В храме, что недалеко от нашего дома, на северной двери алтаря изображен святой первомученик архидиакон Стефан. С того места, где я обычно стою, мне хорошо его видно. Однако рядом много других икон: Спасителя, Владычицы Богородицы, святителя Николая, - словом, всех тех, к кому обычно обращены молитва и взгляд. Но вот однажды на всенощной великое славословие отчего-то запели незнакомым распевом, необычно медленно, слишком медленно для меня, так что на повторах и перепевах внимание мое невольно рассеялось, - и я засмотрелась на образ первомученика. На клиросе переливчато воспевали Господу: "Хвалим Тя, благословим Тя, кланяем Ти ся, славословим Тя, благодарим Тя, великия ради славы Твоея..." - и мне представилось, как некогда архидиакон Стефан славословил Спасителя перед исполненным смертельной ненависти собранием тех, кто Его совсем недавно распял. Они уже готовы были побить святого камнями, хотя видели лицо его, "как лицо Ангела", - а он, после своей дерзновенной речи, "будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога." [1]
Да, подумалось мне, небо не могло не быть отверсто над ним, ведь он совершал великий подвиг великой веры и предельного самоотвержения.
В других условиях мои рассуждения на этом, наверное, и остановились бы. Но в храме все еще возносилось великое славословие, церковь молилась, и я молилась, - и ко мне пришло радостное понимание, что небо отверсто и над нами. Всегда.
Даже когда мы закрываемся от него - суетой, грехами, самолюбием. Именно мы, сами не хотим его видеть, что бы мы там ни придумывали себе. Но иногда, когда мы хоть сколько-нибудь обращаемся к нему, те, кто населяет его, Небо Господа Бога, изливают на нас свою любовь в преизбытке. Это знает каждый, кто хоть однажды смог помолиться от сердца...
Да, Спаситель открыл нам небо, и с тех самых пор мы живем в его свете каждый миг, даже когда не чувствуем этого…
Одна моя добрая знакомая однажды рассказала маленькую историю, как мне кажется, именно об этом. Вот она.
"Вы и сами знаете, какая у нашего поколения жизнь во всем, что касается веры. Ничего мы не получили, так сказать, "в готовом виде", до всего доходим постепенно, медленно, как тяжело больной выздоравливает. Так и я. Но с помощью Божией дело шло: пришла в Церковь, крестила дочь, стала читать книги, ездить по московским храмам, святыням... И вот однажды приходит мне в голову: что ж это я? Прежде люди приедут в первопрестольную - и первым делом на поклон к московским святителям, к чудотворным иконам. А у меня дочь-девица, воспитана в вере, а до сих пор еще у них не была. Как же я ее так обделила?! И стала я это потихоньку исправлять. Съездили с Верочкой в Кремль, к Иверской, к святителю Алексию...
А Свято-Данилов и Донской монастыри мы решили посетить за один день, благо они находятся недалеко один от другого, да и погода выдалась самая что ни на есть подходящая: ясная, тихая, - май уже наступил. Правда, у Верочки были занятия в школе, но она возвратилась рано - и мы сразу отправились. Я помнила, что к раке святителя Тихона во время службы не подойдешь: если она в Старом храме, то он в эти часы закрыт, а если в Большом, то стоит на самой солее, и вход цепочкой, понятно, закрыт. Значит, надо нам было туда успеть до начала вечерни. Но еще не настал и полдень, так что мы не торопились.
Сначала поклонились мы преподобному Серафиму в его храме, ведь он перед воротами Данилова монастыря. Замечательно он расписан сценами из жития святого. Мы с Верочкой все рассмотрели, долго разбирали имена святых дев, сопровождавших Божию Матерь, когда Она в последний раз явилась преподобному Серафиму, вспоминали: которая какие подвиги совершила. Словно самоцветы перед нами засверкали!
Потом зашли в монастырь. Девочка моя осматривалась в восхищении. Хорошо там! Конечно, во все храмы войти нам не удалось, мне кажется, так и не бывает, чтобы они сразу все были открыты, я этого и не ждала. Главное было - положить начало. Но преподобному Даниилу мы поклонились: только вошли в храм Покрова Божией Матери, а служитель как раз выносит на аналой его икону с частицей мощей. И начался молебен.
Помолились. Обошли иконы. Осмотрели церковь: она же старинная, времен Ивана Грозного, - лестницы, галереи, переходы, арки, округлые своды, глубокие проемы окон, - все это... трогает. Древние камни! Я и по сей день не знаю, что произвело на Верочку более сильное впечатление: архитектура или то, ради чего она так прекрасна. Впрочем, одно другому ведь не мешает, и каждому чувству - свое время.
Потом купили мы по пирожку и пошли себе в направлении Донского монастыря.
Солнечный воздух благоухал весенним ласковым ветром, звенел птичьими трелями, наше маленькое паломничество от пешего перехода больше походило на настоящее, да к тому же с трамваями что-то случилось: они напрочь исчезли с горизонта, а на остановках (мы шли от одной к другой) собрались плотные толпы. К тому же казалось, что времени у нас еще много, и возле очередной остановки, оглядев безнадежную рельсовую перспективу, мы решили не ждать куда-то запропастившегося трамвая, а идти до самого монастыря. Правда, прибавили шаг.
В общем-то мы успели. До начала службы. В Большом соборе приложились к Донскому образу Божией Матери, поставили ей по свече, но святителя Тихона не было здесь. Надо было идти в Старую церковь. И тут что-то меня стало как будто подгонять: торопитесь, мол. Я позвала за собою дочь, - но в галерее у выхода она заметила фреску, залюбовалась ею и остановила меня.
Это было изображение притчи о десяти девах. Посмотрела я на мудрых дев, которых Спаситель, стоя в светлом проеме двери, ласково приглашает в дом, на темные силуэты соседних домов, улицу, погруженную в серый сумрак, на стоящих в отдалении, в полутьме, с погасшими светильниками, неразумных дев - в очертаниях их фигур чувствовалось как бы некое скрытое смятение - и стало мне вдруг тревожно, словно был во всем этом какой-то намек именно мне.
Я снова поторопила дочь, и мы наконец направились в Старый собор Донской Божией Матери.
Приближаясь к нему по садовой дорожке, мы увидели, как из него вышла женщина, перекрестилась и ушла. Но двери не заперла и, казалось, даже неплотно ее прикрыла. Мы обрадовались: открыто, успеваем! Ан нет.
Дверь не открывалась. Я потянула, даже слегка подергала: вдруг что-то заклинило. Потом попробовала и Вера... Не открывалась дверь. Объявлений никаких мы не нашли. Постояли-постояли - и пошли восвояси. У обеих было чувство, что к святому нас не пустили. Уходя, я обернулась. И увидела, как из храма вышел иеромонах. И запер его. Это как-то добавило ошеломления. Вера молчала. И сосредоточенно смотрела в землю.
По всей логике развития событий я должна была бы пройти мимо книжной лавки. Но я не прошла. Больше того, во мне вдруг обозначилось неопределенное, но настойчивое желание то ли что-то купить, то ли что-то прочитать, то ли что-то получить... Словом, желание неясное, но неотступное. Я оглядела витрину. Многие из этих книг у меня уже стояли в шкафу, другие были мне знакомы и как будто не нужны. Всего ведь не купишь, верно? К последним относилась и небольшая книжечка "Из жизни православной Москвы ХХ века" с подзаголовком "Воспоминания православного христианина" и гравюрой нескольких московских церквей на обложке. Когда-то я ее листала и не взяла. Но теперь - разве это объяснишь? - посмотрела я на нее - и купила, точно кто мне велел.
И поехали мы домой. Не передать, как тяжело и смутно было у меня на душе. Верочка всю дорогу молчала, как и я, и только одно проронила: мол, она-то знает, за что ей такое. Я, понятное дело, расспрашивать не стала.
Приехали мы домой и, молча же, разошлись по своим комнатам. Я открыла только что купленную книгу. Вот тут-то и начало обозначаться это. Впрочем, я, в своем сумеречном настроении, это не сразу и поняла. Просмотрела я первую главку, где автор вспоминает, как его, юношу, благословил со стены Донского монастыря находившийся в нем под арестом патриарх Тихон, - и стала читать себе дальше, другие воспоминания. Что-то коснулось меня только тогда, когда я прочитала: "Не знаю, как это случилось, что мама зашла в церковно-приходскую школу Данилова монастыря. Данилов монастырь был от нас не так уж близко..."
Стоп! - подумала я, точно просыпаясь. - Что же это? Данилов монастырь, Донской монастырь - это же наш сегодняшний путь?!
Я пролистала книгу вперед - и "побыла" на молебне князю Даниилу, еще вперед - и увидела фотографию патриарха Тихона, и какое-то время не могла оторваться от нее. Какой у него, - а ведь это не художественный портрет! - дивный был лик! Лик страдальца первосвятителя... Я шла в этот день к нему, и вот - он был передо мной! Не смотря ни на что!
А потом я, уже как в лихорадке, вернулась назад, к началу книги. С первой страницы на меня смотрел заголовок: "Патриаршее благословение". Мне потребовалось перевести дыхание. Дальше было вот что:
"...Однажды, подходя к северным воротам, я увидел Патриарха, медленно шедшего по стене по направлению к ближайшей башне. Очевидно, это была его прогулка. Стража внимательно следила за ним. Он дошел до башни и стал возвращаться назад.
Тут я подошел ближе к стене и сложил ладони рук, прося его благословения.
Патриарх увидел меня, лицо его просияло доброй улыбкой, и он широко и не спеша благословил меня со стены.
...Это благословение всегда свежо в моей памяти, как будто я получил его только сейчас. Патриарх, как живой, стоит перед моими глазами с его сияющей доброй улыбкой, с его приветливым радостным взором из-под нависших седых бровей".
И снова у меня появилось чувство, что я - перед святителем Тихоном, и он смотрит - на меня.
Этого нельзя объяснить, но я чувствовала, что здесь не было места случайности: все это непосредственно касалось меня. От избытка впечатлений я закрыла книгу... и впервые увидела ее заднюю обложку.
На меня смотрели, благословляя с иконы, святой князь Даниил и патриарх Тихон. Оба - вместе.
В следующую минуту я уже была в комнате дочери и показывала ей - патриаршее благословение. Нам. Невозможно было в этом усомниться. Мы были счастливы.
Ну да, он нас пожалел, и хотя мы опоздали к нему, он принял нас, наши намерения, как дела, и наши невысказанные молитвы, и наши непоставленные свечи, и - "со стены" - послал нам свое благословение. И утешение... Сколько же любви у Бога и Божиих святых...
С тех пор то Верочка, то я нет-нет, да и едем к патриарху Тихону, если что-то не ладится, или тяжело на душе, или просто хочется помолиться, поблагодарить. Он всегда так ласково слушает..."
Тут подруга моя застенчиво на меня посмотрела: "Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?" Конечно, я понимала, ведь я и сама молилась святым. Она улыбнулась и заключила задумчиво: "И как же близко к нам Небо!"
Да, действительно, очень близко. Небеса отверсты над нами. Нет случайности. Нет неуслышанного моления. Нет непринятого движения души. Благословен Господь!
Примечания.
(Издано в книге: В. Ульянова. Дарованный путь. М., 2005).
1. Деян. 7, 55-56.