Мне? Лет шесть, наверное, может семь. Мама пошила себе и моей старшей сестре платья из сатина. А из остатков материи мне трусы. На белом фоне густо-розовые, малиновые кругляши размером с трех копеечную монету. А на дворе лето и все мои друзья бегают гулять в одних трусах, я смирился бы, если они были мужского кроя, но мама не умела шить мужские трусы и пошила их на девчачий фасон плавками.
Мало того в промежности они были плоскими без выточки под пацанское хозяйство, и это хозяйство поминутно вываливалось, то влево, то вправо, а то и в обе стороны сразу. И последний штрих, мама решила, что я быстро расту, и трусов не меня не напасешься, она их пошила, «на вырост». А что бы они ни стали мелкими, придумала дополнительную,… я даже не знаю, как называется деталь трусов, куда вставляется резинка. И теперь, она была сверху и выглядела оборкой. Короче не трусы, а бабский чепчик с дырками для ног. Но гулять хочется, а делать не чего.
Без трусов на улицу не пойдешь. Я думал, что мои друзья будут смеяться и дразниться, но как ни странно они посочувствовали моему горю и мгновенно забыли. И без этого была масса задач на сегодняшний день. Первая и главная: в «бараках» поспела малина. Что такое «бараки»? Это такой дом. Одноэтажный, многоквартирный, с удобствами, а так же с хозяйственными и прочими постройками во дворе. А так как двор в «бараках» был общий, то и все, что в нем находилось тоже, с нашей точки зрения общее. А раз общее, значит ни чье. Бери, пользуйся, кто хочешь. В том числе и малиной. Мы жили по-соседству от бараков.
Мой «лепший» кореш и одногодок Сережа Типыч тонко подметил: «Малину надо срочно обнести и съесть, не то ее съедят другие». Типыч, нет у него другая фамилия, но после того, как в двухлетнем возрасте он подцепив пальчиком еще теплую куриную какашку, с довольным видом и со словами:»Тип-тип а а» проглотил взрослые, и дети на улице его знали как Типыч. Он вымахал огромных размеров, этакий увалень. Не смотря на то, что был наш ровесник, был на голову выше остальных.
Это не мешало ему быть добрым товарищем, и в налетах на ягодники и сады атаковать первым, а уходить последним, прикрывая наши спины, как обычно со сломанной веткой черешни или вишни в руках, которую мы потом объедали в укромном месте. Или возглавить экспедицию и повести за собою команду на велосипедах «Ветерок», так, что родители нас с трудом находили там, куда мы никогда и не думали ехать. Обсуждение плана очередного налета поглотил мою проблему. И это хорошо.
Типыч уже разведал место проведения операции и теперь держал слово на "кругу".
- Значит так, пацаны. Я присмотрелся к ограде. Там есть несколько оторванных штакетин. Через дырки мы и залезем в малинник. Кусты густые, ни кого не будет видно. Главное не шуметь. Наедимся до отвала и тикать. Как план?
План подходящий, - сказал Макар, когда пойдем?
- А хоть и сейчас, собак там нет, время обеденное, жара. Взрослые по домам сидят носа не кажут. Обделаем дело, ни кто и не заметит, - ответил Типыч.
Мы поднялись и гурьбой пошли к месту акции.
Идти было не далеко. Ограда двора бараков прилегала запущенному скверу. Сквер так густо зарос кустарником дерезы, сирени и деревьями, что мы умудрялись в нем играть в индейцев, а на центральной площади гоняли в футбол.
Кустами мы пробрались к забору. Заросли малины были окружены с одной стороны глухой стеной дома, сараем и забором из штакетника, довольно высоким. Метра два. По очереди пролезли в дыру и сразу принялись объедать малину, стараясь не шуметь.
Через некоторое время в животе у меня заурчало. Потом урчание перешло в непреодолимое желание. Еще через какое-то время желание переросло в необходимость. Прислушавшись к себе, я понял, что забор, без последствий для «пацанской чести», мне не преодолеть Видимо обилие немытой ягоды сделало свое черное дело. Что делать?
Я забился подальше от ребят в угол между домом и сараем так, что бы друзья меня не видели, спустил трусы по колени и присел кочетком. И только я «призадумался», как из-за противоположного угла дома выскочил здоровенный дядька и с ревом и матюками принялся ловить моих товарищей. Те как воробьи сразу разлетелись в разные стороны. Пока дядька хотел поймать одного, двое уже, кто через дырку, а кто и через забор кинулись наутек.
Пока разъяренный бугай снимал злодеев с забора другие вокруг дома открыто убегали, куда глаза глядели. Я почувствовал себя несколько не уютно. Хотя содержимое внутренних органов уже давно поняло ситуацию и резко метнулось на волю, но надо натянуть еще и трусы. А для этого надо подняться в рост, тут мужик меня увидит и мне хана. Вечер без отеческой вдумчивой порки не обойдется. Не смотря даже на то, что дядька еще и уши будет крутить, а то и лещей навешает. И прятаться дальше нельзя. Я резко подскочил, натянул трусы, как успел. Друзей уже не было. Как это ни странно пойман, ни кто не был. Все успели убежать. Я остался один.
Тут меня заметил дядька и, расставив широко руки и ноги, согнувшись в пояснице, стал зажимать меня в угол. На его лице играла зловещая улыбка, а на лбу явно, русскими буквами написано «по-па-дос». Я метнулся влево, он за мной. Я вправо, он за мной. Флангами, не пройти. Тут я от отчаяния принял решение проскочить у него между ног. Разогнался посильнее, закрыл глаза и рыбкой, животом по земле пролетел между его широко расставленных ног. Мужик, явно не ожидал такого оборота, растерялся, замешкался, и пока он приходил в себя я со всех сил метнулся к дыре.
Вот она заветная дырка, вот оно спасение, но я почувствовал, как давно не стриженые копыта его пальцев попытались меня схватить за загривок, не успели. Когти больно прошлись по спине от шеи до поясницы, и в тот же момент они нашли резинку от трусов. Предательские трусы оказалось в руках ловца, я почувствовал жаркое дыхание вечерней порки. Что делать? Как быть? Собрав остатки сил, прибавив к ним всю волю, я рванулся из трусов. Раздался веселый треск ненавидимой одежды и я, каким-то чудом выпал из маминого кутюра. Голышом, словно лесной олень я гордо понесся по кустам и высокой траве прочь. Только пятки высекли искру из ягодиц.
В дальнем, укромном месте сквера меня уже поджидала моя команда. Держала совет, как меня выручать из плена. Когда они с облегчением меня увидели, от смеха долго не могли прийти в себя. Однако мне до сумерек пришлось сидеть в сквере, состряпав себе из лопухов примитивную, дикарскую одежду, затем под прикрытием темноты, тайком пробираться домой. Дома я не привлекая внимания родителей и главное старшей сестры, уж язва была, помилуй Бог, проскочил в душ, вымылся, как обычно делал каждый вечер и, обмотавшись вафельным полотенцем, прошел в дом взял свежую одежду. О своей потере я не жалел. И только мама ломала голову: куда могли подеваться, такие замечательные трусы. То, что они стали трофеем дикого мужика она так никогда и не узнала.