Ночью выпал первый снег. В Королевство пришла зима.
- Здравствуй, матушка! Не ждала, родная? То-то я гляжу, ты мне не рада, - обратилась Зима к Земле.
- Тяжёлые времена нынче настали. Не до радости, - Земля вздохнула, - когда дети умирают. По разным причинам мрут: то друг друга поубивают из-за злобы и жадности, то отдадут Богу душу по неосторожности, то болото призовёт их к себе, а они и рады-радёханьки.
- Не грусти, матушка! Забудь на время о невзгодах. Я же к тебе не просто так на огонёк заглянула. Я сейчас из тебя писаную красавицу делать буду. Наряжу тебя, приукрашу.
- Да, говорю же тебе, не до нарядов мне, - сопротивлялась Земля.
- Возражений не принимаю, - усмехнулась Зима, - я что, по-твоему, зря к тебе спешила? Да и, посуди сама, что приятнее видеть твоим детям перед смертью: грязную неухоженную мать или красивую улыбающуюся матушку? Молчишь? Вот то-то! Тогда за дело.
И пошла кружить и вьюжить. В белом танце сыпала на Землю резные снежинки. Каждую веточку на деревьях присыпала серебряной крупкой. Жемчужную диадему положила на каждую крышу хижины. Кликнула Луну, чтобы та принесла немного загадочного блеска в её творение.
- Смотри, какая ты теперь красавица! - обратилась она к Земле, когда закончила. - Вся в белом, словно невеста. А когда встанет Солнце, ты вся засверкаешь белизной, что глаз будет только радоваться.
- Бусы забыла на меня надеть, - улыбнулась Земля.
- Какие ещё бусы?
- Рябиновые.
- Ну что ж, бусы так бусы! - согласилась Зима, и добавила в белизну ярких красных пятен. Отошла в сторонку, посмотрела оценивающим взглядом и сказала - Готово! Подождём, когда дети твои проснуться. Я думаю, им понравится!
Ждать пришлось недолго. Знать не суждено было детям увидеть материнскую красоту. Ещё до того, как встало Солнце, крапом выпала на эту безупречную чистоту и невинность, чернота и грязь.
- Пожар! Пожар! - тревожно орал колокол. Едкий чёрный дым вороном взлетал к небу.
- Пожар! Сумасшедшие горят! - кричали люди, бегущие к Дому Души и передавалась эта весть с быстротой молнии, от одного к другому.
Мора выскочила на улицу почти раздетая. В сапогах на босу ногу, в ночной рубахе с накинутым на плечи платком, она, не раздумывая, рванула к месту пожара. Бежала и всё время думала о старухе Ивет, которая была соседкой Каты. Ивет ушла жить в Дом Души совсем недавно, не прошло и недели. Хижина её дышала на ладан. Не было в ней уюта и тепла. Сама Ивет чувствовала себя брошенной и никому не нужной. "У нее что, никого нет?" - как-то поинтересовалась Мора у Каты. На это Ката только вздохнула, и рассказала, что дочь Ивет ушла жить в город. Удалось девчонке влюбить в себя одного из королевских министров. А тот, в свою очередь, в обмен на любовь, попросил её забыть о матери, оставшейся на болоте. С тех пор старуха дочь не видела. Ивет не осуждала её за это. Она считала, что жизнь дала её девочке шанс, и она правильно сделала, что воспользовалась им. Бежать с болота любой ценой - это не каприз, это инстинкт.
Пламя уже выжгло всё внутри и добралось доверху. Горела крыша. На секунду Море показалось, что внутри остались живые люди. "Может и Ивет ещё жива", - подумалось ей, и она рванула прямиком в огонь.
- Куда ты, дура? - схватила её край платка незнакомая женщина, - Сгоришь ведь!
- Там люди, они могут быть ещё живы! - прошипела Мора.
- Там душевнобольные, - крикнул, подслушивающий их разговор мужичишка в старом, поеденном молью пиджачке, который был надет на голое тело, - Они сами себя подожгли. Мёрзли они, слабоумные, вот и разожгли огонь прямо в доме.
- Мне наплевать, что они сделали, - Мора задыхалась от злости на людей призывающих её к бездействию, вместо того, чтобы помочь.
- Иди с Богом. Погляди на то, что внутри и возвращайся! - чья-то рука сзади набросила на голову Моры тонкое тряпичное одеяло.
Мора не медлила, бросилась к горящему дому. Проскочила сквозь, объятый пламенем, дверной проём и оказалась внутри. Здесь только дым, удушливая плотная завеса. Зажала нос руками, опустилась вниз, глянула сквозь непроницаемую пелену. И начала различать людей. Они лежали, каждый на своём тюфяке, вытянувшись в струнку, словно куклы, уложенные на ночь спать заботливой рукой маленькой хозяйки.
- Кто-то жив? - Мора не слышала собственного голоса.
- Нет, - выл ветер под крышей, раззадоривая пламя.
- Никто, никто - трещала солома.
- Уходи! - гудел огонь.
Мора выскочила наружу, пробежала немного, упала на снег, смешанный с гарью и золой, и зашлась в кашле. Рыдания вырвались из неё. Рухнула крыша, огонь доел свой завтрак. Всё. Его миссия была закончена. Только толпа людская всё ещё стояла, глядя на дымящиеся головешки, и горели факелы в руках людей, освещая пожарище.
Тем же днём закопали останки слабоумных за Большой трясиной. Приняло болото своих детей, укрыло навсегда.
А ночью снова шёл снег. Заметал следы того, что случилось накануне. Утром Мора отправилась на кладбище. Таков обычай - в ранние часы отпускать души умерших. Шла тихо, не спешила. Свежие могилы увидела издалека, снег присыпал их наспех. Чернела земля, выглядывая из-под снежной шапки. Ровные холмики, вытянувшиеся в цепочку, были похожи один на другой словно близнецы. И только на могиле Ивет лежала дорогая горностаевая накидка. Лёгкий ветерок ласково гладил нежный красивый мех, и, казалось, шептал: "Погрейся, мамочка".