь! - я сразу вспотел, оценивая ситуацию. Выстрел в упор даже дробью мог мне помочь. На поясе висел надежный нож, с которым, плавая на паруснике, я не расставался. Однако в схватке этот "дядя" мог порвать не только мою фуфайку.
- Пошел вон! - изо всех сил заорал я, стуча ножом по стволу ружья, точно зная, что металлический звук не понравится "хозяину". И тут до меня дошло, что я нечаянно занял его квартиру-берлогу. "Потапыч" потер ухо лапой и снова уставился на меня. Дрожащей рукой я извлек штурманский свисток из кармана и засвистел изо всех сил. Послышались ответный свист и крики неподалеку.
Мишка довольно шустро кинулся в лес, с другой стороны на полянку вышли ребята.
- Чего свистел, Николаевич? - вопросил коллега-штурман.
- Заблудился...- ответствовал я, пряча нож и вскидывая ружье на плечо.
- Ну даешь! Это ты-то заблудился, соломбалец? - расхохотался коллега. Но мне было не до смеха...