Отмахиваться от комара на сенокосе – дело неблагодарное и бесполезное. Знал Саня, что тут выбирать надо: или косой махать, или руками. Останавливаться и наотмашь бить комариные полчища ему было некогда; отава от частых дождей вытянулась знатно, того и гляди, что заколосится! В нос бил запах разнотравных соков: тут тебе и клевер, и лютики, и мышиный горох. Трав много, а только за главную всё равно тимофеевка.
Радовались комары Саниному усердию, кружились над разгоряченным работой телом, надрывая слух несмолкающим писком. Густо висело над свежескошенными валками зудящее комариное облако. Оно, конечно, уже не такое большое, как в июне, когда Саня по первому разу косил, а только и до комариной спячки ещё далеко.
Некому кроме Сани траву косить; он об этом крепко помнил, потому и косил без роздыху, время на комариную отмашку зря не тратил. Если дом не обкашивать, так и глазом моргнуть не успеешь, как он нижними венцами в землю врастёт, и век его заметно сократится. Глядел Саня на другие, оставшиеся без хозяина дома, и ещё больше старался – негоже родительский дом без присмотра оставлять, нехорошо это.
Деревня, в которой родился и рос хлопчик Сашка, никогда не была большой, но в каждом дворе жизнь на все лады играла, не то, что теперь. Свадьбы всей деревней играли, масленицу каждый год на горе жгли, а теперь только три жилых дома в зиму да несколько дачников летом добавляется. На всю деревню одна коза, собака да две кошки. И какой с них прок, с кошек этих, когда до ближайшего кота три километра по большаку! Был раньше кот у Антонины, но сгинул куда-то по зиме.
Природа у животных крепкая: если загуляют по зову кошачьего сердца, то с неделю домой не жди, а то и больше. Крыса это будто чует: лютует после зимних морозов, всё на зуб пробует. Одна надежда – на кошку, а той и след простыл.
Не так давно Саня любопытную картинку наблюдал – смех, да и только! Привезла дачница Полина кота на лето, чтоб Мурзейка – так она его называла – по травке погулял, лапки размагнитил. Деревенские ушлые кошки его за этой процедурой и обнаружили. Ходил кот по земле с большой опаской, от каждого кузнечика шарахался в сторону. Как только не пытались обольстить кошки городского Мурзика, всё попусту. С виду котяра породистый, а только толку от той породы никакого. Несколько дней прошло, пока кошки это поняли, а как поняли, так и дорогу в тот край забыли. Зачем такой нужен, когда жизни в нём нет?
А дачница, глядя на откормленного питомца, умилялась, руками всплёскивала:
- Посмотрите, Саша, как мой котик забавно с птичками играет!
Уж для кого и была забава, так это для птичек. С деревенскими кошками они ухо востро держали, а с городским увальнем и позабавиться можно. Летали низко, будто не видели никакой опасности. Сороки, так те в открытую глумились над чудом природы: они атаковали его с двух сторон и, пока одна прыгала перед сытой мордой, другая норовила клюнуть сзади, в мягкое место. Вместо того чтобы изловчиться и, если уж не поймать, то хотя бы перья из хвоста вырвать, кот неуклюже метался между двумя наглыми птицами. Может и вконец бы они его уморили, если бы не Полина.
- Вот я вас! - Полина взмахнула руками, и сороки взмыли в воздух. – Иди ко мне, Мурзейка. Пойдём в поле за цветами, а то вчерашний букет увял уже …
Замечал Саня, что бывают дачницы от природы бесполезные: приезжают каждый год только за тем, чтобы по сторонам посмотреть подальше и подышать поглубже. Наденет такая дачница шляпку с полями и с мечтательным взглядом идёт неспешно по дороге, цветочками да бабочками любуется. У тебя под окном та же природа, чего ходить-бродить, спрашивается? Вон, куст смородины подвязки просит, под крыжовник не мешало бы пару лопат навоза кинуть, а она в болото лезет – там кукушкины слёзки расцвели!
У Сани не было времени долго за котом наблюдать, дом-то он обкосил, а часть сада не кошена. Там как раз белый налив и две яблони-скороспелки. Скоро яблоки с яблонь валиться начнут, попробуй, отыщи их в такой траве! Крыжовник и смородину обкосить надо, а то не даёт трава солнечным лучам до ягод добраться, так тебе ни зрелости, ни сласти не будет! Сестра Верка обещалась приехать со своим семейством, может, ещё и варенья наварить успеет, если птицы проворнее не окажутся. Вон, и красная сморода не вся осыпалась, и черная на кустах виднеется. Оно, конечно, на недельку пораньше бы, да видно её с работы не опускают – в больших городах с этим строго.
В районном городе, где жил Саня, с работой было плохо и, чтобы прокормить семьи, мужики уезжали на заработки в областные города. Саня тоже поехал, в столичном городе на работу устроился. И там не сладко: в городе только контора находилась, а сам он тянул высоковольтные линии по всей России: и в Карелии, и по северам, и в степях ставропольских. Сначала тяготился расстоянием, а потом ничего, привык. Как с вахты сменится, так дней на десять домой, а то и больше набежит. Обладит дела по хозяйству в городской квартире, и в деревню, в родительский дом торопится – там дел не меньше.
Дом добротно смотрится, а только уже больше двадцати лет в нём никто не живёт. Без присмотра опустевшее хозяйство Саня никогда не оставлял. Как-никак, тут он родился и вырос, тут и свадьбу играл. За то, что дом опустел, ответ не ему одному держать, а с прошедшим веком пополам. Разве ж только у одного дома судьба такая? Сколько их, брошенных, стоит по деревням – не перечесть.
Саня окинул взглядом хозяйство и остался доволен осмотром. Нескошенным оставался небольшой участок сада вдоль межи – не больше часу работы. Орешник на меже разросся вширь и ввысь, его густые кроны сомкнулись. Старая липа, которая помнила немецкую оккупацию, обрядилась в подъюбник из молодой поросли, а её верхушка, расколотая порывом ветра надвое, смиренно готовилась к усыханию.
Когда-то рядом с орешником стояла баня, а под её небольшим оконцем рост куст крыжовника. Бани уже давно нет, а старый куст со своего места никуда не делся. Ягоды на нём висели густо, были они свекольного цвета, с сизой дымкой на боках. Из куста выпорхнула маленькая серая птичка. Саня знал, что скоро птичка вернется, потому что среди колючих веток, в добротно сплетённом гнезде её ждут четыре тёплых рябых яйца.
До Сани донёсся тихий гул мотора. На пониженной передаче, цепляя колёсами край травяной обочины, машина медленно заползала на гору. Эту гору нахрапом не возьмёшь, почва там глинистая, и если дождём дорогу смочит, тут уж дело пропащее – по раскисшей глине далеко не уедешь! Накануне дождец прыснул, но небольшой, так что кому надо – поднимутся.
Саня ждал, пока машина из-за поворота покажется, а та будто сгинула. Мотор заглох, глухо стукнули машинные дверцы, и снова стало тихо.
«Наверное, в лес приехали, за черникой», - подумал Саня и взмахнул косой. Совсем немного осталось до края работы, а там и передохнуть можно.
На краю деревни что-то бухнуло, потом ещё. Послышался скрежет приржавевших металлических петель и негромкая мелодия. Саня прислушался. Музыка доносились с того края, где по разные стороны дороги стояли два заколоченных дома, Семёновых и Устиновых. Обе семьи были многодетными: трое в одной семье и шестеро в другой. Потом старые померли, малые разъехались по городам, а дома уже несколько лет стояли с заколоченными окнами.
Саня вытер косу пучком травы и прислонил её к старой антоновке, которая много лет назад помёрзла начисто, а потом ничего, отошла. Закрыв калитку в сад, Саня пошёл на край деревни, откуда доносилась музыка. Кто в гости пожаловал?
За кустами сливняка затарахтела колодезная цепь, послышался всплеск воды. Невысокий мужик в клетчатой рубахе вытаскивал ведро из колодца. Саня узнал в мужике Василия, с которым когда-то ходил в один класс. Давненько его в деревне не было!
Василий тоже сразу узнал бывшего одноклассника.
- Застоялась водица, - крикнул он, прежде чем Саня успел подойти. – Болотом отдаёт.
- Куда же ей деться? – отозвался Саня. – Никто не вычерпывает, вот тебе и болото!
Поздоровались. Постояли. Поговорили. Раньше каждый день виделись, и то было о чём поговорить, а тут такое дело!
- Ты на машине? – полюбопытствовал Саня.
- Куда мне без неё, вон сколько вещей. – Василий кивнул на сумки, составленные в ряд у веранды. Там же стоял ящик с инструментами. – Я машину на горе оставил, а сам огородами … Тропинка заросла, да ноги помнят!
На подоконнике, поймав ближайшую волну, голосил радиоприёмник. Ожил дом.
- Надолго? – с затаённой надеждой спросил Саня.
- Куда там! – отмахнулся Василий. – Второй год не могу взять отпуск летом, опять на сентябрь записали! Завтра с утра домой. Дом подправить хотел, у чулана венец подгнил … В сентябре с женой на пару недель приедем, может тогда успею.
- Долгое это дело, - согласился Саня. – Я в прошлом году три заменил.
За разговором времени не теряли: вырубили лопух у крыльца, подтянули петли у просевшей двери, отпилили полусухие еловые ветки, загораживающие свет.
Василий вынес из дома одеяла, подушки, тюфяки, и разложил всё это на заборе.
- Если хочешь, у меня ночуй, - предложил Саня. – Я печку часто протапливаю …
- Нет, спасибо. Я дома …
Саня настаивать не стал, он Василия как никто другой понимал.
- Траву бы скосить надо, да что можно успеть за полдня? - скорбно выдохнул Василий и посмотрел на часы.
Саня хотел уже посочувствовать ему, а потом к нему неожиданно пришла одна мыслишка. Не то, что бы она в корне что-то меняла, а всё ж тешила то место за грудиной, где обычно зарождается радость.
- Ты вот что …! Подожди-ка меня тут, я сейчас …
Василий не успел понять, куда и зачем сорвался Саня, как тот уж вернулся с косой в руке.
- Я своё завтра докошу, а сегодня тебе маленько помогу. У меня ещё день в запасе есть …
В тот день вышло так, что косил Саня от комара до комара: сначала у себя в саду, потом у Василия. Намахался так, что ныли лопатки, но нытьё это было приятным. Вечером пили чай с тем, что нашлось в дорожных сумках. Дом наполнился запахами съестного и уже не так отдавал сыростью.
За ужином вспомнились вихрастые годы, ночные костры и новогодние колядки. Домой Саня уехал уже по тёмному, под тусклый свет первых звёзд.
На другое утро он снова приехал в деревню на своём стареньком «Минске». Туман ещё не рассеялся, душистая молочная влага наполняла лёгкие благодатью. Над соседней деревней румянился восход. Машины Василия на горе уже не было, а об её недавнем пребывании говорила только примятая колёсами трава.
Траву у орешника Саня докосил быстро – солнце едва успело подняться над верхушками лозняка. Он так разохотился, что положил несколько аккуратных валков под окнами соседнего дома, в котором тоже давно никто не жил. Ярко вспыхнули перед заколоченными окнами пурпурные флоксы, посаженные хозяйкой.
Прежде чем уехать в город, а оттуда на трёхнедельную вахту, Саня неспешно прошелся из края в край по главной улице деревни. Жилые дома бросались в глаза своею ухоженностью и обжитостью, но и Санин дом брошенным не выглядел: забор подправлен, у колодца новый деревянный сруб. Ничего, что рамы давно не белены, зато трава не вьётся под окнами, и никакого тебе сухостоя на отмеренных сотках. Кто скажет, проезжая мимо, что нет в доме хозяина? А то, что замок на двери, так он на то и замок. Куда ж его ещё повесить? Вон и дом Василия теперь веселее смотрит из-под мохнатых еловых лап на опустевшую деревенскую улицу.
Краем глаза Саня заметил дачницу Полину. Она сидела на едва высохшей от росы лужайке. Рядом копошился Мурзейка. Ноги Полины были затейливо сложены, а руки вывернуты запястьями наружу, к ещё не горячему солнцу. Так она принимала солнечные ванны. Саня не мог взять в толк, зачем при этом сидеть нужно непременно недвижимо, повернув к солнцу лицо с наклеенным на нос листом молодого подорожника? Разве по-другому загар не пристанет?
Полина, увидев Саню, призывно махнула ему рукой. Не успел он подойти, как она уже начала что-то рассказывать. Саня смотрел на Полину и довольно улыбался. Теперь, когда дело сделано, можно и поговорить.