Глава 4. Шопеном полнюсь наудачу...

             

            Этот совсем другой мир – мир сновидений – открыла для меня центральная тульская музыкальная школа (ныне Райхеля). В лице восхитительных прелестниц – только что окончившей музыкальное училище им. Даргомыжского преподавательницы фортепиано Натальи Николаевны Ташкиновой  и преподавательницы сольфеджио и музлитературы, а также хорового пения Светланы Алексеевны Ногиновой – я впервые увидела «высший свет» в своей несколько неуклюжей отроческой жизни.
 
            Занятия музыкой, а также еженедельные выходы на музыкальные спектакли и концерты стали необходимой частью моего существования. Вспоминаю, как в майские ясные деньки приходила я спозаранку с нотной папкой к дверям этого красивого и уютного здания перед ежегодным очередным экзаменом по «специальности». В малом зале стоял старинный рояль, на котором я доводила «до кондиции» свою обязательную программу, включавшую в себя, как правило, Баха, Чайковского или Рахманинова.

            Помню, что в конце обучения – «на аттестат» - я играла одну из фуг Баха, а также Рондо в турецком стиле Моцарта и… Шопена!  Именно с Шопеном каким-то незримым образом была связана вся моя короткая, но такая  достопамятная музыкальная история. Ещё не учась музыке, я как-то услышала его седьмой вальс, который глубоко запал в мою душу. Более того, мне захотелось вдруг заниматься музыкой. Справедливо так сказать о воздействии вальса Шопена:
                В нём столько надежды
                И столько мечты –
                Услышав однажды
                Другим станешь ты!

             Шопена играла моя учительница по фортепиано, и я, попав в воздушный поток «Фантазии-экспромт» впервые ощутила себя «не совсем» на земле.
                Зачем играли мне Шопена?
                Экспромт фантазии парит
                В мирах, где места нет изменам,
                И вдохновеньем свят пиит.
      
             На следующий день, присутствуя на уроке физики, я почувствовала, что я не только не понимаю объяснения, но даже плохо слышу. Музыка Шопена звучала в моей голове!  Казалось, сами небеса сомкнулись низко надо мной. Я выбежала из класса и горько плакала. Похожее сотворилось со мной и много позже, когда я с будущим мужем слушала в Москве «Страсти по Матфею» Баха. Такова была моя музыкальная впечатлительность!

            Никогда не забуду и маленькую комнату в коммунальной квартире, в которой висели в рамах портреты Моцарта, Шопена, Чайковского, Римского Корсакова и Рахманинова. Эту комнатку, неотъемлемой частью которой был старинный, возможно, где-то середины Х1Х века, рояль, занимала старейшая учительница музыкальной школы Александра Петровна Попова. Маленькая, сухонькая, с детскими вопрошающими глазами Александра Петровна навсегда останется в моей памяти как образ девственности и душевной чуткости. Лена и Таня – две «не разлей вода» подружки, обе учащиеся одних и тех же школ  ходили к ней и общались. Естественно, что Лена – это я. Именно нам Александра Петровна поведала: «Мне ещё в юности было нагадано: остаться старой девой и жить долго… И что могилу мою никто никогда не найдет!»

             Эта «христова невеста» родилась в начале 80-х годов Х1Х века. Она происходила из среды разночинной интеллигенции. Отец был сыном священника и учился как музыкант у самого Римского Корсакова, мать была дочерью орловского прокурора, поляка по происхождению и, кажется, мелкопоместного дворянина. Она даже училась в Московской консерватории времён Игумнова, но так и не закончила последнюю. Игрой на старом рояле когда-то и кем-то сочинённого в этой семье вальса, рассказами о «былом», наконец, всем своим существованием эта крошечная старушка заявляла об утерянном, но не умирающем мире старой культуры.
               
                Открыла дверь дитя, ребёнок
                В сто лет назад.
                Мне не уснуть, так путь мой долог –
                От рая в ад.
 
             Александра Петровна говорила; «Мать умерла рано. Отец так и не женился. Он меня учил музыке и наукам. От него – склад ума и интересов, от мамы – вспыльчивость и больное сердце». От него она и умрёт в 1972 году. Читатель, никогда не верь до конца предсказаниям! Наверно, милая старушка была бы сейчас много удивлена, прочитав мои строки о себе. И, безусловно, гордилась, что её ученик Лёня Бобылёв, о котором писали ещё в Тульской газете «Коммунар» как о шестилетнем особо одарённом ребёнке  и уже начинающем композиторе, - взлетит так высоко, тем оправдав её почти материнские надежды. А тогда он, зайдя к ней на каникулах по приезду из Московской консерватории, где учился на двух отделениях – фортепианном и композиторском, сидел за её старинным роялем и играл… Шопена! Мой дневник впитал всю роскошь подобного общения, которую я передала потом в своём первом сборнике в цикле «Вундеркинд».
                Ноктюрн Шопена Вы сыграли
                И грустный вальс.
                Я по загадочной спирали
                Спустилась в Вас.

                Никогда ещё энергетика человека не пронизывала меня с головы до пят, никогда ещё так не очаровывало меня  живое исполнение! Он «угадывал» десятый вальс Шопена, который я должна была вскоре играть на выпускном экзамене. Так «шутил», пока не переиграл по памяти все вальсы Шопена!  По слуху он сыграл и моцартовское рондо и несколько фуг Баха. Печальна прелесть юности,  которую невозможно вернуть!

                Переворачивались оси,
                И шли планеты на Восток,
                Где их встречала мгла и просинь –
                В степи взволнованный цветок.               
 
                Легендарный десятый вальс я играла потом все четыре года обучения в Тульском педагогическом институте, ныне университете. Причем, должна признаться, что здесь я заметно отдохнула от школ. Однокурсники  привезли с собой из провинции мягкость и неторопливость, которой так не хватало у тульских ребят. Я вспоминаю этот период как продолжение детства, не умирающего в человеке никогда.

                Музыка болезненно сентиментальных ноктюрнов Шопена навевала мечты о любви непостижимой, невозможной, обрекающей человека на безысходность.
                Зачем Шопена Вы играли?
                Славянских ветерков печали
                Глубокомысленно легки.
                В них радость рвется из тоски!
   
        О  неодолимости, но безнадежности страсти скажу впервые в откровении «Наваждение»:
                Но вспомню порой восемнадцатый май…
                Игру светотени с капризом.
                И бешенство глаз, проникающих в сталь
                От страсти ревнивой. Как бризом
                Тянуло две лодки в молчанье немом,
                Но путники были неравны…

                В поэме «Дракон», широко используя аллегорию и метафору, я рассказываю о трагедии многих романтиков, попавших в сети «прелести», за которой кроется бездна.
                Ты испытаньем назовешь
                Всех порчей порчу эту.
                Но и любовь порой тот нож,
                В котором нет Завета.

                В стихотворении «Имя тоски» заложена психология  горечи и протеста неразделенного чувства и последующего душевного надрыва:
                Я имя твое умолчу –
                Оно поперек всей души.
                Ты юности сглазил свечу,
                Но веру отнять –не спеши!.. 

             Не проходя через те или иные козни дьявола, человек не узревает и свет Христа. Только Господь в силах даровать благодать сокрушенным сердцам!  И этот свет торжествует в большинстве сочинений гения.
                И лишь мазурка радостно порхала,
                Летя над пропастью в святой лазури…
                Душа ликуя, втуне замирала,
                Сноп пепельных волос неся сквозь бури!

             Жизнеутверждающе  музыка Шопена звучит в моих самых исповедальных произведениях, среди которых  циклы «Университеты любви» и фантазия «Нарисованная девочка».
             Шопен с его удивительным творчеством не оставляет меня и сейчас. К 200-летию со дня его рождения я подготовила свою новую книгу, девятый поэтический сборник «Зачем играли мне Шопена?» Почти во всех частях книги красной нитью  проходит мысль о всесилии любви, чем наполнена музыка великого композитора.