В нашей семье неплохая библиотека. Она собиралась несколькими поколениями, но, к сожалению, в основном состоит из книг, изданных в двадцатом веке. Только двухтомник Михаила Юрьевича Лермонтова и еще несколько детских книжонок напечатаны в девятнадцатом веке. Такое впечатление, что род Свешниковых образовался только в третьем десятилетии прошлого века, а до этого его просто не существовало. Так почти и было.
Хотя Мария Гавриловна Алексеева и Петр Алексеевич Свешников поженились в Старообрядческой церкви города Одессы в самый разгар первой мировой войны, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, их основная оседлая жизнь началась только спустя десять лет, после приезда в Тбилиси, тогдашний Тифлис.
- Муся, Христом-богом заклинаю тебя, не бери с собой маленького Сашеньку! Куда ты тащишь малютку? Ведь ничего не известно – где вы будете жить, на что вы будете существовать. Чужой мир, чужие люди, чужая вера. Как можно, вот так все бросить и ехать неизвестно куда и зачем.
- Я буду там, где мой муж. Я клятву перед Богом давала и не нарушу своего слова, - голос Муси еле звучал.
Она устала, от всего на свете устала – от бесконечной войны, от постоянного страха, что кого-нибудь из близких могут убить, и жизнь, и без того ужасная, может стать еще ужаснее.
Сколько людей до нее задавали один и тот же мучавший ее в последнее время вопрос: "Почему я родилась именно сейчас?"
Вопрос риторический и в то же время очень важный. "Почему? Почему не какая-нибудь другая Мария, Мэри, Мариетта, а именно я родилась не десять, сто, двести лет назад и не через сто лет, а именно в это время".
В это неспокойное, буйное время, когда рухнули все, казавшиеся такими незыблемыми устои. Разрушена империя, по крупицам собиравшаяся столько веков, похоронив под своими обломками столько семей и судеб. Семьи разбросаны по необъятным просторам отчизны. Да и самих семей не существует более. Брат пошел на брата, отец на сына, а матерям приходится хоронить своих детей, а то вообще не знать живы ли они, где скитаются и куда глядят их очи. Изменен весь миропорядок. Казалось, исчезло Божье царство и на смену ему пришло правление сатаны. Не существует ничего, что еще вчера считалось вечным. Нет Любви, есть оправление сексуальных потребностей между мужчиной и женщиной. Нет Веры, ее растерзали в разграбленных церквях. Нет Надежды, которая тихо угасла сама, хоть и последней. Старый лозунг, с которым миллионы русичей во все времена шли побеждать своих врагов "За веру, царя и отечество", с убийством царя и уничтожением веры заменен на непонятный призыв "Вся власть советам!" Каким советам, о чем советам. И при чем эти советы. Ничего не понятно. Сплошной хаос. А все война. Все из-за нее. А ведь все так спокойно начиналось.
Известие о войне почти ничего не изменило в жизни Одессы. Муся, закончившая в то время гимназию, даже радовалась, что на улицах города появилось так много военных, своим видом значительно отличавшихся от обычных штатских. И даже на легкий флирт с военными народная мораль смотрела сквозь пальцы, делая поблажку ради защитников отечества, которые в любой момент могли отдать свою жизнь за тех, кто находился в тылу. У Муси появилось столько поклонников среди молодых офицеров. А потом она познакомилась с Петей. Он был кузеном и однополчанином Васеньки, жениха ее ближайшей подруги Нюры.
Поначалу она на него даже не обратила внимания. Так себе, среднего роста юноша в армейской форме с голубыми глазами и темно-русыми волосами. Ничего особенного, таких много прогуливалось по центральным улицам города. А вот смуглая южанка, как позже он сам признался Мусе, поразила молодого офицера с первого взгляда. Роман их длился почти два года, больше частью по переписке и нечастым встречам и завершился венчанием прямо накануне февральских событий. Все последующие события показали, что спокойной семейной жизни у них не будет.
Политика, которую обычные люди раньше и не знали, вдруг ворвалась в их дома, перевернув в них все с ног на голову. Люди встречали день не словами "доброе утро", а вопросом, какая власть в стране и в частности в их городе. Основной переворот сотворили в Большой столице, зато после этого каждый город на просторе бывшей империи стал сам по себе столицей, власть в которой калейдоскопом менялась каждый день. Красные, белые, зеленые, серо-буро-малиновые – все цвета радуги, выбирай на вкус. Каждое утро новый флаг, новая власть, новый манифест, даже новые деньги. И каждый кричит, что он законная власть, что истина в нем. Как тут выжить маленькому человеку. Даже рождение первенца Сашеньки вместе с обычной материнской радостью принесло тревогу за его дальнейшую судьбу.
Вся эта круговерть закончилась исходом, унесшим вместе с остатками белой армии и верного своей, раз данной присяге, капитана Петра Свешникова. Целуя жену на прощанье, он произнес: "Люби и помни, я обязательно заберу тебя с собой".
Она любила и помнила. Все эти долгие шестьдесят четыре дня, засыпая, молила Богородицу, чтобы та соединила ее с мужем. Наконец, на шестьдесят пятый день в их дом постучал папин знакомый, старый грек-контрабандист, принесший ей записку от Пети, что он ждет ее в Константинополе. Выезжать, вернее, отплывать надо было на следующую ночь. Муся бросилась собираться.
- Дочка, ты что меня не слышишь? Ну, хорошо, отправляйся к мужу, но ребенка оставь здесь. Он такой еще маленький.
Может мать права и лучше Сашеньку оставить пока с ней. Как он перенесет плавание? Все-таки в материнских словах есть резон, да и дурного она не посоветует. Но с другой стороны, что она скажет Пете, почему не привезла сына. Решать ей и немедленно.
Женщина подошла к образам и начала горячо молиться Пречистой, заклиная ее подсказать правильный выбор. И вдруг в голове ниоткуда прозвучали знакомые строки: "Я никому не мог сказать священных слов "отец" и "мать". Вот оно – правильное решение. Если известный поэт, которого вырастила любящая и заботливая бабушка, всю себя посвятившая ему, мог написать такие, рвущие душу слова, то и ее сыночек не простит ей свое невольное сиротство.
Она еще раз обратилась в молитвах к Деве Марии, благодаря за помощь, а потом твердо сказала:
- Сашенька поедет со мной!
В условленное место отправились засветло. Ночью на улицах Одессы было неспокойно, поэтому от греха подальше и чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, из дома вышли рано. По той же причине пробирались окольными улицами, подальше от любопытных глаз соседских кумушек. С собой несли только небольшой саквояж и узелок с одеждой. Муся взяла с собой по минимуму, ровно столько, сколько могла поднять одной рукой, так как вторая рука принадлежала полностью ребенку. Сашенька рос таким подвижным ребенком, что его ни на минуту нельзя было оставить без внимания.
Мать, провожавшая их, всю дорогу несла внука на руках, прижимая к груди и еле сдерживая рвавшиеся слезы. Она то и дело зарывалась лицом в пушистую макушку малыша, вдыхала ничем не передаваемый аромат детскости, стараясь запомнить его.
- Мама, что с тобой, совсем затискала Сашеньку. Ведешь себя, как будто навек прощаешься, - попыталась остановить мать Муся.
Та только вздохнула и еще крепче прижала мальчика.
- Мамочка, успокойся, мы обязательно вернемся, - пообещала на прощанье дочь.
- Кто знает, вы-то может, и вернетесь, но дождусь ли я вашего возвращения, - горестно произнесла женщина.
- Обязательно дождешься, а как же иначе, - убежденно сказала Муся, целуя на прощанье мать.
Отплыли в полной темноте.
Какая девушка, выросшая у моря не знакома с ним. Муся тоже не раз принимала участие в морских прогулках. Но то, морские прогулки, которые совершаются днем в шумной компании с музыкой, шутками и песнями. Но даже тогда, очутившись в открытом море, когда не было видно береговых ориентиров, она ощущала тревогу от того, что под ногами вместо земной тверди находились многие метры воды. Сейчас же в сплошной темноте и в сопровождении всего двух человек, капитана фелуки и его сына, жутковатое чувство незащищенности человека перед морской стихией охватило ее, парализовав волю. По-видимому, этот ее страх передался сыну, он вдруг заплакал. Как ни странно, плач Сашеньки вывел молодую женщину из оцепенения и она, чтобы успокоить мальчика, а главное себя, подхватив его, поднялась на палубу и начала читать стихи: "Белеет парус одинокий…"
Когда она дошла до слов "А он мятежный просит бури, как будто в буре есть покой", контрабандист проворчал:
- Плохие стихи и совсем не к месту. Не накликать бы бури, нам сейчас она совсем не нужна Лучше помолись о благополучном завершении плавания.
Женщину слегка покоробило от нелестной оценки стихов ее любимого поэта, но в полемику она не вступила, предпочтя промолчать. А вот совету помолиться последовала.
Муся выросла в обыкновенной русской православной семье. Бога почитали, все предписанные обряды выполняли, но в меру, без особой религиозной истеричности. Ежедневно молились, но молитвы не "засоряли" личными просьбами, стараясь не отвлекать внимание Всевышнего на мелкие нужды. И только когда собственных сил не хватало для разрешения проблемы, обращались за помощью, заранее благодаря за любое решение.
Сейчас она молилась, прося дать ей силу и уверенность закончить начатое путешествие, а маленькому сыну встретиться с отцом. То ли ее молитвы были услышаны, то ли условия для плавания были благополучные, то ли мастерство старого грека было на высоте, а скорее всего, все вместе взятое, но их вояж через Черное море успешно завершился, и Муся встретилась со своим ненаглядным Петей, Началась их эмигрантская жизнь.
Эмиграция. Сколько с этом слове негатива. Сколько пролитых и непролитых слез – на целое море хватит. Сколько тоски во взглядах, устремленных на море, навсегда отрезавшее от родины, во взглядах, с горечью глядевших на тучки, прилетавшие "с милого севера в сторону южную". Как передать состояние полного бесправия людей, еще вчера бывших элитой своей отчизны, верой и правдой служивших родине, а сегодня оказавшимися не нужными ни своей родине, ни стране, в которой они оказались по воле судьбы. Константинополь всегда был для русского этакой "землей обетованной", бывшей центром православия, столицей исчезнувшей Византийской империи, преемником которой считала себя Россия. Получив в наследство герб Палеологов – двуглавого орла, зорко глядевшего на восток и запад, небольшое Московское княжество сумело под этим гербом построить огромную Российскую империю, всегда мечтавшую присоединить к себе этот древнейший город. А теперь сотни тысяч бывших граждан бывшей империи по какому-то, известному только Богу сценарию оказались в этом приютившем их городе. У каждого из них своя трагедия, своя боль, но всех объединяет одно слово – эмиграция. Все они в Константинополе чужие, лишние, бывшие враги, на протяжении нескольких веков сражавшиеся по разные стороны.
Горек хлеб чужбины. Но особенно тяжелым было состояние политического бесправия. Да и какие права могут быть у людей, лишенных родины, способной защитить своих детей. Ни одна страна чужих детей не защищает. Любой эмигрант, в каком бы звании или состоянии не находился полностью зависел от произвола чиновников стран Антанты. Даже турки, сами находившиеся под властью оккупационных войск Англии и Франции, по своему положению оказались в лучшем состоянии, так как жили у себя в стране. Поэтому Константинополь оказался только перевалочным пунктом, большинство не задерживались в нем, а рассеялись по всему миру.
Свешниковы тоже не задержались в Константинополе, переехав из Турции в православную Грецию. Петру повезло, на фронте он служил в подразделении связи, а хорошие телеграфисты требовались везде. В Афинах он устроился работать на телеграф. Случайное знакомство и прекрасное владение английским языком помогло ему получить место в Индоевропейской телеграфной компании. Высокая квалификация и врожденная работоспособность помогли зарекомендовать себя с лучшей стороны и уже через год работы Петю направили в головной офис в Лондон.
Муся вышла на улицу. Густой туман тут же окутал ее со всех сторон. Она плотнее закуталась в пальто и почти по самые брови надвинула шляпку. Господи, какая мерзостная погода. Эта постоянная лондонская сырость сводила с ума. А в Одессе, наверное, уже тепло. Девушки гуляют по Дерибассовской в легких нарядных платьицах, радуются весне, теплу и солнцу. Смеются, наверное, беззаботно, как можно смеяться только в юности, зная, что вся жизнь впереди. А впрочем, кто знает, что творится сейчас в Одессе. Новости из России доходили очень противоречивые. Вот и от мамы за все это время было только одно письмо, и то после того, как Петя по своим каналам послал две телеграммы. Как бы она хотела очутиться в это мгновение на набережной родного города, сбежать вниз по нескончаемой лестнице и вдыхать, вдыхать в себя этот ни с чем несравнимый запах моря, свежей рыба и цветущих акаций. Ни одно море не пахло так, как Черное, ни один город мира не имел такого дурманящего запаха, как Одесса. Сможет ли она когда-нибудь вернуться туда. Ей грех роптать на судьбу – рядом любящий муж, Сашенька растет такой живой и сообразительный, уже болтает по-английски. Есть крыша над головой, они многое могут себе позволить, только в Россию не могут вернуться. Паспорт российский есть, с ним они могут в любой стране жить, кроме России. Глупость какая-то. Кочуют по миру, как вечные странники. Как вон те, "тучки небесные". Только у тучек нет родины, а у людей есть. Как же тяжело без родины жить.
Дома ее ждал сюрприз. Петя протянул ей пакет. Когда она раскрыла упаковку, то у нее на руках оказался двухтомник Лермонтова. Муся прижала к груди книги, наслаждаясь их тяжестью, потом закрыла глаза и попросила мужа:
- Ущипни меня, а то я не верю в происходящее. Может, это сон.
Петя рассмеялся, довольный доставленной радостью жене.
- Это не сон. Ты послушай, какое интересное событие произошло со мной. Со мной недавно поспорил один посетитель насчет моего произношения. Он оказался лингвистом и доказывал мне, что определит место моего рождения в Сити с точностью до улицы. И никак не хотел поверить, что я из России. Пришлось показать мой паспорт, но только свидетельство начальства убедило его в моей правоте. А сегодня он принес мне этот презент. Представляешь, как я обрадовался, когда в свертке обнаружил твоего любимого поэта.
Муся, блаженно улыбаясь, опустилась в кресло. Книги она все так же бережно прижимала к груди, до конца еще не веря выпавшему ей счастью. Наконец, она положила их на колени, погладила, едва касаясь пальцами кожаного переплета, наугад открыла одну из них и вздрогнула. Книга раскрылась на ее любимом стихотворении "Тучи". Как часто она читала его, но совсем по-новому оно раскрылось ей сегодня.
- Петя, взгляни, на чем открылась книга. Это – одно из последних его произведений. Он написал его в Петербурге перед поездкой в армию на Кавказ, из которой живым уже не вернулся. Написал за несколько минут, глядя в окно на проплывавшие тучи. Сколько в нем драматизма, даже больше можно сказать, трагизма. Наверное, надо самому побывать в изгнании, чтобы понять это, - и вдруг без всякого перехода попросила мужа, - давай вернемся домой.
Муж обнял Мусю за плечи и, глядя ей в глаза, пообещал, что они обязательно вернутся в Россию.
Но прошло еще долгих два года, они побывали в Испании, поработали в Италии, прежде чем сошли с парохода в Батуми.
На столике перед Машей, Марией Александровной лежал том Лермонтова. Тяжелая книга в коричневом кожаном переплете. На первом листе напечатано "СОЧИНЕНИЯ ЛЕРМОНТОВА", внизу страницы более мелко – "САНКТПЕТЕРБУРГ, издание книгопродавца Глазунова, 1880", а через всю страницу бисерным почерком выведено: "Люби и помни". И размашистая подпись П. Свешников. Так же расписывался ее отец, а теперь и у нее такая же подпись. Просто один в один, хотя она никогда не видела своего деда. Гены все-таки.
Страницы пожелтели и истончились от времени. От них исходил еле заметный аромат прошлого – забытых духов, пролитых слез, несбывшихся желаний, тихой грусти. В минуты радости мы смеемся и вслух кричим любимые строки, а в горестные моменты, молча, ищем в стихах созвучие своей печали.
Книга, как всегда, раскрылась на одной и той же странице, на которой напечатаны знаменитые строки. Мама столько раз произносила их, что Маша с трех лет знала их наизусть:
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.