Начало:
http://www.proza.ru/2014/02/04/1221
(окончание)
…– О чем задумалась? – голос Григория вернул Даниэлу в настоящее.
Перед нею бежала асфальтовая дорога, слабо освещенная светом фар машины, впереди светлел кусочек неба, зажатый высокими деревьями.
– Ни о чём, – ответила Даниэла. – Так.
– У тебя было такое лицо…
– Какое?
– Такое… Такое, что мне захотелось тебя поцеловать.
– Почему же ты не поцеловал?
– Я же за рулем.
– Мог бы и остановиться.
Григорий взглянул на нее и приткнул машину к обочине. Некоторое время он сидел, глядя вперёд. Потом неловким движением положил ей руку на колено. Она была обжигающе горяча.
– У тебя прохладные колени, – сказал Григорий с легкой хрипотцой в голосе.
– Это у тебя рука горячая, – возразила Даниэла.
Григорий повернулся и привлек к себе, отыскал губы. Она с готовностью ответила ему. Пока они целовались, руки Григория искали лазейку под платье. Снизу это можно было сделать легко, сверху платье было закрыто.
– Ты хочешь раздеть меня? – спросила его Даниэла и подсказала: – Молния сзади…
– Хочу, – признался Григорий и попытался просунуть руку ей за спину.
– А потом ты намереваешься трахнуть меня?
Григория смущала ее откровенное озвучивание всего того, что происходило, но он признался:
– Намереваюсь.
– Прямо в машине?
– Я разложу сидения…
– Было. Это уже было, – сказала Даниэла. – Я то и дело нажимала ногой на сигнал. Никакого кайфа. Не стоит и стараться.
Григорий оторвался от неё. Даниэла опустила подол платья на колени.
– Видишь, я не девочка, а уже немолодая дама, испробовшая много, если не всё в этой жизни…
Даниэла не обманывала Григория. Это действительно было. Ночь, такси, молодой таксист с наколкой на руке «Коля + Нина = любовь». Это не помешало ему склеить Даниэлу, пообещав не брать с нее платы за проезд. Даниэле было смешно. И она уступила. Они заехали в какое-то уединенное место и там, на разложенных сидениях «жигулёнка», она отдалась парню. И как оказалось потом, не зря.
Шел двухтысячный год. Они жили с Георгием уже шестнадцать лет, но детей у них не было. Три беременности закончились выкидышами на третьем месяце. Врачи ничем не могли ей помочь и поставили суровый обезнадеживающий диагноз. Незадолго до этого случая в такси случился четвертый выкидыш. В тридцать пять лет она потеряла интерес к жизни. Георгия она не любила и жила у него, как бы на содержании, даже в сексе с ним она перестала получать удовлетворение, потому что Георгий запрещал ей кричать и громко стонать, требуя, чтобы она контролировала себя. Она пыталась сдержаться и перестала летать. А без полёта секс переходил в механический процесс двигания попой. И тут этот таксист. Да, в машине у неё ничего не получилось, она постоянно задевала ногой за сигнал, пугая и себя, и таксиста. В результате он только испачкал ей платье своим семенем, зачем-то уйдя из нее в тот самый главный момент.
И, тем не менее, через некоторое время Даниэла еще раз ощутила в себе зарождающуюся жизнь. Она боялась радоваться. Георгий тоже трясся над нею. Возможно, в эти месяцы, вынашивая чужого для него ребенка, Даниэла почувствовала к Георгию нечто вроде любви. В положенный срок родилась крепенькая, крикливая девочка с длинными черными волосами.
– Она похожа на меня, как две капли воды, – сразу сказал Георгий и назвал Катькой.
– Вот моя наследница, – говорил он всем своим друзьям и партнерам по бизнесу, приходившим поздравить его и Даниэлу с дочкой.
Для Даниэлы жизнь приобрела смысл. Отторгнутая до этого Георгием от работы, она когда-то работала эндокринологом в клинике, и от всяческой общественной жизни, низведенная на уровень домашней хозяйки Даниэла замкнулась в своей непреходящей скуке, смешанной с депрессией. Ее попытки вернуться на работу, Георгий категорически пресекал:
– Моя жена не должна работать. Если ты вернешься на работу, это будет позором для меня.
– Я для тебя давно уже не жена, а содержанка, – ответила Даниэла.
Она была права. Она жила на полном содержании Георгия и обслуживала только по его хотению в постели.
Дочка вернула ей вкус к жизни. А мужчины сделались почти безразличны.
– Тогда я отвезу тебя домой, – недовольно буркнул Григорий.
– Ты не обижайся, – сказала Даниэла. – Тебе нечем меня поразить. А пустого траханья я не жажду.
«Фольксваген» побежал в обратном направлении. Вскоре впереди появилась светящаяся вывеска «Мотель».
– Я страшно проголодался – сказал Григорий. – Заедем, заморим червячка.
– Как хочешь, – ответила Даниэла. – Я не голодна.
– Ты ничего не хочешь: ни есть, ни трахаться. Скучная ты женщина…
– Вероятно, – согласилась Даниэла. – Скучная старуха.
– Ты не старуха, – возразил Григорий. – Просто несчастная.
– Вероятно, – опять согласилась Даниэла.
Они вошли в обжорку. Ленивая полусонная толстуха с жирным пористым лицом в замызганном фартуке подала им по пластмассовому стаканчику тёплого кофе и по бутерброду с закрутившимся засохшей стружкой сыром. Удовольствие было дороговато, расплатилась Даниэла. На стойке под стеклом лежал листок с объявлением: «Койка на ночь – 200 руб., комната – 500 руб.». Но у Григория не было таких денег или он пожадничал, не зная, что еще выкинет взбалмошная дамочка. Только деньги зря потратишь.
Они вышли на улицу. Даниэла зашла в туалет отлиться. Когда она вышла, то увидела, что Григорий возится в моторе.
– Что случилось? – спросила Даниэла.
– Приехали, – пробурчал Григорий. – Не заводится сука. Придётся куковать здесь до утра.
Даниэла взглянула на часы: полпервого ночи.
– Я предпочитаю растянуться на койке, – сказала она Григорию.
– Если у тебя есть башли, растягивайся. А у меня башлей в обрез на бензин. А теперь еще на ремонт деньги потребуются.
– До чего ты нудный парень, – сказала Даниэла и вернулась в обжорку.
– У нас сломалась машина, – сказала она сидевшей с закрытыми глазами толстухе, не обращающей внимание на ползущую по лбу откормленную зеленую муху. – У вас есть свободная комната?
– Е, – лениво протянула толстуха. – Пятьсот рэ. За белье отдельно – по сто рэ за комплект.
– Приготовьте комнату и один комплект белья, – распорядилась Даниэла и выложила на стойку шестьсот рублей.
– Вас было двое, – открыла глаза толстуха.
– Мы уместимся с мужем на одной. У меня больше нет денег, – ответила Даниэла.
– Ладно, – смилостивилась толстуха, смахивая деньги в выдвижной ящик под стойкой.
Даниэла вышла к Григорию, продолжавшему возиться в машине.
– Перестань возиться. Я сняла комнату. Отдохнём по-человечески, – сказала она.
– Иди, спи, а я не смогу спать.
– Как хочешь. Было бы предложено, – сказала Даниэла и повернулась.
– Погоди, я вымою руки, – проговорил Григорий, клацая капотом машины.
Комнатка с фанерными перегородками вмещала две койки и две тумбочки. В углу, у двери, на стене вместо вешалки было вбито несколько гвоздей. Пол был выкрашен зеленой краской и давно не мыт. Краска уже облупливалась. Под койками лежала толстым слоем пыль, под одной из них валялась пустая бутылка из-под водки. Матрасы на койках были старые, засаленные, в подозрительных пятнах.
Толстуха, проводившая постояльцев в их апартаменты, бросила на одну из коек комплект белья и вышла со словами: спокойной ночи.
Даниэла застелила постель и стала раздеваться. Ей было наплевать, как выглядит ее тело в глазах Григория. Она сняла платье, лифчик, стянула с ног чулки. Григорий, не двигаясь, наблюдал за нею. Даниэла, спуская по ногам трусики, согнула в усмешке губы, сказала:
– Я привыкла спать голой и не собираюсь из-за тебя менять свои привычки. А на второй комплект белья у меня не хватило денег. Можешь прикупить себе, либо спать на койке без белья, либо разделить ложе со мной.
Григорий выбрал последний вариант. Он разделся и лег рядом с Даниэлой. Было ли у него желание, Даниэла не знала, но у неё его не было. Низ живота ничуть не нагревался, даже от прижавшегося к ней молодого мужчины.
– Наверно, я старею, – подумала Даниэла.
Григорий после некоторых раздумий положил руку ей на грудь. Но и его ласки не пробудили в ней желания.
– Ну и пусть, – думала Даниэла. – Если он решится меня взнуздать, так и быть, подмахну ему попой.
Григорий ласкал её долго. Даниэлу начало неумолимо клонить в сон.
– Ну, ты чего? – сказала она недовольно.
– Не могу я, – тоном обречённого на казнь, проговорил Григорий. – Сначала там, в машине, мне показалось, что должно получиться…
– Ты что, импотент? – спросила Даниэла. В ее жизни это был первый мужчина, у которого на нее не вскакивало между ног.
– Увы, – вздохнул Григорий. – Хочу, а не могу. Жена бесится, грозит подать на развод. Да не куда ей пока уйти.
Даниэле стало его жаль. Она стала его ласкать, постепенно пробуждая к жизни мужское естество и сама, наполняясь желанием, какого в ней давно уже не бывало…
…Григорий ворвался в нее, пронизывая всё ее существо неизъяснимым блаженством, от которого Даниэла почувствовала одновременно и падение в пропасть и взлёт в лазоревое поднебесье. Она слышала свой крик, нет, победное ликование. Удар тугой мощной мужской струи в ее недра потряс ее до потери сознания… Вскинувшийся было Григорий, рухнул на нее.
…Когда Григорий уснул, Даниэла осторожно встала с койки, накинула на себя платье и спустилась в зал обжорки. Часы показывали начало пятого. Толстуха, продолжавшая дежурить за стойкой, встретила ее широкой жизнерадостной улыбкой. Глаза ее блестели бабьей завистью.
– Ох, и задали же вы концерт, – сказала она. – Кто бы меня так отодрал…
Даниэла спросила ее:
– Как скоро будет автобус?
– Должен быть московский через полчаса, – ответила толстуха, не стирая с лица улыбку.
Даниэла сходила в туалет, вернулась в комнату, надела трусики и чулки, лифчик пихнула в сумочку. Взглянув на безмятежно спящего Григория, она выскользнула из комнаты.
– Я поеду, – сказала Даниэла толстухе, продолжающей поблескивать глазами. – А муж пока пусть поспит. Он притомился за вчерашний день.
…«Шкода» стояла на месте возле «Континента». Даниэла села в нее, подождала, пока разогреется мотор и тронулась с места. Первым ее порывом было поехать домой, но, вспомнив о Кире, с которой Георгий наверняка лежит в их постели, направилась на дачу.
Домой она вернулась около полудня и сразу позвонила Рите.
– Я не против, чтобы ты поместила мое изображение на самом видном месте. Но если тебя будут просить, то заламывай цену не ниже ста тысяч.
– Ста тысяч чего? – спросила Рита.
– Рублей, – пояснила Даниэла.
– Согласна, – ответила Рита. – Но за такую цену ее никто у меня не купит. Я же не Глазунов и не Шилов… Но пусть будет по твоему.
– Вот так, – весело подумала о Григории Даниэла. – Уж он-то обязательно придет на выставку и пусть увидит…