Кто хочет. Глава 3

          
                Анатолий

 - Знаешь, Толик, я так рада, что здесь, в Тузлах, буду не одна, - Маша шла по  аллее рядом с высоким, худощавым пареньком.  Оба они были одеты в светло-зелёную камуфляжную форму. Новенькая, отглаженная форма ловко сидела на её стройной юной фигурке.   Только что закончилась на стадионе школы-интерната торжественная линейка посвящения в лицеисты.

 Анатолий Згурский стал лицеистом год назад. Теперь он перешёл в выпускной одиннадцатый класс, учился отлично, хорошо разбирался в компьютерах, входил в редакцию областной газеты школ-интернатов, которая здесь выпускалась.
 Он тоже был рад тому, что Маша будет учиться в лицейском классе, и был готов помогать ей, чтобы она  поскорее освоилась на новом месте. Вместе с Машей в Тузлы приехал из санаторной школы-интерната её одноклассник Володя Бондарь. Но Маше больше хотелось общаться с Толиком. Он был на год старше Маши, был настоящим лицеистом. На его фоне Вовка в своей мешковатой форме казался серым и неуклюжим. Все трое они были круглыми сиротами, причём из одной школы, и должны были держаться вместе.

  Толик вёл Машу на своё любимое место в стороне от стадиона, над обрывом. Солнце ещё грело по-летнему. В тополиной листве весело щебетали птицы.
 Здесь, рядом с тополем был удобный пенёк, на котором он любил сидеть и мечтать в одиночестве. Трава вокруг пенька давно высохла.
- Садись, Маша, на трон, как королева,  - Толик сделал широкий жест в сторону пенька и уселся рядом на траву. – А я, как паж – рядом у твоих ног.
Маша весело засмеялась, присела на пенёк, но тут же вскочила:
- Какая я  королева в этой военной форме? Лучше  посмотрю, что здесь вокруг. Сегодня ещё свобода, а завтра уже начнётся другая жизнь – уроки, строевая подготовка и всё прочее.

    Толик поудобнее расположился рядом с пеньком на тёплом пригорке и почему-то вдруг вспомнил, как его самого бабушка Ксения, мамина мама, привезла впервые в школу-интернат. Ему тогда только исполнилось тринадцать лет.  Весной умер от туберкулёза отец. Маму он почти не видел – она постоянно была пьяная, уходила из дому неизвестно куда. Старшим братьям было не до него. Жили они в маленьком городке, в старом доме вместе с бабушкой Валей. Она после смерти своего единственного сына начала болеть, почти не готовила еду. В доме часто не было даже хлеба. Когда Толик узнал, что его направляют в школу-интернат, то сначала испугался, а потом обрадовался. Он помнил последнюю просьбу отца: «Учись хорошо, сынок! У меня жизнь пошла кувырком. А ты постарайся стать человеком!». Это было ещё в апреле. Тогда отца увезли в больницу, и больше Толик живым его не видел. Через месяц отец умер. Толик  перешёл в седьмой класс. В табеле стояли одни «троечки». Тогда он решил, что в интернате начнёт новую жизнь.

     Бабушку Ксению Толик не любил. Она жила со старшим своим сыном и его семьёй. В доме у них был достаток. Когда Толик  приходил к ним по праздникам, бабушка смотрела укоризненно на его старую рубашку, потрёпанные джинсы и нестриженую голову, протягивала пакетик с угощением и быстро выпроваживала. При этом она не забывала говорить в сердцах:
- Что там твоя мамка? Всё также пьёт? Глаза бы мои никогда больше её не видели!

  А когда пришло время ехать в школу-интернат, бабушка Ксения сама собрала все нужные документы, забрала Толика к себе, велела выкупаться в ванне,  сама повела его в парикмахерскую стричься, дала новую, чистую одежду. Пока они с бабушкой ехали в поезде, Толик услышал от неё поразительную историю:
- Когда твоей маме был только годик, она умирала от менингита. Это страшная болезнь – воспаление мозга. Многие дети тогда болели. Жили после войны очень бедно, питались плохо. Принесли мы Надю в детскую больницу и уже не  надеялись, что она выживёт. Но там работал тогда замечательный доктор Борис Абрамович. Он сотворил чудо, вылечил Надю. Теперь я думаю, лучше бы она тогда умерла! Сколько горя я из-за неё терплю!

   Толик слушал, молча, и думал: «Не было бы мамы, не было бы ни меня, ни братьев, ни маленькой племяшки Сашеньки. Ничего, бабушка Ксения ещё будет когда-нибудь жалеть об этих своих словах!»

   Три года жизни в санаторной школе-интернате на берегу Чёрного моря Толя вспоминал с благодарностью. Там он всегда был сыт, никто его не обижал. Там все были в одинаковых условиях.  Учителя сразу стали помогать, заметив его желание ликвидировать пробелы в знаниях. Учительница математики Надежда Андреевна часто оставалась с ним после уроков, чтобы объяснить непонятное.  На все каникулы Толя оставался в интернате с другими сиротами. Сначала он скучал по дому. Но в декабре он получил письмо от старшего брата Сергея и долго не мог успокоиться. В письме брат написал, что внезапно от туберкулёза лёгких умер их брат Лёня. Ему было только девятнадцать лет.
После этого сообщения Толик ещё больше приналёг на учёбу. На самоподготовках старался не отвлекаться, выполнял все задания. А чтобы получать только «пятёрки», решал дополнительно задачи по физике, писал рефераты. Закончил девятый класс почти отлично, с одной «четвёркой» по геометрии.

  В то лето умерла мама. Об этом ему сообщила завуч Римма Петровна, когда на адрес интерната пришли документы из отдела опеки.
А бабушка Ксения так ни разу к нему и не приехала, хоть и обещала навещать, привезти готовальню для черчения и общие тетради.
 Зато однажды Толю позвали в учительскую, где его ждал незнакомый старик с палочкой:
- Я твой дедушка, родной дядя твоего папы, - сказал он, обнимая Толика. – Узнал, что ты в санаторной школе-интернате и вот приехал познакомиться. Я живу в Одессе. Теперь вы с Серёжей – мои единственные родственники, закончишь школу – приезжай ко мне.
 Дедушка оставил адрес и больше не приезжал – у него были больные ноги, даже эта единственная поездка далась ему с трудом. Толику хотелось съездить в Одессу, повидаться с дедушкой, но  из интерната одного его не отпускали.
Теперь, когда оставалось учиться всего один год, Толик всё чаще вспоминал дедушку и мечтал о самостоятельной жизни.

  - Хватит мечтать! – Маша возникла перед Толиком неожиданно. В руке у неё был небольшой букетик оранжевых цветов. – Пойдём уже, ещё не хватало на обед  опоздать.
   Кормили в Тузловском интернате намного хуже, чем в санаторной школе: жиденький  суп, в котором к тому же плавал жареный лук, чего Толик терпеть не мог. Каша чаще всего была перловая или пшённая с коричневой подливой, вместо мяса иногда попадались кусочки жареного сала. Да ещё здесь была невкусная, солоноватая вода. Но надо было терпеть.

  Утро в лицейских группах начиналось с зарядки.  Много внимания уделялось физкультуре,  спортивной подготовке. После обеда можно было делать уроки, читать или заниматься в спортзале. Толик старался поскорее выполнить все задания и заняться любимым делом. Все вечера он с разрешения директора просиживал за компьютером, печатал материалы для интернатской газеты, подбирал рисунки.  Вместе с ним делали газету его друзья.   

    Оказалось, что Маша хорошо рисует. Её тоже включили в редколлегию, и теперь она украшала заметки изящными орнаментами из листьев и цветов.
  На осенние каникулы они с Машей съездили в санаторную школу-интернат. Маша повидалась с братом Андреем и сестрой Варей. Вместе они заглянули в школьный  музей, отметили появление новых экспонатов. Приятно было увидеть, что их с Машей фотографии висят теперь на стенде «Гордость школы – славные дела её учеников». Учителя и воспитатели обрадовались встрече с любимыми выпускниками, расспрашивали подробно о жизни в лицее, о дальнейших планах. Маша сказала, что, наверное, пойдёт дальше учиться в медицинский институт. А Толик твёрдо знал, что его дальнейшая жизнь будет связана с компьютерами.

   Беда свалилась на него неожиданно, как это всегда бывает.
Перед Новым годом Толя решил поехать, наконец, домой, в родной город. Летом эта поездка не состоялась, так как всё лето их лицейский класс провёл в военизированном палаточном лагере на берегу лимана.
 Теперь, на зимних каникулах, он был свободен, быстро собрался, автобусом доехал до Одессы, пересел на харьковский поезд и к вечеру уже оказался на вокзале в родном городе. Родина встретила его неприветливо - морозом и метелью. Холодный, порывистый ветер легко проникал под бушлат. Автобуса до города почему-то не было. Пришлось проситься на попутку. Дома никто его приезду особенно не обрадовался. Бабушка Валя лежала в постели. Она обняла внука:
- Видишь, болею, уже недолго осталось!
С братом Сергеем наскоро обнялись,  он быстро поужинал и ушёл спать, сказав, что очень устал на работе, на стройке.
Серёжина жена Оля взглянула неприветливо, но поставила на стол ещё одну тарелку, налила горячего чаю.    
- Спасибо, - обрадовался Толя.  – Так замёрз на вокзале, что теперь зуб на зуб не попадает.

 Его действительно начало знобить и клонить ко сну. Он выпил чай, а есть не смог и сразу лёг в постель. Постепенно согрелся и уснул. Проснулся под утро от кашля. «Не хватало приехать домой и заболеть», - подумал Толя, поплотнее закутался в одеяло и снова уснул.
 
 Днём он рубил дрова для печки, покатал на санках четырёхлетнюю племяшку Сашеньку, а потом вышел в центр. Здесь появилось много новых, частных  магазинов со сверкающими вывесками: «Александр», «Татьяна», «Ян».
 На площади перед универмагом нарядили высокую ёлку. Рядом с ёлкой притопывал ногами в валенках Дед Мороз, и толстая тётка в белом фартуке продавала пирожки. «Горячие пирожки с картошкой и с повидлом», - выкрикивала она тонким голосом, совершенно не шедшим её большой, грузной фигуре.
 У Толи потекли слюнки, так захотелось горяченького пирожка. Он нащупал в кармане монетки и спросил у тётки:
- Почём пирожки?
 -  По 70 копеек, бери, молодой человек, не пожалеешь! Тебе с чем?
- Дайте один с картошкой, - Толик взял тёплый пирожок, обёрнутый узкой полоской серой бумаги, расплатился, отошёл от продавщицы на несколько шагов и стал есть медленно, с  наслаждением.  Как он ни растягивал удовольствие, пирожок быстро закончился. Больше тратить деньги он не решился.

  Вечером Толя снова вышел в центр, встретил своих одноклассников, поговорили о школе, о планах на будущее. Новый год встречали дома, как-то невесело. По ночам Толя снова кашлял, особенно к утру, когда печка остывала, и в комнате становилось холодно. Ещё два дня Толик пробыл дома и решил, что пора возвращаться в лицей.  Ни брат, ни его жена Толю не удерживали.
 Чтобы не опоздать к поезду, надо было встать очень рано. Сергей завёл будильник на полпятого. Толик проснулся, но с трудом заставил себя встать. Во всём теле была ужасная слабость.

  Добирался в другой конец области Толя в каком-то тумане. Повезло, что дороги были хорошие, и автобусы ходили по расписанию.
  Вот и знакомые корпуса интерната. Всюду пусто, школьники и лицеисты разъехались на каникулы. Толя прошёл мимо вахтёрши тёти Кати, поздоровался, поздравил с Новым годом.
- Ты чего это такой бледный? – встревожилась тётя Катя.
- Устал с дороги,  посплю, и всё пройдёт, - Толя поднялся на второй этаж в большую спальню. Там было пусто. Все двадцать коек были аккуратно заправлены. За окнами уже было темно. Толя не стал включать свет, сбросил куртку и ботинки. Хотел ещё снять брюки, но сил не было. Так в одежде он уснул. А среди ночи проснулся от душившего его кашля. «Хорошо бы попить воды», подумал он и снова уснул. Проснулся поздно. Зимнее солнце заглядывало во все четыре окна комнаты. Толик оторвал голову от подушки и ужаснулся – вся подушка была в крови. Мысли лихорадочно запрыгали в голове: «Туберкулёз! Только этого не хватало! Что делать? Неужели его ждёт смерть, унесшая отца и брата?».

  В медпункте, к счастью, оказался на месте фельдшер Иван Викторович. Услышав сбивчивый рассказ Толи, он налил в пластиковый стаканчик какую-то коричневатую жидкость, велел выпить и спокойно полежать на кушетке, а сам куда-то вышел. От уверенных действий фельдшера Толя немного успокоился.
А ещё через полчаса школьный «рафик» уже вёз Толю в Одесскую больницу. Тогда, в тряском автобусе, Анатолий не мог знать, что в больнице ему придётся провести полгода, но всё же верил, что его спасут, что он будет жить и воплощать в жизнь свои мечты.