Холоп Онотоле, кроме дней отпускных, честно на работе у барина заработанных, да проведённых в краю Тмутараканского ханства, в месте диком, хоть и обустроенном, с названием племенным Кучугуры, лепше всего любил рыбалку.
Готовился он к ней тщательно, вдумчиво, со всем аккуратным подходом и здравыми рассуждениями. Долго выбирал время для действа оного, шибко скучного, если ты не увлекаешься, и крайне радостного, коли умеешь смысл понимать в сидении с удочкой, среди поедом тебя жрущих кровопийц-комаров, которые так и норовят откусить половину тела твоего боголепного, да заместо той наживки к рыбам и выплюнуть.
Как время бывало выбрано, Онотоле брался путь свой прокладывать. Искал грамоты диковинные, в коих нарисованы было умельцами, кто учен был немало, пути-дороги различные к рыбалковому стойбищу. Назывались те грамоты по-научному «карты» и хранились пуще глаза своего, чтобы не плутать в пути, а выехать сразу и приехать точно. Время на то уходило не мало, месяц, а то и два, и крайне важен был Онотоле в своих изысканиях.
Как путь найден был, начинал Онотоле искать попутчиков, чтобы веселее путь коротать был в самоходной тележке едучи, да с кем было бы улов свой дивный обсуждать. Да и как не без того, бутылочку самогона наикрепчайшего чтобы было с кем выпить завсегда.
Попутчики были известные. Максимка-смутьян, потом холоп из барских приближенных, Мишка-говорун, не молчащий даже во сне, да приказчик правый с ключами. Этот последний надоедлив был весьма, и отказывался Онотоле брать его, да настаивал приказчик усердно, что внушало подозрение, с чего бы ему так хотелось с холопами отдыхать. Не иначе пакость какую мыслил, потому и держаться надо было от него подале.
С попутчиками Онотоле договаривался крепче железа, что никому они болтать не будут тот расклад, чтобы приказчик остался в неведении, и не мог прицепиться к тележке самоходной для выездов парадных.
После всех тех переговоров Онотоле начинал дело планировать важное, без которого и ехать то смысла не было – еду собирать, чтобы к рыбе пойманной да разделанной, питание было отборное. Максимка-смутьян смуту вносил не малую тем, что не хотел принимать участия в разделении еды на пропитание. Собирался питаться бутербродами с колбасой бумажной, да позорной. Онотоле такой подход не устраивал, он меню рисовал красивое, на каждый день да с разными блюдами. Ну, конечно, с добавлением самогона, чтобы ужины веселее проходили, с баснями да припевками. За то мы его ругать не смеем, холоп на отдыхе человек свободный, имеет право отдыхать, как хочется, дабы вернуться затем к барину с новым усердием. Мишка-говорун со всем согласие имел, да всегда оказывалось, что купить он порученное забыл и по пути в лабазы заезжал придорожные, чтобы оплошность свою исправить.
А потом тележки самоходные чинить да править начинали поездники эти, чтобы в пути все было аккуратно, да люди государевы, дорогу сторожившие, чтобы не имели никаких претензий к путешественникам нашим.
В таких вот сборах да метаниях не много да и не мало, год проходил, ибо Онотоле основателен был до крайности. И мечты его устремления имели высокие, рыбы добывать хотел много. Да всех уважением не обойти чтобы, привезти хоть долю малую на угощение.
Для лова той рыбы снасти покупались на тыщи великие, сети вязались новые, по коробочкам все раскладывалось, в мешки упаковывалось, колобашками увязывалось, и хранилось под замком в шкафе железном, для того специально купленном. Не подпускал Онотоле никого к тому шкафу, ибо переживателен шибко был за свои богатства такие рыбацкие.
Хоть по-здраву если рассудить, кому оно то надобно было? Алексашка не увлеченный был бестолковостью этой, комарей кормить собой не любил, да и рыбу-кильку пойманную уважать не собирался ни разу. Михайло-мастер был человек домовитый, отпуска проводил в постройках терема нового, и некогда ему было ерундой заниматься, червяков на крючочки нанизывать. Да и жалостлив был от природы, любил кажну живую тварь, и слезу скупую ронял, коли видел червяка уморенного. А что до барыни, так то дело ей и вовсе безделием казалось, женщинам те рыбалки и улов ненадобен вовсе. Только руки марать да об кости маникюры портить.
И вот когда назначался день отъезда знаменательный, начиналась суета бестолковая, да беготня шумная. То Мишка-говорун опоздал да забыл важное, то Максимка-смутьян в отказ шел от поездки намеченной, то к Онотоле приставать приказчик начинал, ключами поигрывая, и в таком вот состоянии, что твоя лихорадка, с разбегу садился Онотоле в нутро самоходной тележки своей, да побибикав на прощание, только пыль столбом, выезжал за ворота да ложился на курс по свету первой звезды. А кто не успевал с ним запрыгнуть, тот потом на перекладных Онотоле настигал, как уж получалось.
По приезду к месту рыбацкому выяснялось, что место не само хорошее, что давно тут рыбалить не ведают, ибо болотина встала давнишняя, и присесть разве что ненадолго в кустах можно было по нужде великой.
Удивлялся такому Онотоле всегда, как так, ведь он год готовился. Да пытался найти место лучшее, только лучшее завсегда было занято. Где уж Бог доводил, там останавливался, и закидывал удочки с берега, да и спать шел расстроенный, не забыв самогону-то выпить.
По утру выходил он до солнышка на утреннюю зорьку. Максимка-смутьян уж на ногах бывал, ворчал да кашеварить начинал. Мишка-разговорник великий или спал под пологом, либо уж уезжал домой, женой вызванный.
Онотоле деваться было некуда, ибо страсть рыбачья побеждала. И сидел он с удочкой, и стоял, и даже лежа рыбачить пытался. Да не шла окаянная рыба ни на червяка изворотливого, что с крючка норовил сигануть, ни на хлеб самопечный, ни на прочие угощения. Так до вечера часто промаявшись, да наварив еды из припасов купленных, собирался Онотоле с Максимкою, да и взад оглобли поворачивали. Обвиняя в неудаче такой приказчика, что ключами своими противными да глазом своим сглазливым лишил их отдыха законного, и вместо седмицы целой погуляли они всего дня два.
Возвращались назад с посудой грязною, без рыбы да недовольные. Самогон допивали последний, да и расходились по домам.
А на следующее утро, выслушав порцию поношения от холопов-соратников, да объяснив им кто виноват на самом-то деле, Онотоле вздыхал задумчиво, да и снова мечтать начинал. Впереди целый год получался, когда можно было к рыбалке готовиться, чтобы в энтот раз уже явственно получилась бы она удачною.
Вот такие дела у нас творятся на подворье. Занятные люди у нас, веселые, и сами не скучают и нам не дают.