Книга Мира Часть десятая

Владимир Шатов
Возвращение
Больше всех моему возвращению в Черногорию обрадовался Драган Севастич. Он долго жал мою руку, а потом неожиданно предложил:
- Давай на пару дней съездим в Словению!
- Зачем? - удивился я.
- Покатаемся на горных лыжах…
- В Словении?!
- Да, - сказал Драган и пояснил: - Там есть прекрасный горнолыжный курорт.
Я попробовал отказаться, но Севастич был так настойчив, что мне проще было согласиться, чем аргументировать отказ.
- Только я никогда не стоял на лыжах! - честно предупредил я серба.
- Научим, - флегматично махнул рукой Драган.
Мы утром забрались в его машину и за несколько часов доехали до места. Там я впервые встал на горные лыжи. Была идея взять инструктора, но от неё пришлось отказаться. Серб не на шутку обиделся и сам провёл вводный инструктаж:
- С трамплина с горы съезжают вдоль, а на горных лыжах поперёк.
- Понятно, - скривился я. - А как удержаться на ногах?
- Поставь ноги пошире и сильно наклонись вперёд! - просто ответил Севастич. - Держи ступни параллельно, это называется паста. Когда захочешь затормозить движение, сведи лыжи под углом. Как кусок пиццы. Вот и вся наука.
Ярко светило равнодушное солнце, и я сильно жмурился с непривычки. О чём сразу сообщил напарнику. Он флегматично ответил:
- Ты обращаешь внимание на мелочи! Яркое и хорошее освещение никому не мешает кататься на горных лыжах.
- В отличие от секса… - пошутил я.
- Просто надень очки!  - посоветовал парикмахер.
Труднее всего, оказалось, надеть лыжные сапоги, которые почему-то называются ботинками, а потом отстоять на полусогнутых приличную очередь на подъёмник.
- Прямо в этих ботинках стоять невозможно, - пожаловался я хладнокровному инструктору. - И нужно ещё забраться на подъёмник…
- На то тут весь расчёт… - буркнул он. - Неловкие люди не добираются до вершины!
Подъёмник представлял собой страшную хреновину с крюками на одном спуске, и коромыслами на другом.
- На первом можно схватиться руками за крюк и въезжать на гору по типу конвейера... - пояснил неутомимый Драган. - На второй можно сесть.
- Долго ехать? - спросил я, с сомнением глядя на далёкую вершину.
- Нужно миновать аж два таких подъёма, чтобы взобраться на самый верх учебной горы.
- Может, лучше поедем на другом подъёмнике?
Я видел, что на втором спуске сновало двухместное коромысло, на котором лыжники парами отправлялись в небеса.
- Он страшнее и катаются с этого спуска и на этом подъёмнике люди бывалые, умеющие доехать до конца горы с палками, лыжами, целыми костями и в рассудке! - пошутил могучий серб.
Мы отправились покорять вершины в обратном порядке по сравнению с тем, как это делают альпинисты. Я попробовал съехать сначала на учебном склоне, а потом разок на «взрослом».
- Ну, как ощущения? - спросил Севастич.
- Основная проблема в том, как нужно выстоять очередь на подъёмник, чтобы разок скатиться, а потом ещё очередь... - авторитетно заявил я.
- И тебе было не страшно?
- Везде страшно, но как только постигнешь смысл езды, то не очень.
- А ты уже постиг? - уточнил он. - Преграды встречаются на пути, когда их не ждёшь… Нам могут снова навредить, как на яхте.
- Тоже мне сложная наука! - хмыкнул я. - Какие здесь опасности?
- Только опасайся льда, так как он для новичка самое опасное место...
Однако я уже почувствовал себя королём гор. В следующий заезд я лихо мчался по склону, как вдруг периферийным зрением увидел какое-то движение слева.
- Кто-то из «чайников» выехал сбоку на трассу! - догадался я.
Прямо по курсу выросла нетвёрдо стоящая на лыжах сухонькая старушка. Я даже не пытался затормозить, просто подлетел к ней и, приняв её на руки, понёсся к финишу. Старушка непонятным образом одновременно отбросила в стороны лыжи и палки и в полном изумлении замерла у меня на груди. Она так сильно прижималась ко мне, что было трудно дышать.
- Нельзя пересекать трассу во время заездов! - еле ворочая языком от испуга, сказал я ей после благополучной остановки.
- Зато меня так крепко никто не обнимал лет двадцать! - выдохнула счастливая старушка и мгновенно испарилась.   
Меня переполняла заслуженная гордость, в тот день я так ни разу не упал. Вернее, не свалился на склоне. Поскользнулся уже на ровном месте, когда спокойно переходил со съезда на съезд.
- Это всё проклятый лёд! - я позорно, с причитаниями, пытался встать.
- Ты напоминаешь мне неуклюжего жука, перевёрнутого на спину... - засмеялся серб. - Гордыня всегда наказуема!
Я честно попытался подняться из позорного бокового положения и принять привычный прямоходящий вид, но тщетно. Пока мне не помог Драган ничего не получилось.
- Спина! - застонал я, едва, поднявшись.
- У всех есть спина… - сообщил он. - Помажем согревающей мазью.
- Если я смогу доковылять до номера…
Вечером после сытного ужина и обильных возлияний, я попросил его намазать мне спину финалгоном.
- Мазь такая жгучая! - охнул я от результата.
- Терпи.
Ночью чудотворная мазь сделала своё дело. Мне стало значительно легче. Утром, собираясь на катание, я попросил Севастича ещё раз намазать спину. Логично предположив:
- Пусть и на горе греет...
- Лучше не надо! - разумно предостерёг он.
- Тебе жалко, что ли?! - обиделся я.
Драган пожал плечами и принялся за дело. Он обильно намазал мою поясницу, а я всё приговаривал:
- Больше мажь, больше!.. Пусть прогреет, как следует!
Он намазал щедро, от широкой славянской души. Потом мы собрались, взяли лыжи, и пошли на гору. 
- А солнышко уже припекает... - отчего-то ухмыльнулся Севастич.
Пока мы шли до подъёмника, обильно вспотели. У подножия горы мы переобулись, встегнулись в лыжи и поехали наверх.
- Чего тебе не сидится? - ехидно поинтересовался Драган.
- Ничего страшного! - отмахнулся я. - Просто неудобно…
Не мог же я сказать ему, что от пота мазь многократно усилила своё жгучее действие. Я задвигался энергичнее, чтобы успокоить зуд и жжение, но получилось только хуже. Струйка пота достигла моего самого потаённого места, и я не смог больше терпеть.
- Будь, что будет! - крикнул я. - Мне нужно срочно в душ.
Не доехав до верха двадцать метров, я с громким матом свалился с подъёмника и полетел по трассе. Со стороны это, наверное, выглядело красиво. Невзирая на камни, бугры и прочие препятствия, в низкой стойке напрямую вниз со свистом и скоростью пули летел король лыж.
- Ааааа! - орал я, но меня никто не слышал. 
Люди, стоявшие у подножия горы, с восхищением наблюдали за спортсменом, понимая, что их уровень катания недостижимо далёк от его совершенного стиля. Всю эту страшную гору я прошёл одним махом и резко затормозил внизу, подняв объёмный вихрь снега.
- Так здесь не катался никто! - сказал кто-то из замершей очереди.
Не снимая очки, я мгновенно отстегнул лыжи, торопливо расстегнул штаны и плюхнулся голым задом в гостеприимный сугроб. На моём лице видимо отразилось такое неземное блаженство, что очередь у подъёмника молчала минуты две.
- Такого тоже не ждал никто! - заметил тот же голос.
- Стрелка спидометра на твоих лыжах явно перевалила за «сотню»... - сказал Севастич, затормозив вслед за мной. - Рекорд трассы!
- Ваше лицо было таким мужественным и сосредоточенным, - призналась красивая девушка, стоящая рядом с уютным сугробом.
- Надеюсь, Вы не видели всего остального… - пошутил я и попытался натянуть штаны в положении сидя.
Самое удивительное, что мне это удалось и досадное происшествие ничуть не смутило её. То ли от снега, то ли от девушки мне стало значительно лучше и весь остаток дня мы кувыркались в более комфортных условиях.
- Катание на горных лыжах гораздо чаще приводит к занятиям сексом,
чем наоборот! - пошутил серб, когда я вернулся в наш номер ближе к полуночи.
- Мазь иногда приводит к поразительным последствиям, - согласился я.
Мы обменялись впечатлениями от прошедшего дня и Драган неожиданно спросил:
- Ты что-нибудь слышал о драконах.
- Только в сказках! - ответил я.
- Хочешь, я расскажу о них? - предложил он.
Предложение мне показалось несколько экзотическим и только потому, что я пребывал в расслабленном состоянии после недавнего свидания, я неохотно согласился.
- Летающий змей может происходить от обычной змеи, - начал Севастич. - Если змея проживёт семь лет в местах, где не слышно ни человеческого голоса, ни церковного звона, где её не видит ни зверь, ни человек, или если она доживёт до сорока или до ста лет, то у неё вырастут крылья и она превратится в дракона.
- Жуть! - меня даже передёрнуло.
- Особенно опасен крылатый змей, произошедший от лягушки, которая семь лет не видела солнца. Змеем может стать сорокалетний карп. У дракона несколько голов, из пасти вырывается пламя. Он живёт в пещере. Весной, когда он купается в озере, содрогается земля. Змей стережёт воду и не даёт её людям, вызывая засуху. Стоит ему шевельнуть хвостом, как начинаются гроза и ливень. Когда дракон летит, поднимается такая буря, что вырывает деревья с корнем. Колдун может оседлать его и погнать туда, где хочет побить поля градом. Змей похищает для него девушек и женщин. Для этого он прикидывался молодым статным мужчиной с огромными крыльями.
Драган немного передохнул, словно ждал, что я спрошу о чём-то.
- Раньше дракона часто видели летящим по небу огненно-красным шаром с длинным хвостом или снопом искр. Он летает по ночам к женщинам, часто к вдовам, тоскующим по своим мужьям, и соблазняет их. Змей рассыпается искрами над домом избранницы, проникает внутрь через печную трубу и, ударившись о землю, становится красивым высоким парнем.
- Прямо Санта Клаус! А можно заиметь персонального дракона?
- Колдун носит яйцо шесть недель под мышкой, а вылупившегося змея кормить молоком пчёл. Летающий змей носит хозяину деньги, за что он оставляет ему на крыше дома яичницу из перепелиных яиц. По цвету дракона можно определить, с чем он летит: светлый - с деньгами, яркий, как огонь - с золотом, бледный с серебром, тёмный с хлебом, а белый с молоком.
- Для чего ты мне всё это сейчас рассказываешь?! - спросил я удивлённо.
- Твой дракон давно летит тебе навстречу, - непонятно сказал Севастич. 
 
Сон
Сознание Госа Драга оттаивало от пустоты криогенного сна постепенно... Сначала в его мозгу появились неясные тени мелькающих мыслей. Они плодились быстро, бесконтрольно и так же легко умирали.
- Кто я? - гадал он.
Казалось, в его голове с разных сторон включили свет и все события, встречи, разговоры с множеством людей начали отбрасывать собственные тени. Они натыкались друг на друга, испуганно отшатывались, пересекались с другими и исчезали.
- Где я? - оформилась первая связная мысль.
Понемногу, буквально по капельке, мысли Госа принимали более или менее устойчивые формы. Без осознания кто я и что я. Только постепенно росло убеждение, что всё это не напрасно и рано или поздно душа материализуются.
- Как больно! - это оказалось лучшим средством для самоидентификации.
Неожиданно пришла ослепляющая боль. Что это была именно она, Драг понял позднее, когда полностью получил своё тело обратно. Первая, самая страшная боль шла не от нервных окончаний в мозг, нет. Она рождалась прямо в оттаивающем мозгу, который под давлением грубых внешних сил насильно заставили переходить из одного состояния материи в другое.
- Я жив? - со страхом подумал он. - Такую боль, наверное, чувствует лёд, когда под лучами проснувшейся звезды теряет свою кристаллическую сущность.
Постепенно заменяя твёрдое и устойчивое положение в мире, на неустойчивую жидко образную жизнь.
- Интересно, как я буду выглядеть? - почему-то его мозг был уверен в трансформации бренного тела. - Скорее всего, что-то желеобразное...
На самом деле трансформации сознания и тела заняли несколько минициклов. Так ему потом, во всяком случае, говорили находившиеся рядом. Для Госа же прошла вечность одного мига, изменившая всё вокруг.
- Ты проснулся? - услышал он голос сверху.
- Наверное… - прошептал Драг.
- Значит вставай!
- Где я?
- На корабле «Ковчег». 
Воспоминания хлынули в его голову бурным потоком. Гос вспомнил всю свою прошлую жизнь, кто он и зачем здесь находится. Несмотря на обилие всплывшей информации, Драг был не уверен, был ли он тем же парнем, что и до непривычного сна.
- Да и кто может знать точно, что после криосна мы остаёмся такими же, как и до… - подумалось ему.
- Никто не знает! - подтвердил тот же голос.
- Ты кто такой? - Гос испугался, что тот принадлежит высшему существу.
- Я доктор Крат… - представился голос. 
Драг сфокусировал взгляд и разглядел рядом с собой человека средних лет. Мир корабля из чёрно-белого превратился для него в цветной. Оттенки и полутона жизни проявлялись в его глазах, как картинки в детском калейдоскопе из хаоса накопленных впечатлений.
- Я снова вижу! - его реакция на проступивший из сумрака образ доктора была чересчур бурная и долгая.
- Нечего так орать! - посоветовал Крат.
- Слава мировому разуму! - выдохнул он. - Я, было, подумал, что уже попал на небеса…
- Туда ты всегда успеешь? - обнадёжил доктор и довёл проснувшемуся члену экипажа его служебные обязанности.
Им предстояло вместе провести вторую часть пути. Долгими совместными вахтами Крат любил рассуждать на тему криогенного сна. Его этот вопрос чрезвычайно занимал. По выражению его глаз Гос иногда замечал, что тот тоже иногда сомневался, он ли вышел из камеры, где провёл непонятно куда ушедшие пару циклов жизни.
- В принципе, совсем необязательно было погружать нас в искусственный сон. - Крат, как всегда на вахте держал в руках чашку с крепким контрабандным чаем. - Полёт недолгий и вполне переносимый, но…
- Так в чём дело?
Он сделал паузу, боязливо оглянулся назад и шёпотом, как большую тайну сообщил в очередной раз.
- На нас просто ставился эксперимент. В ближайшее время запланированы экспедиции в дальние галактики и там без криосна никуда... - доктор тяжело вздохнул, словно жалея добровольцев, решивших пожертвовать ста циклами своих жизней. - Вопрос-то до конца не изучен.
- Тело размораживать научились, а душу?
- Пока до этого дойдёт... - врачеватель первого безнадёжно махнул рукой, словно расписываясь в собственном бессилии касательно второго.
С этого дня они с доктором окончательно подружились, как могут дружить люди, по воле случая вынужденных находиться рядом друг с другом долгое время.
- Когда набирали экипаж нашего корабля, - врач оказался большим любителем поговорить, - произошёл забавный случай. Всех проверяла строгая медицинская комиссия. Очередь в разные кабинеты, народ
заходит-входит. Вдруг влетает запыхавшийся кандидат в пилоты и, сжимая в руке медкарту, истерически спрашивает: «Скажите, а я не опоздал?.. Только с поезда». Чужое волнение всегда бодрит, я не мог не откликнуться на чужое горе. Я вышел из кабинета дерматолога, молодого и брезгливого врача. Он проигнорировал моё сообщение о том, что я его коллега и устроил мне полную проверку, с нудными раздеваниями и сканированием моих кожных покровов.
 Крат весело рассмеялся, снова вспоминая недавнее приключение:
- Возле его кабинета очереди не было, и я сказал пилоту, указав на
дверь: «Ты только как зайдёшь, сразу отдавай карту, снимай штаны,
разворачивайся, нагнись и раздвинь ягодицы» «Зачем?» - недоверчиво спросил он. «Просто он доктор молодой, сам стесняется, мы все так проходили, только становись поближе, чтоб видно было, сам понимаешь...»
Теперь рассмеялся Драг, представив картину во всех красках.
- Пилот поверил?! - воскликнул он.
- Как миленький! - заверил Крат. - Не мудрствуя лукаво, пилот расстегнул пуговицы на комбинезоне. Он озорно улыбнулся, постучал в дверь и бодрым, командирским голосом крикнув «Можно?» - строевым шагом вошёл в кабинет. Я замер и прильнул к двери, там послышался
короткий шорох и скрип, потом голос доктора: «Вы что, издеваетесь?! Что это за кошшшмаррррр!» Из кабинета выскочил раскрасневшийся, но до
конца не въехавший пилот, а потом и доктор. Он что-то процедил сквозь зубы и куда-то ускакал.
- А этот пилот поступил в наш экипаж? - спросил Гос сквозь смех.
- Поступил, - весело ответил Крат, - всё нормально... Сейчас спит в одной из камер.
- Покажешь его?
- Пошли, заодно и проверим температурный режим…
Кроме собственно работы на вахте, они с доктором отвечали за состояние криокамер спящих путешественников. Так что свободного времени почти не оставалось, ведь кроме того Драгу приходилось много заниматься самому.
- Насколько мало я всего знаю! - понял он вскоре.
Гос просмотрел море информации по всем аспектам функционирования их цивилизации. Мог бы с лёгкостью преподавать по целому ряду дисциплин, начиная от выплавки металла до выращивания злаков на планете «Урожай».
- В этом мне особенно помогли старинные книги родителя, храни его мировой разум! - признался он Крату.
- Охота тебе портить глаза… - нудно буркнул тот.
- Конечно, в центральном компьютере «Ковчега» хранится уйма информации, но прочитать пластиковую книгу держа её в руках совершенно другие ощущения.
- Глупости!
Драг заметил, что стал предавать ощущениям решающее значение. Теперь он увлёкся просмотрами постановочными фильмами о жизни на других планетах. Особенно ему нравились старые фильмы, как их тогда называли научной фантастики.
- Многие вещи из якобы будущего выглядели смешными, но сам дух картин мне нравится! - признался Гос товарищу по вахте.
- Зачем тебе это старьё?! - не понял он.
Драг просматривал их в старом варианте с озвучкой запахами. Оборудование корабля позволяло развалиться в демонстрационном кресле, перенестись на какую-то планету Пандору и почувствовать запах голубого леса, вдохнуть аромат цветка схея.
- Неповторимо и восхитительно! - восторженно охал он. - Никакие модные технологии не сравнятся с этими ощущениями.
Доктор Крат, сторонник передового, часто шутил над ним.
- Как можно дышать быстрыми газами и представлять, что находишься в местах, где никогда не был и не будешь! - он даже хмурил улыбающееся лицо. - Это похоже на древнюю болезнь наркоманию. Слышал о такой?
Ответ ему не был нужен, поэтому, не дождавшись дежурной реплики Госа, он продолжал сам:
- Неужели нельзя сделать как я. Лёгкая операция и в мозг вживлен нейронный уловитель, позволяющий делать многое дистанционно. Например, отдавать команды автоматам мысленно.
Доктор закрыл глаза и в комнате на секунду погас свет.
- Видишь, как удобно? - довольный произведённым эффектом спросил он. - Прогресс!
- Да, потрясающе... - ирония в голосе выдавала отношение Драга к такой демонстрации возможностей. - Для того чтобы выключить свет, который и так погаснет, если мы выйдем отсюда.
Гос предавался благостным настроениям и не собирался спорить с ним.
- А фильмы?.. Я могу закрыть глаза, и он будет транслироваться прямо на глазные яблоки. Я вижу, как будто сам участвую в событиях. - Крат от возбуждения принялся ходить вокруг меня кругами. - Или вот, я собрался с кем-то поговорить. Посылаю мысленный сигнал. И если конечно у абонента есть подобная система, мы общаемся с ним без ограничений.
- Вот именно если есть? - напарник не выдержал напора энергичного доктора и втянулся в бесполезный спор.
- Такие, как ты и тормозят технический прогресс… - настаивал врач. - Вот увидишь, через короткое время все разумные существа будут так между собой общаться.
Он изобразил на лице дикий восторг от ожидания будущего.
- Значит я не разумный человек, потому что у меня такой системы никогда не будет. - Драг категорично отрезал затянувшийся разговор. - Дай мне спокойно почитать!
Он демонстративно уткнулся в родительскую книгу.
- Читай! - доктор, обидевшись, резко вышел из комнаты.
Впрочем, подобные размолвки между ними случались не часто. В основном они жили дружно и интересно.
- Не могу сказать того же обо всех членах экипажа нашего корабля, - сказал Гос вслед ему.
В последнее время его больше беспокоили постоянные придирки первого пилота корабля по имени Лог, учившего пилотированию спускового челнока. 

Смерть
В третьем часу пополудни охранники натужно подняли крест и распятого на нём Суса. Поднесли к заранее вырытой яме и воткнули вертикально. В этот ужасный момент раздался его голос с мольбой за своих безжалостных убийц:
- Отче, прости им, ибо не знают, что творят.
Между тем воины, распявшие Суса, делили между собой его вещи. Верхнюю одежду они разорвали на четыре части. Но белоснежный хитон был не сшитый, а цельнотканый. Поэтому воины бросили о нём жребий - кому достанется.
- А ведь этот хитон выткан мною! - ахнула Рамия.
- Отойдя на небо, не буду я нуждаться в твоей заботе, но вместо меня прими в сердце всех тех людей, которые ради меня придут к тебе, ради меня будут звать тебя и по вере в меня сочтут тебя своею Матерью. - Сус шептал слова молитвы из последних сил.
- Молчи, молчи! - молила Рамия.
Она бесстрашно стояла у лежащего на кресте сына и даже не рыдала. Рыдания нарушили бы великую торжественность единственных в мировой истории часов, и то самообладание, которое Сусу было столь необходимо.
- Для них делай то, что ты делала для меня, в своей безграничной заботе всегда готовая на самопожертвование; для них делай и больше, чем для меня! - переждав приступ горячей боли, сказал он. - Те, которых я поручаю тебе, будут непослушны, ленивы, грешны и часто будут восставать на меня... Но всё им прости безграничною, всепрощающею, греющею любовью матери и, как бы грешны они ни были, люби их всех так, как ещё ни одна мать не любила своих детей!
- Я сделаю всё, что ты просишь! - слёзно пообещала Рамия.
- В этом будет отныне жизнь твоя! - закончил он. - Я хочу, чтобы ты показала людям такие вершины любви, до которых раньше никогда не досягало человеческое сердце...
В это время старейшины караимские стали злословить над её сыном. Насмехаясь, они говорили ему:
- Если ты сын Божий, тогда сойди с креста…
- Других спасал… - едко пошутил Зем. - Теперь спаси себя самого.
Сус с тоской посмотрел на него, но промолчал. Рядом с ним распяли двух разбойников - одного по правую, а другого по левую сторону. Преступник, распятый слева, также начал хулить его. Другой же разбойник, напротив, унимал товарища по несчастью:
- Мы осуждены справедливо, а он ничего худого не сделал.
После таких слов он обратился к Сусу:
- Помяни меня, когда приидешь в Царствие небесное!
Милосердный Сус принял сердечное раскаяние этого грешника и ответил благоразумному разбойнику:
- Истинно говорю тебе, сегодня же будешь со мною в раю.
На месте казни стояли Ван, Магда и ещё несколько женщин. Они с ужасом и состраданием смотрели на муки брата и учителя. Сус затуманенным болью взглядом рассмотрел их в толпе и указал матери:
- Жено, вот оставшийся сын твой.
Затем, обратив свой взор на Вана, произнёс:
- Вот, матерь твоя… Заботься о ней!
Он уронил голову на грудь, и казалось, потерял сознание. Начиная с шестого часа, солнце окончательно померкло, и плотная тьма объяла всю землю. Неожиданно Сус громко воскликнул:
- Боже мой, Боже мой!.. Для чего ты меня оставил?
Земля содрогнулась, и великая тревога накрыла затихший город. Видя происшедшее на Голгофе, все жители Кия были объяты страхом. 
- Жажду! - хрипло произнёс Сус.
Один из воинов намочил губку в воде с уксусом, надел её на копьё и поднёс к его иссохшим губам. Он вкусил живительную влагу и вскрикнул:
- Свершилось!
Ведь таким образом он выиграл спор с отцом своим. В народе караимском нашёлся один милосердный человек.
- Высший исполнит своё обещание не оставлять людей без своего присмотра, - радостно подумал страдалец.
Свершилось спасение человеческого рода. Вслед за тем Сус воскликнул:
- Отче, в руки твои предаю дух мой!
Он преклонил голову и испустил дух. Сотник Лонгин взял длинное копьё и ткнул им в правый бок казнённого. Из раны вместо крови выделилась жидкая сукровица, значит, сердце Суса больше не билось.
- Мёртв… - определил опытный охранник.
Никакое слово не опишет состояния души Рамии в последние минуты земной жизни её сына.
- Мальчик мой! - едва не закричала она.
Её наполнило сложное чувство скорби, ужаса и содрогания при виде знамений природы, когда среди белого дня померкло вечное солнце.
- Как же нам жить теперь дальше? - мучилась она, уже не сдерживая рыдания.
Факелы бросали отсвет на искажённый страданиями лик Суса.
- Великий подвиг совершен! - её охватил благоговейный трепет. 
Рамия начала слёзно упрашивать охранников позволить снять тело с креста, но старший охранник Лонгин был непреклонен:
- Не положено!
- Дайте же нам достойно похоронить его…
- Всему своё время! - ответил довольный сотник и отправился ужинать.
До темноты Рамия сидела около креста, на котором висело тело её любимого сына. Магда пришла за ней и увела домой.
- Нужно идти! – сказала она. 
Они медленно шли по пыльной, каменистой дороге и коротко переговаривались. 
- Было время, когда смерти не знали на земле... - неожиданно сказала Рамия. - Люди вначале были бессмертными. В Золотом веке, они не ведали греха и жили на земле счастливо, в мире и благоденствии. Так шло время, и живые существа на земле рождались и не умирали; они умножались бесконечно и совсем заполонили её. Наконец Земля взмолилась к Создателю - она уже не могла выносить далее такое бремя. Тогда задумался Создатель над тем, как уменьшить количество живых существ в мире, но не мог найти никакого средства. И он впал в гнев, и пламя его гнева вырвалось из всех пор его тела. Запылали страны света, небо и земля, страх объял всё живое; миру грозила гибель. Тогда к нему приблизился белокрылый орёл и сказал на птичьем языке: «Не гневайся на созданных тобою тварей, о Прародитель! Не допусти, чтобы опустела вселенная! Ибо, если погибнут ныне все эти существа, они уже не возродятся более. Пусть они живут и умирают, но пусть не прекращается их род!».
Магда утёрла свои слёзы и молча, шла рядом с рассказчицей.
- Когда Создатель услышал это, - тихо продолжила она, - он укротил гнев и вернул в своё сердце огонь, пожиравший вселенную. Тогда вышла из его тела женщина с тёмными глазами, с венком из лотосов на голове, одетая в тёмно-красное платье. Она предстала перед ним, и он сказал: «Смерть, ступай и убивай живые существа в этом мире! Ты возникла из моей мысли об уничтожении мира и из моего гнева, поэтому иди и уничтожай неразумных, и мудрых!». Заплакала увенчанная лотосами Смерть, но Создатель не дал её слезам упасть на землю и собрал их в ладони. Она же, склонившись перед ним смиренно, взмолилась: «Будь милостив ко мне, о Владыка созданий, не возлагай на меня столь ужасное бремя! Сжалься надо мной! Как могу я губить невинные существа, детей и взрослых, молодых и стариков?.. Смилуйся, о Владыка! Не смогу я разлучать близких и любящих, отнимать у родителей возлюбленных сыновей, у детей забирать матерей и отцов, лишать их милых братьев и дорогих сердцу друзей. Ведь оставшиеся в живых будут проклинать меня. Я боюсь этого! Я боюсь слёз несчастных! Вечно будут жечь меня эти слёзы» «О Смерть, я предназначил тебе уничтожать живущих, - повелел он. - Иначе быть не может! Ступай, не колеблясь, госпожа. Исполни моё веление!»
- Что же было потом! - не выдержала Магда.
- Смерть, не сказав больше ни слова, отправилась в путь и явилась в мир. Прародитель даровал ей милость; слёзы, которые она пролила, превратились в болезни, убивающие людей; страсти и пороки ослепили человеческий род и стали причиною гибели живых существ. Поэтому искони нет вины на Смерти. Создатель сделал её госпожой справедливости; свободная от любви и ненависти, исполняет она его веление.
Под утро казнённого сняли с креста, отсекли ему голову и правую руку. Считалось, что так человек никогда не сможет возродиться и отомстить убийцам. Голову привезли во дворец Ирода. Мстительная Иродиада вырезала язык мёртвому пророку, наказывая за правдивые слова, сказанные о ней.

Продолжение http://proza.ru/2024/04/17/1071