Маньяками не рождаются.
Часть 1. Сон.
Глаза открылись с трудом, всё вокруг было словно в тумане. В голове была легкость и пустота: действие наркоза шло на убыль. «Неужели всё уже позади?» - пронеслось в голове. Это можно было назвать новым рождением. Из края глаза потекла слеза радости: всё же удалось спастись от прежнего существования, удалось пройти весь путь до конца.
- Ну, как себя чувствуешь? Наверное, уже привык к таким пробуждениям? – мягкий голос Петра Алексеевича звучал над ним с присущей ему заботой.
- Спасибо вам! Мне даже не верится, что это последняя операция, - прошептал он сквозь слёзы.
- Конечно, последняя! – раздался приятный смех главного хирурга, - Но ты нас так сразу не покинешь! Понаблюдаем ещё тебя.
Хотелось сказать слова благодарности, которые были всегда наготове, но внезапно огромный ком, образовавшись в груди не позволил вымолвить ни слова. Стало трудно дышать. Очертания окружающего мира стали ускользать, а сознание быстро ныряло в плен сумрачных сновидений. Шум в ушах резко нарастал в такт учащающемуся сердцебиению, резкая боль нещадно била, превратившись во второй пульс внизу живота. Казалось, это пытка будет продолжаться вечно, но, достигнув своей наивысшей точки, боль и шум пропали, уступив место чувству бесконечного падения в пугающую пустоту. Чем дальше он проваливался в зыбучие пески забытья, тем явственней он слышал зловещий хохот, принадлежащий пьяной компании. Сквозь этот хохот еле слышным стоном звучал призыв о помощи. Жертву и мучителей не было видно, но он их прекрасно слышал.
- Не надо, отпустите меня, пожалуйста! Я никому ничего не расскажу! – жалобный девичий голос раздавался вокруг.
- Конечно, не расскажешь! Я знаю! Поэтому, заткнись и получи удовольствие, - второй голос был грубым и вызывал отвращение, но с этим голосом было связано и другое чувство – стыд. Бесконечный стыд, который не закончится никогда.
- Помогите! Кто-нибудь! Помогите! – раздались отчаянные крики молодой девушки. Но помочь ей он уже не мог: всё уже свершилось давно. Девушки уже не было. А жажда мести за неё осталась. Месть – вот оружие, которое застанет их врасплох. Он будет незримым для них, но они будут у него как на ладони. Все пятеро.
Сон рассеялся, как предрассветный туман, возвращая Вику в реальность, где всё было запутано ещё больше. После окончательного пробуждения, Виктор вернулся снова.
Часть 2. Второй.
Сильный удар в челюсть моментально свалил его с ног. Андрей кубарем откатился от порога вглубь своей квартиры. Остатки вчерашнего алкоголя ещё стягивали виски тупой болью, окончательно усыпив его бдительность и реакцию: «Почему я не посмотрел в глазок, перед тем как открыть дверь» - мелькнула мысль, но было уже поздно: незваный гость уже вошёл в квартиру и запер за собой дверь. Всё происходило с молниеносной быстротой. Незнакомец повернулся к Андрею и прошептал:
- Ну, что, сука, будешь тихим, как мышь? – руки незнакомца оказались в чёрных кожаных перчатках, он явно позаботился заранее, чтобы не оставить следов своего пребывания в квартире Андрея. Незнакомец был в чёрных кожаных штанах и чёрном кожаном жакете, ростом он был на голову выше хозяина квартиры, голубые глаза яростно сверкали из-под густых белёсых бровей.
- Мы же с тобой недавно бухали. Ты был с Ден... – врезавшийся в бок тяжёлый ботинок оборвал его фразу на полуслове.
- Деньги в письменном столе, во втором ящике. Забирай всё! Только не надо больше бить! Прошу тебя! – последние слова Андрей произнёс уже с трудом: рот заполнила тёплая и вязкая кровь. Вчерашнее похмелье мигом трансформировалось в леденящий душу ужас перед неизвестным. Вопрос: «За что?» застрял где-то в глубине сознания, не желая прорываться наружу. Андрей в отчаянии подумал: «Этого не может быть со мной! Надо просто проснуться!», но медный вкус крови во рту говорил о том, что всё происходящее было кошмарной явью.
При слове «деньги» лицо недавнего собутыльника обезобразилось от гнева, глаза превратились в две узкие щёлочки, губы его побледнели, а рот перекосила страшная ухмылка. Он, как пуля, подскочил к Андрею вплотную, и, наклонившись, спросил:
- То есть, ты решил, что я – бедный грабитель? Не так ли? – следующий удар пришёлся Андрею в нос, что-то в нём хрустнуло, и кровь полилась ручьём. Смешавшись с кровью изо рта, всё превратилось в горячий красный поток, который уже невозможно было сдержать, и Андрея вырвало. Голова закружилась, стены стали уплывать, но тут он почувствовал стальную хватку на шее, мощная сила, заключавшаяся в этой руке, встряхнув, поволокла его по полу, они оказались в ванне. Где-то на краю своего сознания, Андрей услышал скрежет включаемого крана и звук льющийся воды. Он никак не мог вспомнить имя своего мучителя.
- Нет, я не позволю тебе вырубиться, - слышал он приглушённый голос незнакомца.
И, действительно, окружающие звуки становились всё дальше, как будто его голову обматывали плотной ватой. Внезапно, всё сознание превратилось в боль, его схватили за волосы и подставили голову под струю холодной воды. Андрей судорожно вздохнул полной грудью, при этом содержимое желудка вновь вырвалось наружу, превращая тело в одну сплошную боль.
- Не надо, - прохрипел он, - умоляю тебя, если тебе нужны де…
Не дав договорить, незнакомец с силой ударил его лицо о край ванны, осколки передних зубов, звякнув, скрылись в потоке ярко-красной воды.
- Если хочешь чуть-чуть продлить себе жизнь, - услышал он шипение едва сдерживаемого яростного крика незнакомца, - ты больше не заговоришь со мной о деньгах. Если я ещё раз услышу о деньгах, это будет твоей последней фразой. Кивни, если понял меня! – приказал он.
Андрей попытался, но из-за того, что его всё ещё держали за волосы, кивнуть получилось еле-еле. Для налётчика этого хватило. Он вновь опустил его голову под струю воды. Рассудок вновь пронзила боль, боль заполнила собой всё, что было ему под силу ощущать. «Неужели я так умру» - подумал Андрей. Он почувствовал себя во власти огромной безжалостной силы, которая будет его давить до самого последнего вздоха, эта сила не знала пощады. Кулак незнакомца, словно огромный молот, врезался Андрею в область печени. Мышцы сфинктера мочевого пузыря уже не смогли держать в себе содержимое, и тёплая струя потекла по его ногам. Ощущение собственного бессилия окутало его холодным саваном. Весь окружающий мир превратился в страх перед неумолимой жестокостью и беспощадностью. Всё это говорило ему о том, что он обречён. Андрей мысленно просил судьбу, чтобы он смог сейчас потерять сознание, это было бы для него освобождение от нескончаемой пытки, но поток холодной воды из под крана вновь привёл его в чувство. Боль, страх, обречённость заставили его смириться со своей участью и полностью ввериться судьбе. Воля отступила и затерялась в тёмных закоулках ужаса, который он испытывал. Наступил момент, когда жертва смирилась со своей участью.
- Ты, я смотрю, обмяк, да? – голос его мучителя стал спокойным, - неужели ты меня так и не узнал? Нет, так дело не пойдёт! Ты сначала должен узнать причину моего прихода к тебе, затем, ты должен узнать меня, а после, слышишь, только после этого ты должен сдохнуть! – коротко взвизгнул голос за спиной.
- Я тебя не понимаю… за что? - еле произнёс Андрей.
- Зато я всё понимаю, Андрей Тихановский! – в безумной злобе захлебнулся голос незнакомца. – Ничего, Андрюха, и ты всё поймёшь, только потом сдохнешь, а после я доберусь до остальных! Никого из вас я не забыл, точно так же, как не забыл того, что вы сделали с ней десять лет назад.
Нечеловеческая сила развернула голову Андрея, и он оказался лицом к лицу со своим мучителем. Незнакомец оказался высоким блондином с правильными чертами лица: серые глаза были полны ненависти и презрения к окружающему, по широким скулам бешено бегали желваки, бледные толстые губы скривились в подобии клоунской улыбки, выдвинутый немного вперёд, волевой подбородок говорил о решимости и жестокости своего обладателя.
- Ты, видимо, ошибся… я не тот, кто тебе нужен. Я не знаю тебя, – прошептал Андрей, стараясь не смотреть в его серые безжалостные глаза.
- Не знаешь? Это не совсем верно. Может, не узнаёшь?– колено незнакомца врезалось Андрею в пах, заставив его согнуться от боли. Свет вновь померк в его глазах. Не успев разогнуться, он почувствовал, как на голову обрушился сильный удар чего-то металлического. Затем в ванную с грохотом полетел флакон с пеной для бритья. «Меня убьют в собственной ванной. Забьют до смерти моими же вещами, а я так и не смогу это остановить. Я бессилен!» - с ужасом подумал он.
- Ложись на пол! – резко приказал мучитель. – На спину! Лицом ко мне!
Андрей лёг, как от него требовали. «А может закричать?» - подумал он, но тут же отказался от этой затеи. Были две причины не кричать: соседи привыкли к частым крикам его пьяных друзей на гулянках, которые Андрей устраивал в своей квартире довольно часто, а также он чувствовал, что если он закричит, то тот, кто его избивал, постарается, чтобы Андрей дорого заплатил за свой крик.
Вторая причина была наиболее весомой для отказа от идеи кричать. Незнакомец из заднего кармана штанов достал пожелтевшую от времени фотографию и сунул под нос Андрею:
- Смотри, Тихановский внимательно! Кого ты здесь узнаёшь? – незнакомец присел, резко скрипнули кожаные штаны, два пальца в перчатках, как прутья обхватили его щёки, - смотри, кого ты здесь узнаёшь? – повторил он, стукнув его затылком об пол.
- Это же мой класс! – коротко выдохнул Андрей, - Вернее, наш.
Лицо садиста скривилось в подобии улыбки:
- Да. Верно. Можешь не поправлять себя: это, именно твой класс, - швырнув голову Андрея на пол, палец незнакомца показал на симпатичную высокую девочку, которая сидела в самом первом, чуть в стороне от смеющихся и улыбающихся одноклассников, - а её ты узнаёшь?
Глаза Андрея последовали за пальцем незнакомца, затем он медленно перевёл взгляд на лицо своего мучителя:
- Не может быть! – в ужасе прошептал Андрей.
- Теперь я вижу, ты меня узнал! – садист не скрывал своего удовлетворения, - ты, наверное, вспомнил, что сотворил с ней десять лет назад, верно? Ты и твои дружки, до которых я пока ещё не добрался, а?
И тут Андрей не выдержал, не справившись с паникой, накатившей на него огромным цунами, он стал кричать, но из его горла вышел только болезненный хрип; кровь, начинавшаяся спекаться, начала образовывать густые тромбы, забившие глотку при попытке заорать. Огромный кулак-молот вновь обрушился на лицо Андрея, ломая нижнюю челюсть и выбивая остатки передних зубов. Удары продолжали сыпаться один за другим, но несчастный их уже не чувствовал. Следы собственной крови на чёрных перчатках того, кого он узнал, и хруст собственной челюсти было последнее, что он почувствовал, будучи в сознании. Увидев, что Андрей потерял сознание, незнакомца охватила ярость; он сомкнул пальцы вокруг шеи своей жертвы и сдавливал с силой до тех пор, пока лицо Андрея не посинело. Убедившись в его смерти, незнакомец макнул палец в кровь и нарисовал на кафельной стене ванной цифру два. Затем он вышел в комнату снял с себя верхнюю одежду из кожи, оставшись в серых джинсах и жёлтой рубашке с короткими рукавами. Верхнюю одежду он уложил в заранее принесённый пакет, туда же он бросил окровавленные перчатки. Пожелтевшая фотография отправилась в нагрудный карман рубашки. В задний карман джинсов легли ключи от квартиры Андрея: это место ему ещё сослужит службу. Взяв полотенце и с помощью него, открыв дверь, он постоял немного на пороге и, убедившись, что никого нет, как ни в чём не бывало, стал спускаться по лестнице. Спокойствие снова вернулось к нему, он зашагал к соседнему кварталу, чтобы выкинуть содержимое пакета в мусоросборник. Он сел на лавочку в этом же дворе: нужно было проследить за тем, чтобы его пакет навсегда затерялся в чреве машины, заглатывающей содержимое мусорных баков. Усевшись на маленькой скамеечке у одного из подъездов, он прикрыл глаза, вальяжно откинувшись на спинку лавочки; он наслаждался спокойствием. Он только что убил того, кто долгие годы оставался для него источником всего кошмара, мучившего его долгие десять лет. Теперь он его сам мучил, заставил пройти через настоящую боль, ввергнув в пучину истинного страха. Расправившись с мучителем, он не смог избавить свою память от угнетающих образов школьного выпускного вечера. Но были ещё и другие мучители, которые должны заплатить по этим счетам. Да, это был только второй, но теперь у него всё получилось гораздо расчётливей. И с Андреем он не позволил себе терять контроль над собой, как случилось с предыдущей жертвой. Недаром говорят, что первый блин комом. Виктор усмехнулся, отметив про себя, что чувство юмора его не покидает, а это хороший знак.
- Неужели, у тебя опять всё получилось? Удивительно, но всё мерзкое, что исходит от тебя, обязательно воплощается и сходит тебе с рук. Значит, уже второй? Сколько же ты всего собрался цифр чужой кровью начертить? Ответь, сынок! – услышал он рядом с собой знакомый язвительный голос, - Эх, ты, горе луковое, годы идут, а ты всё тот же озлобленный сукин сын! Жаль, так и не выбил я из тебя до конца это дерьмо. Но, ничего, всё равно рано или поздно тебя схватят и запрячут в психушку, именно там тебе самое место.
Отец сидел рядом на лавочке, щурясь от солнца. На губах играла пьяная улыбка. От него как всегда исходил запах одежды из кожи, который преследовал Виктора всю жизнь. Отец всегда знал обо всех мыслях своего ребёнка, невозможно было от него что-то скрыть. Сейчас, сидя рядом и наслаждаясь этим солнечным днём и своим полупьяным состоянием, он также не скрывал свою осведомлённость о делах сына. Это всегда бесило. Он навсегда остался самым главным человеком в жизни Виктора. Детство отождествлялось с большим и добрым папой, а подростковый и юношеский периоды с пьяным и жестоким отцом. Где-то, в потаённых местах своей души он до сих пор надеялся на похвалу или признание со стороны отца, Виктора бы устроила любая реакция с его стороны, лишь бы папа не отвергал, не обесценивал и не издевался над ним. Не получая ожидаемого, молодой человек выпустил наружу весь свой арсенал ярости и гнева. Но отец всегда видел, что злость сына – это, всего лишь результат подавленного чувства стыда и ощущение собственной никчёмности.
- Чего ты припёрся ко мне сейчас? Зачем ты всё портишь? Неужели ты и сейчас будешь продолжать отравлять мою жизнь? – сквозь зубы процедил Виктор.
В ответ на эти слова, отец громко рассмеялся. Смех его всегда был очень долгим, раскатистым. Смеясь над ним, папа мог пару раз притопнуть ногой, повторяя при этом последние слова сына, подчёркивая их ничтожность в своих глазах.
- Ну, надо же, «отравлять мою жизнь»! – отец большим пальцем утёр выступившую от смеха слезу, - тебя послушать, так ты, получается, жертва, как ни крути. Понемногу его смех стал тише и вскоре он спросил, склоняясь к самому уху сына:
- Ты говоришь про «отравленную жизнь»? Это после того, как зверски убил Андрея, который виноват лишь в том, что ты был таким безвольным рохлей, что не мог в своё время дать отпор этим сукиным детям? Неужели он «отравил» твою жизнь настолько, что ты счёл равноценным забрать его жизнь? А кто ответит за мою отравленную жизнь? Из-за тебя я навсегда потерял дочь! Тебе есть, что на это ответить, сынок? – отец положил руку на ремень своих кожаных штанов. Это всегда был плохой знак для Виктора. Этот жест значил, что через минуту голова его будет зажата между ног отца, а нижняя часть спины будет мишенью для ударов его ремня. Запах отцовских кожаных штанов заполнил собой всё пространство. На Виктора огромной волной накатило отчаяние, и в порыве этого чувства он прошипел сквозь зубы, стараясь вложить в свой голос всю ненависть к отцу, которая скопилась за долгие годы:
- Ты – конченая пьянь! Кто дал тебе право оценивать мою жизнь? Ты знать не знаешь, какие унижения и насмешки я перетерпел от него. Ты знаешь только то, что мы с мамой позволили тебе знать! Тебе всегда было плевать на меня и на маму! Если бы ты знал, как я ненавижу тебя! Прекрати меня преследовать! Ты уже три года как лежишь в земле! – последнюю фразу Виктор крикнул, задыхаясь от страха.
Он огляделся по сторонам: скамейка была пуста, вокруг никого не было. Он спешно встал с лавочки и быстрым шагом направился прочь с этого места, пока его поведение не стало объектом пристального внимания окружающих. От спокойствия не осталось и следа, боль пульсировала в висках, смех отца всё ещё отражался эхом в лабиринтах его сознания. Было одно единственное желание: уйти прочь от этого хохота и обволакивающего отовсюду запаха кожи отцовских штанов. Спустя некоторое время он уже бежал, не замечая никого вокруг, вызывая удивление и страх у случайных прохожих. Нужно было набраться сил, сосредоточится на следующем мучителе из прошлого. Они все до одного должны ответить перед ним за его поломанную жизнь. Но, вначале нужно забрать пакет с кожаной одеждой отца, у Виктора появилась уверенность в том, что она ему ещё понадобится.
Часть 3. Кровавый вечер.
- Слушай, я ему уже сегодня пятый раз звоню, а он не отвечает. Не похоже на Андрюху. Обычно он перезванивает тут же, - сокрушался Сергей, видно было, что этот молодой человек уже основательно поддал, а теперь желал продолжить начатое, но теперь уже в домашней обстановке – Вы же ещё вчера вечером договаривались, что сегодня у него сидим, - обратился он к Кате, с трудом фокусируя на ней взгляд.
- Может, тогда мы вообще, зря к нему идём, - Катя резко остановилась на лестнице, ей не нравилось, что её молодой человек где-то успел «принять» без неё и теперь она злилась на Сергея по каждому поводу.
- Да ладно тебе, Катюш, - примирительным тоном затараторил Сергей, - мы сейчас проверим просто, а вдруг он дома спит; он и уснуть может, что я его не знаю? Всё-таки, за одной партой сидели. Достучимся, не волнуйся! В дверь, если надо побарабаним. Откроет, никуда не денется. Договаривались же.
Поднявшись на третий этаж, Катя почувствовала какую-то беспричинную тревогу, в левой стороне груди появилась колющая боль, ноги налились свинцом от появившегося чувства тяжести. «Неужели уже на третий этаж трудно подниматься? – подумала она, - это в двадцать восемь-то лет? Что же со мной дальше будет?». Сергей уже стоял у дверей Андрюхи и упорно давил на кнопку звонка.
- Хорош звонить уже, - поёжившись от неприятного чувства, сказала Катя, - стрёмно же, когда какой-то пьяный тип настойчиво вдавливает звонок в стену. Подожди, сейчас откроет. Если он, конечно, дома.
- Что-то я не пойму, - медленно стал соображать Сергей, - он нас кинул, что ли? Вчера же договаривались, что вечером у него зависаем. Он же сам предложил выигрыш обмыть. И где теперь его искать? А может его Женёк с Денисом перехватили? Тогда, прощай все Андрюхины бабки. Пропьют всё без нас. Кстати, а вот Денис уже второй день «абонент – не абонент». Ты его, когда в последний раз видела? С Викой, по-моему, он тёрся позавчера…
- О какой Вике ты говоришь?
- Да, наша Вика… ну, помнишь выпускной? Я её сразу узнал, хоть и вид у неё сейчас, как у мужика. Жаль девку. Зря мы тогда…
Но Катя уже не слышала пьяный лепет своего парня:
- Подожди тарахтеть, - резко оборвала его она, - смотри, и часто Андрюха так напивается?
Катя подошла вплотную к двери и показала на едва различимую полоску света, выбивающуюся из щели приоткрытой квартиры.
- Дверь забыл закрыть, что ли? – Сергей тупо уставился на дверь, - так, давай зайдём, может, дрыхнет, скотина! – в голосе Сергея появилась радость от предвкушения скорой халявной пьянки.
В следующую секунду он уже открывал дверь квартиры с весёлым криком:
- Давай просыпайся! Не прокатит! Выигрыши надо обмывать! Куда это ты спря…
Вдруг его голос оборвался на полуслове, Катя тут же зашла в квартиру. Следуя какому-то интуитивному чувству, она разулась на пороге, оставив обувь на площадке. Первое, что ей бросилось в глаза – это куча кровавой рвотной массы в прихожей. След запёкшейся крови тянулся застывшим ручейком до дверей в ванную, там, на полу, распростёршись в застывшей позе, лежало тело Андрея. Посиневшее лицо было изуродовано многочисленными ударами чего-то огромного и тяжёлого. В открытых остекленевших глазах Андрея, казалось, до сих пор застыл ужас, подбородок был неестественно свёрнут на бок, в огромной луже крови белел кусок зуба. Джинсы Андрея были влажными, похоже, он обмочился от боли и ужаса. Катя стрелой кинулась к туалету, еле успев донести рвавшееся наружу содержимое своего желудка. Выйдя из туалета, она едва не потеряла сознание от удушающего запаха запёкшейся крови, она закрыла нос рукавом блузки, но запах, казалось, пропитал и её всю насквозь. Сергей стоял бледный, как полотно, невнятные хриплые звуки раздавались из его полураскрытого рта. Катя опустила глаза вниз и с ужасом увидела, как Сергей одной ногой стоял в луже крови. «Надо ему осторожно сказать об этом, - подумала она, - а не то, разнесёт в панике свои следы с кровью по всей квартире".
- Кто его…так? Кто, вообще, может так? – произнёс он хриплым голосом. – Неужели всё это из-за его грёбаного выигрыша?
- Надо ментов звать, - сказала Катя, поразившись собственному хладнокровию, - но для начала, сними свой левый ботинок и выйди из ванной.
Сергей, словно под гипнозом снял обувь и отдал Кате. Она пошла на кухню, смыла кровь из рельефной подошвы Сережиного ботинка, тщательно вытерла об дорожку на кухне и отдала Сергею, сидевшему на тумбочке для обуви в прихожей. Он был похож на мертвеца, глаза были широко раскрыты и смотрели в одну точку, лицо было белым, как мел.
- Сергей, сиди здесь, не куда не ходи! Я сама всё сделаю, - сказала Катя, глядя в его широко распахнутые глаза.
Оставив Сергея сидеть в прихожей, Катя молнией рванулась в комнату Андрея, открыв второй ящик письменного стола, она обнаружила деньги на месте. Будучи в прошлом его девушкой, она прекрасно знала, где он хранил деньги. Они лежали аккуратной стопочкой в самом углу выдвижного ящика. Пересчитав их, она обнаружила, что ничего не пропало. Было ровно семьдесят тысяч, именно такой суммой выигрыша хвастался вчера Андрей по телефону. «Представляешь, Катюш, на семьдесят косарей я сегодня автоматы «нагрел»! Так что, завтра бери своего алконавта и вечером оба ко мне! Обмоем такой выигрыш, как белые люди», - захлёбываясь от радости, сообщил они ей. «Оказывается, его убили не из-за выигранного им накануне: если бы нужны были бы деньги, убийца бы их забрал», - думала Катя. «И вообще, зачем так уродовать, а потом убивать из-за денег, которые уже в руках, не думаю, что Андрей долго держал в тайне место, где он их держал, наверное, сразу предложил убийце забрать всё, только бы не убивали». Андрей жил один, из родственников была жива только его мать. Ей понадобятся эти деньги. Очень понадобятся. Она будет в них нуждаться больше, чем тот, кто найдёт их при обыске квартиры Андрея. Катя положила хрустящие купюры себе в сумочку, их надо занести домой, а потом вернуться и вызвать полицию. Выйдя в прихожую, она обнаружила Сергея в той же неподвижной позе, склонившись к нему, она отчётливо произнесла:
- Серёженька, милый, можешь сейчас идти? Тогда посиди здесь. Я вернусь через минут десять, только до дома добегу и назад. Выигрыш Андрея надо будет потом его маме передать. Это будет правильно. Слышишь меня, Серёженька?
Сергей посмотрел на неё отсутствующим взглядом и кивнул головой.
- Ну, вот и молодец! Я всегда знала, что на тебя можно положиться. Только никуда не выходи. Я пулей: домой и обратно! Потом вместе ментов вызовем, только запомни: выигрыша никакого не было! Деньги мы все до копеечки маме Андрея передадим. Я скоро! Я тебя очень люблю!
Катя, прикрыв за собой дверь, выпорхнула из квартиры Андрея и на одном дыхании добежала до первого этажа. «Надо быстрее! Надо спешить!», - бешено колотилось в голове.
Оставшись один в квартире убитого друга, Сергей медленно встал и на негнущихся ногах двинулся в ванную. В голове крутилась, подобно заезженной пластинке, одна единственная мысль: «Этого не может быть!». Встав на колени в лужу крови и взяв голову Андрея в руки, Сергей истошно закричал. Разрывающий душу крик вырвался из груди Сергея, острым ножом разрезая тонкую материю тишины квартиры мёртвого друга. Входная дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина лет пятидесяти в домашних трениках и тапочках:
- До каких пор будут продолжаться ваши сумасшедшие вечеринки? Вы когда орать на весь подъезд прекратите? – голос мужчины осекся, как только он увидел кровавый след через весь коридор. След вёл к распахнутой ванне, оттуда раздавался крик. Нервно поправив очки, мужчина шагнул к раскрытой двери ванной. На полу лежал труп хозяина квартиры с окровавленной головой, рядом с ним, в луже крови на коленях стоял парень, он держал в руках изуродованную голову и истошно вопил. Выпученные глаза свидетельствовали о невменяемости этого парня. Мужчина пулей вылетел из квартиры, захлопнул за собой дверь и побежал вызывать полицию на место преступления. Через закрытую дверь квартиры продолжал доноситься крик, казалось, несчастный уже не понимал, что происходит вокруг. Безумие плотными щупальцами охватило сознание Сергея, выдавливая из него навсегда остатки разума. Между тем, на лестничную площадку третьего этажа стали собираться соседи.
- Сколько можно уже? Когда этот балаган прекратится? – тяжело ступая толстыми ногами-тумбами и еле справляясь с отдышкой, зычным голосом возмущалась тучная соседка со второго этажа.
- Да, кто ж там так глотку надрывает? Что там могло случиться? – с четвёртого этажа, осторожными шагами спускалась молодая девушка, кутаясь в халат.
- Пора уже на этого Андрея-баламута меры принимать. Гляди-ка, как орёт, - тучная соседка уверенно направилась к квартире Андрея, - надо уже прекращать этот беспредел!
- Не надо, Зоя, не звони и не стучи в дверь! Там произошло убийство! Полицию я уже вызвал. Сейчас приедут, - мужчина в очках стоял у дверей злосчастной квартиры, показывая своим видом, что никого, кроме полиции пропускать внутрь не намерен, - Я заходил туда! Андрея убил его друг собутыльник, убил прямо в собственной ванной. Там всё в крови. Это убийца кричит, он, наверное, совсем обезумел.
На мгновение среди соседей воцарилась мёртвая тишина, затем девушка вскрикнула:
- Господи, да что ж такое происходит! В собственной квартире убивают!
Тем временем, людей на лестничной площадке собиралось всё больше и больше. В разговорах соседей всё чаще слышалось слово «маньяк». Все они уже знали, что предполагаемый преступник находится в квартире. Многие с опаской смотрели на входную дверь злосчастной квартиры, ожидая внезапного появления убийцы.
С улицы послышался шум подъезжающей машины, спустя минуту, по лестнице раздался топот поднимающихся сотрудников полиции. Катя опоздала. Через несколько минут Сергея выводили в наручниках, одежда и руки его были в крови, отсутствующий взгляд, скользнув по Кате, продолжал блуждать по толпе соседей. Он не узнал Катю. В его взгляде было безумие. Надо было срочно уходить, чтобы и её кто-нибудь не признал, как частую гостью Андрея. В отчаянии она побежала домой. Теперь, самое главное, чтобы никто не знал, что она была в квартире Андрея. Теперь не было сомнений в том, что убийство повесят на Сергея, а если кто узнает, что и она была рядом с ним, то Катя будет соучастницей и ничего не сможет доказать, потому что её единственный свидетель Сергей уже не в состоянии ни подтвердить, ни опровергнуть что-либо. Надо было тщательно обдумать свой разговор со следователем, её всё равно вызовут на допрос. Но перед этим нужно обязательно навестить маму Андрея, естественно, после того, как до неё дойдёт весть об убийстве сына. Дойдя до дома, Катя была по-настоящему благодарна маме, за то, что этот кровавый вечер не продолжился озлобленными расспросами о том, где Катя была. Войдя в свою комнату, Катя упала на свой диван и зарыдала. От былого хладнокровия не осталось и следа; Катя плакала по двум потерянным навсегда любимым людям. Одного зверски убили, второй, похоже, уже никогда не будет таким, каким она его любила. Её также очень пугала цифра «два», нарисованная кровью Андрея на стене его ванной. Тот, кто её нарисовал, по всей вероятности, лишь недавно начал отсчёт. Сколько ещё будет цифр и сколько ещё будет жертв – это вопросы времени. Почему-то, Катя была уверена, что всё только начинается. Маньяк только входит во вкус.
Часть 4. Гости из прошлого.
Лифт снова не работал, он не любил ходить пешком, от этого появлялась отдышка и слегка кружилась голова. Но, не смотря на всю его нелюбовь к пешим подъёмам по лестнице, он шёл наверх, ступенька за ступенькой, отсчитывая пройденные этажи. На одиннадцатом этаже его всегда ждала мама. Она была единственным во всей Вселенной человеком, который принимал и любил его таким, какой он есть. Она продолжала его любить, несмотря на все те изменения, которые произошли в нём за последние семь лет. Виктор был ей благодарен за всё то, на что она пошла ради него. Десять лет назад они переехали в этот спальный район города. С тех пор не проходило и дня, чтобы мама не скучала по своей старой квартире и по своему прежнему ребёнку. Три года назад трагически погиб её муж, отец Виктора; смерть была нелепой. Перемены, произошедшие в Викторе, не понравились отцу, он стал в очередной раз критиковать и отсчитывать своё чадо с криками и руганью, сын лишь робко пытался оправдаться. Этот вечер три года назад закончился трагично для матери и сына, отец, будучи пьяным, вышел покурить, а через некоторое время раздался его душераздирающий крик и сильный грохот. Оказалось, что он упал с лестничной площадки одиннадцатого этажа в пролёт. Смерть наступила мгновенно. Вскоре, после похорон, мать слегла. Она стала увядать у Виктора на глазах; ему было очень больно день за днём наблюдать, как угасает молодость и энергия мамы. Мама для Виктора была самым близким человеком. Мама решила переехать в другой район города после случившегося с ним десять лет назад. Только мама защищала его перед пьяным отцом, готовым жестоко наказать его по самой незначительной причине. Он никогда не оставит её, он будет рядом с ней до самого конца.
Последнее время события из прошлой жизни всё чаще и чаще становились незваными гостями. Воспоминания из прошлого были единственными гостями, которые посещая мысли Виктора, наполняли его жизнь смыслом. Смысл жизни был в мщении. Только окунаясь в события давних лет, он мог позволить себе пережить настоящие чувства, да, в основном, это были боль, обида, стыд, но, всё-таки, это были его чувства. Он остановился на пятом этаже и посмотрел вниз, туда, где три года назад лежал труп его отца. Виктор жалел только об одном: папа очень легко отделался. Зря он тогда погорячился и утратил контроль над собой, отец всё равно был в стельку пьян. Виктор, немного постояв над лестничным пролётом, вновь ясно увидел распростёртое тело его родителя. На этот раз его воображение вновь сыграло с ним в свою игру: голова отца неестественно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Виктор с силой зажмурил глаза, раздался оглушительный пьяный хохот:
- Изменив форму, ты так и не изменил содержание! – произнёс совершенно незнакомый голос, который, судя по его звонкости, принадлежал ребёнку.
- Кто это сказал? – прошептал он в страхе, продолжая держать глаза закрытыми.
- Не торопись, в своё время ты это узнаешь, - продолжал голос, в его раздражённых нотках, Виктор уловил разочарование, - почему ты зажмурился? Кого ты боишься увидеть?
Виктор открыл глаза. Перед глазами поплыли разноцветные круги и пятна, несколько ярко красных пятен, кружась и танцуя, вновь превратились в окровавленное лицо трупа. На месте глаз зияли огромные чёрные дыры, из которых сочилась густая тёмная кровь. Рот был распахнут в безумной ухмылке:
- С кем это ты только что говорил, сынок? – голос отца звучал требовательно и надменно.
- Я не знаю, кто это был! Я первый раз слышу этот голос! Я больше не хочу его слышать! – тихо, дрожа от страха, прошептал Виктор.
- Неужели, испугался? – продолжал издеваться отец, уставившись на сына пустыми глазницами черепа, - и что же он тебе такого сказал, что ты готов потерять сознание от страха? Я хочу, чтобы ты мне всё рассказал!
Многократное эхо повторило это требование отца. Виктор в отчаянии закрыл уши обеими руками, но эхо продолжало перекатывать последние слова у него в голове. «Этого ничего нет! На самом деле этого ничего нет!» - твердил он про себя эту спасительную фразу. Внезапно наступившая мёртвая тишина, казалось, оглушала ещё больше. Стало настолько тихо, что были слышны удары его сердца, оно готово было разорвать грудную клетку своим биением. Он стал задыхаться. Не сдержавшись, он посмотрел вниз, труп всё ещё лежал на прежнем месте, внимательно взирая на него пустотой мёртвых глазниц.
- Неужели ты никогда не оставишь меня? – сдерживая слёзы, спросил Виктор. – Почему ты преследуешь меня?
Мёртвый отец повернулся к нему всем телом при этом лужа крови, в которой он лежал, разлилась ещё больше:
- А ты думал, что навсегда избавился от меня? Ты серьёзно полагал, что только тебе под силу решать, кому исчезать в твоей жизни?
На этот раз голос отца был глухим, словно он лежал на дне заброшенного колодца. Виктор даже почувствовал запах сырой земли, словно он опять держал её горсть в руках, чтобы в следующее мгновенье бросить в папину могилу.
- Ты виноват, что я потерял дочь! Мою любимую дочь! – произнеся эту фразу, видение отца стало дрожать в глазах сына. Виктор плакал.
- Всё равно, папа, больше всего на свете ты хотел сына! Я твой сын! Почему ты меня не называешь любимым?
- Ты всегда был глух к таким словам, сынок! Они для тебя лишь, пустой звук. Только в детстве ты был самим собой! Вспомни, как мы все были счастливы! Я не знаю никакого сына, я знаю только свою дочь.
Опустошив себя до предела столь тяжким разговором, Виктор сел на ступеньки, подтянув колени к подбородку. Яркая картина из детства выплыла из глубин его памяти: они с папой играют в баскетбол. Они часто, объединившись с другими ребятами из их двора, играли против команд соседних дворов. Витька выигрывает мяч у Андрея и отдаёт пас отцу, папа вырывается вперёд, отдаёт пас Вике, та забрасывает его в корзину. «Молодец, дочка! Всех пацанов обскакала и попала в цель! Настоящая пацанка!». Вика залилась румянцем от удовольствия; она всегда радовалась, если папа называл её пацанкой, она знала, что папа всегда хотел, чтобы у него был сын. В улыбке Вики и похвале отца, Виктор видел лишь то, что он никогда не станет таким сыном, которым отец будет гордиться.
Резко поднявшись со ступенек и встряхнув голову, он прогнал мучительные воспоминания, навязанные ему мертвецом. Он посмотрел вниз. Лестничный пролёт был пуст. Вскоре вернулись повседневные звуки жизни жилого дома: с шумом хлопнула входная дверь подъезда, послышалось шуршание чьих-то тапочек, затем последовал грохот закрываемой крышки мусоропровода. Реальность вновь заняла своё привычное место, оттеснив на задворки бытия страхи и видения Виктора. Постепенно, шаг за шагом, поднимаясь по лестнице, он приходил в себя, лишь взмокшая от пота рубашка, свидетельствовала о недавних переживаниях. Мама обязательно заметит по его внешнему виду, что сына что-то терзает. Мокрую рубашку можно было списать на подъём пешком, но вот нахмуренное лицо без его широкой улыбки, она воспримет, как повод для волнений. Нельзя заставлять маму волноваться. Нужно привести в порядок свои мысли и чувства. Он остановился на восьмом этаже, присел на исписанный подростками подоконник, закрыл глаза и позволил другим гостям из прошлого посетить свои мысли. Нужно изменить мысли, чтобы изменить чувства и предстать перед мамой с улыбкой на лице. Виктор вспомнил разговор отца с матерью, подслушанный им в детстве. Это был первый раз, когда он заметил, что отец становится жестоким.
- Нет, Лариса, за такое нужно наказывать и наказывать строго! С ума сойти, ребёнку только восемь лет исполнилось, а мне уже жалуются родители других детей, что, дескать, ваше чадо хватает за волосы девчонок в классе, дерётся с пацанами, и, вообще, ведёт себя, как отъявленный хулиган. Ты представляешь, что будет дальше? – отец немного выпил и тон его голоса нарастал.
- Подожди, Олег! Я тебе не позволю распускать руки. Нужно выяснить сначала, правду ли тебе говорят? Не хочешь сначала всё выяснить? Поговорить со своим ребёнком? Поговорить с другими детьми? – мама всегда защищала своё дитя перед отцом.
- То есть ты считаешь, что все вокруг наговаривают на нашего ребёнка? Я – отец! – уже кричал он, - Разговоры – это по вашей, женской части. Тебе делать нечего, ты и разговаривай. А я разбираться не буду, без вины виноватых не бывает.
В следующую секунду отец вскочил со своего стула, кинул на стол ещё нераскрытую газету и, расстёгивая ремень, звал Виктора.
- А, ты уже здесь, - сказал он при выходе из кухни, - это даже хорошо, что тебе всё было слышно, я не стану тебе всё повторять. Хочешь выглядеть как хулиган? Хочешь жить как хулиган? Тогда имей в виду, всех хулиганов наказывают отцы ремнём. Так что, получай свою получку!
Голова Виктора моментально оказалась зажатой сильными ногами отца, ремень взвился ввысь, громко рассекая воздух. Первый удар на минуту отнял дар речи, Витя хотел громко закричать от боли, но у него лишь получилось беззвучно раскрыть рот, словно рыба. Крик застрял в горле. На второй раз папа промахнулся и съездил ремнём себе по ноге, Виктор услышал, как отец разразился уличной бранью. Кожаные штаны больно давили на уши, попытка вырваться из этого цепкого захвата привела лишь к третьему удару ремнём. Мать заголосила и бросилась на отца:
- Прекрати, бить ребёнка, животное!
Отец с силой оттолкнул ее, и мама упала к раковине. Затем последовал ещё один, самый сильный удар, который и стал причиной новых, ещё незнакомых ощущений: внизу живота что-то защекотало, голова стала лёгкой, боль отступила, уступив место вновь появившемуся чувству: «Ну и пусть он меня бьёт, все отцы бьют своих сыновей! Если папа меня бьёт, значит, я – пацан!». Затем ноги расступились, освобождая его голову из плена запаха кожи папиных штанов, и в мгновение ока сильная рука толкнула его к матери, он упал рядом с ней. Мама тут же его крепко обняла.
- Вот, теперь, я сделал своё дело! Наказал, как полагается отцу! Теперь можете поговорить о чём угодно, - шатаясь, он тщетно пытался вдеть ремень в штаны. Руки его дрожали от пережитого напряжения и от алкоголя. Бросив возиться с ремнём, он лихо перекинул его через плечо и подошёл к ним очень близко.
- Если я ещё раз буду недоволен твоим поведением, я буду тебя бить! Как того и заслуживают настоящие хулиганы. Хочешь им быть? Значит, будешь получать!
На какую-то минуту, пьяный взгляд родителя посмотрел на него более пристально, под таким взглядом маленькому Вите стало неудобно и стыдно, как будто его уличили в занятии чем-то непристойным.
- Тебе что, понравилось? – он его схватил двумя пальцами за щёки, - я вижу, что понравилось.
Неизвестно, чем закончился бы этот вечер, если бы не мама. Она тут же уверено и быстро встала на ноги, папа поспешил встать так же быстро, но покачнувшись от резкой попытки, слегка отступил от них. Мама шагнула навстречу ему и отвесила звонкую пощёчину:
- Если ты ещё раз попытаешься начать воспитывать, мы уйдём от тебя, понял? Не смей больше трогать ребёнка и не вздумай больше высказывать свои грязные мысли! – в голосе мамы чувствовался сильный испуг. В тот вечер она тоже заметила в глазах Вити перемену, свидетелем которой стал её муж.
Отец очень часто терял контроль над собой, это и было причиной всех его неудач и бесконечных поисков новой работы: никто не хотел иметь ничего общего с отчаянным сорокалетним подростком, который готов дать волю языку и рукам. Виктор вспомнил, как он потерял контроль над собой в последний раз, точно так же, как отец. Он снова почувствовал горьковатый вкус алкоголя вот рту и дикую ярость, которую уже невозможно сдержать в себе. Из-за этой неконтролируемой гневной вспышки он очень быстро убил Дениса, тот, кто был первым, ушёл в мир иной очень быстро, не мучаясь и не осознав, за что принял смерть. Больше такого Виктор не допустит. Самое главное – это контролировать себя.
Неизвестно, сколько бы он ещё просидел на подоконнике восьмого этажа, если бы не открылась дверь одного из соседа. Дяде Грише было за семьдесят, он вышел покурить.
- А, Виктор, приветствую! Что ж ты, голубчик, на грязном подоконнике расселся? – пенсионер явно был настроен на долгий и бессмысленный разговор с едва знакомым соседом.
Виктор встал, пожал сухую старческую пятерню, посмотрел в выцветшие глаза старика и стал подниматься по ступенькам, задерживая дыхание, чтобы не вдыхать исходящий от дяди Гриши запах старости.
- Понимаю тебя, - не унимался дядя Гриша, - Ларисе Александровне ты нужен куда больше, чем выжившему из ума старику. Кстати, как она себя чувствует?
- Плохо, - буркнул Виктор, понимая, что быстро отделаться от дяди Гриши не получится.
- Очень жаль, - продолжал дядя Гриша, разминая в дрожащих руках сигарету и радуясь возможности поговорить с кем-то кроме четырёх стен своей квартиры, - обязательно передай ей от меня привет! Я очень хорошо знал её мужа, твоего отца. Отличный был мужик. С руками золотыми. Правда, выпивал. Ну, а у тебя как дела? – с присущей старику хитростью, дядя Гриша хотел всячески продлить возможность поговорить с соседом...
- Так себе, - ответил Виктор, - По-разному бывает.
- Ну, хорошо, не хочешь говорить – дело твоё, - в голосе прозвучали нотки детской обиды, - можешь идти дальше!
Виктор молча посмотрел на старика, не зная, что ответить. Вероятно, его неловкое молчание тянулось бы ещё, бог знает сколько, если бы Григорий Иванович не нарушил его своим извинением:
- Прости ты меня, Вить, Бога ради! Просто это всё от одиночества: не с кем поговорить старику, вот и приходится приставать с всякими расспросами к соседям. Не смею тебя задерживать более; Лариса Александровна в тебе нуждается куда сильнее, чем я, - и опять в голосе пожилого мужчины прозвучали нотки обиды, но теперь к ней ещё присоединилась и грусть. На какой-то момент Виктору даже захотелось остановиться и обнять старика за плечи, сказать ему что-то хорошее и доброе, но эта секунда очень быстро прошла, стоило ему представить, как сблизит с дядей Гришей его секундный душевный порыв, и тогда, действительно, будет очень трудно от него отделаться. С людьми лучше держать дистанцию, а ещё лучше – оставаться для них чужим.
- Всего хорошего, Григорий Иванович! – попрощавшись, он резко развернулся и стал быстро подниматься по лестнице. Оставшиеся три этажа он пролетел на одном дыхании. Открывая ключом двери в квартиру мамы, он отметил у себя полное спокойствие и полный контроль над своим состоянием. Ему нравилось, когда он контролировал происходящее. Там, на пятом этаже, он просто расклеился. А в квартире Андрея он погорячился, когда придушил Дениса в один момент. Ничего, с каждым может случиться приступ душевной слабости или неконтролируемой ярости, главное не это, главное, делать выводы из печальных уроков прошлого. Теперь голова была ясной, а мысли в ней казались чёткими и правильными. Он открыл дверь и зашёл к маме, с широкой улыбкой на лице.
Часть 5. Первый.
- Давай, давай смелей шагай, - подбадривал его Денис, поднимаясь по ступенькам до квартиры Андрея, - Андрюха – нормальный мужик. У него можно забуриться без проблем. Соседи, правда, достают иногда, но с ними разговор короткий.
Было видно, что Денис находится на той стадии опьянения, про которое говорят «море по колено». На третьем этаже они остановились. На стук Дениса дверь открылась, показав взлохмаченную голову хозяина квартиры.
- Ну, здорово, что ли? Открывай ворота! Скорая приехала! Сейчас тебя лечить будем. Мы тут с Витьком решили к тебе в гости пожаловать. В твоих любимых игровых автоматах встретил его: если бы не я, то Витёк, вообще без копейки бы остался: вовремя его остановил, - гордо выпятив грудь, произнёс Денис, - за это, чувак решил проставиться. Ну, не на улице же нам бухать! А тут ещё вспомнил, что ты, наверняка болеешь. Вот, что такое настоящий друг!
Андрей протянул руку Виктору:
- Здорово! – обрадовался он, - ты, Вить, заходи, не стесняйся!
Виктор прошёл на кухню. Неожиданно для себя он почувствовал растерянность, ему захотелось убежать от них, но так, чтобы больше никогда не вспоминать о том, какая отвратительная грязь была связана с этими людьми. Его мысли прервала рука Дениса, с силой опустившаяся ему на плечо:
- Давай, присаживайся, все свои, - осоловелые глаза Дениса смотрели на него с безумной радостью.
- Ты даже не представляешь, насколько ты прав, насколько мы все – свои, - Виктор также с силой хлопнул Дениса по плечу, а затем он сжал его, представляя, какое удовольствие он получит от хруста перелома его ключицы.
- Ну, ты, бычара, убери руку больно же! – взвизгнул Денис, глаза его на секунду, отразили страх. Денис был самым трусливым из всех.
- Ну, всё, хорош уже! И так башка трещит. Ещё не хватало ваши детские забавы слушать. Давай, наливай, я с вами посижу немного, потом спать пойду, а вы сами тут управитесь. У меня завтра важный день: завтра поиграть хочу, даже деньжат для этой цели у мамы взял.
- Играть, играть, - недовольно пробурчал Денис, - сколько же можно деньги просаживать, хоть раз бы выиграл, а то всё, как лох, спускаешь. Ладно, твоё дело, - Денис изловчился и выпил полстакана водки.
Андрей молча выпил, угрюмо посмотрел на Дениса:
- Заткнулся бы ты уже, тебя, вообще, вон, лечить пора; хотя, третья стадия уже неизлечима. Как ты его нашёл? – последние слова были обращены к Виктору.
- Это скорее он меня нашёл; представляешь, сидел, играл себе спокойно, никого не трогал, а тут он, - Виктор указал пальцем в сторону Дениса.
- Ну как же он мимо бабок пройдёт, - усмехнулся Андрей, - его же жаба душит, когда человек играет, вместо того, чтобы с нашим Дениской денежки проторчать. Пройденный вариант. Он меня тоже, таким образом, не раз «спасал».
- Ладно, вы сидите, отдыхайте, а я спать! Вить, как только этот погаснет, - Андрей кивнул головой в сторону Дениса, - ты его в кресле спать оставь. Будешь уходить, просто дверь захлопни!
Затем, протянув руку Виктору, он добавил с улыбкой: «Я думаю, ещё увидимся, ты, я вижу, тоже играешь!»
«Конечно, увидимся! И даже поиграем, только ты вряд ли от этой игры будешь в восторге» - с чувством волнения подумал Виктор, вслух же произнёс:
- Давай! Не волнуйся, я тут за всем присмотрю.
* * *
Когда туман в голове рассеялся, когда первые проблески осознания осветили его разум, первое, что он почувствовал это адская боль в руках. Его глаза бессмысленно смотрели на труп Дениса, лежащий на трубах в подвале. Виктор сожалел о содеянном, он не мог себе простить того, что слишком быстро его убил. Он жалел, что этот негодяй даже не понял, за что был убит. Виктор вновь потерял контроль над собой; в какой-то момент Денис выдавил из себя ухмылку, и именно эта пьяная ухмылка стала для Виктора последней каплей его терпения. Дальше он просто не мог смотреть на него: он встал позади него, назвал своё имя и класс, в котором учился и локтевым захватом стал душить его. Денис почти не сопротивлялся, если не считать слабые попытки вырваться с помощью хаотичных ударов ногами в сторону убийцы. Виктор держал долго, даже после того, как тело обмякло и повисло на его предплечье. После того, как жизнь перестала биться в столь ненавистном человеке, он с досадой швырнул труп на кресло. Затем, на какое-то время реальность уступила место надвигающемуся холоду сюрреализма.
- Вот это, я понимаю! Столько злости! Ты и впрямь, действовал, как мужик! – голос отца раздался за спиной, как будто он стоял на пороге кухни в своей излюбленной позе, расставив руки по обеим сторонам прохода двери. Когда он так стоял, то не было никакой возможности избежать его гнева. Виктор втянул голову в плечи от страха, лоб его покрылся испариной, рубашка на спине моментально стала мокрой.
- Ты меня назвал мужиком? – робко прошептал он.
- Ты же именно этого хотел всегда, - засмеялся отец за спиной, - только то, как я тебя назову, ничего не изменит. Ты – убийца! Безжалостный убийца!
- Ты прекрасно знаешь, что они сделали! – прошипел Виктор в ярости, - я просто хочу отомстить подонкам.
- Каким подонкам? Какая месть? Ты даже не дал ему понять, за что ты его лишаешь жизни. Ты просто жестоко задушил беспомощного пьяницу. Это убийство! Это равносильно тому, если скинуть родного отца с одиннадцатого этажа в лестничный проём. Кстати, ты тогда тоже подошёл сзади. Помнишь, наверное? – голос отца звучал монотонным, механическим монологом. У Виктора даже сложилось впечатление, что если заткнуть уши руками, то он всё равно будет слышать этот безжизненный голос.
- Ну, что ж, всё только начинается, - прошептал Виктор, - ещё есть и другие, которым я обязательно дам понять, за что я их убиваю. Ты меня хочешь наказать, папа? – спросил он, так и не смея обернуться назад.
- Нет, сынок! Теперь ты сам наказываешь! Ты продолжаешь наказывать себя, как и прежде, через боль и страдания других. Но я знаю, что рано или поздно тебя упрячут туда, где тебе самое место. Так что, торопись, у тебя очень мало времени, гораздо меньше, чем ты думаешь.
- Папа, - произнёс Виктор, - мне понадобятся твои кожаные штаны и жилетка. Они должны стать моими… на время.
Внезапно наступила мёртвая тишина. Не было слышно ни звука. Взгляд Виктора упал на окно. За окном была ночь. Затем звуки реальности одним за другим стали возвращаться к его сознанию: храп Андрея в соседней комнате, тиканье часов в коридоре, звуки капающей воды из полураскрытой ванной, урчание работающего холодильника. Виктор огляделся: тело Дениса нельзя было оставлять в этом кресле. Он его перетащит в подвал, таким образом, он выиграет некоторое время. Отец сказал, что времени мало; папа никогда не ошибался в таких вопросах.
Оттащив мёртвого Дениса в подвал, Виктор снова потерял счёт времени. Он стал ждать голос отца. Он до сих пор не мог поверить в то, что отец знает, что его сын убил его. Это было сделано как в каком-то странном полусне: Виктор подошёл сзади и, схватив отца за ноги, перекинул его через перила. Звук упавшего тела отца был похож на удар огромного арбуза об асфальт. Этот звук будет преследовать его всю жизнь. Отец так и не захотел его принимать таким, какой он стал.
Часть 6. Мама.
Лариса медленно легла на диван. Ноющая боль в пояснице лишала её удовольствия подолгу сидеть у окошка в ожидании Вики. Она упорно надеялась увидеть её в окно, как в детстве, когда она ждала его из школы. Диван, тяжело скрипнув своими пружинами, позволил её пояснице расслабиться; на какое-то время даже ушла боль, но после того, как спина привыкла к лежачему положению, мучение продолжилось. Теперь нужно было найти такое положение тела, при котором резь в пояснице становилась терпимой. Лариса легла на левый бок. Пытка прекратилась. Не мешало вздремнуть, пока явь не стала настолько невыносимо болезненной, при которой она надолго утрачивала сон. Лариса боялась уснуть, когда в квартире не было Вики. Очень часто в последнее время она стала ощущать, насколько тонкой становилась грань между её сном и явью. Казалось, ещё чуть-чуть и хрупкая картина полупрозрачного сновидения рассыплется, уступая место страшной реальности, которая поджидает её за тоненькой ширмой болезненного полузабытья. Когда ей удавалось заснуть одной в квартире, Лариса всегда боялась закричать во сне от очередного кошмара, тянувшего свои холодные пальцы к её рассудку. Ей часто снилась Вика. Почти что, всегда этот сон начинался одинаково: они с дочерью гуляли по парку, уходя по аллее всё дальше и дальше. Прохладный вечер и неспешная прогулка успокаивали её. Она с удовольствием слушала рассказ дочери о своих успехах в университетской баскетбольной команде: она гордилась Викой! Чем дальше они уходили по тропинке парка, тем быстрее надвигались сумерки и замедлялся их шаг. В какой-то момент тьма опускалась на них, а идти становилось всё труднее и труднее: ноги с трудом отрывались от земли. Паника начинала охватывать её душу. Она пробовала позвать Вику, но она не могла разомкнуть губы, словно кто-то склеил их изнутри. Вдруг она стала ощущать на себе чей-то пристальный взгляд. Этот взгляд принадлежал её дочери, но она была совсем другой: холодные глаза, сжатые губы, бегающие по скулам желваки. Всё это придавало грубость её чертам лица. Это ощущение присутствия изменений в лице дочери, появление у неё стального холодного взгляда, порождало в матери первобытный страх: забыв про всё, она пробовала спастись бегством, но, как часто это бывало в её снах, ноги становились ватными, и она не смогла сдвинуться с места. Ей так и приходилось стоять в темноте, боясь оглянуться и увидеть в дочери то, что появилось много лет назад. В следующий миг её сна она оказывалась в своей квартире, где к её возрастающему ужасу, она обнаруживала снова и снова стены с остатками обгоревших обоев, обугленная мебель, развалившаяся на куски, как будто произошёл страшный взрыв. С гулко бьющимся сердцем стояла она посреди этого следа пожарища, происшедшего в прошлом (а может быть и в будущем), продолжая чувствовать на себе этот пристальный взгляд того, кто завладел её дочерью. На этом кошмар не заканчивался: окровавленная голова Вики могла появиться уже из-под сгоревшего остова кровати, тогда её обезображенные губы хрипло шептали: «Прости меня, мама!». Хотя Лариса и понимала, что это была часть её видения, которая догоняла её в те моменты, когда её разум ещё окончательно не освободился от оков сна, лучше от этого не становилось. Когда рядом была Вика, она чувствовала себя защищённой. Ей можно было рассказать о своих страхах и кошмарах, дочь всегда могла её пожалеть и посидеть рядом. Это придавало спокойствия и уверенности матери. Но, в последнее время, мать стала замечать, что у дочки есть свои поводы для опасения и тревоги. Лариса стала обращать внимание на улыбку Вики: она не была естественной. Как будто она надевала улыбающуюся маску перед тем, как войти к ней. Её глаза при этом не улыбались. Взгляд был напряжённым и пристальным, как будто она подозревал всех в том, что они имели неосторожность пробраться в её мысли и узнать её истинные чувства. В эти моменты мать часто содрогалась от воспоминаний своего сна. Она много раз пыталась начать разговор с дочерью об этом, хотела ей помочь разобраться в её переживаниях, но как только мать делала попытку разговорить дочь, она тут же закрывалась от матери, словно моллюск в створки своей раковины: появлялась улыбка на лице и звучало:
- Мама, не переживай! Со мной всё в порядке!
И Ларисе оставалась один на один с догадками и домыслами относительно происходящего в душе своего ребёнка. Может она тоже, как и Лариса всё ещё не могла до конца принять смерть Олега. Именно эта версия казалась матери более подходящей. Ведь, перед его трагической и нелепой смертью, они очень сильно ругались: отец даже хотел ударить дочь, но Вика, ловко поймав его руку, оттолкнула отца, и тот шлёпнулся в кресло.
Мысли о прошлом дочери также не давали ей покоя. Вика пережила настоящий ужас десять лет назад: четверо одноклассников изнасиловали её после выпускного вечера. Её лучшая подруга Катя цинично наблюдала за происходящим со стороны, как потом выяснилось, они все просто хотели раз и навсегда проучить Вику за её, как они ей потом сказали, бахвальство и заносчивость. Вика была из тех девчат, о которых говорят: «Ей пальца в рот не клади». Многие в школе были недовольны поведением её дочери. Естественно, что ситуацию тогда списали на алкогольное опьянение Вики и её вызывающее поведение, классный руководитель также поспособствовала тому, что Вика выглядела виноватой в происшедшем, но не это было причиной того, что Лариса не стала заявлять в милицию на малолетних ублюдков; Вика, придя домой и, рассказав всё маме, процедила сквозь зубы:
- Мама, не вздумай заявлять в милицию! Если ты пойдёшь в милицию, я выброшусь с крыши. Ты знаешь, что я слово сдержу.
Глядя в её большие голубые глаза, мама ни на секунду не сомневалась, что дочь сделает то, что сказала. Волевой подбородок дочери был выдвинут вперёд, по напряжённым скулам бегали желваки:
- Я верю, мама, за меня отомстит мой брат! – сквозь слёзы прошептала Вика.
К несчастью, Лариса тогда так и не поняла смысла слов дочери. В тот момент она списала слова дочери на временное помутнение рассудка от происшедшего.
После этого случая они и переехали в квартиру, в самом конце города в которой жили уже десять лет.
Сейчас, когда напряжённый и пристальный взгляд всё чаще и чаще смотрел на неё из глаз её любимой дочери, Лариса стала смутно понимать суть происходящего с ней. Она постоянно рассказывала о каком-то Викторе, временами, называя так себя. Виктор был тёмной половиной Вики. В детстве она часто играла с воображаемым другом, которого звали Витя, иногда она называла его своим братом. Отец как-то услышал общение пятилетней дочери с воображаемым другом-братом и сильно избил её. Но Виктор не пропал, Вика его надёжно спрятала в потаённом шкафчике своей детской души. Она видела, как дочь, оставшись один на один, думая, что никто не смотрит на неё, долго смотрела в одну точку: лицо её при этом становилось грубым, как у мальчишки, собирающегося нахулиганить. Но она была бессильна перед Виктором, перед ним был бессилен даже отец. Время, проведённое в тренажерных залах, на баскетбольных площадках окончательно убрали женские черты в лице и фигуре Вики. Гормонотерапия, которую Вика совмещала с тренировками, поменяли её внешний облик до неузнаваемости. Только Лариса могла разглядеть в этом человеке черты своей дочери. Так Виктор заменил Вику. Виктора лучше любить, чем пытаться указать на его возможные ошибки, либо, что ещё хуже пытаться читать ему нотации и морали. Он всегда был своенравным ребёнком.
Вика и Виктор. Они были абсолютно разными, но всё равно она любила их обоих одинаково сильно. И пусть ей сейчас было очень тяжело с Виктором, пусть, где-то в глубине души, она предпочла бы около себя видеть Вику, она была благодарна судьбе, что у неё есть ребёнок! И этот ребёнок заботливо ухаживал за ней, был настоящей опорой. Ради этого можно было бы закрыть глаза на причины его внезапного появления, на его странную замкнутость даже, на злость, таившуюся в глубоком озере его глаз. Она всё это видела в нём, несмотря на ширму широкой улыбки. Его улыбка была также неестественна, как бутафорский снег на новогоднем утреннике в детском саду. Самое главное для любящей матери – это принять своего ребёнка таким, какой он есть. Она приняла его. А он заботился о своей маме, понимая, сколько она сделала для него. Любовь со стороны своего чада, Лариса воспринимала, как благодарность.
Но она не хотела даже думать об истинных целях Виктора, всё больше и больше завладевшего сознанием Вики. Особенно, после того, как она узнала о том, что произошло с Андреем Тихановским, одноклассником Вики, которого она называла главным своим мучителем. По обрывкам её рассказа в тот злополучный вечер, Лариса поняла, что, именно Андрей был инициатором изнасилования. Он поил Вику в течение всего вечера, а затем вся их компания поехала к Кате на дачу, чтобы продолжить веселье. Там всё и произошло: Андрей знал, что Вика тайно влюблена в него, и соблазнить её для подонка, не составило большого труда. То, что произошло потом, не укладывалось в голове у Ларисы: Андрей постепенно подзывал своих друзей: сначала Сергея, потом Женю с Денисом. Они её все по очереди насиловали, несмотря на крики и мольбы о помощи их жертвы. Катя, как подруга Вики была с ними с самого начала…и до самого конца, ни проронив, ни слова, ни сделав, ни единого движения в защиту своей подруги.
Андрей был убит на той неделе своим другом Сергеем, тем самым Сергеем, который участвовал в унижении её дочери. Убили Андрея зверски, судя по рассказу по телефону бывшей соседки. Зоя Марковна вчера звонила только для того, чтобы поделиться с Ларисой ужасной новостью. Она сказала, что единственным подозреваемым был Сергей, которого обнаружили возле трупа в невменяемом состоянии: руки его были в крови лучшего друга, он был обут в один ботинок, его крик до сих пор соседи вспоминают с содроганием.
- А я всегда говорила, что пьянки до добра не доводят! В последнее время они все так пили, что не мудрено, когда кто-то из них с «катушек съезжает»! – как всегда назидательной ноткой, закончила свой рассказ Зоя Марковна.
Это не укладывалось в голове: Андрей и Сергей были самыми лучшими друзьями. В классе они всегда сидели за одной партой. Как могло случиться, что молодой человек зверски убивает своего лучшего приятеля после стольких лет дружбы? Лариса хотела поделиться срочно этой новостью с сыном, она очень желала увидеть его реакцию, обсудить с ним происшедшее. Она сомневалась в виновности Сергея. Сергей был наивным добряком, у которого никогда не было своего мнения, он всегда был ведомым: все решения в их компании принимал Андрей. Сергей даже кошек бродячих в детстве себе домой тащил, заставляя ругаться маму. Он никогда не участвовал в драках между ребятами, он был единственным из четверых, кто не насиловал её дочь, он держал её, чтобы она не вырвалась, так как, был самым сильным из всех. Андрей был для него непререкаемый авторитет. Они всюду были вместе, даже спустя десять лет после окончания школы, они продолжали вместе спиваться.
Размышления Ларисы прервал неожиданный звук ключей в замке; это вернулся Виктор.
- Привет, ма! Как ты? Отдохнула? – он не мог долго улыбаться, поэтому он частенько либо начинал открывать окно или форточку для того, чтобы пустить в комнату поток свежего воздуха, либо уходил на кухню, возился с продуктами, продолжая непринуждённый разговор с матерью через стену.
- Привет, Солнышко! – мама привстала со своего дивана, мучаясь от нового приступа боли в пояснице, - Мне вчера Зоя Марковна звонила. Помнишь её?
На какое-то мгновение, после вопроса Ларисы, в кухне воцарилась тишина. Затем, прокашлявшись от волнения, вызванного неожиданным вопросом о бывшей соседке, Виктор решил отшутиться:
- Тётю Зою? Конечно, помню! Кто ж сможет забыть ходячую тонну сала?
- Да я не об этом! Просто она же никогда просто так не звонит. Постоянно какими-то историями со мной делится. Вот и вчера кое-что рассказала, - Лариса замолчала, она ждала, что он придёт в комнату и ей будет легче проследить за его реакцией, но Виктор не торопился к маме, продолжая спрашивать из кухни:
- Что же она тебе такого рассказала? - напряжённо спросил Виктор.
- Представляешь, опять кто-то у ней почтовый ящик поджигает. А вчера дело чуть до пожара не дошло. Вот, ведь как бывает, поджигатели все выросли, да разъехались, а у Зои Марковны до сих пор ящики горят. Я вчера еле смех сдерживала, думаю, вот стыду-то не оберешься, если сейчас прямо в трубку ей рассмеюсь.
- Да, - сказал облегчённо Виктор, - забавные истории с тётей Зоей всегда случались.
Он зашёл в комнату и сел на диван у ног мамы:
- Ты, хоть, поспала? – участливо спросил он.
- Да какой там поспала? Это ж ещё не всё! Ещё Андрея Тихановского убили. Ты же помнишь Андрея.
Уловка матери сработала в очередной раз: она увидела то, что боялась увидеть: Виктор побледнел, как полотно. Глаза продолжали пристально смотреть на мать, но улыбка при этом всё ещё продолжала, словно по привычке, сиять на его лице. Ларисе впервые стало страшно рядом со своим ребёнком. Видимо, её страх, запечатлевшийся на её лице, стал очевиден для Виктора.
- Я уже слышал об этом убийстве, - выдохнул он, - я, просто, не хотел тебе об этом рассказывать.
- Интересно, а что же ты слышал об этом?
- Его, действительно, убили зверски. Говорят, что, скорее всего, это один из его собутыльников. Он же водил к себе в дом бухать, кого попало.
- Странно, а разве ты не слышал, что на месте преступления оказался предполагаемый убийца? – спросила мама, внимательно заглянув сыну в глаза.
- Убийцу уже взяли? – глядя в одну точку, произнёс Виктор металлическим голосом.
- Не убийцу, а предполагаемого убийцу, - уточнила Лариса.
Наступило молчание. Никто не решался его нарушить первым, несмотря на то, что у каждого рвался наружу свой вопрос. В наступившей тишине, было слышно, как Виктор судорожно сглотнул. Он явно нервничал, он расстегнул пуговицу на вороте рубашки и раскрыл рот, как будто ему не хватало воздуха. Виктор быстро вскочил с дивана в сторону окна:
- Слушай, ма, ну и духота у тебя! Надо бы форточку открыть, - волнующимся голосом сказал он.
- Возле трупа Андрея нашли Сергея, говорят, что он его убил, а потом сошёл с ума. Он сейчас совсем невменяем. В психушке областной лежит. На следующей неделе его повезут в Сербского.
- Слушай, ма, я побегу уже! Ведь, сегодня девять дней Андрею. Его мама поминки устраивает. Так что, я туда.
- Ты точно хочешь туда пойти?
Виктор уже обувался в прихожей, как его в очередной раз застиг врасплох ещё один вопрос матери:
- Солнышко, а сам-то ты как думаешь, кто мог убить Андрея? – голос матери прозвучал как в молодости: чётко и требовательно.
- Не знаю, ма! Он же алкаш…был, мог кто угодно. Мало ли алкаши убивают друг друга, - от внимания Ларисы не ускользнуло неспособность дочери сдержать раздражение и то, что она захватила собой пакет с какой-то одеждой.
«Ещё чуть-чуть, - подумала она, - и он полностью потеряет над собой контроль». Дверь захлопнулась, не было привычного «пока, ма!», он сбежал от её расспросов, сбежал, потому что мать догадалась обо всём. Нет ничего хуже, чем жить, зная, но при этом делать вид, что никто, ни о чём не подозревает. Ещё хуже, когда осознаёшь, что твой ребёнок превратился в безжалостного убийцу, целью которого является лишь слепая месть. Невозможно насытить жажду мести. Жертвы Виктора, они же обидчики Вики могут погибнуть все до одного, но Виктор, познав вкус крови, теперь уже не остановится. Найдутся другие причины, по которым захочется убивать новых обидчиков и мучителей. Если глаза заволокла месть, то весь мир может превратиться в ненавидимый смрадный котёл, бурлящий теми, кто когда-то мог причинить боль. С этими мыслями, Лариса отправилась на кухню. Отрывной календарь показывал дату трёхдневной давности. Оторвав листок календаря, она стала писать на нём. Затем, закрыв форточку, она включила на плите все газовые вентили, открыла духовку и села рядом на паркетный пол. Поясница разрывалась от боли, но скоро это уже будет неважно. Боль в душе была намного тягостнее, от этой боли не было лекарства. Она плакала навзрыд, первый раз за многие годы, она позволила себе реветь, не сдерживаясь. Газ, тем временем, с весёлым свистом наполнял квартиру. Лариса легла на пол. Предсмертная записка выпала из её обессилевших рук. На ней карандашом было написано: « Я больше не могу жить, глядя, как страдает моя дочь! Мне больно от того, что я родила убийцу». Но содержание записки так и не суждено будет никому прочитать: всё погибнет в пожаре. Кошмар из сна станет явью.
Часть 7. Встречая оставшихся.
«Неужели, мама догадывается обо всем», - бешено колотилось в голове. Выскочив из маминой квартиры в подъезд, он, не останавливаясь, пробежал все одиннадцать этажей и оказался на улице. Нужно было куда-нибудь пойти! Бесцельное хождение по улице было для него сейчас крайне нежелательно, он мог ещё больше растеряться и отчаяться. Надо бы затеряться среди людей и привести свои мысли в порядок. Почему бы, действительно, не пойти на поминки Андрея? Там наверняка будет много всякого разношерстного народа, а если посчастливится, то можно увидеть Женю, а если уж совсем повезёт, то и Катю. Значит, Сергей теперь главный подозреваемый? Что ж, неплохо одним выстрелом уложить сразу обоих! И главное, не пришлось ничего специально делать; всё получилось само собой. Сергей! Всегда был самым тупым. Не удивительно, что в психушке оказался, именно там ему самое место. Теперь ему будут руки держать! Всю жизнь! Интересно на них посмотреть, после случившегося? Женьку и Катю он не видел восемь лет. За это время он изменился. Они вряд ли его узнают! Может быть, что-то поменялось в них? Виктор подозревал, что ничего в них не изменилось. Как были, так и остались озлобленными ублюдками, которых жизнь, не церемонясь, отшвырнула, словно шлак, на обочину и там они доживали свои ничтожные жизни в качестве сорняков. Виктор полагал, что сорняки надо вырывать с корнем, чтобы было комфортно всем остальным. Три сорняка он уже вырвал: один гниёт на трубах в подвале, второго напичкают так, что остаток своей никчёмной жизни он проведёт в качестве овоща, третьего он заставил пройти через муки до самого конца. Оставалось двое. С ними надо заканчивать быстрее. Так как он уже не сможет больше придти в квартиру к маме, зная, что она догадывается о его прополке сорняков. Он не мог уже быть с ней. Она всё знает, он это видел по её взгляду. Неизвестно, как она себя поведёт дальше, поэтому надо торопиться. Виктор горько усмехнулся: он только, что совершил бегство из родительского дома. Он твёрдо знал, что больше он не вернётся туда никогда. Теперь он был по-настоящему свободен. Ему надоело изображать улыбки и радушие. Прочь маски! Итак, он остановил такси и назвал водителю адрес мамы Андрея. Теперь нужно было всё делать быстро.
Тем временем, в маленькую квартиру Лидии Сергеевны, мамы Андрея, с утра шли самые разные люди помянуть её сына. Среди них были люди разного возраста и социального статуса. Андрея знали многие. Катя помогала с самого утра накрывать на стол и убирать со стола. Так как людей приходило много, то образовалась очередь из желающих помянуть, а то и просто выпить. В основном, с убитым большинство людей связывала лишь общая тяга к алкоголю. Катя видела множество незнакомых лиц, но одно лицо на лестнице поразило её своей бледностью и серьёзным видом: из-под белесых бровей на неё смотрел прямой взгляд голубых, как небо глаз.
- Слушай, Жень! – обратилась она к другу, который был в квартире тоже с самого утра, но в отличие от Кати, толку от него не было никакого, кроме как неумело рассаживать очередных гостей, - посмотри на тот конец стола. Видишь того блондина здоровяка? Ты его знаешь?
Женя долго фокусировал взгляд, стараясь выглядеть по-деловому, но выпитое с утра, давало о себе знать: его уже изрядно шатало:
- Слушай, что-то рожа знакомая. А где я его видел, вот, хоть убей, не вспомню. Наверняка, у Андрюхи пересекались, в последнее время у него кто только не ошивался. А рожа, точно, знакомая! А, вообще, это мужик или баба?
- Ну, подошёл бы к нему, поговорил, узнал, кто такой, - сказала Катя, - будь я мужиком, давно бы всё разузнала.
- Да, ладно! – завёлся Женя, - он только пришёл. Посмотрим, может его кто узнает, тогда можно подключиться. Эх, жаль, Серёги нет, он быстро бы его раскрутил. Серёге пальца в рот не клади, но Серёгу сейчас самого раскручивают. Надо и за Серёгу выпить, может, больше не увижу его никогда!
- Типун тебе на язык! – сквозь зубы процедила Катя, но Евгений уже приставал к соседу, пожилому родственнику Андрея с рассказами о том, каким хорошим другом был Сергей.
Тем временем, высокий молодой человек встал из-за стола, его цепкий взгляд, пройдясь по всем гостям за столом, остановился на Женьке. Желваки на его скулах забегали в нервной пляске; он явно его узнал. Затем пристальный взгляд его голубых глаз Катя ощутила на себе. Было что-то до боли знакомое в этом взгляде. Посмотрев на Катю, незнакомец, подошёл к ней и спросил:
- Девушка, извините, мне показалось, что вы здесь в роли хозяйки. Не подскажите, здесь можно покурить? – насколько было знакомым его лицо, настолько был незнакомым его голос: Катя никогда не слышала такого грубого некрасивого голоса.
- В квартире не курят, - ответила она, - покурить вы можете на площадке.
- Спасибо.
Незнакомец внимательно окинул взглядом Катю с ног до головы, отчего у Кати создалось неприятное впечатление, что её оценивают, и направился к входной двери.
- Всё, хватит бухать уже, - стала она тормошить Женю, - пойдём, перекурим.
- Угощаешь? – он пьяно улыбнулся, - тогда пошли, покурим. Слушай-ка, а может еще, чем угостишь? – он уже не контролировал себя.
Неожиданно у Кати возникла тема разговора с незнакомцем, она повернулась к Женьке с кокетливой улыбкой:
- Ну, ты курить идёшь или я сама?
Евгений встал и качающейся походкой направился за Катей. Выйдя на площадку, Катя успела заметить недовольство незнакомца появившейся компанией. Было видно, что его отвлекли от каких-то важных для него размышлений.
- Оба-на, зёма, где же я тебя видел? – Женя полез к незнакомцу с объятиями, - а, ведь и Катюха тебя узнала. Верно, Кать?
Незнакомец напрягся, Кате даже на секунду показалось, что ещё чуть-чуть и её друг полетит к стене от его толчка. Вновь в его взгляде блеснула ненависть и презрение. Может он просто ненавидел пьяных. Женю трудно назвать приятным собеседником, даже, когда он трезв, а сейчас он был в стельку пьян и абсолютно перестал себя контролировать. Катя почувствовала, что пора вступать в разговор:
- Молодой человек, вы, как я понимаю, тоже были другом Андрея? – спросила она.
- Другом? – лицо блондина передёрнулось от ярости, - ну, что ж, назовём это дружбой.
- Меня, как вы уже поняли, зовут Катя. А вас как зовут?
- Виктор, - он странно посмотрел на неё. Кате показалось, что он удивился.
- Витя, можно на «ты»? Отлично! Жека сегодня перебрал, сам видишь. Я тебе сейчас скажу его адрес, отведи его, пожалуйста, домой. Очень тебя прошу. Просто ты ещё трезвый и к тому же, ну как сказать, крепкий…ты его быстро доведёшь. Отведёшь, а потом снова приходи к нам, народу скоро станет меньше, и мы сможем посидеть в тесном кругу самых близких друзей Андрея. Поможешь, Вить?
- Тебе никто не говорил, что тебе трудно отказать? – холодная улыбка на миг проявилась на лице Виктора, - Хорошо, давай адрес, провожу твоего друга. А он не буйный у тебя, случайно?
- Да ты не бойся, – улыбнулась Катя, - нормальный он, только трепаться любит. В общем, ты же знаешь, где Андрей живёт…жил. Так вот, Женька в том же подъезде, только на пятом этаже, квартира девяносто один. Запомнишь или записать?
- Я не понял, меня уже запаковывать собрались? – раздался недовольный голос Жени, - я тебе что, твой Серёжа, что ли? Это его ты могла проводить до дома, чтобы потом снова с Андреем до утра веселиться.
- Зёма, да всё нормально! – Виктор перешёл на язык Катиного друга, - сейчас по дороге пивка попьём! Пиво будешь? Угощаю.
Магическое «угощаю» производило на Женю волшебное действие: он перестал выражать недовольство, тряхнул головой и произнёс:
- Ладно, пошли! Но про пиво никто тебя за язык не тянул! – он ещё раз посмотрел на Виктора, - всё-таки, откуда я тебя знаю? Да, хрен с ним, пошли пивком память освежать!
Он вразвалку стал спускаться по ступенькам, обещание попить пивка придало ему сил. Виктор оглянулся на Катю:
- Мы пошли! До скорого!
- Спасибо, Витя! Давай, как проводишь его, возвращайся, - тихо сказала она.
Какое-то неодолимое желание тянуло Катю к незнакомцу: ей хотелось как можно больше узнать о нём. Что-то до боли близкое было в этой улыбке и в глубине глаз. Она не обратила внимания, что у Виктора в руках был пакет с какой-то одеждой.
Через некоторое время Виктор срывал пломбу с опечатанной квартиры Андрея и затащил туда обездвиженного от потери сознания тело Жени. Женя не захотел идти сам, требуя обещанное пиво, пришлось его оглушить ударом кулака в висок.
Часть 8. Четвёртый.
Приступ тошноты подкатил к горлу огромным спазмом, от которого он быстро пришёл в себя. Голова раскалывалась: боль разрывала область виска. Что это было? Ударили? Кто? Почему всё тело сковало, словно железным обручем? Открыв глаза и щурясь от электрического света, он увидел перед собой свои связанные руки и ноги: они были связаны крепко бельевой верёвкой. Рот был заклеен скотчем и крепко обмотан полотенцем. Его прелый запах и был причиной подступившей тошноты. Сам он находился в ванной. Оглядевшись ещё раз, он с ужасом узнал ванну Андрея. Кто его привёл сюда? Зачем?
- Как ты себя чувствуешь, Женя? – прозвучал металлический голос, - не туго я тебя обмотала?
Женя перевёл взгляд на дверь: у входа в ванную стоял его провожающий. Странная неживая улыбка перекосило его лицо. Обмотала? Почему, обмотала?
- Пока ты пытаешься перебрать в уме все свои грешки, за которые ты мог оказаться в таком переплёте, у меня к тебе вопрос: хочешь остаться живым?
Женя отчаянно закивал головой с такой силой, что послышался резкий хруст шейных позвонков.
- Ладно, ладно! Я поняла: жить хочешь! Смотри, шею сам себе не сломай, а то ещё станешь трупом, которого я не убивала. Так вот, если хочешь остаться живым и выйти отсюда, ты позовёшь сюда по телефону Катю. Позовёшь сюда, в квартиру Андрея. Постарайся, чтобы она пришла как можно быстрее. Я буду держать твой телефон в одной руке, а этот нож в другой и если мне не понравится, как ты разговариваешь с ней, если мне покажется, что ты хочешь предупредить её, я тут же втыкаю нож тебе в висок. Понял? Молодец! Силы у меня на это хватит, в этом ты уже убедился, верно?
Стальные руки в один миг развязали полотенце и резким движением освободили его рот от скотча. От резкой боли Женя вскрикнул.
- Неужели я тебя забыла предупредить о тишине? Ты должен быть тихим! Слышишь, сука, - неожиданно зашипела она ему в ухо, - ещё один крик и я забуду то, о чём мы договаривались.
- Я сделаю всё, что ты скажешь, - хрипло зашептал он, - Только не убивай меня!
- Всё зависит от того, насколько ты будешь убедителен! Говори, что хочешь, но Катя должна быть здесь.
Вика уже нашла в телефоне Жени Катин номер. В следующий момент Женя слышал гудки вызова. Всё как было обещано: слева телефон, справа у виска нож. После трёх долгих для него гудков Катя ответила:
- Ну как ты, до дома добрался?
- Слушай, Катюх! Приезжай ко мне! Срочно! Здесь квартира Андрея открыта, кто-то сорвал пломбу с двери. Приезжай срочно! ТЫ ДОЛЖНА ЭТО УВИДЕТЬ!
- Да, что с тобой! Что за визги? Можешь объяснить, что случилось?
- Катя! Просто приезжай! От этого зависит жизнь нас с тобой и Сергея. Умоляю, приезжай! Прямо сейчас! Иначе, может быть слишком поздно!
- Хорошо! Жень, успокойся, через пятнадцать минут буду.
- Заходи прямо в квартиру Андрея.
- Я поняла! Сейчас буду!
Вика нажала на отбой.
- Молодец! Да ты прям, артист! Даже я прониклась! А теперь давай снова рот заклеим и обмотаем. Катя должна всё увидеть так, как я хочу.
Снова холодный скотч сомкнул его губы; на этот раз тишину должен был обеспечить двойной слой скотча. Затем пояс от халата Андрея, несколько раз обмотав его голову, с силой затянулся на затылке. Полотенце, неудобно торчавшее на затылке огромным узлом, окончательно похоронило все возможные попытки закричать. Женя снова оказался в самом начале этого безумного пути от жизни к смерти и обратно.
Над ним стоял его мучитель: в руках у него была ещё одна бельевая верёвка, снятая с ванны Андрея.
- Помнишь, ты задал вопрос мужик я или баба? – приблизился он к краю ванны, блеснув кухонным ножом в руке, - Ты ещё хочешь узнать ответ на свой вопрос?
Глаза Жени расширились от ужаса, он смотрел только на нож в руках этого незнакомца. «Виктор, его зовут Виктор» - отчаянно забилась в голове единственная мысль.
- Не стоит пытаться шуметь! – медленно проговорил он, садясь на край ванны, - Во-первых, ты крепко замотан, во-вторых, меня излишняя возня только бесит, а если ты меня взбесишь, то тебе придётся очень туго, - он стал водить лезвием ножа у самых глаз Жени, - слышал, как лопаются и вытекают глазные яблоки? Будешь шуметь – услышишь.
От прикосновения холодного лезвия к щеке у Жени потекла струйка мочи, он не мог с собой ничего поделать. Это стало очевидно для его мучителя.
- Ты обоссался, так же как и Андрей! Боишься? А когда-то не боялся. Так вот, ты спрашивал мужик я или баба. Я тебе отвечу: я – баба. Меня зовут Вика Копылова. Вспомнил меня.
Глаза Жени расширились, он стал биться затылком о борт ванны, но полотенце, обмотавшее рот, смягчало силу и звуки ударов.
- Вот теперь вижу, что вспомнил, - в голосе Вики послышались нотки удовлетворения.
- Это я вас всех убила! Осталась только Катька: ты уже не в счёт, тебя уже можно вычеркнуть.
Глаза Вики были направлены в одну точку, голос её был монотонным, лицо было мраморным без единой эмоции: она была спокойна. Она не чувствовала ни злости, как с Андреем, ни потери контроля над собой, как с Денисом; она не чувствовала присутствия Виктора. Вика была собой. Становясь собой, она начинала ощущать душевную пустоту, как будто все её чувства, мысли и желания отняли, не дав ничего взамен. Сколько ей понадобится времени, чтобы заполнить эту пустоту, она не знала. Сейчас у неё в душе осталась только уверенность в том, что она всё сделает до конца. Она была на пути к последнему шагу к окончательному и бесповоротному возвращению к себе. Где-то в глубине её души перевернулся призрак Виктора: тут же на минуту забегали желваки на её скулах, глаза превратились в две щели, из которых полыхнуло холодной злостью, губы побледнели в неестественной улыбке, превратившись в две тонкие полоски. Но это был миг. В этот миг взгляд Вики вновь сфокусировался на Жене, заставив его вновь трепетать от ужаса. Затем, Виктор ушёл: взгляд Вики снова стал смотреть сквозь Женю.
- Зачем вы издевались надо мной много лет назад? – спросила она, всё так же, растворяя в нём свой взгляд. Создавалось впечатление, что она не обращалась к нему, а спрашивала того, кого здесь нет.
- Вы это сделали, чтобы я стала сильнее. – Спокойно прозвучал её ответ.
- И как же я распорядилась этой силой? – продолжила она допрос.
- Я истратила её на месть всем вам. Я пришла к вам через десять лет, я представилась вам чужим именем, я пришла к вам под видом мужика! Я даже заставляла слышать себя, как другие обращаются ко мне по чужому имени! Я видела сны, в которых мне делают операцию, чтобы я стала мужчиной! Но, теперь, я прошла весь путь! Я - ЖЕНЩИНА! МОЁ ИМЯ – ВИКА! Нет, не надейся, я не пощажу тебя: я не знаю, что такое пощада. Вы не дали мне это узнать десять лет назад. Хотя вы были впятером, вы были сильнее меня, но ни один из вас не нашёл в себе сил для пощады. Вы так и остались слабыми. И зная об этой своей слабости, вы продолжали быть вместе, происшедшее со мной вас объединяло! Значит и здесь я была и остаюсь сильна. Наверное, мне стоит вас поблагодарить… спасибо Андрею за сломанную любовь, спасибо Кате за предательство в дружбе, спасибо Денису за трусость, спасибо Сергею за малодушие. Остался только ты! Тебя я тоже благодарю, спасибо тебе за то, что помог мне стать самой собой. И только поэтому я не буду тебя избивать и калечить, как сделала это с Андреем. Просто умри!
Сказав последнюю фразу, Вика наклонилась ко лбу Жени и поцеловала его. Затем быстрым взмахом ножа она вскрыла ему вены в области локтевого сгиба на обеих руках и, оставив истекать кровью, стала вытряхивать содержимое пакета на пол. Одежда, в которой Виктор убивал Андрея, уже ей не понадобится, но она должна сыграть свою последнюю, пожалуй, самую важную роль.
Вика стала медленно снимать с себя свою одежду, надевая вместо неё кожаные вещи отца. Вскоре она сделает последний и самый долгожданный шаг на пути избавления от мучивших её последние годы мук мести.
- Я тебя обманула! Я с самого начала знала, что тебя убью! Я воспользовалась тобой! Как и ты в своё время. У каждого своё время, Евгений! – голос её стал методичным и спокойным.
Но Женя уже был между жизнью и смертью и вряд ли осознавал смысл обращенных к нему слов: кровь покидала его слишком стремительно. Вскоре он потерял сознание. Вика открыла горячую воду.
Часть 9. Последний шаг.
Вновь она поднималась по этой лестнице к квартире Андрея, и вновь сердце бешено колотилось, захлёбываясь от беспричинной тревоги, как и полторы недели назад, только тогда она была с Сергеем, и было не так страшно. Наконец, она подошла к едва приоткрытой двери: удары сердца в груди раздавались в голове подобно набату. Она приоткрыла дверь и зашла внутрь: в квартире была пугающая тишина. Взгляд Кати упал на полоску света, струящуюся из двери в ванной, на долю секунды её охватило дежавю; это было щемящее душу чувство ещё более страшной предстоящей потери. Первым желанием было выбежать из квартиры с криком о помощи, но как обычно, человек склонен не прислушиваться к своим чувствам и делать всё наоборот, умножая тем самым количество ошибок. Этой ошибке суждено стать роковой. Она открыла дверь в ванную. Металлический запах свежей крови стоял вокруг, ванна была заполнена водой алой от крови, от неё шёл пар. Тело, лежащее в воде, было полностью скрыто тёмно красной кровью. Островком над водой торчал бледный лоб Жени. Мёртвые глаза его упрямо смотрели в потолок. Всё остальное лицо было скрыто под кровавой и горячей водой. В отчаянии она бросилась к нему и стала приподнимать его тело, но тут она услышала шум от молниеносного движения за спиной неизвестного. Где-то за спиной раздался звук захлопнувшейся двери: Катя похолодела от страха. Тут же тугая верёвка обвилась вокруг её шеи и стала стремительно затягиваться. Катя стала отчаянно бить ногами в сторону нападавшего, один из ударов попал в цель: хватка ослабла. Появилась маленькое зернышко надежды. Она судорожно уцепилась за эту маленькую возможность осилить силу невидимого нападавшего и вырваться из удушающих объятий смерти, но вдруг её взгляд упал на зеркало и она увидела лицо нападавшего. Это была Вика! Она узнала её по пристальному холодному взгляду. Её подруга всегда смотрела на людей таким взглядом в моменты обиды или боли. Именно таким взглядом она смотрела на неё десять лет назад, она ждала, что Катя остановит их, что она заступится за подругу перед кучкой опьяневших и потерявших человеческий облик одноклассников. Но Катя тогда боялась сама оказаться на месте Вики и выбрала молчание. Сейчас, глядя во взгляд, отражаемый зеркалом, она понимала, что этот выбор был для неё роковым. Её молчание было роковым выбором для них обеих. Вскоре их взгляды встретились. Испуганный и растерянный взгляд Кати и жёсткий и полный жажды мести взгляд Вики. Катина попытка сопротивляться вновь ослабла, а Вика стала сильнее затягивать концы верёвки, отбирая последнюю возможность живительного вдоха.
- Больше всех я хотела убить тебя! – прозвучал у самого уха Кати задыхающийся от ненависти голос Вики.
- Прости! Я виновата! – прохрипела Катя.
Выступившие слёзы на глазах и ускользающее сознание от недостатка кислорода, с каждой секундой делали всё белее нечёткой картиной в её глазах их последнее объятие. Вскоре Катя рухнула без чувств на холодный кафель ванны.
Вика раздела Катю и попутно скинула с себя кожаные брюки, пиджак и перчатки. Вытерев рукоятку ножа, которым она порезала Женю, Вика вложила его в безжизненную руку Кати, а затем положила его рядом с ванной. Теперь нож был в Катиных отпечатках. Самое трудное – это одевать мёртвую подругу в свою любимую одежду, на которой ещё остались следы крови твоих предыдущих жертв. Сделав это, Вика затянула петлю на шее Кати и подтянула её вверх: водопроводная труба проходила буквой «Г» прямо над головой. Закрепив труп своей последней жертвы на трубе, и опрокинув рядом табуретку, принесённую из кухни, Вика вышла из квартиры. Пробежав три этажа на одном дыхании, она нырнула в сумерки надвигающегося вечера. Впервые в жизни она почувствовала себя свободной!