Сырые, майские мысли, зябнув, соскальзывают на промокшую насквозь землю. Вода отовсюду свисают большущими каплями. Пенистые струи вырываются из водосточных труб, задорно разбрызгивая, словно детвора в Иван Купала. Дождь лил, целую неделю, не прекращая. Небо, перед летом, словно скульптор, меняло форму облаков, цвет, пробуя различные виды дождя - с солнцем, строгие серые тона, словно девушка, перед свиданием перемеряя весь гардероб. Зелень и деревья тянулись из земли к солнцу, словно их заправили гелием. С каждым шагом, аромат сирени всё сильнее обволакивает. Проходя мимо пятнадцатиметровой, деревянной церкви, за оградой которой росли кусты сирени, с белыми, сиреневыми, лиловыми гроздьями цветов, невольно замедлил шаг. Так редко в городе удаётся вдохнуть что-то помимо CO2, пыли и привкуса битума. Руки в карманах, размышления поглубже от всех, воротник, укрывает от назойливого ветра. Дождь прячет шелест шагов, как и тебя самого. Он немного эгоистичен, и хочет обладать тобой единолично. Тихонько касаясь щеки, он немного щекотит кожу, соблазняя и нашептывая. Его соблазнения немного слащавы и приторны, но так, чёрт возьми, хочется ему поверить и в итоге веришь, со временем пропитываешься его настроением. Земля жадными глотками, пьёт воду, льющуюся по улицам, как по щекам ребенка, расплёскивающего из стакана молоко. Но когда окунаешься в кутающие, как горячая ванна с пеной, пахнущей теплом мысли, по душе растекаются блики, словно солнечные зайчики, скачущие на подоконнике.
Вчера зайдя в магазин за гелем для душа, вроде обычная покупка, в обычный день, но, проходя мимо прилавка, за которым, словно мотыльки в банке, кружили персонал магазина, одна из них бросила взгляд в мою сторону и задержала его на мгновенье дольше положенного. И вот обычная покупка превратилась, во «что же это было»? Мгновенье из целого дня, суток, заставили задуматься над тем, что подобные взгляды означают? И начинается штурм и анализ взгляда. А как она посмотрела? А был ли это многозначительный взгляд, или просто показалось, что ты исключение из сотни её взглядов за день. Самое интересное, что неважно, к какому выводу приведут твои умозаключения, ты пытаешься ещё раз поймать этот взгляд. Другие консультанты перестают существовать, ты их не замечаешь. Заглядываешь в лицо той, что посмотрела в твою сторону, на секунду дольше. И тебе девушка то, даже не интересна, но, как же мы все хотим внимания! Эгоистично. Потешить своё самолюбие. А может, потому что злился на тебя?
В тот вечер я чувствовал, что прикосновения к твоему телу, словно касания смычка к струнам скрипки. Тонкие звуки твоей души взрывались мелодией, дрожанием изгибов, под руками. Внутри меня самого словно два течения столкнулись, на глазах наворачивались слёзы, а на губах улыбка.
Я привычно заходил за тобой на работу, по дороге мы смеялись, болтали. Стоя у твоего дома, поцеловав на прощание уже раз восьмой, уже повернулся к тебе спиной, когда ты схватила за руку и вместо привычного «уже скучаю», просто сказала – не уходи. К лицу мгновенно подлило что-то горячее, что многие называют приливом крови. Я не знаю, что это кровь или химический процесс организма, вызванный эмоциями. Да и мне всё равно, но от этого «прилива» стало так приятно внутри. Мы поднимаемся по лестнице, и ты ни разу не отпустила мою руку. Я тебя вчера после долгой разлуки пригубил, как сладкий напиток после долгого путешествия и я ничего вкуснее не пробовал. Целовать тебя везде. Окунаться в тебя словно в горячий источник. Забывать о том, что сейчас, что было, что будет. Ведь, все прошедшие дни привели меня к тебе. И пусть где-то оказалось, что я не получил то, что ожидал, мне дали больше - ты рядом. И я чувствую тебя, всей душой, всеми фибрами, в молчании, в шёпоте. Я слышу тебя среди гула дня, даже когда тебя нет рядом. Даже когда ты молчишь.
А потом ты исчезла. Я даже ничего не успел понять, разобраться. В кино в такие драматические моменты герой стоял посреди улицы и начинал идти дождь. Да, в кино это самый распространённый ход. Непогода и герои на перепутье своей жизни. Вокруг стреляли зонты, люди словно исчезали или наоборот наплывали, а ты один среди куполов зонтов . Если смотреть сверху, то кажется, что в этом чёрно-белом кино, по улице текут листья и лишь одинокая фигура стоит и с его лица капает вода. Перед глазами в одно мгновение протекают все встречи с тобой. Они словно выпавшие из альбома фотографии падают к ногам на мокрый асфальт. Опустившись на корточки, подбираю воспоминание за воспоминанием и складываю в чемодан. Руки мёрзнут, кажется, что дождь сменился снегом за какие-то минуты. Тело трясёт. Стоя с чемоданом посреди улицы и не зная, что делать со всем этим скарбом просто стою. Куда его нести? Вперёд? С собой? Или оставить в прошлом? Может кто-то придёт и заберёт это всё!? Может ты просто в терминале? Было бы неплохо. Именно сейчас. Самолёт и неважно, куда он принесёт, лишь бы подальше от этих улиц, по которым мы ходили, держась за руки. Вчера решил отвлечься фильмом. Главную героиню, партнёршу Брюса Уиллиса зовут, как оказалось так же, как тебя. Да вы верно издеваетесь?! Да самолёт был бы выходом. И вот теперь ещё этот груз, который мне остался после тебя. Мне ведь придётся принимать какое-то решение. Это часть меня, часть тебя, часть нашей жизни и избавиться от него означало бы избавиться от части жизни. А жизнь не сплошной праздник, это ещё и подготовка к нему, и уборка после него, или ещё страшнее жуткое похмелье. И ты просто стоишь, ощутив всю полноту драматизма фильмов с героями под дождём. С волос капает вода, тело всё чаще и сильнее начинает трясти, одежда противно прилипает к коже, но ты не уходишь, потому что теперь не знаешь в какую сторону идти. В твою, попытаться вернуть, где ты не захочешь ничего сказать, и будет неловкое напряжение, или идти в противоположную сторону, где какое-от время будешь совершенно один, волоча за собой промокшие мгновенья дней проведённых с тобой.
А может потому, что жизнь даёт всем одинаковое количество шансов в виде разных людей, возможностей. Но мы такие закрытые, что нам легче послать человека. Прежде, чем узнать, для чего он появился в нашей жизни. Многим просто комфортнее ныть, чем встать и попробовать изменить. Ой, а что, что-то надо сделать, чтобы получить!? Ну, нет, вот если бы ко мне пришли…. Ведь ничего не происходит просто так и стечение обстоятельств потому и стечение обстоятельств, чтобы что-то показать. Вселенная выстраивает целые цепочки событий, прежде чем упасть к нашим ногам. Но человек очень гордый, чтобы наклониться к шансу. А что скажут другие?! А что подумают?! Ведь люди всё время думают и думают именно о вас, им ведь больше не о чем подумать! И вот бабочка уже делает взмах крыльями на другом континенте, чтобы запустить очередную цепочку событий. Мы так торопимся стать отличными от других, что в итоге на улице однотонная толпа из людей, которая всем доказывает, что каждый не такой как другие. И вот в итоге вся улица словно дно водоёма утыканная закрытыми ракушками, внутри которых сидят ноющие беспозвоночные.
И вот, наконец, оно, то самое, что ищешь долгое время. Время это то, чего иногда с избытком, когда ждёшь, и когда не хватает, когда торопишься, но сейчас, именно сейчас, когда ты садишься на ноги, и неважно где, просто, где застало, садишься и проваливаешься. И словно летишь в кроличью нору, не понимая, куда это приведет, но то, что ты уже там, нравится безумно, и ты не хочешь, чтобы это исчезло, прошло. Наверно это именно то, самое ощущение которое называют счастьем. Когда сидя на ногах на лужайке, ты научился медитировать жизнь. Я научился из "глины лепить горшки" внутри себя. Теперь не просто глина, а то, что ты слепишь. Либо изящной формы, с намёками на Микеланджеловского Давида, либо получится, что получится, как это часто бывает. Ты перестаёшь опираться на внешние "причины". Ты, в конце концов, понимаешь, что счастье оно всегда есть, его не надо искать, оно всё это время с тобой, что оно... внутри. Понять себя. Понять, что ты не просто живёшь. Что те, кто рядом, уже просеялись давно, и они не могут без тебя и ты без них, чтобы между вами не происходило....
Зажав палец между страниц новой книги Мураками, пялясь в потолок, но сквозь него и болтая ступнями, я невольно задумался, (Мураками почему-то всё время ввергает меня в какие-то размышления) время стало вести себя со мной совершенно иначе чем, скажем в детстве. Помню, летом я утром убегал на улицу и мог не заходить домой весь день, а, вернувшись, мне казалось, что с утра прошла минимум неделя. За день я умудрялся переделать кучу дел, и дома убраться, и телик посмотреть, и почитать Марка Твена, и нагуляться до одурения, и быть сытым одним огурцом и коркой хлеба которую сгрыз пока ходил в магазин. Лишь заходя то к одному товарищу, то к другому и периодически произнося «вынеси стакан воды», постоять на лестничной площадке и поболтать, если дома родители или зайти «порезаться» в игры, если все взрослые на работе. А мог просто сидеть и смотреть на пальцы. Какая удобная штука, что только можно ими вытворять, придумал же кто-то! Теперь я не успеваю даже сделать то, что запланировал. Одно дело отодвигает другое, которое отодвигает следующее, нарастая, как гора не глаженого белья. Сотовая связь облегчила скорость отношений, но отодвинула доверие. Интернет помогает общение с отдалёнными знакомыми и с теми, кого редко видишь, но одновременно зашаркало серьёзность отношений, потерялась ценность каждого человека.
...одиночество...
...нет... я чувствую, что я не один... у меня не одна сотня «друзей» в соц. сетях…
…друзей!?
...ложь...
...нет... думать, что ты будешь моей... просто вера... серьёзная наивность…
Подобные мысли копошатся время, от времени. Но как бы я не пытался перекроить день или себя, вернуться в то время, в то самое лето не могу. Месяц сжимается до размеров недели, а год пролетает так незаметно, словно мне жить осталось лет семьсот. Так и носится тот мальчишка в то самое жаркое лето, успевающий всё. А я, с годами, словно с горы качусь, сначала медленно и пытаюсь разогнаться. И каждый преодолённый метр, словно год жизни. И вот меня несёт с уклона со всей дури, пытаюсь затормозить, но ничего не выходит, и я понимаю, что когда я окажусь внизу, и ход будет замедляться, это будет означать одно – конец моего катания. С буграми, ямами, подпрыгиванием, переворачиванием, падением, вновь спуском. Но приключению рано или поздно придёт конец и хочется, во что бы то ни стало, накататься, как ребёнку, который просит маму, прокатится ещё разок. И стало казаться, что уже где-то там, виднеется равнина, где все, и каждый останавливаются на небольшом участке земли. И я немного завидую мальчишке, что не смотрел вниз, его распирало оттого, что он будет нестись, что адреналин взыграет в нём. И привыкаю к теперешнему себе... стараюсь привыкнуть. Или смириться.
Согнул ладони над раковиной, держу горсть носящихся светлячков. Смотрю в воду, вглядываясь в своё лицо. От него веет серостью прошедшего дня. Прошлое, иногда чуть серовато. Дни всякие бывают. Во рту привкус вечернего разговора. Немного горчит. Я ушёл, оставив его в ледяном плену. Оно мне не к чему. Достал из зеркала новое. Выбрил его, причесал вихры, освежил дыхание, выбрал улыбку, ненавязчивую, немного интригующую, чтобы не выглядела дежурно-натянутой, естественней. Оно для сегодняшнего дня больше подходит, улыбающееся, уже с лёгким налётом загара. Умывшись им, словно солнечным светом, тело наполняется новым днём.
Жара застала врасплох и осторожно, словно не веря и боясь спугнуть, не сразу перебрался в лёгкую одежду. От жары и вчерашнего дождя, город превратился в гигантскую сауну. Одежда намокла и противно липла. Я ещё не привык доверять маю. Родившись в этом месяце и зная переменчивого себя, мы с ним похожи. Асфальт под ногами медленно превращается в кисель, а воздух можно зажать в кулак и сдавить, чтобы он вылезал меж пальцев. В голову, кажется, вместо мозга поместили свинцовый слиток, но я всё равно включаю чайник и выпиваю подряд три горячие чашки чая. Кожа превращается в лейку, но чтобы оставить себя без чая выше моих сил. Обжигая язык, я чувствую, как в окно влетает горячий воздух и, пролетев сквозь меня, хлопает дверью. Я посмотрел ему вслед. «Тварь невоспитанная» - выругался я на него. На этом последние силы покидают, и возвращаюсь к чаю. С виска стекла капля. Она ползла по коже, словно испытывала терпение - медленно, словно вслушивалась в мои нервы, а когда слышала нужный звук, как медвежатник, тут же начинала усиливать свои пытки. Брезгливо стряхнув её, запускаю пальцы в волосы – пора бы постричься. Вторую неделю собираюсь. Волосы уже не слушаются. Возвращаюсь к чаю. В голове пусто. Не считая какого-то гула, как у трансформатора. Понимаю, что с чаем что-то не так, добавляю молока. Скука. Вынул телефон, покрутил в руках. Открыл. Сделал глоток. Пересмотрел сообщения. Некоторые удалил, какие-то особенно приятные оставил. Перелистал картинки, которые знал наизусть. Какую-то показавшуюся поднадоевшей удалил. Полистал электронную почту. Поискал новую книгу, но потерялся в огромном выборе и ничего не нашёл, что могло бы лечь на душу. Закрыл, убрал телефон в карман. Вернулся к чаю, бесцельно глядя в окно. Достал телефон. Нажал на зеленую кнопку, пересмотрел имена. Нет, ни с кем говорить не хочется. Особенно с тобой. Вернулся к чаю. Добавил молока. Да что с этим чаем не так?!
Вышел на балкон. Люди, идущие мимо едва, одеты. Девушки особенно порадовали, потрясающими и не очень туловищами. Лёгкая штора плавно плыла на ветру открытой двери балкона. Её волны так беззаботно бежали бризом вдоль стены, что мне стало немного завидно ей. Ну, вот уже завидую шторам, дурной признак. Я посмотрел в дно чашки, поболтал на дне крупинками заварки в остатках чая и со всего размаха бросил чашку в раковину полную посуды. Подростком боялся ненавидеть. И ненавидел то, что боялся. Но когда начинал ненавидеть, то уже ничего не боялся. Теперь мои страхи сменились одной лишь ненавистью. И теперь боюсь своей ненависти, просыпающейся вдруг, ниоткуда.
Поссорились. Поссорились из-за какой-то ерунды. Весь день прошёл словно в тумане. Чтобы не делал, ловил себя на мысли, что в голове всё крутится вокруг нашего разговора. Я ходил из угла в угол, не мог уснуть. Обычно в это время уже два часа как в глубоком сне. Режим, который я не нарушал вот уже 12 лет. Сейчас только понимаю, что она не так уж и не права. По крайней мере, причина не стоила того, чтобы так друг друга изводить. А, как правило, и часто бывает, причина в другом, а вспышка недовольства просто из-за переполненной чаши, которая и расплескала дёготь ссоры, которая прилипает тут же и не так просто от неё отмыться.
Может позвонить? Но сейчас час ночи! Мало того, что поругались, так ещё и разбужу. Почему же так свербит на душе?! Пусть буду дураком, плевать, не выдержу ведь до утра. Если уж окончательно испортить отношения, надо не давать продыху ни себе, ни ей и начать пробовать помириться тут же. А ночью всё кажется абстрагированным, не имеющим последствий. Ты искренне веришь в то, что сейчас происходит самое верное и мудрое, что можно себе представить.
- Привет, прости, что разбудил,
…а, не спала?! Почему?
... и я не мог уснуть…
…знаешь, ты прости, что я вспылил, я был не прав.
И вот я замечаю, что прижимаю трубку двумя руками, к щеке, да так, слово это её щека. Потом ловлю себя на том, что мой голос, оказывается, имеет такие интонации, о которых не подозревал. Такие приторные. Но мне на это плевать.
- Я позвоню тебе завтра.
В трубке раздались гудки, такие, одновременно ненавистные и приятные. Одно из-за того, что олицетворяют разлуку с голосом, по другой – примирение. Тонкие, светящие струи мыслей тянутся к тебе. Страницы дней, без тебя, скучные, пустые листы, как мусорное чтиво, без идеи, без опоры, без будущего. Просто журнальные листы с лотка. Но сегодняшний день можно перелистывать. Он имел зерно, развитие сюжета, возможно, захватит меня, сочинителя этой книги и захочется развить этот сюжет. Интересно поиграть судьбой главного героя.
Теперь не уснуть из-за волнующего чувства нетерпения увидеть тебя.
Чёрт!
Жара. Я буду с удовольствием вспоминать о ней зимой, это меня немного согреет. Чего не скажешь о зиме. Она не охладит в зной. Разве можно жалеть о гололёде, заносах и метелях, об электролезующейся одежде?! Конечно, в зиме есть плюсы, но Минусы перевешивают.
Боюсь, что лето в любой день может закончиться. Дни отщелкиваются от календаря, как переспевшие плоды от ветки. Впитываю в себя все лучи, которые падают.
Машины, выгибая спины в нетерпении, словно быки перед забегом через город, в рывке царапают мокрую, покрытую гусиными мурашками кожу города, оставляя чёрные борозды. Вырываю скользкие картинки улиц. Кутаясь в утреннюю прохладу, выдыхая туман, слушая утренние разговоры ангелов, вдыхая утренние автомобильные пробки, отрывая кусочки мегаполиса и укладывая их в памяти, новые обещания - никогда - навсегда, на века – до следующего раза, начался новый день, еще один шанс всё исправить. Когда ничего не ждёшь – получаешь больше. Ты ведь ничего не ждёшь и поэтому даже толика это намного больше, чем ничего. Дорога быстро уносит от пустой постели. Хочется стоять в терминале, ожидая посадки. Но штриховка дороги не отпускает, надо ехать. Встав, отряхнуть колени и просто идти дальше. И вот едешь в машине на заднем сиденье такси, с одной стороны мозг разрывается от музыки, но не из-за громкости, а потому, что в этот момент звуки отображают именно то, что происходит у меня внутри. И вот сидишь, музыка с одной, с другой стороны, проходящие мимо люди, лица, водружённые на плечи в соседних машинах, отображения мимикой их теперешнего состояния, к вечеру уже пластмассовые, подпираю согнутыми кольцом пальцами щёку и вкладываю в смску фразы, которые кажется, возникают против моей воли. Мелькают машины со значком (!) бита в машине. У всей Новосибирской улицы Большевистская утренняя эрекция. В соседней машине мужчина, время скомкало его, уже изрядно измяв лицо, выплюнув болтаться в миксере забот, и глядя на него, невольно задумался – а где я буду через пять лет? Эдакий маркетинговый мониторинг своей жизни. Иногда, кажется, что эта жизнь лишь пробник и основные условия понятны и дальше нет смысла бежать за кусочком сыра на другой конец лабиринта. Но ведь это неправда, второго шанса не будет. Ведь есть люди, которые подставляют другую щёку и на тех, кто увернётся от первой пощёчины. Хотя наш социум будет тебя убеждать, что ты должен подставить вторую иначе хуже будет. Но ведь любая ситуация, даже точно повторяющая предыдущую не могут быть похожи. Они, как и все близнецы – совершенно разные. Порой вообще, кажется, что мысли живут отдельной своей жизнью. Сами перемалываются, сами спорят, сами уговаривают. Шиза, да и только. Но потом понял, потому что это Я. Зачем выдумывать какие-то оправдания этим действиям, зачем искать мотив? Человеку свойственно искать себе оправдания, потому что он ждёт либо похвалы, либо похвалы. Другого, он не ждёт. Именно так. Либо похвалы, либо похвалы. Но ведь если бы он жил один, в необитаемом месте? Да плевать он хотел бы мотив, он просто делал бы это и всё. Но когда появляется зритель, пусть даже один, то уже грудь немного выпячивает. Просто иногда становишься похожим на мешок, в который бросают камни все кто ни лень. Их количество растёт, мешок распирает, пока не начинает трещать по швам и тогда шрапнель летит во все стороны, поражая всех, кто рядом. У нас у всех двойное дно. Мы все злимся, все грустим. Гоним грусть, чтобы заменить на беззаботность и веселье, но дно так глубоко и до света надо ещё дотянуться. Но у кого-то оно настолько глубокое, что порой, многие начинают его путать со своим настоящим и тогда дно становится верхом, как песочные часы, кто-то перевернул, сверху песок сыпется. Но иногда забываешь перевернуть часы и сидишь в итоге на дюнах, и не помнишь какой ты настоящий.
Почему большинство пар расстаются? Не от того ли, что каждый знает, кого он ищет? Этот образ есть в голове каждого. И вот ты встречаешь человека, которого инстинктивно похож под образ. С ним или с ней хорошо, чувствуешь, что это, наконец, произошло, но вроде чего-то не хватает, во внешности какой-то мелочи или характере, но ты закрываешь глаза на это потому, что ведь всё здорово. А что мелочь!? Подумаешь. Не тот смех, изгиб уха не такой, забота немного неискренняя. Но со временем начинаешь замечать, что невольно ищешь эту самую мелочь в ком-то. Ты уходишь в себя, не знаешь, как быть. Ведь нормальные же отношения, но, чёврт возьми, покоя не даёт эта деталь. И начинаешь ловить себя на мысли, что из-за отсутствия этой мелочи начинает тебя раздражать всё остальное. И тут я понял, что нахожусь не в машине, а в глубине большого чердака. Сквозь щели крыши едва проходил свет с играющей в его лучах пыли. Чердак со столетней пылищей, куда я стащил весь хлам. Хлам, который порой не пригодится никогда, как одна лыжа, как коробка с одеждой которую уже никто не оденет, и она будет собирать пыль и моль. Ящики, чемоданы, лампы, кресло, весь этот бардак в моей головой. Я тащил сюда всё, что мне казалось, может пригодиться. Перебирал это и чихал от аллергии.
Такси затормозило, упёршись в высокую и широкую, как у носорога, заднюю часть грузовика, качнув меня, и вывело из мыслей. Обожаю автомобильные пробки. Моменты, которые я могу быть в своём пространстве, и никто его не сможет нарушить, и ничто не может измениться, стабильность лишь в автомобильных пробках. Чего не скажешь о душе. В своих мыслях под музыку «Ганга» от Кристиана Роннома (друзья всё время спрашивают – как ты такое слушаешь в машине, уснуть можно, а один мой товарищ спит под Адриана Таненбергера, что же теперь) от которого мурашки пролетают сквозь моё тело, как из дробовика так быстро, что чуть не затоптали меня.
Жадно вгрызаясь взглядом в летние улицы, вырывая куски из неё, я заметил стоявшую на светофоре девушку. Лучи солнца, освещали её утреннее тело и сквозь тонкую ткань, контуром вырисовывалась девичья фигура. Ещё в утренней неге, едва уловимом остатке сонного остаточного эффекта, она изгибалась словно Сальма на столе, пытаясь разбудить тело. Волосы, казалось, не подчиняясь законам физики, двигались удивительно медленно, словно её голова под водой. Большие наушники, казалось две ладони, ласково закрывали её уши от гудков машин, гула мотоциклов, погрузив её в тайную страну. Эти наушники были её порталом. Порталом, куда её душа уносилась. Столько сказочных, фантастических миров она создавала и жила в них. Уносилась, сохраняя глянец души и стирая пыль будней с неё. Я не мог оторваться от, её казалось непроизвольных потягиваний, которые кажется, она действительно не замечает. Утренний, но уже жаркий бог Ра, лаская, скользит по её коже лучами, едва касаясь, отчего её пальцы тонут в собственных, соломенного цвета, волосах. Лицо. Это лицо невозможно забыть. Оно гипнотизировало, как крутящаяся чёрно-белая спираль, от которой невозможно отвести глаза. Сходя с бордюра, она словно пробовала воду в реке, осторожно и игриво, касалась холодного бегущего из-под ног асфальта. Мне показалось, что у светофора тоже отвалилась челюсть, потому что зелёный свет долго не загорался. Только её фигура чёткая и ясное создание, все остальные размыты и несутся, оставляя нечёткость в воздухе. Вообще-то саму улицу тоже размыло, словно чья-то кисть провела по ещё сырой картине и акварель стекала. Она одна, потому, что она избавилась от чужого мнения. Одна на тротуаре. Одна в городе. Её жизнь не пробник, не чья-то копия, её жизнь настоящая. Одна в Мире. У неё всегда будет лето. Это человек, который ничего не доказывает. Она взяла у лета радугу напрокат, с мая по август. Для неё оксюморон это образ жизни, а не доказательство её существования. Для неё жизнь это не часы, минуты или дни. Она исчисляет её детской непосредственностью - цветочный час, вплетая в голову ромашки, скаладромные минуты, где воспитывает терпение, впитывая его через мозоли и пот. Педальные минуты, проворачивая километры педалями велосипеда. Время ошибок и оскомин, затвердевания - проводя многочисленные переговоры, собирая для опыта отказы. Время жатвы, начав «играть» в бизнес, не меча бисер, получать отдачу от вложения себя. В её лексиконе нет «день прожит зря». У неё всё всегда будет хорошо. Почему-то мне так показалось в тот момент. Эту картину я выпилил прямо вместе с нижней частью огромного здания, светофора и тротуара, выплеснув, лишних прохожих и поместил этот куб в укромное место в чулане памяти. Правда, пришлось освободить место, выкинуть несколько грязных вещей. Тех, что раньше бы оставил, но сегодня я без сожаления избавился от них. Они лишь засоряли.
И вот, наконец, оно то самое, что ищешь долгое время. Время.
Я перевернул свои песочные часы, и песок засыпал все мои пыльные мысли, освобождая место под светлые, отряхнувшиеся от грязи, словно на ниточках воздушные шары. С тобой случилась самая ужасная и одновременно прекрасная вещь на свете – любовь. С ней всегда так, как с солнцем, без него чахнешь или всё сгорает.
Эта была самая лучшая автомобильная пробка в моей жизни. Как же я люблю лето, чёрт возьми.