Абориген

Виктор Цюпко
Пройдя немного, я заметил некое подобие дороги, ведущей, в одну сторону - к лагерю, а другой ее конец терялся где-то в тени леса далеко позади меня. Справедливо решив, что по дороге идти приятнее, чем по костям, я перешел на нее, подумав при этом: "И вот Он встал на Путь истинный...". Тяжело вздохнув добавил вслух, - истинный  ли?

Идти, даже по дороге, оказалось непросто. Она была настольно разбитой и кривой, что я с иронией вспомнил о жалобах моих знакомых по поводу качества дорог на их родине.
Солнце, видимо наплясавшись на несколько веков вперед, с трудом переваливало за полдень, всем своим видом излучая свое безразличие к моим проблемам, и добавляя к ним еще одну. Помимо жажды и просыпающегося голода я обливался потом, и ощущал, как мое тело наливается свинцом. Сейчас я не думал о солнце, как о Великом небесном Светиле, что дарует нам жизнь. Под его палящими лучами я с горечью думал о том, как легко изменить мнение слабого человечка на противоположное. Сейчас, например, я с нетерпением ожидал момента, когда смогу скрыться от источника жизни в тени леса. Или, если повезет, в одной из палаток этого лагеря, который оказался не так близко, как показалось мне сначала, где так же сыщется литр другой прохладной воды и пара лепешек. Несмотря на мое состояние, сильно ухудшившееся за почти два часа пути, я не мечтал о невозможных здесь, но, тем не менее, очень желанных деликатесах, известных цивилизации моего времени.

Добрался я до лагеря, когда жара уже спала. Определив, что лагерь военный, я остудил немного свой пыл, и решил посидеть невдалеке от него, и немного подождать.
Моя тактика себя оправдала. Через несколько минут ожидания ко мне подошел кряжистый мужчина, облаченный в кольчужную рубаху поверх грязного хитона, грубые кожаные сапоги и столь же грубые льняные штаны,  нижние края которых волочились по земле. Немного ошарашенный нелепым нарядом человека, я поднялся с земли, отряхнулся, и открыл рот, собираясь что-то сказать. Я даже не успел обдумать ,что именно хочу сказать, как опять оказался на земле, в метре от аборигена.

 - А больно, - произнес я, прикладывая руку к губам, которые внезапно стали кровоточить. Чуть погодя я понял, что меня ударили, и собирался было ответить тем же, но, когда снова поднимался на ноги, мой взгляд упал на остальных обитателей лагеря, копошащихся чуть поодаль.

 Этого мне хватило.

Немного подумав, я приземлился, подобрал ноги под себя, и стал ждать. Не знаю, какие боги руководили мной тогда, но мои действия спасли мне жизнь, как я выяснил позже. Гость, примеривший уже злобную маску, глядя на поднимающегося меня, расслабился, и приложил правое ухо к плечу , и теперь разглядывал меня с явным интересом. Мысль о том, как мы выглядим со стороны, развеселила меня, и видимо это отразилось на моем лице, так как человек, встретивший меня, изобразил на своей физиономии крайнее удивление, после чего негромко рассмеялся, и сел напротив меня в такой же позе.

Уже темнело, когда я услышал в голове мягкий и приятный голос, не принадлежавший ни мужчине ни женщине. Нечто-то бесполое вкрадчиво произнесло: "Фиалки". Внезапное вторжение в сознание разбудило меня, и, когда я открыл глаза, то увидел бегущего куда-то со всех ног человека, который все это время сидел напротив меня. Чуть позже я увидел, что суматоха охватила весь лагерь, но я был уже настолько измотан, что даже не пошевелился, и спустя пол часа снова заснул, несмотря на неясную тревогу, охватившую меня.