Пеше-водная двойка школьников
На фото: Инструктор областной контрольно-спасательной службы
Юра Афандеев с другом в экипаже школьников.
Из сборника «Туристские походы со школьниками"
Этот поход я пообещал ребятам ещё в весеннем сплаве по Чусовой.
Я всю зиму готовил группу к горным походам: учил вязать узлы, использовать пояса и беседки, пользоваться альпенштоком и ледорубом, ходить в кошках по ледовым «катушкам» и другим премудростям горного туризма. Но в майские праздники сводил их на Чусовую и вся горная подготовка пошла «коту под хвост»т – ребята заболели водным туризмом. Тем более, узнали что их тренер имеет очень отдалённое отношение к горному туризму, а как водник имеет за плечами уже два норматива Мастера спорта. Пришлось мне переквалифицироваться и в срочном порядке готовить из них водников. И мне проще: отпала необходимость перед каждым занятием штудировать альпинистскую литературу. Я сел на своего конька.
И вот август и мы в поезде на Североуральск. Двенадцать человек школьников и трое взрослых: руководитель похода – Людмила, её заместитель – Наталья Баукина, и я в качестве играющего тренера, шерпа и человека «Чего изволите?». Поход обещает быть весёлым – командует «слабая половина».
Командует неплохо: каким-то образом добывается автобус и нас (неслыханное дело!) доставляют прямо к реке Сосьва за горой Кривинская сопка.
Двенадцать километров до Сольвы – бывшего посёлка коми-зырян, бывшей базы золотодобывающей партии, а ныне пустующего туристского приюта, даются нелегко. В рюкзаках трёхнедельный запас продуктов, четыре катамаранных камеры с чехлами, лопасти байдарочных вёсел, бивачное снаряжение. Хорошо хоть отказались от палаток и пошили капроновые навесы с москитной сеткой. За неимением последней, мы так именуем марлевый полог. Зная, что такое пешие подходы к сплаву, я как мог, подбирал самое лёгкое снаряжение. И всё равно вес рюкзаков угнетает.
Первая задача – покорение Денежкина камня. Ребята с восхищением смотрят на нависшую над посёлком громаду. Ужас как высоко и далеко! Для них это – Гималаи. Неужели туда можно забраться? Но капитанши смотрят на восхождение спокойно: они поднимались туда уже не раз, и летом и зимой. Намечают простейший путь – через Жёлтую Сопку. Мне безразлично: я поднимался уже по всем возможным путям, и по Супрею, и по М. и Б. Шегультанам, и по Шарпу и по Тальничной. И ещё бог знает как.
Иду замыкающим, отныне и до конца маршрута я «на подхвате». Замечательно! Есть время и возможность понаблюдать, не вмешиваясь, как бы со стороны.
Ребята все разные, по сути, я их ещё и не знаю, хотя занимался с ними всю зиму, был в походе по Чусовой, на городских и областных слётах школьников. Но есть и новые. Они были на сплаве, но в соревнованиях на слётах не участвовали. Там были только девятиклассники, у выпускников весна и лето – горячая пора. А некоторые из старших – вообще не школьники, а учащиеся ПТУ и попали в группу только потому, что они – «…ребята с нашего двора!»
Со стороны Сольвы подходы к вершине великолепные: пробита отличная тропа в лесу до гребня Жёлтой сопки, прослеживается она и дальше, на курумнике. Теряется тропа только за «терриконом» – так называем мы конусный выступ на отроге, разделяющем впадины истоков реки Талой и Малого Супрея. Он хорошо виден из поселка и служит ориентиром для просмотра пути движения на предвершинное плато. Сама вершина из Сольвы не видна – скрыта за перегибом, вернее, за Южной вершиной, которая ниже Главной на несколько метров.
За «терриконом» начинают попадаться пятачки высокогорной тундры, представляющей здесь особый тип растительности: плотный ковёр мха, устлан разнообразными цветами. Распустившиеся цветки «прилипли» лепестками к шершавой поверхности мха; цветоножки пробились к свету сквозь плотный мох, а поднять над ним соцветия не пожелали, или им просто не хватило сил. Будто нарисованные яркими красками узоры, лежат распустившиеся бутончики на буром мхе. И так же прилипли ко мху немногочисленные зелёные листочки этих горных цветков.
Толщина подстилающего мха 3 – 4 сантиметра. А под ним … нет, не земля, а уплотнённая смесь пыли, песка и такого же каменистого мелкого крошева – продукт эрозии скал. Весь плодородный слой в корнях мха; здесь же и вся корневая система этих чудо-цветков. Ни один корешок не проникает в каменистую «почву». Мало того, даже корни карликовых кустиков обширных куртин черники располагаются в этой моховой подушке. Этот ковёр без всякого труда можно скатать в рулон.
Горная тундра есть и на Жёлтой Сопке. Но там и моховой подстил толще и встречается поросль карликовой ивы, берёзки и можжевельника и даже кустики и кочки короткоствольной травы, типа осоки. Там лес рядом: тонкий плодородный слой почвы мог образоваться от заносимых ветром хвоинок сосен.
На вершинном плато ветерок несколько остужает восходителей, разгорячённых на подъёме. Как всегда в ясную погоду видимость великолепная, есть чем полюбоваться. Только дальние хребты на горизонте укрыты знойным маревом.
Восходители в восторге: такой красоты, такой перспективы тайги и гор они в своей жизни ещё не видали. Наперебой расспрашивают о взметнувшихся вдали хребтах и вершинах, их примечательностях, путях подхода. Олег Юрганов вслух мечтает: как хорошо было бы пройти по водораздельному хребту до плато каменных болванов в истоках Печёры. Я рассказывал на привале об этом чуде природы, и он уже прикидывает, как туда попасть. Попасть несложно, но в рюкзаках одних только продуктов будет килограмм за двадцать. Прыть гаснет, когда он понимает: его рюкзак прибавит в весе почти вдвое.
Спускаться я предлагаю по новому пути – по реке Талой. По моему предположению, у её зарождения должны быть красивые водопады. Когда-то зимой я с друзьями пробовал подняться по её руслу, но упёрся в каньончике перед выходом на плато в ледяные наплывы, буквально ледяные стенки трёх – четырёхметровой высоты. Одолеть их, как и выбраться в снегах на боковые склоны, не смогли, пришлось возвращаться. Летом, конечно, пройдём! Заодно и проверим наличие падающего ручья!
Лучше бы я этого не предлагал: на пологом склоне мы выходим на «живую» осыпь из крупного плитняка. Многотонные плиты шевелятся под ногами: наступаешь на один край плиты, а другой приподнимается, угрожая перевернуться. Между плит глубокие щели, скрытые зарослями можжевельника, соскользнуть туда с шатающихся камней очень даже просто. А это – травма! Причём, серьёзная.
Первой почувствовала опасность руководитель. Даже при её бараньем весе плиты «играют», угрожая защемить ноги. Команда «стоп!» следует незамедлительно. Я прохожу ещё несколько метров и понимаю, что плиты не только шевелятся и «прыгают», но и проявляют намерение соскользнуть по склону на нижележащие.
Да, завёл я детвору…. Слева по склону – «террикон», который всегда обходили с другой стороны, надо выбираться к нему. Опробуя каждый камень, каждую плиту, вывожу группу из опасного места. Бог с ними с водопадами и разведками новых путей! Ребята хоть и спортивные, но не циркачи же?
На обратном пути собираем грибы. Среди ребят тоже есть сторонники «третьей охоты», но некоторые из них грибы вообще никогда не собирали и пытаются резать всё подряд. В Сольву каждый приносит по пакету, и начинается сортировка. К счастью, ядовитых не оказывается – дилетанты грибного промысла советовались со знатоками и резали в основном подосиновики, маслята и обабки. Хвастаются количеством найденных боровиков и рыжиков. Больше всех мешок у Риты, но половина из грибов – моховики.
Мы никогда раньше этих грибов не брали, хотя знаем что они съедобные. Поэтому и на сей раз предложили выбросить. Рита чуть не со слезами доказывает, что они с мамой всегда предпочитали эти грибы другим: редко червивеют, не насыщены влагой, и очень хороши для жаренья. Напор настолько мощный и квалифицированный, что взрослым пришлось уступить, моховики пошли в жаренье.
Грибов оказалось так много, что жарили на противне в несколько заходов. Дежурные освобождены от варки вечернего супа – грибов хватило на сытный ужин, осталось и на утро. Но более всего понравился всем компот из жимолости. Её заросли обнаружили у ручья, где брали воду; кустарник казался сизым от обилия лесной ягоды. Для многих жимолость была откровением, лишь немногие видели эту ягоду в саду, окультуренную. Слава Лепинский даже протестовал против её сбора, попробовав на вкус: слишком терпкой показалась ему эта лесная невидаль.
Блюда из даров природы стали входить в наше меню чуть ли не ежедневно. Чего лукавить!? Продуктовая раскладка наша бедна. В первую очередь из-за чрезмерного веса. А главное, калорийных, лёгких и малообъёмных продуктов, тех, что нужны путешественнику, в продаже просто нет. С трудом доставали сухое молоко, яичный порошок, тушенку, сублимированные супы и даже крахмал для киселей.
Стоимость продуктов была приличной, да плюс транспорт. «В копеечку» влетала родителям отправка чадо в поход. Думаю, многие ребята не смогли участвовать в дальних походах только из-за этого. И мы прошляпили: только совершив 4 – 5 походов, узнали, что питание детей в походах финансируется за счёт РайОНО, причём нормы солидные. Но это мы узнали позже, а первые два года ходили за свой счёт, без дотаций.
Идём по заболоченной тропе, проваливаясь то в моховое месиво, то в колею прошедшего здесь когда-то вездехода. Ночью прошел длительный дождь с грозой, все болотца и колдобины заполнены водой. Глинистые участки дороги раскисли. Ноги промокли уже в начале пути. Веселое обсуждение начала маршрута сменилось меланхолическим чавканьем ботинок по грязи и топям. На коротких привалах уже не обсуждаются возможные пути перехода на Кутим к началу сплава. Убедились: если уж этот простейший путь в обход хребта так тяжёл, что же могло ожидать при переходе через перевал «Европа-Азия», классифицированный 1-А для среднегорья? Именно на этом маршруте они настаивали, успешно совершив восхождение на «Деньгу».
Особенно тяжело даётся переход Лене Маневич. Она крепится, молчит, но заметно побледнела и начала прихрамывать. На обеденном привале руководство осматривает у всех ноги. У Лены – кровавые мозоли на пальцах в месте сгиба ботинка. Осматриваем ботинок и недоумеваем: на подкладке – внутреннем слое кожи – твёрдая складка, давящая на пальцы. Как она образовалась? Вырезаю полностью места сгиба ботинок и понимаю, в чём дело: подкладка из свиной кожи, а она при намокании увеличивается в объёме и по площади – вот «прирост» и выпер складкой на сгибе. Чудеса! У многих такие же ботинки, но этого фокуса не произошло, кожа другая. «Схалтурили» производители, видимо, на этой партии. А я ещё рекомендовал это изделие магнитогорской фабрики для пешего и лыжного туризма. Ничего, можно идти и в босоножках, получившихся из ботинок. Лена заметно повеселела, но ноги уже травмированы.
Попала она в поход в последний момент. Ровесница многим, но уже студентка; брать её в школьную группу было нельзя. За неё ратовали девочки, её приятельницы по двору, но решающее слово сказал отец, уговоривший меня взять её в путешествие. Не предполагал уважаемый мною работник завода, как тяжело придётся его дочери. Впрочем, всё обошлось: командирши заметили её мучения на первом же переходе.
Для ребят всё ново. В новизну и первая, встреченная на маршруте охотничья избушка, возле которой у нас обед. Брёвна её стен исписаны и изрезаны. Каких только надписей здесь нет! Самые доминирующие темы: «здесь были…» и « привет из…». Вадим предлагает и нам отметиться, запротоколировать своё пребывание, но поддержки не встречает – у ребят уже формируются правила отношения к природе и её объектам, пусть и рукотворного происхождения. А изба – объект исторический, – возводили её ещё егеря заповедника. У туристов она именуется «Европа-Азия», у местных – «Половинка». Здесь как раз полпути между Сольвой и избой Аликина на Кутиме, построенной в те же времена.
За избой начинается едва заметное понижение в долину рек Малой и Большой Поймары. Группа растягивается, наиболее резвые умчались вперёд, наиболее загруженные поотстали. Я – замыкающий, знаю: далеко не убегут. Действительно, за поворотом все стоят, окружив глинистую незадернованную плешь, что-то разглядывают. На глине чёткие отпечатки медвежьих лап, будто парадным шагом прошёл; даже лужу воды не соизволил обойти – прошёлся по ней. Следы встретятся ещё несколько раз, но не столь свежие. Факсимиле хозяина тайги напомнило группе, где она находится; больше не растягивались, держались кучно.
При подходе к Малой Поймары необычайно светлеет – лес прорежен, возле дороги много поваленных деревьев. А затем тайга совсем исчезает – лес будто выкошен. С дороги хорошо просматривается долина рек Поймары, Главный Уральский хребёт и его отрог – хребтик Русхайт. На севере лес повален по долине Кутима между Лысой и Горелой сопками. Такого обзора с этой точки тропы никогда не было.
Проходим избу Аликина. Дверь подпёрта, значит, хозяина нет дома. Метрах в двухстах за избой между тропой и рекой ставим свой бивуак. Отсюда нам предстоит кольцевой маршрут через гору Выдерга на малопосещаемую вершину Шудья-Пендыш и Белый камень. Пойдут не все: набившие мозоли будут залечивать раны, а заодно и готовить жерди для вязки катамаранов. Сплав начнём отсюда.
Под вечер появляется Сергей Петрович Аликин – «Князь Кутимский». Появляется с эффектом, как волшебник из сказки. Это он умеет, он артист от природы. Интересуется, много ли поймали рыбы? У ребят сконфуженные лица: какая может быть рыба в этом ручье? Петрович сбрасывает крошни и даже не с княжеским, а с царским видом начинает выбрасывать на траву крупного хариуса. Действительно царский жест: ребят он одаривает ведром хариуса на уху, руководительниц приглашает в гости.
За те 15 лет, что я с ним знаком он мало изменился: сыплет историями из своей богатой жизни, что-то спрашивает, но не выслушивает ответов, больше говорит сам и за себя и за собеседников. Угощает малосольным «харюзом». Слушать его байки я оставляю дам, а сам линяю, сославшись на срочные дела в группе. Я слышал его рассказы много раз и ценности как слушатель не представляю.
Следующий день уходит на перетряску снаряжения для радиалки: берём только самое необходимое и лёгкое – надо устроить просто прогулку.
Кольцевой маршрут получился лёгким и содержательным. Я его уже описывал, повторяться не буду. А когда вернулись, обнаружили на биваке пополнение: из одноместных палаток вылезли Юра Афандеев и его спутник, Павел, мне до этого незнакомый. Догнали нас, чтобы принять участие в сплаве. Юра высказывал такую идею перед отъездом, но я не принял это всерьёз.
Что ж, грузоподъёмность катамаранов достаточна, а опытный «землепроходимец» в походе не лишний. Почему у них индивидуальные палатки я понял в первую же ночь – богатырский храп инструктора областной КСС заглушал и ночные шорохи, и шум реки.
Позабавило меня и их дорожное приключение. Шли они с какой-то группой. В пути Юра вздумал пальнуть по тетёреву. Что там началось! В каких только грехах его не обвинили страстные рачители природы! Каких только кар не призывали на его голову?
Но главное, убежали вперед, чтобы нажаловаться Аликину, в их представлении – хранителю кутимской природы и лесных богатств. Пообещали, что добьются запрета на пропуск «браконьеров» через кордон. Юра трезвомыслящий человек, но на всякий случай обошёл кордон по другому берегу реки до нашей стоянки. Но в тот же вечер не только познакомился, но и подружился с «Князем». Допили с ним остатки из своих фляжек под солёный хариус.
Почти до устья катамараны чаще проводим на руках через мели, чем идём на вёслах. Но судно, где капитанит Володя Васильев идёт особым порядком. Налетев на мель, все соскакивают в воду, но Афандеев и не шевелится, его протаскивают через мель вместе с судном.
Эту привилегию Юра заслужил неисчислимым запасом туристских песен. При отплытии, когда он попытался сесть с веслом на корму, камера под ним ушла в воду. Пересел в середину – и тут вода перехлёстывала. Тотчас насмешники окрестили этот катамаран «Титаником», предсказывая ему ту же судьбу.
Юра не признался ребятам, сколько же он весит, отдал весло и взгромоздился на помост между камер. Всё уравновесилось, нагрузка распределилась. Освобождённый от гребли пассажир пообещал развлекать матросов. И действительно развлекает: его запас песен неисчерпаем, умолкает он, лишь выходя на берег. Ребята не дают ему даже сходить в воду на мелях. Оберегают.
Чего только нет в его репертуаре. И повторяется он только по просьбе слушателей. Бардовские песни не звучат, только туристские самоделки, рождённые у костров или под рюкзаком на горной тропе. Впрочем, львиная доля бардовского творчества, особенно раннего, давно за бардами не числится, стала народной, как бы рождённой неизвестно кем.
Первую стоянку делаем на так называемой «рыбной яме», где три года назад отлично атаковал «мушку» хариус. Но боже, как всё изменилось! Образующие слив камни, растащила вода; быстрина под сливом обмелела. Рыба не ловится не только на удочку, но и на кораблик. Улова не хватает даже на хорошую уху. Мой кораблик, хоть и принёс что-то, но трудно накормить семнадцать человек десятком-другим хариусов. А я обещал ребятам на сплаве рыбное меню! Не получается…
Вывод напрашивается простой: группа может обеспечить себя рыбными блюдами, если занимаются рыбалкой, хотя бы треть её участников. А такую большую группу может обеспечить только лов сетями или неводом. У меня есть в рюкзаке две короткие сети – испробую их на плёсах Вишеры. Здесь использование таких снастей не считается браконьерством.
Вопрос браконьерства возникает только там, где есть попытки нарушить государственную монополию на рыбные богатства. Нет государственных предприятий по лову рыбы – нет и браконьерства. Местные жители ловят, чем хотят, это – их историческое право. Но появляется рыбхоз или рыбкооперация, и все другие рыбаки объявляются браконьерами.
Улс не принёс никаких неожиданностей, хотя и оказался мелководен. Дружно на вёслах убегаем от мелей в заметные издали бурлящие быстрины, на плёсах устраиваем гонки на скорость. Слева подступил хребёт Кваркуш; над его лесистым кряжем возвышаются голые скальные вершины: Пелины уши, 1-й, 2-й и 3-й Кваркуш, нескромные местные названия которых пытался втолковать туристам «Князь Кутимский». У местных все эти горушки окрещены проще: «Катькины титьки».
Причаливаем в Двадцатке и Золотанке, покупаем свежий хлеб, другие продукты. Ассортимент не балует, торговля оскудела. А ведь ещё три года назад ниже по Вишере в больших посёлках торговали японским дефицитом.
Вот и Вишера. Громадный плес при впадении Улса напоминает озеро. Село Усть-Улс расположено на обоих берегах, по которым тянутся строения складского типа, свайные причалы, большое здание из кирпича, ещё какие-то полуразрушенные строения. Внешне за пятнадцать лет ничего не изменилось. Ни разу в этом селе я не приставал к берегу, всегда тянуло уйти с этого плёса вниз на сужение и быстрое течение. Не пристаём и сейчас.
Слева над лесом торчит пара скальных столбов, ниже начинается сужение. Река не сужается, её сужают расположенные друг за другом острова. Течение ускоряется. За островами слева – каменная стена, ниже справа – обрыв в горе, что-то вроде оползня – я его в прошлых сплавах не замечал, или пропускал без внимания. Каждый раз даже на знакомом маршруте замечаешь что-то новое.
Ещё дальше, за островом справа выплывает громадная скала. Это – Ветряной камень. Хорошо бы пристать, залезть на него, обозреть округу, но за ним в километре крупный посёлок Вая, центр леспромхоза. Попробуем в его магазине закупить продуктов. И сплавиться до камня Гостинный остров, под которым в улове я хочу поставить свои сети. Когда-то мы там поймали приличных щук.
Продуктов мы, конечно, не закупили. Только рожки, свежий хлеб и кильку в томате, неизвестно, сколько лет пролежавшую на полках сельпо. Едва уговорили продавщицу на муку для оладий – продают только мешками, не на вес. Все же уговорили на несколько килограмм. Заодно она вытащила из тёмного угла бутылку масла. Тоже дефицит. Может и ещё чего-нибудь разыскала, но дело испортил Юра. Уж очень у него проскальзывают официально-начальственные интонации. Где он это приобрёл? Казалось бы, не по чину. Покидаем Ваю, хоть чем-то, но нагрузившись. Голодухи не будет и, авось, повезёт с рыбой.
Посёлок Вая в изумительной местности. За рекой, среди тайги на крутых склонах торчат многочисленные утёсы, многие из них обрываются в реку.
Впереди крутая излучина со скалами на вогнутом берегу. Гостинный остров. Причаливаем за длинным и быстрым перекатом к правому берегу. Вытаскиваем катамараны по дерновому склону наверх, на террасу. Здесь когда-то была деревня с таким же гостеприимным названием. Гостили, видимо, какие-то странники и любовались скалой напротив. Камень, скорее всего, зовётся Гостиновским по названию деревни. Сейчас на её месте только по зарослям крапивы и чертополоха можно отыскать следы бывших дворов.
К моему неудовольствию невдалеке костёр и вокруг него несколько мужичков в ватниках. На отмель вытащены две лодки. Немного успокаивает, что с их стоянки место, где я собираюсь поставить сети, не просматривается. Да и ставить я буду попозже, в сумерках.
Хорошо на высоком берегу: ветер сдувает комаров и уже появившуюся мошку. На костёр разыскиваем развалившееся строение, полусгнившие доски плохо разгораются, но усиленно дымят. Дымокур не нужен.
Вынырнувший из сумерек Женя Вдовин приносит новости. Оказывается он ходил к соседям рыбакам, узнавал о сложности сплава, нижележащих посёлках и новостях мирового масштаба – наш приёмник так и не заработал. Кроме последних новостей, всё остальное я мог ему сам рассказать: я третий раз плыву по этой реке, имею хоть плохонькую, но лоцию, знаю расположение и названия всех перекатов, скал и селений. Он что, мне не верит? Нет, верить то он мне верит, но… просто такой вид любознательности: всё узнавать и проверять из разных источников.
Втроём с ребятами, в темноте ставим сети. Связываем две коротеньких в одну и прочно закрепляем на скалах, протянув через тихое улово.
Практически, в эту ночь я не сплю. Едва посветлело, с помощью Славы и Володи стаскиваю катамаран и плыву проверять сети. А их нет! На камнях, где я их привязывал, остались только петли кромки. Она обрезана! Похитители даже не потрудились развязать узлы. А упёрли сети не иначе как наши соседи – рыбаки. К рассвету на берегу не оказалось ни их, ни их лодок. Расстроенные возвращаемся на бивак. Мне не жаль сетей, они своё отслужили ещё до того как попали ко мне. Обидно: обещал ребятам рыбу на Вишере и, выходит, зря обещал. Чуть ли не обманул!
Впрочем, парней занимает другое: оказывается, Женя признался, что вчера расспрашивал рыбаков, где лучше поставить сети. Наивность поразительная. Доверчивость неиспорченного домашнего подростка, пионера и комсомольца. Доверяет всем взрослым, даже незнакомым. А тут ещё мои постоянные подчёркивания бескорыстия жителей тайги. Откуда ему знать, кем заселялись эти края и в этом и прошлом столетии? Отнюдь не людьми с высокими моральными принципами. Совсем недалеко отсюда Колывань и Ныроб – места ссылки ещё со времён Иоана Иоанновича. А гнали в ссылку во все времена не только правдолюбцев, но и вороватых, коих было как раз побольше. Правдолюбцев, бунтарей и благородных разбойников придумали позже историки и романисты. А в старину ворами звали и изменников, и злодеев, и любителей «втихаря» присвоить чужое.
Я защищаю Женю от нападок ребят: лучше быть доверчивым, чем воспитанным с пелёнок в подозрительности. Что касается жителей таёжных окраин, то я и сам не так уж и давно заблуждался в их оценке: проявление радушия и гостеприимства отдельных лиц принимал за массовое явление, присущее всем жителям глубинки. И даже писал эту чушь в предназначенных для газеты очерках. Всё это не так: здесь, как и в большом мире, нужно «держать ухо востро». И я не раз встречался с чёрствостью, жмотством и откровенной злобой. А писал, выдавая желаемое за действительное, чтобы не отпугивать стремящихся на «нехоженые тропы». Патетика подавляла действительность.
Вишера – одна из живописнейших рек. И по части береговых скал и по части ландшафтной. Даже человеческая деятельность не может навечно обезобразить природу. Вырубки на береговых склонах, оголённые крутые лбы, штабеля брёвен по берегам – все, что возмущало во времена первого посещения реки, оказывается, лечится временем.
Давно уже нет молевого сплава леса, исчезли, а может, отодвинулись в глубину тайги, нагловатые своей свежестью посёлки лесорубов, заросли буйной порослью оголённые склоны. Не побывавшие здесь ранее не могут заметить изменений: они не видели уходящих от берега вглубь широких делянок, одиноких кедров и елей среди моря пней. Не видели ощетинившихся пнями берегов, плывущих по реке брёвен, топляков, цепляющихся комлем за дно с прыгающим как поплавок неутопленным концом. В первом сплаве мы шарахались от этих выныривающих топляков, хотя плоту они не были страшны, они были опасны для идущих встреч течения моторок.
Перекаты следуют за плёсами, река неудержимо стремиться вниз. Проходим мимо утёсов с собственными именами: Боец, Яврус, Моховой, Грива. За селом Акчим, на правом берегу должен быть знаменитый камень Писаный. Когда-то мы причалили в сумерках у его начала. Переспали на плоту, утром отчалили и только тогда узнали, что Володя Федулов на рассвете лазал по скалам и в каких-то гротах видел древние рисунки. Второй раз мы проскочили под утёсом непонятно почему. Но сейчас я намерен осмотреть камень.
Высматриваю место, где бы причалить перед началом гряды.Навстречу моторка с баркасом на буксире. Ребята спрашивают:
– Где Писаный?
– Да вот он, видите, белеется! – чуть не хором отвечают пассажиры баркаса, школьного и постарше возраста. И тычут руками на белый утёс на изгибе реки. Кажется, он уже за устьем речушки. Тут что-то не то.
– Может этот? – показываю я на нависающую справа громаду, – камень-то длинный должен быть.
– Нет, нет! Тот Писаный! – твёрдо убеждают меня аборигены.
Пока я соображал, могут или нет ошибаться жители одноимённого села, скала, которую я всегда считал камнем Писаным, проплывает мимо, причаливать поздно.
Уже подплывая к меловой скале, видим, что причалить можно только ниже – скала вертикально уходит в воду. Видим и другое: все её стенки исполосованы надписями. Жажда увековечить своё имя заставила не один десяток туристов лазить по вертикальным стенам, где и полок-то нет. Надписи идут от воды до самого верха. Без верёвок и техники скалолазания здесь не обошлось.
И тут я понимаю: местные ничего не знают ни об истории камня, ни о рисунках древних манси. Для них Писаный – это то, что изрисовано современными пачкунами – вот эта отдельно стоящая скала, которая должна иметь собственное имя. Почти двухкилометровую гряду сущего Писаного мы уже проплыли.
Причаливаем к почти покинутой деревеньке, носящей название камня. Расспрашиваю о Камне древнего деда, потом согбенную бабулю и мужика помоложе. Все показывают именно на эту разрисованную скалу. «Все пишут на ней, потому и зовут писаным», – таково мнение и старожилов.
Вишера хорошо описана в туристских справочниках и краеведческой литературе. Добавить что-то новое я не могу. Только впечатления и реакцию на вишерские красоты участников сплава. А реакция ребят могла быть и интересней, если бы мы приставали и осматривали камни. Но пристаём мы редко и не для осмотра камней и лазанья по ним. Вдруг обнаружилось отставание от контрольного времени, капитанши заторопились и дают «добро» на причаливание только на приготовление обеда. В посёлке Щугор они вообще оставляют нас без своего чуткого руководства. Узнали ещё в Акчиме, что ходит автобус до Соликамска и решили не рисковать: неизвестно, как будем выбираться из Красновишерска. А им через два дня на работу. Оставили группу на попечение мужиков.
Что ж, ребята не расстраиваются – нас проще уговорить причаливать почаще. Остающиеся два дня сплава растягиваем на четыре: осматриваем скалы, на некоторые залезаем, причаливаем у всех посёлков.
Причаливаем и по другой причине: Юре и Павлу надоел сухой закон, и после того как дамы «слиняли» они не прочь разговеться. Юра сам когда-то водил школьников в походы, поэтому вопрос о моём участии в этих мероприятиях не возникает. Да и мероприятие не всегда получается: то магазина нет в селении, то в магазине – сухо, не завезли. Пару раз им удаётся купить какой-то бормотухи, и только. Ребята смотрят на них снисходительно, эта маленькая слабость взрослых дядей порицания не вызывает. Впрочем, ребята уже не дети и наверняка в других условиях пробовали «зелёного змия».
Камень Говорливый – это визитная карточка Вишеры. О нём знают все читавшие литературу об этой реке, а проплывшие по ней вспоминают его в первую очередь. Мы проплываем под взметнувшейся из воды громадой, и ребята упражняются в остроумии, слушая его удивительное эхо. Кричалки звучат порой и двусмысленные, заставляющие эхо отвечать на ненормативной лексике. Пробуют и частушки, но эхо бастует, повторяя лишь вторую половину крайних слов. Всеобщее веселье не побуждает работать вёслами.
Река сама справилась и утянула катамараны от этого чересчур разговорчивого собеседника.
Вопреки ожиданиям, уехать из Красновишерска было просто: в Соликамск каждое утро уходил водомётный катер «Заря». Цивилизация добралась до таёжной реки Август 1981год.