Милосердный Абаддон

Евгений Азгирь
                Каждый раз, когда он приходил, вдвоём не могли завершить дело до конца...

 Она выглядывала в окно, ожидая треска наледи на асфальте и чёрной тени в каменной арке соседнего пролёта. Минуя шёлковый виноградник, он будет здесь. Он вытрет ноги и расположится в кресле, а она расскажет, как прошёл её день с отсылкой на каждый из своих дней. Она легонько коснётся его колена, а он не шевельнётся, хотя и будет пристально всматриваться ей в глаза. И когда ей станет настолько страшно, что ладони вспотеют и начнут подрагивать, она наконец быстрыми движениями расстегнёт синюю блузку. Да, она натягивает именно эту мамину синюю блузку, потому что он сказал, это напоминает ему свет из тишины, найденный небом, когда он только воскрес.
 Это время помнит лишь он, а она, будучи пеплом, что ожил во вздохе, смиренно, потупив взор ублажает его так, как скажет его тягучий и всегда тихий голос. Он говорил, что начнётся война, и очень скоро всем придётся выбрать лагерь. Ей всего 27, она так молода и наивна, но уже верит в смерть. А главное, он доказал ей, что страдания при жизни реальны. И что когда на порог станет Выбор и постучит три раза, придётся целовать ноги и подолгу лежать на земле со связанными руками, пока дуло автомата проходит по кудрям, заплетённым в косы.
 Всё это сумбурно было передано ей в распоряжение. Она возможно единственная знает, куда бежать, если настигнет тайфун из стали и ожогов, и нужно ли заглядывать в глаз урагану, лишь уверовав, что там монотонная блажь, покой и чистый звук без посторонней суеты. Есть места, где она сможет скрываться от одной минуты до нескольких недель. Но так придётся прожить в итоге всю жизнь.
 Он приходит, потому что ему это нравится. Нравится её трепет и тайная, неосознанная ею самой ненависть. Её стокгольмский синдром заменил обычное желание выслужиться. Вены на её ногах слегка вздуты, но это не мешает ублажать гостя. Главное, чтобы хотя бы раз визит дошёл до своего логического конца. Ибо именно в момент завершения произойдёт тайное. Она не имела представления, о чём идёт речь, ведь, опять-таки, всё показанное им - лишь образы, картинки, пропущенные через неяркий фильтр, странные текстуры, в общих чертах передающие будущее.
 Она надеялась, что именно сегодня свершится то, чего она ждёт в содрогании. Точка его высочайшего наслаждения обязывает его даровать спасение. Таков закон. Даже он подчиняется закону гримуара, хотя если бы не злополучная книга, его бы и вовсе не было здесь, в этом кресле, в этом мире. Она не знала, что уничтожив книгу и выпив пепел с водкой не удастся избежать священного присутствия...

 И вот, звонок в дверь.

 Она и не заметила, как пролетели сумеречные часы, обнажая ночь в лунном великолепии. Луна падала сейчас ей на лицо, и он видел это, даже сквозь единственную преграду, отделявшую их от нового соития.
 Щёлкнул засов, нежная и сильная рука опустилась ей на плечо. Он пришёл, чтобы даровать спасение! Сегодня был Тот самый день... Поляны при дальних опушках задрожат, заплачут горы, опадая в недра земли, твердь превратится в золу и раскалённый воск... Подобные ему обретут новый дом, но он всё равно пришёл именно сюда и в назначенный час! Она не могла скрыть своего восторга.
 Руки потянулись к его негнущимся плечам, блузка и ночнушка сползли с узких белых плеч, глаза в глаза и... Море из чувственной страсти. Образы, образы наводнили иссушенное воображение, каждая клетка её тела вспомнила своё древнее величие, старинные ощущения, ставшие реликтовыми годы тому назад, гамма её счастья превращалась в пафосные всплески, раскаты восторга. Он был бесконечно нежен, и, казалось, вовсе не дотрагивался до неё, но она чувствовала, как и ему приятно передавать ей знание через чувство, чувство через удовольствие, удовольствие через собственное, первородное зло. Конечная точка уже была так близка!
 Но внезапно голова стала тяжелеть, чувства всё более уступали место образам, картинкам, возникавшим всё ярче и чаще. Она не успевала принимать то, что отдавалось с таким рвением. Она хотела остановиться, органы чувств перестали приносить наслаждение, а он... Выкачивал из неё жизнь, обретая ни то невиданное могущество, ни то долгожданный пиковый момент в удовольствии. Волна взрывов уже прокатилась по зримой части земного шара, а он не останавливался. Разрываясь на части, она уже понимала, что значило её освобождение... На исполинском гобелене с изображением мира самыми счастливыми - ангелами - были изображены те, кто успел уйти до начала первого действия.