Закончив зверобойную кампанию на Терском берегу Белого моря, в середине марта пригласил меня местный бригадир Петр Иванович прокатиться с ним по лесным угодьям.
Мы отправились в путь, едва забрезжил рассвет. Иваныч восседал на снегоходе "Буран", я возлежал на прицепленных сзади нартах на оленьих шкурах среди тщательно уложенного и увязанного дорожного скарба. Приключения наши начались сразу же за деревней, едва мы отъехали от крайних домов, как на первом же взгорке увидели красавца глухаря. Склонив голову, он поглядывал на нас. Иваныч остановил снегоход и, размахивая руками, кинулся к глухарю пешим ходом. Минут через семь он вернулся расстроенный, тяжело дыша.
- Живьем хотел взять? - поддел я .
- Эх, зря мы вечор-то много пили! - воскликнул он, запоздало собирая и заряжая спрятанное под сиденьем ружье.
Километра четыре ехали без приключений, пока на каком-то крутом гребне нарты не вскинуло так, что я кувырком вылетел в снег. Не заметив "потери бойца", Иваныч скрылся на лесной просеке. Тепло одетый, я перевернулся на спину и любовался подсвеченными восходящим солнцем облаками, окаймленными деревьями на просеке. Через несколько минут раздался раздвоенный выстрел, а спустя минуту на просеке показался "Буран".
- Ты чего спрыгнул-то? - спросил Иваныч.
Я молча указал на крутой склон.
- Если бы не куропатка, я бы далеко ускакал, - заметил Петр, показывая добычу: четырех убитых птиц. Мы поехали дальше, миновав истоптанную полянку с редкими каплями крови, где Иваныч подстрелил куропаток. Вскоре он заглушил мотор снегохода и, указав мне, чтобы оставался на месте, отправился в лес. Вернулся вскоре и, недовольно ворча, кинул в нарты мерзлую белку.
Далее мы еще несколько раз останавливались, но Иваныч возвращался с пустыми руками. Наконец я услышал его довольное бормотание, и в нарты упала куница.
Пополудни впереди показался большой просвет. Озеро, догадался я. На краю его на дереве я заметил висящий на нижней ветке флаг.
- За мной! - скомандовал Иваныч, и мы по глубокому снегу рванули к полотнищу.
- Ого-го! - радостно кричал мой спутник. - Знатный воротник моей бабке Люсе будет!
Едва касаясь носом снега, на ветке висела замерзшая...лиса. ЕЕ заднюю левую ногу держал висящий на цепочке капкан.
- Ушла бы, кабы за переднюю лапу попалась, - заметил Петр.
- Как? - удивился я, рассматривая железные "челюсти".
- Отгрызла бы ногу и ушла, - заверил Иваныч.
- На озере мы на радостях выпили по стопочке, запивая чайком из термоса, закусили, пробурили лунки, запустили удочки.
Моя навороченная "городская" снасть задрожала первой, и вскоре на льду трепыхался окунишка граммов этак на триста. А вот и Петр извлек из лунки килограммовую щуку, поймав ее на вертикальную блесну. Часа за два мы надергали рыбы и на ужин, и на "потом".
Ночевали на берегу озера под пятью расположенными веером елками. Обрубив часть нижних веток, сделали ложе, застелив его оленьими шкурами и накрывшись ими же.
На следующее утро решили двинуться к дому - добыв семь куниц, лисицу, четырех белок, семь куропаток и мешок рыбы. И это, по словам Иваныча, был только малый путик, где около полусотни капканов. На большой ушло бы пять дней.