3 дня общения на языке жестов
“Море - огромное, лениво вздыхающее у берега, - уснуло и неподвижно вдали”. Эта фраза, с которой начинается “Песня о Соколе” М. Горького, невольно начинает звучать в ушах, когда неугомонные волны, неутомимо набегая на берег, нарушают разлившуюся по всему берегу сонную тишину. Мы с моим “собеседником” лежим на шезлонгах, поставленных под большими зонтами у самой кромки моря и слушаем его дыхание. Мой “собеседник” – немец, турист из Германии, приехавший по туристической путёвке, как и я, отдохнуть и покупаться в тёплом Средиземном море. Я использовал кавычки потому, что в сумме наш с ним словарный запас для общения не превышает 30 слов, примерно столько же, сколько у Эллочки Людоедки в романе Ильфа и Петрова “12 стульев”. Но в отличие от Эллочки мы понимаем почти всё, что хотим сказать и о чём думаем, дополняя ущербность нашего тезауруса жестами и выразительными взглядами.
Попытки перейти на английский язык для ещё большего удобства общения оказались не плодотворными, так как мой английский словарный запас, приобретенный в академии, а потом полузабытый, хотя и был побольше немецкого, (который я учил только в школе), и приближался к количеству русских слов, используемых Горбачёвым в его штампованных речах и докладах, но при абсолютном незнании английского моим соседом по пляжу эффект от общения на английском оказался нулевым. Но возникшая непроизвольно симпатия друг к другу, помогала преодолевать разделявший нас языковой барьер без малейшего намёка на раздражительности из-за непонятливости кого-либо одного из нас или обоих вместе, и даже наоборот вызывала часто улыбки и взрывы смеха.
Сейчас не могу даже припомнить, с чего начался наш интерес друг к другу, то ли с проявленного взаимного уважения, выразившегося в пожелании доброго утра на языке собеседника, то ли с обмена приветливыми улыбками и знаками внимания при обустройстве на пляже, то ли с почувствованной обоими близости наших натур. К тому же возникновению симпатии располагала сама обстановка покоя, тихого усыпляющего плеска волн и не очень жаркой погоды, предвестника наступающего осеннего увядания природы и не долгого замирания жизни в ожидании нового буйного расцвета. Эти предвестники наступающего грустного увядания читались и в глазах моего кратковременного товарища по отдыху, да и в моих, наверно, тоже, и это несомненно сближало нас обоих.
Так незаметно прошли 3 дня, а на следующее утро “мой” немец должен был уезжать к себе на родину, кажется в Гамбург. В этот вечер, глядя на красивый закат, полыхающий яркими красками на полнеба, он был грустен, “не разговорчив” и, казалось, сожалел о чём-то, что уже не исправить, не вернуть. Чтобы прервать затянувшееся молчание, я решил прочесть ему стихотворение Г. Рублёва, сопровождая текст стихотворения жестами и известными мне немецкими словами, приводимыми здесь в русской транскрипции: мэдхен, тодт, зиммер, фатер, дизер, шиссен, фриден и некоторыми другими.
Это было в мае, на рассвете.
Нарастал у стен рейхстага бой.
Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.
У столба, дрожа, она стояла,
В голубых глазах застыл испуг.
И куски свистящего металла
Смерть и муки сеяли вокруг.
Тут он вспомнил, как прощаясь летом
Он свою дочурку целовал.
Может быть отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял.
Но тогда, в Берлине, под обстрелом
Полз боец, и телом заслоня
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня.
И, погладив ласковой ладонью,
Он ее на землю опустил.
Говорят, что утром маршал Конев
Сталину об этом доложил.
Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые Армии Советской
Люди, победившие войну!
И в Берлине, в праздничную дату,
Был воздвигнут, чтоб стоять века,
Памятник Советскому солдату
С девочкой спасенной на руках.
Он стоит, как символ нашей славы,
Как маяк, светящийся во мгле.
Это он, солдат моей державы,
Охраняет мир на всей земле.
Мне показалось, что он понял основное содержание стихотворения. Лицо его просветлело, подобрело и приобрело какое-то серьёзное выражение. Он сказал danke fur alles, протянул мне руку для рукопожатия, которое я расценил не только как прощание, но и как извинение за поколение своих отцов и дедов и благодарность за то, что мы не переносим зло на их потомков. После этого, бросив прощальный взгляд на потемневшее уже небо, он по-военному круто развернулся и пошёл в свой отель.
Так спустя 60 с лишним лет произошло примирение двух народов в лице двух его представителей.