Окончательно осознав себя кроманьонцем – лет десять назад – я приобрёл одно важное качество. В обстоятельствах, которые интуиция определяла как ключевые, я принимал решения экстремальные: ни малейшего соглашательства, только «да» или «нет».
И теперь обострённая чуткость, родственная лишь чутью отдалённых звероподобных предков, подала сигнал к решительным действиям. Мне оставалось выбрать одно из двух: игнорировать приглашение от (как то было написано) «экс-принцессы сорока трёх зеленеющих островов и всего королевства Летим» либо, похоронив своё уязвлённое самолюбие, явиться на Танечкин день рождения с подарком поистине королевским.
Восемнадцатого числа в восемь вечера... У меня остается день, чтобы найти упаковку под мой подарок. Я отправился в лавку древностей и выбрал шкатулку с изящным замочком из бронзы, обустроенную внутри мягким гнездом тёмно-красного бархата. Как раз то, что нужно.
В двадцать пятнадцать - в хорошем костюме и при галстуке - я стоял у порога нужной квартиры. Дверь мне открыла сама виновница предстоящего торжества. Вся в голубом, воздушном, тонком и многослойном, с хрустальной короной на голове, она улыбалась так радостно и открыто, что невозможно было не разделить её настроения. Слова извинений, которые всё-таки прозвучали, показались мне вовсе излишними, и я поспешил поднять руки… и уже в этой позе был замечательно расцелован.
В большой комнате, где собрались гости, наступила моя минута триумфа. Вкрадчивым движением самурая я правой рукой поймал самодельный крючок, зацепленный за воротник, и выудил из-за спины пакет со своим подарком. Маленькое представление, достойное ученика четвёртого класса, казалось мне подходящим в тот вечер и в той ситуации.
Принимая шкатулку, Таня ослепительно улыбалась, а я был счастлив не замечать в её улыбке и тени благожелательного, снисходительного понимания. Но вот она приоткрыла ларчик… Секунда, две - и лицо её вспыхнуло яркой краской.
- Утром нужно будет вернуть? – негромко произнесла она.
- Ну что ты, - со всей возможной беспечностью возразил я, - носи на здоровье.
- Так! – после некоторой паузы сказала Коврижкина. – Тогда и весь мой наряд нужно переменить, удаляюсь в примерочную, - и она упорхнула в смежную комнату.
Я остался с другими гостями: двумя парнями, солидным мужчиной и Леночкой Бэмс. Лена сразу подошла ко мне и зашептала:
- Ты с ума сошёл, Кроманьонец!
Подруга бывшей моей жены, она реально была осведомлена - каков мой подарок.
Я познакомился с её мужем, Владиленом Артемьевичем, а также со Львом и Тимуром. Тимура встречал прежде, на альпиниаде. Этот смуглый крепыш поднимался на пик Адель по «серпу» с ребятами из Красноярска. Лев - высокий брюнет с красивым загаром, ухоженной небольшой бородкой и чёрными смеющимися глазами. Лена представила его как директора техникума альпинизма. Престранно – я о таком формате профессионального обучения даже не слышал.
Ленкин муж - солидный мужчина с весьма молодящим его густым ёжиком тёмно-русых волос. В альпинистской компании он держит себя куда как свободно: цепляет парней то шутками, то пословицами, на что те, похоже, стесняются отвечать симметрично.
Новые знакомые мне понравились. Ничто не царапнуло душу, не встревожило, не подсказало – насколько другими увижу я этих людей через час, а тем более через сутки.
- Встречайте! – послышалось из-за закрытой двери.
Лев бросился исполнять роль почётного караула, Тимур поспешил за ним и встал по другую сторону.
- Её высочество Нюуайалетта Коврижкина, сорока трёх зеленеющих островов и всего Летима принцесса, в изгнании. Но в прекрасной спортивной форме и оптимистическом настроении… - Лев не договорил: дверь распахнулась и в гостиную шагнула Татьяна.
Я ожидал вновь увидеть её увенчанной ободком хрустальной короны, но девушка радикально изменила образ. Весь акцент наряда Таня перенесла на колье, остальное его подчёркивало и дополняло: широкий в подоле, метущий пол колокол платья цвета тусклого серебра; поднятые наверх и уложенные башенкой локоны, щедро взбрызнутые тональным, под платину, лаком…
Все двадцать сапфиров, чередуясь и сообща, рассыпали тысячи синих искр, неожиданно разливались светом других цветов спектра, вплоть до красного, вскипали зелёным и жёлтым, взрывались вновь синим… и гасли в одно мгновенье до пугающей черноты.
- Феноменально! – воскликнула впечатлённая зрелищем Леночка Бэмс.
Мне доводилось прежде, укромно или при нескольких зрителях, любоваться сапфировым украшением. И не было прежде случая, чтобы вещь явила столь феерическое великолепие - ни при каком специальном или солнечном освещении. Происходящее здесь и сейчас походило на чудо.
Сама Татьяна преобразилась не только внешне. Тонко-хрустальный образ юной принцессы был оттеснён, даже изгнан, иным отражением внутреннего существа этой сложной особы. Явилась теперь королева – высокомерная, но и лукавая; кокетливая, но и холодная; милостивая к друзьям, но к врагам – беспощадная...
Все поддались удивительной магии нового образа… за исключением Владилена.
- Камни явно фальшивые, - заявил он вдруг. – У сапфиров, иначе говоря прозрачных корундов синего от примесей титана цвета, не наблюдается жёлтых легкомысленных всполохов.
«Что бы ты понимал!» - справедливое моё возмущение рвалось наружу. Но я его придержал, а внешне вполне себе равнодушно отвернулся к столу, на котором теснились тарелки с салатом, вазочки, полные фруктов, графинчики с ягодным морсом и ещё пустовало место для пирога.
За честь и достоинство подаренного колье энергично вступилась Лена. Она набросилась на «знатока» с упреками в предвзятости и самонадеянности.
Бизнесмен ухмыльнулся и, вроде даже не к месту, загнул просторечную поговорку: «Акуля, что шьёшь не оттуля? – А я, матушка, ещё пороть буду», - на что гордая и свободная в суждениях Бэмс как-то сразу притихла.
Сама Татьяна и двое парней воздержались от каких-то оценок подаренных самоцветов, и в комнате на время зависла напряжённая тишина. Я упорно разглядывал сервировку стола.
Распахнулась входная дверь: тётя Пана, хозяйка комнат, проживающая теперь в соседней квартире, внесла пирог. Кулинарный шедевр щекотал обоняние запахом в самый раз поджаренной корочки и запечённой под ней капустной начинки. Сверху горели двадцать тонких свечей.
Принаряженная в пёстрый ситец хозяйка от доброй души поздравила новорождённую, увязнув при этом в столь многочисленных пожеланиях и похвалах, что Владилен прервал её, потребовав продолжения «по протоколу».
Коврижкина задула свечи, и присутствующие зазвенели бокалами с брусничным морсом, открывая собственно праздник.
- Воздадим должное чуду кулинарии! – Ленкин муж начальственно простёр руку над пирогом. – Убрать несъедобное. Тимур, действуй! Режь его на четырнадцать равновеликих частей… Как «что потом?» Потом равенство нарушается: женщинам по кусочку, а мне – пять. Как говорят: где пирог, там и лёг! – Владилен нарочито расхохотался.
Со скорым уходом тёти Паны гастрономическая тема продолжилась довольно своеобразно. Лев спросил разрешения у бизнесмена на разговор с его супругой о каком-то особом мегапроекте. Владилен Артемьевич вальяжно кивнул, и директор Техникума альпинизма хорошо поставленным голосом принялся излагать – так, что все присутствующие невольно сделались слушателями.
- Наш Спасотряд планетарный, ИКС – ИКС С ЧЕРТОЙ, походит на грушу, - он взял с вазы большой спелый фрукт. – В основе собственно ИКС, то есть Иррациональная космическая связь, а выше – таки по талантам. Если у человека есть данные и море энтузиазма, он может быть приглашён в наш элитный клуб ИКС С ЧЕРТОЙ, - Лев манерно провёл по воздуху пальцем над верхней частью плода.
Я слушал и начинал раздражаться – и по поводу любования собой этого самого Лёвы, и по причине претенциозности наименования: Спасотряд планетарный. «Вот ещё, лезут в спасители. Хотя на деле, скорее всего, если что и спасают, так это комфорт своих задниц».
- А руководит всем наверху высохший хвостик, - вмешался я громко.
Краснобай будто и не услышал. Ухом не повёл, не взглянул в мою сторону, но продолжал как ни в чём не бывало:
- Что представляет собой демократия? Для сравнения – если бы человек управлял собой не с помощью преимущественно головного мозга, который всего два процента от массы тела, а пропорционально: кожей, костями, кишечником, содержимым кишечника…
- Лёвка! – разгневанная Коврижкина хлопнула по столу ладошкой.
- Прошу извинить, принцесса, я хотел сказать только, что невозможно руководить организмом из низких его отделов, всяческим ливером вместо мозгов.
- Интересные образы, - подала голос Лена. – Только я немного запуталась, что с чем нужно сравнивать?
К моей мстительной радости Лёвка не сразу нашёлся с ответом.
- Ну-у-у, - тянул он, собираясь с мыслью, - впрямую-то, скорее всего, ничего и не следует соизмерять, но сама идея необходимости иерархии…
- Сомнительна, - вставил я и смачно вгрызся в «демократическую» толстобокость другой спелой груши.
Велеречиво и многословно в разговор вступил Владилен:
- Знаешь, Леночка, хотя мы и называемся Иррациональной космической связью, наши способы самоорганизации очень рациональны. Если бы управление Службой было ручным, я обязан был бы носиться по континенту с космической скоростью и во всё вмешиваться; а в случае жёсткого пирамидального построения, напротив, мне следовало бы сидеть безвылазно в Днепропетровске, или в Брюсселе, или в Бомбее и посылать оттуда властные директивы. Но так как прочнее любых принудительных скреп нас соединяет идея, то можно почти во всех случаях положиться на местный актив - ведь вместо бюрократической иерархии определяет всё у нас иерархия ценностей, среди которых главенствует то, что способствует максимально долгому существованию сообщества людей, оберегает его от саморазрушительных действий...
Говорил бизнесмен внушительно, но декларативная его риторика не убеждала меня. Почему-то не хотелось противиться нарастающей неприязни ко всем этим ИКС – ИКС С ЧЕРТОЙ.
Между тем уже долго молчавший Тимур нерешительно поднял руку.
- Это, несколько денег-г нам надо, Владилен Артемьевич, на поездку.
Я понятия не имел, что у них за дела, но словечко «денег-г» как-то вдруг мне особенно не понравилось. И я снова встрял в чужой разговор:
- Деньги нигде погоды не делают. Идеи нужны! А с ними, похоже, у вас напряжёнка.
- Погоду мы делаем другими средствами, - холодно отреагировал бизнесмен.
- Это как, например?
- Владилен Артемьевич, Вы вчера обещали показать феномен воздействия на погоду! – энергично вмешалась Таня.
- Обещанного три года ждут.
- Нет-нет! На правах новорождённой я настаиваю. Хочу сегодня!
- Извини меня, Танечка, я обещал это зрелище иксчертянам, а из таковых здесь только Лёва и ты. Остальные…
- Как, ты и мне готов отказать?! – накинулась на мужа Леночка Бэмс.
- Ну хорошо, - уступил любитель капустного пирога, - я смягчаю условия. Демонстрация будет для всех. Вот только откуда? Нужна возвышенная площадка, с которой бы открывалась круговая панорама окрестностей.
- Лучшее место – башня для созерцания стогорского неба, - быстро вспомнила Лена. Она легко упустила тот факт, что предназначался объект и, соответственно, назывался «башней для созерцания д н е в н о г о стогорского неба».
Зато её обжора-супруг проявил неожиданную осведомлённость:
- Просто так туда не пускают, только в сопровождении члена их клуба.
Можно было смолчать, но я взял да и выпалил:
- Не вопрос, берусь провести. Я член Клуба со всеми правами.
Вскоре все участники праздника вышли из дома к машинам. Я сел рядом с Лёвкой на пассажирское место навороченного спортивного автомобиля, остальные – в большой внедорожник.
Через семь кварталов с тремя светофорами подъехали к сопке Матрёнин Дозор. Горушка получила это название потому, что когда-то здесь было пастбище для скота. От подошвы наверх змеилась узкая лента гравийного серпантина. Тимур остался возле машин, а я пошёл впереди, иногда оглядываясь и с приятным смущением подмечая, как, придерживая руками колокол длинного платья, поднимается в горку Таня Коврижкина.
Вот показалась и знаменитая наша башня, возведённая методом народной стройки. Пятьдесят лет назад здесь стояла деревянная вышка. Уже тогда собирался Клуб почитателей сокровищ стогорского дневного неба. Правда, из-за случайно сложившейся аббревиатуры (КПСС…) члены Клуба на себе испытали ревнивое недовольство властей. Теперь преград для романтиков не осталось, но многие горожане до сих пор скептически относятся к нашей идее – разглядывать общедоступный природный объект со специального сооружения. В шутку или всерьёз, оппоненты клубной деятельности убеждают других и самих себя в том, что видят намного больше со своих захламлённых балконов. Эти благоразумные стогоряне не утруждают себя походом и подъёмом на башню… и со спокойной душой забывают вовсе смотреть на небо. Энтузиастам Клуба, напротив, чистая радость – взасос глазеть в синеву или вновь и вновь восхищаться неистощимым разнообразием облаков. Иногда отсюда запускают метеозонды, здесь читают стихи, сюда приходят барды с гитарами и художники на пленэр…
Но всё перечисленное совершается днём, ночами башня всегда отдыхает.
Я вспомнил это простое, нигде не записанное из-за своей очевидности правило и даже вздрогнул от неожиданности.
«Откуда такая беспамятность?!» Я в растерянности повернулся и – глаза в глаза встретился с недавней моей подопечной, притворщицей, изумительной скалолазкой, принцессой… «Как теперь отказаться от своего обещания? Невозможно!»
Остановились уже у порога могучего каменного сооружения.
Через минуту тяжёлая дверь отъехала в сторону, и в свете слабенькой лампочки на крыльце появился сторож – Аркаша. Парнишка хорошо меня знает - ко мне и обращается, как только отводит изумлённый взгляд от Татьяны.
- А чё случилось-то?
Я начал было объясняться с малым правдиво и обстоятельно, но меня бесцеремонно перебил Владилен:
- Нам на смотровую площадку.
- Не-е, башня по ночам не работает; в астроклуб поезжайте, у них телескоп-рефлектор новый, во-о такой толщины труба, и вобще...
- У нас есть специальное разрешение от старейшины КПСС… - Ленкин муж, к моему удивлению, назвал имя нашего первого президента, почтенного человека и выдающегося энтузиаста клубной идеи.
Аркаша скоблил носком ботинка бетонный порожек, пытаясь скрыть замешательство, но не решался впускать незнакомцев. Тогда вперёд шагнула Татьяна - она в мгновение оказалась к парню чувствительно близко и нежным голосом, но с интонациями, не допускающими возражений, произнесла:
- Время дорого, обаятельный, милый юноша, природное явление продлится не более сорока минут.
Аркаша понимающе засопел и отступил от двери, освобождая вход, лишь вдогонку спросил:
- А откуда вы?
- Мы забайкальцы, - непринуждённо ответила Таня.
- Это… это где там?
- Мы из Западного Забайкалья: из Штутгарта и Неаполя, - уточнила блистательная Коврижкина.
Мне было стыдно за происходящее, но уже очевидная самому стагнация всех душевных сил обращала меня в безвольное существо.
Первым к лестнице, ведущей наверх, прошёл Лёвка, за ним Владилен и Татьяна. Я – их жалкий сообщник – топтался на месте, ожидая, что добрый малый Аркаша вот-вот очнётся, вспомнит свои обязанности и прогонит нас к едрене фене, но тот, глядя вслед Коврижкиной, плыл всё дальше по морю юношеских грёз и даже рот приоткрыл.
Моё запястье охватили тонкие сильные пальцы.
- Идём же! – потянула за собой Лена Бэмс.
Смотровая площадка башни выполнена в форме ромба, длинная диагональ которого ориентирована в направлении север-юг. По периметру, для безопасности посетителей, - полутораметровой высоты ограждение. Тишина, прохлада, безветрие. Отдалившийся город раскинул огни по речным террасам и древним моренам. Ровно освещённые улицы слабо оживлены движением транспорта и ненавязчивой светорекламой. Мало-помалу Стогорск погружается в сон. Бодрствует, принимая рейсы, аэропорт, что на север от города, на равнине. Звёзды, будто свежезаправленные водородом, горят и трепещут, полные молодого огня. К ним из мрака лесов и отрогов тянется пиками горная стража нашего края.
- Так где зажжём свечи в честь новорождённой? – спросил Владилен, обращаясь почему-то ко мне.
Я не ждал от него ничего, кроме фокуса, и охотно принял игру: пусть облажается по полной, «специалист».
- То есть я выбираю место?
- Вот именно: ты выбираешь место, а я вызываю атмосферную аномалию - зажигаю там праздничную иллюминацию, - заявил обнахалившийся бизнесмен.
- Замечательно!
- Тихо всем! Без чьей-либо помощи и без подсказки со стороны, Михаил выбирает…
- Веснянку.
- Рукой покажи.
- Пожалуйста - пик Веснянка. Отсюда строго на запад. Действуй!
Я мысленно потешался над несостоятельностью заговорщиков: «Теперь ты обломишься, пустозвон! И вы, ребята… Свет над горами включать – это не фигушки воробьям показывать!»
В молчании проходили минуты, но ничего не менялось: тьма на западе даже не дрогнула. Я уже не глядел туда, где парящее в поднебесье горное озеро знало тайну моих желаний; присматривался к мужчинам, пытаясь понять, что их вдохновляет на нелепые розыгрыши.
Вдруг эти странные, больше всего похожие на масонов спекулятивного толка, распальцованные иксчертяне разом что-то увидели у меня за плечом…
- Ф-фа! Начинается! – энергично выдохнула Татьяна-Нюуайалетта.
- Гениально! – слабым эхом отозвалась Лена Бэмс.
И точно: строго на западе над горами вставали стрелы холодных огней. Явление набирало силу, одновременно овладевая всё большим пространством. Веер сияющих игл разукрасил профиль Веснянки, гребни и предвершины. Ещё минута – иглы заметно выросли и стали ярче, а высоко над Небочерпалкой, в большом отрыве от основного свечения, зажглась корона – незримая связка из шести истекающих призрачным светом столпов.
- «Огни святого Эльма», по всей вероятности, тихий разряд электричества, - предположил Лёвка. – Жаль, что их Тимур не увидит.
Минут через двадцать сияние пошло на убыль, ещё через десять – иссякло. За это время я почти утвердился во мнении, что Владилен и на самом деле принадлежит к масонскому ордену. Пока длилось феерическое явление, он облапил жену и, вроде бы для неё одной, стал рассказывать о своей закулисной организации.
- Влиять на погоду, вызывать магнитные и обычные бури, создавать эффекты, подобные настоящему, - умение очень полезное. Можно даже сказать, что за это я был избран руководителем континентальной ИКС – ИКС С ЧЕРТОЙ. Наша Служба создана, чтобы решать сложнейшие стратегические задачи мирового масштаба, не опускаясь до политических дрязг. Государственность – не наш уровень, мы за отмирание государственности - с передачей полномочий будущему мировому правительству.
Нет, нет, - предвосхищая вопросы, продолжал свою лекцию Владилен, - пока что мировое правительство только в проектах, а реальный расклад на сегодняшний день примерно таков: процента на три миром правят спецслужбы; ещё на три, на четыре – религиозные и этнические группировки или просто богатые эгоисты; на полтора или два процента – глобализаторы; не более чем на процент – различные регионально и локально ориентированные нравственно здоровые силы… И лишь на полпроцента, пока – наш Спасотряд планетарный. А в остальном, то есть примерно на девяносто процентов, социум хаотичен и катится в никуда.
Служба ИКС – ИКС С ЧЕРТОЙ для того и призвана к жизни, чтобы мягко, гуманно и ненавязчиво отводить от всего человечества угрозы гибели. Осторожно и осмотрительно. Большинство из них «стреляет» в середину текущего столетия, есть угрозы с долгим «заводом», а есть те, которые, как говорится, устранять нужно было вчера… Иногда ради этих «кипящих» проблем мы распространяем активность и на политику. В виде исключения, разумеется. Ведь в горячке текущей политики снижается зоркость прогнозов на будущее, а потому сотрудники надструктуры – ИКС С ЧЕРТОЙ – почти никогда не участвуют в голодовках протеста, пикетах и сходах, не бьются в кровь за какую-нибудь сиюминутную народную справедливость, против, казалось бы, явной несправедливости. Обычно мы заняты разносторонними исследованиями и практиками влияний на долгосрочную перспективу развития общества. Но влияний креативных, не так себе. Поэтому привлекаем людей талантливых, ярких.
Лена Бэмс удивлённо слушает мужа, который избрал подходящий момент для внушений – загипнотизировал атмосферным феноменом и теперь вот впаривает своё… Надо ж: «за отмирание государственности»! Прям Ленин в Разливе, даже имя соответствует – Владилен. Или вот ещё: «не бьются в кровь за какую-нибудь сиюминутную народную справедливость». Получается, надо не замечать, как сегодня жирует жульё? Или мне не искать отравителей пещеры Раздолинской, фактических убийц моей мамы? «Магистру» что! Даже по тому, как он держится, «масонский» пахан, сразу видно – на людей и на всё человечество, о котором он, будто бы, так печётся, ему наплевать с высокого дерева.
Татьяна осторожно поинтересовалась:
- Владилен Артемьевич, как Вы думаете – сколько людей годится для нашей Службы, если взять в среднем на тысячу?
- В среднем… ловим дырявым бреднем, - съязвил «масон». – Если из двух тысяч один годится, то ещё хорошо.
"Вот, значит, как – один из двух тысяч, мне не послышалось. То есть и в перспективе их, по-любому, не больше, чем пять сотых процента. Но – «магистр» говорит – их влияние уже распространилось на полпроцента событий. Один из двух тысяч будет, видите ли, решать за всех остальных, чем-то, якобы, обделённых. Хвостик груши начнёт всей грушей вертеть! Или кто-то другой ухватит за этот самонадеянный хвостик!!"
В волнении я прошёлся туда-сюда по обзорной площадке. Лёвка в эти минуты терзал телефон, бронируя билеты на поезд, а Владилена тоже кто-то вызвонил через миниатюрный мобильник. Отвечая, «масон» произнёс короткую фразу, которая помогла мне потом разобраться во многом. Он сказал кому-то буквально следующее:
- Нет, бурение обязательно.
Мы спустились с башни и вернулись к машинам. Я спросил у «магистра» – чему мы были свидетелями? А этот сгусток самодовольства не постеснялся ответить, что иксчертянская аристократия не раскрывает тайн посторонним. Татьяна вступилась было за моё моральное право знать, но «магистр» перебил её всё той же пошлой своей прибауткой: «Акуля, что шьёшь не оттуля…», и принцесса пришибленно замолчала.
Мне стало вовсе не по себе от ощущения собственной неполноценности, как и нелепости самого участия в чужой игре с незнакомыми правилами. Я холодно попрощался с «масонами», отказался от их неискреннего предложения подвезти и быстрым шагом направился к дому.
Уже утречком мне пришла эсэмэсочка, извещающая о том, что я изгнан из Клуба почитателей сокровищ стогорского дневного неба. Мои последующие рефлексии привели к личной встрече с президентом. Глава Клуба шествовал на работу в новый экспериментарий. Я догнал его где-то на полпути, чтобы услышать бескомпромиссное:
- Вы, батенька, бросили грубый пыльный кирпич в хрустальный колодец традиции.
- Но, Сократ Сергеевич, ведь и явление феноменальное! Чтобы его увидеть…
- О да, меня известили: ионизация была необычно обширной и мощной. Это меняет дело, конечно: Вы не кирпич бросили в чистый колодец традиции, а всего половинник… н-н-да, то есть полкирпича.
Мне было дико обидно. Случайное, казалось бы, словосочетание «бросить в колодец» причиняло боль, неявно слепляя в один грязный ком мой проступок и циничное преступление тех, кто сбросил газовые баллоны в «колодец» пещеры Раздолинской. Дополняло неприглядную картину то, что Лёвка, как выяснилось, уходя последним, сунул Аркаше – нашему сторожу, неуклюжему простосердечному юноше - пачку замызганных однодолларовых купюр.
Что произошло со мной вчера вечером? Почему вдруг «забыл» основы клубного поведения? Может, я подвергся гипнозу?
День проходил отвратительно: всё валилось из рук и погода была соответствующей – из низких туч то и дело пробрасывало мокрым снегом. Ближе к вечеру, в отсутствие новостей, я сам позвонил Лене Бэмс, рассчитывая получить какие-то объяснения. «Вот, звоню «магистровой» бабе!» - крутилось при этом в моей голове неопрятно-глупое.
Недавний товарищ по связке, а ныне чуждый мне прозелит хитропопых «масонских» теорий и безнравственных практик, Елена быстро ответила. С подозрительным энтузиазмом она зачастила о том, что теперь, вместе с Тимкой и Лёвкой, едет на поезде - удалились на два часа от Стогорска и выбрались из непогоды, и в окно вагона им ободряюще светит закатное солнце. А едут они в Иркутск и оттуда, автомобилем, в Саяны, где почему-то необходимо срочно составить своё представление об одном из участков этого красивого среднегорья.
Меня подмывало попросить её передать телефончик Лёве и уже напрямую сказать оглоеду, какая он сволочь. Но по итогу сдержался, чтобы не скомкать очень значимый для меня разговор. И не напрасно – услышал-таки от Лены, что Таня Коврижкина сожалела о быстром моём уходе и хотела бы снова меня увидеть.
«Почему тогда не звонит?»
По редчайшему для себя и странному со всех точек зрения капризу я соврал Бэмс, что завтра с утра поведу тургруппу в поход - на восток от Стогорска, в пещеры.
Полчаса я нервно расхаживал из угла в угол своей небольшой квартиры. И позвонил Татьяне. Её телефон обозначился как недоступный. Тогда оделся и поехал по адресу синеглазой принцессы, благо недалеко: десяток троллейбусных остановок, и я на месте. На мой настойчивый звонок никто не ответил, но из квартиры напротив выглянула тётя Пана. Она обнадёжила меня тем, что «Танечка обязательно скоро приедет». Я отказался от приглашения подождать в тепле, в квартире хозяйки, и спустился во двор. Кстати, было не холодно. Я присел на одну из двух скамеек, расположенных метрах в пятидесяти от Татьяниного подъезда. На другой восседал закутанный в шарф и пальто престарелый мужчина с обиженно-настороженным выражением на одутловатом лице - в меховой новой шапке и с инвалидной тростью в руках, зябко спрятанных в рукава и двойные перчатки. Когда я оказался неподалёку, старик стянул зубами перчатку с правой руки, достал мобильный телефон и, дозвонившись, стал нервно в чём-то убеждать собеседника. Скоро из подъезда вышла пожилая грузная женщина и подошла к нему.
- Посиди со мной тут, - требовательно обратился к ней человек из тёплого кокона.
- А холодец кто доварит? Да у меня ещё столько дел!
- Ты уйдёшь, а хулиганы шапку с меня сорвут.
- Хорошо, я вынесу тебе старую шапку.
- В той замерзну, как ты не понимаешь! И почему я должен в бомжовской шапке сидеть?! – почти перешёл на визг больной капризуля. Потом, много тише, но не настолько, чтобы я не услышал, заныл:
- А эту сорвут. Вот один уже караулит… Ещё и по голове, тать, ударит! Господи, за что мне такое?!
- Да что ты выдумываешь? Приличный молодой мужчина, не наркоман, не алкоголик, по нему сразу видно, - мельком взглянув на меня, принялась успокаивать больного жена.
- Но ты на всякий случай его запомни!
- Запомню, как не запомнить.
- И приглядывай за мной с балкона.
- Хорошо, хорошо, - пообещала женщина и вскоре ушла.
Мы остались с увядающим социальным вампиром во дворе вдвоём. Какое-то время он цепко наблюдал за мной и, видимо, утвердившись во мнении, что я тут не за его новой шапкой охочусь, стал жестами подавать мне сигналы приблизиться. Я подождал, пока он соизволит выразить то же словами, и подошёл. Поздоровался, присел рядом.
- Ты, парень, эту, синеглазую, ждёшь - красавицу с третьего этажа? Да, морфология у неё! – постинсультник заторопился здоровой рукой в карман своего пальто, достал большой носовой платок и вытер им рот. Трость, которую инвалид держал перед этим в обеих руках, упала. Я поднял и вернул старику костылёк. Тот отблагодарил довольно своеобразно:
- Её на большой машине привозит… олигарх, наверное – по нему видно… По ночам – в час, в два, под утро. И, между прочим, по-хозяйски так лапает…
Мир для меня взорвался. Я пришёл в себя от торопливых слов доброхота:
- Ты что, ты что?! Влюблённый, что ли? Не стоит она того…
Я глубоко вдохнул и уже собирался сказать ему: «Не выдумывай, старый дурак!», но информация наблюдательного инвалида получила практическое подтверждение. Почти беззвучно подкатил знакомый мне большой внедорожник. Я пригнулся - укрылся за пышной шапкой и толстым коконом тёплой одежды моего информатора.
Из машины вышла Татьяна в элегантном брючном костюме, а следом, через вторую переднюю дверь, грузно выбрался Владилен. У порога подъезда любовники обнялись. Я видел широкую спину мужчины и Танины руки, обхватившие его шею. Сцена затянулась на полминуты. Потом Коврижкина упорхнула в раскрытую дверь подъезда, а «магистр» сел за руль и уехал. Только тогда я медленно разогнулся.