Это какое - то дэжавю...где - то, что - то такое уже было, в реальности или в одном из тяжких как опиумное забытье снов, неотличимых от впечатлений дня по силе "данного нам в ощущениях"..
Я это уже видела, катакомбы, жирные коты и куры, ночные огни, сирена пожарной машины, какие - то гиганты в небе над головой, давящие агрессивной тяжестью на стойко обороняющихся повстанцев, самолеты, стихи про мальчика, тонкие икры, операция, мэр города, лихорадящая кукла барби ..я путаю города и впечатления как названия станций метро ..я путаю звуки и запахи одного сна - фильма с другими, похожими..вот тяжкий глухой звук "туп", будто свалился мешок, скрипнули половицы как они могут скрипеть в очень старых домах и какой - то особенный запах газа в подъезде, если зайти в солнечный день, запах пыли и газа и еще слежавшихся газет, а к этому запаху прицеплен текст "бабушка говорила, что евреи грязные, потому, что они жили над нами и от них всегда приползали огромные жирные черные тараканы прямо на наши свежебеленные стены с вышитыми иконами и они пачкали подъезд, потому, что выносили и складывали там большие стопки газет и журналов и в них как в термитнике жили тараканы, а из - за бабушки летом сорок пятого в цветущем саду миллиционер повесился, потому, что она вышла замуж за машиниста"..
Вспомнила! Стюардесса, конечно!Смешная девушка барби, встреченная еще тогда когда лето запоминалось солнечным.
Она всегда вваливалась вся в истоме, падала в кресло, присасывалась к зеленому чаю и пока не выпивала литра полтора, молчала и переводила дух.
Ее круглое, белое, фарфоровое лицо с розовым румянцем всегда было в каплях пота будто лист лотоса в росе, а красивые голубые глаза в каком - то пуху вместо ресниц, смотрели удивленно,подслеповато и как бы насквозь.
- Если я поправлюсь хоть на килограмм меня отправят на периферийные рейсы и вместо Москвы, я буду летать на Чукотку, нас взвешивают как балерин, на шпагат не садимся и на том спасибо. - дышала часто - часто, уф - уф..
Я представила барби у балетной стенки, мда..там она смотрелась бегимотом, в аэрофлоте не звери работают, в этом случае требования вполне обоснованны, дай стюардессам волю и половина их не разминется в проходе. Девочки любят закусывать стресс сладким, а мальчики запивать горьким, страшно подумать во что превратятся при таком попустительстве самолеты, и так то пилоты боятся летать в креслах пассажиров.
Далее барби хватала карты Таро и начинала почти яростно дергать из колоды на "настоящее, прошлое, будущее" и по лицу ее пробегали тени всех чувств, она терзала карты до изнеможения и, так и не победив судьбу, принималась за булочки с разовым аэрофлотским джемом, от которого ее сумки были как раздутые бока крупного беременного животного.
Однажды она решилась и сказала нам: "Я накопила деньги на операцию и скоро вставлю себе силиконовые икры, ему мои ноги не травятся, слишком тонкие!"
Вскоре она появилась в новых икрах и короткой юбке.
Впечатление было неоднозначное, если раньше она была похожа на бройлера, то теперь стала напоминать мускулистого страуса в белом кудрявом парике. Врядли ее возлюбленный заметил перемену, он был, как выяснилось, Мэром Города и ей сердце не раз шептало, что он на нее в полете особенно поглядывал, хотя всем ее знакомым ум подсказывал, что Мэр врядли отличал ее от общего цвета синей формы стюардесс, она для него была расплывчатое синее пятно с оранжевым соком, а теперь стала еще и пятном, чьи смиренные пушистые глаза дико не гармонировали с мускулистыми икрами.
Я не стану отрицать, что Мэр вполне мог испытывать в ее присутсвии некое неосознанное приятное чувство, такое как мистики описывают овладевает человеком при повлении в тонком мире рядом ангелов или других добрых духов, и со временем мог догадаться о причине этого чувства, но он был человеком здравомыслящим и прогнал бы эту мысль сразу, ибо чувство сопутствовало вполне реальной стюардессе, а это не что иное как прислуга, а прислуга не то, что не ангел, она даже не человек.
Когда она поняла, что всем нам известно ради кого ее ноги стали силиконово - бугристыми, она заявила: "Вы его не знаете, он - необыкновенный человек, он - играет на флейте!" и этим отмела все сомнения скептиков. Флейта - не Мерседес, что тут возразишь, хотя и Мерседес у него тоже был, но хитро прятался за флейтой, вместе с многими другими вовсе не романтическими вещами, сокрытыми от глаз налоговой инспекции "далеко - далеко..." а на лугу пасутся ко...по документам он был гол как сокол и владел только родительской хрущовкой, флейтой и грустными остатками совести на дне полинявших глаз.
Через год одна икра у стюардессы сползла вниз и застряла над пяткой, ибо падать ниже было уже некуда, она с горя растолстела и ее уволили совсем - совсем по профнепригодности.
С нашего горизонта она тоже как - то испарилась, но лето было бурное так что пропажа стюардессы не сразу обнаружилась.
Когда же начали облетать листья, я вдруг вспомнила о ней с какой - то щемящей грустью, проходя мимо пустого теннисного корта, она успела снести серьезное яйцо сочуствия под тонкую оболочку моих нервов, пустота корта была таинственно связана с пустотой, образованной ее отсутствием. Я поинтересовалась в тот же день где она живет, осознав наконец, что стюардессы живут не в самолете, и не в небе, они где - то паркуются на твердой земле.
Хотя в моем сознании она все так же была частью лотосно - фарфорового небесного царства.
Осень навалилась на город всей тяжестью ветров,так наваливается и душит в тревожных кошмарах сердитый домовой, а я отправилась однажды вечером в катакомбы, где наша барби обреталась в самом центре старого города, в доме постройки начала девятнадатого века, там периодически кто - то проваливался в странные старинные подвалы, неведомо кем и когда вырытые, кладка была почти древняя и оттуда вверх лезли страшные сны, переносимые нашей лотосной барби по маршрутам аэрофлота.
В доме оставалось человек двадцать маргиналов - старожилов и они дежурили ночами, чтоб не дать поджечь дом бандитам строительной компании, толстощеким глянцевым пупсам, скроенным по одному лекалу, дабы дополнять устойчивую эстетическую пару ротвейлер - БМВ.
Это была целая эпопея, они уже пол - года держались как рыбаки на оторвавшейся льдине, только спасать их никто не спешил, дом и жители были обречены на слом, отработанный материал подлежал уничтожению как не прошедщий фэйсконтроль, само существование этого возмутительного старья было оскорбительно для города, рванувшегося из земли вверх на нефтяном горючем, отбрасывая отработанное топливо для ускорения полета, частенько вместе с еще копошащейся обслугой отсека.
Барби сидела там без работы, предаваясь грезам, к ней то ли во сне, то ли наяву как мираж пришел маленкий мальчик и сказал, что он их с Мэром сын, что папа любит и его и маму и скоро они все будут вместе, мальчик был голубого с золотистым цвета и поэтому пришелся ей по душе, с такими же пушистыми глазками как у нее и чем - то неуловимым напоминал мэра, он не дрался и не дерзил, не грыз ногти и даже не курил.
- Видишь Лионелля??! Он сейчас здесь в белой матроске.
Барби поверила ему сразу и навеки, нарекла именем Леонелль и начала вязать детские шерстяные курточки и шапочки с инициалами ЛМ. Пока я сидела, прислонившись озябшим телом к печке, наводившей на мысли о первых сходках большевиков, она прочла мне листов десять коротких и поучительных рассказов для Леонелля, все очень морального содержания, но без религиозной пропаганды, Леонелль должен был расти честным, защищать слабых и наконец стать детским кардиологом.
Пухлые белые колени барби нелепо- беззащитно торчали из простеганных валенок; хотя был сентябрь и люди только начинали жечь в садах листья, здесь в доме ощущался промозглый холод ноября, - все беды в трущобу приходят с опережением или это леденящий дух забвения просачивался из подвального прошлого старого мира, грозя костлявой продрогшей лапой небу и солнцу счастливчиков.
За нами сверху наблюдал огромный серый кот, вот он - то и прыгнул так тяжко на пол со звуком "туп" и пока прыгал, устал так, что пойти мог не сразу, а еще некоторое время сидел, отдыхал.Затем выразительно пошел к холодильнику и сел, глядя в сторону, видимо остро ревновал к сопернику.
Барби хотела продолжить читать о взрослении Леонелля, но я запросила чаю и кот меня поддержал недобрым мявом.
- Сахару нет, - сказала барби, - ничего вообще нет, - есть чай и картошка в погребе, за ней лезть надо, но я туда сама боюсь спускаться, можно провалиться в подземелье.
Только сейчас я обратила внимание, что барби уже не барби, а выглядит так, будто она родила сына от мэра - флейтиста естественным путем, вся опухшая, грузная и налитая томлением кормящей матери молочная буренка.
Она тяжко протопала, прихрамывая, к плите, поставила на огонь древний громадный закопченный чайник и открыла холодильник.
Кот натянулся в струнку, а моему взору предстало....господи иисусе!!! - Чрево Парижа..
Холодильник был битком набит курами гриль, выступавшими своими золочеными боками на сером фоне стены, будто освещенная часть голландского натюрморта,, не хватало только мужика с трубкой и бутылью, развалившегося у очага после работы в рыбной лавке.
Она достала целую курицу и бросила коту в тарелку, жестом каким кормят рыбой пеликана.
Но кот не схватил ее на лету, а дождался пока кура приземлится и неспешно, почти с отвращением, присущим исполнению любого долга, приступил к трапезе.
Периодически он недовольно ворчал, наверное ему попадался перец или горчица, глумливая улыбка кармы, обильно снабжающей бочки меда отборнейшим дегтем, даже в случае котов.
Молча, с открытым ртом я смотрела на нее и кота, боясь выпасть из очарования момента, миражи чувств так хрупки и невинны среди каменных монолитов.
- Ой, а время - то сколько, мое же дежурство скоро! - прокудахтала огромная белая растрепанная курица голосом барби и мне пришлось тряхнуть головой, чтоб вернуть мир на место, определенно мне почудилось, это говорила барби, глядя куда - то в угол круглыми пушистыми очами.
Я понимающе заторопилась домой, а она сказала, беря увесистую дубину: "Идем, я тебя провожу, а заодно и за курами сходим, ты постоишь на стреме, пока собака не появится, держи палку!" Палка зависла перед носом, пришлось брать, я неожиданно почуствовала прилив уверенности и крепко ее сжала;остро захотелось громить, разбить что - нибудь хрупкое, ценное, волшебное, чтоб всем стало плохо, разбить хрустальный свод небес, китайскую статуэтку будды, камею, банку с помидорами, бить слепых, глухих, калек увечных, нищих черных детей с раздутыми животами, весь конгресс соедненных штатов, разрушить муравейник и смотреть как бегают и суетятся ничего не понимающие мурашки, избить всех фигуристов и гимнастов,всех своих мужей прошлых и будущих, тупую жирную дуру барби с ее бесенком Леонеллем, только собаку бить не хотелось.
Я стояла с дубиной посреди враждебного недоброго мира, обливаясь внутри кровавыми слезами недоумения; кого бить, что крушить с кем строить, если кругом одни идиоты - куроангелы и черти из древних подвалов???Собаку я бить не буду, собаки - друзья, они на работе.
Барби в длинном военном плаще придержала мне скрипучую дверь и быстрым жестом ухватила откуда - то из боковой темноты корзинку.
Мы вышли в самое ненастье, ночь завывала как тоскливое привидение и прямо над нашими головами мотали опасными клювами длинные как у пелиозавров шеи башенных кранов, освещенная прожекторами сцена огромного театра, пустые новые дома - океанические лайнеры на рейде, обступали нас со всех сторон, уставились, шептали каждым дверным проемом, каждым окном "убирайся,тебе не жить тут, тебе не жить вообще, это наш мир, наш, наш, наш!" Где - то там во тьме их огороженных высокими заборами дворов, сидели свирепые псы с чуткими ушами и носами, сторожевая гвардия нового витка "эволюции людыны".
Сытые откормленные черные ротвейлеры, такие самоувереные будто на этой работе они получают будку в вечное частное пользование с минимальным процентом по ипотеке и паспорт с надписью "гражданин РФ...национальность VIP DOG"
Жареные куры водились на помойке ресторана, который уже работал в одном из домов и все жители героической трущобы наведывались туда по очереди с палками разной увесистости, чтоб обеспечить своего кота провиантом, а оттуда иногда являлись гонцы сюда за грезами по очень милосердной цене,хотя учитывая забористость местной травы, можно было брать и подороже. Шмыгали в дыру с не менее настороженным видом, только без палки, потому что с этой стороны забора собак не водилось.
Мы пролезли на территорию охраняемого объекта, я встала на караул, а астральная жена Мэра ,запустив руку в черный мусорный контейнер, достала курицу, затем еще и еще, ее живописная корзинка наполнилась из сливной трубы рога изобилия и наше каноэ отчалило без происшествий, видимо в такое ненастье нормальный пес предусмотрительно глохнет и теряет обоняние.
Она отправилась домой к сыну и коту, стеречь остатки обреченности, а я в ночь, которая становится все глуше и глуше, по мере того как мои безумные подруги исчезают в курином небытие.
Бедная лотосная барби забыла и думать о Москве, ее отгребли бульдозером, вместе с трущобой на самые задворки жизни, зато вместо нее туда, в центр мира, улетел проворовавшийся Мэр с флейтой и засел в парламенте, на его счастье его никто не взвешивал, а то б пришлось лететь на чукотку.
Леонелль вырос без отца, хотя я не ручаюсь, что она не родила ему еще сестричку, и сейчас спасает множество детей во всем мире, страдающих врожденным пороком сердца, работает как волонтер в дорогих клиниках и молится во всех храмах о душах бюрократов, только отчего - то ненавидит флейту. Последний раз его видели в Эквадоре.
And forget me for I can never be thine!
Шелли Перси