1941год. Лето выдалось тёплое. Набирались посаженные в огороде растения, надо было начинать прополку, трава бурно пошла по всем грядкам. Но Анна ходила на сносях, вот-вот должна была родить. Большой живот давил, ноги стали опухать, и она как уточка еле переставляла ими, так что было не до огорода.
- Вот рожу, тогда и наведу порядок, - вслух мечтала она, управляясь на кухне.
Рядом держался за подол юбки трёхлетний Виталик, а пятилетний Миша мастерил аэроплан из фанеры, нарезанной отцом для этих целей.
- Куда эту ораву девать, когда роды начнутся, ума не приложу. Жила бы мама поближе, то вызвала бы её к себе. Надо будет соседку Наумовну просить, чтоб приглядела за сынками, а потом я ей помогу управляться с огородом, картошку покопаю. Вася точно не сможет взять отпуск на работе, - эти мысли крутились в голове Анны, а вечером начались схватки, и муж еле довёл её до больницы.
Две девочки - близняшки появились на свет одна за другой так быстро, что обрадованный отец ещё не успел покинуть приёмный покой.
- Папаша! С дочками вас, - сообщила, весело улыбаясь, молоденькая санитарочка, видя, что мужчина, доставивший роженицу, ещё сидит и рассматривает плакаты на стенках коридора.
- Девочки, - засиял отец, - это хорошо, мальчики у нас уже есть. И даже две, поэтому так тяжело ходила Аннушка. Тогда я побежал домой, обрадую сынков, что у них сестрички появились.
А через неделю 22 июня началась война. И Васю призвали на фронт уже в первых числах июля. На вокзале провожала мужа Анна с двумя сыновьями. Дочек покормила и оставила на попечение соседки.
- Береги деток, Аннушка, а если что, обращайся в депо к Егоровичу, он поможет, - дал наказ плачущей жене Василий. И осталась она одна с четырьмя малолетними детками. Только и помощи было, что Ида Наумовна. Она была одинокой и всегда с удовольствием помогала приветливой молодой чете соседей.
Немец в 41 году молниеносно захватил все приграничные территории и к августу месяцу стал бомбить Унечу. 17 августа город был сдан. Начались тяжёлые голодные годы оккупации.
Тут же стали попадать в чёрный список полицаев семьи евреев и коммунистов. Ида Наумовна принесла Анне страшную весть:
- Аннушка, надо срочно нам ночью уходить, завтра придут и за мной, так как я еврейка, и за тобой с детьми. Партбилет мужа сыграл злую шутку над вами. Вера, жена Митьки-полицая, шепнула мне, что видела нас в списках. Плакала, что её сбесившийся ирод даже детей не жалеет. Ведь мог бы вас пощадить. Так нет, перешёл ему Вася где-то дорогу в депо. Вот и мстит.
Заплакала Анна, четверо детей один другого меньше и зима на носу. Куда деваться? Что делать?
- Двинемся в сторону Лав,- решительно заявила соседка, - у меня там подруга есть, думаю, что не откажет нам первое время побыть у неё, пока всё уляжется. А потом видно будет. Собирай, Анечка, необходимые вещи. Как стемнеет, так и двинемся. Положи детей пораньше спать, чтоб перед дорогой выспались, и накорми хорошенько. Узелок с едой я тоже соберу. Не реви, слёзы плохой помощник.
Решительность Иды Наумовны немного успокоила, придала сил.
Вечером они благополучно добрались до деревни Нежданово, свернули вправо в Займище.
- Здесь опасно оставаться, город близко и полицаев в этих деревнях много. А Лавы далеко, вот туда и двинем, - с уверенностью в голосе сообщила Наумовна.
- Что бы я без неё делала, - с благодарностью подумала Аня, неся двух младенцев на руках.
Виталик и Миша, держась за руки, шли рядом и молчали. Даже дети, чувствуя тревожное положение, не задавали лишних вопросов.
Ида Наумовна несла их небольшой скарб из вещей и продуктов. Много ли унесёшь в такую даль? Взяли самое необходимое.
Позади слышен был лай собак, а впереди глухой стеной вдоль дороги стоял дремучий брянский лес.
- Как бы волков нам не встретить, - подумали обе женщины, - но промолчали, чтоб не вселять страх.
К полуночи добрались до заветной деревни, и Ида Наумовна тихонько постучала в окно, чтобы не напугать хозяйку дома.
- Кто там? – послышался вопрос.
- Это я, Марьюшка, Ида, открывай, не бойся.
С шумом открылась дверь, и хозяйка дома радостно обняла и поцеловала Наумовну, называя её Идушкой.
Вот так Мария приняла в свой дом свою старую подругу и многочисленную семью Аннушки. Своим соседям сообщила, что из Белоруссии добралась к ней в потоке беженцев родная сестра Иринушка со своей дочкой и внуками. И наказала Иде не называться своим именем, чтобы не накликать беду.
- Помирать - так вместе, - обнимая, и тем успокаивая подругу, сказала Марьюшка, - смолоду я люблю тебя, Идушка, таких как ты больше людей не встречала.
Несколько раз полицаи из Нежданово наведывались в деревню, вынюхивали, проверяли каждый дом. Заходили и к Марии, но видя старух и кучу детей, так ничего и не заподозрили.
Иду Марьюшка переодевала в свои деревенские «саяны» (юбки), приказала низко на лоб натягивать «хустку» (платок) и в таком виде она совсем не отличалась от местных жителей в большей части белорусской национальности.
Подсобное хозяйство: козы, куры, гуси и огород помогли большой семье выжить в голодные годы оккупации.
Немцы боялись заглядывать в деревню через дремучий лес, а вот городские жители постоянно находили там пристанище особенно во время бомбёжек железнодорожного узла при освобождении Унечи в 1943 году. Жители деревни Лав снискали благодарность за своё дружелюбие и приветливость. Принимали всех, кто пытался спастись от бомбёжек. Налёты в основном совершались ночью, земля стонала, а жители города покидали свои дома, не надеясь утром вернуться в них. Город стоял весь в руинах.
Дом Аннушки остался цел, а Иды Наумовны уничтожен, от него осталось одно пепелище.
После освобождения Унечи вернулись они все из деревни и поселились в доме Анны.
Василий не вернулся с войны. Пришло Аннушке сообщение, что погиб он на Курской дуге.
Вместе с Идой Наумовной подняли они детей.
Так две женщины разных национальностей и разного возраста соединились по жизни в одну крепкую семью, стали друг другу дороже родных.