I (Безнадега)
Холодно было. С декабрем не сравнить. В декабре это разве зима была? Удовольствие одно. В декабре можно было жить. А в январе все изменилось. Словно опомнившись, зима очнулась, широкими пригоршнями разбросала снег, вытряхнув облака досуха, до последней, звенящей пустоты, показала крепкие белые зубы. Вслед за снегом пришли морозы. И он выяснил, что зубы, вдобавок, удивительно острые. Больно кусают. Холодно. Да. А в декабре, конечно, хорошо было…
Вздохнув, потрусил на угол, к привычному уже месту, где добрый смуглый толстый человек, каждый вечер ссыпал ему всякую мясную чепуху, поливая ее густым ароматным маслом, оставшимся после готовки. Человек был таджиком, кормил шаурмой гостей и жителей столицы, день-деньской улыбался, заворачивал, запекал, желал приятного аппетита, отсчитывал сдачу и мечтал об оставшейся дома семье: жене и двум дочкам. Семье, которой он регулярно пересылал почти всю свою зарплату, надеясь, что настанут чудесные времена и он сможет перевезти их поближе. Обратно возвращаться ему не хотелось. Он давно знал, что национальности придуманы для дураков. Потому свою родину выбрал сам. А здесь хотя бы платят. Вечером, чистя противни, он сливал масло, перемешивал с остатками мяса и теста и выносил этот пудинг через заднюю дверь закусочной в тупичок, где возле мусорных баков его дожидался маленький хмурый котенок. С жалостью глядя, как зверенок лопает, человек гладил его по тощей спине, удивляясь, как можно было родиться в такое неподходящее время. Кот изредка поднимал на него синие глазища и вновь опускал лохматую голову, давясь, заглатывая чересчур большие куски. Съев все до последней крошки, обнюхивал землю, благодарно терся об эту большую теплую руку и исчезал в темноте, шурша газетами. Человек, вздохнув, возвращался обратно - в светлое, уютно пропахшее специями кафе. Надеясь, что настанут чудесные времена.
Дойдя до угла, едва удержался на ногах, почти сбитый порывом ледяного ветра, который только и делал, что поджидал удобный момент. Фыркая от ледяных игл, которые мгновенно ожгли язык и припорошили горло, вернулся обратно, к вороху старых газет, в которых он тщетно пытался найти хоть какое-то укрытие от холодов. Дядьки не было. И не должно было быть, рабочий день в разгаре. Но просто так сидеть и ждать было невыносимо.
Оставалось смотреть в щель между баками и асфальтом. На бесконечный поток ног вечно спешащих куда-то людей. Ноги были передним планом. Там, за ними, на серой картине асфальта выписывали свои маршруты машины, скрипели резиной, воняли краской и горячим железом. Прочертив дугу, ударился о стену и, рассыпая искры, шлепнулся рядом окурок. На этом месте тут же образовалось черное пятно – иней растаял и потек слезами, в которых маленький метеор сразу погас, зашипев напоследок. А загадать желание не успел. Поежился, пытаюсь спрятаться глубже, зашелестели газеты. Он будет ждать. Ждать, потому что ничего больше не остается. Ждать теплого человека с теплым мясом и удивительно добрыми руками. Ждать чего-то еще. Он не знал, кто он. Он не знал, где он. Да что там, он не знал даже того, что за зимой бывает весна. Он просто хотел прожить еще один день. Хмурый, тощий котенок с удивительно большими синими глазами. Глазами цвета густого летнего неба. Котенок, родившийся в декабре.
Хлопнув, открылась задняя дверь кафе и он встрепенулся. Рано, еще даже не начало темнеть, его никогда не кормили в это время, но вдруг сегодня что-то изменилось. Ему отчаянно хотелось в это верить. Но на смену быстро таявшей надежде приходил страх. Это был не его знакомый, привычный добрый человек. Темная тень, шатаясь и шаркая наползала в мерзлый тупичок, заслоняя последний свет, отрезая путь к бегству. А куда бежать?! Некуда. Собрав последние силы, он беззвучно мяукнул, разевая ротишко, скаля маленькие клыки. Страху всегда нужно смотреть в лицо. И пускай все закончится быстро…
II
К своим 25 годам Мишаня полностью разочаровался в жизни и дальнейших перспективах. Перспектив, по правде говоря, не наблюдалось вовсе, одно сплошное расстройство. Нельзя сказать, что неудачи преследовали его с самого рождения - детство и юность прошли, как у всех, не хуже и не лучше, но последние несколько лет Мишаня лишь вздыхал и множил грусть. Не отвлекаясь на разные житейские мелочи, уныло принимая на себя очередные удары судьбы-индейки. Удары не так чтобы сильные, скорее кислые, как и Мишанина физиономия. Неудивительно, что уголки его рта постоянно ползли вниз, в результате чего он стал ходить с настолько перекошенной физиономией, что знакомые, завидев страдальца, старались перейти на другую сторону улицы, боясь подхватить опасный вирус невезения.
Любой нормальный человек скажет, что так не бывает. Должно было случиться что-то такое, особенно невеселое, что в итоге повлияло и определило бы дальнейший ход Мишаниной биографии. Но так бывает. Если не знаешь, чего тебе от жизни надо, то и не такое случается.
Стоит добавить, что он пытался. Метало из стороны в сторону так, что хоть ты пристегивайся, подпрыгивая на ухабах переходного периода. Но как то все это легкомысленно получалось. Не воспринимали Мишаню всерьез и все тут. А он хотел.
В старших классах он нацелился пойти в бандиты. Чудилась ему в этом какая-то романтика, верность слову, честное распределение богатств и привкус сладкой жизни, с погонями на умопомрачительно дорогих машинах и ночной пальбой. Бандит в Мишанином понимании был кем-то вроде Робин Гуда. Чуткий супермен в кожанке, с большим отзывчивым сердцем. Он купил на базаре спортивные штаны с лампасами, кроссовки и кепку, похожую на обгорелый блин, в который кто-то из жалости воткнул пуговку изюма. Натянув обновки, с замиранием сердца двинул к зеркалу, стараясь двигаться плавно и хищно, как машина смерти. Зеркало честно отразило испуганного воробья. Решив, что поначалу всегда так, а хищность он наверстает, Мишаня собрался пройти боевое крещение, полагая, что уж после этого все пойдет как по маслу.
Тем же вечером он встретился с двумя такими же начинающими бандитами из своего дома. Парни уважительно оглядели друг друга, пощупали материю штанов и перемеряли кепки. Говорили мало, много курили и постоянно сплевывали, стараюсь цыкать зубом. По-мужски. На дело решили идти сегодня же. Рядом был частный яблоневый сад и подломить плодово-ягодное хозяйство казалось лучшей идеей для тренировки их молодой, динамично развивающейся банды. Выдув на троих чекушку водки и борясь с подступающей тошнотой, злодеи ступили на тропу разбоя. Пока дошли до крепкого забора, который этот самый сад и ограждал, хмель выветрился и парни замялись. Забор был крепкий, высокий и идея яблоневого грабежа перестала казаться такой заманчивой. Но отступать было поздно и стыдно, потому наша троица, кряхтя и подсаживая друг друга, одолела забор и оказалась на вражеской территории. Орал сверчок, воздух сладко пах поспевающими фруктами, а главное с улицы их уже не было видно, потому ребята ощутимо расслабились, причем каждый показывал оставшимся, что дело то, в сущности, совершенно плевое, он может каждый день в чужие сады вламывается и даже непонятно, чего остальные столько трусили и копались. Освоившись окончательно, Мишаня сорвал с ветки яблоко поспелей и вгрызся в него во всю силу своей зубастой пасти. Брызнул сок, загорелись ярким светом окна сторожки, заскрипела дверь и послышался быстро приближающийся собачий вой. Да. При саде жил сторож, который, как оказалось, зарплату получал не зря. Бывший вохровец, выйдя на пенсию и устроившись сторожем, маялся от безделья и тосковал по славным денькам былой славы. Дедушка относился к своей должности лучше чем охрана режимных объектов, сказывалась советская еще выучка, а учили тогда на славу. Обклеив сторожку плакатами о том, что враг не дремлет, что не надо болтать о жене командира и т.д., дед томился. Каждый вечер он любовно чистил охотничью двустволку, засыпал свежую порцию соли – дедушка хотел дробь, но опасливые хозяева не разрешали – он выходил в дозор. Прошелестев по кустам, сторож возвращался в будку, выдувал пару чашек чая и, подлив воды в самовар, снова отправлялся в ночь, мечтая изловить наконец хоть кого-нибудь. А при стороже, как водится, была собака. Ну как собака. Мохнатая кобелина, размером с теленка, глазами блюдцами, волчьей пастью и переменчивым характером. Словом, одним теплым летним вечером, в саду встретились юные ловцы удачи и два одиночества.
Брызнул сок, брызнул в портки Мишаня, засуетились приятели. Сквозь кусты, гавкая и визжа, ломилась псина. За псиной ломился дед, щелкая без перерыва курками двустволки и призывая свистать всех наверх. Сотоварищи уже сидели верхом на заборе и злым шепотом подзывали остолбеневшего кореша – будь это вчера, давно бы плюнули и убежали, но бросать подельника – это не по-бандитски. Опомнившись, Мишаня шагнул к забору, схватился за протянутые руки и взмыл вверх – очень вовремя, секундой позже в то место, где были его ноги с гулким грохотом врезалась собака и, заскулив от боли и обиды, заплясала внизу, метя хвостом. Приятели, решив что долг чести соблюден, спрыгнули с забора и бросились – каждый в свою сторону, а Мишаня…. Мишаня купил очень хорошие штаны, крепкие. И сейчас висел с внешней стороны забора, зацепившись за жердину своими замечательными штанами. С лампасами.
Подошедший сторож первым делом осмотрел и успокоил пса. Приложился о забор песик здорово. Ничего, башка крепкая, отойдет. Пара заноз и уязвленное самолюбие – вот и все потери. Будет уроком. В следующий раз прибежит быстрее. Сунув в пасть кусок сахара и потрепав по холке окончательно успокоившуюся собаку, пошел к лазутчику, поигрывая ружьем. Будущая гроза района выглядел не очень грозно. Воробьиная стать вышла на первый план. Хмыкнув, сторож легко, без усилий стащил нарушителя вниз и повел к себе. Разбойник изобличен, дело сделано и сторож удивительно быстро успокоился. Сдавать в милицию щуплого балбеса ему не хотелось. Пацан, сразу видно, полез по дурости своей, а милиция сейчас такая, что лучше не стоит без особой надобности там бывать. Расспросив (а отпираться смысла не было, лучше родители, чем милиция), позвонил родителям и спустя пять минут Мишаню уже забирали: растрепанная мать, что прибежала в шлепанцах и халате и мрачный отец. Поговорив со сторожем и пожав тому руку, батя крепко схватил Мишанино плечо и, не отпуская, проконвоировал грабителя домой, где, вздохнув, достал из шкафа широкий армейский ремень и взялся воспитывать сына. После этого Мишаня с недельку спал на боку. Но все, что не делается – к лучшему. Больше в злодеи Мишаню не тянуло. Не вышло из него бандита.
III
Тяжелая отцовская рука, вкупе с добротным солдатским ремнем не только раз и навсегда выбили из Мишани дурь, но и вбили туда ощутимое уважение к армейским традициям. Что стоит суетная бандитская романтика, в сравнении с сияющим ореолом офицерской чести, традиций, достоинства и четкого отлаженного механизма военного быта. «Есть такая профессия, родину защищать», - полюбившая фраза развернула его биографию в противоположную сторону и Мишаня с удовольствием устремился дорогой сильных. Желание, кстати, хорошее. Традиции российского офицерства имели славную историю и ничего кроме гордости не вызывали.
Подарив спортивные штаны отцу и сделав из кепки новый дом для хомяков, Мишаня озаботился своим новым геройским обликом. Начинать с чистого листа было легко, а от сияющих перспектив захватывало дух. То Мишаня видел себя в башне могучего танка. Вот он дает отмашку, командуя: «Огонь». Бронетанковое изображение поредело, пошло помехами и плавно сменилось другим – он летит в кабине сверхзвукового перехватчика, наводя ракеты на вражескую цель. Следующая картина будущих побед четкими яркими красками обрисовала возвращение Мишани из кругосветки. Топорщится медью трубачей порт. Тень от громадного авианесущего крейсера накрывает море женских лиц, косынок, платочков. Безукоризненные линии шеренг, построенных на баке матросов. Сам Мишаня, в парадной адмиральской форме пристально смотрит вдаль. Пускает солнечных зайцев кортик. От всех этих сладких картин захватывало дух, а по лицу уже некоторое время бродила глуповатая ухмылка, справиться с которой он был не в силах. Мишаня засобирался в генералы.
На базаре к нему отнеслись с пониманием. Конечно, удовлетворить запросы столь взыскательного знатока на обычном вещевом рынке сложновато, потому он начинал с малого. Черная водолазка и шапочка фасона «Пнезерватив», которая, если наделать дырок в нужных местах, начинала выглядеть вполне устрашающе. Нитяные черные перчатки. Высокие ботинки на шнуровке. Больше ничего тематического рынок дать был не в состоянии и Мишаня направил свои стопы в магазин: «Охота и рыбалка». Оттуда он вышел максимально пятнистым, таща в руке пакет с болотными сапогами, которые, если не слишком вдаваться в детали, могли сойти за предмет экипировки боевого пловца. Волочившаяся по земле плащ-палатка, довершала образ. Чеканя шаг, Мишаня промаршировал в подъезд, сбив с толку, заседающих с самого утра бабушек. Его стиль свободного художника не поддавался привычной классификации проститутки и наркомана. Других категорий у бабушек сроду не было и они лишь покивали друг другу, с едким пониманием, что, дескать, оно конечно так оно да-ааа, тронулся мозгами парнишка. Так и до проститутки недалеко.
А Мишаня примерял на себя мужественность. Влез в штаны, утянул из отцовского шкафа тельняшку, натянул куртец. Повертев в руках, отложил пока шапочку. Созрела идея получше. Порывшись в школьных принадлежностях сестры, нашел гуашь и, поколдовав, оперируя в основном зеленым и коричневым цветом - изготовил маскировочную смесь, цвета болотной жижи. Нанеся этот хищный раскрас на свою подростковую физиономию, направился к зеркалу, ожидая увидеть в отражении солдата удачи. Из зеркала на Мишаню грустно глядел щуплый комар, здорово перемазанный грязью. «Мимикрия, - подбодрил себя Мишаня, - полное погружение в образ».
…В последние годы военком иногда с отвращением ловил себя на мысли, что все больше становится похожим на базарного зазывалу и оптового скупщика поросят. Дела шли не очень. Из года год число желающих отдать долг родине и постоять на страже границ неуклонно снижалось и ему приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы отловить по подвалам весь этот сброд, придать им хоть какое-то подобие человеков и отправить в часть. «Армия сделает из вас мужчин», - вздыхал он. Мужчин, похоже, скоро вообще не будет. Неправильный призывник прошел. Челкастые какие - то, одеты как попугаи. Хилые все. Рожи бледные, зады отвислые. У каждого второго плоскостопие. Повоюешь с такими бойцами. Хорошо еще, что у немцев вообще мода на радужных. Такие не нападут. Разве что сзади, заржал вдруг он и снова загрустил. Сложные времена. Примерно так военком думал каждый день, потому не сразу обратил внимание на то, что в дверь уже некоторое время кто-то скребется.
- Входите, - крикнул он, придав лицу соответствующее выражение. Скрипнув, дверь отворилась и внутрь просочилось нечто такое… От смеха военкома удержало лишь максимально сосредоточенное выражение на лице парнишки. Вот так всегда и происходит. Жирномясые сынки ответственных граждан отирают свои жопы на диванах, а этого гляди - ветром сдует, а патриотизм девать некуда.
- Чем могу помочь? - вздохнув про себя, без тени усмешки, спросил он пацана.
Мишаня (а это был он) сделал два шага вперед и выпалил: «В армию хочу записаться. Возьмите». После этого, бряцая, сделал еще несколько шагов в сторону стола, за которым сидел седовласый полковник. Выглядел он соответственно. Тяжелые башмаки, куртка, тельник, играющий на впалой груди морской волной, объемный рюкзак, который вмещал все самое необходимое в суровом мужском быту. Неудивительно, что от всей этой амуниции, его ощутимо кренило на сторону и, хоть он и старался напустить на себя бравый гвардейский вид, выглядело это не очень.
- И куда ты такой собрался? - грустно спросил его полковник.
- Десант, - нерешительно пискнул Мишаня, предательски дрогнувшим голосом, прочистил горло и добавил, стараясь звучать как можно солиднее, - десантура. Про славное флотское и бронетанковое будущее он уже не мечтал. В пехоте бы остаться.
Посмотрев еще раз на десантника и поворошив документы, полковник вздохнул в последний раз и позвонил родителям. Нельзя было Мишане в армию. Хлипковат. - В спорт бы ему для начала, - сказал военком пришедшему отцу. - Парень хороший.
В этот раз отец за ремень не хватался. Легко поднял одной рукой рюкзак, вторую положил сыну на плечо и предложил купить по дороге домой пельменей. Поступок сына ничего кроме одобрения не вызывал, ну а то, что здоровье пока слабое, так что ж. Духом зато крепок. Мишаня полностью реабилитировался в его глазах после своего краткого бандитского прошлого. Но Мишане легче не стало. Не вышло из него героя и все тут.
Однако сдаваться он не собирался. Раздосадованный таким интеллигентским строением организма, Мишаня решил изжить из себя нерешительность и чтобы только от вида его одного теперь разбегались все: кошки, собаки, гопники и те самые десантники. Чтобы понял военком, какого богатыря упустил. Понял и устыдился.
Мишаня стянул майку и пошел к зеркалу. Зеркало смело отразило впалый живот и тонкие ручки. «Это все потому что у тебя кость нерешительная», - намекало оно Мишке . Повертевшись и так и эдак, Мишаня определил дальнейший фронт работ и принялся одеваться. Пока он мог напугать разве что хомяка, который обживался в кепке и грыз морковку. Подмигнув зверушке, Мишаня сказал: «Мы еще повоюем» и проторенной дорогой побежал на вещевой рынок.
На рынке Мишаню встретили как родного. Лишь поинтересовались, что на этот раз. Спустя полчаса Мишаня был снаряжен по олимпийским стандартам и был он весь такой невообразимо спортивный, что походя мог разбить сердце какой-нибудь начинающей гимнастке или даже может прыгунье с шестом. У него были: сверхспортивные штаны, две пары кумачовых шорт, майка - борцовка и повязка на лоб. Это чтобы пот не заливал его натруженную физиономию, пока он, бугрясь, будет лепить из себя чемпиона. Посетив магазин спорттоваров, прошелся меж стеллажей, немногословно и веско разъяснил продавцам, чего бы он желал получить от их заведения и отбыл навстречу рекордам. Заказанные гантели доставят на дом. Сам Мишаня дотащить их пока не мог.
Дома уже привычно поскакал к зеркалу, увидел там красивого, стройного заморыша и побежал к ноутбуку, разыскивать адреса спортивных школ и секций. Будущее Мишане виделось примерно так… Вот идет он, привычно отмахиваясь от надоевших фотовспышек. На выпуклой могучей груди позвякивают россыпи медалей. Маститые седовласые тренеры вьются табунами. Кому советом, а кому и молодецким пинком отвечает Мишаня. Никого не оставляя своим вниманием. Вдруг из толпы тянется к нему лапка с листом и ручкой. Для автографа. «Кому?» - спрашивает Мишаня, примериваясь, чтобы ловчее расписаться на угодливо подставленной спине, поднимает глаза и замолкает. Падает в бездонные омуты прекрасных очей незнакомки, руки их соприкасаются и…. Что будет дальше, он пока поостерегся мечтать. Но будет все чрезвычайно хорошо и замечательно. Уж в этом - то можно не сомневаться.
Но судьба привычно рассудила иначе. Обегав с десяток кружков и секций, с наиболее, по его мнению, героическими видами спорта, Мишаня скис. Везде, будь то борьба или футбол с баскетболом, тренера скептически осматривали его маломощные возможности и, жалостливо кривясь, разъясняли. Что спорт – это часто больно и что может он лучше в шахматы. Иногда Мишане удавалось напроситься немножко потренироваться. Там его быстро роняли, катали в пыли (Не со зла, так с любым происходит. Спорт – это все же борьба), извиняясь отряхивали и Мишаня ковылял к скамеечке – отдышаться. После шел в раздевалку, шмыгая носом одевался, стараясь не разреветься и закрывал дверь за очередной несбывшейся мечтой. Стоял на крыльце, зло сопя и думал, что звук этой закрываемой двери очень напоминает звук крышки гроба. В котором похоронено уже немало из его вероятного светлого будущего. Вздохнув, плелся домой, чтобы на следующий день попытать счастья в следующей секции. Пока секции не кончились.
Психанув, Мишаня забежал к тяжеловесам, проигнорировал окрики и просьбы остановиться, рванул к штангам, попытался оторвать от пола и, когда не получилось - запрыгнул на тренажер, где отрабатывали жим лежа. Сдвинуть штангу с подставки ему удалось. В общем, только невероятная реакция работников и тощая шея спасли Мишаню в тот день. Потому что штангу то он сдвинул. И дрыгал ногами, пригвожденный к скамейке ее немалым весом, пока тренер (и ангел-хранитель, потому что иначе это чудесное спасение не объяснить) не выковырял его из под снаряда. Тренер, который уже видел себя навеки губителем невинной души, был так счастлив, что даже не ругался. Но больше Мишаню в тренажерку не пускали. Не вышло из Мишани чемпиона.
Нельзя сказать, что Мишаня пал духом. Хотя, пожалуй, можно. Пал. Эти три версии удачного будущего были его козырями, которые он, пойдя ва-банк, спустил в колесе рулетки, под названием: «Жизнь – она такая». Злее Мишаня не стал. Но приуныл здорово. Хотя сдаваться не собирался. Использовав свои основные возможности, он решил взять реванш на второстепенных, рассудив, что выражение: «Тише едешь - дальше будешь» - возможно его второй шанс и что часто игроки запаса спасали главные матчи. Быть дублером не так уж плохо, можно многого достичь, используя опыт, накопленный предшественниками. Потому что шишек он уже набил изрядно. Хотелось бы теперь и пряников. Но черная полоса становиться взлетной не спешила. А Мишаня пытался.
Закончив школу и покончив с метаниями, он стал осторожнее. Он теперь будет жить не большими глотками, а клевать понемногу. Надежнее будет. С такими планами Мишаня пошел в студенты.
IV
А никаких видимых изменений не случилось. Пока Мишаня был помоложе, взрослая жизнь казалась ему интереснее. Получив аттестат, бежит он погожим летним днем по залитому солнечным светом бульвару. В замедленной съемке показано как красиво развивается на ветру расстегнутая рубашка. Плавный переход и вот крупным планом перед нами проплывают: открытое лицо Мишани, его счастливые глаза. На заднем фоне виднеются одобрительные фигуры прохожих. Они тоже рады за Мишаню. Вскинув руки в триумфе победителя, он пересекает финишную ленту с надписью: «Подростковые комплексы. Прыщи. Страхи и неумение нравится девушкам. Крушение надежд». А дальше. Дальше то все уже совсем иначе. Переводя дух, озирается Мишаня в светлом и чудесном мире под названием: «Лучшие годы твоей жизни. Посиделки в общаге. Возможность самому покупать пиво и сигареты. И даже то, о чем ты мечтал под одеялом с журнальчиками. Может даже и не один раз». Такое ослепительное представление о начале взрослой жизни говорило о том, что: во-первых Мишаня сильно пересмотрел американских мелодрам, а во-вторых – что родители действительно любили сына и старались по мере возможности оградить его от всех острых углов переходного возраста.
В действительности все обстояло несколько иначе и разницы между «до» и «после» Мишаня просто не заметил. Разве что стало еще тяжелее. В институт он поступил, сейчас сложнее не поступить, армии, в отличие от своих однокурсников – он не боялся, учился не хуже и не лучше других, задавали гораздо больше чем в школе. Да, он теперь мог покупать пиво бесплатно, но много ли радости, если пить пиво не с кем. Получается толку никакого. Девушки по-прежнему не обращали на него никакого внимания. Мишаня не был богатым, красивым и знаменитым. Мишаня был обычным хорошим парнем, что не очень ценилось среди современных дур. То, что это его главный плюс и достоинство – быть человеком, он еще не очень понимал и сильно мучился. Постепенно Мишаня приходил к пониманию, что: «Жизнь – боль» и что лучше не будет, а будет только хуже. Осознание сего факта сильно подкосило его веру в возможность счастья вообще и урезало планы на будущее. Быть взрослым Мишане нравилось все меньше.
Есть категория образно счастливых людей. Они рождаются в уплотненных деньгами семьях, нежатся в батистовых пеленках и пачкают розовые памперсы. С ними возятся няни и они не знают что им делать со всеми подарками, которыми их заваливают с самого детства. Жизненный путь их напоминает езду в комфортабельном вагоне по накатанной колее. Родители заранее продумывают место в правильном институте и ищут выгодную партию. Так же обстоит дело с работой. И в итоге мы можем лицезреть сытую скучную жизнь не сильно умных эгоистов, которые ошибочно полагают, что всего добились сами. «Кто на что учился», - пыхтят они, заливая сытыми щеками столики дорогих ресторанов. При всем том, часто эти люди очень несчастны. Они не знают чего хотеть. Такая вот проторенная дорога успеха. Путь Мишани отличался извилистой труднопроходимостью и лежал через леса, болота и конечные остановки спальных районов. В поисках себя и своего счастья Мишаня карабкался по горным тропам и даже ходил за гаражи. Мишаня падал, набивал синяки и поднимался снова. Мишаня еще не знал, что свой путь каждый должен пройти сам и не предполагал, что именно сейчас он становится тем, кем впоследствии будут гордиться родители. Человеком, живущим по совести. Он не знал.
Закончив вуз и положив диплом на полку, он сделал еще несколько зигзагообразных прыжков, пытаясь ухватить переменчивую фортуну за хвост.
Мишаня пошел в аспирантуру. А что. Ученые в своем роде тоже герои. Белые халаты, всклокоченные волосы, отсутствующий взгляд. Ломоносов там, Менделеев опять же. Но на второй неделе изысканий, когда Мишаня только-только наловчился с умным видом глядеть в пробирку, в лаборатории сгорела центрифуга и вдобавок разбежались какие-то очень важные бактерии.
Мишаня засобирался в актеры. Объявление на сайте говорило о каких-то головокружительных перспективах и всемирной славе. Наивный Мишаня позвонил и явился по указанному адресу. Седовласый режиссер внимательно оглядел его, почмокал губами, восхитился типажом и много говорил об актерской школе. Актрисы, так вообще вызывали восхищение и Мишаня про себя уже сочинял благодарственную речь, потому что Оскар, можно сказать уже был в кармане, но потом выяснилось, что фильмы здесь снимают хоть и художественные, но сильно взрослые. Хотя накал страстей на площадке стоял нешуточный и страсти так и брызгали во все стороны. Мишаня позорно ретировался и еще долго просыпался по ночам в холодном поту и с некоторой долей сожаления. Девушки у него не было, так что перспективы открывались сладкие. Но не созрел Мишаня для таких приключений.
Мишаня направился в дрессировщики. Чаша цирка, утонувшая в полумраке и только сцена, освещенная ярким светом прожекторов. Кожаные штаны, щелканье хлыста и звери, поедающие глазами своего кумира. Но на одной из первых репетиций тигр, который слабо разбирался в этих тонкостях и не желавший поедать глазами, цопнул предупредительно Мишаню за задницу. Тигру не хотелось славы. Цопнул хоть и предупредительно, но тигр – это тигр, так что шикарные кожаные штаны оказались безнадежно разлохмачены, а Мишанина попа украсилась благородным шрамом, выглядевшим так, будто Мишаня подрабатывал садовой лейкой с задним приводом.
Подарив штаны панкам, Мишаня решил пойти в офисный планктон. Вычитав в газете объявление, в котором говорилось, что крупному предприятию требуется мерчандайзер и восхитившись иностранным звучанием, он направился по указанному адресу и попал на завод холодильного оборудования. Расставлять холодильники и батареи так, чтобы они радовали глаз и вызывали непреодолимое желание их купить , он оказался не в силах. Мишаня пал духом.
Он еще много чего перепробовал и ему хватило. В результате, к 25 годам Мишаня оказался на тоскливом распутье. Он не мог решить только одного – вешаться ему или топиться. Родители замечали, что с сыном творится неладное, а кому сейчас легко. Время такое. Потому легкомысленно надеясь, что все образуется, они не могли и представить, что сын дошел до точки.
Жить ему не хотелось. В груди давно ворочалось что-то гадкое, смутное, страшно просто было, да и родителей жалко. Но себя еще жальче. Томясь и разрываясь, Мишаня с самого утра шлялся по замызганному городу, то присматривался в хозяйственном отделе к веревкам, то перебирал мыло. Свою тоскливую решимость он подогревал пивом и дешевой водкой, которую вливал в себя в многочисленных забегаловках и к обеду был абсолютно пьян. До полного и окончательного к себе отвращения. Поняв, что если так пойдет дальше, до дому он просто не дойдет, Мишаня зашел, точнее заполз перекусить. Хорошую шаурму готовили в этом месте. От тепла и чая его развезло окончательно, взбунтовавшийся желудок требовал немедленно освободиться хотя бы от части отравы и Мишаня стремглав выбежал в заднюю дверь заведения, жестами показав работнику, что ему очень плохо. Подбежав, откинул крышку мусорного бака и мучительно вытошнил только что съеденное, вкупе с фонтанами алкогольной жижи. Ему было очень стыдно. Гадко, мерзко, противно. Отдышавшись, понял, что на ногах стоит твердо. А также понял, что он тут не один. Из дальнего темного угла, сидя в куче смятых газет, на него внимательно и с каким-то вполне отчетливым презрением смотрел маленький котенок. Видно было, что малому очень холодно, он дрожал так, что даже газеты шуршали без перерыва. Но взгляд был твердый и под этим взглядом Мишаня отчетливо понял - как смешны и мелочны его страдания выглядят в сравнении с настоящими проблемами.
V (Безнадега)
Нечего тут было бояться. Человек держался за стену и был так жалок, что котенок на миг забыл о холоде, глядя на его неуклюжие старания и попытки удержаться на ногах. Если от большого человека, что кормил его вечерами, веяло внутренней силой и теплом, то от этого пахло страхом и растерянностью. Плохо пахло. Человеку было плохо. Но ему не было холодно, а котенок опять задрожал. Уже зная, что ничего страшного ему не сделают, вновь вспомнил о холоде, но зарываться в газеты пока не спешил. Пусть он сначала уйдет. Но человек вдруг уставился на него и, постояв, мучительно соображая, медленно двинулся вперед. Что ему нужно?
VI
Иногда полезно взглянуть на происходящее со стороны. Упиваясь горем и жалостью к себе, всегда считаешь, что твои страдания исключительны. А это не так. Жизнь не сахар, а взрослая жизнь особенно. А кто страдал, тот и счастье острее ценит. Если научится ценить. Глядя на этот дрожащий комок, который в свою очередь не отводил от него своих удивительных синих глаз, Мишаня трезвел и взрослел. Так бывает. Когда рушится привычный мир, падают стены и ты с удивлением начинаешь понимать, что мир гораздо больше твоей скорлупы, в которую ты забился давным-давно и в которой тебе давно стало тесно. А над головой, оказывается, есть небо. И нет ему ни конца ни края. Небо, в котором нет глубины. Как и в глазах этого котенка. Еще не до конца понимая, что он делает, но чувствуя, что все делает правильно, Мишаня сгреб этот вяло сопротивляющийся комочек (очень уж котейка замерз) и сунул к себе за пазуху. Как же холодно. Животное продрогло насквозь. Как он еще Богу душу не отдал.
- Ну-ну, малый, потерпи, - успокаивающе сказал Мишаня. - До дому потерпи, не умирай. А мы тебя отогреем.
Котенок по понятным причинам ничего не ответил, лишь завозился под курткой устраиваясь поудобнее. О побеге он и не помышлял. Сил больше не было, вдобавок его охватило божественное, ни с чем несравнимое тепло. Впервые за все время своей жизни он смог расслабиться и не дрожать. Пристроив на груди головенку, кот задремал. А Мишаня вернулся в закусочную.
- Ну что, полегчало? – сочувственно спросил продавец, - э, куда понес, - заметив котенка и почуяв недоброе, двинулся к Мишане он, на ходу вытирая руки о фартук.
- Домой, - решительно ответил Мишаня. - Холод собачий. У меня жить будет.
- А, хорошо, - блеснул зубами в улыбке таджик. Или узбек, бес их разберет. Всегда добрые, приветливые. А чего еще надо. Плохих наций не бывает. – Холодно на улице, - поцокал языком мужчина. - А он малый совсем. Хотел к себе взять, так хозяин не разрешил. Санинспекция мол. Кормлю вот. А ему в тепло надо. Молока надо. Ты заходи вечером, я тебе фарша дам, покормишь. А ты сам не часто употребляешь? – щелкнув по горлу пальцем, - забеспокоился он. – Смотри парень, алкоголь – опасная штука. Многим жизнь сгубил. А то оставляй котенка, не отдам.
- Нет, что вы, - смутился Мишаня, - я ведь и не пью в общем-то. -Как-то само вышло так. Совсем гадко было. А стало еще хуже. Но уже получше.
- Ну тогда хорошо, - успокоился работник. – Не пей больше. Зло это. А вечером приходи. Или вместе с ним, кивнул он на сладко спавшего, отогревшегося под курткой котенка.
- Придем, - сказал Мишаня, толкнул дверь и вышел на улицу.
VII
И как-то так получилось, что зажили даже лучше чем прежде. Котенок так и не просыпался до самого вечера. Потом вернулись с работы родители. К новому члену семьи отнеслись нормально. Батя хмыкнул, что Мишаня нашел свою кармическую половину. «Такой же тощий глист, как и ты», - сказал он, если выразиться точнее. Но худоба – это разве недостаток. Это поправимо. Мама умилилась и засюсюкала, так что уже через пару минут разбуженный и слабо соображавший котенок, был поставлен перед миской с теплым молоком, куда были накрошены кусочки сдобной булки. Вылакав, сыто отвалился к стене, сложил лапки на покруглевшем пузце и конфузливо икнул, заваливаясь набок. Его опять неудержимо клонило в сон. И немудрено. С голодухи то и выживания на морозе. В тот вечер Мишаня, как и обещал, отправился в кафе. Но один. Чего малого таскать лишний раз. Обратно вернулся с пакетиком фарша. Кажется у него появился нормальный друг. Тот самый продавец из чебуречной. Или шаурмичной, какая разница. Точнее целых два друга. Второй, маленький и мохнатый, сейчас безмятежно сопел рядом на подушке, свесив во все стороны лапки. Изредка поднимал голову, водил по сторонам мутными со сна глазенками, видел Мишаню и снова засыпал успокоено. «Спи, - погладил его Мишаня, - Все будет хорошо». Впервые в жизни он сам поверил в эти слова.
Проснувшись, первым делом он увидел ушастый трафаретик, четко вычерченный на фоне рассвета. Котенок сидел на подоконнике, куда забрался по горе барахла, сваленного на стуле и, как это часто бывает, игравшего роль шкафа. Сидел и внимательно глядел на улицу. Радовался про себя, наверное, что очутился по эту сторону зимы. «Так, - сиплым со сна голосом брякнул Мишаня и кот обернулся на голос. – Ждет тебя последнее испытание, друг мой. Будем купаться».
Если бы дело происходило в какой-то приличной сказке, то, возможно, после купания вместо котенка Мишане явилась бы красивая принцесска, из унитаза выпорхнула фея и, не чинясь, наскоро благословила бы этот семейный союз. Но то сказка. А Мишаня выполз из ванной мокрый и разлохмаченный, будто купались они с котенком вместе. Хотя можно и так сказать. Только Мишаня вдобавок был здорово исцарапан. Котенок решил, что с ним задумали совершить что-то неладное и собрался дорого продать свою жизнь. Но Мишаня к царапинам отнесся с пониманием. Впервые в жизни он осознавал свою ответственность за жизнь другого существа и с удивлением понимал, что нравится ему это. Заботиться. Ну а царапины что ж. Малому не объяснишь. После купания образовался целый таз грязной воды, а котенок из черного и гладкошерстного оказался пепельным и пушистым. Сожрав двойную порцию молока со сдобой – это от переживаний, сыто полез на подушку и затих. «Как же мы тебя назовем, - лениво гладил этот пушистый комок Мишаня, - Пожалуй что Васькой. А подрастешь – станешь Василием. Грозой дворов». Будущий гроза дворов сонно ткнулся ему в руку и благодарно заурчал. Васька так Васька. Он не против.
Вечером батя хмыкнул еще раз, сказав, что они друг друга стоят. Васька и Мишка. На что более отзывчивая мать возразила, что Василий и Михаил звучит куда красивее. Ответив, что до этого еще дорасти надо, отец скрылся за газетой. Он любил сына не меньше матери. Просто манера такая. Сын тоже любил своих родителей. Вообще, обретя нового друга, Мишаня будто заново задышал. Представляя, через что пришлось пройти малому, он теперь смотрел на свои проблемы совершенно иначе. И понимал, что не было у него проблем. А были вокруг него собственные комплексы, глупые приятели и бестолковые стереотипы. Как будто стереотипы вообще бывают толковыми. Но жить Мишане стало значительно легче. Надо же как бывает. Он встретил котенка в миг своего самого сильного отчаяния. И до сих пор помнил тот взгляд, которым малый наградил его в первые секунды их «знакомства». Чем-чем, а вот отчаянием там и не пахло. Воистину. Все случается вовремя. Тогда, когда это необходимо. И ангелы, что скрестили наши пути и маршруты, смотрят нам вслед. И улыбаются. А мы идем дальше. Благодаря их за протянутую вовремя руку.
И Мишаня пошел дальше. Бок о бок со своим неразлучным другом – котом Василием.
Пришла весна и Василий узнал, что такое тепло. И какое ласковое бывает солнце. Из шебутного котенка, Вася превратился в очень красивую и обаятельную нехристь. С хвостом. И восхищал весенних кошек, которые вовсю орали в окрестных дворах. Васе нравилась весна. Про зиму он старался не вспоминать. Зачем вспоминать плохое, если сейчас все хорошо. Мишаня наконец уяснил, что не место красит человека и что секрет уважения и счастья очень простой. Делать свое дело хорошо. А счастье. Если оно есть, оно навсегда остается с человеком. Вася работал в закусочной, вместе с добрым азиатским человеком Анваром и стал непревзойденным мастером изготовления вкусных обжористостей. И шаурма их по праву считалась самой вкусной в районе. Хорошо работали. Частенько на работе рядом с ними присутствовал кот Василий, радуя всех своей красотой и с удовольствием позволяя себя гладить. Но только тогда, когда хозяина не было. При первых признаках его появления Вася шустро ретировался в привычный закуток за мусорными баками и пережидал. Смотрел на эти стены и вспоминал тот тоскливый, всепоглощающий холод. И что он не сдался. Потом открывалась задняя дверь и Васька серой тенью забегал обратно. И все были довольны. После того, что пережили оба, они особенно сильно ценили свое счастье. И друг друга.
Поэтому одним погожим майским деньком Мишаня был сильно изумлен, услышав задорный девичий голос: «Скажите, а ваша знаменитая шаурма не из котиков?» Занятый приготовлением салата, он поднял голову, решив осадить нахалку и не стал. Стоявшая перед ним девушка, с шальными, смеющимися глазами, была такой чистой и свежей, что Мишаня показалось, будто сама весна зашла к ним сегодня перекусить. – Нет, - слыша свой собственный голос будто бы со стороны, - ответил Миша. - Если не верите, можете спросить у него, - показал он на нагло разлегшегося на подоконнике Ваську, - он подтвердит качество.
- Какая прелесть, - восхитилась девушка, – Верю.
Василий лениво повернул голову, одобрил посетительницу и подмигнул Мишане: «Мол, не теряйся». После милостиво позволил себя погладить и почесать за ухом.
- Чей он? - спросила незнакомка.
- Мой, - ответил Мишаня уже более уверенно, протягивая ей свою фирменную шаурму, изготовленную с прямо – таки сверхтщательным мастерством, - угощайтесь. За счет заведения. Я самолично выгнал оттуда большую часть калорий.
- Спасибо, - рассмеялась девушка и куснула угощение ровными зубками, - какая вкуснотища, - восхитилась она во второй раз за последние пять минут. – Я и не ожидала, что вечер может оказаться таким хорошим. И вкусным, - засмеялась она. – Обычно я предпочитаю дружить с животными, я и работаю в зоомагазине, но вижу, что хозяин достоин своего кота. Вы отлично дополняете друг друга...
VIII
А что еще тут сказать. Конечно она никуда в тот вечер не ушла. И осталась с Мишаней, подождав, пока он не сдаст смену. Они шли этим теплым майским вечером, оставляя на серебристом асфальте три тени: две большие и одну маленькую, ушастую. И Мишанино счастье стало еще на одного человека больше. Маша, именно так звали его…(А кого его? Случайную знакомую? Но так бывает, что нет ничего прочнее того, что поначалу казалось случайным. Потому что все всегда случается вовремя. Мы помним )… прекрасную спутницу и так получается вторую половину. И дальше они пошли вместе.
- Маша и Миша, - радостно хохотал батя.
- Мария и Михаил, - поправляла счастливая мать.
- И Вася, - добавляла Маша.
А кот не говорил ничего. Просто сидел рядом, сонно жмуря свои изумительно синие глаза. Глаза цвета неба.
А ангелы смотрели им вслед.