Она уже подходила к рабочей двери, как вдруг откуда-то перед ней вырос мужчина, совсем незнакомый, полу-восточной наружности. Волосы, с проседью, черные. Вроде бы лет пятидесяти. Вид очень благообразный. У Жени почему-то мелькнула мысль, что он младше, будто бы даже намного, хотя ее возраст только подбирался к этой отметке.
Тут он обратился к ней, протягивая детское ведерко, расписанное красивейшими рисунками, как новогодние русские коллекционные игрушки. А наполнено ведерко было высушенными цветами, но ярко-оранжевыми и сохранившими вид, словно их только что срезали. Женя несколько растерялась, но цветы взяла. Улыбнулась. Поблагодарила. И медленно пошла дальше. А цветы в руках таяли ( или падали). И уже вместо тугого букета остался совсем маленький… Она оглянулась. Мужчина серьезно смотрел ей вслед…
Странный сон… Женя лежала в кровати, не шевелясь и не потягиваясь. Потом перевела взгляд на часы – уже девять! Даже зарядку некогда сделать. Она направилась в душ. Дальше все как всегда.
И вот уже она садится в полупустом автобусе и достает книжку из сумки. Людей в салоне с каждой остановкой стало прибавляться. А примерно в середине пути Женя почувствовала на себе взгляд и подняла голову. На нее в упор смотрел мужчина в кожаной кепке. И только потом улыбнулся. Она узнала в нем Женьку из юности.
- Женька?!
- Да, Жень, привет.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Давно же они не виделись. Никогда раньше он не называл ее Женькой, только – Женя. Зато к нему приклеилось – Женька.
Дорогой читатель, не запутайтесь. Она – Женя, а он – Женька. Впрочем… Читайте дальше. Сюжет ну просто «киношный»…
Они разговорились, как старые друзья, хотя дружба эта ограничивалась только некоторым общением в институте. Женька учился на другом факультете, но подбивал к Жене клинья, когда-то даже увязался проводить после занятий. Она же видела в нем только друга, и не больше. Хотя чувствовала его теплоту и даже нежность.
Ощущалась в нем сила и жесткость, но еще какая-то внутренняя ранимость что-ли. А был он спортсменом-боксером. И часто приходил то с синяком каким-нибудь, то с заплывшими от мощного удара глазами.
Как оказалось, время сохранило его отношение. Да и в ней откликалось добрыми и нежными к своей юности и к нему чувствами. Поболтали. И она вышла. Ну и что? Просто эпизод. Ан нет. Как оказалось, с продолжением.
Женя занималась привычной работой; клиенты, заказы, эскизы… С той встречи прошло месяца полтора-два. Раздался звонок. Звонила Людмила, с которой теперь уже изредка встречались, а перезванивались почаще.
-Жень, тут мне Женька звонил. Он уезжает. Совсем. Хочет нас собрать в кафешке.
- Кого нас?
- Ну он Алибека позвал, мне позвонил, Ленке и просил тебя найти. У него телефона твоего нету. Ты согласна?
- Хорошо. А когда?
- Договоримся еще. Я ему твой телефон дам. Пусть сам звонит. Он хотел в субботу, но Ленка работает, а мы с мужем собирались в гости. Если все решится, то соберемся в субботу, а нет – в понедельник. Созвонимся. Пока.
- Пока.
Через какое-то время позвонил сам Женька.
- Жень, привет! Ну ты-то свободна в субботу?
- Кажется, да. Так остальные же заняты.
- Мы это решим. До встречи.
- Пока.
Что-то в этом показалось Жене странным, но она отмела сомнения и продолжила делать привычные дела. И даже забыла обо всех этих разговорах-договорах. А в субботу поехала на новый, почти загородный базар, посмотреть ткань для непредвиденного заказа. Ехала долго, вдруг раздался звонок. Звонил Женька.
- Жень, я тебя жду сегодня около «Шоколадницы» на Ломоносовском, в семь.
- Ничего не поняла. Наши-то придут?
- Да какая разница. Придут - не придут. Ты приходи и все!
- Подожди, мы еще с Людмилой поговорим.
- Жень! Ты приходи! Я тебя жду в семь!
- Ну не знаю… Ладно. Пока.
Потом выяснилось, что Люда не может прийти. И Женя, наконец, все поняла. Он ждет ее, и сразу хотел видеть только ее. Она внутренне заметалась. Вроде бы и можно пойти, ничего не мешает. Но как-то боязно. Боязно, и все тут. К тому же он может напиться, а этого совсем не хотелось. Да и настойчивость его почему-то настораживала. И Женя залегла на дно. Не сама конечно. Но телефон заложила. На самое дно сумки. И постаралась забыть, что он там.
Пришла домой, закинула сумку аж в спальню, а сама начала усиленно заниматься кухней и готовкой. Помыла кафель, нажарила котлет, настрогала салат. Все получилось быстрее, чем обычно. Дочка с удовольствием уплетала котлеты, а Женя весело болтала про ткани и фасоны, ведь приближался у ее повзрослевшей малышки выпускной.
И только следующим утром Женя достала телефон. Одиннадцать пропущенных звонков от Женьки. Ей стало не по себе. Выходит, он ждал ее. Хотя, чего лукавить, конечно ждал. Это она со своим заячье-мышачьим страхом просто тупо не отвечала, обманывая и его, и себя. Все воскресенье ее не отпускали эти мысли. Чего боялась? И сама толком не знала. Ну может только примерно: кто-то обязательно их увидит, пойдут-поползут слухи… И вот эта его непримиримо-неукротимая настойчивость... Ну и что? Оба они в разводе. Да и слухи – это только слухи. Ходила же она год назад в эту самую «Шоколадницу» с другим давним знакомым. И ничего. А что сейчас? А сейчас ее чувства никак не определялись, что-то цепляли внутри, потом цеплялись друг за друга, завязывались в какие-то узелки…
Пришла мысль позвонить ему и извиниться. Но рука не поднималась. Никак. Воскресенье промелькнуло, и вот она уже снова на своем рабочем месте. Теперь рука потянулась к телефону:
- Женька, привет, это – Женя. Я звоню извиниться, что не пришла. Заметила тут кучу твоих звонков.
- Подожди, Жень. Я так рад, что ты звонишь! Перестань извиняться! Я сейчас тебе сам перезвоню.
Он перезвонил и сказал, что очень хочет поговорить.
- Жень, а ты замужем?
- А что?
- Слушай, выходи за меня замуж! Я для тебя все сделаю! Поехали со мной. Я завтра улетаю.
- Женька, подожди. Ты сам себя слышишь? Ты же меня совсем не знаешь. Я вовсе не та девочка, которую ты помнишь. Да и говорить об этом всерьез, вот так, как сейчас, - это даже смешно.
Женя ощущала его внутреннюю серьезность. Разговор затягивался, и она сказала, что на работе и не может продолжать.
- Жень, ладно, работай. Только пообещай мне, что если тебе понадобится хоть какая-то помощь, ты наберешь мой телефон и скажешь об этом.
- Хорошо.
- И еще. Можно я буду тебе иногда звонить?
- Да, Женька, звони. Счастливой тебе дороги!
- Пока. Знаешь, Жень, я тебя люблю и уважаю. Очень. Всегда.
- Да? Спасибо тебе! Пока.
Кое-как она закончила разговор. Со смешанными чувствами. Это был такой невообразимый микс. С одной стороны, конечно, приятно, что есть человек, который так выражает чувства. Благодарность к нему. А с другой? У нее самой, кроме благодарности и дружеских воспоминаний – ничего. Хотя нет! Теперь-то она умеет любить безусловно. И его, Женьку, она любит этой вот безусловной любовью, как часть своей юности, как поклонника, как человека, как спортсмена, как сильного, как даже защитника. Но… Совсем не так, как может любить женщина мужчину.
При всей его жесткости была в нем еще какая-то мальчишеская забиячестость. В разговоре мелькнуло, что уезжает он к маме, это странно резануло ее. Скорее оттого, что очень взрослый мужчина, а едет к маме. Правда, это – только ее закавыка, ведь попадались ей мужчины, которые так и не повзрослели, не взяли на себя всю ответственность, а винили других при случае и (…) возвращались к мамам.
Вечером он позвонил снова. И они проговорили часа два. Все уже ушли с работы, никто не мешал. Он рассказывал о своей неудавшейся жизни, о разводе. Вспоминал как отец учил его быть сильным, давать сдачу, бить за несправедливость. И его, Женькина, сила превратилась в жестокость. Он не мог остановиться, когда сражался с кем-то кулаками. Его стала бояться жена.
- Знаешь, Жень, однажды позвонил друг-мент. И сказал, что мой сын попал к ним. Когда я приехал, друг не впустил меня к сыну, пока не стребовал с меня обещание, что я не трону пацана . Пообещал. Ничего такого уж страшного сын не совершил, просто мелкое хулиганство, мальчишеское. С кем не бывает? Сына выпустили. Я подошел к нему… И врезал по физиономии так, что он не устоял на ногах.
- Ты же пообещал, Женька! Почему так???
- Не знаю. Я НЕ ЗНАЮ!!! У меня такая страшная правая рука, Жень. Я ужасный! Ты меня не слушай! И только не выходи за меня замуж! Хотя, я хотел бы быть другим… Меня даже моя мать боится. Я не хочу быть таким! Но я уже не могу…
- Сможешь! Если захочешь. Это зависит только от тебя самого!
- Нет! У меня ничего не получится. Жена уехала в другой город и вышла замуж, чтобы перестать меня видеть. С детьми я тоже не общаюсь.
У Жени в висках стучали его слова о собственной безостановочной жестокости.
- Женя, ты только трубку не бросай! Пожалуйста! Мне так надо поговорить с тобой!
- Я же не бросаю, говори. Только я знаю, что все в жизни можно изменить. Я вот после такой передряги живой осталась. А ты??? Ты точно справишься!
- Что? Что с тобой было? Почему ты не позвонила мне? Я бы обязательно помог!
- Спасибо, Женька! Я уже справилась. Да и было это несколько лет назад. Все уже хорошо!
- Слава Богу! А у меня уже ничего не получится. Я болен… Очень…
- Дурак ты, Женька! Я тоже была больна! И выжила! Поэтому столько теперь знаю о жизни. И знаю, что главное – это изменить собственные мысли.
- Женечка! Ты просто не знаешь! Я убил человека. Я бил его, кровь была на моих руках. Потом уехал. А потом узнал, что он умер. Не выжил…
- Господи! А ты хотел его убить?
- Нет…
- Значит все можно передумать. В мыслях.
- Зачем? Я уже все равно один. У меня есть друзья. Высокопоставленные в том числе. А я – один. Мне лучше напиться, чтобы ничего не помнить. Не вспоминать…
- Да, похоже, ты уже выпил. Иди отдохни.
- Подожди, не клади трубку! Я ведь завтра уеду. Поговори еще со мной!
- Женька, одно тебе скажу. От себя ты все равно не уедешь. Измени свое отношение к людям, к себе! Ты же способен все понять!
Спасительница в Жене начала говорить. Она думала, что выручив однажды себя, может помочь любому стать другим. Ей-то вон сколько пришлось переосмыслить, пока Бог испытывал ее болезнью. Она и решила, что собственная болезнь-смерть – это самое трудное человеческое испытание. А оказалось… Этот ее друг, давний, еще больше себе испытаний навешал. Жене стало страшно.
Сколько же мы не знаем о людях. А ведь и близкие, и друзья тоже не открываются нам по полной. Что у них внутри? Какой груз? А потом так и живут в своих исковерканных координатах. В детстве что-то усвоив «не так», живем потом свои жизни «не так».
Защищая своих – убиваем чужих.
Видя несправедливость – поступаем по справедливости, своей собственной…
Занянчивая свои детские страхи, заболеваем и не видим выхода.
Умираем, думая, что понесли заслуженное наказание или наказали кого-то даже своим уходом.
Глупые человеческие измышления! Ведь живем-то зачастую в иллюзиях. Ведь даже относительно Жени Женька имеет столько сторон. И как она на них посмотрит – это только ее восприятие: испугается, отвергнет, пожалеет, попытается переубедить или поднимется и увидит всю картину сверху и скажет:
-Женька! Измени мышление. Это возможно! Это может каждый. И никто, кроме тебя самого, не может тебя спасти! И даже я, как бы я этого ни хотела. Прости себя. И прости всех . И пока… Я больше не могу говорить.
- Пока, Жень. Спасибо, что выслушала меня. Я тебя люблю и уважаю. Помни это!
- Пока.
Женя пошла на остановку, потом решила пройтись по воздуху. Было как-то безветренно-тихо. В воздухе стоял аромат свежей зелени и еще какого-то очень знакомого цветущего растения, вспомнить название которого ей никак не удавалось. Она совсем забыла про автобус, так и дошагала до дома. Почти стемнело. Мысли прыгали, становясь друг у друга на пути. Единственная спасительная из них – это: зачем мне этот урок? Ясно, что нужен. Но зачем?
Уже часов в десять снова раздался звонок. Это был Женька. Никак не мог успокоиться – выговориться. Но теперь он был совершенно пьян, и Жене совсем расхотелось его слушать. Хотя из этой его полу-бессвязной речи она поняла главное – жизнь связала ее не просто с обычным человеком. Дружеские узы протянулись от нее, хорошей до сих пор, правильной очень взрослой девочки, к настоящему киллеру. Или, по крайней мере, к человеку, который кулаками, силой, жестокостью защищает неизвестно чью и какую справедливость. Так она поняла. Ей стало колюче-неуютно, страшно, она задрожала, хотя вечер был летний и жаркий. Но мысль эта была настолько очевидной, что Женя просто сказала, что не может говорить, что уже слишком поздно.
А Женька пообещал:
- Я не оставлю камня на камне, если только тебя кто-то обидит. Ты мне скажи.
- Нет! Меня никто не может обидеть! Пока!
Обессиленная Женя осталась сидеть на диване, думая:
- Вот как я могу все это принять? Значит такую себя, даже просто рядом с таким человеком, я не принимаю. Я же хорошая. Мне даже страшно говорить с ним по телефону. А ведь мир существует для всех. И он – часть моей жизни. Что он мне отражает? Что и я могу убить? Надо же! А мне думалось, что я приняла уже все возможное в жизни, все плохое, что, казалось, не для меня. А вот это – еще нет. Такое очень сложно принять с моей белой пушистостью и правильностью. А вот у него – свои правила. И правильность своя. И профессия. И профессионализм. У нас с ним только дипломы похожие. Правда, лежат теперь без надобности у него в своей папочке, а у меня – в своей. И инженеры мы с ним только на бумаге. Разница лишь в том, что кто-то теперь одевает людей, а кто-то убивает.
Одно она не смогла у него спросить. Жаль. Что же он чувствует в этот момент? Нет, он, кажется, сам сказал, что ничего не чувствует. Каждая профессия подразумевает свои качества.
А помните фильм «Леон»? Какой там очень даже симпатичный киллер. Ну если «симпатичный» не совсем то слово, то явная молчаливая душевность в нем сквозила. Хотя холодного расчета и меткости аса ему было не занимать.
Фильм когда-то очень запомнился Жене, а теперь вот всплыл своей странной реальностью в ее жизни. А ведь казалось, что кино - это кино, в жизни все иначе. Да и как может коснуться подобное ее жизни? А вот и может. А теперь совершенно понятно, что еще и не так может. И все мы – части одного целого под названием человек. И сколько людей на земле, столько и сторон у каждого из нас. И если кто-то начинает вдруг отрицать что-то , осуждать, перестает любить, испытывает страх, то получает это в свою жизнь. Получает по полной программе. И, чем больше степень неприятия, тем больше вероятность скорейшего получения.
Давайте принимать,
И жить, не осуждая.
Ведь жизнь – она процесс,
И не всегда простая…
И как же трудно бывает НЕ осудить, но как все в жизни относительно и как переплетено.
Жене так захотелось передышки… Пусть уже вволю нацветутся одуванчики, отполыхает своим густым ароматом сирень, набегается ветерок по холмам и листьям деревьев... Пусть вишни заалеют и нальются густым кисло-сладким соком... Пусть уже найдется время у людей замечать красоту в каждом дне...И пусть все повторяется вновь следующей весной...
А после был еще один звонок от Женьки. Просто звонок друга детства. Один.
Спасибо, Женька, за любовь! Она есть, была и всегда будет.