Гл. 48. Лифудзин. Золотая команда 1971 года

Юрий Бретштейн 2
   В начале июня я со своим полевым отрядом выехал на Лифудзинский (Дубровский) рудник в Кавалеровском районе Приморья. Удалось подобрать неплохую «команду»: двух студентов-дипломников физфака Дальневосточного университета – Алексея и тёзку Юрия - до осени, ещё одного третьекурсника - на месяц, а также двух девчонок Иру и Вику. Отряду была придана «спецмашина» с кузовом-будкой красного цвета, похожая на пожарную.  Она использовалась нами как обычный пассажирский транспорт - не по своему прямому предназначению/ На ней был установлен электрогенератор для проведения вертикального электрозондирования земной коры, которым заниматься в лаборатории пока было некому. Шофёром взял молодого (только после курсов) Сергея. С одним из парней я собирался по очереди ходить «в гору",  остальным были поручены измерения, вычисления и обработка данных. Последнее было самым трудоёмким в нашей работе – напомню, что тогда не было не то, что компьютеров, но и обыкновенных калькуляторов, - все вычисления по результатам отсчётов на магнитометрах производились на канцелярских счётах и логарифмической линейке…

   Лифудзин – это крупнейший в 60-80-х годах XX-го века рудник Хрустальненского горно-обогатительного комбината, где добывалось оловянная руда. Само название Лифудзин в переводе с китайского означает «Богатая внутренняя речка». После известного советско-китайского конфликта в 1969 году на острове Даманском, посёлок был переименован в Рудный, а речка – в Партизанку. Я уже немного писал в главе 36-й – о том, почему месторождение было переименовано в Дубровское.
   Горно-обогатительный комбинат в те годы «гремел» на всю страну своими успехами в добыче олова и был одним из крупнейших в стране. Подземные выработки этого огромного уникального рудника - более 15-ти подземных горизонтов, два шахтных ствола-подъёмника, многочисленные разведочные штольни и прекрасно технически оснащённая обогатительная фабрика  - являлись гордостью отечественной оловорудной промышленности. На руднике была создана хорошая инфраструктура: прекрасно оборудованный фельдшерский пункт (районная поликлиника и больница находились в 9 км в райцентре Кавалерово), круглосуточный ночной профилакторий, хорошая столовая, баня с шикарной парной… При тогдашней «трёхсменке» «под землёй» все работавшие «в горе» в те годы всегда имели возможность хорошо поесть и отдохнуть после работы…

   Для базы отряда был арендован один из пустующих в посёлке четырёхквартирных домов с летней кухней, где мы обычно чаевали. Мною была поставлена задача проводить одновремённо отбор образцов в горных выработках, измерение их магнитных параметров (для чего с собой были взяты два астатических магнитометра МА-21) с последующей камеральной обработкой на месте результатов измерений. В одной из комнат установили приборы. Во избежание влияния на магнитную систему микросотрясений, треноги этих приборов были установлены на свинцовых пластинах, «утопленных» для амортизации в песчаные подушки (ящики с песком).  В остальных комнатах разместились девчонки и ребята (раздельно).  Я устроился в небольшой тупиковой комнатушке, выходившей окном на зёлёную сопку и речку Партизанку…

   …Постепенно потекли рабочие будни. Кроме непосредственной работы, в соответствии со своими  пристрастиями и личными талантами, каждый вносил свой вклад в общее дело и в части бытовых проблем. Так, например, когда надо было добыть дефицитный лейкопластырь (на котором писали номера и который клеили на измеряемые штуфы образцов), в аптеку откомандировывался наш главный «ходок» Юра Васильцов. Своим шармом заядлого мачо этот пронзительно «жгучеглазый» брюнет «обезоруживал» аптекарш и фельдшерицу, и те откуда-то привозили этот тогда дефицитный товар. Когда надо было достать молоко у немногочисленных в посёлке держателей коров, на поиски отправлялся наш сероглазый и блондинистый Лёша Кудряшов – ему почему-то благоволили поселковые молодицы – домашние хозяйки. По хозделам  (найти в посёлке умельца починить дымящую печь, залатать текущую крышу) любила отправляться Ира. Эта крупная жизнерадостная девушка производила самое наилучшее впечатление даже на явных мужиков-пропойц, которые старались споро справиться с заданием… Ну и, конечно, когда надо было договариваться  с начальством рудника о допуске нас на опасные по «заколам» и обвалам участки старых заброшенных выработок, в кавалеровский ХГОК ехал я - на своей красной машине,  в шляпе и с портфелем – как «важный представитель науки»…   

   Обычно в гору ходили с первой сменой (с 6-ти до 12-00). Изредка, закончив работу, поднимались с этой  сменой  пообедать и затем снова опускались работать уже с другой сменой. Конечно шарахаться по штрекам и "восстающим" (узким - шириной не более полутора метров - ходкам), соединявшим штреки и штольневые горизонты, было тяжеловато. Набрав приличный вес отобранных в определённых местах "камней" - образцов различного состава в различных рудных зонах -, подтаскивали их поближе  к рудничному стволу (подъёмной клети) и затем шли в другое место, ориентируясь по "синькам" - копиям планов горных выработок, где были нанесены (зарисованы маркшейдерской службой) сами эти рудные тела. Перед началом каждой смены свои передвижения "во времени и пространстве" под землёй я согласовывал с начальником участка (чтобы не работать под незакреплёнными участками кровли и/или не попасть под "отпалку" - начало буровзрывных работ...).

   Через неделю меня с моими подменными помощниками уже хорошо знали, и в раздаточной (где работают обычно женщины) специально подбирали для нас, приезжих, хорошо заряженные аккумуляторные фонари (чтобы зарядки хватало на всю смену).
   Спецодежда у нас была своя. Аккумулятор фонаря крепился на поясе, сам фонарь надевался на каску. Брали с собой ещё респиратор и самоспасатель - через плечо. Последний в случае задымления, загазованности при взрывных работах и отказе вентиляции, мог обеспечить безопасный выход к рудничному подъёмнику. Это снаряжение (плюс ещё фляга с чаем для питья) приходилось носить на себе почти всё время. А весило оно около пяти килограммов. И, главное, конечно, - таскать  на себе дополнительно отбираемые "камни". Иногда в конце смены фартило - удавалось с забоев удалённых (километровой длины) штреков подвозить  наш груз на вагонетках с рудой, которые подгонялись к рудничной клети электровозами...

   В «камеральные» дни, когда в гору не ходили и все занимались обработкой (вычислениями), я через каждые полтора часа давал команду на перерыв. Девчонки с радостным визгом выбегали на полянку возле нашего стоявшего на отшибе дома. Лёша мечтательно покуривал, всё думая о своей оставленной во Владике  девушке.  Васильцов в свободное время мастерил нечто вроде шалаша  на берегу речки (на удалении от дома), куда к нему потом приехала заскучавшая за ним девчонка-однокурсница. И где они потом поселились - отдельно от всех… Дело молодое - им никто не мешал.

   Я с третьим студентом для разминки занимались различными спортивными упражнениями. Одно из них зафиксировано на фото в начале главы… Ну и апофеозом перерыва в работе иногда являлось катание девчонок в телеге. Я и шофёр Серёжка  «впрягались» в телегу – и катали (таская за оглобли) по поляне девчонок… Кроме того, проводились соревнования по лазанью на деревья. Здесь я – бывший гимнаст – похвастаю: на толстые  голые стволы ильма я залазил (на  одних руках – в обхват) выше всех. Для  - без малого – сорокалетнего мужика это было совсем неплохо. Естественно, в стойках на прямых руках у меня тоже не было конкурентов. Да, уж - тогда я был в неплохой спортивной форме…

   И, наконец, уже в сентябре - на финише работ - я организовал ежевечерние 10-ти километровые пробежки от дома до поворота на главную  трассу и обратно. Тогда на базе оставались уже только я с Лёшей и студент. Остальные разъехались по домам. Добежав до магазина на кавалеровском повороте, мы «отмечались» стуком в закрытую дверь магазина и поворачивали назад. Прибежав в дом уже в темноте, мы умывались, растирались полотенцем у речки и – это ещё не всё –, попив чаю, садились за… игру в картёжного «дурака». Каждый вечер играли по 10 партий.  Игра шла на интерес: проигравшие к последнему перед отъездом дню должны были накормить обедом (с пивом!) в столовой победителя за свой счёт  - и по его заказу. Со счётом двести с чем-то выиграл я.   Так  мы - пусть и не совсем "интеллектуально" отвлекались и отдыхали от довольно однообразного и, что говорить, утомительного ритма работы… 

   Этот полевой сезон запомнился дружной и успешной работой: без ложной скромности скажу: удалось создать, хоть и временный, но сплочённый коллектив единомышленников. Работали  все легко, весело и продуктивно. Бывший гл. инженер Геофизической экспедиции В. В. Кучук, с кем я работал в 60-е годы (см. главы 33, 36, 43), как-то в моё отсутствие (я уехал с табелями во Владивосток) заехал на базу отряда и поглядев как азартно и споро работают без меня мои «сотруднички», удивился и потом при встрече похвалил меня – как старый производственник -  за то, что я сумел так «хорошо наладить самостоятельную работу подчиненных»… Поэтому я и вспоминаю то время как работу с «золотой командой».
   Ещё, надо сказать, моему  хорошему настроению во время работы способствовало то обстоятельство,  что я часто виделся с детьми – Леной и Серёжей, которые наезжали ко мне (автобусом) из Кавалерово. Сам я туда не ездил и со Светланой не общался. Для детей я оставался папой, брал их кататься на машине в разные поездки. Они даже немного помогали мне на базе отряда готовить образцы к измерениям… В октябре я вернулся во Владивосток.

   Не думал я тогда, что спустя  два десятилетия комбинат прекратит своё сущствование (в соответствии с новой гайдаровской экономической политикой – см. Википедию) как "нерентабельный".  В 90-х годах прошлого столетия рудники были закрыты, обогатительные фабрики разрушены, всё полезное имущество растащено и/или приватизировано.  Тысячи горняков оказались безработными. Многие горняцкие посёлки обезлюдели. Руины крупнейшей в 70-е годы прошлого века обогатительной фабрики и обвалившиеся горные выработки можно посмотреть на сайте http://sfw.so/1148948673-ruiny-obogatitelnoy-fabriki.html.
   Чужому «холодно-безразличному взгляду» эти трагические фото, конечно, ни о чём не говорят. Но любому, знавшему хоть немного те времена, кому, как и мне, хоть немного довелось «проползти на брюхе» не одну подземную горную выработку, больно смотреть на теперешние их развалины. Всё было и всё прошло безвозвратно…

   ...Последнее моё посещение Лифудзина также связано с тяжёлым воспоминанием  одного трагического события. 2-го января 1972 г. я с «арендованным» в ПГЭ шофёром поехал из Кавалерово на участок Перевальный по дороге, которая, немного недоезжая Лифудзина, сворачивала налево и в виде петлявшего серпантина поднималась на водораздел Сихотэ-Алиня. Со стороны рудника завершалась проходка глубокой штольни, пересекавшей на глубине нескольких сот метров весь горный хребет.
   1-го января народ, как положено, «отходил» от встречи Нового Года. Утром я надеялся, что на штольне появятся люди, хоть какое-то «начальство», и можно будет договориться о будущих моих посещениях горных выработок для отбора образцов. Наш старенький уазик, натужно газуя, понемногу преодолевал серпантин  дороги в долину реки Перевальной, только недавно пробитой бульдозером поверху через хребет , заросший густым осинником и редким худосочным ельником. Немного не доехав до перевала, вдруг слева по ходу перед нами «неожиданно открылась», как обычно говорят, странная и кошмарная картина: на не очень толстой осине (!) висел… человек. Он висел на красивом плетёном ремне, слегка вращаясь и покачиваясь на ветру, как ёлочная игрушка… Я схватил - скорее онемевшими, чем "трясущимися", как обычно говорят, - руками топор (который, как и пилу, всегда возил с собой в машине на случай часто встречавшихся на горных дорогах лесных завалов) с мыслью - в запале - обрубить ремень и, возможно, ещё «спасти человека»… Но шофёр, был, хоть и молодой, разумно отговорил меня этого не делать, мотивируя возможными в будущем вопросами следователя, вроде: «зачем трогали тело», различными подозрениями и тасканием по судам...

   Подойдя ближе, увидели, что несчастный был уже синевато-белый, тело от мороза окаменело. Видимо, труп висел здесь уже немало времени. Погибший был молод, лет 25-ти, прилично одетый, в хорошем демисезонном пальто, костюме и при галстуке, что в таком глухом таёжном месте выглядело совершенно необычно… Решили не возвращаться в посёлок, а доехать до места (благо спускаться было ближе).
   Подъехали к нескольким домикам на участке… Возле автомашины-будки и бульдозера топтались несколько человек с помятыми после новогоднего похмелья лицами, разогревая движки.
- Все ли ваши мужики на месте, не пропал ли кто за время праздников? - осторожно спросил я.
Ответом было сообщение, что «все на месте, только один всё ещё отсыпается – перебрал вчера шибко...». А также некоторое недоумение от такой постановки вопроса неизвестным человеком...
- Тогда чей же труп висит на дереве, метров 200 сразу за перевалом ? – задал я второй вопрос.
   В ответ мужики все как-то  разом «охнули» от удивления, быстро завели одну автомашину и помчались на указанное место. Мне надо было спешить, ехать дальше, чтобы застать кого-то из рудничного начальства. Поэтому о личности нашей трагической находки узнал лишь на следующий день.

   Оказалось, что парень был из Лифудзина, где накануне Нового Года гулялась свадьба, на которой он был женихом. Как потом оказалось, ближе к утру, когда гости окончательно "дозрели" в своих возлияниях, лучший друг новобрачного в порыве пьяной исповедальности начал извиняться  перед последним прямо за столом, что, дескать до этого сожительствовал с его "невестой"... Та, сидевшая рядом с женихом, вскочила с места, заплакала и убежала в дом к родителям через дорогу. 
Гости начали дружно успокаивать жениха (мол, "чего с пьяных глаз не скажешь" и т. п.)... В общей суматохе жених потом куда-то исчез... В первый новогодний день как-то "не схватились": - мать жениха думала, что он остался в доме родителей "невесты",  а те, в свою очередь, полагали, что он "переживает свой позор" в доме у матери...   

...После этой истории мой шофёр - молодой пацан - почему-то часто вспоминал, какой красивый плетёный ремень был у несчастного "висельника", а я -  известное выражение "повеситься на осине", означавшее до этого по моим понятиям "возможность" (?) хрупких веток этого дерева выдержать разве что только тело грешника Иуды...